— Спокойно, ребята! Без приказа не стрелять! Капитан знает свое дело! Подойдем на пистолетный выстрел!
Выстрелы французов участились, и все почувствовали, как дрогнула под ногами палуба, когда первое ядро попало во фрегат. Второе ударило точнее, и наверху раздался чей-то крик. Немного погодя первого раненного пронесли по трапу в лазарет.
Внезапно палуба накренилась, и в носовые пушечные порты полетели тучи брызг. Сумасшедший Дик совершил один из своих отчаянных поворотов и неожиданно вывел фрегат к тому борту француза, орудийные порты которого были закрыты, чтобы их не заливало водой.
— Канониры, целься! — скомандовал младший лейтенант. — Пли!
Грянул залп, и «Кентавр» словно шарахнулся от отдачи своих пушек. Только кремневой замок на орудии Ивана, еще не разогретом стрельбой, дал осечку. Пришлось схватить из кадки фитиль и сделать запоздалый выстрел. К орудию уже бежал помощник судового оружейника:
— Пружина ослабла. Сейчас сменим замок!
Но рядом уже стоял недовольный Громобой.
— Не мешкай, новичок! Заряжай быстрее!
Корабли разошлись контр-курсами, ветер унес облако порохового дыма. Теперь можно было хорошо рассмотреть вражеский фрегат. Сделанный в упор залп причинил незначительный ущерб — в его борту зияло лишь несколько пробоин. Сколько же ядер нужно в него всадить, чтобы вывести из строя?
Бой продолжался, и корабли то сближались, то расходились. «Проворный» постоянно пытался приблизиться и сцепиться борт с бортом. «Кентавр» уклонялся, а его картечь и пули морских пехотинцев косили ряды абордажных команд на палубе француза. На батарейной палубе же работа шла своим чередом. Оглушенные грохотом выстрелов, полуослепшие в едком пороховом дыму, люди четко совершали необходимые действия, многократно повторенные во время учений. Уже невозможно было расслышать слова команды офицеров, и расчеты вели огонь самостоятельно. С английского фрегата стреляли чаще, и было видно, что некоторые орудия «Проворного» уже не отвечают. Но и французские ядра не пролетели мимо. На близком расстоянии насквозь прошивали борта, рвали на части людей, калечили разлетавшейся острой щепой. Раненых быстро уносили вниз, а убитых стаскивали на середину палубы, чтобы их тела не загораживали узкий проход.
Твердая волна воздуха ударила Ивана в грудь и чуть не свалила с ног. Рядом с собой он увидел, как у соседнего орудия канонир и чернявый матрос с серьгой в ухе мгновенно превратились в облако красных брызг. Там, где они стояли на палубе, судорожно дергались четыре ноги.
Корабли вновь разошлись, и стрельба на время смолкла. По скользкой от крови палубе бежал негр с камбуза, тащил огромный медный чайник, всем предлагал промочить горло ромовым пуншем. Подошел Громобой, как и все почерневший от пороховой гари. Молча взглянул на убитых, одобрительно кивнул Ивану.
— Сколько людей потерял?
— Выбило троих.
— Хорошо работаешь. Становись к соседнему орудию! Главное, не снижай темп стрельбы.
— Как наверху?
— Бизань-мачта сбита, но Сумасшедший Дик умеет маневрировать. Скоро опять начнем.
— Французам досталось?
— Еще как! Уже не приближаются, держатся на расстоянии. Знают, что будем драться до тех пор, пока на корабле есть порох и ром. Вот в таких морских боях мы и охраняем свои приморские города и торговые суда…
Дуэль фрегатов продолжалась, и поредевшие расчеты делали залп за залпом. И опять летела щепа и брызги крови, а фрегат вздрагивал от новых попаданий. Внизу стучали плотники, заделывая пробоины и непрерывно работали все помпы, а наверху что-то трещало и рушилось. С помощью присланных морских пехотинцев удавалось вести довольно частую стрельбу, хотя многие орудия были разбиты. Чтобы восполнить потерю, в оставшиеся забивали по два, а то и три ядра. Некоторые пушки не выдержали такой стрельбы и их разорвало. Но бой продолжался, и ответный огонь неприятеля явно слабел.
Опять наступила тишина, и пороховой дым рассеялся. Стало видно чистое небо и у горизонта бурые паруса рыбаков, следивших за сражением. Иван еще раз проверил свое хозяйство. Теперь его расчет вел огонь из четырех пушек. Распорядился, чтобы поднесли новые ядра и заряды. Осмотрелся и только вздохнул — батарейная палуба являла жуткую картину, вся была залита кровью, завалена трупами и обломками.
Внезапно все потемнело, наверху раздались крики и выстрелы. Иван выглянул наружу и увидел, что украшенная резьбой и деревянными фигурами корма «Проворного» наваливается на фрегат. Исхитрился-таки Сумасшедший Дик, обманул француза, зашел ему в тыл… Напротив распахнулось окошко с мелкими цветными стеклами в ярко раскрашенной раме, показалось побелевшее от ужаса лицо.
— Пли! — не своим голосом заорал Иван.
Все его пушки громыхнули разом. За ними вразнобой выстрелили и другие. Ветер рвал дым, и было видно, как с кормы «Проворного» сыпались обломки и разлетались цветные стекла.
— Молодец, канонир! Ты французу разбил руль! — младший лейтенант, голова и рука замотаны бинтами, хлопнул Ивана по плечу. — Теперь мы его прикончим!
Глава 24
Но офицер ошибся. Бой закончился сам собой, что позволило всем его участникам считать — победа на их стороне.
Орудия французов делали редкие выстрелы и вместо ядер уже стреляли кусками цепей, длинными корабельными гвоздями и другим железным хламом. Один из таких зарядов оказался на редкость удачным и разорвал на куски стоявших на мостике Сумасшедшего Дика и рулевого. Англичане, хотя половина пушек и вышла из строя, упорно продолжали вколачивать ядра в корпус «Проворного». В его бортах зияли огромные пробоины, на корме бушевал пожар, но большая часть парусов сохранилась. С сильным креном, так что стала видна палуба, заваленная трупами, и ручьи крови, стекающие в океан, французский капитан даже с разбитым рулем искусно произвел поворот и вышел из-под огня пушек «Кентавра».
Англичане, чьи мачты были сильно повреждены, а паруса изорваны в клочья, не могли пуститься в погоню. Мистер Франклин, принявший командование фрегатом, решил, что следует исправлять повреждения и продолжать выполнять главную задачу — охранять флотилию рыбаков.
По всему фрегату начались восстановительные работы. Но первым делом нужно было позаботиться о раненных. Для них сделали все, что смогли, — разместили в одном из помещений вблизи камбуза, где было сравнительно сухо и туда проникал свежий воздух. Тем временем писарь спешно составлял «счет мясника», как обычно назывался во флоте список убитых, а матросы собирали все, что осталось от их товарищей и заворачивали в куски парусины. Затем капитан Франклин быстро прочитал положенную заупокойную молитву, и останки опустили за борт.
Больше всего было возни с установкой запасной мачты, восстановлением сложного парусного хозяйства. Реи и снасти нашлись в кладовых, но самих парусов не хватало. Подоспевшие рыбаки поделились своими запасами, и на белоснежных парусах фрегата, сколько сил уходило на их чистку и просушку, появились огромные бурые заплаты. К сожалению, восстановить мачты и паруса в прежней красе было невозможно, и «Кентавр» уже не мог развивать прежнюю скорость. Чтобы пополнить потери в команде, пришлось мобилизовать некоторое число рыбаков, так что фрегат в какой-то степени восстановил свою боеспособность.
Среди раненых некоторое время числился и Иван. В бою обломком разбитой ядром обшивки борта его хлестнуло по ноге, но кость осталась целой. Сгоряча не обратил на это внимания, но потом еще долго хромал. Впрочем, служебных дел не оставлял и усердно помогал наводить порядок на батарейной палубе. Кроме того, ему, как умеющему читать и писать, приказали помочь писарю в составлении расходных ведомостей, которые следовало представить в Адмиралтейство. Так, занося на бумагу рапорты оставшихся в живых офицеров и остальных членов команды, он узнал, что во время боя на «Кентавре» не только истрачено много пороха и ядер, разбило шлюпку, уничтожена часть парусов, снастей и разного имущества, но имеются и другие потери. Оказалось, что во время спешной подготовки к бою за борт выброшено большинство офицерских и матросских сундучков и мешков с весьма ценными вещами. Французские ядра навылет пробили кладовую с бочонками рома, а пули изрешетили шкаф с китайским чайным сервизом в кают-компании и фамильные серебряные часы самого писаря.
Услышав такое, Иван недоверчиво хмыкнул. В ответ писарь и находившийся рядом Громобой весело расхохотались.
— У нас всегда так поступают после боя, — пояснил Писарь. — Капитан в порту подписывает ведомости, а казна оплачивает расходы. Таким образом, он получает добавочные суммы на благоустройство корабля и, например, может покрасить его дорогой стойкой краской, а не казенной размазней.
— Может покрыть черепицей и свой домик в деревне? — вставил Громобой.
— Остальные также найдут применение деньгам, а уцелевшие нахалы-мичманы, у этих сорванцов всегда пусто в кармане, еще и выколотят из сердобольных тетушек новые сундучки с бельем и обувь. Тебе какие потери записать?
— Ничего мне не надо, — буркнул Иван.
— Ну нет, нужно быть таким, как все… Получится, что на всем фрегате ты один не пострадал!
— Не валяй дурака, Джон! Даже у негра Адама ядром изорвало модные туфли с пряжками. Да и ты который день пьешь тройную порцию рома. Надо же осушить все бочонки до прихода в порт!
— Я тебе впишу кафтан из тонкого сукна с галуном и черепаховыми пуговицами. Королевская казна со всех нас берет налоги на войну, она не обеднеет!
— Ты не мучайся совестью, английским морякам обещают много, а платят мало. Бывало, мы по четыре года не видели жалования. Сейчас стало больше порядка, а вот раньше как воровали на адмиралтейских складах и верфях! Из материалов, отпущенных для двух судов, подрядчики строили третий и продавали на сторону! Все тащили — лес, паруса, смолу. Даже пушки!
— Без взятки ничего нельзя было получить! — с восторгом добавил писарь. — Капитаны не могли уйти в плавание, не заплатив чиновникам за право получить на складе провиант, снасти, ром. Чтобы как-то выкрутиться, делали приписки, включали умерших в платежные ведомости. Один даже оформил свою собаку на должность корабельного плотника… Если бы не Самуель Пепюс, Англия бы не имела военного флота!
— Что же он сделал?
— Просто навел порядок и заставил людей выполнять свои обязанности. Да еще прогнал со службы воров, лентяев и неучей, — сказал старый канонир.
— Пепюс был секретарем Совета Адмиралтейства и лично проверял и подписывал все счета на поставку материалов для флота. Сам являлся в доки и на склады, отлично разбирался в сортах пеньки, строевого леса, солонины. Его невозможно было обмануть. Такого страха навел на чиновников!
— И он все делал один? — недоверчиво спросил Иван.
— Его поддерживал парламент. Там заседает много владельцев мануфактур и судов, которые вложили свои деньги в заморскую торговлю. Для ее защиты нужен сильный флот. Они же поддержали предложения Пепюса создать в Англии первые морские школы по навигации и артиллерии, разрешить парням, уже послужившим на море, сдавать экзамены на первый офицерский чин. Тысячи людей помогали ему в работе!
— Неужели этот Пепюс совсем уничтожил взятки?
— Ну, до этого не дошло! — рассмеялся Громобой. — Он был умный человек и только требовал, чтобы не было явных краж и приписок. А если дело сделано, то почему бы не получить причитающийся процент. Сам он подарки брал, но стоимостью не более десяти процентов от суммы сделки. Так что все были очень довольны.
— Теперь у нас война и казна на всем экономит. Адмиралтейство приказало расходовать как можно меньше на резные фигуры, позолоту, громадные флаги и другие украшения на кораблях.
— Точно подсчитали! Значит нам жалование не выдадут до конца войны!
Больше Иван не задавал вопросов. Пусть от английской казны будет кафтан с черепаховыми пуговицами! Одежда, которую выдали на фрегате, совсем обтрепалась, а та, что была справлена перед плаванием в Архангельск, потеряла всякий вид. Кожаную сумку, в которой она находилась, погрызли корабельные крысы, все в ней промокло и покрылось плесенью. А ведь когда придем в Англию, нужно будет прилично одеться. Капитан Франкин, теперь никто уже не думал называть его Джимми, и это имя перешло ко второму лейтенанту, предупредил, что для производства в мичманы предстоит пройти собеседование и экзамены у суровых начальников.
Одному из мичманов, которому в бою обломком реи сломало обе ноги, капитан приказал позаниматься с Иваном тригонометрией и другими точными науками, ознакомить с экзаменационными требованиями. Теперь ежедневно сидели над задачками и таблицами. Мичман, ровесник Ивана, томился от скуки и радовался такому развлечению. Много рассказывал о флотских порядках и адмиральских причудах. Да еще и подбадривал — на экзаменах придираться не будут. Время военное и младшие командиры позарез нужны на флоту.
Плавание продолжалось. «Кентавр» совершал короткие переходы в районе лова, и его новая оснастка хорошо выдерживала свежую океанскую погоду. Случалось, что из-за горизонта появлялись верхушки чьих-то мачт, и тогда фрегат менял курс. Обычно это были свои, но однажды настигли французского купца, который ничего не знал о начале войны. Давным-давно он ушел из Бреста в Африку с грузом тканей, бус и разной мелочи. Потом расторговался, набил свои трюмы неграми и, в обход испанских таможен, развозил их по островам у берегов Америки. Теперь весь его груз — сахар, табак и некоторое количество золотого песка — был признан военной контрабандой, и после продажи в Англии должен будет пополнить королевскую казну и кошельки моряков фрегата.
Одним словом, «Кентавр» стал настоящим «крейсером», который из конца в конец бороздит океаны и моря, защищает свои суда, а на перекрестках торговых путей подстерегает чужие… Путина закончилась, и флотилия рыбаков направилась в родные порты. Ее провожали стаи альбатросов, чаек и других морских птиц.
— Вот они, «куры матушки Кэри», — сказал кто-то на палубе «Кентавра».
— Это души наших парней, что покоятся в океане.
— Да, теперь они служат у ее мужа, морского дьявола Дэви Джона.
Глава 25
На рассвете фрегат прибыл в Портсмут. С большим интересом Иван рассматривал теснившиеся по берегам просторной бухты причалы, доки, склады и поднимавшиеся за ними городские здания. На широком рейде, прикрытом от океанской волны островом Уайт, в строгом порядке встали военные корабли, а в стороне от них сгрудились торговые суда. Между ними сновали мелкие парусники и баркасы, и чувствовалось, что порт живет напряженной жизнью. Как и полагается главной базе британского военного флота.
Не покладая рук трудилась и поредевшая команда «Кентавра». Приводили корабль в порядок, принимали свежие припасы и сгружали раненых. Больше трети из них скончались во время плавания, но все считали, что по сравнению с другими кораблями такая смертность была еще невысокой. На захваченное французское судно высадилась особая команда, и его отвели к торговому причалу. Капитан Франклин и писарь с пачкой бумаг направились на адмиральский корабль.
На берег никого не отпустили, но новый Джимми всем нашел занятие, и скучать не приходилось. Тем более что с фрегата, вблизи которого «Кентавр» встал на якорь, непрерывно доносились крики и брань. С одной из проплывавших мимо шлюпок сообщили, что недавно с него пытался дезертировать один из матросов. Его поймали, и скоро военный суд будет разбирать его дело. А пока капитан фрегата, по прозвищу Хрипун, лютует вовсю.
Было хорошо слышно, как он обзывает своих моряков жирными мерзавцами, грязными кобелями и другими совсем уже неприличными словами. Обещает их «подтянуть» и отучить даром жрать казенный хлеб и лакать королевский ром. Свои угрозы капитан осуществлял наделе, и можно было видеть, как привязанных к мачте моряков хлестали плетьми.
— Порка будет продолжаться до тех пор, пока характер команды не улучшится! — ревел с мостика капитан. — Вас прислали на корабль служить королю, а не раскачиваться в койках, как вонючие обезьяны!
На усталых моряков с «Кентавра» все это действовало угнетающе, и даже двойная порция рома, свежие мясо и овощи не вызвали обычного оживления. Патрульные шлюпки с морскими пехотинцами, которые всю ночь кружили вокруг кораблей, также не улучшили настроения. Никто и не помышлял о бегстве с фрегата, но такой откровенный надзор раздражал людей, измотанных многодневным плаванием и переживших жестокий бой.
Утром на адмиралтейском корабле раздался пушечный выстрел и взвился сигнальный флаг. В ответ выстрелила пушка с соседнего фрегата. Видно было, что к нему подвалила шлюпка со штабными офицерами, а вся команда уже построена на палубе. Немного погодя караул морских пехотинцев, впереди их командир с обнаженной саблей, отконвоировал обвиняемого в кормовую каюту, где заседал военный суд. Прошло еще некоторое время, и с фрегата опять выстрелила пушка. На всех кораблях засвистели дудки боцманов, и прозвучала команда: «Все наверх, быть при наказании»! На палубах и реях замерли шеренги моряков, на мостиках встали офицеры.
В строгом молчании все наблюдали, как дезертира вывели на палубу фрегата и зачитали смертный приговор. Около него появился священник и что-то говорил. А потом парню связали руки и одели на голову белый колпак. С реи спустили петлю и накинули на осужденного. Один из судей взмахнул платком, опять выстрелила пушка, и все было кончено.
Ближе к вечеру с берега прибыл капитан Франклин. Весело улыбаясь, взглянул на мрачные лица команды. Сам словно помолодел, был одет в новый мундир с капитанскими галунами и благоухал духами. Несомненно, его встреча с адмиралом прошла успешно, а сутки, проведенные на родной земле, были незабываемыми. За ним следовал корабельный писарь с кожаной денежной сумкой на широком ремне. Этот тоже вкусил береговых радостей, и на зависть всем под его левым глазом красовался огромный синяк.
— Ребята! Я привез вам отличные новости! — бодро прокричал мистер Франклин. — Сахар и табак в цене и за нашего француза мы получим приличную сумму. Адмирал очень доволен и часть призовых денег приказал выдать немедленно. Сейчас каждый из вас получит по два фунта!
— Гип-гип-уррра! — прогремело на палубе. Люди нарушили строй, обнимались, хлопали друг друга по плечам. — Держись, Портсмут! Сегодня гульнем! Спляшем с девчонками!
Окрики старшего офицера и свист боцманской дудки восстановили порядок, и капитан продолжал:
— Внимание, парни! На материке война идет успешно. Против короля Людовика создан Великий Альянс, в который вошли Англия, Голландия, Австрия, Португалия и большинство немецких княжеств. В первых же боях французы потерпели поражение, их маршал Вилльруа взят в плен. К сожалению, нападение нашего и голландского флота на Кадис не удалось. Галионов, груженных золотом, серебром и драгоценными камнями из американских рудников, там не оказалось.
На этот раз все горестно вздохнули. Живо представили разочарование своих сослуживцев, друзей и знакомых.
— Но наш славный адмирал сэр Джордж Рук парень не промах! — весело продолжал мистер Франклин. — Расторопные ребята с разведывательных фрегатов доложили ему, что казначейский флот испанского короля укрылся в бухте Виго. Они же узнали, что купцы Кадиса, которые имеют монопольное право на получение грузов из всех испанских колоний, требуют, чтобы разгрузка происходила только в их городе. Король согласился с этим. Он был уверен в том, что галионы находятся в полной безопасности под охраной 24 линейных кораблей объединенного флота Испании и Франции. А также под защитой береговых батарей. Но англичане совершили невозможное! Наши корабли вломились в бухту Виго и взяли приз! Стоимость американских грузов превысила два миллиона фунтов стерлингов!
Рев, свист и топот потрясли фрегат. С других кораблей все с интересом смотрели на «Кентавр».
— Спокойно, ребята, не пугайте соседей! Они могут подумать, что у нас бунт! Все уже знают, что по приказу адмирала экипажам кораблей запрещено сходить на берег. Спокойно, парни! Не надо волноваться. Но это действительно так. По правде говоря, вам сейчас в Портсмуте лучше не появляться. Там повсюду рыщут патрули морской полиции. Вы не успеете выпить и по кружке пива, как попадете в команды кораблей, которые уходят на охоту за французскими рыбаками у берегов Канады или охраняют наших китобоев возле Гренландии. Нам же приказано привести «Кентавр» в порядок и отправляться в теплые воды Средиземного моря. На его берегах растет сладкий виноград, и танцуют смуглые девчонки!
Сообщение капитана вызвало вздох разочарования и недовольное ворчание. Но мистер Франклин хорошо знал своих подчиненных, и самое главное сообщение оставил напоследок.
— Ах, я старый осел! Чуть не забыл! — он хлопнул себя по лбу. — Сегодня вечером на фрегат пожалуют милые гостьи. Адмирал разрешил вашим женам, сестрам и невестам провести ночь на «Кентавре»! Но запретил появляться бабушкам! Морская полиция уже собрала всех ваших родственниц из портовых кварталов, обеспечит их доставку на корабль и выполнение адмиральского приказа.
Последние слова капитана были встречены дружным хохотом и солеными шутками.
К вечеру несколько баркасов, наполненных нарядными женщинами, подвалили к фрегату. От ярких шалей, шляп, лент и бантов рябило в глазах, а в наступивших сумерках все гостьи казались молодыми и красивыми. У каждой в руках была корзиночка с нехитрым угощением и парой бутылок портера. До утра на батарейной палубе и в других помещениях корабля царило веселье. То и дело раздавались песни, звучал смех, повизгивание и хихиканье.
А на верхней палубе мерно вышагивали «голенастые». Они посменно уже побывали на берегу и теперь бдительно следили за тем, чтобы веселье «смоляных курток» оставалось в разумных пределах.
Утром прозвучал сигнал подъема, и провожаемые шутками и веселыми возгласами, баркасы вернулись в порт. Боцман Симеон, суровый и неприступный, но сменивший свой красный головной платок на нежно розовую косынку, обходил фрегат и заглядывал во все закоулки.
— Знаю ваши хитрости, — ворчал он, глядя на скалившихся матросов. — На «Ярмуте» спрятали трех девиц, и капитан устроил боцману жестокий разнос. Можете оставить пустые бутылки и потом прилаживать в них модели парусников, а все чепчики, бантики и чулочки немедленно выкинуть за борт! Чтобы на фрегате не осталось бабьего духа!
— А вот на «Авроре» офицерские жены долго гостили. Даже детей с собой привезли и в кают-компании повесили кружевные занавески.
— Тогда не было войны, — отрезал боцман. — Женщина на борту может быть только в качестве пассажира. Это понимают даже дикари. На островах Тихого океана сам видел, что их пускают только на старые лодки и запрещают высказывать свое мнение о погоде, волнах и ветрах. На воде, даже в тихую погоду, лодке, да и любому кораблю, приходится трудно и надо соблюдать осторожность, быть внимательным. А тут вся эта их болтовня. Да лодка может просто взревновать и обидеться на моряков. Если старая посудина потонет, не жалко, а новую дикари берегут.
— Справедливо говорите, мистер Симеон, — поддержал боцмана корабельный писарь. Как человек образованный, он напомнил, что в английском языке любой корабль, даже если он носит мужское имя, является существом женского рода и обозначается местоимением «она». Ибо каждая лодка, корабль, судно имеет душу, может любить, ненавидеть, испытывает радость, боль, страх. Поэтому в старых законах сказано — «женщин на борт не брать, а если и взяли, то велеть им молчать».
— Их нрав переменчив, как море, — добавил боцман и, чтобы не отступить перед ученостью писаря, рассказал о древней царице Клеопатре. Много веков назад она вздумала командовать флотом и потерпела сокрушительное поражение в сражении с римлянами.
Служба шла своим чередом, и однажды Иван был направлен в портовую казарму, где трое седых капитанов устроили ему настоящий экзамен. Он ответил на все вопросы правильно, а свидетельство голландской Навигационной школы было признано заслуживающим внимания. Записи в матросской книжке о достойном поведении в боевых условиях, одна из них даже сделанная красными чернилами, и рекомендации капитана «Кентавра» также были тщательно изучены. Решение комиссии гласило, что Джон Карпентер получает звание мичмана британского королевского флота с правом в будущем держать экзамен на чин лейтенанта.
В казарме выдали и новую морскую форму — синюю куртку, длинные белые штаны и тупоносые башмаки на толстой подметке. Все пришлось впору, вот только башмаки, как и вся обувь, которой снабжались солдаты и матросы, оказались пошиты одинаково, без отличия на правый и левый. Трудившийся на складе старичок утешил, что такими мелочами казна не занимается и каждый сам подгоняет свою обувь по ноге.
— Гордись, мичман, ты новую форму получаешь одним из первых, — пояснил словоохотливый служака. — А ведь все началось с того, что наш покойный король, гуляя по Гайд-парку, увидел красавицу леди Бедфор. Она скакала на белом коне, и было на ней темно-синее платье с белым воротником. Сочетание этих цветов так поразило монарха, что он повелел всем морякам пошить сине-белую форму. Очень мудрое решение. Ведь сейчас на кораблях каждый носит что захочет и военного моряка не отличишь от парней с купеческого судна или рыболова. Да и чем моряки хуже солдат, которые уже давно носят форму своих полков!
Услышав эту историю, Иван только усмехнулся. Форма красивая и не надо тратиться на новый кафтан с черепаховыми пуговицами. Спасибо этой леди! На корабли женщин не пускают, а вот оказывается, благодаря одной из них, все моряки оденутся теперь в сине-белые цвета!
Глава 26
Для Ивана пребывание на английской земле началось и закончилось в казармах Портсмута. В тот же день он оказался на борту трехмачтового красавца «Стойкий». Фрегат совсем недавно был спущен на воду, еще только проходил испытания, а теперь принимал запасы и готовился к дальнему плаванию. Листы медной обшивки, которыми было покрыто дно для защиты от морских червей, еще выступали над поверхностью воды из-за неполной загруженности корабля, белоснежные паруса из отличного русского льна, натянутые, как струны, снасти, также из русской пеньки и высокие мачты из могучих сосен, привезенных из-под Архангельска, — все радовало глаз.
Вспомнились слова капитана Франклина о том, что стопушечные гиганты, составлявшие главные силы королевского флота и отлично показавшие себя в боях с упрямыми и стойкими голландцами, не очень пригодны для действий на Средиземном море. Там нужны небольшие, быстроходные и хорошо вооруженные корабли. Среди многочисленных островов, глубоких заливов и коварных мелей этого моря, на котором арабы и итальянцы хозяйничали веками и которое французские купцы теперь считают своим, английские фрегаты смогут показать, на что они способны. Под их прикрытием британские купцы со своими грузами беспрепятственно двинутся к причалам Стамбула, Александрии, Бейрута…
Еще Ивану вспомнилось предупреждение Громобоя о том, что после экзамена служить придется на другом корабле. В Адмиралтействе внимательно следят за тем, чтобы младшие командиры, особенно те, кто получил производство из матросов, не продолжали службу на старом месте. Опытные капитаны опасались, что прежние приятельские отношения с сослуживцами помешают новичкам выполнять их командирские обязанности.
В тесной мичманской каюте размещались с десяток будущих офицеров в возрасте от 14 до 18 лет. Низкое помещение освещалось единственной свечой, вокруг узкого стола плотно стояли сундучки с вещами, а над головами сидящих нависали полки, забитые мисками, башмаками, пустыми бутылками, книгами и разным барахлом. Во главе стола восседал плечистый парень с уже заметной растительностью на подбородке. Его окружали худенькие подростки, у дверей почтительно согнулся прыщеватый юнец, от засаленного фартука которого несло тухлой рыбой. Впрочем, и без этого в каюте стоял весьма тяжелый запах потных тел и грязной одежды.
Иван вежливо приветствовал сидевших и уселся на свободный сундучок рядом с бледным юношей с синяком под глазом и крупной бородавкой над левой бровью. Было время ужина, и слуга в вонючем фартуке расставил тарелки и разлил пиво по жестяным кружкам. На столе стояла корзина с круглыми галетами, каждая толщиной в палец, а плечистый пододвинул к себе блюдо с куском копченой свинины. Начал отрезать от него куски и раскладывать на тарелки. Но сразу можно было заметить, что не все сидящие за столом получают равные доли.
— Ты не страдаешь морской болезнью? — спросил он Ивана.
— Во время качки рыб не кормлю.
Было не трудно догадаться, какие порядки установились в мичманской каюте и кто в ней верховодит. На «Кентавре» капитан и старший лейтенант держали эту юную вольницу под строгим контролем. В свободные часы проводили с ними практические занятия, иногда, в качестве награды, приглашали на обед в кают-компанию. Такой же порядок существовал и на других кораблях, где мичманы выполняли отдельные поручения, а наиболее способные из них и самостоятельные задания. Провинившихся, согласно обычаям, заведенных во всех британских школах, пороли и сажали в карцер, а тех, кто после обязательного трехлетнего обучения проваливался на экзамене, ожидала презрительная кличка «королевский дармоед». Впрочем, в «петушиную яму»[37] начальство старалось не заглядывать. Считалось, что суровые условия, а порой грубость и жестокое обращение лишь помогают воспитанию настоящих морских офицеров, способных быстро находить правильное решение в любой обстановке и готовых управлять сотнями насильно завербованных матросов. Только для таких парней открывался путь из кокпита наверх, в офицерские, капитанские и адмиральские каюты.
— Я также не страдаю от качки, а за питание внес деньги наравне со всеми, — произнес сидевший рядом с Иваном мичман, на тарелке которого оказался совсем тоненький ломтик свинины.
— Ты, Бородавка, плавал только в пруду. Зачем казна платит за твое содержание и обучение? Таким недомеркам не место на военном корабле! — ответил плечистый парень и подкрепил свои слова отборной руганью.
Несомненно, что офицер, исполнявший на «Стойком» обязанности капитана, так занят оснащением нового корабля, что не имеет времени для наведения порядка среди мичманов. И уж, конечно, не следит за соблюдением чистоты, их манерами и выражениями.