Глава 49

В гостинице Иван провел больше двух недель. Писал, читал газеты, гулял по городу. Пару раз побывал в театре. Неприятных происшествий больше не случилось — научился внимательно смотреть по сторонам. На окрестных улицах уже знал в лицо тех, кто имел отношение к преступному миру. С их старшим здоровался. Правда, так и не смог понять — они ловят воров или другие джентльмены ловят их самих.

Часто заходил капитан Хинсток. Забирал исписанные листы, радостно потирал руки и просил ответить на новые вопросы. Пришлось вновь изложить историю разгрома пиратских поселений на Мадагаскаре и, особенно, впечатления о Либерталии, ее вождях и порядках, которые существовали в этой республике.

Однажды капитан сообщил новость, которая еще не попала в газеты. Французский флот попытался высадить десант якобитов в Шотландии. Но все поджидавшие заморских гостей заговорщики были схвачены, а внезапное появление английской эскадры заставило противника поспешно ретироваться. Еще он принес «Историю объединения Англии и Шотландии», — сочинение мистера Даниеля Дефо. Дал понять, что автор имеет прямое отношение к провалу вражеского вторжения и разгрому мятежа.

Все это Иван прочитал внимательно. Автор подробно описывал страну, совсем недавно вошедшую в состав Великобритании и бывшую убежищем для многих сторонников изгнанного короля Якова. Он убедительно доказывал, что уния с Англией означает подъем всей шотландской промышленности, сельского хозяйства и торговли. Приводил примеры, называл точные имена и цифры. Писал простым языком, без ученых слов и длинных рассуждений.

— У тебя нашлись авторитетные и солидные читатели, лейтенант. Им нравится, как ты излагаешь мысли и оцениваешь события в чужих землях, — однажды сказал капитан. — Завтра оденься поскромнее, поплывем по реке. В гости. Взглянешь на нашу Темзу и ее лебедей.

Туманным мартовским утром барка шла мимо плоских берегов, поросших осокой и мелким кустарником. Снег давно сошел, но прошлогодняя бурая зелень лугов и холмов не радовала глаз. Мимо проплывали городки и селения, чьи жители в столь ранний час еще сидели по домам. Порывы северного ветра рябили воду и пробирали до костей пассажиров барки. Кутаясь в плащ, Иван без особого интереса смотрел на встречные суда, спешившие доставить товары на столичные рынки. Один раз заметил пару лебедей. Они мелькнули в протоке и укрылись за низким песчаным островком.

— Что-то немного их на реке, — заметил он, зябко потирая руки.

— Подальше от города живут целые стаи. Королевским указом охота на лебедей запрещена, — ответил капитан. — Смотри, за рощей поднимаются башни городка Раннимед. Видишь вдали островок? На нем король Джон подписал Великую хартию вольностей, основу всех британских свобод.

В ответ Иван пробурчал нечто невнятное. За годы службы на британских кораблях крепко запомнил положения Морского устава, но особых артикулов о свободе ни в нем, ни в приказах командования не усмотрел. Однако при гребцах барки и незнакомых спутниках решил не обсуждать данную тему.

— Вы правы, сэр! Это историческое событие произошло почти 500 лет назад именно на берегах нашей Темзы! — воскликнул сухопарый джентльмен. Еще при погрузке на барку, он требовал особого внимания к своему грузу, книгам и кипам писчей бумаги, предназначенным для его лавки в Виндзоре. Рассказывал всем, что она расположена неподалеку от дворца и в ней бывают особы королевской фамилии.

— Хартия подтвердила, что король Британии имеет власть от Бога и священный долг всех его подданных повиноваться воле монарха, — торжественно продолжал он. — Но она же указала, что он сам обязан соблюдать обычаи страны, и не может вводить законы и налоги без согласия парламента, где заседают представители дворян, церкви и городов. А еще в хартии сказано, что подданные имеют право выступить против короля с оружием в руках, если он посмеет нарушить ее положения!

— Одним словом, это было такое же деловое соглашение, какое мы заключаем на поставку кирпича или извести, — заметил плотный мужчина в суконном кафтане и с толстой сумкой на поясе. — Только, помнится, в школе нам говорили, что король Джон отказался выполнять это соглашение и ему пришлось платить неустойку.

— Верно, уважаемый! На этом вот островке с королем оказалось всего лишь семь верных слуг, а на соседних берегах более двух тысяч рыцарей и лучников. Целый день он доказывал свое право издавать любые законы и ссылался на божественное происхождение королевской власти. Они же требовали подписать хартию без лишних разговоров. Джон согласился, но потом назвал ее положения «глупостью» и отказался их выполнять. Это была его последняя ошибка — восстала вся страна и королю пришлось спасаться бегством. Он так и умер в каком-то захолустье. Но все же королевская власть дарована нам свыше!

— С этим никто не спорит! — согласился его собеседник. — Король — «должностное лицо Бога на земле» и он обязан заботиться о благе и покое своих подданных. Те монархи, которые пытались нарушить Великую хартию вольностей, всегда плохо кончали.

Барка подошла к пристани, так что Ивану не удалось дослушать беседу попутчиков. Все же он решил кое-что выяснить у капитана Хинстока. Теперь, когда они остались на берегу вдвоем, можно было говорить откровенно.

— Сэр, разрешите узнать — как получилось, что вся Англия, отказалась повиноваться законному королю?

— Джон был трусом, коварным и жестоким подлецом, — прозвучал злой ответ. — Он предал своего отца — короля Генриха, и брата — Ричарда Львиное Сердце. Грабил всех без разбора — баронов, священников, купцов, крестьян. Воевал бездарно и потерял обширные земли, которые принадлежали нашим королям и баронам во Франции. За это его прозвали «Безземельным» и «Мягким клинком». Дошло до того, что Джон обратился к эмиру Кордовы, владевшему тогда большей частью Испании, предложил передать ему Англию, а сам согласился принять ислам. Но умный и гордый мусульманин не захотел иметь дело с монархом, готовым предать свой народ. Торговец кирпичом прав, английским королям лучше соблюдать хартию и не враждовать с парламентом.

— Но если бы король Джон был мудрым и храбрым правителем, то не было бы и Великой хартии вольностей. Тогда бы его не загнали на этот островок и не заставили бы поделиться властью. Но я плохой политик, сэр, — поспешил добавить Иван. — Как морской офицер считаю, что такая операция — пример успешной блокады, сэр!

— Ха-ха-ха! Ну, лейтенант, умеешь ты хитрить! — капитан пригрозил пальцем. — Запомни, в тот исторический день, в год 1215 от рождества Христова, на нашей Темзе были не только лодки со стражей и лучники на берегах, но и лебеди! Ты только не умничай в гостях, там будут важные господа. Не порти им аппетит. Мы, англичане, все важные дела готовим заранее, а окончательное решение принимаем за обеденным столом, с бокалом хорошего вина… А вот и коляска! Сэр Роберт прислал ее за нами.

— Кто это?

— Местный, почтовый чиновник.

Глава 50

Крытый потемневшей соломой низкий кирпичный дом сэра Роберта окружали хозяйственные постройки и живая изгородь. Бурые стены невзрачного строения прикрывала завеса плюща, а плешивый газон у крыльца напоминал старое матросское одеяло. Но Иван уже знал, что внешность прокопченных каменноугольным дымом английских домов обманчива. Их внутренние комнаты, начиная с прихожей и кухни, сияют чистотой, обставлены удобной и красивой мебелью.

Хозяин, высокий и худощавый блондин, в простом камзоле, из-под которого виднелась белоснежная рубашка, немногословно приветствовал гостей. В небольшой комнате, у ярко пылавшего камина, немногочисленные джентльмены и их дамы, все одетые как простые горожане, отвесили полупоклон. Предложили неторопливый обмен мнениями о погоде. Иван с неудовольствием отметил, что на общем фоне его новый костюм и цепочка часов смотрятся до неприличия роскошно. Тем более, что на этот раз капитан Хинсток не рискнул похвастаться своей жилеткой с китайскими драконами и выглядел более чем скромно.

К счастью этот обмен отдельными словами, междометиями и паузами продолжался не более получаса. Все закончилось с прибытием последнего гостя — румяного толстяка в квадратных очках, укрепленных на самом кончике багрового коса. Слуга тут же объявил, что кушать подано, и гости чинно проследовали в длинную залу, на стенах которой красовались полотна голландских мастеров, восхваляющие радости застолья. На произведения искусства все даже не взглянули. Но издали радостные возгласы при виде изобилия мясных и рыбных блюд, сыров, румяных пирогов и пышек, зелени. Сияющая белизна скатерти, блеск хрусталя и серебра, радуга бутылок и графинов дополняли это великолепие.

Обед проходил в торжественной тишине. Лишь однажды, когда подали черепаховый суп, одна из дам не выдержала.

— У лорда Джима в этот суп вместо мяса черепахи кладут телятину, — произнесла она со скорбным видом. — А варят ее в дешевом вине и кладут слишком много специй.

— Векселя Джима будут просрочены на следующей неделе, его светская карьера закончилась, — откликнулся румяный толстяк. — Налейте мне еще портера. Не могу жить без этого напитка.

— Это у вас семейное, сэр, — заметил хозяин.

— Совершенно верно, Роберт! Еще мой дед говорил, что у него есть три заветных желания — иметь за столом бочонок портера и блюдо ростбифа. А, кроме того, для полного счастья, еще кувшин портера!

За столом все сдержанно улыбнулись, и обед продолжался в столь же торжественной обстановке. Раздавался лишь неторопливый стук ножей и вилок, тихий звон бокалов. Дамы сидели скромно опустив глаза в тарелки, все блюда пробовали по чуть-чуть и лишь прикладывались к сладкой мадере. Но все они не смогли сдержать чувств и восхищенно заахали, когда дворецкий внес поднос. На нем можно было увидеть небольшой серебряный ларец и стопку фарфоровых чашек, расписанных синими драконами. Мужчины с уважением склонили головы — иметь в доме столько чая и посуду из Китая может не каждый.

Шурша юбками и громко щебеча, дамы поспешили за дворецким в соседние комнаты. Там их поджидали блюда с кексами, вазы с вареньем, графины с мадерой и вишневкой. Как только за ними закрылась дверь, хозяин сделал знак, и слуги стремительно очистили стол. На нем остались лишь бисквиты, сыры и все бутылки.

Мужчины преобразились. Зазвенели стаканы, послышались веселые возгласы и шутки.

— Позвольте налить вам виски, сэр!

— Отличный вкус, Роберт! Чувствуется вересковый дымок. Шотландцы правы — виски и женщин надо употреблять в натуральном виде. Всякие разбавки и духи только портят их вкус!

— Уважаемый, как вам в прошлый раз удалось в одиночку одолеть три бутылки бордо?

— Перед каждой я выпивал по стакану джина.

— Дорогой Чарли, ты плохо кончишь. В старину на тебя, как на любителя спиртного, надели бы бочку без дна, из которой торчала бы одна голова. В таком виде и ходил бы по Лондону!

— Теперь на всех пьющих бочек не хватит!

— Наша добрая королева Анна настоящая патриотка. Согласилась поднять пошлины на шампанское и остальное французское пойло, но снизила налоги на отечественное спиртное. Теперь наши производители встанут на ноги!

— За нашу королеву! За процветание британской торговли! За лебедей с Темзы! — послышались возгласы.

— Теперь джин льется рекой! Есть всякий — на лимонной корочке, на тмине, даже на корне фиалки.

— У нас трактирщик нанял студента, и тот написал на воротах постоялого двора такие стихи:

— Армия сделала большой заказ на поставку джина. У солдат от жидкого немецкого пива болят животы.

— Да, долго наши парни стоят на Рейне.

— Ну этот год герцог Мальборо начал неплохо. Да и в Италии австрийцы теснят французов.

— Королю Людовику приходится туго. Одна надежда на разногласия между союзниками. Да еще на вмешательство Карла шведского.

— Этот юный вояка и любитель шахмат много денег содрал с французов, но сейчас он завяз на востоке.

— Не могу согласиться с вами, сэр. Карл непрерывно побеждает датчан, русских, поляков, немцев. Его сравнивают с Александром Македонским, и в его ставку возле Лейпцига спешат послы всех европейских держав. Каждый хочет дружить с могучим шведским монархом.

— Там побывал и наш главнокомандующий герцог Мальборо. Мне довелось взглянуть на его отчет, где сказано, что Карл еще не решил, куда направить свои полки. Французы готовы озолотить его, если шведы ударят по австрийцам. Но русские деньги помогают королю Августу с его польско-саксонским сбродом отбивать атаки Карла. Герцог признает, что шведы отличные солдаты, но у них мало пушек, а обозная и госпитальная службы находятся в неудовлетворительном состоянии.

— Я полагаю, джентльмены, что 1708 год разрядит политическую обстановку, — заявил румяный толстяк. — Надо набраться терпения. Вспомните картинку, что продают на лондонских улицах. Тот, кто ее нарисовал, точно выполнил заказ — наши налогоплательщики могут быть спокойны.

Листок, на котором были изображены играющие в карты европейские державы, хозяин повесил у дверей гостиницы для всеобщего обозрения. Иван видел, как хохотали прохожие, читая надписи на листке. Потрепанная Франция с тоской рассматривала свои карты и вопрошала: «Выиграю или проиграю?». «Играю и выигрываю, а прибыли не имею!» — с глупым видом разводила руками Швеция. Сидевшая в стороне Россия утешала своего обмотанного бинтами союзника: «Брат Август, играй смело, я за тебя заплачу!». На суету карточных партнеров презрительно взирала Англия. Ее слова художник выделил особо: «Имею отличные карты для собственной игры!».

— Так ты говорил об этом джентльмене? — вдруг обратился толстяк к капитану Хинстоку.

— Так точно, сэр! О нем упоминал в своем донесении и сэр Роберт.

Из-под квадратных очков на Ивана в упор смотрели серо-голубые глаза. Вспомнился взгляд знакомого капитана морской пехоты. Тот любил говорить, что сразу определяет степень годности новобранца и может сразу сказать, как пойдет у того служба и сколько врагов он сможет уничтожить в бою, прежде чем убьют его самого.

Толстяк заговорил по-голландски, а потом по-немецки. Пожелал узнать мнение Ивана о ветрах в Северней море, ценах на провизию в портах Италии и некоторых других вещах. Ответы до конца не выслушивал, задавал новые вопросы. Наконец удовлетворенно кивнул и попросил слугу принести еще портера.

Расходились под вечер. На пристани капитан Хинсток наклонился к Ивану и негромко произнес:

— Поздравляю, лейтенант. Первое испытание выдержал. Если повезет, то станешь членом лебединой стаи.

Глава 51

Работа началась на следующей неделе. Иван стал торговым агентом в небольшой конторе по закупке леса. Располагалась она в Сити среди десятков подобных учреждений и ничем среди них не выделялась. Оборот оказался невелик — вместо качественного леса из Архангельска или Нью-Йорка, ее хозяин предпочитал закупать товар в Германии или Дании. Переписка с поставщиками была огромной, но накладных на реальный товар почти не поступало. Деловые письма пестрели цифрами и датами, но указанные в них цены, сроки и объем поставок казались довольно странными и не сулили выгодных сделок.

Отлучаться из конторы Ивану не велели. Даже ночевать пришлось в каморке, расположенной между конторкой и складом. Вся она была заставлена шкафами с картонными папками и какими-то коробками. На складе постоянно находилась пара широкоплечих охранников, своим говором и повадками сильно смахивавших на морских пехотинцев. Все дни уходили на изучение карт и лоций побережья западноевропейских стран, а также на чтение очень интересных, но не имевших отношения к торговле бумаг. Несколько раз в контору заходил благообразный священник. Немногословно, но очень толково он поведал об основах тайнописи и разгадывании шифров, о том, как не оставляя следов вскрыть запечатанное письмо, ознакомиться с его содержанием и обратно запечатать.

Однажды Ивана подняли среди ночи и отвезли в Дувр. Здесь дали краткие наставления, а затем в одежде рыбака погрузили на борт небольшого суденышка. Его команда собралась на лов сельди, но под сетями хранила мушкеты. Потом было плавание к берегам Франции, где в условленном месте выгрузили ящик и приняли неизвестного человека с толстой сумкой в руках. На обратном пути встретились с французским дозорным ботом. На предложение остановиться и выяснить некоторое вопросы ответили стрельбой и скрылись в тумане.

На английском берегу капитан Хинсток похлопал лейтенанта Карпентера по плечу и радостно сообщил, что тот выдержал и это испытание. Пока можно отдыхать и ждать новых приказаний.

О том, что в Лондоне находится российский посол, Иван знал. Знал и то, что это никто иной, как знакомый еще по Амстердаму боярин Андрей Артамонович Матвеев.

Но возле его дома, как и возле каждого знатного иностранца, всегда толклись разные неприметные личности. Следили за всеми приходившими и уходившими из посольства, а также друг за другом. Лейтенанту королевского флота, да еще оказавшемуся причастным к деликатным делам, лучше около них и рядом не стоять.

А вот за посольскими слугами наблюдение велось не столь строго. Как-то рано утром Иван заметил посольского повара, спешившего на рынок за покупками. Как бы случайно оказался рядом с ним у одного прилавка. Услышал, как он торгуется с продавцом и свою корявую английскую речь сдабривает ядреными московскими словечками. Немного погодя и сам приценился к телячьей ноге, спросил совета относительно качества мяса. Разговорились и перешли на русский. Повар согласился взять записку на имя посла, к ней за свои труды получил полновесный испанский дублон.

На следующий день повар кивнул Ивану, как старому знакомому. На перекрестке постояли рядом, поглазели на новые штуки сукна, которые приказчики раскладывали в окне лавки. Мимо проехала карета, и сидевший в ней человек, приоткрыв занавески, тоже взглянул на новый товар и тех, кто стоял возле лавки.

Под вечер повар зашел выпить пива в гостиницу, где теперь проживал Иван. На улицу вышли врозь, но пошли в одну сторону. Так и оказались в тихом переулке, куда не доносился шум с набережной. Повар постучал в дверь невысокого дома, на котором висела потемневшая вывеска какого-то торговца.

В небольшой комнате у тлеющего камина сидел сам российский посол. За прошедшие годы он мало изменился. Одет все также щеголевато, чисто выбрит, благоухает духами. Но на лбу прибавилось морщин, взгляд стал суровым. Все же веселая ямочка на подбородке осталась, а уголки губ, как и раньше, таили усмешку.

— Здравствуй, Иван, — негромко произнес Андрей Артамонович. — Рад видеть тебя живым и здоровым. Возмужал ты, плотников сын, сразу можно в гвардейский полк записать, в первую шеренгу поставить. Рассказывай, где тебя носило?

Слушал внимательно, порой удивленно поднимал брови. Задавал короткие вопросы и только качал головой. Под конец рассказа любезная улыбка исчезла с его губ.

— Андрей Артамонович, помогите вернуться домой, — закончил Иван. — Знаний и опыта на чужой стороне набрался, пора и Отечеству послужить. Сейчас меня на новую службу определили, чтобы воевал тайно, под чужим флагом. Сунут куда-нибудь, куда своих посылать жалко, да и бросят. Им победа, а мне в чужом пиру похмелье. На Руси, как я слышал, государь Петр Алексеевич построил флот, и наши корабли уже вышли в море.

— Ты, Иван, на английской службе преуспел, чин получил немалый. А дома придется начинать с рядовых постов, и оплата будет поменьше.

— В Англии хорошо живется тому, кто имеет сильную родню и поместья. Простым людям приходится трудно, каждый заботится о себе сам. Вчера видел знакомого боцмана. Стоит на площади, шея и руки в колодках, а над головой надпись — «Лентяй». Оказалось, уволили из флота по болезни, дали смешную пенсию, а потом загнали в работный дом. Там по 12 часов в день трепал пеньку. За то, что не смог выполнить урок, выставили старика у позорного столба. Заплатил за него штраф, только знаю, что скоро он опять там окажется…

Иван замолчал. Не стал вспоминать других моряков, списанных на берег по разным причинам. Да и не расскажешь всего. Одному на чужой стороне порой приходится очень тяжело. И страшно! Ну да послу этого не понять, он лицо казенное. За ним Держава!

— Не приведи Господь заболеть, руку или ногу потерять! — вырвалось у Ивана. — Дома-то хоть милостыню подадут, а здесь такое запрещено. О свободах и правах на всех углах кричат, а наделе ходи с опаской, власти хвали, о своих мыслях молчи…

— Ну, положим, длинные языки и на Москве укорачивают, да и с бродягами разговор короткий, — усмехнулся посол. — Англичане народ веселый, после работы не прочь выпить, поплясать и на кулачках подраться. Это королева Анна возлюбила тишину и благопристойность. По воскресениям все увеселительные заведения закрыты, даже катание на лодках осуждается. Но женщину можно понять. Парламент постановил, что после ее смерти на британский престол вступит ганноверский курфюрст Георг Людвиг, внучатый племянник Карла I. Этого князька Анна люто ненавидит, называет «немецким медведем». Издевается над тем, что в своей крохотной столице он построил дворец — жалкую копию Версаля, а сам трясется над каждым медяком. В Ганновере[57] все сделки свыше 12 фунтов заключаются только с письменного разрешения самого Георга.