Глава 13

Лэнс Килкенни проехал мимо универсального магазина Перкинса и спешился возле салуна «Колесо фургона». Бартрам поставил повозку у тротуара напротив лавки Перкинса и начал набивать трубку, держа ружье наготове.

Сол и Джек вошли в лавку, а Куинс прислонился к стене на углу и откусил порцию табака. Его винтовка лежала на сгибе локтя, а кроме нее у него был еще огромный уолкеровский кольт.

По улице проскакал всадник. Он спешился возле салуна рядом с Килкенни, скользнул по нему взглядом и вошел внутрь. Это был рослый рыжеволосый мужчина с огненно-рыжей бородой.

Куинс подошел к Килкенни.

— У этого типа, что сейчас вошел, на боку кольт с рукояткой из слоновой кости, на ней трещина с правой стороны. — Узкое лицо Куинса было горестным и напряженным. — Это револьвер Джоди Миллера.

— А Джоди ехал на первом фургоне, — заключил Килкенни.

— То-то и оно, — ответил Куинс. — Я бы не прочь задать этому типу пару вопросов.

— Подожди, Куинс. Я войду туда сам. А ты держи ушки на макушке, но помни, что на первом месте — провизия. Все остальное потом. Я пока, может быть, что-нибудь разузнаю.

Килкенни давно расстался с иллюзиями. Предположить, что на такой территории могли оказаться два одинаковых револьвера, невозможно, а зная Джоди Миллера, он не сомневался, что этот рыжий громила мог заполучить оружие, лишь убив его владельца.

Килкенни вошел в салун. Рыжебородого он увидел у стойки бара. Еще двое мужчин, по виду ковбои, сидели за столом вместе с барменом и необычайно высоким и толстым человеком в черной куртке. Должно быть, Содерман, решил Килкенни.

— Эй, Коротышка, поди сюда! — раздраженно позвал Рыжий. — Я хочу выпить.

— Не шуми, Гэддис. — Коротышка был коренаст и небрит. — Одну минуту!

Килкенни не торопился, но ситуация ему не нравилась. Второго такого толстяка вряд ли сыщешь, так что это должен быть Содерман. Таким образом, он знает теперь и Содермана, и Гэддиса. Остальные двое, возможно, просто зашедшие выпить ковбои, не ожидающие никаких неприятностей. Впрочем, один из них может оказаться Рэтклифом, а он считается опасным человеком. Где-то здесь должен быть и Рай Питкин, но его Килкенни не видел. Питкина он знал, и Питкин знал его.

Судя по первому впечатлению, Коротышка поддержит все, что сделает Содерман. Если у Гэддиса действительно револьвер Джоди, то это значит, что они напали на первый фургон и, возможно, уничтожили его.

При мысли, что эти гады подстерегли в засаде честных трудяг, в Килкенни начала закипать ярость. Он чувствовал, что Содерман наблюдает за ним внимательно и хладнокровно.

Коротышка встал на свое место за стойкой.

— Ну, Гэддис, что будем пить?

— Виски, — буркнул Гэддис, и взгляд его стал настороженным: он разглядел запыленную одежду Килкенни и его револьверы.

Не так много людей носило по два револьвера. Он в упор рассматривал Килкенни, но шляпа Лэнса был надвинута на лоб, и он, казалось, не замечал столь пристального к себе внимания.

— И мне тоже, — попросил Килкенни и посмотрел на Содермана. — Вы пьете? Вывейте одну за мой счет.

— А почему бы и нет? — Толстяк поднялся. А Килкенни насторожился: этот человек был непрост. — Но я предпочитаю знать, с кем пью.

— А в наших краях на это не смотрят, — ответил Килкенни. — Выпивка — она и есть выпивка, ничего больше.

— Конечно. — Толстяк шагнул к стойке. Килкенни подвинулся так, что тому пришлось встать между Килкенни и Гэддисом. Содерман колебался лишь мгновение, а потом занял предложенное место.

— Не часто видишь человека с двумя револьверами, — заметил он. — Я полагал, что в этих краях каждый, кто так снаряжается, знает Дока Содермана.

— Слышал такое имя. — Килкенни перевел взгляд на стол, из-за которого встал Содерман.

Один из ковбоев скатывал самокрутку, другой лениво тасовал колоду карт. Позиция у обоих не располагала к началу стрельбы. Рыжий Гэддис не сводил глаз с Килкенни.

Расклад выглядел даже слишком удачным. Знают ли они, что Килкенни — с высокогорья? Ситуация требовала разрядки, и Килкенни решил дать выйти пару.

— Мне говорили, здесь можно найти работу, — скромно сказал он, — а мне пойдет любая, лишь бы тихая.

— И чтоб подальше от закона? — поинтересовался Содерман.

— Да от всего.

— У нас здесь закон на месте, — гордо сообщил Содерман. — Король Билл Хейл — вот наш закон.

— Слышал о нем, — сказал Килкенни. — Говорят, он хорошо платит.

— Уж больно много ты слышал, — вступил в разговор Гэддис, не спускавший с Килкенни недобрых глаз. Он попросил себе еще виски и не отрываясь продолжал смотреть на Килкенни.

Килкенни скользнул по нему взглядом из-под полей черной шляпы.

— Работа моя такая — слушать, — спокойно сказал он. — Многое можно узнать.

— Должно быть, ты слышишь лишнее! — рявкнул Гэддис. Он был настроен свирепо, да и виски начало оказывать свое действие. Стакан Килкенни стоял нетронутый.

— Уж не ты ли будешь определять, что мне слушать? — вкрадчиво спросил Килкенни.

Он был уверен, что до стрельбы дело не дойдет. Содерман еще не составил о нем мнения, а Гэддис — мелкая сошка. Интересно, знает ли Содерман, что Куинс Хэтфилд стоит под окном с винтовкой?

— Тихо! — приказал Содерман. — Гэддис, будешь себя так вести, тебя пристрелят.

— Но только не он, — презрительно фыркнул Гэддис, но приутих. Более ясной демонстрации расклада сил нельзя было и пожелать.

Килкенни подумал, что при всей своей воинственности Гэддис был рад, что его прервали. У него сложилось впечатление, что Гэддис — убийца, а не боец. У человека такого типа фургон с людьми поперек горла не встанет. И у него на поясе револьвер с треснувшей рукояткой.

— Ваш друг очень раздражителен, — заметил Килкенни.

— Не обращай внимания. Он просто любит подраться, вот и все. — Содерман искоса посмотрел на Килкенни. — Так ты, значит, ищешь работу? Что ж, есть одна вакансия.

— Мне либо брать ее, либо ехать дальше, — сказал Килкенни. Он показал подбородком на револьвер Содермана. — Вроде я должен тебя знать, но не могу связать лицо с именем. Я вообще плохо запоминаю лица, но зато хорошо помню револьверы. — Он пригубил виски и снова поставил стакан на стойку. — Каждый револьвер выглядит по-своему, а может, все дело в том, как человек его носит. Взять, к примеру, вот этот, С треснутой рукояткой из слоновой кости. Разве можно забыть такой револьвер?

Гэддис неожиданно напрягся, взглянул на Содермана, потом опять на Килкенни. Но прежде чем он успел открыть рот, Содерман посмотрел Килкенни прямо в глаза:

— И где же ты видел этот револьвер?

— Когда я был в столице, — ответил Килкенни, — я видел этот револьвер у человека по имени Джоди Миллер. Это был фермер, ехал на Запад.

Он хотел расшевелить Содермана, преодолеть его природную осторожность, заронив в него зерно сомнения,

— Миллер останавливался в столице повидать родственников и друзей. Похоже, что у него самого за душой было немного, но человек он известный и уважаемый, с кучей важных родственников, которые о нем весьма высокого мнения. Я заметил этот револьвер, когда Джоди сидел за одним столом с Халлораном и Уоллесом.

Содерман, теперь заметно обеспокоенный и встревоженный, был весь внимание.

— Этот Миллер знал Халлорана и Уоллеса?

— О, знал — не то слово! Они болтали, как старые друзья. А когда упомянули об этих краях, я стал прислушиваться, потому что уже тогда собирался ехать сюда. Мне показалось, что Миллер остановился в столице повидать этих людей. Он знавал когда-то Уоллеса, а Халлоран женат на его сестре. Я слышал, как Халлоран говорил, что обязательно приедет к Миллеру в гости, когда тот обоснуется на новом месте. — Килкенни снова пригубил виски. — Я думаю, Миллер сделал в городе официальную заявку на участок земли где-нибудь здесь, в горах. — Килкенни спокойно посмотрел на Гэддиса.

— Наверное, ты был здорово рад повидать их, а, Гэддис? Приятно иметь в друзьях таких шишек, — спросил один из ковбоев.

Если бы не горечь при мысли об убитых друзьях и ограбленном фургоне, Лэнс расхохотался бы, глядя на выражение лица Гэддиса.

Гэддиса только что назвали по имени, но Килкенни сделал вид, что не слышал это. Рыжий бандит был откровенно обеспокоен, и причиной его тревоги был не Килкенни, о котором он почти ничего не знал. Может быть, Содерман? Или Хейл? Или Рыжего смутило, что его уличили в убийстве — по крайней мере, в разбойном нападении?

— Странно, — продолжал Килкенни, — что у тебя рыжие волосы. Я мог бы поклясться, что Миллер был брюнет. Я…

— У него были свет… — перебил Гэддис и осекся, осознав, что дал промашку.

— Светлые, — согласился Килкенни. — Верно. Он был блондин. Я не мог вспомнить, а ты вспомнил, и у тебя его револьвер. И как же ты это объяснишь?

Неожиданно за спиной Килкенни открылась дверь. Он почувствовал, как по его спине побежали мурашки, но не решился повернуть голову и посмотреть. Он намеренно забрасывал им наживку, пытаясь выудить побольше информации. А теперь вдруг сам попал в засаду.

Содерман, казалось, принял какое-то решение, а возможно, просто тянул время, ожидая именно этого события. К нему вдруг вернулась уверенность.

— О, привет, Рай! — воскликнул он. — Ты как раз вовремя. Иди познакомься с нашим приятелем. Говорит, что узнал револьвер, который носит Рыжий.

Рай Питкин зашел так, чтобы увидеть лицо Килкенни, и застыл в изумлении.

— Ты? — хрипло выдохнул он. — Как?

— Неблизкий путь от Пекоса, правда, Рай? И от Бразоса тоже. А теперь, Питкин, слушай, да повнимательней. Я вовсе не жажду стреляться, но если меня заставят, то двое из вас точно отправятся на тот свет, а скорее, и все трое. Причем вы с Содерманом будете первыми. А мои друзья — они стоят там, под окнами, — позаботятся о Гэддисе и любом другом, кто притронется к револьверу. Сейчас я выйду отсюда, а ты убеди своих приятелей, что дергаться в такой ситуации вредно и опасно.

Килкенни, пятясь, отступил к двери. В глазах Содермана жаркое ожидание мешалось с холодным сомнением. Отчего это Питкин так испуган? Кто же этот человек?

Рыжий Гэддис чуть повернул голову, следя за Килкенни. Рай понял, что у него на уме.

— Рыжий! Ради всего святого, стой тихо! Это Килкенни!

Гэддис, словно обжегшись, отдернул руку от револьвера и начал осторожно пятиться, как будто расстояние имело какое-то значение.

Звякнуло стекло, и в окно просунулся длинный ствол кентуккийской винтовки.

— Джентльмены, — раздался голос Куинса, — вы поступите умно, если посидите здесь и выпьете. Первый, кто высунет голову наружу или будет плохо себя вести, получит пулю в лоб.

Фургон был нагружен до отказа. Барт сидел на козлах, держа вожжи в руках, а винтовку на коленях. Джек Моффит сидел с ним рядом, обхватив свою винтовку обеими руками.

Сол на другой стороне улицы держал упряжку под уздцы.

— Барт, держись тропы на Седар-Блаф. Джек, езжай с Бартом, и держи ушки на макушке.

Он перешел улицу, скинул куртку из оленьей кожи и бросил ее в фургон, достал из чехла винчестер. Упряжка двинулась рысью, он и Хэтфилды скакали следом.

Все трое постоянно оглядывались через плечо, поэтому Лэнс и увидел, что произошло. Гэддис выбежал на улицу с винтовкой в руках. Куинс наполовину развернул лошадь и вскинул ружье. Он выстрелил на секунду раньше Гэддиса, и рыжий бандит, сделав два коротких шага, упал — у него было снесено полчерепа.

— Больше ему чужих револьверов не носить! — с мрачным удовлетворением прокомментировал Куинс.

Сзади звучали выстрелы. Остановившись на окраине городка перед длинным сараем, Килкенни спрыгнул с коня.

— Нам еще придется возвращаться сюда, так что не помешает сразу показать, в чью пользу счет.

Он заметил человека, выбежавшего из задней двери салуна, и, прицелившись, выстрелил. Человек запнулся и упал. По улице во весь опор промчался Сол, стреляя из револьвера. Раздался звон разбитого стекла, из окна второго этажа вывалился человек и замер, лежа поперек подоконника.

Сол изо всех сил гнал обратно, продолжая стрелять.

Каждую секунду кто-нибудь делал выстрел.

— Прикройте меня, ребята, когда буду возвращаться, — сказал Килкенни.

Оставив коня, он побежал обратно по задам к «Колесу фургона».

Он хотел найти Питкина или Рэтклифа — нужно же узнать, что произошло с первым фургоном. Кто-то из его друзей, а может быть, и все, убиты, и он должен это знать. Если они убиты, их надо похоронить, и несколько хейловских крыс заодно с ними.

Килкенни остановился. Задняя дверь салуна была открыта. В нескольких футах от нее лежал, распростершись на земле, человек, его револьвер валялся рядом. Человек был мертв.

Глава 14

Килкенни стоял, спрятавшись за угол соседнего дома, и ждал. Он хотел поймать на мушку Питкина или Рэтклифа. Ему была нужна информация, а от Содермана ее не получишь — во всяком случае, под угрозой насилия.

На заднем дворе салуна валялись старые доски, высохшие до звона на солнце и ветру. Озаренный внезапной мыслью, Килкенни сунул револьвер в кобуру, собрал несколько деревяшек, нарвал сухой травы и недалеко от здания разжег костер.

Килкенни надеялся, что запах дыма дотянется до салуна. Пусть они подумают, будто он поджигает их городишко, хотя такая мысль никогда бы не пришла ему в голову — этот город нужен им в качестве источника провизии, тем более что Перкинс продал все необходимое без всяких вопросов.

Когда доски разгорелись, Килкенни подобрался к задней двери салуна. Пламя взвилось, дерево затрещало. Он подбросил в огонь зеленой травы, и ветер понес в открытую дверь густой дым.

Послышался удивленный возглас, из двери выскочил человек, подбежал к костру и начал ногами разбрасывать горящие доски.

— Отлично! — Килкенни сказал это так, чтобы его услышал только выбежавший. — Не двигаться!

Человек — это был Рэтклиф — застыл как статуя.

— Что тебе надо, Килкенни? — заговорил он. — Я тебе ничего не сделал!

— Повернись и медленно иди сюда, да следи за руками!

Рэтклиф, похожий на хорька своими беспокойными глазками и узким, нервным телом, начал приближаться, бросив, однако, быстрый взгляд в открытую дверь. Килкенни остановил его в пяти футах от себя.

— Отлично, а теперь я хочу знать, что произошло с другим фургоном. Ну! Быстро и ясно.

Рэтклиф усмехнулся.

— Так я тебе и сказал. Если интересно, сходи посмотри. С тобой будет то же самое, вы не доберетесь до дома.

Стремительно шагнув вперед, Килкенни сгреб противника за ворот рубахи и со всей силы приложил его о стену.

— Хочешь постреляться? Давай прямо сейчас. Говори! Да поживей — у меня нет времени препираться с тобой.

— Ладно, ладно! — заторопился Рэтклиф. — Отпусти меня. Я скажу. Все равно тебе это не поможет, потому что вы не доедете до дома. Ваш другой фургон загрузился жратвой, мы дали им выехать из города, а потом Содерман и с ним еще шестеро устроили им засаду.

— Сколько убитых?

— Мы потеряли одного, а убили Миллера и Уилсона, первым же залпом. Нашего достал Хэтфилд, прямо в середину груди.

— Что случилось с Хэтфилдом и Хайтом?

— Хайта сняли, я видел, как он упал. В него попало сразу две или три пули. Хэтфилда мы тоже достали. Во всяком случае, подрезали крылышки. Этот Хэтфилд, правда, утащил Хайта в скалы. Мы туда не полезли.

— А потом?

Из салуна послышался голос Содермана:

— Рэтклиф! Какого дьявола ты там возишься?

— Отвечай! Что было потом?

— Содерман сказал, что они получили по заслугам. Он велел оставить их в покое — все равно помрут. Мы поставили двоих сторожить, чтоб они не удрали с горы. Хэтфилд и Хайт просидели в своей норе два дня без глотка воды.

— На дороге в Блейзер?

— Почти у самого поворота в горы. Черт побери, да сдохли они давно! Им уже ничем не поможешь, даже ты, Килкенни.

Килкенни мимолетным движением выдернул из кобуры револьвер Рэтклифа.

— Ладно, — сказал он, — пошел.

Рэтклиф метнулся к двери салуна в тот самый миг, как на пороге показалась туша Содермана. Содерман не заметил Рэтклифа, он смотрел на Килкенни. Неуловимым жестом он выхватил револьвер и выстрелил. Но выстрелы от бедра ему давались хуже, он спустил курок раньше чем прицелился, и Рэтклиф упал замертво.

Стоя посреди двора, широко расставив ноги, Килкенни выхватил револьвер и открыл огонь. Пуля попала Содерману прямо в середину огромного живота.

На его лице появилось удивление, а затем и страх — когда он понял, что получил рану в живот. Он снова начал поднимать револьвер, но колени его подогнулись, и он опрокинулся навзничь. Револьвер выпал из безжизненных пальцев и застучал по доскам крыльца.

Перешагнув через громадное тело, Килкенни вошел в салун. Рай Питкин и Коротышка сгорбились у передних окон с винтовками.

— Бросьте оружие! — приказал Килкенни. — Расстегните пояса с револьверами. А теперь шаг назад!

Изумленные и беспомощные, они подчинились.

— Рай, — сказал Килкенни, — я тебя уже отпускал однажды, отпущу и сейчас. И Коротышку тоже. Седлайте лошадей и сваливайте отсюда. Если я еще раз увижу здесь хоть одного из вас, буду стрелять без предупреждения. Я еще вернусь в Блейзер, так что примите меры, чтобы вас тут не было!

Килкенни сгреб оружие и, пятясь, отошел к двери. Выйдя наружу, он побежал туда, где его ждали Хэтфилды.

— Вперед! — скомандовал он. — Лидж, может быть, еще жив!

— Ты можешь сопровождать фургон, — сказал Куинс, — а мы с Солом поскачем вперед.

— Давайте, — сказал Килкенни. — Удачи вам!

Бартрам не смог скрыть облегчения, когда увидел Килкенни.

— Покатились, — сказал Лэнс. — Путь далек.

— Что случилось?

— Мы выиграли еще один раунд, — пояснил Килкенни. — Теперь у нас в Блейзере вряд ли будут проблемы.

— Перкинс оказался мужик что надо, — сказал Барт. — Он просто выложил на прилавок все, что мы просили, и пожелал нам удачи. Порядочный человек.

Пыльные вихри плясали над пустыней, по которой, спотыкаясь на дорожных камнях, катился тяжело груженный фургон. Джек Моффит отвязал свою лошадь от фургона и теперь гарцевал рядом с Килкенни.

Дорога шла по краю той пустыни, которую они недавно пересекли, и ехать было намного легче, хотя и опаснее. Только сознание того, что у этой дороги ждет загнанный в ловушку Лидж, заставило Килкенни держаться именно этого маршрута.

По левую руку виднелась изрезанная линия горного хребта, а справа, по мере приближения к краю пустыни, сосны становились все реже, уступая место кедрам и чахлым кустам полыни. Часто встречались нагромождения валунов, Килкенни внимательно изучал их взглядом, хотя пока еще не ожидал неприятностей.

Джек молча ехал рядом, но Килкенни видел, что мальчишку распирает желание спросить, что произошло в салуне. Говорить об этом было неприятно, но и терзать любопытство Джека тоже не хотелось. В конце концов он нес на своих плечах ношу взрослого мужчины и заслуживал соответствующего к себе отношения.

— Была перестрелка, Джек. Есть убитые.

— Кто убит? Это ты их?

— Я убил одного… Содермана. Пришлось убить, Джек. Он был из них хуже всех, и он вытащил револьвер… стрелял в меня. Точнее, начал стрелять, но убил одного из своих вместо меня. Я хотел узнать, что случилось с другим фургоном. Ведь они могли захватить кого-нибудь в плен и держать в городе. Но Рэтклиф сказал, что Лиджа загнали в скалы и не выпускают оттуда, а Миллер и Уилсон убиты.

— О Господи! Джоди Миллер! Я его так любил! Мистера Уилсона я плохо знал, но Джоди мне всегда очень нравился. Он часто приходил к нам в гости. Он вроде был в родстве с Ма… — Джек помолчал, а потом спросил: — А остальные?

— Я отпустил их, Джек. Только велел Питкину и Коротышке уехать из наших краев. Думаю, они послушаются.

— Мы тоже спрашивали в лавке про второй фургон. Нам сказали, что их загрузили всем, что они хотели. Перкинс говорит, он ни у кого не спрашивает, кому что продавать. У него на прилавке лежал дробовик, и еще один был у его жены.

Они ненадолго остановились, чтобы дать передохнуть мулам. Было очень жарко. Килкенни прислушивался, не началась ли стрельба, но было еще слишком далеко. Он опасался, что нетерпеливые ребята попадут в засаду, хотя, подумал он, Хэтфилды слишком опытны и сообразительны. Однако они очень торопятся побыстрее добраться до Лиджа.

Эта дорога была длиннее, но не такая пыльная, как в пустыне. Мысли Килкенни снова и снова возвращались к Рите. Неужели она выйдет замуж за Хейла? Это казалось невероятным, но все же Король Билл был важной фигурой, и богат, и совсем не урод. У него конечно же есть что предложить женщине, в отличие от бродячего ковбоя-стрелка, который в один прекрасный день уткнется носом в какую-нибудь пыльную улицу.

Да, конечно, некоторым удавалось расстаться с такой жизнью и превратиться в мирных и уважаемых членов общества. Он мог бы уехать на Восток. Но что ему там делать? Вся его сознательная жизнь прошла на Западе, а на Востоке он попросту не сможет обеспечить себя. В свое время он неплохо играл в карты, но это же не профессия, на ней не построишь свою жизнь.

Килкенни натянул поводья и подождал фургон. Внимательно оглядев пройденный путь, он ничего не заметил, а дорога впереди так петляла, что виден был лишь небольшой отрезок пути.

— Барт, — предупредил он, — до поворота еще несколько миль, но надо прислушиваться, нет ли погони. Можно попасть в беду.

— Я не слышал ни одного выстрела.

— Я тоже, но лучше быть ко всему готовым.

Что ждет их впереди? Жив ли Лидж? И что с Джексоном Хайтом? И скольким еще суждено умереть, прежде чем все кончится? И почему один ненасытный богач должен навлекать столько бед на головы мирных людей, которые хотят только одного — спокойно возделывать свои поля?

Но несмотря ни на что, это прекрасная страна, где можно прокормить свою семью, и, если за нее надо сражаться, они будут сражаться всеми законными средствами.

В отдалении колыхались жаркие волны, над дорогой висела дрожащая вуаль пыли. На дороге появились следы фургона и поверх них — отпечатки копыт. Взгляд Килкенни скользил по покрытым кедрами холмам, по разбросанным там и тут обломкам скал. В придорожных кустах трещали цикады, и их пение казалось голосом самой пустоты.

Они не успели попасть к месту засады до темноты. Оставалось, должно быть, всего несколько миль, но мулы устали. Килкенни подождал фургон и сказал Барту, показывая на кедровник у края дороги:

— Пора становиться на ночевку. Нет смысла ехать вслепую.

Они нашли ложбинку между скал и развели незаметный костерок. Сварив кофе и торопливо поужинав, тут же затушили огонь. Укладываясь спать под звездным небом, они слышали ночные песни койотов. Килкенни повернулся к Джеку:

— Как насчет того, чтобы посторожить первым, Моффит?

Барт бросил на Килкенни быстрый взгляд, но ничего не сказал. Килкенни догадывался, что Бартрам не уверен, справится ли мальчик, да еще после тяжелого дня, но он знал, что Джек постарается ни за что не уснуть, и, может быть, это у него получится даже лучше, чем у взрослого.

— Наблюдай за мулами и лошадьми, Джек. У них слух получше нашего, и в случае чего они сразу забеспокоятся. Я привяжу Бака ближе к лагерю, он лучше всякой сторожевой собаки. Подежурь пару часов, а потом буди Барта. Я возьму последнее дежурство, перед утром. Скажи Барту, пусть разбудит меня часа в два, если до того ничего не случится.

Ночь прошла тихо. Килкенни проснулся, как только Барт прикоснулся к нему. Натянув сапоги, он поднялся, потопал ими, чтобы ступни встали на место, и взял винтовку.

— Все тихо, — сказал Барт. — Кругом полно койотов, и, похоже, неподалеку проходила пума — твой Бак заволновался, фыркнул, прижал уши, а на койотов он не обращал внимания.

— Это точно, — заметил Лэнс. — С койотом он бы справился. Лев — другое дело. Их он опасается. Однажды мы шли через перевал в горах Абсорока, и один на нас напал. Он прыгнул Баку на круп, и началась такая скачка, какой я отроду не видывал! Лев, очевидно, был молодой, хотя и крупный, он прыгнул, не разобравшись, кто перед ним. Что-то мелькнуло — и он прыгнул. Решил, должно быть, что Бак — это олень или что-то вроде.

— И что было?

— Бак побрыкался, заработал несколько глубоких царапин и сбросил льва в кусты. Лев, наверное, испугался даже больше нашего.

Бартрам снова завернулся в свои одеяла, и Килкенни отошел в сторону, чтобы не слышать звуков ночлега — ворочаний, вздохов, бормотания спящих людей. Он побродил немного, поговорил с лошадьми. Мулы сначала паслись, а потом задремали, и их безмятежность лучше всего убедила его, что беспокоиться не о чем.

На заре они наскоро позавтракали беконом и холодными кукурузными лепешками и двинулись дальше. Холмы придвинулись ближе, их склоны стали круче. Ветер пропал совсем.

Дорога пошла в гору, и мулы натянули постромки. Вдруг они услышали стук копыт, хотя самого всадника еще не было видно. Килкенни выхватил свой винчестер, а Барт передал поводья Джеку и залег с винтовкой среди ящиков и бочонков. Как только всадник показался, Килкенни сразу узнал его. Это был Сол.

— Мы нашли их, — приблизившись, коротко пояснил Сол. — Оба живы. Хотя очень плохи, у Хайта несколько ран, и у Лиджа три пули. Они зарылись в скалах можно сказать полумертвые.

Они подъехали к скалам, подождали фургон. Второй фургон находился здесь же, и в упряжке был убит всего один мул. Другой мул получил большую царапину, и потому очень нервничал по поводу мух, в остальном же казался вполне здоровым. Куинс сидел возле двоих мужчин, уложенных в тень.

Сол рассказал: когда они нашли их, раны Хайта были перевязаны. Раненый Лидж нашел в себе силы позаботиться о товарище, промыть его раны и наложить повязки из материалов, имевшихся в фургоне. Губы Хайта были влажными — очевидно, от жажды он не страдал.

Лидж сидел возле Хайта, опершись о скалу, разложив вокруг себя три винтовки и четыре шестизарядника. Видно, он собрал револьверы и Хайта и приготовился к борьбе, хотя был едва жив.

К тому же, заметили они, Лидж сильно страдал от жажды. Видимо, он отдавал Хайту большую часть своего скудного запаса.

Они устроили в фургоне места для раненых, бережно перенесли их в повозку и, чтобы защитить от солнца, натянули между двумя бочонками одеяла.

— Джек, — предложил Килкенни, — садись на козлы. А мы с Куинсом и Солом будем вас сопровождать.

Пока они с Бартрамом устраивали раненых, Сол и Куинс похоронили Миллера и Уилсона в неглубокой каменистой могиле. Позже они вернутся сюда за телами, но сейчас у них нет времени. В любой момент можно ожидать нападения.

Сол ехал впереди, за ним тянулись два фургона. Угрюмый Куинс подъехал к Килкенни.

— Если Лидж умрет, — сказал он, — мы выходим на охоту за скальпами. Вся дорога на Запад полита кровью Хэтфилдов. Папин сводный брат был убит в Техасе во время Войны за независимость. Его родного брата убили индейцы в Дакоте, а Ма потеряла сестру с ее детьми в степях Канзаса. Но мы всегда платили за кровь кровью.

— Может быть, пора забыть об этом, Куинс. Это все прошлое. Пора жить по-новому.

— Покажи мне, как! Килкенни, покажи, как мне жить по-новому с такими, как Хейл, Содерман и иже с ними.

— Содерман мертв, Куинс. И Гэддис тоже. Оба они участвовали в нападении на фургон. Рэтклиф тоже мертв. Они все получили свое.

— Зато Хейл еще не получил, — упрямо сказал Куинс. — Они навязали нам эту войну. Пусть теперь пожинают то, что посеяли. Это-то все — просто наемники. Хейл — вот кто стоит за ними. Хейл со своим Малышом. Вот их-то нам и надо.

Килкенни ничего не ответил, потому что лицо Куинса Хэтфилда стало горестным и жестким. Он знал, что творится у него на душе. Когда-то и у него самого творилось то же самое.

А может быть, творится и до сих пор.

Глава 15

Когда небольшая кавалькада въехала в Кап, там было тихо. Хэтфилдские женщины не кричали, не плакали, они спокойно занимались своими повседневными делами.

Килкенни поискал глазами Алису Миллер. Она стояла в стороне, тиская в руках фартук, и высматривала Джоди. Вдруг она повернулась и ушла в дом. Килкенни подождал минуту и вошел следом.

— Мэм, — мягко сказал он, — мы закопали его там, но скоро вернемся и похороним по-настоящему. Он был очень хороший человек. Человек, каких мало.

Килкенни положил руку ей на плечо, стараясь говорить мягче и ласковей, но что еще он может ей сказать? И ничего уже нельзя изменить — хороший человек погиб, оставив жену и небольшую семью.

Он вышел, ощущая прилив холодного, колючего гнева, быстро взглянул на Бака, потрогал револьверы на бедрах, вспомнил презрительно оттопыренную губу Малыша Хейла, высокомерие его отца…

Нет… еще не время. Джоди мертв, и Уилсон тоже, но дело, за которое они сражались, не должно погибнуть. И самый верный способ заставить Хейла расплатиться за все — не убивать его, а раздавить, разрушить сделанное им, добиться того, чтобы остальные смогли сберечь свои дома.

Парсон Хэтфилд дрожал от ярости.

— Еще двое, Килкенни! Я убью Билла Хейла!

— Погоди, Парсон. Нам придется подождать. Как у вас дела?

— Смизерс не вернулся.

— А когда он уехал?

— Вчера утром. Его невозможно было удержать. Он весь извелся, беспокоился о своем доме и скоте. Он построил большое хранилище, рассчитывая собрать хороший урожай.

— Он мог где-нибудь окопаться. — Килкенни мысленно окинул взглядом местность, разделявшую их. — Он не очень хороший охотник, но всегда отличался здравым смыслом. Может, он догадается спрятаться.

Килкенни рассказал Парсону обо всем, что с ними произошло: о том, как яростно пробивались они через пустыню, о прибытии в Блейзер и Перкинсе, о стычке с Содерманом.

— Мы бы могли спокойно пересечь это жуткое место, если бы не ветер. Когда там дует, лучше всего окопаться и переждать. А мы ждать не могли, вот и пришлось идти напролом, но главное — мы нашли тропу. Думаю, теперь любой из ребят, которые шли с нами, сможет пройти тем же путем. Теперь им нас не закупорить, если только они не выживут Перкинса, что вполне возможно. Но он, похоже, не из тех, кого легко сбросить со счета.