Сэкетты (№11) - Соль земли

Я уже делал второй круг, когда заметил, как в темноте что-то движется. Застыв на мгновение, я присел на корточки, стараясь слиться с землей, и стал прислушиваться к шелесту травы.

Кто-то медленно полз. Судя по всему, ко мне приближался раненый. Раз или два до меня доносился слабый стон. Однако я не двинулся с места, не доверяя этим звукам.

Прошло несколько минут, и я уже различил ползущего в нескольких ярдах от меня человека. Еще раз осторожно осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, я тихо проскользнул в лагерь.

— Галлоуэй, там ползет человек, — разбудил я брата. — Кажется, он тяжело ранен. Его надо принести в лагерь.

— Давай. Я тебя прикрою.

Если это ловушка, то те, кто ее устроил, горько пожалеют.

Пробравшись на опушку, я нашел человека и тихо, чтобы только он смог услышать меня, произнес:

— В чем дело, друг?

Ползущий остановился, и воцарилась тишина. Затем раздался тихий спокойный голос:

— Меня здорово задело. Я увидел ваш костер...

— Тебя ищут?

— Вероятно.

Я подошел к нему, поднял и отнес в лагерь. Это был мужчина лет сорока, с длинным, узким лицом и черными с сединой усами. Пуля навылет прошила ему грудь. Выглядел он неважно. Я занялся его раной, а Галлоуэй отправился на дежурство наблюдать за прерией.

Джудит проснулась и принялась готовить бульон, и к тому времени, как я закончил перевязку, он уже кипел. Я знал, что наш гость потерял много крови, поэтому сделал соляной раствор и заставил его выпить. В нашей семье всегда пользовались таким простым средством, и оно помогало.

Нужно признать, раненый оказался крепким парнем. Пока Джудит поила его бульоном, я осмотрел его ногу.

— Придавило оглоблей фургона, — объяснил он. — На наш лагерь ночью напали, кто-то сшиб оглоблю, и она упала мне на стопу.

Нога его распухла, и мне пришлось разрезать сапог. Он ошарашенно взглянул на меня между двумя глотками бульона.

— Вы только посмотрите! — произнес он. — Лучшая пара сапог! Купил их месяц назад в Форт-Уэрте.

— Ты из Техаса?

— Нет. Из Арканзаса. Был поваром у перегонщиков стада из Ньюсеса. Вчера вечером к нам подъехал человек, худой, смуглый, с узкими глазами. Его пригласили перекусить. Одет по-дорожному, но не так, как одеваются на Западе. — Повар вдруг настороженно посмотрел на нас. — Между прочим, он говорил, как вы, ребята.

— Не волнуйся, в этих краях у нас нет родственников.

— На нем был красный пояс, а винтовку он носил так, словно родился с ней...

— Колби Раффин! — сказала Джудит.

— Как бы там ни было, он поел и уехал. Мы уже спали примерно с час, когда целая орава с воплями и выстрелами вылетела на нас. Человек двенадцать, а может, двадцать. Разгромили лагерь и угнали стадо, увели его черт знает куда.

— Тебе лучше отдохнуть. Ты совсем выдохся.

Он посмотрел мне прямо в глаза:

— Я не вытяну, приятель, ты же знаешь.

Джудит, побледнев, взглянула на меня, но я, не обращая на нее внимания, сказал:

— Есть кому сообщить о тебе?

— Родственников у меня нет. Их давным-давно убили бандиты. Мой босс в Техасе Эван Хокс — прекрасный человек. Он чертовски много потерял нынешней ночью — стадо, ковбоев, своего мальчика.

— Мальчика?

— Младшего сына... лет тринадцати. Он умолял отца разрешить ему сопровождать стадо, а не ехать поездом. Хокс ждет нас в Додже.

— Ты уверен насчет мальчика?

— Я видел, как он упал. Какой-то бандит выстрелил в него и сшиб лошадью. Если кому из наших и удалось спастись, то только парням, объезжавшим стадо.

Некоторое время он сидел молча, а я украдкой бросил взгляд на Джудит. Она выглядела очень серьезной. Ей стало ясно, что всадники, угнавшие стадо и убившие мальчика, — банда Фетчена. Колби Раффин всегда шел следом за Черным.

— Они знают, что ты ушел?

— Вряд ли. Видели, как меня сбило оглоблей, потом один из них на скаку выстрелил в меня.

Со всей осторожностью я вынул из костра самые большие ветки, чтобы он быстрее прогорел. Сомнений не осталось: банда Фетчена последовала за нами на Запад. Но сейчас не время и не место выяснять с ними отношения.

Через несколько минут человек открыл глаза и посмотрел на Джудит:

— Мэм, в кармане рубашки у меня лежит медальон, может, и не слишком дорогой, но моя мать носила его всю жизнь, а до нее — бабушка. Я буду рад, если вы возьмете его себе.

— Да... спасибо... — прошептала, смутившись, Джудит.

— У вас нежные руки, мэм, очень нежные. Меня уже давно не касалась рука женщины... Приятное воспоминание, мэм.

Я передвинулся в темноту и прислушивался, пытаясь угадать угрозу. Но до меня донесся только прерывистый шепот раненого:

— Этот высокий, мэм... На нем знак орла. Он оставит свой след на земле. Держитесь его, мэм, если не обручены с кем-то еще. Такие люди встречаются редко. — Через минуту он снова заговорил: — Вы знаете парня, который приезжал к нам в лагерь?

— Колби Раффин, — ответила девушка, помолчала и добавила: — По-моему, они искали нас.

— Искали его? — Человек чуть приподнял руку, чтобы указать в мою сторону. — Они сошли с ума!

Из темноты вышел Галлоуэй, и я шепотом сообщил ему о Раффине и о том, как угнали стадо.

— Это на них похоже, они всегда были бандитами. Теперь стали ворами.

Мы стояли молча и думали об одном: Фетчены приехали на Запад за нами. У них большой численный перевес. А угон скота свидетельствовал о том, что они уже не просто задиры и хулиганы, а настоящие преступники. С этого момента начинается война не на жизнь, а на смерть с бандой, которая не остановится ни перед чем. Нас же только двое с девушкой на руках.

Ранчо в Колорадо стало казаться очень далеким, и я проклял тот час, когда встретился с Костелло и Джудит.

Не то чтобы мы боялись драки. Сэкетты, кажется, только этим и занимались. Если мы не дрались за свою страну, то дрались с теми, кто выбирал закон насилия. Но ни один Сэкетт, насколько я знаю, не выхватил револьвер только ради того, чтобы пострелять, а не в целях самозащиты или защиты своей чести и достоинства.

Я радовался, что рядом со мной Галлоуэй. Он мог заменить целую армию, а если бы вдруг появился еще один Сэкетт — неважно кто, то мы уж точно стали бы непобедимы.

Глава 3

Мы отправились в дорогу на рассвете, стараясь держаться низин, чтобы не выделяться на фоне неба. Наш путь лежал только на запад. Мы ехали в седле боком: Галлоуэй смотрел в одну сторону, я — в другую, чтобы охватить взглядом все окружавшее нас пространство.

Небо затягивали облака, предвещая смену погоды, но мы не обращали внимания, стараясь уйти как можно дальше вперед.

Незадолго до полудня с юга появился человек на пятнистой лошади, который гнал перед собой голов тридцать скота. Заметив нас, он объехал стадо и направился к нам, держа винчестер наготове.

— Вы никого не встретили по дороге? Я ищу своих.

Клеймо «Половина X» на лошади и коровах поведало его историю.

— Ваше стадо угнали вчера бандиты, — сообщил я, — а один человек умер нынче ночью у нас на руках.

— Кто?

— Он сказал только, что был у ковбоев поваром. Даже не назвал своего имени. Работал на Эвана Хокса, сын которого погиб во время нападения скотокрадов на лагерь.

Новость ошеломила незнакомца.

— Мальчик мертв! — сокрушенно покачал он головой. — Какой тяжелый удар для босса! Он так любил сына.

Я закинул ногу за луку седла и сдвинул шляпу на затылок.

— Мистер, похоже, ваше стадо разогнали так, что и остатков не соберешь. Мы проехали с утра много миль и ни людей, ни животных не встретили. Что вы собираетесь делать?

— Отгоню этих коров в Додж и доложу обо всем Эвану Хоксу. Что я еще могу?

Он сказал, что его зовут Бриггс.

— Можете ехать с нами, — предложил я ему. — У нас на одну винтовку будет больше.

— Что это значит?

— Ваше стадо угнала банда Черного Фетчена из Теннесси. Она ищет нас. Если мы с ней встретимся, перестрелки не избежать, а если вы попадетесь ей, можно ставить сто к одному, что бандиты убьют вас.

— Еду с вами, — согласился он.

В течение следующего часа мы подобрали тринадцать коров с клеймом Хокса. К ночи наше стадо увеличилось еще на пятьдесят голов. Едва мы разбили лагерь, как нас окликнули из темноты. В те дни ни один человек в здравом уме не подъезжал к чужому лагерю без предупреждения.

— Это Жердь Уокер, — обрадовался Бриггс. — Я узнал его голос.

Уокер был высоким и очень худым парнем, потому-то и получил свое прозвище. Он гнал шесть бычков. На голове у него была шишка, в душе — злость на тех, кто захватил стадо.

— Ты не встретил никого из этих подонков? — спросил он Бриггса. — Все, о чем я мечтаю, — увидеть их на мушке моего винчестера.

— Успокойся, приятель, — сказал Галлоуэй. — Ты имеешь дело с подлыми людьми. Если они тебя заметят, ты не успеешь даже выстрелить.

В конце концов мы подобрали по дороге и пригнали в Додж сто двадцать голов с клеймом «Половина X» из полутора тысяч, вышедших на перегон. Если бы у нас было больше ковбоев, мы наверняка нашли бы еще столько же в кустарнике у ручьев и в оврагах.

Имя Сэкеттов в Додже знали. До нас здесь побывали Тайрел, Оррин и еще несколько человек. Тайрел с Оррином жили в Додже, когда город только вставал на ноги. Они были первыми Сэкеттами, переселившимися на Запад. А их отец вместе с Бриджером Карсоном и Джо Миком промышлял здесь пушнину. Из своего последнего путешествия он не вернулся. Считалось, что какой-нибудь индеец снял с него скальп где-то в Монтане. Юнцами мы слышали его историю, но не знали никого из той ветви Сэкеттов, до тех пор пока не столкнулись в Моголлонах с Тайрелом и Оррином, примчавшимися на выручку своего брата Телля.

Понимая, что оставшиеся в живых ковбои приедут в отель к Хоксу, мы отправились туда вместе с Бриггсом и Уокером. Оказалось, что прибыло еще трое, значит, недоставало семи.

Эван Хокс, высокий, широкоплечий, но сухощавый мужчина с темно-рыжими волосами, сложением и прической напоминал президента Джексона. Заглянув хоть раз в его серые глаза, каждый чувствовал, что этого человека лучше иметь другом, чем врагом.

— Они отняли у нас стадо, чтобы продать. Нам надо встретить их, когда они попытаются выставить его на торги. Я предупрежу людей.

— Мистер Хокс, — заметил я, — Фетчен далеко не дурак. Из того, что я о нем слышал, выходит, что он хитрый и подлый. Может и не выставить ваше стадо на продажу.

— Что вы хотите сказать?

— Как я понял, вы гнали много молодых племенных телок. Фетчен доставит стадо, скажем, в Вайоминг, продаст бычков индейцам, армии или какому-нибудь торговцу скотом, а из племенных животных сформирует свое собственное стадо.

— Полагаете, он приехал на Запад, чтобы остаться?

— Меня этот вопрос тоже интересует. Думаю, что без серьезной причины он так далеко не забрался бы. Наверное, после нашего отъезда он что-то натворил, и ему нет пути назад.

Джудит стояла рядом, на глазах краснея от злости, и, наконец, взорвалась:

— Ты не имеешь права предполагать такое! И у тебя нет доказательств, что стадо угнал Черный Фетчен! — в гневе выкрикнула она.

Хокс с удивлением посмотрел на нее:

— Кажется, вы не сходитесь во мнениях.

— Молодая леди думает, что Черный не такой уж скверный и жадный.

— И это правда!

— Мы считаем, — продолжал Галлоуэй, — что вы пострадали из-за нас. Понимаете, Фетчены приехали на Запад за нами. Черный охотится за этой юной леди и ее лошадьми, великолепными племенными лошадьми. У себя дома, в Тейзвелле...

— Так вы из Теннесси! — воскликнул Хокс. — Хорошо знаю те места, сам из Кентукки.

— У нас с парнями Черного случилась стычка, мы их вроде как успокоили, когда им захотелось показать свою силу. Но в том краю они привыкли своевольничать.

Оставив Хокса с ковбоями, мы спустились в ресторан. Джудит шла с поднятым носиком и пылающими от гнева щеками. Когда мы нашли свободные места и уселись, она заявила:

— Вы не имеете права так говорить о мистере Фетчене. Он честный человек.

— Надеюсь, — ответил Галлоуэй. — В противном случае тебя ждет горькое разочарование, когда ты попадешь к нему.

Мы заказали обед и стали оглядываться по сторонам. Ни я, ни Галлоуэй не жили в больших городах, хот" уже побывали в Санта-Фе, Абилине и Седалии, что в штате Миссури, но оба любили непривычную суету, многолюдье городских ресторанов.

За столиками сидели покупатели и перегонщики скота, спекулянты земельными участками, офицеры с армейских постов, профессиональные карточные игроки и всякий прочий народ. Все посетители были хорошо одеты и выглядели пижонами. А мы с Галлоуэем, хоть немного и почистились, прежде чем войти, но все равно тянули только на парней с гор, и мне стало стыдно. Как только у нас появятся деньги, подумал я, тут же куплю приличную одежду.

— Ты бывала в больших городах, Джудит? — спросил ее Галлоуэй.

— Да, в Атланте, Нэшвилле, Новом Орлеане, Мобиле и Луизвилле. О, я видела много городов. Мои родственники торговали по всему Югу.

Меня удивило, что она столько путешествовала, хотя известно, что ирландские торговцы лошадьми все время переезжали из города в город. На несколько минут она забыла о Черном Фетчене и стала увлеченно рассказывать о своих впечатлениях. Можете мне поверить, мы слушали ее, разинув рот.

Но именно в тот момент, когда Джудит так разговорилась, дверь ресторана открылась и на пороге появился Джеймс Фетчен.

В новом черном суконном костюме, белой рубашке с черным галстуком он выглядел великолепно. Его сапоги ослепительно сверкали, а в руке он держал модную черную шляпу. Смазанные медвежьим жиром или чем-то еще волосы казались прилизанными и блестели. Надо признаться, зрелище было впечатляющим. За ним шли Тори, Колби Раффин и еще один из шайки, которого звали Айра Лэндон.

Фетчен подошел прямо к нашему столику, остальные уселись на другом конце зала спиной к нам.

— Джудит! — воскликнул он. — Как я рад тебя видеть! — Затем Черный Фетчен повернулся ко мне и сказал: — Надеюсь, вы, ребята, не в обиде на нас? Никто не собирается с вами ссориться. Зачем нам неприятности? А тогда, в городе, мы просто пошутили.

Джудит сияла. Я разозлился, видя, как заблестели ее глаза при виде этого мошенника. Меня-то не проведешь никакими сладкими речами. Пока он произносил свой образцово-вежливый монолог, во взгляде его читалась насмешка, но Джудит расцвела от счастья.

— Конечно, конечно! — Галлоуэй тоже умел красиво говорить. — Почему бы вам не присесть за наш столик? Мы с удовольствием с вами поболтаем. Может, вы расскажете нам о стаде, которое кто-то угнал несколько дней назад на подходе к Доджу?

Джудит побледнела, губы ее сжались. Она разозлилась и испугалась... испугалась, что сейчас произойдет нечто страшное.

— О стаде? С каких это пор вы ударились в скотоводство? — насмешливо спросил бандит.

— Это не наше стадо, — ласково, чуть ли не пропел Галлоуэй. — Оно принадлежит нашему другу Эвану Хоксу, хорошему человеку. Его бычков угнали скотокрады... и убийцы. Ночью они напали на лагерь и в упор расстреляли сына хозяина и нескольких ковбоев.

Фетчен и глазом не моргнул. Да, в хладнокровии ему не откажешь. Он лишь ухмыльнулся и произнес:

— Нам встретилось несколько отбившихся от стада коров. Мы даже пригнали с полдюжины в город и передали их здешнему шерифу. — С этими словами он отодвинул стул и непринужденно уселся за столик, будто так и надо. — Между прочим, я пришел не только, чтобы поприветствовать старых друзей из родного штата. Мне необходимо поговорить с Джудит. Но поскольку вы, похоже, не захотите оставить нас наедине, придется обратиться к ней при вас.

Глаза Джудит сияли, на полуоткрытых губах играла улыбка. Мне ее волнение не понравилось. Прежде чем я смог что-нибудь ответить, Черный, мило улыбаясь, ринулся в атаку, словно кот, нацелившийся схватить канарейку.

— Джудит, выходи за меня замуж, — предложил он.

Не успели мы и рта раскрыть, как она воскликнула:

— Да, Джеймс! Да, с удовольствием!

— Вы делаете мне честь, мэм, делаете честь! — воскликнул Черный и добавил, обращаясь к нам: — Не думаю, господа, что для помолвленной девушки прилично проводить столько времени с двумя холостыми мужчинами, которые не являются даже ее родственниками. Я заказал для Джудит номер в отеле, в котором она будет жить, пока мы не поженимся.

Он поймал нас врасплох. Такого мы не ожидали и сидели, не зная, как поступить. Первым заговорил Галлоуэй.

— Мы рады за Джудит, Черный, — начал он вкрадчиво, — но ее дедушка убедительно просил нас отвезти ее к отцу в Колорадо. Тут не так уж далеко. Так почему бы вам не получить благословение отца девушки и не устроить свадьбу на его ранчо? В конце концов, она его единственная дочь.

Фетчен не переставая улыбался:

— Мистер Сэкетт, вам трудно меня понять. Я влюблен и не хочу ждать.

— Я тоже! — заявила Джудит. — Мы поженимся в Додже.

Не выказывая гнева, который наверняка кипел в его груди, Галлоуэй мягко обратился к девушке:

— Представляешь, Джудит, как будет здорово, если о свадьбе последним узнает твой отец. Неужели ты его совсем не любишь?

Его вопрос пронял девчонку, она словно протрезвела и стала такой серьезной, что мне показалось: вот-вот заплачет.

— Это благородная жертва, — сказал я. — Какое счастье для отца присутствовать на свадьбе дочери, когда она выходит замуж по любви!

Джудит посмотрела на Фетчена:

— Джеймс, может, нам следует подождать? Ведь ранчо отца уже близко.

Губы Черного сжались, глаза слегка сузились. Я слышал, что у него страшно взрывной характер, что он не терпит возражений. И вот, кажется, назревал такой взрыв. Что ж, пусть Джудит увидит его в ярости, это нам только на руку. Мы с Галлоуэем, должно быть, подумали об одном и том же. Но только черт меня дернул за язык:

— Кроме того, Джудит еще слишком молода, чтобы выходить замуж.

Моя неосторожность погубила все. Девчонка так разозлилась, что выкинула боевой стяг и дала залп пушками с обоих бортов.

— Флэган Сэкетт, ты не понимаешь, что такое женщина! Ты не распознал бы женщину, даже если бы она находилась от тебя на расстоянии вытянутой руки! Я достаточно взрослая! Все, с меня хватит! Я докажу тебе, что я взрослая! Джеймс, если хочешь, поженимся завтра утром.

Фетчен выпрямился. Он получил то, чего добивался. Бросив на меня победоносный взгляд, бандит поклонился и протянул руку Джудит.

— Пойдем, дорогая, я отведу тебя в твой номер. — Его слова звучали как фанфары.

Джудит встала и повернулась ко мне спиной. Я хотел что-то сказать... Но что я мог сказать?!

Фетчен обернулся и посмотрел на нас.

— Джентльмены, я пошлю за одеждой и лошадьми моей невесты, всеми лошадьми.

— Что вы имеете в виду?

— Всеми лошадьми — значит, включая и тех двух, на которых ездите вы. Это кони Костелло.

— На них у нас есть свидетельство о продаже, — спокойно возразил я, хотя внутри у меня все кипело.

— Он говорит правду, Джеймс, — подтвердила Джудит. — Те кони принадлежат им.

— Ладно, разберемся с ними чуть позже, — ответил Фетчен. — Не думаю, что свидетельство о продаже, как вы его назвали, пройдет в качестве доказательства в суде.

Они вышли вместе, а мы остались сидеть. Неожиданно у меня пропал аппетит. Может, она и достаточно взрослая, но мне не хотелось видеть ни одной девушки в руках Черного.

— Галлоуэй, мы не можем позволить ей выйти замуж. Его необходимо остановить.

— Объясни мне как. Она выходит замуж по собственному желанию, против него у нас ничего нет.

— Думаешь, он действительно пригнал несколько голов «Половины X»?

— Могу спорить на что угодно. О, какой хитрец! Если кто-нибудь видел, как он гнал украденный скот, у него теперь есть алиби. К тому же, с точки зрения местных скотоводов, он совершил благородный поступок.

— И что только он в ней нашел? — в сердцах воскликнул я.

Галлоуэй как-то странно взглянул на меня:

— Да ты дурак, как я посмотрю. Джудит очень милая молодая девушка, которая на глазах превращается в прекрасную женщину. И на тот случай, если ты позабыл, мама вышла за папу в таком же возрасте.

Он был прав, однако мне не хотелось признавать его правоту. Джудит казалась взбалмошной девчонкой — все эти веснушки, губки, глазки... И только сейчас, вспоминая ее облик, я, конечно, согласился с братом. Она действительно превращалась в красивую женщину.

— Флэган, что будем делать? — прервал мои раздумья брат.

В конце концов мы решили сходить к городскому шерифу Уайту Эрпу.

— Извините, ребята, — развел он руками, — мистер Фетчен действительно привел несколько бычков, принадлежащих Хоксу, и выпустил их в корраль. Поступок определенно характеризует его не как вора. То, что он угнал стадо, доказать невозможно. Что же касается девушки, то она достаточно взрослая, чтобы выйти замуж. А она хочет выйти замуж. Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

Тогда мы пошли к Бэту Мастерсону[2], шерифу округа Форд. Он оказался красивым молодым парнем двадцати четырех или двадцати пяти лет, в темном костюме и высокой черной шляпе. Чтобы в те дни носить такую, требовалось немалое мужество — слишком большое искушение для пьяного ковбоя выстрелом сбить ее с головы. Бэт же не имел ни одной царапины от пули: я специально приглядывался и ничего не нашел.

Он тоже выслушал нас и покачал головой:

— Извините, парни, мне тоже нечем вам помочь. Девушка имеет право выйти замуж, а у меня нет ордера на арест кого-либо из банды Фетчена. — Он с минуту помолчал. — Хотя как неофициальное лицо дам совет.

— Есть причина, по которой можно отменить свадьбу?

— Нет. Но на днях в город приехал человек, который видел, как банда Фетчена гнала полсотни голов. А в корраль они загнали полдюжины задрипанных бычков.

— Разве это не улика?

— Не совсем. Когда Руф их видел, он был пьян. Лично я поверю ему на слово — пьяный или трезвый, старый ковбой всегда отличит пятьдесят бычков от шести. Но я сомневаюсь, что его свидетельство пройдет в суде.

— Что же нам делать?

Мастерсон откинулся на стуле и задумался.

— Телеграфируйте ее деду и отцу о свадьбе и просите дать на нее согласие.

Такой ход нам и в голову не приходил. Телеграф был для нас в новинку. Мы слышали о нем и видели провода вдоль железнодорожного полотна. Но сообщить Костелло о происшествии телеграммой!..

— Мы будем вам обязаны, если вы напишете текст. Вы поможете хорошей девушке избежать плохой партии.

Я думал, что телеграмму надо писать как-то по-особому, но Баг взял ручку и нацарапал: «Фетчен здесь. Предложил Джудит выйти замуж за него. Она согласилась. Телеграфируйте отказ — разрешение на свадьбу».

— Если получите телеграмму от Костелло с запрещением свадьбы, я остановлю их, — пообещал Мастерсон.

Отослав телеграмму, мы остановились на дощатом тротуаре, размышляя над ситуацией. Неожиданно Галлоуэй спросил:

— Интересно, сколько в таком городе священников или проповедников?

— Три-четыре, наверное.

Брат весело смотрел на меня, и я начал понимать, что он задумал.

— Вот что значит как следует подумать! — улыбнулся я. — Пойдем, поспрашиваем.

— Жердь Уокер, Гарри Бриггс да и остальные не откажутся выручить нас. Нынче утром Хокс сказал мне, что держит свой скот милях в пятнадцати к северу отсюда. По-моему, одному из его парней надо срочно поговорить с проповедником. Например, Жерди. Если бы он умирал, то наверняка захотел бы исповедаться.

Навстречу нам шел Бэт.

— Мистер Мастерсон, — окликнул его я, — сколько в Додже проповедников?

Глаза Бэта заискрились.

— Вам повезло, — заулыбался он, — их нет в городе, кроме одного. — Затем добавил: — Не забудьте мирового судью.

Галлоуэй тут же оседлал коня и галопом помчался в лагерь Хокса, чтобы договориться с ковбоями. Я тоже вскочил в седло, пронесся пару миль по дороге и на взмыленном коне вернулся к дому святого отца.

— Преподобный, — обратился я скорбным голосом, — в ковбойском лагере за городом заболел человек. Ему очень плохо, и он хочет исповедаться. Очень просим съездить к нему.

Наш штурман человеческих душ оказался настоящим джентльменом. Он поставил чашку с кофе, вытер губы и стал натягивать сюртук. Я сам запряг ему лошадей в повозку, и через минуту мы двинулись в путь.

— Еще одна штука, ваше преподобие, — сказал я. — Умирающий хочет оставить завещание и говорит, что доверит написать его только мировому судье. Ему все равно, юрист он или нет, но он считает мирового судью честным человеком.

Я верхом, а проповедник в повозке подъехали к дому мирового судьи, и тот тоже собрался довольно быстро. Гонорар обещал быть приличным, и мировой судья согласился на поездку без всяких колебаний. Они рысью выехали из города на повозке проповедника, а я пылил за ними.

Лагерь — корраль и глинобитная хибара — стоял на берегу ручья. Жердь Уокер лежал на топчане, укрытый до подбородка одеялом. Более жалкого страдальца мне еще не приходилось видеть. Ковбои сгрудились вокруг него и тихо переговаривались.

Как только церемония началась, мы с братом выскользнули из лагеря и направились обратно в Додж.

— Похоже, прощание Жерди с миром будет самым длинным в истории медицины, — заметил Галлоуэй. — Ставлю последний доллар, что сегодня они оттуда не выберутся.

Нас волновало одно — как бы не вернулся в город еще какой-нибудь святой отец, который в данный момент отсутствовал.

Но ни один так и не объявился.

Хотя проповедник сказал, что он протестант и его религия позволяет отпустить грехи несчастному без исповеди, Жердь запротестовал из последних сил — он не мог пропустить такой шанс. Как нам потом рассказали, несколько часов этот добрый христианин каялся в самых страшных грехах. Сначала перечислил все, что сделал, потом признался в том, что хотел сделать, чего оказалось гораздо больше, и, наконец, стал придумывать себе грехи, о которых никто никогда и не слышал. Одно можно сказать: благодарные слушатели внимали ему с огромным интересом.

Глава 4

Подъехав к коновязи у ресторана «Леди Гей», мы с Галлоуэем, усталые и голодные, спешились.

Приближалась гроза. Над прерией уже полыхали молнии.

— Похоже, будет настоящий ливень, — заметил Галлоуэй. — Я всю дорогу наблюдал за облаками.

— Поставлю лошадей в конюшню, — решил я, — а ты посмотри, переехала ли Джудит в номер, который ей снял Фетчен.

Улица уже опустела, приближающаяся гроза разогнала всех по домам. Но в окнах салунов горел свет, веселье шло полным ходом.

Ведя обоих коней на поводу, я перешел улицу и направился к конюшне. На углу на мгновение задержался. Где-то за полквартала от меня по гулким доскам тротуара застучали сапоги, но хозяина их я не смог разглядеть, как ни старался. Мимо, гонимый порывом ветра, пронесся шар перекати-поля, и я подумал о Джудит, об этой упрямой, злой, веснушчатой... Вот только почему-то мне стало грустно, и я неожиданно признался себе, что скучаю по ней.

Над воротами конюшни висел фонарь. Его пламя трепыхалось на ветру. Внутри никого не оказалось. Я сам завел лошадей в денники, привязал их и поднялся на сеновал, чтобы накидать им сена. Я уже почти закончил работу, когда внизу послышались шаги — медленные и осторожные.

Сеновал занимал весь чердак конюшни, на него вели три лестницы, то есть, я видел три лестницы — две с одной стороны и одну — с другой. Вообще-то, если подумать, могла быть и четвертая — из пустого денника, где конюх хранил инструменты, запасные части сбруи и прочую мелочь.

Размышляя о происходящем, я прислушивался. Кто-то проследил за мной до конюшни? Или какой-нибудь пьянчужка ищет место переждать грозу? А может, человек пришел за своей лошадью?

Судя по звуку шагов, первое вернее. Мой винчестер остался внизу, рядом с седлом и дождевиком, которые я собирался забрать, возвращаясь в отель. Вероятно, преследователь уже увидел его и теперь играет со мной в прятки, ожидает, пока спущусь, надеясь нашпиговать меня свинцом.

Пусть меня назовут подозрительным человеком. Так оно и есть. Не раз я ошибался, подозревая кого-нибудь в коварстве, но и не раз оказывался прав. Поэтому до сих пор жив.

Отстегнув кожаный ремешок, удерживающий револьвер в кобуре, я очень осторожно положил вилы на пол и выпрямился, прислушиваясь, и тут же себя остановил. Если известно, что я наверху, лучше пошуршать сеном, чтобы он ничего не заподозрил.

Многие ковбои ночевали в конюшнях. Неплохая идея. Пусть подумает, что я из таких. Мне хотелось заманить его наверх, а не спускаться вниз самому.

Я давно уже убедился, что обдумать свое положение, а не действовать с бухты-барахты — не такая уж плохая привычка. Она экономит массу времени и в большинстве случаев избавляет от головной боли.

Допустим, я внизу и хочу подстрелить человека, который спустится по лестнице. Какое место я выберу, чтобы видеть все три лестницы сразу?

Таких мест немного. Две лестницы, ведущие с сеновала, расположены напротив него, третья — на его стороне, перед воротами. Если человек внизу хотел прикрыть все, он должен стоять где-то справа, ближе к задней двери конюшни. Тогда четвертая лестница в неиспользуемый денник должна находиться за его спиной.

Если я попробую спуститься по одной из трех лестниц, то подставлю спину убийце... А он убийца.

Первое, что я сделал, — это сел на сено, немного пошуршал им, будто готовлю себе постель, и, нисколько не соблюдая тишины, снял сапоги и бросил их на пол. Потом тихо поднял их, связал сыромятным ремешком, повесил себе на шею и осторожно встал. Добротный пол не скрипел, и я бесшумно двинулся вперед, все время прислушиваясь. Снизу не доносилось ни звука. Около меня стоял ларь с початками неочищенной кукурузы, приготовленной для какой-то местной лошади. Взяв початок, я бросил его туда, где снимал сапоги. Он ударился о доски. Надеясь, что человек внизу подумает, будто у меня что-то упало, я осторожно двинулся по краю чердака, пока не оказался над пустым денником. И точно: здесь зиял люк, в котором виднелась лестница, спускающаяся в самый темный угол. Вполне возможно, что лишь немногие из клиентов конюшни знали, что она здесь есть.