Сэкетты (№11) - Соль земли

Луис Ламур

Соль земли

(Сэкетты-11)

Глава 1

В наших краях все знали о Черном Фетчене. Люди разбегались по углам, когда он со своей бандой родственников въезжал в город.

Земля клана Фетченов лежала в районе Синкин-Крик. Сэкетты туда наезжали нечасто, а посему не сталкивались с этой семейкой.

Но и до нас доходили слухи о выходках Черного. Рассказывали и пересказывали историю, как он освободил из тюрьмы в Тейзвелле то ли своего брата, то ли кузена, попавшего в руки Закона. Болтали, что убил чужака на Кейни-Форк. Да и вообще ни одна перестрелка или поножовщина вот уже в течение шести-семи последних лет не обходилась без участия бандита.

Но если уж на то пошло, Черный был не единственным Фетченом, заработавшим себе дурную славу в наших краях и на равнинах.

Его полное имя — Джеймс Блэк[1] Фетчен, но все звали его Черный, потому что смуглому, красивому самоуверенному парню с наглыми манерами, скорому на расправу кулаком и револьвером, очень точно подходило это имя. Тори Фетчен и Колби Раффин, его первые помощники в банде, мало чем отличались от него.

Нас с Галлоуэем привел в Тейзвелл долг чести, иначе мы бы там не оказались. Не подумайте, что нас испугала встреча с Черным или кем-то другим. Мы только что вернулись домой с бизоньих равнин Запада, где подзаработали деньжонок, и первым делом отправились в Тейзвелл, чтобы расплатиться с долгами отца. Несколько лет подряд ему не везло. Урожаи падали, и он умер практически в нищете, оставив долги.

Трудное положение семьи заставило нас два года назад двинуться на Запад. Мне тогда исполнилось двадцать два года, а Галлоуэю двадцать один. Нам довелось работать возчиками грузовых караванов на Тропе Санта-Фе, укладывать полотно железной дороги на отдаленной горной и лесистой ветке, перегонять скот в Техасе. Но настоящие деньги пошли к нам в руки, когда мы занялись охотой на бизонов. Примерно в это время до нас дошел слух, что один из наших многочисленных родственников по имени Уильям Телль Сэкетт попал в переделку в Моголлонах. Мы сели на коней и помчались на выручку, ибо когда у кого-то из Сэкеттов беда, ее делят все остальные Сэкетты. Так что мы помогли ему выбраться из переделки целым и невредимым.

Долг в Тейзвелле был последним. После его уплаты у нас не оставалось ни цента. После двух лет тяжелого труда наше благосостояние оказалось на той же точке, с которой мы начинали, если не считать винтовок, револьверов да пары одеял. Когда мы вернулись в Теннесси, даже лошадей пришлось продать. Миновав холмы, мы сразу направились к городской водокачке. Напившись, взяли курс на магазин, хозяин которого давал кредит отцу в тяжелые для него времена.

Мы шли по самой середине улицы, когда сзади раздался бешеный стук копыт и нас догнала группа всадников, вооруженных до зубов, — не иначе для войны или охоты на медведя.

Завидев их, пешеходы прижимались к стенам домов, однако мы не собирались никуда бежать. Всадники неслись на бешеной скорости прямо на нас. Один из них крикнул:

— Прочь с дороги! — и уже замахнулся, чтобы огреть меня плетью.

Ну, я изловчился и, поймав рукой плеть, резко дернул. А то, что я дергаю, обычно падает. Поскольку плеть висела у всадника на руке, то он вместе с ней грохнулся с седла, подняв столб пыли. Остальные тут же окружили нас, надеясь позабавиться.

Упавший сидел в пыли, пытаясь понять, что произошло. Затем вскочил и бросился на меня с кулаками.

Вообще-то мы, Сэкетты, всегда умели драться, а мы с Галлоуэем к тому же работали вместе с ирландцами, возницами грузовых фургонов. Эти ребята все свободное время посвящали кулачным боям или боксу, так что у нас была и неплохая подготовка. Когда парень решил свалить меня размашистым ударом, я быстро шагнул вперед и коротким ударом достал его в скулу. Голова нападавшего откинулась назад, словно его двинули рукояткой молота. Он опять упал в пыль, и я услышал, как Галлоуэй весело сказал:

— Давайте, давайте. Держу пари, что выбью из седла четверых, а то и пятерых, прежде чем вы успеете до меня добраться.

Винтовка была у меня в левой руке, и палец лежал на спусковом крючке. Я приподнял ее и нацелился на них. Против нас двоих стояло девять здоровенных лихих ребят, и, судя по всему, могла пролиться кровь.

Но только никто из них не пошевелился.

Высокий, красивый парень, возглавлявший шайку, поглядел на нас и гордо заявил:

— Я Черный Фетчен.

Галлоуэй обратился ко мне:

— Он сказал, что он Черный Фетчен. Флэган, ты испугался?

— Если подумать — не очень. Хотя раз или два в жизни я по-настоящему испытал страх. Помнишь того команча? Тогда на секунду мне показалось, что он меня прикончит.

— Но ты с ним справился, Флэган. Ну, а теперь, как ты думаешь, что нам сделать с этими бандитами?

— Он ведь сознался. Прямо так взял и честно признался, кто он. Он Черный Фетчен. И не пытался врать. Нужно отдать должное человеку, который совершил такой мужественный поступок.

— Может, и так. — Галлоуэй говорил совершенно серьезно. — Но, думаю ты в нем ошибаешься. Да, он признался, что его зовут Черный Фетчен, но в его голосе я не услышал стыда. По-моему, человек, который говорит: «Я Черный Фетчен», должен испытывать чувство стыда. Мог бы, по крайней мере, склонить голову или поковырять носком землю.

Черный Фетчен зверел на глазах.

— С меня достаточно! Клянусь Богом!..

— Погоди, Черный, — раздался голос Колби Раффина. — Я видел их раньше. Это Сэкетты. Они вернулись из бизоньих прерий.

Мы, Сэкетты, лет сто воевали то с одним, то с другим кланом, и никто не скажет, что не собрали свою долю скальпов, но первым никто из нас не лез на рожон, не искал неприятностей.

Выслушав Раффина, Фетчен вроде как опустился в седле. Мы не были парой безрассудных сопляков с гор, которые готовы вляпаться в любую заваруху. Фетчен, конечно, не струсил, но только дурак сомневается в том, что пуля из винчестера с расстояния в сорок футов пройдет мимо. Узнав, кто мы такие, он понял, что не промахнемся, поэтому поудобнее уселся в седле и даже улыбнулся.

— Извините, ребята, но шутка есть шутка. Мы приехали в город по делу и не намерены выяснять с вами отношения. Я готов повторить: мы извиняемся.

— Так-то оно так, — согласился я, — мы принимаем ваши извинения, поскольку вы их предлагаете, но, чтобы ненароком не возникло проблем, почему бы вам не скинуть железки на землю? Бросьте оружие — и все забудем.

— Будь проклят, если я сделаю это! — заорал Тори Фетчен.

— Ты умрешь, если не сделаешь, — жестко отчеканил Галлоуэй. — Что же касается твоего проклятья, то тебе придется объясняться насчет него с Господом Богом. Ты бросишь оружие или мне стрелять?

— Делайте, как он говорит, ребята, — приказал Черный. — Уж такой сегодня неудачный день. Завтра начнется следующий.

Они бросили оружие на землю, но Галлоуэй любил подравнивать бахрому по краям и доводить дело до конца.

— А теперь, джентльмены и коллеги-греховодники, я сообщу вам, что сегодня вы заглянули за край долины теней, — начал он чинно, — возблагодарим Господа за то, что Он показал нам, как уязвима и слаба плоть, как близко мы стоим к Судному Дню, так присоединитесь же ко мне в пении псалма «Скала времен», — и, указав на Черного Фетчена, завершил речь: — Ведите хор, мистер. Надеюсь, голос у вас соответствующий.

— Ты сошел с ума!

— Может быть, — согласился Галлоуэй, — но вы должны петь громко и четко. Начинаем по счету «три», и, пожалуйста, по-хорошему прошу, пойте все.

— Пошел к черту!

Семнадцать лет назад Тори не терпелось доказать, что он крутой, так он думал о себе сам, ну а точнее, ему хотелось показать свой норов другим.

Галлоуэй выстрелил. Пуля сбила с Тори шляпу и оцарапала ему ухо.

— Пой, черт тебя побери! — приказал брат.

И, о Боже, они запели!

Надо отдать им должное: они пели красивыми, сильными голосами и не путались в словах. У нас в горах часто ходят в церковь, и Фетчены знали все псалмы наизусть.

Скала времен, раздайся,

Укрой меня в себе.

— Теперь повернитесь, — скомандовал Галлоуэй, — и медленно уезжайте из города. Я хочу, чтобы все знали: вы не какие-то обычные уголовники, а всего-навсего шаловливые ребята и за вами некому присматривать.

— Оружие, — крикнул я им вслед, — получите завтра утром в банке.

И вот Джеймс Блэк Фетчен выехал из города со своей беспутной шайкой, а мы стояли и смотрели им вслед, пока последний из них не исчез вдали.

— Похоже, мы нажили себе врагов, Флэган, — в раздумье произнес Галлоуэй.

— Враги придают мне силы, — прокомментировал я, все еще находясь под впечатлением псалма. — А у нас их только что парой больше, парой меньше — не имеет значения.

Собрав оружие, мы отнесли его в банк, который к этому часу уже закрывался. Потом перешли улицу и рассчитались с долгами отца. Весь город смеялся над тем, что произошло, но нас предупредили, что Черный обязательно отомстит. Однако мы не собирались ждать его ответного шага, поскольку отправлялись обратно в прерии. Дома нас уже ничего не удерживало. Да и в пустой хижине, где ни мяса в котлах, ни муки в закромах, долго не проживешь.

В нашем первом путешествии на Запад, куда перебрались уже многие Сэкетты, мы хорошо заработали. Теперь нам предстояло начать все сначала.

И мы тронулись в путь.

Но далеко не ушли. Миновав окраину города, увидели на опушке леса лагерь, из которого навстречу вышел пожилой мужчина. Мы достаточно долго работали с ирландцами, чтобы не узнать его густой акцент.

— Могу я поговорить с вами, ребята?

Мы остановились, а Галлоуэй оглянулся, желая убедиться, что по улице не мчатся нам вдогонку вооруженные всадники банды Фетчена.

— Меня зовут Лабан Костелло, — представился старик. — Я торговец лошадьми.

У нас в горах все знают и уважают торговцев лошадьми. Их восемь семей — все хороших ирландских кровей. Иногда их называют цыганами, потому что они кочуют по всей стране. Очевидно, старик был одним из них.

— Я попал в беду, — сказал он, — а мои родственники далеко, в Атланте и Новом Орлеане.

— Мы направляемся в бизоньи земли, но не в наших правилах отказывать в помощи. Что мы можем для вас сделать?

— Заходите, — пригласил Костелло, и мы последовали за ним в палатку.

Такой палатки я еще не видел: коврики на полу, полог над постелью и другие бытовые радости. Ее хозяин явно много ездил, но там, где останавливался, любил жить с комфортом. За палаткой мы заметили ярко раскрашенный небольшой фургон с жесткой крышей.

У костра девушка лет шестнадцати готовила кофе. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не множество ярких веснушек и нахальный, вызывающий вид. Мне она сразу пришлась не по душе.

— Это дочь моего сына, — указал Костелло. — Ее зовут Джудит.

— Как поживаете, мэм? — вежливо осведомился Галлоуэй.

Я взглянул на нее, а она в ответ сморщила нос и сделала мне рожу. Раздраженный дурацкой выходкой девчонки, я отвернулся. Только невежа так относится к незнакомцам.

— Позвольте, друзья! Я видел все, что произошло на улице. Вы первые, кто дал достойный отпор Фетчену. Он мстительный и опасный человек. Но вы молодцы.

— Надеюсь с ним больше не встретиться, — заметил я. — Уходим на равнины.

Лично мне хотелось, чтобы хозяин побыстрее перешел к делу. Я подозревал, что Фетчены возьмут оружие и явятся за нашими шкурами. Город — не место для перестрелок. К тому же я не сторонник драк, когда причин для драки нет.

— Вы бывали в Колорадо?

— Недалеко от Колорадо, в Нью-Мексико.

— Мой сын живет в Колорадо. Джудит — его дочь...

Время шло, а путь нам предстоял неблизкий. Кроме того, я чувствовал, куда клонит старик.

— Поскольку вы направляетесь на Запад и у Сэкеттов честное имя, — продолжал Костелло, — я подумал и решил, что могу предоставить вашим заботам мою внучку, с тем чтобы вы препроводили ее к отцу.

— Нет, — отрезал я.

— Не торопитесь. Согласен, что путешествие с молодой девушкой может показаться трудным, но Джудит уже ездила по западным землям и не знает другой жизни, кроме кочевой.

— Она бывала на Западе?

— Ее отец — охотник на мустангов и брал с собой в экспедиции.

— Разве у нее нет родственников, которые отвезли бы ее на Запад? — спросил я. Иметь на руках полуребенка-полуподростка, который вечно мешается, путается под ногами и требует к себе особого отношения — ну уж, увольте!

— В любое другое время их нашлось бы множество, но не сейчас. Видите ли, ее хочет получить Черный Фетчен.

— Ее?! — Мой голос прозвучал презрительно. — Он что, лучше не найдет? У нее же еще молоко на губах не обсохло!

Девушка показала мне язык, но я не обратил ни малейшего внимания на ее дурацкую выходку. Меня волновало, что Галлоуэй не произнес ни слова. Он просто слушал и иногда поглядывал на эту замухрышку.

— В следующем месяце ей исполнится шестнадцать. В наших краях многие девушки выходят замуж и раньше. Черный Фетчен где-то увидел Джудит и заявил, что намерен получить ее... Кстати, сегодня он ехал за ней, но вы его остановили.

— Извините, — возразил я ему, — но нам надо быстро добраться до места, а кроме того, не исключено, что бандиты погонятся за нами. Они, кажется, не склонны прощать обиды.

— У вас есть лошади?

— Нет. Пришлось продать в Миссури, чтобы расплатиться с долгами отца. Мы хотели наняться в грузовой караван, с которым уже работали, и попасть в Нью-Мексико. Там живут Сэкетты, у них мы могли бы взять на время лошадей.

— Допустим, я дам вам лошадей? Вернее, их даст Джудит. У нее шесть голов прекраснейших коней. Куда едет она, туда идут и они.

— Нет, — повторил я решительно.

— Вы видели Фетчена. Хотите, чтобы она оказалась у него в лапах?

Тут он меня поймал. Я бы не оставил этому парню распоследнюю дворняжку. Он был крупным, красивым, но с яростным взглядом, словом, из тех несимпатичных мне людей, которые любят бить лошадей и жен.

— Горожане этого не потерпят, — сказал я.

— Они его боятся. К тому же он заявил, что хочет жениться на Джудит. Что же касается города, то мы здесь чужие.

Нам предстояло нелегкое путешествие даже без девушки, о которой надо заботиться. Самим добывать себе пропитание, спать под открытым небом. Путь на Запад лежал через самую труднопроходимую местность, где в любой момент можно ожидать нападения индейцев. Если даже удастся наняться в грузовой караван, то придется общаться с грубыми, плохо воспитанными людьми и вести суровую жизнь. Иметь в караване девушку — значило накликать на свою голову массу дополнительных неприятностей, а у нас и без того их будет предостаточно.

— Извините, нет, — стоял я на своем.

— Еще одно, — мягко настаивал Костелло, — я готов дать вам кроме прекрасных седловых лошадей еще и по сотне долларов на дорожные расходы.

— Мы согласны, — не выдержал Галлоуэй.

— Послушай-ка, — попытался было запротестовать я, но на меня уже никто не обращал внимания.

Должен признать, сделав такое царское предложение, старик одним махом разбил все наши доводы. Имея лошадей, мы получали возможность самостоятельно ехать, куда нам заблагорассудится, а на деньги закупить припасы, которые можно понемногу пополнять охотой. Но все же эта затея мне совсем не нравилась. Я не собирался исполнять роль няньки какой-то скверной девчонки.

— Лошади оседланы и готовы к путешествию. Джудит сядет на своего жеребца, а ее пожитки повезет вьючная. Кроме того, даю вам еще четыре вьючные лошади на всякий случай.

— Однако, — воскликнул я, — вы же говорили, что ее лошади племенные! Получается, что, кроме наших меринов, будет еще один жеребец и пять кобыл? Ваша внучка — не подарок. А это как понимать?

— Конь ласковый, как ребенок. Джудит кормила его с рук, когда он был еще жеребенком.

— Мэм, — повернулся я к ней, — там, куда мы направляемся, вашего жеребца убьют. Дикие мустанги сбегутся со всей округи только для того, чтобы подраться с ним, а некоторые из них — сущие дьяволы.

— Не беспокойтесь о Рэме, — возразила она, — он за себя постоит.

— Она не выдержит трудностей дороги, — настаивал я. — К западу от реки нет ни единого подходящего для леди отеля, и нам придется спать под открытым небом. В пути возможны грозы и пыльные бури, какие вам и не снились...

Костелло улыбнулся мне:

— Мистер Сэкетт, мне кажется, вы забываете, с кем разговариваете. Мы ирландские торговцы лошадьми. Не уверен, что Джудит провела под крышей более дюжины ночей за всю свою жизнь. Она научилась сидеть в седле одновременно с тем, как начала ходить, и ездит верхом не хуже любого из вас.

Ну, это меня доконало. Ездит верхом не хуже меня? Или Галлоуэя? Чепуха!

— Остановись! — воззвал я к Галлоуэю. — Мы просто не можем взять с собой девушку...

— А где еще мы достанем лошадей и снаряжение? — возразил он.

Мы прошли за Костелло по тропинке. На лугу под тополями стояли восемь лошадей, оседланных и с вьючными мешками, полностью подготовленных к дороге. Надо признать, таких великолепных животных мне еще не приходилось видеть. Ирландские торговцы, бесспорно, знали толк в лошадях, а старик предлагал нам своих собственных, а не тех, что идут на продажу.

Я сразу понял, что перед нами ирландские хантеры с небольшой примесью чужой крови. Все высокие, прекрасно сложенные. Вид этих красавцев привел меня в восторг. Я не только никогда не имел подобной лошади, но даже и не встречал коней, хотя бы отдаленно приближающихся по своим достоинствам к предназначенному мне.

— Ирландские хантеры, — подтвердил мою догадку Костелло, — с разумной примесью кровей мустанга. Мустангов отлавливали мы сами, а точнее, отец и дядя Джудит. Лучших оставляли для племенной работы — пытались создать лошадей, обладающих скоростью, выносливостью и к тому же живущих на подножном корму. Можете мне поверить, перед вами — лучшие.

— Мне бы хотелось, — опять начал я, — но...

— Этих лошадей жаждет заполучить Фетчен, — добавил Костелло. — А поскольку они принадлежат Джудит и ее отцу, то у него один выход — захватить девушку.

— Имеет смысл, — согласился я. — Теперь понимаю, зачем ему нужна Джудит. — Она стояла рядом со мной и, недолго думая, лягнула меня по лодыжке. Я зашипел от боли, и все повернулись ко мне. — Ничего-ничего, — замахал я руками, — не обращайте внимания.

— Если вы согласны, то поезжайте поскорее. Но не совершите ошибку: помните, Черный погонится за вами. Сегодня он ехал за Джудит.

Закинув ногу в седло, я поудобнее уселся на своего вороного и почти простил поступок Джудит. Подо мной был лучший конь, на котором мне приходилось сидеть. Ничего удивительного, что Фетчену понадобилась эта дурочка, если в придачу к ней он мог получить и этого вороного.

Мы отправились в путь.

Впереди, но не по дороге, а тропами, ехал Галлоуэй. Когда наш маленький отряд оказался в миле от города, брат остановился и подождал меня.

— Флэган, тебе не сказали одну вещь. Нам надо присматривать за девушкой. Ее дед шепнул мне, что она без ума от Черного Фетчена — красавец, романтическая личность, умеет пыль в глаза пустить. Она и клюнула. Так что следи в оба, иначе она сбежит и вернется обратно.

Вот хорошо бы, подумал я. Как говорится, баба с возу...

Глава 2

Никогда не угадаешь, что думают женщины, особенно когда им шестнадцать.

Мы, Сэкетты, имели дело с несколькими поколениями ирландских торговцев лошадьми и знали, что они умеют отлично торговаться, но тоже старались не уступать им, когда речь шла о лошадях. Торговцев насчитывалось несколько тысяч. Все выходцы из восьми семей, и редко муж выбирал жену из другого клана.

Я думал о Черном Фетчене. Надо отдать должное этому дьяволу: он не только смазлив, но храбр и отличный наездник. Из любой драки выходил победителем. Джудит видела, как Фетчен, весь разодетый, важно разъезжал по улицам города, нагло приставая к прохожим, но она ничего не знала о другом. Поговаривали, что на его совести были и убийства, и насилие, и вообще вся его родня славилась грубостью и невежеством.

Мы долго ехали горными тропами. Джудит была кротка, как ягненок, и вежлива, как принцесса. Когда остановились на ночлег, поела с аппетитом голодного подростка и стала быстро устраиваться спать. Я подумал, что она совершенно выдохлась, хотя ее поведение должно было бы меня насторожить. Потушив костер, мы с Галлоуэем улеглись. Джудит, свернувшись комочком под одеялом, уже посапывала.

Когда охотишься в бизоньих прериях, волей-неволей становишься пугливым и чутким. Если будешь спать слишком крепко, рискуешь потерять скальп. Вот и вырабатывается привычка прислушиваться к любому шороху, даже во сне, время от времени просыпаться и быть готовым ко всяким неожиданностям.

И в эту ночь я проснулся внезапно, словно кто-то толкнул меня в бок. От потушенного костра поднималась тонкая струйка дыма. Рядом ровно дышал брат, но Джудит исчезла. Вскочив, я быстро натянул сапоги и накинул оружейный пояс. В одну минуту оседлал коня, затянул подпругу и вылетел из лагеря так, будто за мной гнались дьяволы. Ее следы ясно отпечатались на тропе. Я не стал будить Галлоуэя, который читал следы так, как другие читают книгу.

Джудит отвела лошадь на поводу на расстояние более ста ярдов от лагеря, затем села в седло и некоторое время ехала шагом. Потом — галопом.

Добравшись до слияния двух ручьев, повернула по верхнему, и я последовал за ней. Полмили я гнал вороного галопом, и, надо признать, шел он неплохо. Затем я сбавил скорость, снял с луки седла лассо и вытряхнул петлю.

Она услышала, что я скачу за ней, и стала подгонять коня. Примерно две мили мы неслись как на скачках, но вороной оказался быстрее. Приблизившись, я набросил на ее плечи лассо. Вороной, не приученный к ковбойской работе, не остановился, и мне пришлось натянуть поводья. Девчонка вылетела из седла, шлепнулась на землю и тут же вскочила, готовая яростно защищаться. Но я связал слишком много бычков для клеймения, чтобы сплоховать на сей раз. Прежде чем Джудит поняла, что с ней случилось, она была надежно опутана веревкой и могла только кричать.

У нее оказался удивительно богатый словарный запас, что меня, человека, чувствительного к слову, почти шокировало. С самого раннего возраста она общалась с торговцами лошадьми и знала такие выражения, которых я никогда не слыхивал.

Пока она ругалась, я молча сидел в седле, делая вид, что не обращаю на нее внимания. Потом снял шляпу, прошелся пятерней по волосам, надел шляпу, наклонился, подхватил беглянку и перебросил через седло ее Рэма головой в одну сторону, ногами в другую.

Когда мы вернулись в лагерь, Галлоуэй уже собрал вещи.

— Что это у тебя там, братишка? — спросил он.

— Кое-что поймал в лесу. Будь поосторожнее: оно кусается и, судя по звукам, которые издает, страдает водобоязнью.

Держась подальше от каблуков и зубов, я снял Джудит с седла.

— Мэм, мне не нравится обращаться с кем-либо подобным образом, но вы сами виноваты. Ну, а теперь, если будете вести себя спокойно, я вас развяжу.

Несколько минут она говорила без остановки, а потом разрыдалась, и это решило дело. Я развязал ее, помог сесть в седло, и мы снова отправились в путь, причем Джудит вела себя достаточно мирно.

— Вот подождите, — зло бросила она, — Черный Фетчен выручит меня.

— Вас или лошадей? — усмехнулся я. — По слухам, он очень любит хороших лошадок.

— Он приедет!

— Молите Бога, чтобы его что-то задержало, мэм, — вмешался Галлоуэй. — Мы обещали доставить вас к отцу в Колорадо и, не сомневайтесь, доставим!

— Если бы он действительно любил вас, — заметил я, — то поехал бы за вами до самого Колорадо. Будь я влюблен, путь до ранчо вашего отца показался бы мне короткой дорожкой.

— Вы! — презрительно фыркнула она. — Да кто же полюбит вас?

Может быть, она и сказала правду, но мне не хотелось верить такому пророчеству. Меня никто не любил, кроме мамы. Галлоуэй умел ухаживать за девушками, а я — нет. Я даже не знал, как завести с ними разговор, и, наверное, они считали меня глупым. Трудно найти более схожих по характеру и одновременно более разных братьев, чем мы с Галлоуэем.

Оба — высокие, ширококостные, только он красивее меня, всегда готов улыбнуться, рассмеяться, легко вступает в контакт и непринужденно ведет беседу. Я сдержаннее и редко улыбаюсь. Выше Галлоуэя на один дюйм. У меня на щеке шрам, оставленный индейской стрелой.

Мы выросли на маленькой ферме, расположенной на склоне холма, в четырнадцати милях от магазинчика на перекрестке дорог и в двадцати — от ближайшего города, или того, что сходило за город в наших краях. Жили скромно, ничего лишнего, но на обед всегда подавали мясо. Его поставляли мы с Галлоуэем. Когда мне исполнилось шесть, а ему пять, отец научил нас стрелять. И часто семья голодала бы, если б мы не ходили на охоту.

Мама была учительницей на равнинах, пока не вышла замуж за папу и не поселилась на холмах. Она выучила нас читать, писать и правильно говорить, хотя со сверстниками мы разговаривали точно так же, как и они. Однако при случае могли, как джентльмены, блеснуть красноречием. Галлоуэй с большим успехом, я — с меньшим.

Мама очень интересовалась историей и часто беседовала с нами на исторические темы. На Юге США в те дни все увлекались романами сэра Вальтера Скотта. Айвенго стал для нас любимым героем. По тем временам мама имела много книг — больше двадцати, и мы прочитали их все. После смерти мамы нам с Галлоуэем пришлось трудиться на ферме не покладая рук, а потом все же отправиться на Запад.

Стараясь оставлять как можно меньше следов, мы все дальше уходили от Тейзвелла. Держались высоких мест, не пользовались наезженными дорогами. Индепенденс, где нас могли ждать, обогнули стороной и пересекли границу Кентукки по ручью Скэггс. Потом добрались до речушки Баррен, но, не доехав до слияния Баррен с Грин-Ривер, повернули на юго-запад, к Смитленду, где река Камберленд впадала в Огайо. Ручей Скэггс назывался так по имени охотника, который когда-то перешел через горы и поселился в этих местах вместе с одним из наших предков, основавших семью Сэкеттов.

По дороге мы покупали припасы у фермеров или сами подстреливали дичь. В нескольких милях к югу от Сент-Луиса переправились через Миссисипи.

Не было в округе лошадей лучше наших. Они шли размашистым шагом, отличались выносливостью, а когда требовалось, развивали высокую скорость.

Джудит молчала. Мне казалось, что глаза ее стали больше, в них застыла тревога. Она часто оглядывалась, будто чего-то ждала, но беспрекословно выполняла все, что ей полагалось, и ни разу не пожаловалась, что само по себе могло служить предостережением. Она разговаривала только с Галлоуэем, мне не отвечала ни да ни нет.

— Как там? — спросила она Галлоуэя, когда мы пили кофе на привале.

— В Колорадо? Это замечательная страна с равнинами, где бродят бизоны. Там горы вздымаются ввысь к самому небу. На них круглый год лежит снег, и по сравнению с ними наши теннессийские холмы кажутся кучками песка, выброшенного сусликами, строящими норки. Это бескрайний простор, земля, покрытая высокой травой, колышущейся на ветру, как морская гладь. Можно ехать неделями и не увидеть ничего, кроме прерии и неба — ну, разве что диких лошадей или бизонов.

— А женщины там красивые?

— Женщины? Мэм, мужчины там не видят женщин месяцами, я не имею в виду старых скво, или пожилых белых женщин, или девиц из салуна. Когда одинокий мужчина долго бродит по прерии, любая женщина после этого покажется ему красавицей. Забываешь, какими злыми и упрямыми они бывают, все выглядят ангелами или какими-нибудь другими неземными созданиями.

Мы не встретили ни Черного Фетчена, ни людей из его шайки, и все же я подозревал, что они за нами гонятся. Черный не из тех, кто забывает обиды, а мы дали ему отпор на его собственной территории, заставили его потерять лицо, да к тому же увели девушку и табун лошадей, которых он хотел забрать себе.

Имелась и еще одна важная причина, но пока мы о ней ничего не знали.

Джудит рассказала Галлоуэю о своем отце и ранчо в Колорадо. Он бросил торговлю лошадьми ради охоты на мустангов, уехал на Запад, нашел себе место для ранчо в одном из самых труднодоступных мест. Начал разводить лошадей и продолжал охотиться на мустангов. Джудит отослал к деду, чтобы та получила образование. Теперь хотел видеть ее хозяйкой дома.

Время от времени кто-нибудь из семьи ездил на Запад и пригонял на Юг лошадей с его ранчо. Но теперь он попросил, чтобы ему пригнали партию породистых лошадей для селекционной работы.

Что-то в этой истории меня настораживало. Все в ней вроде бы сходилось, но чего-то не хватало. Назовите это интуицией, но я чувствовал, что в Колорадо нас ждет сюрприз. Галлоуэй, очевидно, ощущал то же самое, но помалкивал. Я последовал его примеру.

За Миссисипи начиналась прерия. Теперь мы разбивали лагерь на земле команчей. В те дни индейские племена соблюдали мир. У меня никогда не лежала душа к здешним местам, где не только селились фермеры, но и скрывались преступники, бежавшие с Запада. Именно тут собирались в банды воры и налетчики.

Нельзя сказать, чтобы мы с Галлоуэем слишком волновались — мы рассчитывали справиться с любыми неприятностями. Беспокоила лишь наша подопечная. При первой возможности она готова была вскочить на коня и помчаться домой... к Черному Фетчену.

Однажды вечером, когда разгорались звезды и луна поднималась над горизонтом, мы остановились под тополем возле ручья и решили заночевать. В этом месте поток огибал огромный валун, образуя петлю примерно в пол-акра. Там лежало поваленное дерево и большая куча веток, словом, топливо тоже имелось в избытке.

Усевшись вокруг небольшого костерка, мы поели мяса с бобами и, чтобы скоротать время, стали петь старинные песни. Некоторые из наших песен предки привезли еще из далекого старого Уэльса.

Джудит тоже присоединилась к нам. У нее оказался высокий чистый голос, и пела она лучше нас, хотя мы с детства любили петь.

Это был очень красивый вечер. Даже лошади подошли к нам поближе. Им нравилось тепло костра и пение людей. После того как Джудит улеглась, Галлоуэй тоже завернулся в одеяла. Я остался охранять лагерь. Взяв винтовку, осторожно выбрался на опушку окружавшей нас рощицы.