Конечно же, он прав. Если ребята решат пойти с Томом, кровавой бойни не миновать. Горожанам придется туго, но от наших парней мало что останется.

— Посмотрим, что получится, — вздохнул я.

Бармен проводил меня взглядом, и на его лице читалось неприкрытое беспокойство. Он волновался за свою семью. Кто станет заботиться о безопасности семьи бармена или еще кого-то во время жестокой бойни, которая назревала?

Оказавшись на улице, я минуту постоял на солнце.

Выход оставался один: немедленно увести команду из города и перегнать стадо.

Кэйт ждала меня в гостинице, и уже кое-что слышала. Мы нашли тихий уголок в большом полупустом фойе и сели.

— Что он сказал?

— Никаких исключений для Тома. Но я его понимаю. Он не хочет приоткрыть дверь даже на полдюйма. — Потом я передал ей слова Джона о Линде Макдональд и добавил: — До меня не доходит, зачем девушке откалывать подобные шуточки?

Кэйт молчала, и я ждал, поскольку знал, что там, где дело касалось человеческих отношений, здравого смысла ей не занимать.

— Возможно, она ненавидит мужчин… а скорее всего, она обожает своего папашу.

— Как это? Объясни!

— Иногда, сама того не понимая, девушка подходит к парням с той же меркой, как и к своему отцу. Вероятно, ей доставляет удовольствие наблюдать, как они улепетывают от него. Для нее такая своего рода игра — надежная проверка превосходства отца.

— Кэйт, а как наши дела с Хардеманом?

— Предложил двадцать два доллара за голову, но, думаю, согласится на двадцать пять.

— Уступи ему. Нужно поскорее убираться отсюда.

Она быстро взглянула на меня.

— Что, так серьезно?

— Если Том отправится в северный квартал, я пойду за ним.

— И ты будешь драться с Блэйком?

— Может так случиться.

Она встала.

— Пойду к Хардеману. — Кэйт медленно пошла к двери, но остановилась. — Том тебя послушает, Кон. Поговори с ним. Объясни, какой серьезный оборот принимает дело.

Я пообещал, не будучи уверенным, что смогу переломить ситуацию. На нас накатывалось нечто большее, нежели неприятности от нежелательного свидания парня с девушкой. Вновь возникал давний кровавый конфликт эпохи Гражданской войны. Девять из моих ребят и родственники большинства остальных сражались на стороне конфедератов. Все, кроме меня, были выходцами из Техаса.

В каком-то смысле я тоже мог считать себя их земляком, поскольку мои родители похоронены в Техасе, и этот край давал мне кров дольше, чем любое другое место в Америке.

Везде: на улице, в салунах, игорных домах, лавках и конюшне — мне встречались люди, либо воевавшие на стороне конфедератов, либо в прошлом яростные аболиционисты, подобно Макдональду. Даже Джон Блэйк служил в разведке Федеральных войск.

Горькие воспоминания о минувшей войне давали о себе знать. Даже в самом Техасе полиция Дэвиса обращалась с коренными жителями, как с людьми второго сорта, и чувство обиды глубоко проникло в их сердца.

Погонщиков из Техаса по большей части не интересовало, что происходило в северном квартале. Такие закрытые кварталы существовали в каждом городе на маршруте перегона скота, и никто из погонщиков не видел в таком делении ничего оскорбительного для себя. Ковбои приезжали в город весело провести время, их интересовали салуны и притоны. Остальное никого не касалось.

Жизненные принципы, которые защищал Джон Блэйк, вовсе не выглядели несправедливыми, и никто, кроме случайного воинствующего пьянчуги, не считал себя вправе обсуждать их. Но Том Ланди явно не вписывался в рамки устоявшегося порядка.

Тома очень любили в нашей команде, и каждый видел в нем своего младшего брата. Их радовало, что, повзрослев, мальчишка стал настоящим мужчиной и всегда поступал, как подобает джентльмену. Он объезжал самых диких и непокорных лошадей, никто не мог с ним сравниться в бросании лассо, работал наравне с другими погонщиками и получал столько же, сколько они. Том не пил спиртного, и никто не осмеливался его за это упрекнуть.

Лишить юного Ланди права пойти на свидание в северный квартал означало нанести личное оскорбление не только хозяйке, но и каждому члену «Тамблинг Б».

Джон Блэйк знал, что это такое. Для него не являлось секретом, кто входил в состав нашей команды. Большинство ковбоев были закаленными бойцами, участвовали в десятках крупных и мелких боев с индейцами и бандитами в различных городских разборках. Этот город мог сдержать их атаку и даже уничтожить их, если дело дойдет до драки, но и немало горожан сложат свои головы.

Оседлав лошадь, я поскакал к стаду. Том заметил меня и направился следом. Мы были с ним одного роста — чуть выше шести футов — но по весу он немного мне уступал. Глядя на догоняющего меня юношу, я вдруг испытал до боли острое желание иметь собственного сына, такого же статного, красивого. Мне исполнилось тридцать пять, но только одна женщина на свете жила в моем сердце, и именно ее я не мог получить.

— Привет, Кон! — крикнул Том, пустив свою лошадь вровень с моей. — Не мог бы кто-нибудь другой закончить эту работу? Мне нужно в город.

— Никак не могу отпустить тебя, приятель. — Стараясь казаться беззаботным, ответил я и сразу ощутил, как Том напрягся.

— Что случилось? Или ты испугался Джона Блэйка?

Произнеся эту фразу, он сразу раскаялся. Его глаза выражали сожаление, но я тут же почувствовал такой знакомый холодок внутри. В те дни сказать такое человеку с револьвером на поясе значило оскорбить его. Но я был достаточно зрелым и мудрым, чтобы простить ему выпад… Или все же нет?

— Не испугался, и ты прекрасно это знаешь. Но если пойдешь сегодня в северный квартал, завтра кого-то придется оплакивать.

— Плевать, я не боюсь!

— Я не говорил, что боишься. Как и не говорил, что должны убить непременно тебя.

Я никогда не был силен в речах. Монологи на моральные темы мне всегда трудно давались — слова как-то не шли, не удавалось заарканить нужную фразу, хотя и знал, что сказать.

— Малыш, если ты сегодня пойдешь в северный квартал, — сделал я еще одну попытку, — черт знает какая каша может завариться. Поверь, Макдональд не отступится.

— О, Кон! Я проберусь туда, повидаюсь с девчонкой и вернусь назад. Ничего даже не заподозрят!

— На самом деле она не жаждет тебя увидеть, Том.

Он, конечно же, не поверил мне, а мне следовало предвидеть такой оборот. Она была девушкой его мечты, и мысль о том, что ей не хочется его видеть, не могла даже прийти ему в голову.

Тогда пришлось выложить ему все, что сказал Джон Блэйк, и кое-что добавить от себя, призвав на помощь все законы логики, которые только знал.

— Не верю! — упрямо твердил он.

— Только не скажи это Джону Блэйку.

— К черту Джона Блэйка! Везде лишь о нем и болтают! У него что, четыре руки?

— Ему достаточно двух, Том. Это я тебе говорю.

Казалось, он видел меня впервые, и я вдруг понял, что мой высокий авторитет в глазах Тома Ланди только что с грохотом рухнул.

Смерть в его возрасте — пустой звук, за свою жизнь он не успел испытать жестоких угрызений совести из-за глупой гибели хорошего человека в уличной пыли. Ему приходилось драться с индейцами, но участвовать в кровавых разборках, уносящих жизни близких и любимых людей, слава Богу, не выпадало.

Джон Блэйк был хорошим человеком, служившим нужному делу, и мне не доставила бы удовольствия его смерть. Так же как не хотелось и рисковать собственной жизнью ради подобной чепухи.

— Отлично, — произнес он нетерпеливо, — ты меня предупредил.

— Не ходи туда, Том. Выбрось все из головы.

— Ага, считаешь меня трусом?

Все начиналось с начала. В его возрасте так много значило показать свою смелость. Я его понимал, потому что не так давно сам вел себя так же. Да и сейчас мало изменился.

— Это касается не только тебя, Том. Ты подставляешь всех нас.

— Черт, Кон, что нам стоит разнести городишко в щепки. «Тамблинг Б» может заарканить и стреножить его.

— Взгляни-ка, видишь человека с бородой, который скачет по той дороге? Это Джордж Дару. За два сезона охоты он убил две тысячи бизонов. Семь раз попадал в переделки с индейцами, а до того прошел всю войну. Этот всадник, что направился в его сторону, — один из лучших стрелков на всем Западе. Тебе придется иметь дело с крутыми парнями.

Тому Ланди нечего было ответить, но его лицо упрямо напряглось, и я знал, о чем он сейчас думал. Он гордился нашей командой, только что перегнавшей стадо через дикую страну, беспрестанно отбиваясь от индейцев, и даже слышать не хотел о том, что на свете есть такое, чего не может сделать «Тамблинг Б». И конечно же боялся, что Линда Макдональд будет считать его хвастуном, если он не придет на свидание.

Том не понимал и не принимал ту затаенную враждебность, которая невидимой стеной стояла между погонщиками и горожанами.

— Я не стану завязывать ссору, Кон, — сказал он. — Ты меня знаешь! Но мне нужно встретиться с девушкой. Что в этом плохого?

— Ничего… конечно, ничего плохого, кроме того, что никто не обрадуется твоему появлению в северном квартале. А в обязанность Джона Блэйка входит следить за тем, чтобы ни один погонщик не переступал границы северного квартала — ни один, без исключений.

Его лицо выражало неприкрытое отвращение, и я не осуждал его. Но и не видел смысла рисковать жизнью нескольких человек из-за его упрямства.

В конце концов он сдался.

— Разреши я поеду с тобой в город? Найду ее и предупрежу, что не приду.

Ну, что тут можно возразить? Я согласился, довольный трезвостью его решения.

Кое-кто из нашей команды беспокоил меня не меньше Тома. Дельгадо и Рул Карсон находились в городе. Хотя вспыльчивыми их не назовешь, но они не пропустили бы мимо ушей ни одного неучтивого слова в наш адрес. Все ребята считали себя оскорбленными в лице Тома Ланди, и в чем-то я разделял их гнев. Сдержать их мне было не под силу, ни мне, ни Джону Блэйку.

Кэйт ждала меня в гостинице. Она заключила сделку с Хардеманом, и нам оставалось только отправиться в банк и получить деньги.

Хардеман взглянул на меня.

— Кон, я должен тебя кое о чем предупредить. За ваших бычков платит сам Эрон Макдональд. А по городу ходят всякие слухи.

— И что?

— Он ограниченный, несговорчивый человек, настроен к погонщикам крайне отрицательно, и здесь некоторые его поддерживают.

— Мы будем говорить о деле, только о деле.

Хардеман перевел взгляд на Тома.

— Извини, парень. Если бы она была моей дочерью, ворота нашего дома были бы для тебя открыты. Но к моему слову никто не прислушивается. Я из Канзаса. Только работа держит меня в городе.

Кэйт больше молчала. Я сильно беспокоился и не спускал с нее глаз. Даже не припомню, когда видел ее лицо таким сосредоточенным и холодным, разве что во время стычек с индейцами. Она относилась к Тому скорее как к сыну, нежели к брату, потому что растила и воспитывала его с детских лет. И больше чем кого-либо из нашей команды ее возмутило то, как с ним обошлись в городе.

Вдруг одна мысль мелькнула у меня в голове.

— Давай вернемся в ресторан, — предложил я. — Пора подкрепиться. После того, конечно, как уладим все в банке.

Никто из нас не промолвил ни слова, пока мы шли по пыльной улице в банк. Оглядываясь по сторонам, я видел слоняющихся без дела людей в пальто… хотя обычно днем его уж не носили.

У входа в банк стоял Джон Блэйк. Он повернулся к нам и неохотно взглянул на меня, но с уважением поднял руку к шляпе, приветствуя Кэйт.

— Как поживаете, сударыня? Надеюсь, перегон был удачным?

— Проблем не больше, чем следовало ожидать в это время года, мистер Блэйк. — Она холодно посмотрела на него. — Вы верно заметили: у нас сейчас только пятнадцать человек. Но, по меньшей мере, еще двадцать наших парней уже вышли из Техаса. И ребята Клементса собираются пригнать сюда два стада в нынешнем году…

Джон Блэйк наклонил свою большую голову немного вперед.

— Миссис Ланди, не стоит понапрасну подливать масла в огонь. Держите своих ковбоев в южном квартале…

— Но почему? — вмешался в разговор Том демонстративно тихим голосом. — Почему, мистер Блэйк, я должен оставаться в Южном квартале? Что я — дикарь? Или разбойник? По закону вы ограничиваете мои права?

Том Ланди имел неплохое образование и при желании мог красиво говорить — этому его научили любимые книги. Случалось, и я проводил с ним час-другой, а у меня по тем временам в некотором смысле образование было выше среднего уровня, хотя мне не пришлось окончить школу.

Кэйт уделяла Тому много внимания, гораздо больше, чем я. Она учила его хорошим манерам, потому что знала, как в принципе должен выглядеть джентльмен. Сыграло роль и то, что я почти три года провел в Англии и на Континенте. Я не встречал на Западе человека с более странной судьбой, чем моя, хотя туда приезжал народ отовсюду — из разных стран я с разными обычаями.

Блэйк выглядел растерянным и беспокойным. Он наблюдал за Томом Ланди, и я заметил нерешительность на его лице. Джон Блэйк хорошо понимал ковбоев, рабочих с железной дороги, разных аферистов, умело с ними разбирался, но Том Ланди выпадал из этой категории. Джон видел перед собой воспитанного, образованного человека и оттого еще сильнее нервничал.

— Законы писаны не мной, — ответил Блэйк.

— Разве речь идет о законе?

— О постановлении местного муниципалитета, — не отступал Блэйк, — и я слежу за тем, чтобы оно не нарушалось. Ни один техасец не имеет права ступать в северный квартал.

Том стоял вытянувшись, по-армейски сдвинув ноги, продолжая вести беседу вежливо и учтиво.

— Мистер Блэйк, Кон Дюри рассказал мне о вас, и я ничего, кроме уважения к вам и законам, которые вы представляете, не питаю. Но сегодня я буду в северном квартале — не сомневайтесь.

Да, мистер Дюри, он такой же сумасшедший, как и ты в молодости! Я не мог им не восхищаться и, поймав взгляд Джона, понял, что дерзость малыша ему импонирует.

У двери Том оглянулся.

— Прошу учесть, мистер Блэйк, вечером я один приду в северный квартал. Со мной не пойдут ни Кон, ни кто-либо еще из «Тамблинг Б».

Мы вошли в банк и поднялись наверх, где нас ожидал Дик Хардеман. Мне он показался взволнованным и даже рассерженным. Увидев человека за письменным столом, у него за спиной, я все понял.

Неуклюжий, тощий, с приподнятыми плечами, Эрон Макдональд напоминал сухой стручок, лишенный всякой плоти. Его глаза над впалыми щеками глубоко прятались под густой щеткой бровей. Он перевел взгляд с меня на Кэйт, торопливо кивнул, затем открыл ящик стола, достал мешок с золотом и начал считать. Кэйт подняла цену до двадцати трех за голову, что было неплохой сделкой, а Эрон Макдональд относился к деньгам с большим почтением.

Наблюдая, как я собираю золото и банкноты в мешок Кэйт, он наконец спросил:

— У вас нет здесь больше никаких дел?

— Мне нужно еще кое-кого навестить, — спокойно глядя на Эрона, ответил Том.

— Всегда пожалуйста, — угрюмо буркнул Макдональд, — если вас ждут в южном квартале.

— Вечером я иду в северный квартал на свидание с вашей дочерью.

Эрон оторвал глаза от своих бумажек. В них горела ненависть.

— Моя дочь никого не принимает сегодня. Спокойно занимайтесь своими делами. Кроме того, я вас не приглашаю.

— Я все равно приду.

— Мистер Макдональд, — вмешался Хардеман. — Я давно знаю Кэйт Ланди, его, и…

— Меня не интересует ваше мнение, мистер Хардеман. Надеюсь, вы не собираетесь указывать мне, кого я должен принимать в своем доме? — Он встал. — Полагаю, наша сделка завершена.

Кэйт напряглась как струна. Первый раз в этом году она вышла из себя.

— Пойдем, Том. Нам здесь не место!

Как всякая посредственность, Макдональд привык оставлять последнее слово за собой.

— Вы правы, мэм, — высокомерно бросил он, — ваше место в южном квартале. Надеюсь, вы не лишите нас права самим решать, кто достоин бывать в северном квартале, а кто нет.

Тут я не сдержался и отвесил ему пощечину, перегнувшись через стол, схватил его за грудки, резко рванул на себя и всей пятерней ударил по лицу. Надо заметить, рука у меня не маленькая, тяжелая и хорошо разработанная физическим трудом. Хлестанув его еще раз тыльной стороной кисти, смазал по губам.

— Следи за языком, когда разговариваешь с дамой!

У себя за спиной я услышал ровный голос Блэйка:

— Отпусти его, Кон.

Не поворачивая головы, я спросил:

— Это угроза?

— Нет… просьба.

Молча я опустил Макдональда в кресло и, повернувшись к Джону, сказал:

— Ты бы лучше научил его хорошим манерам.

Макдональд побагровел от ярости.

— Чертов сброд! Всех вас следовало вырезать! Выжечь каждый дом у вас на Юге!

Тут я рассмеялся. Уперевшись руками в стол, смотрел на него, и мой смех бесил его еще больше.

— Мистер Макдональд, — наконец произнес я спокойно, — надеюсь, вам будет любопытно узнать, что я служил офицером у генерала Шеридана?

Кэйт позвала:

— Кон… пойдем. Быстрее!

Резко развернувшись, я догнал ее в два прыжка. Дельгадо, Краснокожий Майк и Рул Карсон заняли позицию у дверей банка. Спустившись раньше нас, Том присоединился к ним.

Против нас неровным полукругом стояли девять горожан с ружьями и револьверами.

— Кэйт, — позвал я, — постой-ка здесь, мы…

— Нет, — вмешался Джон Блэйк, — никакой пальбы. — Полицейский обогнал меня в дверях и остановился лицом к лицу с горожанами. — Не стрелять, — предупредил он, — спрячьте оружие!..

Я взял Кэйт за руку, и мы вышли на улицу. В сопровождении эскорта из наших парней добрались до фургона, Кэйт села в него. Дельгадо привел лошадей из стойла, и ковбои один за другим, не сводя глаз с противников, вскочили в седла.

В какой-то момент я встретился взглядом с Талькотом. Огонек алчности в его глазах заставил меня насторожиться. В левой руке я нес тяжелую сумку с золотом. То, что выражал взгляд Талькота, мне не понравилось.

Положив сумку рядом с Кэйт в медицинский фургон, я сказал:

— Ну все — поехали.

Плотной группой мы стали выбираться из города.

Те ребята остались на месте, но, когда наша группа достигла середины улицы, они увидели, как кто-то спрыгнул с крыши, другой вывел двух лошадей из-за домов.

Тод Муллой и Ван Кимберли были вооружены и оттуда, где они сидели в засаде, держали под прицелом своих ружей шестьдесят ярдов улицы.

Оставив лошадей под прикрытием домов, они наблюдали за людьми Талькота. О чем никто из этой компании до самого конца даже не подозревал. Узнать, что тебя уже добрых десять минут как взяли на мушку, — чувство не из приятных, после него трудно избавиться от ощущения опасности, подстерегающей за каждым темным углом.

Мы уже подъезжали к окраине, когда я услышал возглас Кэйт и увидел Линду Макдональд, которая спускалась с крыльца единственного здесь охотничьего магазина, последнего строения в городе, и держала в руках изящный маленький зонтик. Том Ланди остановил лошадь прямо перед ней, девушка подняла глаза, и их взгляды встретились.

Без сомнения, она была великолепна. У меня язык не поворачивался, чтобы в чем-то винить Тома. Конечно, ему никогда не приходилось видеть подобной красоты на одиноких ранчо, где прошла большая часть его жизни.

Однако… Возможно, я смотрел на нее сейчас глазами Джона Блэйка и Мойры? За ангельской внешностью сквозила холодность, напряженность, что-то такое, чему я не доверял.

— Твой отец сообщил мне, что ты сегодня никого не принимаешь. — Том говорил сдержанно.

Она посмотрела на него с легкой улыбкой на губах.

— Разве это мои слова?

— Нет, но…

— Мой отец очень резкий человек. — Линда типично женским движением закрыла зонтик. — Я так и думала, что ты его испугаешься.

— Я не боюсь его! — коротко отрезал Том. — Мне неприятно посещать дома, где меня не рады видеть.

— Наш дом, — как бы поддразнивая его, произнесла она, — все еще стоит среди тополей в дальнем конце улицы.

Не спеша девушка повернулась и пошла прочь, манерно двигая плечами и немного качая бедрами.

Том развернул лошадь и хотел последовать за ней, но тут заметил мое присутствие. Его щеки вспыхнули.

— Мог бы и не подслушивать! — воскликнул он раздраженно. — За кого ты меня принимаешь?

— За техасца в городе, где не любят техасцев, — ответил я спокойно. — Смотри!

Через улицу, натянув поводья, ехал Тод Муллой, держа в руках винчестер.

— Извини, — стушевался Том и пристроился ко мне с большой неохотой, а Тод последовал за нами. Почти всю дорогу обратно мы не проронили ни слова, но у самого лагеря Том первым завел разговор: — Кон… мне нужно пойти туда сегодня! Обязательно нужно!

Хуже всего было то, что я знал, каково ему сейчас, понимал, какие чувства он испытывал по отношению к этой красотке и ее отцу, поскольку Макдональд вел себя оскорбительно и вызывающе.

Такие передряги порой круто меняют судьбы людей.

Что касается меня, в подобных ситуациях жизненный опыт подсказывал отступить, но как быть ему, в его возрасте?

И смог бы я отступить, будь рядом Кэйт?