След Кайова

Индейцы привели меня в самый удаленный уголок Сьерра-Мадре, к истокам реки Бависпэ. Я никогда не видел более дикого, леденящего душу, но прекрасного места. Мы взбирались по таким тропам, по которым, казалось, и белка вряд ли отважилась бы подняться. Даже олени, оступившись, падали в пропасть на острые зубцы скал. Но апачи не обращали на это внимания.

Холодные, прозрачные воды Бависпэ зарождались в тени горных хвойных лесов. Первозданный простор этой страны поражал воображение. Там я прожил бок о бок с апачами целых три года, постоянно строя планы побега.

Я никогда не открывал моих чувств. Старый охотник, забредший однажды в наш лагерь, сказал мне, что единственный способ обрести свободу — во всем им подражать и стать индейцем, лучше, чем они сами. Я энергично взялся за дело, и вскоре они стали мне помогать.

К двенадцати годам я был отменным следопытом и охотником, и никто из апачей не мог сравниться со мной в верховой езде. Они никогда не были такими хорошими наездниками, как кайова или команчи. И вот однажды большая группа воинов отправилась на север к границе. Два дня спустя я выкрал пони, незаметно улизнул по тропинке, разведанной во время охоты, и отправился на восток в надежде, что они не станут искать меня там.

Две недели я не покидал страны, живя по законам апачей, а затем на лошади переплыл Рио-Гранде.

Полуголодный, прикрывая свои лохмотья украденной непомерно большой накидкой, на измученном пони я въехал в заброшенный лагерь, располагавшийся недалеко от реки. В лагере оставались трое, и двое из них направили на меня ружья прежде, чем я успел открыть рот. Третий же сидел на песке и с любопытством меня разглядывал.

— Апач! — завопил один из них. — Боже милостивый, да это апач!

— Сэр, — успокоил его я, — мое имя Кон Дюри, меня захватили в плен.

— Ну ладно, дружок, — предложил третий мужчина. — Слезай с коня и присаживайся к нашему костру. А то еда остынет.

Его звали Джеймс Сазертон. Он всего несколько месяцев прожил за пределами Англии, хотя у него был опыт военной службы в Индии и на Северных рубежах.

Когда я поел, он выслушал мой рассказ и задал бесчисленное множество вопросов о том, как живут апачи. На них только апач мог ответить лучше меня.

— Что же ты собираешься делать теперь? — поинтересовался он

— Сначала найду работу, — ответил я, — и достану одежду.

— А ты не забыл про учебу?

— Да, сэр.

— У тебя остались родственники? Друзья?

— Никого, сэр.

— Хорошо, попробуем поискать тебе работу прямо здесь. Мне как раз нужен помощник в табуне.

Тут вмешался большой, мрачный человек с бородой.

— Я позабочусь о лошадях, мистер Сазертон. Мальчишка может сбежать. Или оказаться шпионом краснокожих.

— У меня на сей счет свое мнение, — остановил его Сазертон тоном, не допускающим возражений.

— Я беру тебя, Кон. А сейчас ложись спать.

Человека с бородой звали Морган Рич, и я никогда не забуду этого имени. Боб Фланг был его постоянным спутником. Джим Сазертон нанял их обоих в Сан-Антонио.

Я до сих пор не могу понять, что заставило Джима Сазертона избрать тот маршрут, но он направился в страну Биг-Бэнд, самое дикое место во всем Техасе, где лишь двадцать пять процентов земли были хоть мало-мальски освоены. Скорее всего, его влекли края, по которым еще не ступала нога цивилизованного человека, но у меня скоро сложилось впечатление, что Морган Рич и Боб Фланг преследовали свои цели, последовав за Джимом.

Получилось так, что я знал больше всех о стране Биг-Бэнд, поскольку индейцы, державшие меня в плену, часто ее навещали. Время от времени они воевали там с команчами, незаметно исчезая, когда их дела становились плохи.

Апачи, которые, казалось, искренне меня полюбили, много рассказывали о стране Биг-Бэнд.

Кроме пони, на котором я сбежал, и куска рваного одеяла, мне удалось унести с собой из их лагеря еще почти новый револьвер, который я подобрал возле тела индейца, погибшего в одной из стычек. Должно быть, он сам позаимствовал его у павшего бойца днем раньше и никому не сказал о своем трофее, поэтому его не искали, вообще не подозревали о его существовании.

Спрятав револьвер в камнях, я ждал своего часа.

Вместе с новыми знакомыми мы построили каменную хижину у подножия Бурро-Меса, недалеко от ручья, и поселились в ней, потом обнесли оградой загон для скота и завели небольшой огород, следить за которым стало моей обязанностью. Нам удалось поймать несколько диких лошадей, однако большинство из них не стоили того.

Время от времени мы все наезжали в Сан-Антонио. В одну из таких поездок Морган Рич и Боб Фланг уволились.

В тот день, вернувшись на ранчо, Джим Сазертон взялся за мое образование.

С горем пополам мы приступили к изучению литературы. Я читал ему отрывки из «Мармиона», которые запомнил во время домашних чтений, а он рассказывал мне все, что мог вспомнить из английской литературы, истории, знакомил и с другими предметами. Когда-то в Англии он работал инструктором в военной школе, кажется в Сандхурсте, и был первоклассным учителем. Я же обучал его искусству выживания, чтения следов — всему, что сам узнал от апачей.

Мы проводили много времени вместе, разъезжали по горам верхом, бывали в Сан-Антонио, Остине, а однажды добрались даже до Нового Орлеана. Там пошли в банк, и Сазертон снял со счета довольно большую сумму золотом. На эти деньги приобрел несколько книг, новые инструменты и ружье «генри» сорок четвертого калибра — лично для меня.

Вернувшись к подножию Бурро-Меса, мы обнаружили, что на ранчо в наше отсутствие кто-то побывал. Незваные гости оставили много следов, и я сразу определил, что это не апачи.

След каждого человека индивидуален, его нельзя спутать и так же легко распознать, как роспись на банковском чеке. Лично я был уверен, что в числе других нас навестил Морган Рич.

Когда я высказал свои предположения Джиму, он просто кивнул и сказал нечто невразумительное, мол, возможно, они вернулись в поисках работы… и, наверное, скоро появятся снова.

Я же не сомневался, что Рич считал Джима охотником за испанскими сокровищами и решил поживиться его золотом. Позже догадался, что Рича и Фланга погнали в дорогу те деньги, которые Сазертон привез из Нового Орлеана и начал тратить направо и налево.

Как-то еще до той поездки Джим позвал меня, показал конверт и попросил:

— Если со мной что-нибудь случится, отошли его, — и спрятал письмо за камень в стене.

Я вспомнил о нем, когда случилась беда. Однажды Сазертон послал меня проверить, пользуются ли дикие лошади водопоем у источника. Дорога туда неблизкая, и, отправившись утром, я вернулся почти заполночь.

Визитеров, оказалось, было трое: Морган Рич, Боб Фланг и кто-то еще.

То, что они сделали с Джимом, не могло прийти в голову ни одному апачу. Требуя, чтобы он открыл им тайник, подонки зверски пытали беднягу. А что он мог им сказать?

Все золото, которое у него было, исчезло. Исчезли ружья, снаряжение и лошади.

Все выглядело так, будто они появились вскоре после моего ухода, и неожиданно мне в голову пришла мысль, что они все еще могут быть где-то здесь. Я похватал все, что мог, и унес на вершину холма, где и дождался рассвета. Днем тщательно осмотрел окрестности и выяснил, что бандиты направлялись за границу, в сторону Сан-Антонио.

Вернувшись к хижине, похоронил мистера Сазертона и последовал за налетчиками. Но прежде, чем уехать, достал письмо из тайника и, как обещал, отправил его по прибытии в Сан-Антонио.

Два дня спустя мне встретился человек, который видел троих всадников, едущих на север, и я отправился в указанном направлении. Обнаружив знакомые следы, я шел по ним до тех пор, пока не достиг убийц на стоянке у реки Леон.

Привязав лошадь, пешком пробрался к лагерю, держа наготове револьвер. Из-за кустов увидел Боба Фланга, сидевшего на корточках у костра, на котором кипел котелок с кофе. Остальных не было. Осторожно подойдя к нему сзади, громко произнес:

— Боб, ты убил мистера Сазертона!

Он вздрогнул, будто я огрел его кнутом, медленно повернул голову, чтобы посмотреть на меня, а затем встал и небрежно бросил:

— Послушай, мальчик, ты понимаешь, что говоришь?

— Вот у тебя его ружье. А там возле дерева привязаны его лошади.

Он просчитывал шансы добраться до револьвера и пустить его в ход раньше меня.

— Вы не только убили его, но еще и пытали. То золото, которое украли, он взял в банке Нового Орлеана.

— Врешь, это сокровища, — настаивал Фланг. — Иначе, какого черта он искал в этой дикой стране?

— Вам не понять. Его влекло совсем другое! — воскликнул я. — Из-за своей глупой фантазии, будто Джиму известно, где спрятано золото, вы погубили хорошего человека.

Понемногу к нему стала возвращаться уверенность.

— Кем ты себя возомнил, малыш? Если тебе нужно золото… бери! — Он полез в карман рубашки, достал блестящую монетку и бросил ее в пыль.

Как дурак, я проводил монетку взглядом, а Фланг выхватил револьвер и выстрелил. Только слишком поспешил и… промахнулся. А я — нет.

Подобрав монетку, я вывернул его карманы, поскольку золото не принадлежало ему по праву, а мне оно могло пригодиться в преследовании еще двух негодяев. Остальное золото я собирался отправить родственникам Сазертона в Англию.

Я отвязал лошадей и поскакал в Форт к начальнику гарнизона. Когда капрал привел меня в кабинет, тот с удивлением поднял на меня глаза.

— Чем могу служить, молодой человек? — спросил капитан.

— Меня зовут Кон Дюри, — представился я и рассказал ему все о трагедии на нашем ранчо. Свой рассказ закончил так: — Сегодня утром я встретил одного из них в лагере у реки Леон.

— Надо отправить за ним солдат, — предложил капитан.

— Вряд ли ему понадобится кто-нибудь, кроме могильщиков, — заметил я, — мы уже с ним поговорили.

Капитан посмотрел на меня настороженно.

— А оставшиеся двое?

— Отправляюсь на их поиск. — Я достал из кармана триста долларов золотом и положил на стол. — Это украденное золото. Фланг носил его в карманах. Еще я привел десять лошадей, принадлежавших мистеру Сазертону. Надеюсь, вы сможете отослать золото и вырученные за лошадей деньги родственникам Сазертона в Англию?

Он откинулся в кресле и посмотрел на меня.

— Сколько тебе лет, сынок?

— Пятнадцать, — ответил я, — но я справляюсь с мужской работой.

— Вижу. — Из кучи монет он отсчитал шестьдесят долларов. — Немного денег тебе не помешают, если ты собираешься преследовать убийц. Ты, конечно же, понимаешь, что они попытаются расправиться с тобой.

— Да, сэр. Но мистер Сазертон был так добр ко мне. Он платил мне, учил меня, когда у нас появлялось свободное время. Кроме того, ни с кем нельзя так поступать, как они обошлись с ним.

Капитан Эдварде встал из-за стола и вышел вместе со мной на улицу.

— У тебя есть его адрес?

— Да, сэр! — Я протянул ему клочок бумаги.

Он взглянул на него, затем перечитал еще раз, и брови его поползли вверх от удивления.

— Теперь понятно, — выговорил он наконец. — Так твой босс — мистер Сазертон? Майор Джеймс Сазертон? Замечательный человек, мой мальчик, из весьма выдающейся семьи.

Мы отправились к загону, где я оставил лошадей, и он, взглянув на мою клячу, выбрал двух лучших. Таких лошадей нужно было еще поискать.

— Возьмешь этих, — распорядился он. — Я напишу бумагу, закрепляющую за тобой право владения.

Капитан отдал мне и оружие, которое я принес из лагеря Фланга, и пообещал сообщить о случившемся семье майора, а затем спросил:

— Сазертон когда-нибудь упоминал о своей семье? Или о ком-то еще?

— Никогда, сэр.

— Держи меня в курсе дел. — Капитан минуту медлил, а потом воскликнул: — Бывают же такие удивительные совпадения. Будучи молодым офицером, я познакомился с твоим боссом. Он служил военным атташе во время войны в Мексике/

Через две недели мне удалось узнать, кем был тот третий человек. Им оказался Франк Хастингс — охотник за скальпами. Я никогда не видел его.

Моргана Рича мне удалось настигнуть в Лас-Вегасе, Нью-Мексико, более шести месяцев спустя.

Он стоял у стойки бара в одном из салунов. Подойдя к нему, я нарочито громко заявил:

— Ты убил Джима Сазертона и мучил его хуже любого апача.

— Ты лжешь! — закричал он.

Но нас слушало, по крайней мере, человек двадцать, и он выглядел взволнованным.

— Вы украли его золото и даже не потрудились скрыть его! Это было английское золото!

Все замерли от любопытства в ожидании развязки.

— Я выследил Боба Фланга по нему.

— Фланга?

— Он стрелял первым, но промахнулся, а я — нет!

— Убирайся отсюда, сопляк! Ты не в своем уме!

— Этот ремень, который ты сейчас носишь, — продолжал я уверенно, — британский военный ремень, украденный тобой после того, как ты убил майора.

— Ты лгунишка! — крикнул Рич, вынимая кольт.

Следующее утро выдалось холодным, дул сырой ветер, и его, завернутого в одеяло, наспех похоронили в неглубокой могиле, спеша пропустить рюмку в теплом салуне.

Франк Хастингс как сквозь землю провалился, я так и не смог его найти.

Угли почти догорели.

— Иди поспи немного, Кэйт. Ночь будет длинная.

Она уже собиралась встать, но тут до нас донеслись выстрелы. Несколько залпов, и… тишина. Стреляли в городе.

Кэйт резко повернулась ко мне.

— Кон… где Том?

Горло сжалось от ужасной догадки. Я повернулся и, спотыкаясь, побежал туда, где ребята расположились на ночлег. Постель Тома лежала нетронутой.

Прист повернулся и приподнялся на локте.

— Что случилось? Что происходит?

— Тома нет, — сказал я, — в городе стреляли.

Его конь тоже исчез. Когда я вернулся с луга, где паслись лошади, все оказались в сборе и с оружием.

Вдруг до нас донесся стук копыт мчащихся галопом по прерии лошадей. Всадники остановились на расстоянии доброй сотни ярдов от нас.

Послышался глухой звук падающего на землю тела, потом кто-то выкрикнул:

— И не думайте возвращаться!

Они быстро скрылись в темноте, а мы поспешили к тому месту. Согнувшись, я зажег спичку.

Перед нами лежал Том Ланди, и он был мертв. Его расстреляли тремя выстрелами в спину, а потом кто-то перевернул уже мертвое тело и в упор выстрелил в лоб так, что вокруг раны темнели следы пороха. Мы отнесли его на холм и положили на землю. Кэйт молча подошла и склонилась над ним. После того, как индейцы убили ее мужа, Том стал для нее всем в жизни, а теперь и его убили тоже.

Он явно не ожидал нападения, поскольку его кольт так и остался в кобуре.

Мы стояли и смотрели на его раны. Три выстрела в спину с близкого расстояния. Пули прошли навылет и оставили огромные раны на груди. А чтобы быть до конца уверенным, кто-то наклонился и прикончил Тома из револьвера.

Сжав голову руками, Краснокожий Майк разразился проклятьями.

— Пусть мне не жить на свете, но я все равно выжгу дотла этот мерзкий город! — воскликнул Тод Муллой.

— Не будем медлить, — призвал Карсон. — Пошли!

— Нет!

Я никогда прежде не слышал такого безжизненного холодного слова из уст Кэйт.

— Нет! — повторила она, повысив голос.

— Мы отступаем?

— Нет.

Большего от нее трудно было ожидать в такую минуту, и ребята стояли молча.

Никто не спал той ночью, а на рассвете Нэйлор и Прист вырыли глубокую могилу на плоской вершине холма. Там мы и похоронили Тома.

Я наблюдал за городом в полевой бинокль, который всегда возил в сумке у седла. На крышах загонов время от времени поблескивали стволы ружей.

— Они ждут нас, Кэйт, — сообщил я. — Ждут у въезда в город.

— Мы туда не поедем.

Рул Карсон выругался.

— Послушай, госпожа Ланди, — начал он, — Том для нас…

— Том Ланди, — сказала она тихо, — мой брат. Он взял имя моего мужа, который считал его своим сыном. — Она остановилась. — Мы хотели завести детей, но… у нас, кроме Тома, никого не было. — Она обернулась к Краснокожему Майку: — Майк, я хочу, чтобы ты оседлал лучшую лошадь и поехал в Техас. Я хочу, чтобы ты нашел двадцать парней, способных крепко держать ружье в руках и подчиняться приказам. — Она посмотрела в сторону города, словно не замечая его существования. — Сможешь найти столько?

— Могу набрать и сотню, если захочешь, — ответил он, — и они придут сюда не из-за денег.

— Найми их. Я найду, чем расплатиться.

Краснокожий Майк повернулся и посмотрел на меня.

— Кого ты посоветуешь? — спросил он.

— Парней Коди, — ответил я, — Харви Нугент, Шарки, Маден и Кейл. Кого-нибудь из компании Барикмэна или Клементса, если они на месте.

Одинокая Кэйт стояла и смотрела в сторону города, ее лицо казалось прекрасным несмотря на то, что сделали с ним неутомимые солнце и ветер.

— Ты собираешься драться, Кэйт?

— Не так, как они думают, — ответила она. — Совсем не так, как они думают.

Тем утром началась война, которой я не ожидал и потому не был к ней готов, как не были готовы к ней и горожане.

Тем утром миссис Ланди написала три телеграммы и послала Дельгадо на самой быстрой лошади к ближайшей станции в двадцати милях на восток, где стояла цистерна с водой и салун.

День тянулся долго, и ребята уселись играть в карты. К вечеру они отвели лошадей на водопой.

Вооруженные горожане все еще не покидали своих постов на крышах и заставах у въезда в город.

Кэйт не выходила из своего фургона. Мы ждали.

— Должно быть, им сейчас не очень спокойно живется, — заметил наконец Тод Муллой. — У нас есть преимущество: мы знаем, что происходит, а они — нет.

Эта мысль, кажется, немного подняла настроение, и я заметил, что время от времени кто-нибудь из парней вставал и подолгу смотрел в направлении города. Противники видели нас, и наше бездействие ставило их в тупик.

— Им не придется выспаться сегодня ночью, — усмехнулся Д'Артагэ. — Так же как они не спали прошлую ночь.

Кэйт посмотрела на него отсутствующим взглядом.

— Им не придется спать еще много ночей.

В полдень третьего дня показался всадник с белым флагом, направляющийся в нашу сторону. В бинокль я узнал Баниона — единственного горожанина, за исключением Хардемана, который имел шанс приблизиться к нам на расстояние слышимости.

Банион был честным малым. Он не раз давал обанкротившимся погонщикам на последнюю кружку пива и пару раз даже снарядил лошадей, чтобы помочь им добраться до ранчо.

Кэйт, Д'Артагэ и я спустились по склону на переговоры.

— Мне ничего не удалось сделать, миссис Ланди, — начал он. — Хочу, чтобы вы и ваши ребята знали это. Совсем ничего. Я даже не знал, что они задумали.

— Тебя послали разведать обстановку? — спросил я.

— Да… все очень беспокоятся. Никто не понимает, что творится. Они пролежали три дня в засаде, каждую минуту ожидая вашего нападения…

— Пусть побесятся, — отрезала Кэйт. — Мистер Банион, у вас репутация справедливого человека. Мы не хотим причинить вам вреда. На раздумья уже нет времени. Просто послушайте мой совет и сделайте, как скажу. Возвращайтесь в город. Скажите им правду о том, что мы не пустили вас в лагерь. Потом продайте ваш салун.

— Продать салун? — повторил он обескураженно. — Но почему? Я не могу. И вообще, такой поступок более чем подозрителен…

— И все же сделайте так. Возможно, вам придется продать его за бесценок. Но вы рискуете остаться ни с чем.

— Что вы имеете в виду?

— Мистер Банион, — спокойно спросила Кэйт, — вам приходилось видеть, как умирает город?

Он ошалело посмотрел на нее и через минуту растерянно произнес:

— Благодарю вас, сударыня. Благодарю… — и с этими словами стал разворачиваться, чтобы удалиться.

— Мистер Банион, — остановила его Кэйт, — не говорите никому о нашей беседе. Миль сто на запад отсюда есть ручей на краю широкой долины. С севера тянутся холмы. У воды растут тополя. Долину пересекает железнодорожная магистраль… Отправляйтесь туда.

Да, безусловно, мне было известно это место. В прошлый сезон мы несколько раз останавливались там на привал.

Я посмотрел на нее: что она задумала? Еще не догадываясь, но глядя в ее лицо, которое никогда не видел таким отчужденным, понял, какая участь ждет город.

Город, унесший жизнь ее брата, должен умереть. Не один или даже несколько подлецов, а сам город.

Глава 4

Кэйт Ланди не дала Краснокожему Майку никаких других инструкций, кроме как набрать наемников, но все мы понимали, что он не станет скрывать случившегося. Подобного рода известия имеют обыкновение разлетаться со скоростью ветра, покуда не достигнут каждого костра, каждого ранчо во всем Техасе.

Мы разбили лагерь на холме под небом Канзаса. Проплывали дни. Работы было хоть отбавляй. На четвертый день два всадника, обоих я хорошо знал, медленно приблизились к нашему лагерю.

Этих суровых, вооруженных до зубов парней, встретив по дороге, послал нам на помощь Краснокожий Майк. Бледсо служил рейнджером у Биг-Фут-Уэльса, а Мегари, молодой крепыш-ирландец, воевал за французов в Седане, тоже не новичок в военном деле.

И тогда Кэйт позвала Приста и Нэйлора и отправила их на запад, к указанному Баниону месту. Когда она отвела их в сторону и объяснила задание, ребята недоумевая посмотрели на нее и переглянулись. Потом вдруг оба ухмыльнулись, и довольная усмешка не покидала их лиц, пока они не скрылись из виду.

— Кон, — обратилась ко мне Кэйт, — седлайте коней и с наступлением сумерек скачите к городу… — Я ждал объяснений. В городе сидели в засаде вооруженные люди. Всадники для них отличная мишень. — Не подъезжайте ближе ружейного выстрела, — продолжала Кэйт, — удостоверьтесь, что они вас заметили, и объезжайте город по кругу, пока не стемнеет. Потом возвращайтесь в лагерь.

Гениально… Она решила держать их в напряжении, заставить бросить дела, не смыкать глаз. Таким был следующий шаг в военных действиях, о которых я сам никогда не помышлял. За последние дни миссис Ланди резко переменилась. Теперь я видел в ней совсем другую Кэйт. Она воевала… воевала насмерть, с единственной целью — уничтожить город, убивший ее брата.

Осмелятся ли они в конце концов атаковать нас? Если да, то нас слишком мало. Конечно, драки не избежать. Но необязательно она произойдет сегодня. Однако прежде чем сесть на лошадь в тот вечер, я лично проверил, чтобы каждый положил в патронташ не менее пятидесяти патронов. Кэйт оставалась в лагере одна. Горожане не могли об этом знать, или все же могли?..

Мы выехали на холм плотной группой и стали спускаться, все время меняя направление движения, чтобы поднявшаяся пыль не давала точно определить наши следы. Подобравшись к городу на расстояние ружейного выстрела, не спеша объехали его, пользуясь преимуществами местности, — то скрывались в долине, то неожиданно появлялись, оставляя неприятелю возможность самому разгадывать наши намерения. Когда сумерки сменила ночь, мы на всякий случай сделали еще один круг и вернулись в лагерь.

Когда подъехали ближе, Кэйт окликнула нас и, узнав мой голос, вышла навстречу. Поздно ночью она послала Мегари развести небольшой костер на холме восточнее города и поддерживать его некоторое время.

Дни становились теплее. По ночам выли койоты. Уже должны были появиться другие стада, но никто не приближался. На седьмой день в миле от города остановился поезд и высадил пассажира с лошадью. Дельгадо возвратился с ответом на телеграммы, посланные Кэйт.

Он уже скакал к нам по равнине, когда поезд подходил к станции, расположенной в центре города. На следующий день южнее города появилось облако пыли и показалось большое стадо волов. Оно двигалось к ложбине между невысокими холмами, а через час мы заметили двух всадников, направлявшихся к нам.

Одним из них оказался Матт Полок, живший в ста милях восточнее «Тамблинг Б», — коренастый, сильный человек, вокруг которого все кипело и работа спорилась. Когда ковбой подъехал поближе, мы узнали и его спутника, Харви Нугента, одного из тех, за кем отправился Краснокожий Майк.

Полок осадил коня и протянул руку Кэйт.

— Как дела, миссис Ланди? До нас дошло, у вас беда.

Кэйт кратко рассказала о случившемся, не забыв упомянуть об отношении горожан к техасцам и их девизе: «Возьми деньги и поскорее избавься от них».

— Что мне с ними сделать? Хочешь, я со своим стадом разнесу их городишко в щепки? Или поджарю их в их собственном соку?

— Подожди, у меня есть план. Я взяла в аренду землю по обе стороны от железной дороги и хочу обнести город изгородью. К востоку отсюда с поезда сбросят мотки колючей проволоки.

— А как быть с четными участками? Насколько я понимаю, железной дороге принадлежат только нечетные участки.

— Здесь и еще в нескольких милях, где строительство финансировалось перекрывающимися кредитами, это не так. Я взяла в аренду землю по пятьдесят центов за акр.

— Ты собираешься обнести изгородью весь город? — Матт потянулся за котелком с кофе. — Черт возьми, Кэйт, ты заботишься об их удобствах! У них есть законное право пересекать эту границу.

— Конечно, есть. По железной и грунтовой дорогам, вдоль них они могут входить и выходить из города, и я никому не буду препятствовать. Никому, кроме стад. Ни одно стадо не ступит на мою землю.

Присев на корточки у костра, я любовался Кэйт. Хотя был удивлен и немного шокирован. Лишь однажды я видел у нее такое выражение лица, — тем утром, когда апачи убили ее мужа, увели их стадо и сожгли жилище, тем утром, когда появился я.

После того как индейцы не без моей помощи ретировались, я вышел из-за камней. Она стояла с опущенными руками и странным, неописуемым горем на лице, так много говорящем о ее натуре.

Плакала она крайне редко и без слез, только характерная гримаса рыданий появлялась на ее лице, будто все отпущенные ей слезы уже были пролиты все до одной. Тогда она молча смотрела на тело мужа, а потом мальчуган выбежал из-за камней и обхватил ее ручонками.

Моя лошадь медленно брела и остановилась напротив них. Но только через несколько минут Кэйт подняла на меня взгляд.

— Благодарю вас, — сказала она просто.

— Примите мои соболезнования, сударыня. Жаль, что я не успел раньше. — Слов утешения я не нашел.

— Они напали внезапно, возникли из воздуха как привидения.

— Это апачи, сударыня. Мастера камуфляжа. Окружат прежде, чем успеешь открыть рот.

Я спешился и осмотрел ранчо. Поселенцы устроились возле большого ручья, дававшего достаточно воды, чтобы возделывать небольшой огород, и начали расчищать землю от камней под луг.

Нижнюю часть дома выложили из камней, верхнюю — из бревен, сплавляемых по реке. Огонь уничтожил крышу, сделанную из веток и земли, а толстые деревянные стены сильно обуглились. Некоторые доски еще тлели, так что я занялся пожаротушением.

Ружье Ланди оставалось там, где выпало из рук, и рядом с ним на земле лежало несколько гильз.

Ему было за тридцать. Красивое, одухотворенное лицо. Возможно, чуточку более красивое, чем того требовала окружающая обстановка. Хотя руки и несли следы тяжелой физической работы, но, очевидно, ему впервые пришлось столкнуться с такого рода занятием. Он носил дорогие щегольские сапоги, шляпу и пояс.

Пошарив в его карманах, я обнаружил пару золотых монет и немного мелочи. Все сложил на камень в кучу вытащенного из дома скарба, взял лопату и пошел к небольшому ручейку, где росла древняя акация с искривленным стволом. Там и вырыл могилу.

Для меня оставалось загадкой, почему они выбрали для своего дома именно это место. Все постоянные поселения находились далеко на востоке отсюда, а апачи и команчи чувствовали себя здесь хозяевами. Не говоря уже о том, что оно не отличалось никакой особенной дикой красотой.

— Завтра утром, — предупредил я, — отправляемся в Сан-Антонио. Вы с мальчиком поедете верхом, я пойду пешком.

Она ничего не ответила. Даже когда я завернул тело ее мужа в найденный кусок старого одеяла и опустил в могилу, она молчала. Паренек мне помогал. Засыпав могилу, я прочитал несколько строк из Библии, которые мог вспомнить: мне уже приходилось хоронить несколько человек до этого. Потом я нашел для них подходящее для ночлега место с мягким песком.

Мне не очень верилось, что апачи не вернутся в первую ночь. Уставший как собака, я поставил паренька в дозор и задремал. Когда настало утро, все еще ждал индейцев, но они, видимо, решив, что духи от них отвернулись, так и не появились.

Когда Кэйт Ланди проснулась, костер уже горел и вокруг разливался аромат кофе.

— Подкрепитесь, сударыня, — пригласил я. — У нас впереди долгий путь, и чем раньше мы отправимся, тем быстрее доберемся до обжитых мест.

Она встала, одернула платье и немного разгладила его рукой, а потом как потерянная осмотрела развалины своего дома, могилу мужа, те немногие, очень немногие вещи, которые у них остались. В лице ее появилась суровость.

— Я никуда не еду, — произнесла она тихо и очень твердо.

— Сударыня?

— Мы останемся. Здесь мы поселились и будем жить. Нам некуда идти. Благодарю вас, мистер Дюри, за все, что вы для нас сделали.

Так я познакомился с Кэйт и Томом Ланди и остался с ними жить.

Сидя у костра напротив Кэйт, я пытался догадаться, о чем думали горожане. Потом мысли мои переключились на обыденные дела, как продать скот. И снова возвращался к случившемуся несчастью.

Они убили замечательного молодого человека, который пошел на свидание с девушкой. Правда, он нарушил местные правила, перешел улицу и ступил в квартал. Но он никому не причинил вреда, даже не помышлял об этом.

Мойра, официантка из ресторана, знала, что из себя представляла Линда Макдональд, и Джон Блэйк тоже. Да и остальные не оставались в неведении ни на ее счет, ни на счет ее отца. И каждый в глубине души чувствовал свою вину и боялся возмездия. Вот почему все они так неистово ждали атаки, а ее все не было. Но мы и не отступали.

Столб бледного дыма нашего костра и белые крыши фургонов хорошо просматривались из города и не давали им забыть о случившемся. Как не давало им покоя наше странное поведение.