Глава 17

Когда мы въехали в город, в небе догорали последние звезды и их свет отражался от пустой черной поверхности стекол.

Из задней двери ресторана падал свет, и мы направились туда, легким узлом привязали лошадей и вошли в кухню.

Перед нами с тряпкой в руках стоял Герман. У него из-за пояса торчал револьвер.

— Молли! — воскликнул он. — С тобой все в порядке?

— Меня нашел Майло, — произнесла она с тяжелым вздохом.

— Проводи ее наверх, Герман, — посоветовал я, — и держи револьвер наготове. Я поставлю лошадей в конюшню. Не разрешай ей подходить к окнам.

Я не худший из стрелков, но не знал, кто собирался в меня стрелять, поэтому держался настороже. Я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы рядом со мной оказалась сейчас Ма или мой брат Барнабас. А еще лучше — кто-нибудь из Сэкеттов-бойцов.

У меня заняло всего несколько минут, чтобы поставить лошадей. Когда я вышел из конюшни, солнце еще не взошло, но город уже четко вырисовывался в сером свете раннего утра. Мой друг из собачьего племени затрусил мне навстречу, радостно помахивая хвостом. Я нагнулся и погладил его по голове. Он, похоже, удивился, но обрадовался, всячески выражая свою преданность. Наверное, беднягу долго никто не ласкал.

Общаясь с псом, я поглядывал по сторонам, присматриваясь к окнам, потом быстро свернул в переулок. Но вместо того чтобы войти в заднюю дверь ресторана, как делал это прежде, обогнул здание и другим переулком вышел на улицу.

Окно на втором этаже дома напротив ресторана было чуть-чуть приоткрыто. Может, оно всегда приоткрыто, а может, и нет. До заведения Мэгги оставалось пять длинных шагов, но никогда в жизни я не чувствовал себя более обнаженным.

Вышел Герман, вытирая руки.

— Садись, — сказал он. — У меня для тебя кое-что есть

— Где она?

— Отдыхает. Лежит в моей комнате. Не знаю, где вы были, но она совсем измучена.

Упав в кресло, я потянулся к кофе и с наслаждением осушил чашку крепкого вкусного напитка. Я взглянул в окно. Поезд, который мы видели ночью, уже ушел, и место, где стоял персональный вагон, пустовало.

— Видел Арканзасца?

— Никого я не видел. Только твоего мексиканского приятеля. Злой, как цербер.

— Что он хотел?

— Кто его знает? Вошел, осмотрелся и ушел. Думаю, искал тебя.

Герман принес поесть. По привычке я попытался за завтраком осмыслить ситуацию и прикинуть план дальнейших действий, но мысли мои разбегались, как тараканы. Я устал и не мог сосредоточиться на одной проблеме.

Энн… Трудно поверить! Правду говорят, чужая душа — потемки. Да и что мне о ней известно, кроме того, что она хорошенькая?

Что взяли из сейфа Натана Альбро? Наверное, что-то связанное с пропавшими пятью миллионами золотом или с железной дорогой. Джефферсон Хенри хотел найти Нэнси Хенри. Прайд Хоуви… Не надо долго думать, чтобы догадаться, чего хотел он — только денег. Может, немного власти, но прежде всего — денег. Я непроизвольно кивнул, выпрямился и отхлебнул кофе.

Бесполезно бороться со сном. Мне надо отдохнуть.

— Герман? — позвал я.

Он вышел с кухни.

— Ты можешь подержать ее здесь? Если ее опять схватят, то, боюсь, убьют. Нам нельзя рисковать.

— В чем все-таки дело?

Я растолковал ему как можно подробнее то, о чем молчал раньше. Вся штука заключалась в том, что сам знал слишком мало.

По дороге в отель я шагал с опаской, отстегнув ремешок, удерживающий револьвер в кобуре. До сих пор мои тайные враги старались не привлекать к себе внимания, но никто не ведает, когда все изменится.

Приехав в этот городок, я взялся за работу отыскать Нэнси Хенри, она же Альбро, но все, чего я добился, — перебежал кому-то дорогу, и из-за меня стали происходить весьма странные и угрожающие события. Или, если не переоценивать себя, я въехал прямо в гущу драки, разгоревшейся оттого, что кто-то кому-то перебежал дорогу. В конце концов, Тата убили до того, как я очутился в городе.

С того времени сюда прибыли Арканзасец — Том Бегготт и Прайд Хоуви.

Всей душой я желал уберечь Молли от беды и как-то завершить свою работу, раз уж за нее мне заплатили. А может, бросить ее? Сколько раз думал об этом. Но оставлять за собой огрехи не в моих правилах. Я перестану себя уважать, если отступлю.

Молли спала, между нею и бедой стоял Герман. Что касается меня, то я чувствовал себя разведчиком в стане невидимого врага.

Оказавшись в номере, я подпер ручку двери стулом, снял сапоги и наконец добрался до кровати. В голове стучала одна мысль: если немного не посплю, то свалюсь где-нибудь по дороге или выпаду из седла. Но стоило положить голову на подушку, как сон куда-то улетучился, и я снова вспомнил о Магоффинах, которые были связаны с Ньютоном Хенри и явно решили продать его старику… или кому-то еще. А не Прайду ли Хоуви?

Их отравили — или Ньютон, или Джефферсон, или Хоуви. Убийца обыскал все имущество Магоффинов, но самого главного, невостребованного багажа, не обнаружил. Вот и остался ни с чем. Каким-то образом его люди схватили Тата и постарались выжать из него все, что могли. Он убежал, его убили. Кто стоял за этим убийством? Почти наверняка Хенри.

Я закрыл глаза. По улице, дребезжа, проехала повозка, и кто-то сказал:

— Если я собираюсь их кормить, мне нужно добыть сена.

Прогрохотал фургон с пивом в бочках, которые производили свой, особый шум. Из соседнего номера донеслись приглушенные голоса, но тут я уснул.

Когда открыл глаза, уже сгущались сумерки. В комнате стоял полумрак. Где-то со стуком захлопнулась дверь, и раздался звук шагов по дощатому тротуару.

Вспомнив, что Молли спрятала какую-то важную вещь в моем номере, сразу вскочил, сел на кровати и свесил ноги на пол.

Что же она спрятала и где?

А куда делась записная книжка, которую так и не прочел? Я, правда, временами заглядывал в нее, но поработать с ней по-настоящему так и не успел.

Я зажег керосиновую лампу, пошарил в карманах пиджака и достал записную книжку.

Она напоминала дневник и принадлежала Натану Альбро. Несколько первых страниц занимали записи о покупке и продаже акций и земельных участков. Вначале покупки были небольшими, со временем возрастая в размере и цене. Передо мной лежал скупой отчет человека, делающего себя богатым, написанный чрезвычайно мелким почерком со многими сокращениями. Там и тут он терпел убытки, но в основном выбирал землю хорошо и продавал с прибылью. Я нашел списки проданной собственности и вырученных сумм, но не обнаружил никаких указаний, где эта собственность располагалась.

Затем неожиданно стали появляться короткие записи: «Н. — ? Здесь что-то странное». Через несколько месяцев: «С. и Н. уехали». Затем признание, крик души: «Так и не научился разговаривать с женщиной. Не сумел сказать ей, как сильно ее любил, как она мне нужна». Снова несколько страниц записей о деловых соглашениях, продажах, но никакого упоминания о деньгах. И опять взрыв: «Пусто! Пусто! Пусто! С. значила так много. Н. ?.. Всего лишь дитя, но холодна… холодна и жестока».

Потом между датами зияли большие пробелы. Иногда сделки, всегда на большие суммы. С новой страницы одно слово: «Разведен». И чуть позже: «Вышла замуж за Ньютона Хенри. Боже мой! Такой негодяй! Я боюсь за Стаси. Н. выживет».

Несколько страниц деловых записей. Соглашения отмечены лишь инициалами и цифрами.

«Приходила Молли. Поставила цветы мне на стол! Какое прелестное дитя! Если бы моя дочь была такой кроткой и доброй! Н. Х. не имеет представления, какой пучок крапивы он отхватил».

Я отложил записную книжку. Глаза слипались от желания заснуть. Н. Х. — должно быть, Ньютон Хенри. Какая крапива? Не Стаси, Натан писал о Стаси с любовью, несмотря на то, что она от него убежала. Нэнси? Но она еще ребенок. И все же он написал: «Нэнси выживет».

Несмотря на желание поспать, я перевернул страницу.

«Из Тополобампо. Дело продвигается. Встретился с Таи Цан. Одобрил Топо как конечный пункт. Позже доверительно сообщил мне, что в том месте кто-то живет. Мужчина, женщина и девушка. Наверняка Н. Х., С. и Н. Но как?.. «

Неожиданно я проснулся. Какой-то момент лежал, пытаясь сообразить, где нахожусь. Память сказала: в своем номере в отеле, читал записную книжку. Моя рука быстро протянулась за ней. Она лежала здесь. Стул все так же стоял под дверной ручкой, но окна стали совсем темными. Встав с кровати, я налил в тазик воды и умылся.

Телеграфной строкой промелькнула последняя фраза из записной книжки: «Живут в том месте». В каком месте?

Отель уже затих. Я выглянул в окно на пустую улицу. Все спокойно. Я уже собрался заняться делом, как мой глаз поймал еле заметное движение на крыше дома напротив.

Присмотревшись, увидел тень человека, скорчившегося за каменной трубой.

Глава 18

Не поверите, но я прожил так долго только потому, что никогда не стою прямо, во весь рост у окна. Если я хочу выглянуть на улицу, то подхожу сбоку, стараясь ничем не привлекать досужего внимания. Именно так я поступил и сейчас.

Человек на крыше держал винтовку, но я не мог разглядеть, держал ли он под прицелом мое окно или другое, чуть дальше. Его позиция не давала ему возможность увидеть кровать, на которой спал я, поэтому сделал вывод, что он охотился за кем-то еще.

Молли?

Но ее нет в номере. Она в ресторане Мэгги, где ее мог защитить Герман Шафер.

Или я зря считал, что она до сих пор находилась там?

Мне казалось, что я заснул при свете лампы, но, видно, уже засыпая, все же потушил ее и напрочь забыл об этом.

Человек на крыше не мог видеть, что происходит в совершенно темной комнате, но движение заметил бы.

Из глубины комнаты я все же видел крышу напротив: стрелок стоял на одном колене, полускрытый за трубой. Наблюдая за ним, я быстро оделся и застегнул пояс с кобурой. Вынув из кармана брюк часы, попытался разглядеть, сколько времени, но так ничего и не увидел, а зажечь спичку не осмелился. Судя по тому, как спокойно спал город, полночь уже миновала.

Кем бы ни был человек напротив, я твердо знал, что это не Арканзасец. Бегготт слишком хитер, чтобы загнать себя в угол на крыше. Кто-то другой?

Но Бегготт жил в этом доме и не мог не слышать движения на крыше, находясь у себя в комнате. Если только я не переоценивал его.

Что бы он предпринял? Вероятно, ничего, хотя, наверняка пришел бы в раздражение. Перестрелка неизбежно привлечет внимание. Именно этого Арканзасец избегал.

Неужели Молли вернулась в свой номер? Спит сейчас в своей постели?

Или ганфайтер ждал случая выстрелить в ресторан? Герман поднимался очень рано, всегда принимаясь за работу затемно, и, если я не ошибался, у притаившегося на крыше была прекрасная возможность поразить любого, кто появился бы в окне ресторана или на тротуаре перед ним, а Герман всегда утром подметал тротуар.

Часто ночуя под открытым небом, я привык к свежему воздуху и всегда держал открытым окно. Став на одно колено сбоку от него, я ждал.

Что бы ни планировал неизвестный, ему пора было начинать. Уже светало, и скоро другие, помимо меня, смогут его заметить. И как только я так подумал, он поднял винтовку.

В кого он собирался стрелять, я не знал, но он целился прямо в ресторан. Его секретка находилась не более чем в шестидесяти футах от меня, и, когда он поднес винтовку к плечу, мне ничего не осталось, как негромко, но чтобы он услышал, сказать:

— Я бы не стал этого делать.

Револьвер застыл у меня в руке. Но мне совсем не хотелось его убивать, поэтому я продолжил:

— У вас есть возможность спуститься с крыши самому или упасть с нее.

Он опустил винтовку и выпрямился, затем резко повернулся и выстрелил.

Не таким уж он оказался метким стрелком, как воображал. Его пуля попала в оконную раму в футе над моей головой, а два ответных выстрела, таких быстрых, что звук их слился в один, похоже, вывели из строя механизм винтовки. Убийца отбросил ее, будто она жгла ему руки, как раскаленное железо, и стал карабкаться по скату крыши, словно испуганный заяц.

Я быстро закрыл окно, вставил в револьвер патроны и сунул пустые гильзы в карман. Затем сел на кровать и стал натягивать сапоги.

По коридору уже бежали. Сыпались взволнованные вопросы. Затем нетерпеливо застучали в мою дверь. С сапогом в руке я вытащил стул из-под ручки и, выглянув, спросил:

— Кого-нибудь ищете?

— Стреляли! Стреляли отсюда!

— Стреляли? Черт побери, мистер, у меня просто упал сапог. Неужели он наделал столько шуму!

Портье вместе с несколькими мужчинами втолкнули меня в номер, вошли и огляделись. Моя кровать выглядела так, будто только сию минуту выпустила меня из своих объятий. Окно плотно закрыто, стекла целы.

Спокойно усевшись в кресло, я начал натягивать второй сапог. В дверях обозначился Джон Топп и уставился на мою постель. Книжка! Записная книжка Натана Альбро! Она лежала на самом виду. Не дожидаясь, когда он решится, я схватил ее и засунул в задний карман брюк.

— Как же вы не слышали выстрел? — воскликнул портье.

— Может, и был выстрел, но чему удивляться? Я побывал в сотне таких городков, как ваш, и всегда находился какой-нибудь пьяный ковбой, который, хорошо набравшись, под утро спускал пар.

Но портье оказался не дурак. Он пристально смотрел на меня, а одна изогнутая бровь его высоко поднялась, напоминая вопросительный знак, лежащий на боку.

— Если как следует подумать, — улыбнулся я, — то возможно, я видел кого-то на той крыше. Только краешком глаза. Но с какой стати человеку стрелять с крыши? Разве что он задумал кого-нибудь убить.

Я посмотрел на Топпа.

— В наши времена вредно быть слишком внимательным.

Все вышли из номера, а я, быстро оглядевшись, надел жилетку и пиджак.

Внизу меня ждал Джон Топп. В первый раз он заговорил со мной:

— Босс захочет посмотреть на эту книжку.

— Придет время — посмотрит.

— Он захочет немедленно.

— Извини.

— Ты работаешь на него, мистер.

— Только, чтобы найти девушку. И все. Как я ее найду — мое дело.

Его выражение лица не изменилось. Оно никогда не менялось. Двигались только его большие и мрачные глаза.

— Он захочет увидеть эту книжку, мистер. Он захочет увидеть ее немедленно, — упрямо повторил Топп.

— Извини.

— Ладно, — мягко согласился он, — я скажу ему.

Телохранитель начал поворачиваться и вдруг нанес резкий удар справа. Он был крупный, тяжелый человек, а я совершенно не ожидал подвоха, но инстинктивно отступил влево. Не знаю, было ли это подсознательное предупреждение или чистая случайность, но когда я отступил влево, его удар прошел мимо, и он, пронесшись по инерции, полуупал на стол, опрокинув несколько стульев.

— Ай-ай-ай, — покачал я головой и покинул отель.

Когда я вошел в ресторан, Молли убирала со столика тарелки.

— Если собираетесь работать здесь долго-долго, держитесь подальше от окон.

— Майло, что нам делать? Что мы сможем сделать?

Если бы я был другим, то быстро нашел бы решение, простое и легкое, но я не имел понятия, что делать. Время для размышлений — вот что мне нужно.

Молли ждала от меня помощи, и Герман Шафер надеялся получить ответы на многочисленные вопросы, которых я сам не знал. Глядя на залитую солнцем улицу, я чувствовал себя в западне и, более того, если начистоту, был напуган. От меня зависела жизнь девушки, которую хотели убить, а теперь хотели убить и меня.

Топп догадался, что у меня записная книжка Альбро. Ему захочется отомстить за промах в отеле. Он просто не продумал свой удар. Поторопился. Слишком велик оказался соблазн так запросто заполучить столь важный документ, стать его владельцем. То, что мне повезло, я сознавал достаточно полно. В следующий раз он может не промахнуться.

— Герман, — позвал я повара, — присматривай-ка за задней дверью.

Я вышел на улицу. Ну кто бы мог подумать, что этот тихий сонный городишко, каких десятки на Диком Западе, захлестнут такие страсти? Люди шли по своим делам, покупали в магазине продукты, чинили обувь, подковывали лошадей, сидели в приемной у доктора, беседовали о коровах, овцах и политике… И девяносто девять процентов из них не представляли, что происходит, не догадывались, что в нескольких шагах от них молодую женщину подстерегает смертельная опасность.

Мы могли убежать. Мы могли рвануть в Денвер и надеяться, что все обойдется. Нам придется ехать верхом, тайными тропами, потому что они будут обыскивать поезда. Молли знала слишком много, а у меня в руках оказалась информация, которая их интересовала…

Молли принесла мне кофе и села рядом.

— Майло, что нам делать?

— Бежать. — Я посмотрел ей в глаза. — Но это не выход. Однако мы слишком открыты. Как-нибудь на днях, когда мы выйдем на улицу, нас пристрелят. Можете быть уверены, что за нами наблюдают. Их не устраивает слишком явное убийство, но и чтобы кто-то из нас остался в живых и заговорил, им тоже ни к чему. Если бы мы смогли добраться до гор, они бы за нами погонялись. Не знаю, каков Джон Топп на тропе, но в этих горах я вырос, и у меня в Денвере есть друзья, попробуем пробраться в «Эм Ти».

— «Эм Ти»?

— Это клеймо на ранчо Ма. Оно означает Эмили Тэлон. Там мы были бы в безопасности, но туда ведет долгий путь, и, когда на карту поставлено столько денег, они не будут рисковать. Она тоже.

— Кто она?

— Энн. Она каким-то образом с этим связана.

Молли опустила глаза.

— Вы хотите сказать, что до сих пор ничего не знаете? Она — та девушка, которую вы разыскиваете. Ее зовут Нэнси, сокращенно — Энн.

Ну… Мог бы и сам догадаться!

Какие воздушные замки я строил вокруг Энн, когда она приехала к нам на ранчо! Беда заключалась в том, что меня увлекла собственная фантазия. Влюбился в девушку, которую сам и придумал, надеялся, что живая, реальная Энн окажется таковой. Не я первый, не я последний. Со многими случается подобный казус. Слишком часто идеалы, которые мы любим, существуют лишь в нашем воображении. Люди ищут оправдания своим ошибкам, потому что им нравится верить.

Энн… Нэнси… Натан Альбро давно заметил, что она холодная и жестокая. А он знал толк в людях.

— Она всегда меня ненавидела, — вдруг сказала Молли. — Я думала, что Энн мой друг, и прощала ей все оскорбления, даже жестокие поступки я считала нечаянными. У меня не было других друзей. Но теперь все поняла. Она нарочно мучила меня.

— Натан любил вас.

— Он был очень славным стариком. Одиноким… совсем одиноким и необщительным. Его ценили совсем немногие. Всю свою жизнь он посвятил работе, делу. Но я могу перечислить десятки людей, которым он чем-то помог. А они даже не догадывались о его участии в их судьбе. Я его любила.

— Нам нужно уезжать, Молли. Нам нужно бежать. Здесь нам негде спрятаться. Здесь мы в опасности. — Я посмотрел на нее. — Придется ехать день и ночь. Иногда без сна. Вы справитесь, Молли?

— Да.

— Герман?

Он вышел из кухни. Я положил на стол золотую монету.

— Собери еды дней на пять. Желательно к вечеру.

— Как вы возьмете лошадей? Они же следят за вами. Вы пойдете на конюшню, и всем станет ясно, что у вас на уме. Вы даете им шанс.

Надо что-то придумать и обязательно вырваться отсюда сегодня вечером.

Улица выглядела дорогой, ведущей к смерти. Не знаю, кто прятался на крыше, но то, что он охотился за Молли, сомневаться не приходилось. Именно в ее комнату он целился, не зная, что она находится в другом месте. Убийца действовал неуклюже и опрометчиво. Ни Джон Топп, ни Бегготт не совершили бы такой ошибки.

Неожиданно на улице появился крытый фургон. Я выпрямился. Молли тоже увидела его.

— Фургон Ролона Тейлора, — кивнул я. — По-моему, ждет нас. Или вас.

Мы с грустью услышали свисток прибывающего поезда. Вот было бы здорово вскочить в вагон и умчаться в безопасность. Но пока мы смотрели, как приближается состав, несколько мужчин непривлекательной наружности не спеша вышли из салуна «Золотая шпора» и направились по улице к станции. Другие выйдут из салуна напротив и тоже пойдут на платформу ждать нас.

Позже придет еще один поезд. Его они тоже не оставят без присмотра. Может быть…

— Герман, нам нужны лошади.

Подойдя к прилавку, я взял лист бумаги и вернулся к столику. Иногда, раздумывая, я любил покрутить что-то в руках, почертить палкой на песке или карандашом на бумаге.

— Скоро народ потянется ужинать, — предупредил Герман. — Еще рано, но в этом городе все делают рано. — Он сел между Молли и мной. — Есть идея.

— Она может пригодиться. У меня ничего не получается.

— Мэгги.

Мы с недоумением смотрели на него.

— У Мэгги есть лошади. С полдюжины прекрасных чистокровок, подобных которым вы никогда не видели. Мэгги в свое время была лихой наездницей. Во всей округе нет таких лошадей, как у нее, и эти парни — Хенри, Прайд Хоуви, Джон Топп и иже с ними — никогда о них не подумают. Все они здесь новички. Они слыхом не слыхивали о лошадях Мэгги.

— Она разрешит нам взять их?

— А! В этом-то вся штука. Может разрешить… если увидит вас. Если вы ей понравитесь. Мэгги очень ревниво относится к своим лошадям. Она больше не ездит, но любит смотреть, как они скачут и резвятся, как солнце играет на их крупах… Если бы вы поднялись к ней да если бы ей приглянулись…

Слишком много «если».

— Какая она из себя?

— Мэгги? — Герман помолчал, обдумывая ответ. — Она далеко не молода. Многого нагляделась. Некоторые говорят, что она в свое время работала танцовщицей. Я об этом не знаю. Живет одна. У нее пара собак, попугай и большой индеец.

— Индеец?

— Из племени кикапу. Большой и старый. У него лицо такое, будто он пережил две жизни, но он сильный. Все, за что ни возьмется, горит у него в руках. У большинства индейцев, которых я видел, длинные и сухие мышцы. У него — нет. Он сложен, как борец, и был борцом. Причем одним из лучших борцов во всех племенах. Говорят, его никто не победил. Он как-то сюда пришел, Мэгги его накормила, потом стал ухаживать за ее лошадьми. Мэгги живет наверху со своей гитарой и книгами. Читает. Много читает. И поет тоже часто, но только для себя. Иногда заведется и начинает рассказывать про Лондон, Париж, Вену, Рим, Веймар… не знаю, про что еще. В молодости, наверное, была ничего.

— Думаешь, она одолжит нам своих лошадей?

Герман пожал плечами.

— Кто знает? Как на нее найдет. Зависит от настроения. Она хорошо разбирается в делах, знает, куда уходит каждый цент и как заставить каждый цент приносить два. Если вы ей придетесь по душе, она их вам даст, но она еще никому не одалживала лошадей, ни по какой причине.