Майло Тэлон

Минуя узкий переулок, я заметил пегую лошадку с белым пятном на крупе, оседланную и готовую отправиться в путь. Ее хозяин явно беспокоился о том, чтобы лошадь не попала кому-то на глаза.

Если не считать того, что при мне находилась крупная сумма денег золотом, у меня не было никаких причин для тревог, и все же я чувствовал себя не в своей тарелке.

В фойе портье с рыжими усами дремал за своим столиком, на груди у него лежала газета. Прихватив другую газету, брошенную кем-то в кожаном кресле, я поднялся наверх. Из-под соседней двери выбивался свет. Возможно, Молли Флетчер?

Я остановился у двери своего номера и помедлил. С чего вдруг стал таким пугливым? Отступив в сторону, наклонился, повернул ручку и толкнул дверь внутрь. Темнота и молчание. Держа револьвер в правой руке, левой зажег спичку. Она вспыхнула — комната оказалась пустой, но повсюду валялись разбросанные вещи. Я зажег лампу. Чья-то торопливая, ищущая рука вывернула на постель содержимое моих седельных сумок, развернула и расстелила на полу одеяла.

Осмотр вещей убедил меня, что ничего не пропало. Мешочек с патронами к револьверу 44-го калибра; непромокаемый коробок спичек; острый как бритва нож; две чистые рубашки, которые я аккуратно сложил и завернул в одеяла; чистые носки; чистые носовые платки и немного гуталина. Мне всегда нравились до зеркального блеска начищенные сапоги. Там же лежал набор для рукоделия — нитки, иголки, несколько запасных пуговиц — и маленький кусочек трута, который я всегда носил с собой, чтобы разжечь костер в сырую погоду.

Глядя на этот беспорядок, я чувствовал себя обнаженным и выставленным напоказ. Для человека, прожившего столько лет, мой скарб выглядел чертовски бедным. Ничего не осталось от жестоких дней и ночей работы, пережитого голода, холода и жары, разбухших от дождей потоков, которые мне приходилось преодолевать. То, что лежало на постели, да память о пережитом — все, что я скопил за почти тридцать лет жизни.

В моем возрасте отец уже построил несколько мостов, пару пароходов и прошел пешком весь путь от мыса Гаспе через Квебек. Он всегда что-нибудь строил, отмечая каждый свой шаг. Если сейчас со мной случится беда, что я оставлю после себя? Не больше, чем крутящийся смерч в прерии в знойный, сухой день.

Вид моих пожитков, разбросанных по комнате, задел меня за живое. Человек имеет право на личную жизнь. Кому понравится, если кто-то ворвется в его дом и разбросает вещи? Я почувствовал, как во мне разгорается гнев. Никто не смеет вот так вламываться в частную жизнь другого человека.

Вероятно… вероятно, если найду эту девушку, я сделаю что-нибудь стоящее. В конце концов, она должна унаследовать огромное состояние, а сейчас может быть одинока и в отчаянной нужде.

Я начал собирать и складывать вещи, помня, что жизнь мужчины всегда начинается сегодня, что бы ни случилось вчера. Нельзя быть привязанным к прошлому. Каждое утро — новый старт, чистый лист. Чем он заполнится, зависит только от тебя.

Вернулось раздражение. Какого дьявола они искали? Что у меня есть, чего нет у других? Неужели кого-то уже заинтересовали мои деньги?

Допустим… на секунду допустим, что кому-то понадобился коричневый конверт. Если так, то зачем?

Я сел на постель, снял сапоги и принялся растирать ноги, прогоняя усталость. Поистине моей наивности нет предела! Как можно всерьез рассчитывать на то, что найду эту девушку? Или просто хотел ненадолго продлить тот период эйфории благополучия, когда не надо думать о следующем куске хлеба? Да и получить работу чуть легче, чем гонять коров, тоже неплохо.

Очевидно, начинать надо с Сент-Луиса, последнего известного адреса Хенри. С тех пор Сент-Луис вырос, а такая семья, как Хенри, вряд ли привлекала внимание. Найти их будет непросто, и все же надо где-то начать, раз уж взялся за это дело и получил деньги. А я никогда не брался за то, чего не мог выполнить.

Вешая пояс с кобурой на спинку стула рядом с кроватью, я подумал о выражении лица Молли Флетчер, когда она увидела фотографию. Удивлена? Да, точно. Но если сказать точнее — испугана. Почему?

Я снова вернулся к Джефферсону Хенри. Что он делает здесь, именно в этом городишке, и что его заставило выбрать именно меня?

Кто такая Молли Флетчер и как случилось, что она тоже оказалась тут? Да ведь она наверняка узнала девушку на фотографии. Или мне показалось? Почему она появилась именно тогда, когда приехал Джефферсон Хенри? Знали ли они друг друга? Или друг о друге?

Если девушка на фотографии ей не знакома, она могла узнать мужчину или даже место съемки.

Можно начать с самих снимков. Фотография была сравнительно молодым искусством, но уже появились странствующие фотографы, идущие по стопам Брейди и Джексона.

Подставив спинку стула под дверную ручку и положив револьвер на кровать, я уселся, чтобы просмотреть документы, переданные мне Джефферсоном Хенри. К верхнему письму была прикреплена записка:

«Письма адресованы покойным Харольду и Аделаиде Магоффин. Прилагаемые письма находились в момент смерти покойных не с ними, а хранились вместе с невостребованным багажом. Для получения документов уплачена сумма в двадцать долларов Пьеру Ван Шенделю, кладовщику».

Покойные? Оба сразу или по отдельности? Пинкертоны посчитали этот вопрос не относящимся к делу. Или, если говорить точнее, так решил расследующий дело агент, а агенты бывают разными. У некоторых есть воображение, фантазия, а другие — просто работяги. Каждый чем-то ценен, но в данном случае все ли вопросы он задал?

Слово «покойные» меня тревожило. Мне хотелось знать причину их смерти. Как? От чего? Когда и где? Имело ли все это связь с моим делом?

Несомненно, тот агент вел много других расследований, а я всего лишь одно. У меня есть время задавать вопросы, думать и рассуждать. Я и собирался этим заняться.

Интересно, что стало с невостребованным багажом? Продали ли его с аукциона, как зачастую делается? Работал ли еще Ван Шендель кладовщиком? Что находилось в багаже? Хранилось ли там еще что-нибудь интересное, кроме писем? На все мои вопросы ответ можно получить только в Сент-Луисе.

Но сначала надо разобраться с делами, ожидающими меня здесь. Первое — увидеть Молли Флетчер. Если она не передумала остаться, ее ждет работа у порядочного человека, который к тому же сможет ее защитить.

Я еще раз просмотрел фотографии. Они выглядели так себе. Во всяком случае, мне приходилось видеть и лучше. Может, их сделал сам Джексон? Изучив изображенных на них людей, я пришел к выводу, что в лице Ньютона есть что-то нерасполагающее. Мне он показался не только слабым, но и злобным человеком. И все же не стоит торопиться с оценками. Я не знал ни его, ни дорогу, которую он выбрал в жизни.

Едва слышно скрипнула доска. Я положил руку на револьвер.

Нежный скрип повторился, а затем на моих глазах ручка медленно повернулась, и дверь толкнули. Стул под ручкой не дал ей открыться. Я ждал, дав непрошеному гостю возможность попытаться еще раз, представляя, что он испытывает, стоя там, за дверью.

Ручка медленно вернулась в первоначальное положение, дверь перестали толкать. И вновь до меня донесся тихий скрип половиц. На сей раз шаги удалялись.

Собрав бумаги, я положил их во внутренний кармашек седельной сумки, специально нашитый для важных документов. Прочту их позже, собравшись со свежими силами.

Я задул лампу и улегся в постель, оставив револьвер под рукой.

На всякий случай.

Глава 3

Просыпаться с рассветом — привычка, от которой трудно избавиться, поэтому, когда при первых лучах солнца небо стало сереть, я встал, протер тело губкой с холодной водой и оделся. Прихватив винчестер и седельные сумки, вышел в коридор. Конечно, будить леди слишком рано, но на всякий случай, если Молли вдруг не спала, я остановился перед дверью комнаты, которую, по моим расчетам, она занимала. Внутри слышалось легкое движение, и я постучал.

Секунда молчания, затем мягкий голос спросил:

— Да?

— Это Тэлон. Прежде чем что-нибудь планировать, поговорите с Германом Шафером в ресторане.

— Спасибо.

За конторкой в фойе никого не было, на улице тоже. На тротуаре лежала собака. Когда я вышел, она посмотрела на меня и приветствовала ударами хвоста о доски.

— Привет, песик. — Я нагнулся, чтобы его погладить, одновременно оглядывая улицу.

Шафер мыл пол.

— Кофе готов, — улыбнулся он. — Так и знал, что вы рано встанете.

— Давняя привычка ковбойской жизни.

— У меня тоже. С кем я только не работал! С Эбом Блокером, Чарли Гуднайтом, Дрисколлом, Слотером… почти со всеми. У большинства я был ковбоем. Пришлось стать поваром, когда узнали, что умею готовить. Никогда до этого и не помышлял о плите.

Он принес чашку.

— Вы поговорили с той девушкой?

— Поговорил. Она придет к вам узнать что к чему.

— Не понимаю. Такая молодая и болтается по всей стране. Ей бы следовало еще оставаться в семье.

— Она говорит, что у нее нет родственников.

— Может, нет, а может, и есть. Я так думаю, что она удрала от них. Купила себе одежонку в первом попавшемся магазине, а оставшиеся деньги потратила на билет куда подальше.

— У нее есть деньги.

— Да? — Он сухо взглянул на меня. — Я видел, как вы дали ей денег, и, если бы они у меня были, я сделал бы то же самое. Здесь не место для приличной женщины, у которой к тому же нет денег. Что-то не так, не сходится.

— Думаете, она не лжет?

— Нет. Я много перевидал на своем веку и научился распознавать людей. Эта не лжет, но она чего-то боится. Похоже, она бежит от своего прошлого.

Он принес кофейник.

— Хотите яиц? Свежие, куриные.

— Кто-то разводит кур?

— Держит одна женщина, которая живет к востоку от города. Она достала несколько род-айлендских красных и немного уайалдотов. И вполне преуспевает. В округе, где все разводят коров, мало кур.

На кухне загремели тарелки. Я налил себе кофе, сделал глоток и чуть не обжег рот. Потом открыл седельные сумки и вынул письма, адресованные Магоффинам.

На первом не было ни числа, ни приветствия. Оно даже не имело начала.

«Помни, если начнут расспрашивать, ты ничего не знаешь. Я уверен, что начнут. Не беспокойся, о тебе позаботятся. Мы устроились благополучно. Место глухое, но приятное, и мы останемся тут, пока позволят обстоятельства. Я работаю, и Стаси довольна. Нэнси растет. Когда будет достаточно взрослой, чтобы путешествовать без матери, ты меня увидишь. Посылаю фотографию. Храни ее как следует».

По меньшей мере странное письмо. «О тебе позаботятся» звучало как взятка с целью противодействовать другому предложению, но почему Ньютон Хенри так старался, чтобы его не нашли?

Нэнси будет «достаточно взрослой, чтобы путешествовать без матери». С какой стати? Где останется ее мать? И почему так важно хранить фотографию «как следует»? Несомненно, она могла быть памятью о хорошем времени, но в письме фраза звучала по-другому.

Взяв фотографию, я изучил ее более тщательно. На заднем плане возвышался холм, и был виден угол какого-то здания, несколько деревьев и кусты на склоне холма.

На деревьях — длинные иголки, растущие пучками. У дальнего угла дома на земле лежал большой предмет с округленным концом. Фотографии мало что говорили пинкертонам. Но для человека, долго бродяжничавшего, они могли стать ключом к чему-то важному. Так оно и было в моем случае.

Эти пучки длинных иголок росли только на сосне Диггера, а закругленный предмет, если я не ошибался, не что иное, как сосновая шишка, которые часто достигали размера ананаса. Индейцы ели их семена.

Сосны Диггера росли в жарком, сухом климате, но не в пустыне. По скалистым выступам на склоне холма я догадался, в каком районе сделан снимок. За домом стояло дерево, напоминающее тополь, значит, рядом имелась вода — родник или ручей.

И все же, почему Ньютон старался, чтобы его не нашли? Для охотника, идущего по следу, важно знать, что на уме у того, за кем он охотится. Животное обычно направляется от воды или к воде и, если его испугают, часто описывает круг, оставаясь в пределах своей территории.

Сосны Диггера встречались в некоторых шахтерских районах Калифорнии, а Ньютон писал, что нашел работу в какой-то отдаленной местности. Сейчас я пожалел, что не спросил, чем занимался Ньютон.

Убрав фотографии, я откинулся на спинку стула и стал глядеть в окно. На залитой солнцем улице стали появляться люди. Кто-то спешил по делам, кто-то подметал тротуар.

Дверь открылась, и вошла Молли Флетчер в сером, немного поношенном дорожном костюме. Он шел ей гораздо больше, чем одежда, в которой я увидел ее вчера.

— Присаживайтесь, — пригласил я. — Можно угостить вас завтраком?

Она надула губки.

— Вы меня разбудили. Я решила, что опять ложиться бесполезно, и пришла.

— Вас легко разбудить. Но вы даже не дали себе труда подойти к двери.

— Я мало спала, — призналась она.

— Беспокоитесь? Не стоит. Если вам нужна работа, то она уже есть. Герман Шафер обещал вас взять, а он хороший человек.

Подошел Шафер.

— Мэм? Предлагаю сделку получше. Если у вас есть семьдесят пять долларов, я готов продать вам треть ресторана. Конечно, это нелегко, но вы будете работать на себя, а главное — это обеспечит вам достойное положение в обществе.

— Соглашайтесь, — посоветовал я. — Здешний ресторан — не золотое дно, но пока отсюда отправляют скот, вы заработаете на кусок хлеба с маслом.

Дверь открылась, и вошел владелец ранчо с женой. По всей видимости, они провели ночь в городе. Торговец не появился.

Когда Шафер вернулся на кухню, я рассказал Молли о нем.

— Если будете здесь работать, вас никто не потревожит. Старые ковбойские повара вроде Германа — крепкие ребята. Держать в узде шайку диких пастухов не так просто. Он защитит вас как отец.

— Не знаю… Я… Возможно, мне придется уехать. Не смогу остаться.

Неужели Герман прав, и она от чего-то бежит?

— Вам нечего бояться рядом с Германом.

— Вы не понимаете! Вы просто не понимаете!

— Расскажите, — предложил я, но она покачала головой, явно не желая ничего рассказывать. — Герман воевал с индейцами, грабителями… Никто в здравом уме не пойдет против него.

Мне не приходилось встречаться с Шафером прежде, но я хорошо представлял этот тип людей и вспомнил, что о Германе говорили. Или почти вспомнил. Потому и не сомневался, что мои слова правда.

— А как же вы? — Ее глаза умоляли. — Вы останетесь в городе?

— Мне необходимо по крайней мере один раз съездить в Сент-Луис, — сказал я как бы между прочим.

— Не уезжайте! Пожалуйста, не уезжайте!

— Мисс Флетчер, я…

— Зовите меня Молли. Вы мой друг, не так ли?

— Конечно, как и Герман.

Сменив тему разговора, я спросил:

— Почему вы не хотите, чтобы я ехал в Сент-Луис?

— Я буду чувствовать себя спокойнее, если вы будете рядом, только и всего. И ничего больше.

Она определенно подумала, что со мной может что-то случиться. Но что? Я не отрываясь смотрел в окно и задавал себе кучу вопросов. Кто она? Зачем приехала? Почему Джефферсон Хенри выбрал для встречи со мной это Богом забытое место?

— Мне обязательно нужно поехать, — настаивал я. — Меня наняли найти девушку. Она, должно быть, вашего возраста.

Наблюдая за ее лицом, я ожидал какой-нибудь реакции, но ее не последовало. Пока я говорил, она неотрывно глядела в чашку. Если и мелькнуло там что-то, мне этого заметить не удалось.

Нам принесли завтрак, и мы ели, болтая о малозначащих вещах — о жизни в городке, о том, как обращаться с ковбоями, которые в большинстве своем молодые парни с доброй душой, но чуть диковатые, благодаря тому, что долгое время проводили вдали от дома.

И пока мы говорили, я думал о той, другой девушке, которую мне предстояло найти и которую я уже искал. Она где-то в глуши, вероятно, одинока, возможно, в беде. Ее ожидало целое состояние, состояние и хороший дом.

Наверное. Чем больше я думал о Джефферсоне Хенри, тем больше сомневался. На самом деле он не так уж и стар, во всяком случае, не такой глубокий старик, чтобы беспокоиться о наследнике.

Вошел Герман, и в этот момент мне в голову пришла идея.

— Ваше заведение называется «Кухня Мэгги». А где же хозяйка?

— В городе. Она живет вон там. — Он мотнул головой. — Мэгги сюда даже не заглядывает. Часть ресторана она продала мне, и, если мы договоримся, у нас будет по одной трети Она не станет возражать. Решать деловые вопросы Мэгги предоставила мне. Она не очень-то общительная, в основном сидит дома, — добавил Герман, — много читает.

Напряжение, казалось, покинуло Молли. Понемногу она оттаяла и задала мне о городе столько вопросов, что я не мог на все ответить, поскольку знал о здешних делах слишком мало. Хотя я старался направить наш разговор так, чтобы девушка говорила о себе, мне так и не удалось выудить из нее что-то важное. Она сообщила лишь, что немного играет на банджо.

Молли тоже пыталась разузнать обо мне побольше и преуспела. Я ушел от разговора о своей матери, Эм Тэлон, урожденной Сэкетт, но рассказал немного о Барнабасе, моем высокообразованном брате. Она узнала, что я пас коров, охранял дилижансы и некоторое время работал помощником шерифа. Я поведал ей о лошадях, на которых ездил, о диком волке, по своей воле сопровождавшем моего двоюродного брата, куда бы тот ни направился.

И все-таки она ухитрилась остаться для меня тайной, даже не намекнула, откуда и зачем приехала сюда, в этот жалкий городишко, открывающий путь в никуда.

То, что она так упорно и ловко соблюдала свое инкогнито, меня беспокоило. Действительно ли обстоятельства вынудили ее бежать? Или есть иная причина? Может, она как то связана с приездом Джефферсона Хенри?

Допустим, в отчете бюро Пинкертона есть еще скрытые сведения, которые не удалось выявить с первого взгляда. Обнаружили ли сыщики больше, чем сами поняли? Не исключено, что их отстранили от работы прежде, чем они успели раскопать слишком много. А что, если выбор Джефферсона Хенри пал на меня из-за моей, как он считал, сомнительной репутации?

Я никогда не жил по ту сторону закона, но знал Тропу Беглецов, и меня принимали в их прибежищах, допускай туда, куда не сунется ни один представитель закона. Информаторы Хенри могли доложить, что я подозрительная личность, которую можно использовать в своих целях. Или даже подставить под удар.

В глубинах подсознания шевелилась какая-то очень важная беспокойная мысль, которую я никак не мог уловить. В первый раз за это утро я вспомнил тихие шаги в коридоре отеля и человека, пытавшегося открыть дверь. Незнакомец, который просто ошибся номером? Ну уж нет! Слишком он был осторожен. Хотел ограбить меня или убить? А если убить, то почему?

— Я остаюсь, — неожиданно заявила Молли. — Ничего, если я на те деньги, что вы мне дали, куплю часть ресторана?

— Полностью одобряю. По-моему, вы приняли чрезвычайно мудрое решение, — улыбнулся я. — Вложив деньги в столь выгодное предприятие, вы получаете больше шансов расплатиться со мной.

— Не верю, что именно поэтому вы назвали мое решение мудрым. — Она вдруг настороженно взглянула на меня. — По правде говоря, я не имела представления, куда мне отсюда податься. Я была напугана и боюсь до сих пор.

— Когда начинаешь убегать, Молли, то остановиться очень трудно. В холмах есть старые убежища, где живут бандиты, о которых никто уже не помнит и которые никому не нужны. Но давным-давно они совершили преступление, возможно, где-то далеко отсюда, и вот все еще в бегах. Таково их состояние души.

Дверь открылась, и на короткое время свет с улицы заслонил темный силуэт. Вошел крупный мужчина, тяжелее и шире меня, с крупными чертами продолговатого лица и серыми холодными глазами. Он смерил меня взглядом, затем его глаза остановились на Молли.

Я догадался, что это Джон Топп.

Он уселся на другом конце зала и заказал завтрак. Я старался не смотреть на него, но думал о нем.

Пришел ли он только позавтракать? Или явился узнать, чем я занимаюсь? Его внимание полностью сосредоточилось на Молли Флетчер, и у меня на затылке зашевелились волосы. Джон был опасным человеком.

Молли побледнела и выпрямилась.

— Не стоит беспокоиться, — мягко сказал я. — Он работает на Джефферсона Хенри.

Она не ответила, и я спросил:

— Вы его знаете?

— Нет. Только… лучше я пойду в свою комнату. Мне надо распаковать вещи. — Она снова посмотрела на меня. — Я вас увижу? То есть вы остаетесь?

— На несколько дней. Мы увидимся.

Она ушла, а Джон Топп не обернулся и, казалось, даже не заметил ее ухода. Теперь он потягивал кофе и смотрел в окно, и тем не менее я не сомневался, что от него ничего не ускользнуло.

Не он ли пытался прошлой ночью открыть дверь? Нет, под его весом пол скрипел бы сильнее. Приходил кто-то другой. И Джон Топп не вор. В нем было нечто первозданное. Он казался таким же простым и прямодушным, как валун, катящийся с горы.

С трудом оторвавшись от своих мыслей, я подумал о поездке в Сент-Луис. Дорога туда и обратно на поезде займет несколько дней, тех дней, когда мне хотелось бы находиться здесь. Конечно, в Сент-Луисе наверняка можно найти какую-то важную информацию, но я чувствовал, что основные события ждут меня в этом городке или поблизости от него.

Именно в тот момент я вспомнил Портиса. Сент-Луис его город. Уж если его нет в Сент-Луисе, то можно биться об заклад, что он либо в Начесе, либо в Новом Орлеане.

Портис продавал информацию. Насколько я знал, он не был замешан ни в каких криминальных делах, однако в выборе клиентов не отличался щепетильностью и поставлял сведения как преступникам, так и служителям закона, а также всем другим, кто чем-то интересовался.

Чего Портис не знал, он мог разузнать, и он мой друг.

Мы встретились в Эль-Пасо, где в одном темном переулке я снял с него трех бандитов. Высокий, худой, сутулый, он сменил много профессий — работал актером, учителем, клерком в «Уэллс Фарго», а иногда и журналистом. В разговорах мы обнаружили, что между нами много общего. Мне нравился этот человек, как, по-моему, и я ему.

Выйдя из ресторана, я пересек улицу, направляясь к станции, и посмотрел в сторону запасных путей. Персональный вагон испарился.

Возвратившись в отель, я написал короткую записку Портису.

«Мне нужна любая информация, касающаяся покойных Харольда и Аделаиды Магоффинов. Вероятно, служащих отеля. Оставили невостребованный багаж. Пьер Ван Шендель, кладовщик, знает или знал о багаже. Если возможно, перешли его мне в том виде, как есть. П. В. Ш. разрешил за двадцать долларов взять оттуда бумаги. Сделай, что можешь. Сведения требуются немедленно».

В течение следующих двух дней я думал, рассеянно чертя карандашом на бумаге, перечитывал письма и изучал фотографии. Затем со станции принесли телеграмму: «Не суйся».

Мой ответ выглядел столь же кратким: «Невозможно. Необходимо чрезвычайно».

Портис очень хитер. Если сказал «не суйся», у него на то есть веские причины. Его совет — не прихоть. Тем не менее я не собирался прекращать поиски. И все же совет показался мне загадочным. Почему вдруг поиски пропавшей девушки стали такими опасными, что Портис советует мне не соваться?

Вернувшись в свой номер, я подставил стул под дверную ручку, вытянулся на кровати, положив руки под голову, и стал обдумывать ситуацию.

Найти ребенка, пропавшего двенадцать лет назад, казалось несложным делом. Задача требовала терпения, старания и некоторого воображения. Но это на первый взгляд. Стоило начать ее раскручивать, как внешняя простота тут же улетучивалась и возникала масса вопросов, не имевших ответов.

Почему родители ребенка не хотели, чтобы их нашли? Они поддерживали связь, насколько мне пока удалось установить, лишь с двумя такими же странными людьми, теперь покойными. И те, и другие были довольно молодыми, и это меня насторожило. Как они умерли? Почему оба покончили счеты с жизнью в течение относительно короткого отрезка времени? Один, конечно, может умереть от чего угодно. Но двое? Хотя такое тоже случается. Я, наверное, слишком подозрителен.

Вероятно, у меня разыгралось воображение. Золота при мне достаточно, чтобы кто-нибудь соблазнился и решился на грабеж, а Молли вполне искренне объяснила свою реакцию на фотографию. Портис, возможно, старается увильнуть от работы, на которую у него нет времени.

Все сходилось, но я в такой расклад не верил. Что-то тут не так, совсем не так. Я чувствовал, что лезу не в свое дело и за это могу поплатиться.

Во что же я вмешиваюсь? Я не детектив. У меня нет опыта расследования. Как страж закона, ни с чем подобным не сталкивался. Я всего лишь безработный ковбой, который где только мог зарабатывал себе на жизнь. Прошло несколько дней, я истратил немного денег, выданных мне на расходы, но так ничего и не обнаружил. Скорее всего мне самому придется ехать в Сент-Луис. Но Портис в этом городе — как рыба в воде. Он вхож даже в самые темные и самые тайные уголки уголовного подполья. А что смогу разыскать я, действуя самостоятельно?

Раздражение и беспокойство овладевали мной, и мне казалось, что я открыл причину. За мной следили. Зачем? Посмотреть, делаю ли я свою работу? Или, может, я кому-то мешал? Или кто-то очень интересовался тем, что я обнаружил? Возможно, чтобы потом занять мое место и взять дело в свои руки, убрав меня?

Я пожалел, что не сижу у себя дома за чашкой кофе и не обсуждаю все мои проблемы с Ма. Моя мать, старая Эм Тэлон, которая до замужества носила имя Эмили Сэкетт, — одна из самых проницательных женщин, которых я когда-либо встречал. Она умела разглядеть суть вопроса. Но Ма находилась сейчас за много миль отсюда на нашем ранчо в Колорадо, и мне придется распутывать клубок самому.

Допустим, я оседлаю коня и уеду в город. За мной будут следить там? Вот и узнаю, кто мной интересуется и зачем.

С другой стороны, я хотел быть здесь и получить багаж Магоффинов, если он вдруг прибудет. За двенадцать лет его могли украсть, продать, потерять или отдать.

В одном я не сомневался: если багаж все еще на месте, Портис его найдет. «Положись на Портиса, — утешил я себя, — и пусть все идет своим чередом».

Глава 4

Стоял ясный, солнечный день. Городок лежал на голой равнине — ни деревца, ни кустика высотой выше колена. Вдалеке на горизонте синели холмы, и, оглянувшись, я понял, что за мной не следят. На столь безнадежной, обнажен ной земле для этого нет никакой возможности.

В нескольких милях от города я обнаружил впадину, на дне которой скопилось немного воды и росла свежая зеленая трава. Пустив коня пастись, я устроился на склоне, чтобы подремать на теплом солнышке. Лежа на земле, я сразу же засек бы любого приближающегося всадника.

За все мои труды я не получил ничего, кроме короткого отдыха и солнечного света. Мой конь, однако, досыта наелся сочной травы, вкус которой он, кажется, одобрил. Никто не попытался следовать за мной, никто, похоже, даже не подозревал, что я уехал из города.

Джона Топпа оставили наблюдать за мной? Если так, то один ли он?

Пока я загорал, а тишину прерий нарушал лишь хруст моего коня, с удовольствием жующего траву, мой ум не бездействовал. Пожалуй, лучше места для того, чтобы пораскинуть мозгами, не найдешь, и я медленно, шаг за шагом старался добраться до какого-нибудь умозаключения, однако в конце раздумий я был в своих догадках не дальше, чем вначале.

Прибытие поезда — единственное развлечение для всех обитателей города, встретить его на станции собирается чуть ли не половина населения. Я тоже стоял на перроне, когда, пыхтя и стуча колесами, паровоз притащил состав и остановился. Беззаботно прогуливаясь, я заглянул в багажный вагон, там для меня ничего не оказалось.

Возле станции стояло несколько упряжек. В одной приехал владелец ранчо, встречающий дочь. Когда она вышла из вагона, все, кто был на перроне, подошли на пару шагов поближе.

Она стоила их внимания и сознавала это. Прежде чем ступить на платформу, девушка немного помедлила, так, чтобы женщины смогли разглядеть, что на ней надето. Она чуть-чуть приподняла юбку, чтобы не упасть со ступенек, и ее изящный жест позволил собравшимся парням взглянуть на то, что обычно именуют стройной ножкой.

Быстро определив незнакомца подходящего возраста, она с интересом глянула на меня, но мои мысли были в тот момент заняты совсем другим. Правда, ее взгляд я все же заметил.

Джон Топп тоже явился на вокзал и сидел на лавке у стены станционного здания. Его лицо не выражало никакого любопытства к происходящему. Обратив внимание на его габариты и тяжелые кулаки, я сделал в уме «зарубку» быть осторожным. Мистер Топп — не подарочек, его голыми руками не возьмешь. Он казался сильным, как бык, и таким же решительным. Но моего существования он будто не замечал, и я надеялся, что все так и останется.

Когда поезд ушел, зеваки разбрелись по магазинам и салунам. Салун, который выбрал я, оказался убогим местом, где прислуживал толстый бармен с опухшими, полуприкрыты ми веками и маленькими поросячьими глазками. Он принес мне пиво, потом удалился в противоположный конец бара, поднял свою тушу на высокую табуретку у стойки и погрузил лицо в огромный сандвич.

За соседним столиком возле затянутого паутиной и засиженного мухами окна сидели трое, один из них — мексиканский вакеро. Они пили пиво и лениво перебрасывались ничего не значащими репликами. Здесь было прохладнее, чем на улице, где их лошади отгоняли хвостами мух.

— Никуда, — сказал один из троих. — Никуда они не ездили. Только стояли. В их вагоне, должно быть, жарко. А ветер? Там всегда дует ветер. Они стоят там день за днем и не двигаются, только иногда сидят в тени водонапорной башни. Я вам говорю, они сумасшедшие! Сумасшедшие!

— Ха! Ты называешь их сумасшедшими? Кто спит в грязном сарае? Кто гоняется за скотиной? Он? Он живет в вагоне, как во дворце. Ест все самое лучшее! Пьет, что захочет! И ты называешь его сумасшедшим?

— Если бы я был богат, как он, я бы не стоял там, где жара и ветер. Я бы жил в городе! А они просто стоят там день за днем и ничего не делают.