Глава 4

На закате дня мы добрались до ранчо. Мне никогда до этого не приходилось так долго ездить верхом и выполнять к тому же настоящую деревенскую работу, и я совсем вымотался.

На ранчо практически не было построек, если не считать пещеры в холме, которую Локлир сам выдолбил и укрепил толстыми бревнами, да рядом с ней землянки с узкими нарами.

Как только мы спешились возле землянки, дверь ее внезапно отворилась и оттуда вышел какой-то человек с ружьем через плечо.

Он был не выше меня, но выглядел мрачным и угрюмым. Весь его вид свидетельствовал о том, что перед нами настоящий бандит. Мне приходилось видеть нескольких ганфайтеров, и каждый из них носил ружье по-своему.

— Я Локлир. Владелец участка, — представился Джонас. — Кто вы?

Мужчина окинул его тяжелым взглядом, и тут появился второй. Первый повернулся к нему и сказал:

— Говорит, что он владелец этих мест. Давай быстренько объясним ему все?

— Наверное так лучше.

— Хорошо.

Он перевел взгляд с Локлира на Тинкера и отрезал:

— Вы больше здесь не хозяин, мистер Локлир. Мы нашли эту заброшенную землянку и вселились сюда. Земля — наша. Даем вам время до наступления темноты покинуть ранчо Граница его отсюда в десяти милях, отправляйтесь сейчас.

Странное чувство овладело мной при виде этого человека, я не мог избавиться от него и, не дожидаясь, что предпримет Джонас, решительно произнес:

— Вы слышали, что сказал капитан Локлир? Это ранчо действительно является собственностью и закрыто для незаконного вторжения. Вы даете нам срок до наступления темноты? Ну, а мы не собираемся давать вам столько времени. У вас есть две минуты, чтобы убраться отсюда. — Бродяга вскинул ружье. Должен признаться, сделал он это очень быстро. — Хорошо реагируешь, — ответил я. — Но ты все еще собираешься стрелять. Учти, прежде чем ты убьешь меня, я успею начинить тебя свинцом и продырявить в нескольких местах, поверь мне. Теперь я буду действовать, как Каллен. Когда он учил меня, то говорил…

— Кто? Кто ты сказал?

— Каллен, — я был совершенно спокоен, — Каллен Бейкер. Итак, когда он учил меня стрелять, то говорил…

— Каллен Бейкер учил тебя стрелять? — мой противник осторожно огляделся. — Он что, приехал вместе с вами?

— Он останавливался с нами, — сказал я. — Он, Лонгли и Ли. Они объездили всю страну. Полиция губернатора Дэвиса разыскивает его. Он сказал мне: «Юг — это единственное надежное место. Мы отправляемся на юг».

Угрюмый мужчина посмотрел на меня, потом на Тинкера и забормотал:

— Я не знал, что вы водите дружбу с Калленом Бейкером, и не хочу иметь неприятности ни с ним, ни с кем-либо из его людей.

— У тебя есть шанс, — продолжал я гнуть свое, — Браунсвилл или Корпус-Кристи. Когда остальные прибудут сюда, я намереваюсь выпить с ними кофе. Каллену очень нравится свежесваренный черный кофе.

Когда бродяги убрались, Тинкер посмотрел на Джонаса и, кивнув в мою сторону, спросил:

— Видел ли ты что-нибудь подобное? Смотрит прямо в дуло ружья и велит им убираться!

— А что? — отреагировал я. — Каллен разве не останавливался с нами? И нет никаких сомнений, что ему понравился наш кофе.

До полуночи мы убирались и наводили порядок в землянке, а потом улеглись спать.

Восход солнца встретили, рыская по пастбищу. Казалось, тут была только одна трава и никакого скота. Но потом мы обнаружили нескольких коров и быков, голов двадцать пять или тридцать. Животные лежали, греясь в утренних лучах солнца, их никто не пас, не загонял в стойло. Не важно, возразите вы, все равно они собственность владельца. Но коровы и быки, гулявшие на воле, этого не знали, и их вовсе не заботили такие пустяки.

Рога у скота нечто важное. Если человек разбирается в скотоводстве, то прежде всего обратит внимание на рога. В период роста рогов, скот разбредался по прериям Техаса, становясь диким, и жил там сам по себе, не лучше и не хуже других животных. В найденном стаде было несколько быков, которые весили тысячу шестьсот фунтов, а то и больше, и когда они поднимали головы, становились выше наших лошадей. Они были готовы броситься на любого, кто их потревожит, и растерзать. Пешему возле них не стоило появляться. И поверьте, не ради бахвальства ковбои носили с собой шестизарядные револьверы. Порой только оружие спасало от нападения огромного разъяренного быка.

В прежние времена скот в Техасе стоил очень дешево — два доллара за голову. Но это было до тех пор, пока не начали перегонять стада из Шауни-Трейл в Канзас. Покупая животных по пять или шесть долларов за голову, перегонщик мог получить в Канзасе от восемнадцати до тридцати долларов. Если человек умел организовать дело, то перегон скота становился для него прибыльной денежной операцией.

— Тинкер, — сказал я, — если мы хотим разбогатеть в этих западных землях, то нам нужно собрать скот и отправиться в Канзас.

Он только хмуро посмотрел на меня. Мысли о сокровищах всецело поглотили его. Он думал только о золоте, сверкающих камнях, слоновой кости и тому подобном. Я не мог утверждать, что сокровища ничего не значили для меня, но я был практичным человеком, и для меня обычное мясо на копытах, особенно в жареном виде оставалось более существенным.

Мы приехали в маленькую деревню, и остановились возле мексиканской хижины. Рядом с ней — загон для скота и сад, окруженный изгородью. Когда спешились, я заметил дуло винтовки, направленное на нас из окна. Потом в дверях появился хозяин с револьвером за поясом. Высокого, крепкого мексиканца можно было бы назвать красивым, если бы не шрам на подбородке. Увидев Локлира, он расплылся в улыбке.

— Сеньор! Хуана, сеньор вернулся!

Винтовка мгновенно исчезла, и очень хорошенькая женщина подошла к двери, смущенно глядя на нас.

— Тинкер, Сэкетт, это Мигель, — сказал Локлир. — Мы с ним старые друзья.

Они обменялись рукопожатием. Потом Мигель протянул руку мне, пожимая ее, я взглянул ему в глаза и подумал, что будет хорошо, если Мигель поедет с нами. В нем чувствовалось мужество и уверенность в себе. Что-то подсказывало мне, если придет беда, этот человек не бросит нас. Что касается меня, то уверенности в себе мне пока не хватало. Каждый человек надеется, что сможет противостоять неприятностям, и все же никто ничего не знает наверняка пока что-нибудь не случится.

На речной переправе на нас напали бандиты, но со мной был Тинкер, и я легко преодолел опасность. Все произошло так быстро, что я даже не успел испугаться. А что, если бы я оказался один?

Джонас и Тинкер поразились моему самообладанию, когда мне удалось запугать бродяг, захвативших землянку, но я не строил никаких иллюзий на свой счет. Болтать легко, а что бы я стал делать, если бы он выстрелил? Смог бы я на самом деле отразить его нападение?

Моя неуверенность возрастала по мере того, как я ближе узнавал этих сильных, выносливых, бывалых мужчин, которые, должно быть, много раз смотрели в лицо опасности. В отличие от меня они были готовы к любым превратностям судьбы и знали, как с ними справиться.

Смогу ли я преодолеть трудности? Буду ли бороться, или оцепенею и ничего не сделаю? Мне приходилось слышать, с каким презрением говорили о тех несчастных, с которыми такое случалось. И это заставляло меня не бояться опасности.

Еще одна мысль не давала мне покоя, когда я ложился спать или оставался совершенно один.

После встречи с бродягами на ранчо я узнал, что не могу быстро стрелять, по крайней мере, достаточно быстро. Несмотря на все мои тренировки, я дошел до уровня, который вряд ли сумею перешагнуть. Об открытии, поразившем меня, я помалкивал. Но когда мы верхом отправились на юг, в Матаморас, старался не думать об этом.

Для себя решил, что тренировки в стрельбе нужно продолжать и забыть о первых неудачах.

Прошло утро, день и ночь, а мы все ехали на юг. Ехали по Шауни-Трейл и при свете луны, и под лучами солнца. На протяжении всего пути видели стада и в несколько сот, и в несколько тысяч голов в клубах пыли, двигавшиеся на север, в Канзас. Слышали крики ковбоев, шум ветра, а ночью из прерий доносился вой волков.

Мы вдыхали аромат лугов, терпели терпкий запах, исходящий от животных, и часто ночью останавливались и разговаривали с ковбоями, сидели с ними у костра, делились едой, обмениваясь новостями или услышанными историями.

Там встречались команды ковбоев с грузовыми упряжками, которые тянулись впереди стада, перевозя груз из Мексики и обратно.

Иногда попадались и вольные наездники. Сильные, выносливые мужчины, вооруженные и готовые в любой момент встретить опасность. Команды ковбоев, возвращающиеся домой из Канзаса, банды преступников, которые остались после войны, случайные воры и грабители — кого только не встретишь на этих дорогах!

Поверьте, поездка в Техас дала мне гораздо больше знаний о Западе, чем все поездки в фургоне и перегоны скота. Люди, живущие там, умели находить выгоду во всем, как законным путем, так и нелегальным, и некоторые из них с легкостью обходили закон, управляя им в своих интересах. Сев на него верхом, они одной ногой стояли на стороне закона, а другой опирались на вопиющее беззаконие, и тянули деньги обеими руками со всех сторон. Дела такого рода рано или поздно приводили к перестрелке.

Мы ехали на юг по направлению к границе. На второй день пути догнали красивый экипаж, запряженный шестеркой первоклассных лошадей, с шестью верховыми, сильными парнями в сомбреро и винчестерами, готовыми стрелять в любой момент.

— Только у одного человека может быть такой экипаж, — сказал Джонас. — Это капитан Ричард Кинг, владелец ранчо на Санта-Гертрудис.

Один верховой узнал Джонаса и окликнул его. Кинг тоже увидел капитана и велел остановить экипаж. Стояло жаркое утро, воздух был неподвижен. Серое облако, висевшее над дорогой, остановилось и осыпало все вокруг нас горячей пылью.

— Джонас, — представил Кинг, — моя жена Генриетта. Генриетта, это Джонас Локлир.

Ричард Кинг был широкоплеч и крепко сложен. Его решительное лицо говорило о том, что у этого человека нет сомнений. Я позавидовал ему.

— Кинг — капитан корабля на Рио-Гранде, — шепотом объяснил мне Тинкер. — После войны скупил земли у мексиканцев, которые перебрались жить к югу от границы.

Позже Тинкер рассказал мне больше. Кинг приобрел землю у тех, кто не видел никакой пользы от участков, поросших травой, где нашли убежище индейцы и беглецы вне закона. Один из них площадью в пятнадцать тысяч акров, достался ему практически даром — по два цента за акр.

Он мог просто поселиться на пустующей земле, как это делали многие другие, но Кинг решил, что лучше уплатить пошлины за документы, дающие право собственности на каждый участок земли, который он купил. Но даже приобретение земли за деньги, там, на Западе, еще ничего не решало. Надо было бороться за все, на что вы претендуете, и многие люди не хотели рисковать.

Пока наш маленький отряд быстро продвигался к мексиканской границе, я имел возможность обо всем поразмышлять. И должен был себе признаться, что попал в дурацкую историю. Все, кто имели хоть какое-то отношение к пиратскому золоту, потерпели неудачу.

Однако я все равно продолжал путь. Отец имел на сокровища больше прав, чем кто-либо, и я стремился доказать это. А пока я ехал, готовый в любой момент к неприятностям.

В Браунсвилле нам предстояло разделиться. В то время в городе насчитывалось около трех тысяч жителей, и когда люди выходили на улицы, он становился оживленным. Отсюда у нас с Мигелем начинался свой маршрут.

Сначала я купил новый черный костюм и шляпу, потом одежду для верховой езды. Я выбрал ковбойские штаны с бахромой и темно-синюю куртку. Потом запасся патронами для винтовки. Сама винтовка стоила мне сорок три доллара, и я еще заплатил за патроны сорок четвертого калибра двадцать один доллар. В той же лавке приобрел коробку патронов тридцать шестого калибра для револьвера, по доллару и двадцать центов за сотню.

Винтовка мне очень нравилась. Я был уверен, что она отлично стреляет. Мужчины клялись, что она бьет без промаха на расстоянии тысячи ярдов, и я верил им. Ее магазин вмещал восемнадцать патронов.

Свою кобылу я оставил у Мигеля. Ей предстояло скоро стать матерью, она нуждалась в заботе. Жена Мигеля имела опыт в таких делах, и моя крошка оказалась в надежных руках.

Около полудня мы с Мигелем попрощались с Тинкером и Джонасом, переправились через реку и отправились в Матаморас.

Подо мной была серо-коричневая лошадь, выносливая, крепкая, хорошо ориентирующаяся на дороге. Мигель ехал на гнедой и еще одну вьючную гнедую с белым пятном на голове, вели в поводу. Прибыв в город, мы оставили лошадей в платной конюшне, и я отправился на улицу, условившись с Мигелем о встрече в таверне, недалеко от конюшни.

Я никак не мог найти подходящий нож, который можно было бы носить за поясом. Тинкер же вовсе не собирался расставаться даже с одним из своих прекрасных ножей. Я вошел в лавку, стал рассматривать товары и наконец увидал то, что искал. Хотя нож, который понравился мне, и в подметки не годился тем, что делал Тинкер.

Я оплатил покупку и стал прицеплять ножны к поясу, на минуту задержавшись у входной двери. И именно эта задержка спасла меня от беды.

На обочине дороги, менее чем в десяти шагах от меня, стоял Дункан Кэфри!

Он стоял ко мне спиной, и я мог видеть только его профиль. Но я не скоро забуду этот нос. И хорошо помню, как тогда подправил его.

Заметив Дункана, я сразу обратил внимание на его собеседника, и почувствовал, холодок на спине. Даже на расстоянии было видно, как сверкают злые, жестокие черные глаза на узком лице с глубокими морщинами.

На мужчине был черный костюм и цилиндр, грязная белая рубашка и черный засаленный галстук.

Отступив назад, я медленно пошел в противоположном направлении, чувствуя себя не в своей тарелке, по коже бегали мурашки, казалось, что те двое смотрят мне вслед. Дойдя до угла, оглянулся. Пара продолжала разговаривать, не обращая на меня внимания.

Никогда раньше я не встречал этого человека в цилиндре, но я догадался, кто это.

Бишоп.

Конечно, он. Мне не раз описывали его, и Кэфри упоминал о нем той ночью, когда мы с Тинкером сидели в кустах и слышали их.

И пусть никто не говорит, что это случайность или совпадение. Я не мог ошибиться, увидев Дункана и Бишопа в Матаморасе. Их привело сюда что-то связанное со мной. В этом я был совершенно уверен, и ничто не могло поколебать моей уверенности.

Мне пришла в голову мысль, что надо бы вернуться в Браунсвилл и рассказать обо всем Тинкеру и Джонасу. А что, если они подумают, будто я преувеличиваю опасность или испугался, или еще что-нибудь такое?

Вернувшись в таверну, я рухнул на стул, стоявший у стола, за которым сидел Мигель, и сказал:

— Наслаждайся пока своей выпивкой, потому что сегодня ночью нам необходимо убраться отсюда.

— Сегодня ночью?

— Как можно скорее, и не привлекая к себе внимание.

Выпив стакан пива, я объяснил ему причину. Даже сюда доходили слухи о Бишопе, и Мигель был вполне готов к тому, чтобы уехать.

— Одно условие, — сказал он, — нам придется быть очень осторожными. Прошел слух, что сбежал какой-то заключенный и отправился на юг. Полиция думает, что он собирается добраться до границы. Солдаты его ищут.

Было за полночь, когда мы прошли через лимонно-желтый круг света, который отбрасывал фонарь на конюшне. Конюх в серапе, накинутом на плечи, спал сидя, прислонившись к стене. Из таверны слышалась музыка, а в воздухе носились запахи свежего сена, навоза, кожаной сбруи и лошадиного пота.

Когда мы выводили лошадей из конюшни, я наклонился вперед и кинул песо конюху на колени. Проезжая мимо таверны, оглянулся и увидел, как в темной двери дома рядом с таверной мелькнула тень человека, принадлежавшая очень высокому мужчине в сапогах и шляпе. А может, мне показалось.

Мы быстро выбрались из города. Ночь была тихой, и только сверчки своим пением нарушали тишину. Длинная дорога лежала перед нами. Как мы выяснили, скот имелся на ранчо к юго-западу от Санта-Терезы, а золото лежало где-то на побережье, которое нам предстояло отыскать.

Насколько нам известно, отец единственный точно знал, где находится затонувший корабль. Курбишоу убили человека, рассказавшего им об этом, думая, что смогут найти сокровища по описанию. Но карта капитана Элама Курбишоу оказалась неточной, на всем протяжении побережья на ней обозначался только один залив, хотя на самом деле их имелось несколько. А если кораблю удалось пройти между длинной песчаной отмелью и побережьем, вдоль которого она тянулась, то он попадал в такой сложный лабиринт заливов, каналов и бухт, что искать его там то же, что определять мычащую корову среди стада в пять тысяч голов.

— Солдаты могут остановить нас, — предупредил Мигель. — Хорошо бы не доставить им такого удовольствия. Солдаты порой хуже бандитов.

Пока мы ехали, мысли мои вернулись к Джин Локлир и этой надменной девчонке Марше.

Ей четырнадцать. Года через два выйдет замуж. Мне жаль того, кому она достанется. Джин, иное дело. Как здорово она умеет привлечь к себе мужчину, поговорить с ним, понять его. Не удивительно, что Джонас так высоко ценит ее.

Уже почти рассвело, когда мы свернули с дороги в чащу. Через полмили наткнулись на лощину, где росла трава и бил родник. Здесь расседлали лошадей и устроились спать. Мигель сразу отключился, а ко мне долго не шел сон. Мысли крутились у меня в голове, не давая заснуть. Я думая об отце, вспоминал, как он учил меня. Возможно, он что-то рассказывал мне о золоте, а я не понимал?

От этих воспоминаний я совсем загрустил, тоска нахлынула на меня.

Мама умерла. Отец? Кто знал хоть что-нибудь о нем? В те времена было очень опасно путешествовать, и только отважные люди отправлялись в другие земли. Может, он попал в засаду?

Но я никогда не поверю, чтобы Курбишоу смогли его одолеть.

Глава 5

Прошло несколько дней. Следов Бишопа или Курбишоу на дороге не появилось.

Санта-Тереза оказалась тихой милой деревушкой, по улицам которой разгуливали куры. Здесь пекли самые вкусные маисовые лепешки, какие я когда-либо ел раньше.

Гасиенда, где я заключил сделку, была еще одним великолепным местом. Когда мы собрались перегонять стадо в триста голов, которое я купил, хозяева дали мне в помощь трех ковбоев, пока мои друзья не присоединятся к нам. Мы договорились встретиться в лагере к северу от Санта-Тереза.

Пастбище, где мы покупали скот, было скудным, и коровы выглядели истощенными, но когда мы подошли к побережью, они тут же проявили интерес к сочной траве и морской соли. Четыре дня мы добирались до места, где должен был находиться лагерь, но когда, наконец, прибыли, там никого не оказалось.

Здесь ковбои прощались с нами, и мы должны были сами пасти скот, пока не придет помощь. Пятеро мужчин в состоянии управиться со стадом в триста голов, когда скот сыт, и вечно голодные коровьи животы каждый день набиты свежей травой. Но у нас все было гораздо сложнее.

Едва мы разбили лагерь, разожгли костер, как услышали ржанье лошадей и увидели, что окружены солдатами, и их ружья направлены на нас.

Офицер выглядел взбешенным. Он объехал вокруг стада, осматривая тавро, потом остановился у костра.

— Кто здесь главный? — спросил по-испански.

Мигель жестом указал на меня.

— Этот американец. Он купил скот у сеньора Аллойя. Перегоняем его в Техас.

— Ты лжешь!

К счастью, ковбои не успели еще покинуть лагерь, и один из них сказал:

— Нет, сеньор. Я с гасиенды Аллойя. Хозяин поручил нам сопровождать покупателя до этого места, где его должны встретить друзья. Все правда, сеньор.

Офицер посмотрел на меня, его взгляд был холодным и враждебным.

— Твое имя?

— Орландо Сэкетт, сеньор. — Мне показалось, что он когда-то слышал мое имя.

Еще раз хмуро оглядев меня, он спросил:

— Ты знаешь сеньора Кинга?

— Мы говорили с ним на днях. Он ехал в Браунсвилл вместе с сеньорой.

Кинга уважали по обе стороны границы, и то, что я был с ним знаком, сослужило мне хорошую службу.

Офицер немного поразмыслил над ситуацией, потом сказал:

— Видите ли, сеньор. Сбежал заключенный. Мы ищем его. Если вдруг он попадется вам, схватите его и отправьте верхового ко мне. Тот, кто окажет ему помощь, будет застрелен.

Не говоря больше ни слова, он пришпорил лошадь и умчался прочь вместе со своим отрядом.

Когда солдаты уехали, наш защитник сообщил:

— Сеньор, это был Антонио Херрара — очень плохой человек. Старайтесь избегать его.

Ковбои стали готовиться к отъезду, казалось, что им не терпелось поскорее покинуть нас, и я не мог упрекать их за поспешность. В конце концов это не их трудности. Теперь нам ничего не оставалось делать, как собрать скот в стадо и ждать.

Почему человек совершает дурацкие поступки? Бросить свою кобылу и отправиться за сокровищами! Разве я думал, чем все может кончиться? Сейчас у меня было такое чувство, что я совершил самый глупый поступок в своей жизни. Я бы наверняка солгал, если бы сказал, что не испугался. Херрара выглядел отъявленным негодяем, а мы находились в его стране, где закон — на его стороне.

Я почти ничего не знал о том, как обращаться со скотом. Если бы человек, хорошо разбирающийся в выращивании бычков, поговорил со мной в течение нескольких минут, то обнаружил бы, что я полный профан в животноводстве.

Мигель сделал первый круг, сгоняя животных. На мой взгляд бычки достаточно отдохнули и набили брюхо свежей травой. С возрастающим нетерпением я смотрел на дорогу, ожидая появления всадников.

Что, если Херрара схватил ничего не подозревающих Джонаса и Тинкера как сбежавших заключенных? Надо принимать решение.

— Мигель, — окликнул я мексиканца, — с наступлением рассвета мы двинемся в путь, несмотря на то, приедут они или нет. Мы должны добраться до границы.

Он кивнул с серьезным видом.

— Ты правильно решил, друг. От Херрары можно ждать чего угодно.

Мы находились милях в четырех-пяти от Санта-Терезы и совсем рядом с морем. Вокруг простирались болота, поросшие кустарником.

— Сбежавший заключенный, — начал рассказывать Мигель, — не из тех, кого можно легко поймать. Говорят, — мексиканец многозначительно помолчал, — что он знает что-то о сокровищах, поэтому его схватили и долго пытали, а он убил тюремную охрану. И был таков.

— О каких сокровищах? — спокойно спросил я.

— Да о сокровищах пирата Лафита. Лет тридцать, а может и больше, их ищут вдоль побережья к северу. Вот и Антонио Херрара, и его отец, комендант деревни, одержимы страстью кладоискательства.

Ну что тут скажешь? Сообщение еще больше подстегнуло мое желание быстрее перегнать скот.

— Знаешь, пожалуй, за час до рассвета мы должны уже двинуться в путь. Нам предстоит пройти двадцать миль завтра.

— Многовато, сеньор, — сказал Мигель с сомнением.

— Двадцать миль — не меньше.

Вскоре взошла луна. Животные расположились вокруг на траве. Где-то вдалеке раздался вой койотов. В наступившей тишине я отчетливо уловил шум прибоя и плеск воды в лагуне Мадре совсем близко от нас. Море находилось милях в двадцати пяти отсюда.

Мигель выпил кофе и отправился спать. Сев на гнедую, я объехал вокруг стада, тихо напевая, чтобы успокоить животных. Но их явно что-то тревожило. Что — я не мог объяснить, и решил не придавать этому значения.

С первым лучом солнца я разбудил Мигеля.

Он сел, надел шляпу, натянул сапоги и потянулся к большому закопченному котелку. Удивленно встряхнув его, заметил:

— Вы выпили много кофе, сеньор.

— Одну чашку. Боялся заснуть. Что-то беспокоило животных.

Он вылил себе остатки кофе, и весь в сомнениях еще раз заглянул в котелок.

— Того, что оставалось вчера, хватило бы, по крайней мере, на пять чашек, приятель. Не меньше, уверен. Я сам готовил кофе, и знаю сколько мы выпили. Посудина рассчитана на десять человек.

— Собирайся, — поторопил я. — Пора идти.

Скот легко поднялся. Старый чалый бык встал впереди и повел за собой стадо, как он это делал на всем пути с гасиенды.

Первые три часа мы не подгоняли животных, и они шли медленно, пощипывая траву. Потом решили увеличить темп, чтобы поскорее покинуть опасные места.

Готовый в любой момент схватиться за оружие, я испытывал странное напряжение. Время от времени брал в руки «уэлч-нэви». Прикосновение к рукоятке прибавляло мне уверенности. Ничто не может избавить от мандража лучше, чем хороший револьвер.

Мы продолжали всматриваться вперед, надеясь увидеть наших друзей. К счастью для нас, животные, казалось, тоже хотели как можно скорее покинуть эти места.

По дороге нам не встретилось ни одного дерева, зато зеленые луга с сочной травой, иногда тянулись на несколько миль. Густой непроходимый лес рос где-то у самого моря. Пересыхающие болота и огромные лужи напоминали о недавних грозных событиях. В прошлом году здесь бушевал великий ураган. Возможно, такой же, как в 1844 году, который все запомнили надолго.

Животные двигались монотонно. Жар, исходивший от их тел, был удушающим, как и пыль. Для двух ковбоев скота оказалось слишком много. Наши измученные лошади скоро станут ни на что не годны.

В одном месте дорога совсем близко подходила к берегу. Никогда раньше я не видел океан и испытал странное чувство, представив себе, что на тысячи миль отсюда, на восток лежит земля, скрытая под водой. Потом мы повернули в глубь материка, и я долго оглядывался, чтобы еще раз взглянуть на бескрайний таинственный простор.

А где-то у берега лежит разбитый корабль, который день за днем лижут синие волны. И трюмы его по-прежнему наполнены золотом, серебром, драгоценными камнями… Отец нашел его и принес испанские монеты. Должно быть, он снова вернулся туда. Это похоже на него, сделать вид, что отправляешься за шкурами, а самому двинуться на юг, к своим сокровищам. Зачем охотиться за зверьем, если выручка в золоте от продажи тысячи самых дорогих шкур лежит и ждет тебя на побережье?

Любой человек сгорит от нетерпения, мечтая о таком богатстве. И я впервые задумался по-настоящему о сокровищах. В конце концов не за сотнями костлявых мексиканских быков мы отправились сюда!

Мне стало интересно, сколько времени займет у Херрары сообразить это?

Не то чтобы люди не хотели покупать мексиканский скот. Просто цены, которые предлагались за него в городах — конечных пунктах железных дорог — были недостаточно высоки и не сулили большой прибыли, а дальние дороги — трудны и опасны.

Но вернемся к золоту. Лафит был не только пиратом и работорговцем, он также имел кузницу в Новом Орлеане, в которой трудились рабы… А как я узнал об этом?

Упомянул Тинкер? Или Джонас? Возможно Джонас, когда мы болтали в его кабинете. Нет, еще раньше. Но не прежде чем мы встретили Джонаса.

Я начал раскручивать назад ленту моей памяти. Получалось, что о пирате Лафите я и понятия не имел до тех пор, пока мы не покинули Сан-Августин.

И тут к реальной жизни меня вернула мышастая лошадь. Она остановилась. Бедное животное взмокло и совершенно выбилось из сил. Нет, мы не прошли двадцати миль. Никак нет!

Ко мне подъехал Мигель. Его лошадь выглядела еще хуже, чем моя.

— Сеньор, — сказал он, — необходимо сделать остановку.

— Ну, хорошо, — согласился я, — но не на ночлег. Мы отдохнем немного и двинемся дальше.

Он взглянул на меня и пожал плечами. Я понял, о чем он подумал. Если мы будем продолжать в том же духе, нам придется гнать скот пешком. Этого мы не могли позволить.

Мы согнали стадо в круг на лугу, через который медленно струился небольшой ручеек. Извиваясь по равнине он убегал к дюнам на краю лагуны. Нашли немного хвороста и развели огонь, чтобы вскипятить воду для кофе. Мигель молчал. Мы оба смертельно устали. Но я заметил кое-что: как и я, он вычистил свое оружие и проверил работу механизма.

— Вовсе не жажду очутиться в тюремной камере, — произнес я. — А Херрара, видно, хотел бы, отправить меня туда, но ому трудновато придется, если вздумает заполучить меня.

— У нас нет выбора, — усмехнулся Мигель.

— Будем сражаться?

— Будем удирать. Постараемся уйти от преследования. Когда не сможем скрыться, придется отстреливаться. — Поглядев на меня он широко улыбнулся. И неожиданно кофе показался мне гораздо вкуснее.