Сэкетты (№10) - Клеймо Сэкеттов

Вокруг на многие сотни миль простиралась красивая высокогорная страна. По усеянным редкими скалами склонам шумели сосновые боры. Среди тучных лугов неслись стремительные реки. Свои полные воды они обрушивали на камни с веселым звонким шумом. Эти ледяные потоки рождали тающие на вершинах снега.

Мои силы восстанавливались. Заботясь о лошадях, я каждую ночь останавливался там, где росла сочная трава, разводил костер и готовил на нем еду, располагался в неприметных местах и обязательно уничтожал все следы стоянки. Часто меняя маршрут и способы передвижения, я старался разрушать невольно складывающуюся систему поиска, которую они могли бы разгадать.

Все чаще и чаще мне стали попадаться следы лошадиных копыт, и я знал, что приближаюсь к цели. Я ехал один, избегая мест, где бы мог повстречать людей. У моего врага было много лошадей и много глаз, которые могли выследить меня. Но если не в крови, то в характере у меня были черты индейца, и я пробирался через эту страну, словно бесплотный дух, только всегда под рукой у меня были кольт и винтовка. Иногда я шестым чувством распознавал опасность, останавливался, не разводя костра, и жевал вяленое мясо с хлебом.

Странного всадника я увидел спустя месяц после убийства Энджи.

Погода портилась, и я отыскал достаточно глубокую пещеру под выступом скалы неподалеку от гребня, который разделял Сибику-Крик и Карризо-Крик. Место было диким и пустынным. По гребню тянулась только старая, почти заросшая тропа. Она едва угадывалась. На ней уже давно не было никаких следов путешественников. Такие старые индейские тропы, встречавшиеся в лесистых горах, казалось, останутся навсегда.

Над вершиной, которая сейчас скрылась в тучах надвигающейся грозы, молния раскроила небо. Раздался оглушительный раскат грома. Вокруг меня падали первые крупные капли холодного дождя. Укрытие, которое я подыскал, было надежным, хотя выше, чем мне хотелось, но дальше к северу, милях в трех-четерых отсюда, гребень поднимался еще почти на тысячу футов.

Человек, путешествующий по дикой стране, всегда примечает место, где можно было бы разбить лагерь. В самом деле, если он не воспользуется удобной площадкой или пещеркой на сей раз, они пригодятся ему на следующей неделе, или в следующем году, или через пять лет. Это бессознательно делает каждый, кто много путешествует вдали от городков или ранчо.

Пещера, где я предполагал укрыться от ненастья, была глубоко спрятана под выступом горы, замаскирована кустарником и прочей растительностью. Возле входа я водрузил еще пару обломков скалы, чтобы сделать его совсем незаметным. Мой конь не мог туда пройти, и я нашел для него полянку под густыми деревьями, ветки которых, переплетаясь, образовывали подобие плотного навеса.

Передо мной склон обрывался и открывался вид на каньон Карризо. Я посмотрел вниз и вдруг увидел всадника. Вел он себя немного странно: вертелся в седле, оглядывался, дергал поводья. Можно сказать, передо мной был человек, который потерялся.

Я сообразил, что случилось, да и гадать особенно было незачем: всадник перепутал Карризо с Сибику, который начинался всего в двух сотнях ярдов от Карризо. Новичку легко ошибиться, приняв один каньон за другой.

Всадник явно оказался в беде. Два каньона шли параллельно друг другу на расстоянии всего в несколько миль и потом расходились. Так что чем дальше по каньону он ехал… нет, она ехала — теперь я вполне разглядел, что это была женщина, — тем дальше она оказывалась от того места, куда направлялась.

Внезапно опять сверкнула молния, и удар грома страшной силы прокатился по каньону. Лошадь всадницы поднялась на дыбы и понесла. И тут хлынул дождь… сплошная стена воды низвергалась с небес, сметая все на своем пути. Так бывает в этих местах. Всадница исчезла из виду под нависшими скалами, но я знал: ее лошадь несется сейчас, как сумасшедшая, там, где лучше идти шагом.

Дождь затянул ландшафт серой вуалью. В ней растворились, исчезли и скалы, и темные стволы сосен. Крупные капли стучали по козырьку моей пещеры.

Мне было уютно и сухо, но на душе неспокойно. Я думал о той женщине, которая неслась на неуправляемой лошади по мокрым скалам там, внизу. Если она усидит в седле, что само по себе маловероятно, и лошадь не сломает ногу или шею всаднице, то надо благодарить Бога. Но в такой исход верилось с трудом.

Так рассуждая, я сидел в полной безопасности минут десять, а дождь лил снаружи как из ведра. Я знал, что через каких-нибудь два часа, а может, и раньше, по каньону понесется мощный поток, высота которого будет доходить до брюха высокой лошади… Для человека, оказавшегося на берегу в полном уме и здравии, еще есть шанс спастись, но для того, кто лежит на земле без сознания, гибель неминуема.

Ругая себя за то, что остаюсь таким проклятым дураком, я в конце концов поднялся и вышел под дождь.

Когда застегивал седло на коне, мне показалось, что он взглянул на меня умоляющими глазами. Жеребец устал и еще не восстановил силы полностью. Я собирался остаться в этом хорошем месте на пару дней. И пусть мои враги мучаются догадками, где я. Но…

Я нашел ее почти сразу. Ее выбросило из седла среди скал. Лицо женщины было белым как мел, а черные волосы разметались по мокрому песку.

Конь оказался рядом, в пятидесяти ярдах. Он стоял на трех ногах, седло болталось под брюхом. Когда я подошел к нему поправить подпругу, то увидел, что у него повреждена нога. К счастью, не сломана, но сильно ушиблена. Этот конь некоторое время не сможет никого нести.

Я вернулся к леди, поднял ее и положил на спину моего собственного коня. Все вместе мы без приключений добрались до моей пещеры, где продолжал весело гореть костер.

Когда я опустил ее на землю, она открыла такие глубокие черные глаза, каких я еще никогда не видел, и сказала:

— Благодарю вас, мистер Сэкетт. Я боялась, что никогда не найду вас.

Глава 8

Наверное, мне никогда не научиться обращаться с женщинами. Дома, на холмах Теннесси, я приходил на танцы в основном ради драк. Они как правило происходили во время танцев или после них. Оррин, мой брат, который хорошо пел и играл на скрипке, был настоящим дамским угодником. Красотки Трелони всегда увязывались за ним следом, он умел очаровать и увести за собой самую привлекательную женщину. Оррин знал всех красавиц в округе.

Теперь представьте меня, неотесанного мужлана, не умевшего толком и беседу-то поддержать, загнанного дождем в пещеру вместе с одной из самых красивых девушек, которых мне когда-либо доводилось видеть. Судя по ее внешнему виду, они пострадала от падения и путешествия куда меньше, чем я.

— Что вы хотите этим сказать, мэм? И откуда вы меня знаете?

Она лежала у огня изящно и непринужденно и выглядела так мило, будто детеныш енота, играющий возле норы. Казалось, она вовсе не собиралась садиться, хотя я до боли желал, чтобы она села.

— В этих местах, кроме вас, нет мужчин такого роста и такой силы. О Господи! Вы подняли меня, как младенца!

Конечно, она далеко не младенец. Я понял это по тому, как она была одета и как держалась. Она выглядела совсем юной и прекрасно играла свою роль, памятуя о щедром гонораре, который ей, по всем признакам, обещали.

— Послушайте, я свободный человек и не собираюсь брать на себя заботу о вас. Когда пройдет буря, вы вернетесь к своей маме.

— У меня ее нет.

Она посмотрела на меня таким полным горя взглядом, который мог бы свернуть в трубочку мои носки, если бы они у меня были. Но я только пошевелил пальцами ног в сапогах.

— И если вас интересует, у меня нет также и папы, — лукаво сказала она.

Это меня несколько озадачило. Я замолчал и занялся костром. Единственное, что вызывало недоумение — на сбруе ее коня не было метки «Ленивая А». Этот конь теперь стоял под деревьями вместе с двумя моими лошадьми.

— Как вы думали меня найти?

Она села и обхватила руками колени.

— Верхом. Но я потеряла дорогу, сама не знаю как.

Это не произвело на меня никакого впечатления. Я принялся готовить ужин, зная, что все следы смыла вода и никто не сможет уловить запах дыма сквозь такой дождь. А скорее всего никто даже не сядет в седло до тех пор, пока ливень не прекратится. Но глаз с подъездов к пещере не спускал. Не верилось как-то, что эта девушка могла добраться сюда одна. Проливной дождь работал на меня. Кто бы за мной ни охотился, ему придется ждать, пока я снова двинусь в путь или пока девушка не расскажет всем, что видела меня.

Возясь с огнем, я размышлял над тем, что означало ее появление возле моей временной обители. Моголлон — суровая страна. Невозможно представить, что такой тепличный цветок, как эта сидевшая передо мной девушка, можно встретить здесь. У нее были нежные руки и кожа. Глядя на нее, не скажешь, что она долго странствовала под ветром и солнцем. Конечно, она умела ездить верхом, и неплохо, но была она явно не из тех мест, где в основном встречаются только ковбои. Если такая девушка оказывается в этих местах в такое время, значит, она выступает в роли приманки. А кого здесь все пытаются отловить? Меня.

Самое лучшее, что я должен сделать, это избавиться от гостьи, и поскорее. Но конечно же выгнать женщину на дождь не в моих правилах. Однако чем больше я думал, тем беспокойнее становилось у меня на душе. Время от времени я украдкой бросал на нее взгляд. Красотку явно не волновало то, что ее могут застать с незнакомым мужчиной в такой интимной обстановке. Она была очень молода — лет семнадцать или восемнадцать, — но в глазах ее таилась какая-то неискренность. Зачем эта таинственная девушка прошла следом за мной через горную реку и высокий горный хребет? Я начал подозревать, что просто моего убийства им теперь недостаточно. Они собирались скомпрометировать меня и публично вздернуть на виселице.

Приготовить кофе и сварить два куска оленьего мяса было парой пустяков. Пока мы ели мясо и остатки хлеба, я решал, что делать.

К тому времени, как мы заканчивали трапезу, солнце совсем село и вокруг воцарилась темнота. Может, я не прав и все надумал? Но зачем испытывать судьбу? Я собрал все свои пожитки и поднял седло. Тут она выпрямилась и взглянула на меня.

— Вы куда? — спросила она.

— Положу это рядом с конем, — сказал я. — Под утро мне придется уехать. Я всегда убираю вещи туда, откуда их потом легче взять.

За деревьями и дождем она не могла видеть, чем я занимаюсь. Оседлав коня и упаковавшись, я вернулся назад в пещеру.

— Мэм, вы…

— Меня зовут Лорна, — перебила она.

— Очень хорошо, мэм. — Я остановился от нее на довольно приличном расстоянии. — Я должен поехать взглянуть на Долину. Если что-нибудь случится и я не вернусь, держитесь этого ручья, — я указал ей на Сибику. — Он приведет вас на равнину.

— Мистер Сэкетт… — Ее взгляд выражал такую беспомощность и беспокойство, что я чуть было не передумал… чуть было… — Мистер Сэкетт, мне страшно. Вы не останетесь со мной?

Между тем я уже закинул ногу в седло.

— Мэм, — улыбнулся я, — если вы очень испугаетесь, то где-нибудь около полуночи вам нужно только закричать, и к вам тотчас же придет помощь. Те парни, что ждут недалеко отсюда за деревьями… они стремглав примчатся. — Я готов был расхохотаться, глядя на нее. — Вам нужно только крикнуть, мисс Лорна. Готов побиться об заклад, они будут страшно удивлены, когда найдут вас одну.

С этими словами я пришпорил коня и поехал вниз по тропинке в сторону Сибику. Потом сделал петлю и вернулся назад.

Когда наконец нашел место, где можно было укрыться, уже начиналось мокрое серое утро. Под гребнем Тонто, который возвышался надо мной более чем на тысячу футов, рядом с речкой, возле которой не было ни людских, но лошадиных, ни коровьих следов, возвышалась груда деревьев, упавших с вершины на нагромождение скал. В этом убежище я расположился на три дня.

Я разгадал их замысел. Падение Лорны с лошади было более чем натуральным. И расчет был правильным — я не мог оставить ее в беде. Посреди ночи она начала бы кричать, и они спустились бы к нам и нашли нас вдвоем. Меня повесили бы прямо на месте, и все, что я рассказывал до этого, объявили бы ложью. Или обвинили бы меня в том, что я избавился от своей собственной жены, а потом пытался свалить это на кого-то другого. Я не сообщал девушке о своих планах, пока не оказался в седле, потому что никогда не слышал о мужчине, который нападал бы на женщину, сидя верхом на лошади.

Теперь, когда я благополучно унес ноги, настало время посидеть и поразмышлять над всем случившимся.

Получалось, когда я спокойно поехал, думая, что провел их, они знали, где я нахожусь. И знали точно, где остановлюсь. Девушка была наготове. Да, просто убить меня сейчас было мало. Надо оболгать меня. И оболгать убедительно, доказательно.

Но как они узнали, где я?

Единственное, что я мог предположить, они шли за мной по пятам и, может быть, как-то обменивались сигналами. Как только я выбрал направление, они брали меня в невидимое кольцо и вели. Любая стоянка превращалась в ловушку.

Если все так, то им известно, где я сейчас… Хотя бы приблизительно. Наверное, уже окружили меня.

Как только я пришел к этому выводу, тотчас же поднялся, чтобы уехать отсюда. Взял винтовку, сумку с самыми необходимыми запасами и пошел за лошадьми. Но… лошади исчезли!

Проскользнув обратно в пещеру, я собрал припасы, взял одеяло и пончо, быстро связал все в узел и сделал заплечный мешок, а потом осторожно выбрался наружу.

Что они собирались предпринять? Чего ждали? Может, того человека, который жаждал моей смерти? Наверное, он хотел посмотреть, как я буду умирать.

Прислонившись к дереву, я осмотрелся. Прямо за моей спиной крутой склон каньона, поросший кустарником. Он поднимался к самому гребню горы. Вокруг лес достаточно глухой. И в лесу стояла тишина… слишком глубокая тишина для леса, где водились звери и множество птиц.

Да, меня загнали, куда хотели. И действовали наверняка. Пойду вперед — схватят, а потом повесят или застрелят. А если вверх по заросшему каньону, к гребню? И я догадался: именно этого они и ждут. Там, наверху, и встретят.

Меня прошиб холодный пот, сердце было готово выскочить из груди. Я испугался. Нет, смерти я не боялся, но я не мог, не смел умереть… пока не отомщена Энджи.

Настало время выбирать: третьего пути нет. Оба мне известных пути вели к верной смерти. Я пошел вверх. Как бесплотный дух, скользя от дерева к дереву, пробирался по круче. Здесь у них не было дозорных, и видели они не дальше и не лучше меня, а может, и хуже. Потому что в лесу я, как индеец, чувствовал себя в своей стихии.

Попав в пасть каньона, мне оставалось только карабкаться, пересекать реки и преодолевать бесчисленные водопады, срывающиеся с гребня Моголлон. Этот гребень вздымался высоко над головой, местами достигая двух тысяч футов. Верхом здесь не проедешь.

По отвесным стенам каньона поднимались огромные сосны, а между ними царил невообразимый хаос из камней, сучьев и стволов поваленных деревьев. Путешествие по таким местам было истинным ночным кошмаром, иногда легче было ползти, чем идти.

Где-то внизу под собой я услышал крик, словно кто-то, находящийся внизу, подавал сигнал стоящему наверху. А через некоторое время такой же крик раздался справа, но тоже внизу.

Меня осенило: зачем взбираться вверх? Надо идти вдоль стены каньона. Я уже говорил, что большая часть каньона была покрыта густой растительностью, но попадались и голые скалы. Это было дикое, мрачное место, родной дом гремучих змей, пум, рыжих рысей, ежей. Человек не вписывался в эту картину.

Случайно зацепившись за ветку, я порвал рубашку. Раздавшийся треск ткани заставил меня замереть на месте. Но сколько ни прислушивался, ни одного звука до меня не доносилось. И все же я был уверен, что они здесь. Пришлось изменить направление, взяв влево.

Гора почти обрывалась у меня под ногами, а ее вершина была очень далеко. Каждый шаг требовал величайшей осторожности и был сопряжен со страшным риском. Конечно, они собираются взять меня живым, заманить в ловушку. Я мог убить одного человека, трех или четырех. Но шансов продержаться до конца и выиграть эту игру почти нет.

Однажды схватившись за обломок камня, я выворотил его, и земля поехала у меня из-под ног. Как успел зацепиться за куст, не знаю. Но и он оказался ненадежным. Под моим весом его корни напряглись и вот-вот могли оборваться. Изо всех сил я рванулся вперед, дотянулся до скалы и выбрался наверх. Подо мной разверзлась пропасть глубиной в пятьсот или шестьсот футов, и всюду острыми клыками торчали скалы, деревья, вывороченные с корнями и сломанные, на которые ничего не стоило приземлиться.

И все же я шел вперед, шел словно загнанная лошадь. Останавливался, только чтобы отдышаться. Рубашка вся пропиталась потом. Близился вечер, надо было как-то устраиваться на ночь. Мои преследователи либо догадались, что я двигаюсь вдоль стены каньона, либо решили, что я остался где-то в самом каньоне.

И тут мне пришлось остановиться. Передо мной сверху вниз тянулась совершенно открытая, довольно широкая борозда, оставленная сползшим в каньон огромным куском скалы. На своем пути он снес, размозжил и выдрал буквально все. Борозда была совершенно открыта и переходящий через нее человек виден издалека. Но форсировав ее, можно спокойно отдохнуть. И я решился.

Это было похоже на переход через ручей по скользким подвижным камням. Одно неверное движение — и полет вниз футов на двести обеспечен. Очень осторожно я попробовал ногой один из приглянувшихся мне обломков. Он оказался устойчивым, и я перенес на него вес тела. Перемещаться приходилось быстро, каждый раз руками, грудью и животом прижимаясь к голой стене. Пару раз камни шевельнулись у меня под ногами, но я успевал найти новые точки опоры. Мой винчестер все это время болтался на ремне за спиной дулом вверх, так что к любым неожиданностям я был готов.

Я уже почти перебрался на ту сторону, когда рядом просвистела пуля и расплющилась о скалу. Инстинктивно я нагнул голову и увидел чуть ниже ровную площадку. Оттолкнувшись, прыгнул на нее.

Внизу, на поляне, стоял человек, который, не отрываясь, смотрел на меня. Я представлял собой прекрасную мишень. Стрелок совершенно спокойно мог убить меня. Думаю, не хватало освещения.

Оказавшись на твердой поверхности, я одним коленом уперся в скалу и взял винчестер на изготовку. В одно мгновение правая рука была на спусковом крючке.

Мой противник стоял на открытом, залитом светом пространстве. Мы выстрелили почти одновременно. Я опередил его лишь на сотую долю секунды. Моя пуля задела его в момент выстрела, и он вскинул винтовку вверх. Я видел огонь, вырвавшийся из дула. Потом он упал. Слившись, звуки наших выстрелов, гулким грохотом прокатились по каньону, и все стихло. Стороннему наблюдателю могло показаться, что выстрел был только один.

Он не двигался. А я стоял, замерев, и ждал. Что ж, очко в мою пользу. Пусть знают — они здесь отнюдь не на веселой беспечной охоте.

Когда в драке применяют оружие, кто-то должен пострадать. Но каждый думает, что он застрахован и жребий падет не на него. Но ведь мы все уязвимы, а пуля — дура. Взяв оружие в руки, надо учиться не только стрелять. Иногда эта наука дорого стоит.

Теперь я был уже в лесу. К убитому никто не подошел, но я знал, что они обязательно придут, найдут его там и поймут, что ожидает в будущем кое-кого из них.

Еще не совсем стемнело, когда я вышел на едва приметную оленью тропу. Она была не более трех или четырех дюймов шириной и вилась по трещине над черной бездной. И все же это давало мне возможность двигаться значительно быстрее. Я шел по тропе, пока она вела прямо, но когда она свернула вниз, мне пришлось ее оставить.

Ночь я проспал, устроившись за бревном, которое упало поперек откоса и лежало, просто застряв между скалами. Завернувшись в одеяло, я улегся за стволом как за надежным прикрытием и проспал там до рассвета.

Когда проснулся, моей первой мыслью было: «Они охотились за мной. Теперь они увидят, что значило, когда охотятся за ними».

Глава 9

В трактире дядюшки Бена в Эль-Пасо шла игра в покер. Ночь выдалась спокойной, и работы у Бена Дуэлла было немного. Народ, заполнявший зал, постепенно разошелся по домам, разбрелось и большинство постояльцев. Откуда-то из дома, расположенного на той же улице, доносились слабые звуки фортепиано.

В трактире не было ни одного чужака. Коммивояжера, который только что вошел и опустил на пол свой чемодан, вряд ли можно было так назвать. Он бывал в Эль-Пасо и раньше.

Смуглый, крепкого телосложения мужчина с усами и тремя шрамами на лице также не был здесь совершенно чужим. Он жил в Эль-Пасо уже три дня. А судя по тому, как люди приходили в этот городок и покидали его, этого гостя следовало уже считать почти постоянным жителем. Смуглый человек был не из разговорчивых, так что никто не знал, откуда он приехал или куда направляется. В городе он появился верхом на муле, что было довольно странно, а рядом с ним ехал мужчина с тяжелой нижней челюстью, желтыми глазами и золотыми серьгами в ушах, которые мелодично позвякивали.

Никто не произнес ни слова, пока коммивояжер не получил заказанный напиток.

— В Моголлоне есть на что поглядеть, — сказал он, поставив стакан. — В компании «Ленивая А» сорок мужчин, и все они по диким горам охотятся на одного человека. Без сомнения, они его поймают.

— Хорошая компания, — заметил дядюшка Бен. — Я их знаю.

— Вы их знали, — поправил коммивояжер. — Все, кто был там раньше, ушли оттуда. Хозяева набрали бандитов и охотников на людей. Против них всего один человек, и он, оборванный, голодный водит их за собой по неприступным скалам.

— С чего это началось?

— Сэкетт утверждает, что его жену убил кто-то из команды «Ленивая А», и он поклялся найти убийцу. Он…

Смуглый мужчина со шрамами на лице повернул голову.

— Вы сказали Сэкетт?

Коммивояжер поглядел на него и кивнул.

— Совершенно верно. Говорят, что это Телль Сэкетт, брат того знаменитого стрелка из Моры.

Смуглый человек резким движением отодвинул свои деньги на середину стола.

— Выкупите меня, — проговорил он. — Я уезжаю.

— Послушайте, — запротестовали игроки, — вы ведь выигрываете и не можете теперь уйти.

Мужчина поднялся.

— Я уезжаю. Если вы хотите попытаться отыграть свои деньги, поезжайте за мной в Аризону.

Мужчина со звякающими серьгами взял часы и принес их к стойке.

— Вот, мистер Дуэлл. Они не работают, но я обязательно вернусь и исправлю их для вас.

Когда они ушли, в комнате наступила тишина. Кто-то спросил:

— Так почему они ушли?

Бен Дуэлл кивнул в сторону коммивояжера.

— Он сказал, что Сэкетт в беде. А это был Орландо Сэкетт и его неразлучный спутник по прозвищу Жестянщик.

— Что это значит?

— Это значит, что «Ленивой А» лучше было бы нанять побольше людей. Сорок человек, думаю, маловато.

Одинокий овцевод остановился на бугорке, чтобы пропустить бредущих овец. Минуту или две он смотрел на своих собак, потом его взгляд обратился на восток. Солнце висело совсем низко над горизонтом. Утесы и скалы окрасились каким-то неестественным пурпурным цветом. Там, на востоке, появился крошечный столб пыли и начал быстро расти, превратившись наконец в скачущего во весь опор всадника.

Поравнявшись с отарой, он натянул поводья, и лошадь, громко заржав, резко поднялась на дыбы.

— Привет, мексиканец! У тебя есть что-нибудь пожевать? Ты не мог бы со мной поделиться? Я страшно голоден.

— Рад, сеньор, — пастух указал в сторону лагеря. — Там есть еда.

Всадник развернул коня и направил его к лагерю. Возле ручья конь потянулся было к воде, но хозяин осадил его.

— Полегче, мальчик, полегче. Остынь немного.

Он опустил поводья и подъехал к костру, где стоял почерневший кофейник.

Мексиканец задумчиво посмотрел на незнакомца, который был рослым, значительно выше него, и был крепко сложен. Его носу частенько доставалось в драках, и весь его вид говорил о безрассудстве и необузданности характера.

Длинные черные волосы обрамляли лицо, в тулье шляпы зияла дыра от пули. На поясе висели два револьвера, готовые к стрельбе. Куртка из оленьей кожи потемнела от пыли и пота. Каблуки сапог был сношены до основания, на них позвякивали шпоры с огромными колесиками — калифорнийские шпоры.

Гость посмотрел в сторону загона для лошадей, где стояло несколько жеребцов.

— Это ваши?

— Нет, сеньор. Патрона.

— Кто он?

— Дон Мануэль Охоа. Он сейчас в Санта-Фе, сеньор.

— Скажи ему, что Нолану Сэкетту была нужна лошадь. Я беру гнедую.

Пастух снова взглянул на взлохмаченного, истрепанного дорогой всадника и на его револьверы.

— Да, сеньор, я скажу ему.

Нолан Сэкетт отвел гнедого к лагерю, чтобы сменить седло, потом засунул руку глубоко в карман и вытащил оттуда полдоллара.

— Мексиканец, — сказал он, — это все, что у меня есть, но я должен тебе за еду. Она была очень вкусной.

— Вы мне ничего не должны, сеньор. Это дело чести. — Мексиканец поколебался, а потом спросил: — Сеньор, вы не брат ли сеньора Тайрела?

— Тебе следовало бы сказать «двоюродный брат»! — Нолан улыбнулся пастуху. — Ты знаешь Тайрела?

— Нет, сеньор, но всем известно, что он хороший человек и друг мексиканцев. — Пастух немного помолчал. — Сеньор, полдоллара… это немного, — он снова заколебался. — Может быть, сеньор возьмет взаймы? — Он протянул золотую монету в десять долларов.

Нолан Сэкетт, которого трудно было удивить, стоял пораженный. Его тронул поступок старого пастуха.

— Ты не знаешь меня, старик. И я могу никогда больше не приехать сюда.

Старик пожал плечами.

— Я на это и не рассчитывал.

— Меня называют Сэкетт — Каменная Хватка. Под этим именем живут люди с жестким характером. Я не задумываюсь, откуда пришли деньги, пока они у меня в кармане, но никто не ссужал меня деньгами, и я никогда их не возвращал. — Он затянул подпругу и вскочил в седло. — Спасибо, старик. Если кто-нибудь проедет, скажи им, чтобы они по высокогорной тропе добрались до Моры и передали Тайрелу и всем остальным, что в Моголлоне Сэкетт попал в беду.

Дробь лошадиных копыт постепенно замирала в неподвижном горном воздухе. Старый мексиканец долго смотрел вслед удаляющемуся всаднику и, перекрестив его, сказал:

— Храни тебя Бог!

В прохладной столовой дома на ранчо в Мора-Крик стол был накрыт на десятерых, и пока мексиканские девушки быстро и бесшумно суетились вокруг него, делая последние приготовления к обеду, их юбки шуршали от волнения. Обед давали в честь Оррина Сэкетта, который только что возвратился из Вашингтона.

Тайрел Сэкетт, в черном свободном костюме, сидел в большом, обтянутом кожей кресле и слушал Оррина.

Они устроились в огромной гостиной высотой в два этажа, вдоль трех стен которой тянулся балкон с красивой лестницей, ведущей на верхний этаж. В прохладной комнате мебели было мало.

— Кэп должен быть здесь с минуты на минуту, Оррин. Он выехал сегодня утром проверить, как дела на южной границе.

— Как он?

— Что ему сделается? Он всю жизнь живет на говядине, бобах и оружейном дыме. Если его не застрелят, будет жить вечно.

— Слышно что-нибудь о Телле?

— Ни слова с тех пор, как они уехали в Аризону. Я специально держал у себя стадо, которое только ждало его распоряжений. Но ты знаешь Телля… Он не любит писать писем.

— Послушай, Ти, я не могу передать тебе, насколько важна эта встреча. Олли Шеддок скоро прибудет. Его люди хотят, чтобы я баллотировался в сенат Соединенных Штатов. Это серьезный шаг, и я бы не прочь попытаться.

— А что они ждут от меня?

— Ти, избиратели-мексиканцы могут выбрать меня. Большинство не доверяет выходцам из Англии — они просто мало их знают. Они знают кое-что обо мне… Или о тебе. Что очень важно, они верят тебе, любят тебя. Люди, которые стоят за моей спиной, хотят, чтобы ты дал им гарантию, что поддержишь меня. И они были бы не против, если бы ты поговорил с некоторыми из твоих друзей-мексиканцев.

Тайрел засмеялся.

— Черт побери, Оррин, кого же еще мне поддерживать, как не тебя? Ты не только мой брат, но и честный человек. Будь уверен, я замолвлю за тебя словечко, но в этом нет необходимости. Они помнят тебя и они доверяют тебе. Поверь мне, единственная ошибка, которую допускают твои друзья, состоит в том, что недооценивают политическую сознательность мексиканцев. Ими нелегко руководить, но, что совершенно точно, их нелегко заставить обратиться в бегство.

— Мне нужна помощь, Ти. Сейчас много говорят против того, чтобы в сенат или на другую общественную должность избирали человека, который слывет стрелком-драчуном.

— Ты хочешь сказать, что они забыли об Энди Джексоне? — спросил Тайрел. — Или о Томасе Хате Бентоне? Или о Кассиусе Клэе, нашем после в России? — Он закинул ногу на ногу. — Как бы то ни было, Оррин, ты не единственный, кто попадал в драки и перестрелки. Я тоже такой.

Открылась дверь, и на пороге показалась Друсилья, потрясающе красивая женщина.

— Ти, вернулся Кэп, — произнесла она. — У него плохие новости.

Следом за ней в комнату вошел Кэп Раунтри.

— Ти, только что приехал мексиканский мальчик. Говорят, Телль попал в беду. Вся шайка «Ленивой А» гонится за ним. Они загнали его в ущелье у гребня Моголлон и собираются повесить.

Тайрел Сэкетт стряхнул пепел со своей сигары и осторожно положил ее в пепельницу.

— Кэп, скажи, чтобы мне приготовили седло и коня. — Он повернулся к Оррину: — Мне очень жаль. Можешь передать им, что я с тобой… всегда… когда вернусь.

— Дру передаст им это. Я еду с тобой.

— Ти, — перебил Кэп, — все это намного хуже, чем ты думаешь. Кто-то убил Энджи, а все те ребята, которые раньше были у «Ленивой А», ушли оттуда. Сейчас это шайка настоящих бандитов.

— Нас трое, — сказал Оррин, обращаясь к брату: — Ты, я и Телль.

— Четверо, — поправил Кэп. — С каких это пор я пропускал драки, в которых участвовали Сэкетты?

Было уже заполночь, когда повозка подъехала к Найтс-Ренч и из нее бесшумно вышло несколько пассажиров. Высокий элегантный мужчина помог выйти из повозки своей красивой молодой жене. Он был аккуратно одет и причесан. По его виду никак нельзя было сказать, что он проделал долгое путешествие в холодную погоду и по пыльной дороге. Того же нельзя было сказать и о его жене.