Глава 26

Мы с удивлением посмотрели на него, думая, что он шутит, но лицо Иуды было серьезным как никогда.

— Я знал его, и с нами он обращался хорошо. Я имею в виду рабов, но у нас ведь не было другого выхода, как только повиноваться ему, чтобы не навлечь на себя его гнев.

Он любил Пьера Бонтама — тот казался ему забавным человеком. Пьер был романтиком, авантюристом. Пьер и Филип в свое время были пиратами, о Пьере это все знают, а вот о Филипе не знает никто.

Филип держится с холодным достоинством, у него прекрасные манеры. Он любил меня, поскольку я получил кое-какое образование и еще потому, что понимал: я никогда не разболтаю о том, что знал или видел.

Он не был ни мстительным, ни кровожадным. Просто это человек без принципов. Людей он презирает, поскольку считает себя выше их. Однако он никогда не показывает своего презрения — нет, он всегда ведет себя в обществе спокойно и с достоинством.

Но если кто-нибудь становится на пути Филипа, он, не задумываясь, уберет его. И если бы вы не убили Андре, Филип сам убил бы его или подослал бы к нему убийц — ведь Андре бросил тень на его репутацию.

Каждый из нас создает себе в душе образ самого себя. Так вот, Филип считает себя государем старых времен и соответственно ведет себя. Он начитался Макиавелли, изучал жизненный путь Орсини, Сфорца и Сиджисмондо Малатесты и старается во всем подражать им, насколько это позволяют его возможности.

Бастоны имели деньги и время от времени получали власть, но им всегда было мало. Филип какое-то время служил на французском корабле, но это ему быстро надоело, и он стал пиратом.

У Лафитта была скандальная репутация; Бастон же был умнее. Время от времени он появлялся в Новом Орлеане и скупал землю. Он покупал ее очень маленькими участками, поэтому это не привлекло ничьего внимания. Он скупал землю и в других районах Луизианы, а когда оставаться пиратом стало уже небезопасно, он бросил это занятие, поселился в фамильном доме Бастонов и стал вести себя так, как будто никогда оттуда не выезжал. Только через несколько лет люди поняли, что Филип сказочно богат.

Теперь ему захотелось стать губернатором. Он жил на широкую ногу и устранял всех, кто ему мешал. Ему захотелось прославить свою семью и свое имя. Поначалу Филип относился благосклонно к частым дуэлям Андре — они придавали его репутации особый шик, и к тому же неплохо, когда тебя побаиваются. Однако через некоторое время все поняли: Андре устраивает эти дуэли, потому что любит убивать. Ему было мало просто ранить противника, нет, он должен был обязательно убить его. Филипу это ужасно не понравилось — ведь поведение Андре бросало тень на его репутацию, и я полагаю, в какой-то момент Филип решил избавиться от своего брата.

— Вы сказали, что Андре боялся Филипа? А он что, отлично владеет оружием?

— Да, Филип — первоклассный фехтовальщик и прекрасный стрелок, но он не стал бы убивать Андре своими руками, если бы, конечно, обстоятельства не заставили. Он бы нанял убийцу.

Да, все это очень интересно, но сейчас эта информация вряд ли нам пригодится. Филип-то находится в Новом Орлеане. А вот кто оставил следы на тропе — узнать очень бы хотелось.

И если у этого человека была лошадь, то где он ее оставил?

Оррин встал:

— Иди-ка поспи, Телль. А я съезжу повидать Флэгана.

В заведении Шведа была комната со свободной койкой, и он отвел меня туда. Я скинул сапоги, снял шляпу и пояс с револьвером и со вздохом облегчения улегся на койку. Не припомню, чтобы я когда-нибудь еще так уставал.

Я провел в горах всего несколько дней, но, когда нервы напряжены, устаешь гораздо быстрее. Когда сам за кем-то охотишься и знаешь, что кто-то охотится за тобой, каждая клеточка твоего тела напряжена и готова к действию.

Я почувствовал, как тело мое постепенно расслабляется, и уже начал дремать, но потом вдруг проснулся и несколько минут смотрел в окно на осины, росшие на опушке леса футах в пятидесяти — шестидесяти отсюда. Занавеска на окне колыхалась под дуновением ветерка. Я лениво наблюдал за ней и сам не заметил, как погрузился в глубокий сон.

Под осинами стоял человек и ждал. В руках он держал дробовик и четко представлял себе, что будет делать. В комнате у противоположной от окна стены стоял стул, на спинке его висел пояс с револьвером.

Он услыхал, как упали на пол сапоги, и потом скрип кровати, когда тот, за кем он охотился, лег спать.

Подождем еще несколько минут… несколько минут.

Брат того, что лег, большой и красивый мужчина, уехал куда-то на лошади. Негр был в сарае — он чинил там упряжь. Тинкер взял багор и отправился на реку, а Швед Берглунд возился в садике. Словом, Вильгельм Телль Сэкетт остался в одиночестве, и вскоре он уснет.

Человек, собиравшийся убить Телля, был терпелив. Он видел, как молодой Сэкетт возвращался домой с дневником своего отца в руках. Но у того мертвеца не было с собой никакого дневника, уж он это точно знает — он его тогда очень тщательно обыскал.

Может быть, дневник лежал вместе с золотом? Нет, вряд ли… Сэкетт вернулся без золота.

А в этом дневнике конечно же написано, где старый Сэкетт спрятал золото. Бастон и Суон были так уверены, что Сэкетт и Пьер мертвы. Да, Пьер умер, это точно, и Сэкетт тоже.

Вся беда была в том, что Сэкетт, увидев, что Пьер умер, вернулся на гору Сан-Хуан и отыскал золото. Не все, конечно, но довольно много.

Этот Вильгельм Телль Сэкетт очень мешал человеку, стоявшему на опушке и ждавшему, когда Телль уснет. Сэкетт был следопытом, и притом очень хорошим. Он читает следы не хуже индейца из племени апачей, и, пока он жив, нельзя быть спокойным за свою шкуру.

Сэкетт убил Андре. Человек, карауливший Телля, не видел, как он его убил, но слыхал, как эта девица и ее спутники говорили об этом. Андре был очень опасен, он метко стрелял и никогда не расставался с оружием — убить такого человека непросто.

Ну и тем лучше. Раз Андре больше нет, остальных бояться нечего — они без него ничто. Поль слабак, а эта девица хоть и очень кровожадна, но все-таки она женщина и к тому же очень импульсивная.

Здесь, под кронами осин, в высокой траве, среди диких цветов и дубового подлеска, его никто не видит. Он дождется, пока Сэкетт уснет глубоким, ровным сном.

Спрятавшись в кустах, человек ждал. Дробовик у него был двуствольный, а для надежности он имел при себе длинноствольный шестизарядный револьвер и на лошади — еще винтовку. Ожидая, пока Телль уснет, он внимательно изучал дорогу, по которой будет уходить. Впрочем, он знал эту дорогу как свои пять пальцев, знал каждый ее метр, знал, каким путем побежит к лесу и куда свернет, добравшись до него. Он — человек осторожный и продумал два варианта ухода.

За десять — пятнадцать секунд он добежит до окна, вставит в него винтовку и выстрелит. Потом проскользнет вдоль стены салуна, обогнет сарай, пригнувшись, пробежит вдоль ограды корраля и нырнет в заросли молодых дубков.

На противоположной стороне этих зарослей тропа уходила в каньон, там его ждет лошадь. Оттуда он поедет на юг, подальше от каньона, где его никто не найдет.

Человек помедлил одно мгновение, потом встал, огляделся и, выйдя из кустов, быстро зашагал к окну.

Оглянувшись еще раз, он убедился, что поблизости никого нет. Подняв дробовик, человек зашагал быстрее и почти бегом добрался до окна. Но когда он просунул ружье в открытое окно, слева вдруг раздался чей-то голос:

— Вы здесь что-то потеряли, мистер?

Это была Нел Трелони. Она держала в руке винтовку, опустив дуло к земле, но одно движение — и она упрется ему в грудь.

Человек заколебался, голова его все еще была наклонена вперед. Затем, выругавшись про себя, он резко повернулся и пошел к сараю.

— Мистер! Эй, мистер!

Человек обогнул сарай и, пробежав вдоль забора, нырнул в заросли. Ему не хватило каких-то десяти секунд! Десять секунд — и Телль Сэкетт был бы мертв, а он бы бежал к своей лошади.

Нел подошла к окну и заглянула внутрь. Бросив быстрый взгляд вслед убежавшему негодяю, которого уже, конечно, не догнать, она обошла дом и направилась к двери. У входа в магазин стоял Тинкер. Нел быстро объяснила ему, в чем дело.

Тинкер посмотрел на лес, начинавшийся прямо за корралем.

— Он ушел. Вы его до смерти напугали.

— Но кто это был? Я ни разу не встречала здесь этого человека.

Тинкер пожал плечами.

— Этого больше не повторится. — Он обошел дом, посмотрел на лес и сел. — Я буду сидеть здесь, пока Телль не проснется. Так что не беспокойтесь.

Открыв глаза, я увидел, что утренние лучи уже упали на подоконник. Какое-то время я лежал, медленно просыпаясь. Давненько я уже так сладко не спал. Наконец, почувствовав, что окончательно проснулся, я свесил ноги с кровати и всунул их в сапоги.

За окном раздался какой-то шорох, и Тинкер спросил:

— Вы проснулись, Телль? Выходите и посмотрите, что тут у нас делается.

Когда я оделся и вышел на улицу, он показал мне следы. Однако на земле отпечаталась только часть подошвы сапога, другая часть была на траве, поэтому судить о размере ноги было трудно.

Но все-таки я понял: это был тот же самый след, который я видел на тропе.

— Он хотел убить вас, Телль. Вон там, на опушке, мы нашли место, где он прятался. Он стоял там целый час, а может, и больше.

На земле за сараем мы увидели еще один след, довольно бесформенный, поскольку человек бежал. Нашли и место, где стояла его лошадь, привязанная к дереву.

Я изучал следы, и меня не покидало ощущение, что я их уже где-то видел, еще до того, как встретил на тропе. Для следопыта след ноги — все равно что подпись, и определить, кому он принадлежит, для него не составляет труда. Но я ни разу не шел по следу этого человека, поэтому и не запомнил его. Это был просто след, который когда-то случайно попался мне на глаза. Но я знал одно — если этот след встретится мне еще раз, я его тут же узнаю.

В эту минуту появился Оррин. Он посетил ранчо наших кузенов, и оно ему очень понравилось.

— Хорошее они выбрали место, — сказал он. — А я нашел участок для нас.

Когда я рассказал ему, что произошло, пока я спал, он помрачнел.

— Надо было мне вернуться. Я чувствовал, что должен быть здесь.

— От этой девушки ничего не ускользнет, — заявил Тинкер. — Она напугала этого типа до полусмерти.

Мы позавтракали, выпили кофе и посмотрели на небо. Тучи постепенно рассеивались.

— Я снова поеду в горы, — заявил я. — Мне нужно найти ответы на свои вопросы. И я еще должен найти останки отца.

— Ты их не найдешь, — возразил Берглунд. — Их растащили койоты или медведи… или канюки сбросили в пропасть. В горах долговечны только камни.

— А вот и подтверждение этому, — спокойно произнес Тинкер. — Смотрите, кто едет.

На дороге, ведущей с гор, показались четыре всадника, промокшие, с унылым видом, среди них — Фанни Бастон. Там был и Поль с забинтованной рукой, а позади — два их попутчика.

Мы вышли, чтобы взглянуть, как они проследуют мимо нас, но они ехали, уставившись взглядом прямо перед собой и не глядя по сторонам. Вещей у них не было, и они не остановились, чтобы перекусить.

— Красивая женщина, эта Фанни, — заметил Оррин. — Видел бы ты ее в тот вечер, когда я пришел к ним в гости.

— Злым людям трудно в горах, — сказал я. — Горы не терпят таких людей.

Мы вернулись в салун и, пока Иуда седлал лошадей, выпили кофе. Наконец он вошел, аккуратный черный человек в аккуратной черной куртке.

— Можно я поеду с вами, сэр? — спросил он.

— Почему бы и нет? Мне приятно ваше общество, Прист. Но приготовьтесь к тому, что придется стрелять. В горах затаился враг.

Мы сложили вещи на вьючную лошадь, поскольку собирались ночевать в горах, выехали на улицу и направились в горы. И тут с другого конца города появилось два всадника и двинулись вслед за нами. Это были Нел Трелони и старина Джек Бен.

— Послушайте, — сказал я им, натянув поводья, — мы едем не на прогулку, а вы ведь» не совсем здоровы.

— Сейчас я уже совсем здоров, — раздраженно ответил Джек Бен. — А что касается вашей поездки, то запомните, юноша, я ездил в горы еще в ту пору, когда вы были от горшка два вершка! Езжайте себе и не обращайте на нас внимания.

— Его не переубедишь, — заметил Оррин. — Он всегда был упрям как осел.

Джек Бен презрительно фыркнул, но, когда мы снова двинулись в путь, они с Нел поехали следом и не отставали от нас ни на шаг. Мы поднимались в горы, держа оружие под рукой. Однако мы не увидели ничего подозрительного, никто не попался нам на пути, поэтому мы немного расслабились и ехали, наслаждаясь прохладным ветерком, обдувавшим наши лица. Мы любовались видом реки Ла-Платы, пенистой и стремительной в узких местах, там, где встречались пороги, и спокойной и медленной там, где каньон расширялся.

Во второй половине дня мы добрались До цирка. Трава ярко зеленела после дождя, и повсюду виднелись цветы.

Когда мы доехали до уступа, где я сидел, как в ловушке, то увидели, что тело Андре исчезло. Я показал друзьям место, где лежал дневник отца. Мы взяли его с собой, чтобы прочитать здесь.

Солнце уже клонилось к закату, мы спешились и расседлали коней. Когда мы разожгли костер и поставили кофейник на огонь, я достал дневник.

Глава 27

Иуда готовил ужин. Тинкер сел чуть поодаль, чтобы лучше слышать ночные звуки.

На лицах моих друзей играли отблески огня; я разложил на коленях дневник так, чтобы на него попал свет костра, и начал читать. Первую страницу прочитать было невозможно — она была вся в грязи.

»…Дует сильный ветер, трудно писать. Я совсем обессилел. Человек, который за мной охотится, всадил в меня пулю, когда я вышел, чтобы передвинуть колышек, к которому привязал коня. Угодил мне в левый бок. Дьявольская боль. Потерял много крови. Но хуже всего, что он прячется в таком месте, где я не могу его достать. И костер развести не могу.

Чуть позднее. Стрелял в него дважды. Промазал. Стрелял на звук. Рассчитывал напугать его. Золото спрятано. Придется спрятать и этот дневник — ведь первый у меня украли. Если сыновья отправятся на поиски меня, они рано или поздно найдут дневник. Надеюсь, если кто-нибудь другой отыщет его, он позовет моих мальчиков и поделится с ними. Я не жду, что кто-нибудь найдет золото и все его отдаст. Думал, что за мной гонится Андре. Это не так. Андре новичок в горах, а этот хитер, как индеец.

Позже. Не ел два дня. Фляга пуста. Слизывал росу с травы. Набрал немного дождевой воды в кофейник. Раны загноились.

Пишу редко. Мальчики найдут это золото. Когда придет время, они вспомнят то, что надо. Оррин — вот кто вспомнит, он всегда хотел собрать все сливки. Золото зарыто не дальше, чем от старого колодца до нашего дома. Мать тоже может его найти. Сколько раз она ругала Оррина!

Конец. Сижу здесь уже пять дней. Ни еды, ни кофе. Пью росу и дождевую воду. Но тот, кто за мной следит, не получит золота. У него странная походка. Я слышал его шаги. Всадил в меня вторую пулю. Мальчики, мне отсюда не выбраться. Растите достойными людьми. Достойными… Заботьтесь… Писать больше не могу».

Отец был загнан в ловушку, словно старый медведь, и приперт к стене, он истекал кровью и медленно умирал, но думал о нас. Если бы он не был тяжело ранен, то сумел бы выбраться из этой ловушки. А тут — рана в боку. Видно, она была серьезней, чем он думал… Да еще нехватка воды. Того, что ему удавалось набрать в кофейник, едва хватало, чтобы утолить жажду. А ведь у него было сильно ушиблено бедро, и он не мог быстро двигаться.

Когда я закончил читать, воцарилось молчание. Мы думали об отце, вспоминали его походку, уроки, которые он нам давал, его шутки, его золотые руки, которым подчинялся любой инструмент.

— Золото, которое вез ваш отец, где-то здесь, — сказал Джек Бен. — И он подсказал вам, как его найти. «Не дальше, чем от старого колодца до нашего дома». Это и есть подсказка. Я помню этот старый колодец — в нем всегда была очень вкусная вода. И очень холодная. Только зимой до него было слишком далеко ходить, поэтому ваш отец вырыл другой, поближе.

— Мы пришли сюда не за золотом, Джек Бен. Мы хотим найти его останки.

— Знаете, что я думаю? — Тинкер повернул к нам голову, и отблески огня сверкнули на золотых кольцах в его ушах. — Я думаю, что за вами охотится тот же самый человек. Тот, что убил вашего отца. И я уверен, что он где-то рядом.

Мы задумались над словами Тинкера. Возможно, он прав… Только кто это мог быть?

— Это Хиггинс, — высказал предположение Джек Бен, вспомнив старую вражду, в которой участвовало наше семейство в Теннесси. — Точно, тот самый Хиггинс, о котором вы забыли. Он убил вашего отца, а теперь хочет покончить с вами, чтобы на земле не осталось ни одного Сэкетта.

Может быть, оно и так, но что-то плохо в это верится. Концы не сходились с концами, и это меня раздражало. Нел сидела напротив и наблюдала за мной, оттого мысли у меня совершенно сбивались. Время от времени она вздыхала, и я переставал соображать. Всякий раз, когда она испускала глубокий вздох, мой лоб покрывался испариной.

— Давайте пройдем еще раз весь путь вашего отца, — предложил Иуда. — Исследуем каждый дюйм. И тогда, может быть, поймем, что с ним случилось.

— А может быть, за нами гонится отряд Мак-Кера, — высказал предположение Оррин. — Чарли Мак-Керу было жаль терять этих лошадей, даже если он и не приложил руку к воровству.

— А ты думаешь, он не приложил? — спросил я.

— Да, я так думаю. Мне кажется, лошадей украл кто-то из его ребят. Но, заполучив табун, он не хотел отдавать его обратно, как и не захотел верить, что кто-то из его помощников оказался вором. Если бы в самую последнюю минуту не появился Тайрел, нам пришлось бы стрелять.

— Не думаю, что это кто-то из них, — заметил я. — В этом человеке есть что-то странное.

— А куда девался Суон? — вмешался в разговор Иуда.

Я пожал плечами — сам удивляюсь, куда он пропал. Хоть его и не видно, он, наверняка, где-то рядом. Его не было с Полем и Фанни, когда они уезжали отсюда — если, конечно, уехали.

Допив кофе, я выбросил гущу в костер и сполоснул кружку. Мы найдем золото. Я в этом не сомневался, хотя и не был жаден до денег. Мы ведь отправились на поиски отца или его останков, и нам пришлось пройти нелегкий путь. И вот наконец наступил момент, когда все должно выясниться. Сейчас или чуть позже.

Я убрал кружку и прошел в темноту под деревьями. Постоял там немного и направился к Тинкеру.

Подойдя поближе, я услышал его шепот:

— Телль, здесь кто-то есть. — Он прошептал эти слова еле слышно — они предназначались только для моих ушей. Я присел на корточки рядом с Тинкером. — Не знаю, кто это… просто услыхал какое-то движение… почти неуловимое.

Я заметил, что Тинкер держит наготове нож — он всегда был очень осторожным человеком.

— Пойду посмотрю, кто это.

— Нет. — Тинкер накрыл мою руку своей. — Я пойду.

— Это мое дело, Тинкер. Скажете остальным, что я пошел прогуляться. И будьте осторожны, никто не знает, что у этого парня на уме.

Было очень темно. Сквозь густую пелену облаков проглядывали редкие звездочки. Я специально не стал прятаться в кустах, а шел прямо по траве, доходившей мне до колена.

Не дойдя до лагеря ярдов тридцать, я остановился и прислушался. Интересно, что сейчас делает мой преследователь? Собирается выстрелить в меня или просто слушает?

Согнувшись, я двинулся между редкими елями, а когда остановился, до моих ушей донесся тихий голос:

— Ну что, нашел золото?

От этого голоса у меня похолодела спина.

— Нет, — ответил я, помолчав.

— Оно мое. Все это золото мое. И вы его не найдете.

Я уловил в голосе угрозу.

— Нет, мы найдем его, — спокойно ответил я. — И больше никто, только мы. Отец подсказал нам, где оно находится, а понять эту подсказку можем только мы.

Последовало долгое молчание.

— Я этому не верю. Что это за подсказка?

— Там говорится о нашем доме в Теннесси.

Что это за человек, который может вот так хладнокровно беседовать со мной в кромешной тьме? И где он? По голосу я догадался, в каком месте он стоит, но если я прыгну и промахнусь, он убьет меня в ту же минуту. — Это мое золото. — Голос звучал мягко. — Уходите, и я вас не трону.

— Если теперь кто-то и будет убит, то только вы.

Человек замолчал, и я подумал, что он ушел. Я напряженно вслушивался… Мне казалось, что я разговаривал с привидением. Я умел прятаться в лесу, но этот человек превзошел меня.

— Вы убили моего отца, — сказал я.

— Он был хорошим человеком. Я не хотел убивать его, но он взял мое золото.

— Это золото добыли французы, они же его и спрятали. Они продали свои права на него вместе с Луизианой, так что это золото принадлежит всем.

— Вы его не получите. Я убью вас всех.

Помолчав, я спросил:

— А где тело моего отца?

Пока он будет говорить, я беззвучно подкрадусь к нему, подумал я.

— Оно здесь, за вашим лагерем. Я спрятал его в расщелине. Оно лежит у края обрыва, там, где корни дерева выходят на поверхность.

До моих ушей донесся слабый звук. Я кинулся на этот звук и услыхал, как мой собеседник рванулся мне навстречу. В ту же минуту глаза мои различили лезвие ножа, направленного прямо мне под ребра. Противник ударил ножом справа, но я отшатнулся назад и упал на правый бок. Нож пролетел мимо; я перекатился на спину и, вложив в удар все свои силы, выбросил ноги вперед — туда, где должен был стоять этот человек.

Я попал ему в бок, он упал и покатился по склону. Выхватив нож, я бросился на него, как кот бросается на мышь. Он перекатился со спины на бок и вскочил, чтобы встретить мой удар. Он опередил меня — его нож порвал мой рукав, я отпрыгнул вправо и ударил ножом снизу вверх в его правый бок.

Но противник двинул локтем по моему запястью, и я чуть было не выронил нож. Он увернулся и, повернувшись ко мне лицом, с размаху бросился на меня всем своим телом. Он был силен как бык и очень тяжел. Я не смог устоять на ногах, но, падая, ухитрился обхватить противника левой рукой за шею и увлечь за собой. Он упал прямо на меня, но мы тут же вскочили, тяжело дыша и жадно хватая ртом воздух — на такой высоте не так-то легко восстановить дыхание.

Он зашел со спины… Я не видел его, но по его частому дыханию догадывался, где он. Повернувшись к нему, я уловил холодный блеск его ножа. И застыл на месте. В ту же минуту противник бросился на меня, но я отступил влево и подставил ему правую ногу. Почувствовав, что он споткнулся, я нанес ему удар ножом по спине.

Однако я ударил слишком высоко — нож разорвал его куртку и, должно быть, оцарапал ему шею, потому что я услыхал, как он вскрикнул от боли. В ту же секунду он крутанулся волчком и бросился на меня. Но еще до того, как он распрямился, я ударил его кулаком по лицу, чего он никак не ожидал; от удара он выпрямился, а я воспользовался этим, чтобы нанести удар ножом.

Противник попытался уклониться, резко отступил назад и попал ногой в небольшое углубление. На мгновение я потерял его из виду, но тут же прыгнул вслед за ним.

Однако он исчез.

Остановившись, я прислушался, готовый в любую минуту нанести удар. Но до моих ушей доносился только мягкий шелест листвы. Небо заволокли тучи, и стало еще темнее. Нервы мои были натянуты как струна. Я стоял и слушал.

Ничего… ни единого звука.

Короткая схватка, окончившаяся ничем. Мгновение отчаянной борьбы — и ничего.

Однако мне следовало бы лучше знать этого человека. Он привык бить наверняка — я вспомнил, как он добил раненого и беспомощного Пьера, как ранил отца из засады, а затем исчез, терпеливо выжидая, когда можно будет нанести последний удар.

Он думал убить меня в темноте, напав неожиданно, но я был начеку. И я ранил его — в этом я не сомневался.

Подождав еще минуту, я вернулся к костру.

— Мне кажется, я поцарапал нашего преследователя. — И я рассказал, как было дело.

Подойдя к краю уступа, где, как сказал мой противник, было спрятано тело нашего отца, я на мгновение заколебался. Внизу была пропасть, а край уступа крошился, возможно потому, что через него пробивались корни дерева.

Я увидел расщелину, ту самую, о которой он говорил, она была забита землей. Оррин подошел ближе, держа в левой руке горящую ветку. Я наклонился, чтобы получше рассмотреть расщелину, поставил ногу на самый ее край и наклонился еще немного.

Неожиданно раздался треск, я почувствовал, что внешний край расщелины отвалился и ушел из-под моей ноги, а сам я падаю. Резко повернувшись, я сделал отчаянную попытку уцепиться за что-нибудь. Ноги мои скользили по скале, и я услышал, как вниз полетели камни.

Тут я почувствовал, как рука Оррина схватила меня. Бросив горящую ветку, он второй рукой вцепился в мой рукав и втащил на уступ.

Несколько мгновений я молчал. Потом посмотрел в черную пропасть, лежавшую у моих ног, и услышал, как последние камни со слабым грохотом покатились по склону.

— Спасибо, — сказал я.

— Это была ловушка, — сухо сказал Оррин. — Убить можно не только оружием.

Глава 28

Но мы до сих пор не знали, кем был тот человек, — который считал золото своим и так стремился убрать любого, кто захочет взять себе хотя бы часть его.

При дневном свете мы тщательно осмотрели место, откуда я чуть было не свалился в пропасть. Никаких следов мертвого тела. И тогда я понял, что мой преследователь, побывав здесь, заметил, что камни в этом месте вот-вот обвалятся, и решил использовать эту расщелину как ловушку.

Человек, проведший всю свою жизнь в лесу, непроизвольно замечает такие вещи. Он запоминает места, в которых при случае можно разбить лагерь, опасные места, которых надо избегать, удобные проходы и такие углы, в которые лучше не соваться. Все это откладывается в памяти совершенно автоматически, при этом ум человека может быть занят совсем другими вещами. Однако он сразу же замечает изменения, происшедшие в том или ином месте.

Иуда поджарил яичницу с ветчиной — он предусмотрительно запасся и тем и другим. В походах нам нечасто случалось лакомиться яичницей; Иуда это знал и прихватил с собой яйца, чтобы побаловать нас. Позавтракав, я взял свой винчестер, натянул на ноги мокасины и отправился на место нашей ночной схватки.

Трава там была измята, хотя некоторые цветы уже успели распрямиться, а открытой земли, где могли бы отпечататься следы, почти не было. Однако, поискав хорошенько, я все же нашел два четких отпечатка. Это были следы тех самых сапог, что попались мне на тропе. Я обошел место схватки, надеясь найти следы, которые подсказали бы мне, в каком направлении скрылся мой противник.

Преследовать такого человека — это все равно что идти по следу старого матерого медведя-гризли. Он будет следить, нет ли за ним погони и заметит меня раньше, чем я его. От этой мысли мне стало не по себе.

Я знал, что никто не будет оплакивать мою смерть, разве только братья. Анж умерла, а другие женщины, за которыми я когда-то ухаживал, живут теперь своей жизнью, и я даже не знаю, где они. Но мне очень не хотелось умирать. Мне еще многое нужно сделать в жизни, и перспектива навсегда остаться здесь, в Камберлендской впадине, меня совсем не радовала.

Я продолжал поиски. Мой враг бежал в невероятной спешке, заметьте — не от страха, а чтобы, как всегда, опередить меня. Сначала он бросился бежать, не думая о том, что оставляет следы. Но тут же, насколько я понимаю этого человека, опомнился.

В конце концов я все-таки нашел отпечаток носка его сапога, глубоко вдавившийся в землю. Двинувшись в том направлении, куда смотрел носок, я обнаружил несколько сломанных травинок, отпечаток каблука, раздавленную сосновую шишку и место, где убегавший поскользнулся на скользком склоне. Пройдя сквозь редкий еловый лесок, я очутился на открытом месте.

Я остановился. Скорее всего, мой противник повернул здесь в другую сторону. Я поискал следы, и через несколько минут обнаружил тропу. Она вела в ложбину, лежавшую к востоку от ледникового цирка. Человек спустился в эту ложбину, потом прошел по поваленному стволу и стал взбираться вверх по склону.

Ночью он не заметил, что в двух местах трава и листья, приставшие к его подошве, оставили зеленые отпечатки. Мой враг не догадывался, что эти травинки и листья выдадут его.

Я поднимался по склону цирка наискосок и на тропе — Тропе Призраков, как ее называли некоторые, — мне еще четыре или пять раз попались следы моего врага. Камешек, сдвинутый со своего места, и пара частичных отпечатков подошвы подсказали мне, что он побывал здесь.

Местность эта в основном открытая, поскольку в высокогорье деревья не росли. Я шел и в любую минуту ожидал выстрела. Среди кустарника виднелись редкие деревья, росшие группами или поодиночке. Деревья, поднимавшиеся выше по склону, были так изуродованы ветрами, что напоминали вывороченные из земли кусты. А еще выше — только трава и голые скалы, горы со всех сторон, а над ними — небо, вечно покрытое белыми облаками.

Если человек, за которым я охочусь, не хочет, чтобы я его убил, он должен убить меня сам. Вообще-то я привык спокойно относиться к опасности, ибо я по натуре не трус. Человеку, который ожидает выстрела, лучше не волноваться. Впрочем, это удается не всякому — кому понравится быть мишенью?