* * *
      Он лежал на боку поперек муравейника. Вбитые в землю по обеим сторонам, но на некотором расстоянии от него, колышки надежно удерживали его в этом положении, так, чтобы он не мог откатиться в сторону. Сыромятные шнуры, привязывающие его к кольям, были тугими и прочными. Еще несколько колышков было загнано в землю за его головой и в ногах. На колышек в изголовье была накинута петля, пропущенная затем у него под челюстью и туго затянутая, так чтобы он не смог поднять голову. Его лодыжки были крепко привязаны к колышку, вбитому у ног.
      Малыш Кактус мрачно размышлял о своем незавидном положении. И все-таки две вещи не давали ему покоя; о какой сеньорите говорили братья, и почему они не спешили оседлать коней и уехать из каньона.
      Свое дело здесь они уже cделали. Ни один из братьев не был свободен от предрассудков, будучи людьми невежественными, воспитанные в самобытной атмосфере индейского фольклора, где реальные факты тесно переплетаются с плодами явного вымысла. А у этого места была своя зловещая история, корнями своими уходившая в глубь веков, к событиям, происходившим здесь задолго до прихода в эти края индейцев, в те времена, когда этими же тропами ходили совсем другие люди.
      В пещерах то и дело находили различные предметы, сохранившиеся с тех самых пор, а недалеко от этого места, где под скальным навесом стоял идол, находились каменные развалины какой-то постройки. Заезжий профессор, обследовавший каньон как-то раз сказал Малышу, что основание идола, предположительно воздвигнутого здесь ацтеками, еще раньше служило основанием для другой статуи, прежде стоявшей на том месте. Оно было высечено из другого камня, которого больше не было нигде поблизости.
      Но теперь это ему вряд ли поможет. Он ни на что особо не надеялся, полагая однако, что любое замешательство с их стороны может оказаться в его пользу, и именно поэтому-то он и решил сыграть на их суеверном страхе перед неизвестным, который обычно испытывают люди, оказавшись ночью в столь глухом и уединенном месте. Но это ему так ничего и не дало. Он оказался привязан к муравьиной куче, в которой с восходом солнца закипит жизнь; учуяв кровь, муравьи возьмутся за дело, и многие тысячи их облепят его с ног до головы.
      Малыш остервенело, уже почти безо всякой надежды пытался освободить запястья от пут. Опасаясь какой-нибудь выходки с его стороны, и побоявшись оставать пленника на свободе хотя бы на мгновение, братья Фернандесы оставили его руки связанными даже после того, как бросили его на землю и привязали к кольям. И все же не смотря на то, что до боли натертые веревками руки стали мокрыми от пота и крови, прочные сыромятные шнуры никак не поддавались. Но он не сдавался, подавляя в себе отчаяние и боль.
      И тут совершенно внезапно к нему пришло горькое и страшное осознание, от которого ему тут же сделалось не по себе. Он догадался, о какой сеньорите говорили братья. Они имели в виду Бесс.
      Теперь уже Малыш ни минуты не сомневался в справедливости своей догадки.
      Около недели назад, когда, подъехав к ее дому, он только-только успел слезть с коня, она заговорила с ним о Койоте Фернандесе и его брате, напыщенном красавце, которого звали Хуан. Они преградили ей дорогу, когда она выходила из магазина, и пытались заговорить. Хуан схватил ее за руку, но она вырвалась, но когда из лавки вышел Эрни Кейбл и строго поинтересовался, в чем дело, они лишь засмеялись и ушли. И еще она заметила, что они следят за ее домом.
      Итак, они говорили о Бесс О'Нил. Но что? Что именно они сказали?
      И где были остальные братья? Где в этот момент находились Хуан и Педро?
      Он по-прежнему лежал на низком холме муравейника, до его слуха доносились приглушенные голоса, и в темноте были видны огоньки сигарет. Они сидели и курили, расположившись на земле недалеко от изваяния. И дожидаясь кого-то.
      Собравшись с силами, Малыш снова принялся дергать путы. Шнуры оказались наредкость прочными, и при каждом движении они словно стальная проволока врезались в его тело. Он снова расслабился, делая небольшую передышку, чувствуя, что под рубахой с него ручьями льется пот. Черт знает что! Даже если ему и удастся освободиться, он должен еще постараться завладеть оружием, и даже после этого их будет целых четверо против него одного.
      Четверо? Пока что их было только двое. Но ему все никак не удавалось отделаться от этой навязчивой идеи. Хуан Фернандес был далеко не дурак. Ведь теперь им предоставлялась отличная возможность убить одним выстрелом двух зайцев. Хуану нужна была Бесс О'Нил. Если Малыш Кактус и Бесс одновременно исчезнут, то все лишь посмеются и пожмут плечами. Все в округе будут уверены, что влюбленные решили сбежать, только и всего. Никому даже не придет в голову усомниться в этом, будучи уверенными, что этого и следовало ожидать.
      Итак, месть за смерть брата и девушка. Скорее всего они перевезут ее в Сонору, или же в какое-нибудь пустынное место среди холмов, и никто даже не подумает отправляться на поиски.
      * * *
      Затем стал слышен доносившийся со стороны тропы перестук копыт. Он попытался приподнять голову и прислушаться, но путы оказались слишком тугими. Малыш лежал, возненавидев сам себя за свою беспомощность, и отчаянно пытаясь придумать хоть какой-то выход. Он снова напряг мускулы, пытаясь ослабить связывавшие его сыромятные шнуры, изо всех сил орудуя связанными за спиной запястьями, отчего пальцы даже зарылись в песок, но все было впустую. Веревки оставались такими же прочными, как и прежде. От пота и крови запястья сделались скользкими, и их стало возможно немного повернуть, но не более того.
      Пальцы его коснулись какого-то предмета - что-то маленькое, холодное и гладкое на ощупь. На какое-то мгновение, все еще прислушиваясь к перестуку копыт, который теперь как будто стал ближе, он не обратил на это внимания, не сумев сразу распознать свою неожиданную находку. Осознание пришло неожиданно, и его пальцы принялись остервенело шарить по земле.
      Маленькое, легкое, с гладкой поверхностью, треугольной формы наконечнк стрелы!
      Их здесь было много, и теперь он вспомнил об этом. Старательно выточенные из кремня наконечники от стрел были разбросаны по всему шаманскому капищу индейского племени яки.
      Зажав в пальцах свою находку, Малыш попробовал дотянуться ею до сыромятных шнуров, которыми были связаны его запястья.
      Бандиты скрестили ему руки, а затем крепко-накрепко связали их вместе, сделав по несколько витков шнура вокруг каждой, но, в конце концов, ему все же удалось прототолкнуть острую грань кремниевого наконечника повыше, так чтобы она коснулась веревок.
      Лошади приближались. Малыш прислушивался к гулкому эху, звеневшему в тишине каньона, и по его рассчетам выходило, что всадники были еще в получасе езды отсюда. Крутая тропа была слишком узкой, и их продвижение по ней будет довольно медленным.
      Шли минуты. Пронзительная боль в запястьях теперь превратилась в терзавщую плоть агонию, а соль пота еще более усиливала этот дискомфорт. Но он продолжал бороться. Было мучительно тяжело удерживать кремний так, чтобы его грань оказалась как раз напротив пут, но, в конце концов, ему удалось и это, и теперь он смог даже слегка надавить на нее.
      Из темноты раздался голос, потом еще один. Лошади въехали в котловину, и он услышал вопрос, заданный по-испански, и выданный со смехом ответ. Вскоре вспыхнула спичка и загорелся костер. При свете костра, разложенного на месте, где были сложены заранее собранные ветки, ему были видны четверо братьев и Бесс О'Нил.
      Она стояла спиной к нему со связанными руками, и Хуан крепко держал ее за локоть. Койот жадно уставился на нее, и затем Хуан снова о чем-то спросил. Подтолкнув девушку вперед, все четверо подошли к муравейнику, на котором лежал Малыш Кактус.
      Бесс вскрикнула, увидев его.
      - Ты! Когда они мне сказали, что ты здесь, я не поверила. Они говорили, что ты ранен... что ты... А потом, когда меня вызвали на улицу, я вдруг поняла, что что-то случилось и хотела убежать, вернуться обратно в дом, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но они схватили меня, связали и привезли сюда.
      - Успокойся, дорогая, - мрачно сказать Малыш Кактус. - Еще не вечер!
      Хуан рассмеялся, и наклонившись, ударил его по лицу.
      - Свинья! - зарычал он. - Мне следовало бы убить тебя сейчас. Изрезать бы тебя на мелкие кусочки, но только муравьи справятся с этой задачей гораздо лучше меня. К тому же, если ты подохнешь сейчас, то так и не услышишь, как мы будем забавляться с твоей сеньоритой. А послушать не мешает!
      Он выпрямился, и вся шайка прошествовала обратно к костру. Испуганный, отчаянный взгляд в глазах девушки придал ему уверенности в собственных силах. Не сводя глаз с костра, он продолжал пилить, водя кремнием по веревкам.
      Братья никуда не спешили. Им удалось заполучить девушку. Он тоже был у них. К тому же он был совершенно беспомощен, и никому не придет в голову заподозрить их. К тому же место ими было выбрано глухое, куда никто не придет. Так что торопиться им было некуда.
      Собравшись с силами, Малыш снова напряг мускулы. Ему внезапно показалось, что путы несколько ослабли, и, пошарив пальцами, он вскоре нашел оборванный конец. Шнур из сыромятной кожи был перепилен!
      Перебирая отекшими, неловкими пальцами, он продолжал распутывать веревки, и вскоре освободил запястья еще от нескольких оборотов шнура. Всего за каких-нибудь несколько минут ему удалось высбоводить руки, после чего Малыш еще некоторое время оставался лежать неподвижно, стараясь отдышаться и собираясь с силами, а затем он поднял руки и принялся снямать петлю, обвившуюся вокруг его головы и шеи. Через несколько минут и с этим тоже было покончено, и настал черед ремней, стягивавших запястья и ноги
      * * *
      Вокруг царила уютная темнота, костер был разложен на расстоянии, по крайней мере, в сотню ярдов, и свет от него не доходил сюда. Еще какое-то время Малыш разминал опухшие суставы и тер ладони одна о другую. Затем, он подобрал с земли несколько обрывков сыромятного шнура и рассовал из по карманам. А один, длиной около восемнадцати дюймов, остался у него в руке.
      Малыш Кактус медленно встал на ноги, потягиваясь, пытаясь размять онемевшие мускулы. В пустынном безмолвии огромной чащи погруженного в темноту каньона, горел небольшой костерок, дрожащие языки пламени которого отбрасывали на камни танцующие тени, и слышались негромкие голоса, приглушенные большим расстоянием и пустотой и казавшиеся не более, чем шепотом.
      Спустившись на цыпочках к ручью, Малыш принялся шарить руками по земле, выбирая наощупь подходящий камень - гладкий, около двух дюймов длинной, и неслишком тяжелый - который затем и был надежно привязан им к тому самому припасенному заранее кожаному шнуру, после чего он еще раз взвесил в руке свое приобретение.
      Затем он отступил назад, расстворяясь в непроглядной темноте, обходя стороной пятачок, освещенный светом костра, оставляя свои сапоги лежать на земле рядом с муравейником, на том же самом месте, куда они были брошены Койотом, после того, как он стащил их с него.
      Он не был убийцей и не любил лишать жизни кого бы то ни было, и ему совершенно было не по душе то, что он собирался сейчас сделать, и все-таки он не был склонен недооценивать боевых способностей братьев Фернандес шайки жестоких и мстительных бандитов, законы для которых были неписаны. Он знал, как они собираются обойтись с девушкой, догадывался о том кошмаре, в котором ей придется прожить в течение нескольких дней или даже недель, прежде, чем ее убьют, ибо они ни за что не осмелятся оставить ее в живых, опасаясь, как бы она не смогла вернуться обратно в Арагон.
      Подумать только, что сейчас всего в нескольких милях отсюда танцы были в самом разгаре! И старина Бак Соренсон так же, как всегда объявляет танцы, а его сыновья пиликают на скрипках. Уж они пришли бы ему на помощь, но только на то, чтобы добраться туда, ушло бы слишком много времени. Нет, он должен суметь со всем управиться сам.
      Мигель склонился над костром, опустившись на одно колено. Он был занят стряпней. Хуан сидел рядом с девушкой, обнимая ее за плечи. Время от времени он, гадко посмеиваясь, что-то говорил ей своим противным, скрипучим голосом. Койот сидел по другую сторону от костра, разглядывая стройную фигурку девушки и ее лицо.
      Малыш Кактус наблюдал за происходящим, затаившись в темноте. Он ждал. Его пистолеты тоже были там, он видел их на одеяле. Но далеко, слишком далеко. Так что добраться до них не было никакой возможности.
      Он выжидал. Это было тягостное, мучительное ожидание, когда минуты начинали казаться часами. Но тут Мигуль выпрямился.
      - Педро! - нетерпеливо позвал он.
      Дремавший на песке Фернандес поднял голову.
      - Пойди принеси воды, бездельник!
      Педро начал было пререкаться с братом, но тут свое слово сказал Хуан.
      - Кому сказано! А ну, пошел!
      Недовольно заворчав, Педро взял флягу и нехотя поплелся прочь от костра, исчезая в темноте. Вскочив на ноги и неслышно ступая по земле босыми ногами, Малыш Кактус, словно призрак, двинулся вслед за ним.
      Выждав некоторое время, пока неуклюжий мексиканец наполнял флягу у родника, Малыш Кактусс дождался, пока тот, наконец, распрямился, и подкрался к нему со спины, держа в левой руке суромятную петлю и крепко зажав камень в ладони.
      Он внезапно метнул камень, благодаря весу которого сыромятный шнур обвился вокруг шеи мексиканца. Движение правой руки Малыша было широким и стремительным, и как только камень совершил положенный ему оборот вокруг шеи Педро, Малыш снова ловко поймал его все той же самой правой рукой. Он резко дернул за концы, пресекая испуганный вопль, который уже был готов вырваться наружу из груди мексиканца, и затянув потуже шнур, Малыш уперся коленом в поясницу Педро и со всей силы вдавил суставы пальцы в позвонки его шеи.
      Все случилось весьма неожиданно и выполнено очень ловко и со знанием дела. Еще какое-то мгновение Малыш удерживал свою жертву, а затем опустил бездыханное тело на землю. Скорее всего, он был уже мертв. Скорее всего... вне всякого сомнения. Освободив шею мертвеца от петли, Малыш принялся шарить у него по карманам, тщетно надеясь обнаружить пистолет, а затем, бесшумно удалился в темноту, снова возвращаясь к лагерю. Он был явно раздосадован: Педро был безоружен.
      - И куда мог запропаститься этот идиот? - Нетерпеливо сказал Мигель. А потом громко позвал. - Педро! Ты где?
      Ответа не последовало.
      Горное эхо несколько раз повторило вопрос Мигеля и снова наступила тишина. Братья с недоумением переглянулись между собой. Койот поднялся с земли, вглядываясь в темноту. Вокруг царило безмолвие, и в тишине слышался только тихий плеск воды и журчание ручья.
      Койот Фернандес оглядывался по сторонам, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.
      - Я сейчас сам пойду и посмотрю, где он, - сказал он наконец.
      * * *
      Затаившись, Малыш выжидал. Все, что ему было нужно, так это попытаться заполучить обратно свои пистолеты. Как только они окажутся у него в руках, все пойдет, как надо. Зря, что ли, он получил свое прозвище: "Кактус"?
      Койот исчез в темноте, и несколько мгновений спустя с той стороны послышались его испуганные вопли.
      - Хуан! - голосил Койот. - Скорее сюда! Педро мертв!
      Резво вскочив на ноги, Хуан Фернандес бросился на крик Койота. Бледный, как смерть, Мигель остолбенело застыл на месте, и тогда Малыш стремительно и беззвучно набросился на него. И снова в воздухе просвистел сыромятный шнур, и опять неприятель был сбит с ног и повергнут на землю, но только на этот раз убийство не входило в планы Малыша.
      - Это духи! - истошно вопил Койот. - Гринго говорил, что духи прогневаются на нас!
      Его вопли перекрывал крик Хуана.
      - Это Малыш-то? Так ведь это дело его рук! Он убежал!
      Малыш Кактус слышал, как они со всех ног бросили бежать к муравейнику, где он был привязан до этого, и бросив бесчуственного Мигеля, он кинулся к пистолетам. Подхватив ремень, на котором болатилсь две кобуры, он ловким движением поймал пряжку и застегнул его у себя на поясе. Затем, перепрыгнув через костер, он схватил девушку и потащил ее в темноту.
      Пока она тихонько причитала и плакала от облегчения, его торопливые, обезумевшие пальцы распутывали и разрывали узлы.
      - Ты знаешь, где лошади? - спросил он. - Быстро отправляйся туда! Возьми двоих, а остальных разгони. А потом дожидайся меня у начала тропы.
      Не задавая лишних вопросов, девушка исчезла в темноте.
      Братьев слышно не было. Посиневший Мигель лежал на земле у костра. Он был еще жив.
      Малыш вглядывался в темноту, надеясь вовремя заметить приближение братьев Френандес. Оба они были вооружены, и оба слыли меткими стрелками, так что в случае чего одолеть их будет не так-то просто. Он тихо отступал в темноту, надеясь вскоре добраться до лошадей, но стараясь держаться на некотором расстоянии от девушки.
      Условного знака от нее все еще не было. Затем он услышал, как фыркает и бьет копытом лошадь. Он ждал. Где-то поблизости послышались чьи-то осторожные шаги, и звук был таким тихим, что он сумел едва расслышать его. Малыш порывисто обернулся, держа наготове пистолет, и тут же увидел возникший из темноты силуэт Койота, еле различимый на фоне слабого света от костра.
      Они мгновенно вскинули пистолеты, и оба выстрела прогремели одновременно. Малыш почувствовал, как его что-то ударило в бок. Было не больно, как будто его просто кто-то сильно толкнул. Он выстрелил снова и увидел, как огромный силуэт Койота вздрогнул, и в тот же самый момент откуда-то со стороны, где должны были быть привязаны лошади, раздался пронзительный визг.
      Развернувшись, он со всех ног бросился туда. Из темноты доносились звуки какой-то возни, потом послышалось сдавленное проклятье и звонкая пощечина. Он тут же увидел их, и сунув пистолет в кобуру, Малыш набросился на Хуана, крепко хватая его одной рукой за шиворот, а другой за ремень.
      Одним мощным рывком он оттащил мексиканца и отбросил его в сторону. Вскрикнув, Хуан перевернулся в воздухе и со всего маху шлепнулся на землю, принимая сидячее положение. Должно быть, падая он успел выхватить пистолет, так как в этот же самй момент его револьвер вдруг выстрелил, а потом прогремел ответный выстрел Малыша.
      Хуан Фернандес откатился в сторону, и Мылаш тоже бросился ничком на землю. Они лежали всего в нескольких футах друг от друга, и каждый только и дожидался того, чтобы противник дал о себе знать. Где-то справа от них, последовав их же примеру, девушка тоже залегла на землю. Оставленный у костра Мигель, наверное, уже приходит в себя. Так что действовать необходимо без промедления.
      Малыш слышал, как где-то неподалеку зацокали лошадиные копыта, так что, очевидно, Бесс все же удалось благополучно добраться до них, после того, как он отшвырнул от нее Хуана. Было очень тихо, и затем ему показалось, что где-то справа от него произошло какое-то легкое движение.
      Подняв с земли небольшой камешек он бросил его в воду. Никакой реакции. Выстрела не последовало. Осторожно поднявшись на ноги, он пристально вгляделся в темноту перед собой. Захордя с боку, он направился туда, где, по его рассчетам, должен был бы находиться Хуан. Но оказавшись на месте, он с изумлением обнаружил, что бандит куда-то исчез!
      Обернувшись, и бросив взгляд в сторону костра, он увидел, что Мигеля там тоже уже не было.
      Держа пистолет наготове, он начал пробираться к началу тропы, где его должна была дожидаться Бесс.
      * * *
      Внезапное исчезновение братьев немало встревожило его. Их ненависть, которую они испытывали по отношению к нему из-за смерти Туза, вполне можно было счеть милой детской шалостью по сравнению с тем, что они должны были бы испытывать к нему теперь, когда он убежал от них, убил Педро и лишил их общества Бесс О'Нил. К тому же братья Фернандес вполне отдавали себе отчет в том, что если двоим их пленникам удастся выбраться из этой долины, то имсамим появляться в Арагоне больше не придется.
      Где-то поблизости раздался тихий шорок, и Малыш тут же замер, пригнувшись и держа наготове револьвер. Затем ему стал виден чей-то темный силуэт, но едва он успел вскинуть руку и прицелиться, как ему показалось, что потянув носом воздух, он чувствует тонкий, еле уловимый аромат духов!
      Выждав момент, а затем решил рискнуть.
      - Бесс! - зашипел он.
      Возникнув из темноты, она тут же оказалась рядом с ним, и приблизив губы к самому его уху, чуть слышно зашептала.
      - Мигель засел у выезды на тропу! Мы не сможем уехать!
      - А лошади?
      - Я оставила их в пещере под скалой. Рядом с идолом!
      Взяв ее за руку, он начал осторожно пробираться к указанному ею месту. В пещере было очень темно. Она прижалась к нему, и он обнял ее за талию. Сумев-таки освободиться от пут, связывавших ему руки, стоя рядом с Бесс О'Нил и заполучив обратно свои пистолеты, Малыш Кактус снова чувствовал себя самим собой. Он был суров и сосредоточен. Он ждал.
      Вот наступит утро, и тогда... ну, тогда братья Фернандес могут удрать отсюда и пуститься в бега, или же, если уж им так не терпится, умереть, оставшись здесь.
      Наступил рассвет, и по дальней стене каньона медленно поползла постепенно светлеющая полоса таинственного серого света нарождающегося дня. Мягкий серый свет ложился на каменный уступ. Муравьи, даже не догадывающиеся о том, какого угощения они лишились этой ночью, энергично занялись своими повседневными делами, и Малыш, прислонившись спиной к стене пещеры, сидя рядом с Бесс О'Нил, голова которой покоилась у него на плече, глядел на рассвет и был благодарен судьбе.
      Похоже, что муравьи были единственными живыми существами во всей округе. Он поднялся на ноги и разбудил девушку, после чего они сели на коней и направили их шагом в сторону тропы. Когда они обогнули завал из нескольких валунов, загораживавший им весь обзор, то на тропе никого не оказалось.
      - Похоже, они уехали! - сказал Малыш.
      - Еще нет.
      Хуан Фернандес, вместе с Мигелем, появились из-за валунов, оказываясь сбоку от них. Взгляд Хуана был полон жгучей ненависти, а револьвер в его руке давал довольно ясное представление о его намерениях.
      - И мы собираемся убить вас, сеньор.
      - Похоже на то, - спокойно согласился Малыш. - Тогда может хоть покурить позволите напоследок?
      Хуан пожал плечами.
      - Почему бы и нет? Надеюсь, табак и бумагу ты держишь в нагрудном кармане?
      Малыш Кактус очень осторожно достал и то и другое и свернул сигарету.
      - Какая жалость, - вздохнул он, - еще всего несколько минут, и мы были бы уже на свободе. - Зажав сигарету в зубах, он зажег спичку, чиркнув ею о седло. Затем, он взглянул на Хуана и усмехнулся, держа горящую спичку в руке. - Ты не обижайся, но вчера ночью мне тебя все же следовало бы убить. Но не радуйся, ребята из Арагона тебя все равно поймают. Они догадаются, что к чему. - Спичка горела медленно. Слишком медленно. Кто-нибудь наверняка должен был видеть, как ты увозил Бесс.
      - Никто нас не видел, - довольно ответил Хуан. - А если ты все еще собираешься курить, то тебе лучше поджечь сигарету.
      - И тем не менее, - возразил Малыш, - мне кажется... - Тут ползшее по спичке пламя коснулось его пальцев, и вздрогнув от боли, он вскрикнул, Черт, - и взмахнул рукой, выбрасывая спичку.
      Но только на этом движение его руки не закончилось. Он выхватил пистолет, и его выстрел прогремел одновременно с тем, как успел спустить курок Фернандес. Пуля Хуана прочертила борозду по коже передней луки седла, пройдя как раз перед ним, но зато его выстрел пришелся Хуану прямо в грудь, и в тот же самый момент, как тот нетвердо покачнувшись, повалился на землю, Малыш Кактус выстрелил снова.
      Выпустив из руки пистолет, Мигель схватился за бок, и на его лице было написано выражение искреннего изумления. Он выпал из седла и растянулся на земле, а из-за гор уже выглянул краешек солнца. Хуан попытался было подняться на ноги, но это оказалось ему не под силу, и он снова упал, опрокинувшись на спину.
      Спустя два часа, и проехав за это время около двенадцати миль пути, направляясь на ранчо, где Бесс жила со своим дядюшкой, Малыш Кактус сдвинул на затылок сомбреро и взглянул на свою спутницу. Ее глаза сияли от восторга, а взгляд был весьма многообещающ.
      - Какой ты храбрый! - сказала она.
      Малыш неодобрительно задвигал плечами.
      - Ну что ты, - сказал он. - Это было просто везение. - А затем, вспомнив о каменном наконечнике древней стрелы, добавил: - Просто везение и милость богов яки. Они благоволили ко мне, то есть, к нам.
      - Ты можешь говорить, что угодно! - упорствовала она. - Но, по-моему, ты был просто великолепен!
      Благодушно улыбнувшись, Малыш Кактус провел ногтями по переду рубахи, а затем, потупившись, взглянул на них.
      - Ну конечно же, - согласился он, - наверное ты права. Да и кто я такой, чтобы спорить с дамой?
      ДОЛИНА СОЛНЦА
      Человек, лежавший ничком на земле близ зарослей чольи еще не был мертв. Рядом валялся так и не успевший выстрелить пистолет. Он лежал все в том же положении, что и шесть часов назад, когда упал на землю, сраженный сразу двумя пулями. На спине его выгоревшей на солнце рубахи темнело большое пятно запекшейся крови, высохшее под раскаленным солнцем.
      Над ним, на манер башни средневекового замка, возвышалась уходящая в небо вершина Рэттлснейк-Бьютт - Горы Гремучей Змеи. Словно одинокий страж высилась она над опаленными солнцем просторами пустыни.
      У самых пальцев раненного человека остановилась пробегавшая мимо маленькая ящерка. Сквозь тонкую полупрозрачную кожицу можно было разглядеть, как бьется ее крохотное сердечко, в то время как она, неподвижно застыв, удивленно и с тревогой глядела на большого человека, распростершегося на земле. В неподвижном, застоявшемся воздухе терпко пахло кровью и потом - это был запах опасности.
      Лежавший под палящим солнце человек напряг мускулы и слегка пошевелился. Ящерка испуганно кинулась прочь, мгновенно исчезая в лабиринте из камней и чахлых кустиков меските. Но мускулы раненного человека снова расслабились, и он остался лежать на земле. И все же с этим чуть заметным движением, каким бы слабым оно не было, жизнь понемногу возвращалась к нему. Мало по малу, подобно тому, как вода точит камень, прокладывая себе путь сквозь скалы, сознание тоже начинало возвращаться.
      Он открыл глаза, но это случилось гораздо раньше, чем ему удалось вспомнить, где он находится. Поначалу он просто лежал, не думая ни о чем, пока осознание собственной странной неподвижности, наконец, дошло до его рассудка, заставив его задуматься о том, что могло послужить причиной для этого.
      И тут его память словно прорвала плотину, воздвигнутую пережитым после ранения шоком, и его захлестнули воспоминания.
      Он знал, что в него стреляли. Будучи неплохо знаком с теми, кто совершил это нападение, он понимал, что его бросили здесь, решив, что он мертв. И тогда он не преминул подметить про себя, что теперь это было ему только на руку.
      Он мысленно обследовал свое тело. Он был явно ранен, но куда и насколько серьезно, это ему только предстояло узнать. Судя по ноющей боли в голове, одна из пуль, скорее всего угодила именно туда. Он также чувствовал, что у него онемел весь левый бок.
      Больше здесь оставаться нельзя. Первым делом нужно где-то укрыться от солнца. А уж потом можно будет решить, как быть и что делать дальше. Будучи человеком привычным к длительным переездам по пустыне, он как никто хорошо знал о том, как опасно лежать на солнце, под лучами которого тело лишается влаги. Жара и жажда в пустыне представляли собой куда большую опасность для жизни, чем люди, намеревавшиеся убить его.
      * * *
      Бретт Ларейн уперся ладонями в песок и попробовал приподняться и встать, осторожно сгибая колени. Руки и ноги слушались его, что было хорошим признаком. Оказаться сейчас в беспомощном положении означало бы верную смерть.
      Стоя на коленях, он поднял руку и ощупал рану на голове. Так и есть, она была там, ни больше ни меньше. И скорее всего он еще сиьлно ударился головой при падении. Рана в левом боку оказалась намного серьезней, и судя по засохшим пятнам на рубахе и штанах, он понял, что ему, должно быть, пришлось потерять много крови.
      Когда человек теряет кровь, то его начинает мучить жажда, и это была еще одна опасность.
      Подобрав с земли револьвер, он сунул его обратно в кобуру. Выстрел, выбивший его из седла, раздался без предупреждения. Сам же он схватился за пистолет инстинктивно, привычным движением человека, привыкшего во многом полагаться на силу оружия. Это был скорее порыв, чем осознанное действие.
      Он неуверенно поднялся на ноги и оглянулся по сторонам, ища взглядом своего коня, но того нигде не было видно.
      Итак, они все забрали с собой, и вот он остался один-оденешенек посреди пустыни, за многие мили от возможной помощи, да еще к тому же и без коня, и это было равносильно смерному приговору.
      Под нависшим над землей каменным карнизом скалы царила тень, и он направился туда, ступая как можно осторожнее. Добравшись до места, он опустился на землю, стараясь не делать резких движений. Он опасался, что рана в боку может открыться снова и кровотечение возобновится. Ощущая необычную слабость, он сидел на земле, прерывисто дыша и едва не умирая от страха. Накатил приступ тошноты, вставший комом в горле.
      Ему хотелось жить, ему отчаянно хотелось жить.
      Он хотел снова увидеть Марту, довести до конца работу, за которую он взялся специально ради нее. Ему нетерпелось отплатить тем, кто напал на него из засады. У него все получится, а потому он не должен умереть в одиночестве, сидя в тени скалы, затерявшейся среди выженной солнцем пустыни.
      И все же, будучи реалистом, он прекрасно понимал, что его шансы выжить очень невелики. Оказавшись посреди этой пустыни даже сильный, здоровый мужчина, пожалуй, оценил бы вероятность благоприятного для себя исхода, как пятьдесят к одному, и разумеется, не в свою пользу. А уж для раненого, это соотношение возрастало до величин, неподвластных пониманию простого ковбоя.