Брайан ЛАМЛИ
      Дом дверей: Второй визит
      Перевод с английского В Федорова
      Анонс
      Пространственные аномалии?
      Дыры в нашей реальности?
      Негативные зон?
      Или - попросту очередное появление в нашем мире Дома Дверей?
      Странной инопланетной машины, своеобразною "синтезатора чудес", создающего ЛАБИРИНТ МИРОВ?
      Кому из людей НА ЭТОТ РАЗ придется доказывать создателям Дома Дверей, что наше человечество достойно остаться в живых?!
      Эта книга посвящается Киту Гранту, Дону Крейну и "Секте Даунлайнеров" да, "Панкам из Склепов"!
      Глава первая
      В провинции Шандунь Кину Сун широко зевнул, поднялся с камышовой циновки и снял со стены две свернутые сети. Он вытащил на улицу первую сеть, когда лучи зари только коснулись Шанхая, проскользнув над водами Желтого моря. А потом рыбак взглянул на узкую полоску берега, отделяющую джунгли от океана. Его лодка стояла на краю волнореза. Море было тихим - никакой ряби. Так всегда бывает перед штормом.
      Двигаясь бесшумно, чтобы не разбудить находящуюся на последнем месяце беременности жену, которая спала в отдельной комнатке, Сун вернулся в дом, надел широкополую шляпу, взял вторую сеть, потащил ее наружу и.., уронил.
      Его лодка исчезла. На ее месте, там, где раньше был волнорез. Кину увидел великолепную сверкающую пагоду, верхние ярусы которой подымались над водой, наверное, футов на сто!
      Невозможно! Он потер свои раскосые, еще слипающиеся со сна глаза и посмотрел вновь. Пагода оставалась на месте! Она была настоящей! Чудесная пагода, покрытая сверкающей плиткой из нефрита или оникса, а может, и того и другого, и волны потревоженного океана вновь и вновь накатывали на нее и кипели белоснежной пеной, словно этот - этот что, этот храм? - внезапно поднялся из глубин, вытолкнутый каким-то землетрясением, заставившим воды расступиться. Вот только Кину Сун знал, что здесь, на мелководье, нет никаких тайных глубин, а эта невероятная пагода сверкала чистотой, словно ее только-только построили или изваяли. Но кто же это сделал, какой фантастический строитель или ваятель способен возвести строение в мгновение ока?
      Огромная, удивительная пагода. Но...
      У нее не было ни дверей, ни окон.
      ***
      Несколько долгих секунд ошарашенный Кину Сун стоял, испытывая невольную благоговейную дрожь и впитывая взглядом то, чего не мог воспринять его мозг.
      В его уши бил плеск новорожденных волн, а первые лучи солнца ослепляли, отражаясь от затейливого орнамента и экзотической резьбы на стенах пагоды. Какая-то морская птица спланировала на угловой завиток предпоследнего яруса и уселась там, трепеща белым оперением. Так что эта штука была не простым миражом" а являлась самой настоящей пагодой и не оставляла рыбаку никакого места для сомнения.
      Да, настоящей, но возникшей в результате какого-то колоссального колдовства! Вот только...
      Колдовства ли? Кину Сун не видел в нем никакой нужды. Неподалеку от Киндао, на юге, ему однажды довелось поглядеть на то, как ракеты взлетают с тайных пусковых шахт в джунглях и описывают кривые над Желтым морем, словно вырастая из вытягивающихся стеблей белого дыма. И как затем обрушиваются на корабли-мишени, хрупкие учебные суда, чтобы уничтожить их во взрыве огня и кипящего океана. Какое колдовство могло сравниться с этим? И как насчет телефона, радио и телевидения? В деревне имелось три телефона, несколько радиоприемников и - да! - даже два телевизора! Поэтому Кину Сун достаточно хорошо знал, что в мире полным-полно вещей, способных соперничать с любым колдовством древних времен.
      Сорок лет назад отец Кину Суна, выходец из Северной Кореи (его настоящая фамилия была Ким, Ким Цзу), сражался против Юга вместе с соотечественниками и солдатами НОАК <НОАК - Народно-Освободительная Армия Китая.>. С прекращением военных действий ему пришлось покинуть родные места, и он вместе с семьей переправился в Китай, в Киндао. Он рассказывал об оружии столь ужасающем, что у слушателей кровь стыла в жилах.
      - Мы боялись, что если война продолжится, те американские собаки решат разделаться с Северной Кореей, а может, и с Китаем так же, как в свое время с Японией.
      Ведь у них же есть бомба, способная уничтожить целый город в одной яркой вспышке света! - говорил он и обращался к сыну:
      - Твои предки боялись колдовства. Но теперь есть более могущественные враги. Из-за того что люди полезли исследовать атом, существование мира под угрозой. Особенно опасно стало жить в больших городах!
      Теперь, когда я заслужил китайское гражданство, нас будут защищать зеленые джунгли, а обеспечивать всем необходимым станет Желтое море.
      И действительно, Ким Цзу покинул Киндао и переехал с семьей миль на тридцать к юго-востоку, в джунгли, выходящие к морю, где и зажил простой жизнью рыбака...
      Отец и мать уже умерли, а Сун теперь взрослый мужчина. Но слова отца он запомнил хорошо. Поэтому-то и держался, в общем-то, особняком и жил в доме у моря, на окраине деревеньки, и пошел по стопам отца.
      Или, вернее, в его кильватере, поскольку оба были рыбаками.
      Он женился" на китаянке, имя которой - Лянь - переводилось как Лотос, и теперь она ждала ребенка. Сун молился о мальчике, желая продолжить традицию и в будущем передать ему все тайны моря. А теперь...
      А теперь у моря появилась новая, пока еще не разгаданная тайна.
      Конечно, пагода будет видна всем деревенским, но Сун находился совсем рядом, и если он проявит достаточно смелости, то может оказаться первым, кто ступит на мраморную лестницу, ведущую к.., чему? Дверей нет!
      А если заявить свои права на обнаруженное чудо? Но это у него вряд ли получится, особенно в том случае, если это какая-то государственная тайна, какая-нибудь штука, связанная с защитой страны или даже с планами нападения Китая на Северную Корею, вроде тех ракетных шахт в джунглях. Хотя пагода не похожа на стратегическое сооружение... В любом случае, строение занимало территорию, владельцем которой являлся Кину Сун, ему и надлежало первым исследовать пагоду, пока этим не занялся кто-нибудь другой.
      - Ким Сун, ты что-то сказал? - сонно окликнула жена, очевидно, почувствовав его внутреннее состояние. - Что-то случилось?
      Когда они были наедине. Лотос называла мужа по его корейской фамилии, чем доставляла ему большое удовольствие. Да, она любила его, но вот ее родители не шибко жаловали зятя. Они пользовались в деревне немалым весом, а Кину Сун - очень и очень небольшим. Но если он станет первым, кто выйдет в Желтое море и попробует проникнуть в эту удивительную пагоду.., то, несомненно, сильно подымет свой престиж.
      Сун принял решение. А появление в поле зрения потерянной лодки, возникшей на омываемом волнами берегу, только подтвердило его.
      - Ничего не случилось, - солгал он, обретя дар речи. - Собираюсь порыбачить. Извини, что разбудил.
      - Пустяки, - вздохнула жена, и по шороху циновки он понял, что она перевернулась на другой бок. - Поймай побольше рыбы, - сонно пробормотала Лотос.
      "Возможно, я поймаю самую большую рыбу, какую ты только можешь себе представить", - подумал Сун.
      Оставив сети на крыльце, он пустился бегом по тропинке к своей лодке...
      ***
      Очевидно, эта пагода все-таки была миражом. Сидевшая на верхнем завитке орнамента морская птица тоже никак не могла решить, что же это такое. Она подпрыгивала, переминалась с одной перепончатой лапки на другую и, казалось, совершенно не могла обрести равновесия. И Кину Сун догадывался почему. Складывалось такое впечатление, словно пагода лишь наполовину находилась здесь. Да, вокруг нее волновались воды Желтого моря, бились о стены, но.., это, пожалуй, самое странное из всего увиденного Суном, вблизи очертания пагоды выглядели какими-то.., размытыми?.. Словно радиочастота, не желающая оставаться настроенной, или изображение на экране телевизора, отказывающееся становиться четким. Во время муссонов Сун наблюдал такие атмосферные помехи. Но эта штука казалась трехмерной, массивной. Она вытесняла воду, пусть даже со странными колебаниями. И, по определению, как может быть "массивным" нечто, не являющееся твердым? Ответ казался простым: никак не может.
      Существовала лишь одна возможность: Кину Сун сошел с ума. Но что же свело его с ума-то? Наверное, одинокое существование рыбака-отшельника. Но ведь теперь с ним Лотос! Тогда ее родные.., может, они отравили его? Но их неприязнь к Кину Суну едва ли доходила до такой степени, и, наоборот, они очень любили Лотос. Не станут же они причинять вред тому, к кому дочь настолько неравнодушна! Да и в любом случае, если он сошел с ума, то и та скачущая на предпоследнем ярусе морская птица тоже спятила.
      И в самом деле, птица выглядела спятившей оттого, что все никак не желала сидеть спокойно...
      Волны шлепали по его лодочке, пока Сун подруливал к основанию пагоды, сталкиваясь с немалыми трудностями. Наконец он сумел причалить, поднял на корму суденышка небольшой мотор с винтом на длинном штоке. Но как же бросить якорь? Массивные ступени выходили из желто-зеленой воды, образуя первую ровную платформу.., первый этаж пагоды? Ну, выглядело все именно так. И тут сам собой напрашивался вопрос: если это и вправду первый этаж, то что же находилось на илистом дне на глубине в пять-шесть метров? Конструкция пагоды выглядела совершенно нетипичной - или преднамеренно хитроумной? А может, это вовсе не фундамент, а все двери пагоды располагаются под водой?
      Но где же тогда окна? Почему нет никаких балконов? Сун прикрепил якорь - или, скорее, "кошку" - на одну из белокаменных завитушек орнамента и, держась за линь, вылез из лодки на первую ступеньку, купающуюся в брызгах потревоженных вод.
      Вода вызывала странное покалывание при соприкосновении с телом. Ощущение походило на слабый электрошок, настолько легкий, что Сун мог и ошибиться.
      Или, может, сказывалась необычность его положения, ведь он находился на чем-то, чего каких-нибудь двадцать минут назад здесь и в помине не было! Неудивительно, что пагода казалась не материальной!
      В глубине души Суна снова шевельнулся червячок сомнения в реальности пагоды. Но сам-то он был реален и действительно находился здесь, и карабкался на следующий ярус по новенькой - с иголочки! - лестнице (да, пагода была таки с иголочки новой), пока эти эксцентричные маленькие волны не утащили его обратно в море. И его суденышко действительно покачивалось на волнах, а пагода тянулась все выше и выше, блистая в утреннем свете своим великолепием. Она высилась, сверкающая - или, скорее, мерцающая - и предельно чуждая.
      Мерцающая...
      Возможно, это определение имело какое-то отношение к ощущению большой, но сдерживаемой наэлектризованности. Возможно, покалывание было очень быстрой вибрацией слабого электрического разряда. Но "чуждая"? Откуда взялась такая мысль? Чуждая не в том смысле, как существо или вещь из какого-то иного мира. Пагода словно бросала вызов земной логике.
      Одно слово все вертелось у Суна на кончике языка.
      А затем слетело с него:
      - Имитация!
      Пагода без окон и без дверей? Эта штука выглядела реально, но это не настоящая пагода. Это имитация!
      И пока еще не идеальная имитация.
      Смазанность линий теперь усилилась, вибрации ускорились. Сун увидел, что все грани пагоды мерцают, словно струна смычка, когда к ней прикоснешься, или колокольчики, когда играешь на флейте возле них. А затем откуда-то с высоты донеслось внезапное шипение и треск статического электричества, или, во всяком случае, какой-то энергии. И столь же внезапно рыбак Кину Сун ощутил смертельный страх.
      Защищая руками лицо (отчего - он не знал), Сун посмотрел вверх. Он стоял на платформе, отделенной от волнующихся вод тремя массивными, широкими ступеньками лестницы, а мерцающая, "нереальная" пагода вздымалась над ним футов на сто. Но так как каждый уровень был отодвинут от предыдущего, как на пирамиде, то Сун видел даже самый верхний ярус. Неожиданно по всему пугающему строению пошли извивающиеся и потрескивающие бело-голубые энергетические разряды.
      И это оказалось только началом.
      По лестнице всего несколькими ярусами выше того уровня, где он стоял, внезапно пробежала рябь, словно пагода была не плотнее воды. И в глубине души Сун понял, что это не просто воздействие какого-то странного жаркого марева - во всяком случае, не земного жаркого марева. И теперь слово "чуждая" раскрыло свое истинное значение - инопланетная, внеземная.
      Суну доводилось видеть научно-фантастические фильмы: на их деревенские телеэкраны часто попадала японская разновидность этой кинопродукции. Но он видел фильмы ужасов.
      Рябь растекалась и, покинув лестницу, побежала по широкому центральному стержню пагоды. И в то время, как основание и лестница снова показались прочными, первый уровень или платформа футами восемнадцатью выше Суна завибрировала, словно тонкий полог тента под внезапным порывом свежего ветра. Продолжалось это всего мгновенье, а затем вибрация двинулась дальше и продолжила свое "восхождение" на пагоду. Извивались и трещали струи энергии, и каждый уровень пагоды поочередно проделывал всю метаморфозу - от прочного, реального, до колышущегося, нематериального и обратно.
      Процесс преобразования все ускорялся, воздух начинал гудеть, словно динамо-машина; и через какие-то несколько секунд предпоследний и верхний ярусы ненадолго скрылись в бело-голубом пламени. Затем эта странная рябь повернула вспять и пошла обратно вниз. Теперь она двигалась потрясающе быстро, словно волна на трибунах стадиона, какую Сун видел по телевизору на Олимпиаде в Сеуле шесть лет назад. Но впереди волны с безумным клекотанием и разлетающимися, словно осколки бомбы, кроваво-красными перьями падало еще кое-что.
      Морская птица рухнула на лестницу всего лишь в нескольких шагах от напружинившегося Суна. Ножки у птицы были отрезаны по середине бедер, правое крыло - по первое сочленение. Окровавленное и клекочущее от боли, это искалеченное создание носилось, описывая маленький, безнадежный круг. А один беглый взгляд вверх показал ужаснувшемуся Суну: то, что изувечило птицу, вот-вот доберется и до него!
      Искусно высеченная лестничная площадка прямо над Суном уже струилась и корчилась в коконе неземных энергетических разрядов, и все строение начало коробиться, теряя прежний вид. Суна словно парализовало, в то время как эта кошмарная метаморфоза стремительно надвигалась прямо на него по плавящимся ступенькам лестницы!
      И в тот же самый миг, темный или, наверное, не такой уж и темный, рыбак Сун понял: когда пагода затвердеет в своей окончательной, физической постоянной форме, она купит право существовать за счет какой-либо иной реальности, с какой ей доведется в то время граничить. Он понял (интуитивно, неосознанно, как каждый понимает необходимость избегать встречных машин или бегущего стада буйволов), что одно пространство может одновременно вместить не более чем один материальный предмет. И для него стало очевидным, что он, как и эта бьющая крыльями морская птица, является более слабой реальностью, чем сила, которая неслась на него.
      Когда неведомая сила уже готовилась поглотить Суна и мерцающие энергии образовали готовую сомкнуться сеть, он наконец вышел из ступора и, очертя голову, нырнул в океан. Оттолкнувшись от каменной лестницы левой ногой, Сун почувствовал страшное притяжение, словно его сандалия на мгновение прилипла к ступеньке; а затем он полетел, рассекая пульсирующий воздух, и, миг спустя, погрузился в неспокойные воды.
      Он так и не понял, каким же образом ему удалось оторваться от "твердого" края пагоды, возможно - только сверхчеловеческим усилием. Но он вошел в шипящее море под углом в сорок пять градусов. А та страшная сила, размывающая, коробящая границы реального мира, не отставала. Сун пролетел всего в нескольких дюймах от уходящих в воду ступенек лестницы, пронесся над краем основания пагоды и, наконец, почувствовал, как Желтое море раскрыло ему свою безопасную громаду. Затем, подняв уйму пузырьков, Сун оглянулся.
      Он погрузился метра на четыре, и мир под водой казался каким-то смазанным. Но даже отсюда было видно, что пагода обрела реальную твердость. У нее и впрямь имелся вход, своего рода дверь - отверстие в виде не правильного многоугольника, ведущее в ядро лжепагоды. А по обеим сторонам от этого отверстия - пара граненных овальных кристаллов, похожих на окаменевшие подводные светильники. Сун сразу же почувствовал исходящую от входа чужеродную угрозу. Этот потайной, освещенный зеленым светом подводный туннель, уходящий под углом в неясную глубь, напоминал зияющую пасть, охраняемую кристаллическими глазами. Сун вглядывался в туннель и смертельно боялся его. Ибо эта чуждая пагода и снаружи казалась достаточно устрашающей, а что уж там таилось внутри...
      Грани в овальных кристаллах изменили угол наклона.
      Все выглядело так, словно пара глаз, настоящих глаз, моргнула и вновь сфокусировала взгляд на Кину Суне!
      Он забил ногами, рванувшись к поверхности - и Желтое море сделалось красным. Кристаллы запылали красным светом, похожим на адское пламя, повернулись, поймав Суна в перекрестье пульсирующих лучей, и поволокли его ногами вперед в зияющую щель двери. Или рта?
      А когда тень проема упала на него, кристаллы постепенно потускнели и совсем погасли, Сун почувствовал воздействие новой силы: сильнейшее течение неудержимо всасывало его в темноту. А он даже завопить не смел, боясь наглотаться воды.
      Но если бы он знал, куда его несет, то вполне мог бы завопить, даже рискуя утонуть - или с радостью предпочтя утонуть.
      ***
      Жители деревни нашли ремешок от сандалии Кину Суна, плавающий около того, что осталось от его лодки.
      Всего лишь ремешок, перерезанный, словно бритвой, в трех местах, где он некогда соединялся с подошвой. Что же касалось суденышка...
      Корму обнаружили покачивающейся на волнах отрезанным концом кверху не слишком далеко от пагоды.
      Нос лодки с отсеком для хранения сетей содержал в себе достаточно воздуха, чтобы остаться на плаву, а якорь-кошка Суна застрял в водорослях на дне, не дав течению унести обломки суденышка.
      Когда же якорь вытащили на берег, то увидели, что он представляет собой застывший сгусток расплавленного металла с одним едва выступающим зубцом.
      Не считая этих фактов, ничто не указывало на местонахождение рыбака Кину Суна.
      Глава вторая
      Спенсер Джилл покинул аудиторию, где выступал перед скептически настроенным собранием радиоастрономов и астрофизиков, будучи смущен и рассержен. Смущался он из-за скудости своего словарного запаса (нет, будем честны, из-за скудости своих научных и технических знаний), не позволявшего ему разговаривать с аудиторией на равных, а сердился из-за подозрения, что они поведали ему далеко не все об этом деле. А "это дело" являлось проблемой с радиотелескопом обсерватории "Джорделл-Бэнк", вернее, с посторонним эхо-сигналом'. А еще точнее - тот же эхо-сигнал появился в радиотелескопах всего мира.
      Водитель Джилла, одетый в штатское, но с карточкой министерства обороны на лацкане, терпеливо дожидался его на автостоянке, прислонившись к сверкающему скоростному пежо. Он торчал там уже больше двух часов, но явно не страдал от скуки - благодаря долгой практике, как предполагал Джилл. На капоте машины красовался хромированный флажок, по центру над крыльями располагались хромированные пластинки со звездами, окна были с пуленепробиваемыми стеклами. Все это красноречиво указывало на предназначение автомобиля для VIP , то есть для перевозки из пункта "А" в пункт "Б", где бы тот ни находился, особ королевской крови, высшего военного начальства, членов правительства, дипломатов и прочих высокопоставленных чиновников.       Пунктом "А" в данном случае являлся радиотелескоп в Массачусетсе, а пунктом "Б" должен был стать железнодорожный вокзал в Кру. Но, расположившись поудобнее на широком заднем сиденье автомобиля, Джилл заметил, что шофер свернул с автостоянки не в ту сторону.
      Джилл подался вперед, чтобы спросить водителя, в чем собственно дело, но тот опередил его, передав нацарапанную от руки записку, которая гласила: "Доставить мистера Джилла по координатам..." Спенсер не стал утруждать себя чтением цифр. Карты-то у него все равно не было. Но у шофера она имелась.
      - Это аэродром, который находится примерно в миле к северу отсюда, водитель увидел в зеркальце, как нахмурился Джилл, и помахал ему сложенной картой военно-топографической съемки. - Вертушка, что пролетела надо мной пятнадцать минут назад, сделала круг над автостоянкой, а затем направилась на север, полагаю, за вами, сэр. Я видел, как она снижалась. А потом, это послание - от министра. - Он кивнул на рацию машины.
      Когда от Спенсера требовалось выполнить для министерства обороны работу особого характера, всем распоряжался министр. Этот человек, собственно, и отправил его взглянуть на радиотелескоп в "Джорделл-Бэнк", и именно это обстоятельство и заставило Джилла решить, что сообщили ему далеко не все, поскольку он никак не мог связать между собой "Джорделл-Бэнк" и министерство обороны. Радиотелескоп служил для исследования далеких звезд, это вам не какая-то суперкомпьютеризированная радиолокационная станция, следящая круглые сутки - не подлетают ли какие-нибудь баллистические ракеты. У обсерватории и министерства обороны попросту не имелось ничего общего, или так, во всяком случае, обстояло дело до этого эхо-сигнала. И тут, несмотря на разгар июля и температуру, поднявшуюся до семидесяти градусов по Фаренгейту, Джилл внезапно ощутил холодок. Предчувствуя, что именно это означало, он сразу же выбросил пришедшее объяснение из головы. Все случившееся тогда кончено и забыто, никаких подобных неприятностей больше не будет. По крайней мере, со стороны фонов...
      - С вами все в порядке, сэр? - спросил шофер, вернув задумавшегося Джилла с небес на землю - или на Землю.
      Вздрогнув, Спенсер посмотрел на него через зеркальце заднего обзора:
      - Я что-то сделал или сказал? - спросил он, неловко качая головой. - В смысле, у меня какой-то странный вид или что-то в этом роде?
      Водитель пожал плечами.
      - Да так, на мгновение ваше лицо сделалось.., ну, скажем, весьма серьезным. Нахмуренные брови, закушенная губа. Что-то стряслось? Вы что-нибудь забыли?
      Я могу чем-то помочь?
      Настала очередь Джилла пожать плечами. Он не мог об этом говорить: не имел права откровенничать со всяким любопытным, но, действительно, "стряслось" несколько вещей. И ничего нельзя поделать, даже с кем-то посоветоваться, пока он не составит себе более полную картину.
      За окном проплывало ясное голубое небо, а Спенсер снова нахмурился и начал покусывать губу. Да, сейчас-то небо ясное, но прошлой ночью, на протяжении двух часов, оно таким не было. И все же, с точки зрения любого радиоастронома, оно оставалось необыкновенно ясным. Более ясным, чем когда-либо раньше за всю историю человечества.
      Явно какой-то эхо-сигнал или эхо-сигналы.
      Или, может быть, нечто иное? Может быть, нечто совершенно иное...
      ***
      У аэродрома имелись ворота, и на перекладине, сгорбившись, сидел министр Джилла, Джордж Артур Уэйт (якобы "нижестоящий" в министерстве обороны, но Спенсер знал, что это всего лишь уловка с целью придать его посту некую степень неясности). Красивый и небрежно одетый, разгуливавший без галстука, с расстегнутым воротником шелковой желтой рубашки, видневшейся из-под легкого серого пиджака, Уэйт походил на молодого богатого бездельника - что-то типа всезнайки-подростка, который так толком и не повзрослел. Джиллу подумалось, что, если прищурить глаза, можно увидеть пресловутую сорочку, в которой родился Уэйт.
      Вытянув длинные ноги и легко спрыгнув с ворот, Уэйт встретил автомобиль. Позади на аэродроме стоял вертолет, лопасти его винта медленно вращались в ожидании.
      - Спенсер, - улыбнулся Уэйт льстивой улыбкой и протянул руку Джиллу, когда тот вылез из машины.
      Они обменялись рукопожатиями, и Джилл сказал:
      - Джордж, ты по-прежнему выглядишь как плейбой.
      Да, самый натуральный плейбой. Ничего консервативного не было в этом субъекте. Никакого костюма в тонкую полоску или котелка, ни сложенного зонтика, ни свежей "Тайме". Длинноногий, сладкоречивый, подающий-большие-надежды-ничего-особого-не-делая Джордж Артур Уэйт. Или иногда "король Артур" - для своих подчиненных (вероятно, из-за присущей ему язвительности, вполне способной сравниться по остроте с Экскалибуром). Надо сказать, что внешность Уэйта была очень обманчивой...
      Покуда Джилл окидывал быстрым, но внимательным взглядом министра, Уэйт, в свою очередь, изучал его - и не только видимое глазу.
      При росте где-то в пять футов одиннадцать дюймов Спенсер Джилл был дюйма на два пониже Уэйта, но гораздо массивнее. И при тридцатисемилетнем возрасте он был на три года старше министра. Джилл, однако, выглядел на сорок с лишним (редкая болезнь крови - ныне четыре года как в состоянии ремиссии и, надо надеяться, исчезнувшая навсегда - успела состарить его организм). За слегка изогнутыми чувственными губами прятались ровные белые зубы, нос - прямой и узкий, высокий лоб, бледная кожа (следствие болезни), песочного цвета волосы с вкраплениями седины. Непроницаемые глаза, способные быть в какой-то миг зелеными, а в следующий - уже серыми. В целом, в его внешности усматривалось что-то загадочное. Что едва ли могло удивлять.
      Девятнадцать лет назад к нему, еще юнцу, пришла известность: в нем признали новый феномен, квантовый скачок природы, старающейся не отстать от науки.
      Джилл "понимал" машины. Его прадед по отцовской линии был инженером, и это казалось единственной причиной того фокуса, что сотворили с ним гены. Хотя, чем бы там ни занимался его прадед, вряд ли это могло объяснить феноменальные способности Спенсера.
      "В наш век компьютеров, - писал один эксплуатирующий сенсации журналист, - обязательно должны быть умы, подобные компьютерам! У этого юноши ум именно такого рода". Журналист, естественно, напутал: мозг Спенсера Джилла был вовсе не таким. Скорее, юноша понимал компьютеры, да и все другие виды машин, "слушая" и чувствуя их. В восемнадцатилетнем возрасте он обратил на себя всеобщее внимание, описав мобайлы и механизмы Хита Робинсона <Уильям Хит Робинсон (1872-1944) - английский карикатурист, любил рисовать нелепые по сложности устройства машины и механизмы.> и назвав их при этом "бездушными монстрами Франкенштейна". Он не понимал их, потому что они сами не могли себя понять.
      - Будь они людьми, - заявил тогда Спенсер, - они были бы идиотами...
      На замечание Джилла насчет "плейбоя" Уэйт ответил, в общем-то, искренней улыбкой и сказал:
      - Когда я был молодым субальтерном <Субальтерн - самое младшее офицерское звание в английской армии.>, мне пришлось пройти курс САС <САС Спец Авиа Служба - английский спецназ.>, который я, конечно, провалил. Чересчур физическая работа! Но знаешь ли ты, что офицеры САС не носят никаких знаков различия? А их подчиненные обычно не отдают им честь? Это действительно так. А ты догадываешься почему?
      Джилл кивнул:
      - Такие формальности только помогут определить их в качестве мишеней. А при службе их профиля кому это нужно? Они и без всякой рекламы достаточно выделяются.
      - Мир дипломатии во многом такой же, - уведомил его Уэйт, но воздержался от дальнейших комментариев на данную тему. Открыв задвижку ворот и распахнув их, он заметил:
      - Четыре года назад, пока ты был занят тем делом Дома Дверей в Шотландии, я работал в Москве военным атташе... э-э.., фактически в разведке. Находясь в бывшем СССР, я, конечно же, был не в курсе многих событий. Но вторжение пришельцев не так-то просто сохранить в тайне, надо смотреть фактам в лицо: об этом узнал весь мир! Во всяком случае, когда я переместился в министерство обороны, в наш собственный, довольно особый отдел, твой.., э-э-э.., высшей степени драматический доклад стал для меня весьма увлекательным чтением. В более недавнее время, даже совсем недавно, мне поручили снова взглянуть на это дело: углубленно изучить все досье, для двойной гарантии, что из него больше ничего невозможно извлечь, понимаешь меня?
      Джилл снова ощутил тот же холодок, пробежавший по коже, и спросил, когда они направились к вертолету:
      - Насколько недавно? Я имею в виду, когда тебе это поручили?
      - Ровно тридцать шесть часов назад, - ответил министр, бросив на Джилла искоса то ли любопытный, то ли оценивающий взгляд. - И я полагаю вполне естественным, что на меня произвела сильное впечатление роль моего предшественника - э-э-э... Эвида Андерсона? - в тех предыдущих событиях. Или если не его роль, то, определенно, его последующий упадок.
      Джилл кивнул и, пытаясь не поморщиться, поинтересовался:
      - Как там у него дела?
      Одновременно он гадал, с чего бы это Уэйту так озаботиться "закатом" Андерсона? Министр был не из тех, кто лишний раз побеспокоится заниматься чьими-то проблемами, кроме своих, разумеется.
      - На самом-то деле совсем неплохо, - кивнул Уэйт. - Да, самое худшее он, кажется, преодолел... - Затем он вздохнул. - Для министерства от него, конечно, больше толку никакого, и поэтому его отправили на пенсию.
      У него, как я слышал, приятный коттеджик где-то в Корнуолле...
      Джилл снова принялся покусывать губу. В некотором смысле, он всегда чувствовал себя ответственным за пережитый Андерсоном душевный надлом. Несомненно, он посчитал этого человека более сильным, чем тот оказался на самом-то деле.
      - И потому, - продолжал Уэйт, - поскольку любые дополнительные сведения от Андерсона имеют тенденцию быть - ну, знаешь, не внушающими доверия, - то остаешься только ты. Ну и, конечно, мистер Джек Тарнболл. И... - Он умолк и покосился на собеседника.
      - И? - резко бросил Джилл. Уэйт начинал действовать ему на нервы. Ну почему этот самодовольный маленький засранец не может просто сказать ему, что про исходит? Ладно, поиграем в "угадайку". Спенсер обуздал свое раздражение и стал терпеливо ждать.
      - И Анжела, - закончил Уэйт, изобразив на лице удивленное выражение. Анжела Денхольм. Э-э-э, я коснулся обнаженного нерва или чего-то в этом роде?
      - Или чего-то в этом роде, - крякнул Джилл и сменил тему. - Куда мы летим?