Глава 5

Время приближается

В противоположность детским представлениям Кхайя и молитвам его матери, несмотря на бессонные ночи отца и почти полную отрешенность сестры, которая в последнее время проявлялась в таинственности, ночных побегах украдкой из дома, потоках слез от жалости к себе, — четыре года пролетели очень быстро. Назначенный день неминуемо приближался. За это время в доме Ибизинов произошло несколько изменений, и каждое явилось прямым результатом решения фараона.

Отец Кхайя больше не протестовал против того, что его сын уклоняется от уроков в школе в пользу занятий у казарм. Наоборот, Харсин Бен открыто подбадривал Кхайя, побуждая больше тренироваться, потому что он втайне наделся, что фараон все-таки разрешит Кхайю сделать военную карьеру и не заберет его в пирамиду. Мальчик стал умелым стрелком и выиграл много призов, соревнуясь с другими молодыми людьми. Он надеялся в будущем вступить в отряд лучников. Его считали одним из лучших даже среди опытных ветеранов, которым далеко не всегда удавалось показать такой же результат, как юный Кхай.

Что касается Адхана, то он стал блестящим математиком — преуспел в новой науке, которая шла бок о бок с измерениями и искусством строительства пирамид. Он работал вместе с отцом, проектируя гробницу фараона, строительство которой близилось к завершению. Два, максимально, три года — и останется только заполнить верхние полости пирамиды тысячами тон мелкого песка и покрыть ее внешнюю поверхность слоем чеканного золота. Для этих целей уже начали свозить мелкий песок с берегов Великого Моря. Его просеивали на месте строительства гигантского монумента. Для получения отделочного материала фараон стал опустошать золотые прииски в Восточной Пустыне и лесах к северу от Нубии. Несмотря на холодность Ньяки, Хасатут отправил разведчиков в самое сердце Черного Королевства, требуя ежегодную дань золотом.

Последние четыре года тяжело дались Харсину Бену Ибизину — он постарел гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать. Его волосы и брови побелели, как хлопок. Он все больше и больше полагался на своего ученика, Имтода Хафенида, поручая ему различные задания, за единственным исключением — самой великой пирамиды. И Имтод еще ни разу не подвел своего учителя. Ученик стал мастером, и из всех архитекторов Асорбеса только Харсин Бен мог считать себя лучшим.

Имтод исполнял всю менее значительную работу своего учителя (которая кормила семью Ибизинов), потому что в последний год Харсин Бен становился все более и более рассеянным. Страх постоянно витал над его домом. По мере приближения зловещего дня старый архитектор становился все печальнее. Он выглядел подавленным. Теперь он ожидал вызова — Царского Приказа, который Хасатут неизменно посылал семьям своих будущих невест, сообщая, что их дочери должны будут принять участие в церемонии выбора невест. Но приказа не было. Да и относительно будущего Кхайя, про которое фараон говорил четыре года назад, не поступало никаких распоряжений. Томясь в ожидании, Харсин Бен терялся в догадках.

Казалось, фараон забыл о своих словах, сказанных в тот судьбоносный день четыре года назад во время царского парада. Или это было только прихотью — сказал и забыл. Правда, в подобное Харсин Бен не верил. Но все же... надежда оставалась. С тех пор прошло пятнадцать царских парадов, и Главный Архитектор фараона появлялся на всех. Иногда отсутствовал Кхай или Намиша — якобы по причине болезни или каникул. Кхай часто уезжал к друзьям в Бене или Охату. Харсин Бен старался, чтобы его дети лишний раз не попадались на глаза фараону. Ведь как гласит пословица, с глаз долой — из сердца вон.

М хотя Харсин Бен во время парадов пребывал в постоянном напряжении, ни фараон, ни его помощники ни разу не заметили отсутствия молодых Ибизинов.

За десять дней до шестнадцатого царского парада Харсин Бен Ибизин спросил мнение своего старшего сына. Адхан к тому времени вырос в красивого молодого человека, обладающего острым умом. Может, он предложит какое-нибудь решение проблем, волновавших отца? Однако на этот раз старший сын был сдержан и старался уйти от ответа. Когда отец поинтересовался, в чем дело, Ацхан посоветовал ему поговорить с Имтодом Хафенидом — может, удастся что-нибудь выяснить у ученика. До Адхапа дошли слухи о том, что Имтод проводит большую часть свободного времени в тавернах со шпионами фараона. Один из них, как было хорошо известно, подыскивал особо красивых девушек для церемонии выбора невест. Вдруг Имтод сможет точно сказать, окажется ли Намиша среди двадцати претенденток...

Спустя два дня Харсин Бен вызвал Имтода к себе в кабинет и попытался осторожно поговорить с ним, порассуждав вначале о дружбе ученика с людьми, пользующимися доверием фараона.

— Это правда, учитель, что я завел дружбу с людьми, чьи обязанности считаются несколько странными, — признался Имтод, внезапно побледнев сильнее обычного. — Но поскольку они выполняют эти обязанности от имени самого фараона...

— Остановись, Имтод, — предупредительно поднял руку Харсин Бен. — Я не собираюсь тебя допрашивать.

Ты должен сам выбирать друзей... Меня же волнует царский парад. До него остается всего неделя. Ты, конечно, знаешь, что четыре года назад фараон выбрал Намишу для участия в церемонии выбора невест. Это должно случиться на следующей церемонии, через неделю. Поскольку у тебя есть друзья среди слуг фараона... я имею в виду тех людей, которых наш правитель нанял, чтобы...

— Я понимаю, что вы хотите сказать, учитель, — ответил Имтод, давая Харсину Бену избежать дальнейшего смущения и неловкости. — Единственное, что меня удивляет, так это то, что вы не поняли, что, заведя подобные знакомства" я попытаюсь помочь вам.

— Помочь мне? — нахмурился архитектор. — Я не...

— Понимаете, — продолжал Имтод, — я надеялся, что моя дружба с этими людьми пройдет незамеченной, потому что вначале мой план был очень неопределенным. Очевидно, мне не удалось действовать так тонко, как хотелось, потому что если вы меня заподозрили, что же тогда думают те, чьи самые сокровенные секреты я пытался узнать? :

— Что? — застыл Харсин Бен, не понимая, что имеет в виду ученик. — Ты можешь изъясняться более понятно, Имтод?

— Учитель, неужели вы считаете, что я не видел вашего отчаяния? Вы не хотите, чтобы Кхайя и Намишу отобрали от вас, и они больше никогда не вернулись бы из недр пирамиды? Я уже давно подозревал, что вас беспокоит, поэтому завязал дружбу с людьми, по характеру и интересам сильно отличающимися от меня. И, учитель, — Имтод заговорил шепотом заговорщика, — я считаю, что у меня есть для вас новости, причем хорошие новости!

— Новости? — переспросил старик хриплым голосом. — Ну так открой их мне! Говори, Имтод!

— Немного терпения, Харсин Бен, — сказал ученик, впервые называя своего учителя по имени. — Вначале мне требовалось появляться в компании этих людей, чтобы завоевать их доверие, а когда я узнал, что Намиша точно войдет в число двадцати претенденток и, скорее всего, будет выбрана как одна из трех новых невест фараона, то я, рискуя собственной жизнью, засмеялся в лицо своим новым друзьям!

— Что ты сделал?! — поразился Харсин Бен. — Почему?

— Я засмеялся и заметил, что советники Хасатута очень опрометчивы и безрассудно относятся к своим обязанностям, если позволяют фараону брать в жены такую скучную и невзрачную девушку!

— Что ты еде... — старик не мог поверить своим ушам. — Как ты посмел...

— Харсин Бен, учитель! Пожалуйста, выслушайте меня! Разве вы не понимаете, что я задумал? Я посеял зерна сомнения в их душах, и теперь, они дали всходы!

— Что ты имеешь в виду?

— Разве вы не понимаете? Намиша больше не невеста фараона. Ее вычеркнули из списка двадцати имен.

Ей не придется участвовать в параде невест!

Ты это сделал, Имтод? — удивление Харсина Бена постепенно переходило в радость. — Но почему ты не...

— Вы еще не слышали всего, Харсин Вен, — быстро перебил его ученик. — Теперь о Кхайе...

— Кхайе? — тут же с опаской переспросил старик. — Что с Кхайем?

— Он не пойдет жить в пирамиду, — улыбнулся Имтод. — Он станет лучником в армии фараона.

Харсин Бен медленно покачал головой, все еще не веря своим ушам. Он не мог скрыть своего удивления.

— И здесь тоже ты постарался, Имтод? Это... Сбылись мои мечты! Как ты мог совершить такое чудо?

— Только часть заслуг — моя, — ответил ученик. — Кхай добился удивительных успехов в стрельбе из лука, и это стало его спасением. От меня требовалось только в нужный момент высказать свое мнение. Остальное произошло само собой.

— И, тем не менее, ты не упоминал об этом ранее, — нахмурился старик. — Почему, Имтод Хафенид? Разве я был таким тираном, что ты не мог мне довериться?

Какое-то мгновение ученик не находил слов, но наконец ответил:

— Нет, нет, Харсин Бен, совсем нет. А что если бы из моих усилий ничего не получилось? Что тогда?

Зачем было давать вам надежду, а потом разрушить ее?

— А когда ты узнал, что все в порядке? Давно?

Снова Имтод не смог ответить сразу, но в конце концов он нашелся:

— Только прошлой ночью. Ко я все равно ничего не сказал бы, если бы вы не спросили меня прямо.

Я не хотел, чтобы вы знали, что я...

— Спас меня и мою семью, Имтод Хафенид!

И, подумать только, твой отец вынужден был умолять меня взять тебя в ученики. Я обязан тебе веем, что у меня есть!

И Харсин Бен обнял ученика.

Имтод задрожал и высвободился из объятий старика.

— Вы ничего мне не должны, Харсин Бен, — с этими словами он встал. — Вы были моим учителем, и научили меня всему, что знаете сами. Теперь в Асорбесе нет архитектора лучше меня, за исключением вас, конечно. За это я вам благодарен. И мое умение тоже не прошло незамеченным... даже в пирамиде.

— В пирамиде? — удивленно приподнял седые брови Харсин Бен.

— Да. Вчера вечером мне объявили, чтобы я появился перед фараоном во время следующего парада.

— Хм! — хмыкнул старик. — Это очень странно!

Очень...

Когда ученик ушел, Харсин Бен пригласил к себе Адхана, сидевшего в соседней комнатке и слышавшего разговор. Взяв сына за локоть, отец нахмурился, увидев выражение лица Адхана, и спросил:

— Ты все слышал? Что ты теперь скажешь? Разве ты не понимаешь, Адхан, что все закончилось? Все останется так, как есть: наша семья и дальше будет жить вместе. И все благодаря Имтоду. Кто бы мог подумать?

— Кто, в самом деле? — пробормотал Адхан себе под нос.

Однако отец услышал его.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Харсин Бен Дрожащим голосом. — Что-нибудь не так?

Нет, все в порядке, — быстро ответил Адхан. — Только все произошло так внезапно.

Выйдя из кабинета Харсина Бена, он обрадовался, что не сказал отцу всей правды. Потому что на самом деле все могло оказаться совсем не так...

Адхан потратил много времени, проверяя Имтода, и то, что он услышал, показалась ему не только странным, но даже зловещим. Никаких конкретных улик, никаких доказательств не имелось, но все равно ходили слухи, которые нельзя было не принимать во внимание. Говорили, что когда Имтод не учился у Харсина Бена, то он не только коротал время со слугами фараона, а сам стал одним из них. Он проводил вечера в компании весьма сомнительных типов. То, что Адхану удалось узнать о них, он не желал никому повторять.

Если семья красивой девушки не хотела, чтобы ее имя попадало в список невест фараона, то это можно было устроить через слуг фараона, конечно, за деньги.

Большое количество золота переходило из рук в руки, но иногда назначалась совсем другая цена. Адхан слышал, что если девушка доходила до отчаяния, то могла сохранить свою свободу, отдавшись на ночь или две кому-то из слуг Хасатута. Иногда приходилось продавать свое тело нескольким...

Еще ходили слухи, что Имтод сам участвовал в подобном безбожном использовании плоти... правда, это мало волновало Адхана.

Он больше беспокоился за свою сестру — о том, куда она стала уходить в последнее время — тайно, глубокой ночью, о том, чем она там занималась.

И с кем?

Вечером перед царским парадом из пирамиды от самого фараона пришел посыльный. Харсин Бен должен был появиться на Процессии со всеми членами своей семьи, без исключения, а после этого подняться на площадку с восточной стороны пирамиды, значительно уменьшенную в размерах по сравнению с той, на которой Хасатут принимал знатных граждан четыре года назад. Фараон хотел увидеть всю семью Ибизинов...

Глава 6

Гнев фараона

Этот день мало чем отличался от других дней проведения царских парадов, и до определенного момента все шло, как обычно. Однако были и изменения, одно из которых состояло в постоянно увеличивающейся высоте пирамиды. Теперь площадка на ее верхушке находилась так высоко, что рабы-носильщики вынуждены были работать по очереди, передавая свою ношу следующим, поджидающим на определенных ступенях огромной лестницы. На предыдущем празднике, три месяца назад, один из нубийских рабов потерял сознание от перенапряжения и уронил носилки. Только быстрая реакция его напарников помогла избежать несчастья. Носилки с послом из Аравии едва не полетели вниз, увлекая за собой других знатных людей и носильщиков.

Провинившегося раба, который и так уже умирал, прямо на месте зарубили мечом, а его тело сбросили вниз. Никто не смог бы узнать человека в выпачканных песком останках с переломанными костями, приземлившихся у подножия склона. Бродячие собаки завершили работу палачей. Быстро отреагировавший напарник несчастного раба, кеметский вор, осужденный на три года и отработавший уже половину срока, получил поздравления, был незамедлительно освобожден и отпущен на свободу в Пех-Ил.

Мерайет, всегда боявшаяся высоты, хорошо запомнила этот случай. Жена архитектора всякий раз дрожала от страха, когда ее на носилках поднимали на вершину пирамиды. Правда, этот страх не мог сравниться с тем, с которым она жила последние четыре года. Он стал покидать ее только недавно после откровений Имтода Хафенида, пересказанных ей мужем, а что касается ночного послания фараона, так, наверное, Хасатут сам хотел сказать об изменении планов, которые претворенные в жизнь в изначальном варианте сильно изменили бы жизнь всей семьи. По мере приближения часа аудиенции Харсин Бен и члены его семьи заняли свои места среди других знатных лиц на площадке высоко над Асорбесом и ждали появления фараона.

Отец Кхайя уже обратил внимание на присутствие необычайно большого количества правителей и важных должностных лиц из многих городов и деревень, расположенных вверх и вниз по реке. Он не мог не заметить удивленные и часто осторожные, опасливые взгляды, которыми они обменивались. Разговаривая с несколькими старыми знакомыми, Харсин Бен узнал, что их всех пригласили присутствовать на параде и последующих торжествах, прислав уведомление чуть ли не в последний момент, будто забыв, а потом, наконец, вспомнив. Все считали, что фараон собирается сообщить им что-то чрезвычайно важное.

По общему мнению, Хасатут хотел заручиться их активной поддержкой для призыва новобранцев в армию, значительно возросшую в последние месяцы в связи с частыми набегами кушитов. Хасатут поклялся положить конец этому разбою, формируя дополнительные отряды в городах и провинциях Кемета. Хотя Харсин Бен с готовностью принял это объяснение, ему все равно было не по себе. Число воинов, участвующих в параде, сильно уменьшилось, потому что Хасатут послал несколько тысяч солдат на запад, а также на север и на юг, но с каких пор фараону требовалось согласие его губернаторов перед тем, как отдать приказ? Ожидая вместе с остальными появления Хасатута, старый архитектор не мог сосредоточиться. Его мысли были мрачными и безрадостными. Его не покидало предчувствие беды, но ему оставалось недолго ждать...

Наконец последних гостей доставили на площадку, и из наполовину законченной вершины пирамиды появилось восемь черных гвардейцев с носилками, на которых возвышался трон с массивной, богато отделанной и украшенной золотом и драгоценными камнями фигурой фараона. Они опустили носилки на каменную площадку, пали ниц, затем на четвереньках, пятясь задом, отползли от того места, где сидел фараон. Когда на высоко расположенной над землей площадке воцарилась тишина, фигура на троне жестом показала, что можно начинать церемонию выбора невест.

Кхай чувствовал, как дрожала его сестра, стоя рядом с ним, пока двадцать девушек одну за другой проводили мимо фараона. Когда он выбрал себе трех новых невест, она задрожала еще сильнее. После того, как процедура была закончена, а избранных отвели в пирамиду, события начали развиваться необычным образом.

Черная гвардия выстроилась в одну линию вдоль трех сторон площадки, за которой начинался обрыв.

Они стояли, повернувшись лицами к трону, словно черная стена, закрыв от взглядов простолюдинов место трагедии, которая вот-вот должна была разыграться высоко над Асорбесом. Когда они заняли свои места, Хасатут подозвал к себе визиря Анулепа — и снова собравшиеся стали свидетелями исключительного события: фараон нетерпеливо оборвал подобострастное традиционное приветствие визиря, велев ему подойти так, чтобы Хасатут мог что-то шепнуть ему на ухо. Такого раньше не бывало, и это могло свидетельствовать только о грядущих еще более странных событиях.

Собравшиеся начали перешептываться между собой, а когда Анулеп приблизился к ним и пошел сквозь плотно стоявшие ряды знати, кого-то высматривая, по толпе пробежала волна беспокойства и недоумения.

Анулет направился прямо к Харсину Бену Ибизину, не обращая ни малейшего внимания на остальных — губернаторов, высших должностных лиц и послов, — и приказал старому архитектору предстать вместе со своей семьей перед фараоном. Услышав приказ Анулепа, Харсину Бену показалось, что голос визиря идет из какого-то туннеля, где его многократно повторяет эхо; словно он сам видит кошмар и все происходящее ему лишь снится. Какое-то ужасное предчувствие подсказывало ему, что все складывается очень плохо, хуже некуда. Наконец он в сопровождении своей семьи направился к фараону и простерся перед ним ниц. Жена и дети последовали его примеру. Затем архитектор встал, чтобы услышать, что скажет царь-бог. Голос Хасатута звучал привычно громко и, как всегда, сопровождался посвистыванием:

— Харсин Бен Ибизин, Главный Архитектор пирамиды, знаешь ли ты, почему тебя первым вызвали предстать передо мной?

Харсин Бен попытался что-то ответить, но в горле у него пересохло. В конце концов он просто покачал головой.

— И все-таки я думаю, что ты знаешь, — продолжал фараон. — Из-за этого пересохло твое горло. Хорошо, я сам скажу тебе. Я собираюсь сделать тебя примером.

— При... примером, о Всемогущий? Я...

— Да, примером. Для остальных глупцов, кто думает использовать доверие и данную им власть против меня. Ты — предатель, Харсин Бен Ибизин. Я, фараон, обвиняю тебя в измене!

Стоило Хасатуту произнести последний звук, как все черные гвардейцы одновременно хором произнесли: «Вах!» — и сделали шаг вперед.

— Ты... ты... обвиняешь меня, о Всемогущий? — покачнулся Харсин Бен, а члены его семьи в страхе прижались к нему. — Но...

— Не только тебя, архитектор, — ответил громовой голос, — но и тех, кто стоит рядом с тобой. Вы все предатели за одним исключением — мальчика Кхайя.

Только он честно исполнял мой приказ.

Огромная украшенная драгоценными камнями голова медленно повернулась в сторону визиря:

— Анулеп, принеси чертежи пирамиды.

Харсин Бен громко вздохнул, узнав свои чертежи.

Их выложили на стол перед фараоном. Архитектор шагнул вперед и потянулся за ними.

— Стой на месте, Харсин Бен, и слушай, — приказал Хасатут. — Твои планы ошибочны и, таким образом, показывают твое предательство!

— Ошибочны? — переспросил Харсин Бен, хватая ртом воздух. — Но, Всемогущий...

— Если бы мою гробницу завершили в соответствии с этими планами, — прогрохотал гневный голос фараона, — то она не смогла бы, пропустив песок в нижние помещения, наглухо запечатать самую нижнюю камеру, где будут лежать мои бессмертные останки до тех пор, пока они не вернутся к моим отцам на небо. И как бы я мог тогда пережить столетия до второго пришествия богов со звезд?

— О Всемогущий, я... — начал старик, но фараон снова перебил его.

— А если не будет сохранена моя земная форма, в которой живет мой бессмертный Ка, то тогда даже боги не смогут меня воскресить! Тебе это прекрасно известно, Харсин Бен, тем не менее, ты специально пытался нарушить мои планы и лишить меня бессмертия!

Вах! — прозвучал дикий крик, вырвавшийся одновременно из глоток всех черных гвардейцев, когда они сделали второй шаг вперед.

Нет, Спустившийся с Небес, это ложь! — закричал старый архитектор, вырываясь из рук перепуганных членов его семьи. Наконец, освободившись, шатаясь, он двинулся вперед. Анулеп быстро встал между фараоном и стариком, но архитектор рухнул на колени перед визирем и обхватил руками ноги Анулепа.

— Визирь! — закричал он. — Скажи фараону, что он ошибается! Мои планы проверял мой сын Адхан, а он знает толк в цифрах!

— Молчать! — взревел фараон. — Наберись мужества и признай себя виновным! Или я ошибаюсь? Это твой сын Адхан-математик проверял твои планы, не так ли? В таком случае выйди вперед, Адхан, и посмотри на чертежи своего отца. Иди сюда, я приказываю тебе.

Дрожа всем телом, белый как мел Адхан вышел вперед, как ему велели, и уставился на чертежи, разложенные на небольшом столике. В удивленных и испуганных глазах молодого человека постепенно появились неверие, а потом злость. Его щеки порозовели, он поднял голову и посмотрел в скрытые маской глаза Хасатута.