Джейк почувствовал, что кисти его рук связывают за спиной. Он невольно поморщился, когда Тоси натянул шпагат, затягивая узел. Затем Тоси развернул его лицом к тому концу сада, где луки и стрелы стояли по стойке смирно в ожидании, когда они понадобятся.
      В руках Тоси уже не было револьвера. Вместо него появилась длинная веревка. Он заставил Джейка отступить за марумоно, и, наконец, припер его спиной к стволу кедра. Затем он привязал его к дереву так, что Джейк совершенно не мог двигаться.
      Марумоно висела прямо перед лицом Джейка.
      - За ложь полагается наказание, - услышал он голос Комото, донесшийся к нему из тьмы. - Так же, как и за проникновение в дом и нападение на члена клана. Дела якудзы никого не касаются, кроме якудзы.
      - Оябун, разрешите...
      - Не скули, итеки. - голос Комото вновь наполнился презрением. - Тебя предупреждали, но ты проигнорировал предупреждение. И я не сказал бы, что этим ты меня очень удивил. Варвар - он и есть варвар. Но за свои преступления ты должен понести наказание.
      Джейк почувствовал, что Комото удаляется от него. Но не Тоси. Бандит вытянул руку и качнул марумоно, висящую прямо перед его лицом. Мишень начала раскачиваться, как маятник, отсчитывая секунды.
      Ночь была тихая и душная. Тик-так! - отсчитывала время марумоно. Бесконечное время, когда ничего не видишь и ничего не слышишь. Джейк почувствовал себя вновь на Чеунг-Чоу, по колено в воде, окруженным со всех сторон туманом. Зовущим Фо Саана на помощь.
      Затем он услышал резкий дребезжащий звук, приближающийся к нему с ужасающей скоростью сквозь сумрак ночи.
      Первая же стрела вонзилась точно в цель.
      Дэвид Оу вставил ключ в замочную скважину в двери гонконгской квартиры Джейка и Марианны. Дверь открылась внутрь, и он переступил через порог.
      Вдохнул смешение запахов кухонной стряпни и духов Марианны. Повсюду тонкий слой пыли. Сумерки за окнами уже заметно сгустились. На улице и далеко внизу, на набережной, зажглись фонари. Джонки, медленно скользя по воде, возвращались в порт, их черные паруса четким силуэтом вырисовывались на аметистовом фоне неба. Время ужина.
      Он медленно прошелся по комнатам, сам не зная, что ищет. Пожалуй, что-нибудь такое, что могло бы подсказать, чем руководствовалась в своих действиях Марианна и куда подевался Джейк. Конечно, Джейк не делился служебными тайнами с женой. Так что же она могла знать? Какие секреты она могла передать Ничирену?
      Дэвид Оу не мог унять неприятного трепыхания в животе и кисловатого привкуса страха во рту. Будто он напился теплой крови. В душе Дэвид молился всем богам, чтобы найти подтверждение тому, что Джейк уехал в Японию не по собственной воле.
      Он вышел из ванной. Ничего. Прошелся по кухне. Сквозь окно был виден подъезд к гаражу. Заляпанный мазутом асфальт казался необычайно безобразным, по сравнению со сказочно красивым видом на гавань, окутанную вечерней дымкой. Цзюлун - огромная жемчужина в оправе серебряной глади Южно-Китайского моря.
      Его взгляд вернулся к прозаическому интерьеру квартиры Джейка. Немытые стаканы и тарелки в кухонной раковине. Одна тарелка с остатками засохшей пищи стоит посередине круглого стола. Рядом с ней - недопитая рюмка. Он поднес ее к носу и понюхал. Крепленое вино. Марианна. Джейк предпочел бы сакэ.
      Умчалась, бросив все в спешке, - подумал Дэвид. - Это так не похоже на Марианну. Она всегда была очень аккуратная и дисциплинированная. Никогда не оставляла грязной посуды в раковине. И вот, полюбуйтесь! Он опять покосился на раковину. Остатки пищи на тарелках показались ему не настолько уж засохшими, как можно было бы ожидать. Он провел пальцем по одной из тарелок. Точно! Кто-то здесь ел уже после того, как Марианна отбыла. Но кто? Конечно, не Джейк. Он раньше нее улетел в Японию.
      Дэвид Оу наклонился над раковиной, более тщательно изучая нагромождение тарелок. Лучше всего начать с сальных и маслянистых пятен. Он достал из кармана рулончик специальной пленки, оторвал несколько кусочков и аккуратно прилепил их к бортикам двух наиболее грязных тарелок.
      Отсчитал тридцать секунд и отодрал пленки точными, уверенными движениями. Быстро перелепил их на чистые картотечные карточки. Потом подошел к окну, чтобы полюбоваться на плоды своего труда. То, что он увидел, понравилось ему: два изумительно четких отпечатка пальцев.
      Он положил карточки в карман и покинул кухню, думая, что это все-таки лучше, чем ничего. Но что-то в глубине его живота говорило противоположное.
      - Боже, совокупись извращенным способом со всеми нашими врагами, - подумал он, покидая пустую квартиру.
      Ухмыляясь, Тоси подошел к Джейку, чтобы снять с его левого плеча марумоно. Стрела, которую послал Комото, пробила мишень в тот момент, когда она проходила перед его лицом, и отбросила ее с такой силой, что марумоно ударила Джейка в левую скулу и зацепила за плечо.
      Тоси пощупал брюки Джейка.
      - Как дела, храбрый шпеки? - осведомился он. - Еще не обмочился? - Он даже хрюкнул, довольный собственным остроумием. - Нет? Ну, у нас еще есть время доказать тебе, что ты все равно варвар, как ни пыжься.
      Он снова отошел, качнув рукой марумоно. На этот раз амплитуда движения мишени уменьшилась, поскольку воткнувшаяся стрела сделала ее тяжелее.
      Марумоно только на мгновение открывало лицо Джейка.
      Тьма ночи опять сомкнулась вокруг него. Земля отдавала накопленный за день жар. Джейк чувствовал, что ноги его уже начали промокать от выпавшей росы. Тик-так! - раскачивался перед его глазами тяжелый маятник.
      Тишина. Джейк ощущал плеск Южно-Китайского моря у своих ног. Вспоминал Фо Саана. Думал, не из иллюзий ли он построил свое убежище. Ужас грозил вырваться из темного уголка подсознания. Но если это даже были иллюзии, то они располагались между страхом и спокойствием. Он опустил их, как железный занавес, спасаясь от надвигающегося ужаса.
      Опять сердитое урчание стрелы разорвало ночь. Времени на установку дыхания совсем не было. Он чувствовал, что его конечности начинают деревенеть, и это беспокоило его. Вероятно, сказывалось то, что противные щупальца страха все-таки проникают сквозь трещины между его иллюзиями. Пожалуй, он сейчас подвергается серьезной опасности. Прекрати! Не думай ни о чем! Только дыши! Дыши ровнее!
      Но это не так просто делать, чувствуя, что сердитое урчание стремительно мчится к тебе сквозь ночную мглу.
      Чпок!
      Будто пистолетный выстрел. За мгновение до него дохнул легкий ветерок, как вестник смерти.
      Марумоно тяжело ударила в правое ухо. Теперь уже две стрелы торчали из ее центра. Наконечник едва не разодрал ему щеку. Он чувствовал, как струйки пота стекают по его рукам и спине.
      Чей-то смех. В поле его зрения вынырнул Тоси. - Душная ночь, - сказал он, оттаскивая прочь тяжелую мишень, и снова засмеялся.
      Джейк почувствовал жжение в глазах и несколько раз сморгнул, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения. Пот заливал глаза.
      Тоси пощупал у него в промежности. - Потеем, шпеки, - заметил он, но в голосе его прозвучало разочарование.
      Джейк услышал шаги. Они приближались, но Джейк ничего не видел из-за мишени, закрывавшей ему лицо. Подошел Комото, держа длинный лук в левой руке. Он сумрачно рассматривал Джейка, пока Тоси проверял, по-прежнему ли надежно связан пленник.
      - Ну а теперь, - вымолвил он наконец, - я попробую вот с этим.
      Он показал Джейку повязку для глаз. Затем повернулся и пошел на исходную позицию.
      - Это хорошо, - прокомментировал Тоси, приводя марумоно в движение.
      Мишень на этот раз была такой тяжелой, что раскачивалась перед самыми глазами Джейка, почти не отходя в сторону.
      Хотя Джейк старался не смотреть на них, но он не мог не видеть зазубренные наконечники стрел, торчавшие в его сторону из мишени. Если бы он слегка наклонил голову, они бы расцарапали ему нос.
      Он чувствовал длинный узкий туннель, который одновременно соединял его с Комото и разделял его с ним. Джейк был всецело в руках оябуна. Пожалуй, именно это и входило в его цели с самого начала. Полное смирение с его стороны и неограниченная власть - со стороны Комото, который волен карать его или миловать. Вот именно на это он и шел добровольно, когда постучался в двери оябуна этим вечером. Теперь наступал момент истины.
      Все-таки что за человек этот Микио Комото?
      У Джейка были некоторые соображения на этот счет, а через минуту он получит точный ответ на свой вопрос.
      Спокойствие, - говорил Фо Саан, - есть главный урок, который следует усвоить, если хочешь узнать, что такое победа. Сейчас он повторял про себя эти слова, как молитву, которая одна могла спасти его жизнь.
      И вот далекий шорох, мчащийся к нему с дьявольской скоростью. Этот звук одинаково хорошо слышен обоими ушами, и он понял, что стрела нацелена ему в лоб.
      Тик-так! - раскачивалась мишень, размечая тьму: правее - центр - левее, светлее - темнее - светлее... Если стрела ударит в один из более светлых моментов, он - покойник.
      Гик-ток...
      Светлее - темнее - светлее...
      Тик-так!
      Джейк почувствовал, что мишень замедлила ход. Он присмотрелся и увидел, что рядом с двумя другими торчит наконечник третьей стрелы. Точно в середине.
      Прошло некоторое время, прежде чем марумоно отодвинули от его лица. Перед ним стоял не Тоси.
      - Пожалуй, мы достигли некоторого баланса между преступлением и наказанием, - изрек Микио Комото.
      - Если я и совершил какие-либо преступления, - сказал Джейк пронзительным шепотом, - то это отчаяние толкнуло меня на них. Ничирен забрал у меня жену. Мне надо было узнать, где они скрываются. Потому я пошел в игорный дом, чтобы выйти на вас. Я надеялся найти у вас помощь.
      - Все ты врешь, - холодно произнес Комото. - Что такому итеки, как ты, надобно от Ничирена?
      - Он мне нужен. Моя жена погибла. Это случилось прошлой ночью на Цуруги.
      - На Цуруги? - изумленно переспросил Комото. - Ты был на Цуруги во время бури?
      Джейк кивнул.
      - Я нашел укрытие Ничирена.
      - До этого ты нашел способ проникнуть в мой дом, - процедил сквозь зубы Комото. - Ты напал на одного из моих людей. Я не хочу слушать твою болтовню! Он повернулся, намереваясь уйти.
      - Плох тот полководец, который отказывается выслушать информацию, которая может оказаться для него жизненно важной.
      Оябун сплюнул.
      - Кто ты такой, чтобы судить о том, что полководцу стоит делать и чего не стоит?
      - Всякий знает, что хороший полководец пользуется всеми доступными ему источниками информации, если он хочет насладиться победой.
      Черные глаза Комото сузились.
      - Что ты такое говоришь?
      - Я убил Кеи Кизана на глазах у Ничирена.
      - Слова, - коротко бросил Комото. - Все что я слышу от тебя, это только слова.
      - Тогда дай мне возможность подтвердить свои слова делами.
      Комото стоял не шевелясь. Достаточно хитрый, чтобы понять, что его перехитрили, он не хотел показывать того, что напряженно думает. Но, очевидно, у него не было выбора. Он понимал, что ему придется удовлетворить просьбу Джейка, или же он потеряет лицо.
      Он повернулся к Тоси.
      - Отвяжи этого итеки.
      - Хорошо, оябун.
      - Руки тоже.
      Когда Тоси выполнил и это приказание, Комото буркнул:
      - Отведи его на тот конец.
      Когда они вернулись на исходный рубеж, Комото повернулся к Джейку.
      - Сейчас ты сможешь подтвердить свои слова делами. Только самурай мог одолеть Кеи Кизана. Только самурай мог проникнуть в Дом Паломника под самым носом Ничирена.
      Джейк выбрал себе лук. Тоси дернулся было, чтобы помешать ему, но Комото остановил его жестом.
      - Самурай должен владеть различными боевыми искусствами, - сказал Джейк. Киудзюцу - одно из самых важных. Но зачем мне говорить то, что ты и без меня знаешь?
      Он выбрал стрелу с зазубренным наконечником, подошел к линии, откуда должна вестись стрельба. - Не будет ли Тоси-сан так добр, чтобы качнуть мишень?
      Решив, что итеки блефует, Комото дал знак своему охраннику выполнить требование Джейка.
      - Но, оябун...
      - Не думаешь ли ты, что я не способен защитить себя? - рявкнул Комото. Делай, что велят, и возвращайся сюда. - Комото повернулся к Джейку. - При таком освещении и на таком расстоянии человек, учившийся у хорошего сэнсея, попадет запросто. Но это не может служить доказательством того, что Кеи Кизан не мог бы съесть его с потрохами. - Он протянул руку. - Ты должен попасть с вот этим на глазах. - В его руке была повязка.
      Джейк ее взял. Прежде чем принять вызов, он немного подумал, потом изрек:
      - Очевидно, вы сэнсей в искусстве стрельбы из лука, оябун. Скажите мне, вы бы смогли справиться с Кеи Кизаном один на один?
      - Без сомнения - ответил Комото. - Твое невежество опять выдает тебя с головой, итеки. Ты что, боишься осрамиться?
      Джейк не обратил внимание на последние слова.
      - Я только думаю, что вас сможет убедить только такое искусство, которое вы только что продемонстрировали сами. - Он пристально посмотрел в лицо оябуна. - Не соблаговолите ли стать у дерева, где только что стоял я?
      Лицо Комото побагровело от гнева. Этот выродок поддел меня дважды, подумал он. - Причем, четко поддел. Я не могу ему отказать.
      Оябун заставил себя расслабиться.
      - Да, такое искусство могло бы убедить меня в справедливости твоих слов. Однако я вынужден настоять на одном условии. Тоси-сан будет стоять рядом с тобой, приставив пистолет к твоему левому уху. Если ты не сможешь повторить то, что сделал я, он вышибет тебе мозги.
      Джейк видел, как улыбочка расплывается по лицу оябуна. Их глаза встретились. Джейк прочитал угрозу в глазах главаря якудзы. Но не только ее. Впервые он увидел в них еще кое-что: уважение. Пусть не безусловное, скуповатое, но явно искреннее. Первый плацдарм завоеван.
      Джейк слегка наклонил голову.
      - Я принимаю такое условие.
      - Еще бы не принять! - воскликнул Комото. - Куда ты денешься, отеки? - Он дал знак. - Завяжи ему повязку, Тоси-сан.
      Когда бандит двинулся исполнять распоряжение, Джейк спросил:
      - Скажите, каков ваш рост, оябун?
      - Пять футов и шесть дюймов. Высок для японца, да?
      К Комото вдруг вернулось хорошее настроение. Джейк подумал, с чего бы это. Может быть, оябун тоже жил иллюзиями? Откуда он мог знать, что Джейк вообще соображает в киудзюцу, не говоря уж о том, что у него сэнсейский уровень? Джейк внимательно взглянул на него, запечатлевая в памяти его рост.
      - Хорошо, - сказал он, позволяя Тоси завязать себе глаза.
      - Постарайся, чтобы не жала, - услышал он голос Комото. - Мы ведь не хотим причинять нашему итеки неудобства... в последние минуты его жизни!
      У Джейка перехватило дыхание.
      - Что ты имеешь в виду?
      Он чувствовал, что Тоси стоит рядом.
      - Независимо от того, как ты выстрелишь, Тоси-сан вышибет тебе мозги.
      - Мы так не договаривались.
      - Договоренности бывают только с цивилизованными людьми, - пояснил Комото, и по тому, как его голос отдалялся, Джейк понял, что он уже идет через лужайку к дереву. - А не с итеки.
      - Чувство чести свойственно даже некоторым животным, - сказал Джейк, не будучи, однако, уверен, что оябун его слышит.
      Он почувствовал, что Тоси подходит к нему с левой стороны. И через мгновение холодное дуло револьвера угнездилось в его ухе.
      - Итеки, - тихо сказал ему Тоси, - ты обречен, независимо от того, как ты себя поведешь. У меня есть приказ пристрелить тебя даже прежде, чем ты натянешь тетиву.
      Джейк не ответил. Он велел себе не обращать внимания ни на какие провокации. Он чувствовал, что якудза до предела завернула все винты, чтобы заставить его сломаться. Комото очень хочется показать варвару его неполноценность. Но он не получит этого удовлетворения. Тем не менее, Джейк чувствовал грызущее его опасение. А вдруг они говорят все это всерьез! Тогда он доживает свои последние мгновения.
      Он замкнул свое сознание от всех внешних воздействий, сконцентрировавшись на ощущении лука в руках: от центра лука в левой руке и до правого плеча, до которого он должен натянуть тетиву. Сплетенная из пеньки, она была такой жесткой, что больше подходила для боевого лука, чем для спортивного. Тем лучше.
      Джейк стоял не шевелясь. Он начал центрировать себя, расширяя сознание так, что появилось ощущение стоящих вокруг деревьев, будто он видел их, и того узкого туннеля, в который он мгновение спустя пошлет стрелу. Он чувствовал малейшие дуновения ветерка, которые могли сыграть свою роковую роль в последний момент.
      Он слышал ночные шорохи, стрекотание кузнечиков, полет ночных бабочек вокруг фонаря у дома. Он слился с природой. И он нашел ба-маак, пульс. И от него протянулась ниточка к тому месту у дерева, где стоял Микио Комото. Будто совсем рядом, Джейк ощутил легкое движение воздуха, создаваемое раскачивающейся марумоно.
      Он стал в классическую позу лучника, дыша глубоко и ритмично нижней частью живота, где, по японским поверьям, гнездится внутренняя энергия человека: хара.
      Он поднял левую руку, пристроил тупой конец стрелы к тетиве и поставил лук в боевую позицию. Он чувствовал присутствие Комото так ясно, словно тот находился в двух шагах от него, а не в сотне метров.
      Джейк начал натягивать тетиву, держа стрелу на уровне носа. Сейчас он подошел к третей - и самой критической - ступени в искусстве стрельбы из лука. Сосредоточенность достигла максимума, как и напряженность самого лука, а сознание сконцентрировалось на мишени, раскачивавшейся туда и обратно на другом конце лужайки. Тик-так, тик-так...
      Вороненая сталь холодила его ухо. Свистящий шепот Тоси:
      - Прощай, итеки.
      Не думать ни о чем, кроме стрелы! Тетива дрожит от напряжения, мощь нарастает в бамбуковых пластинах. Ба-маак. Чувствуй пульс!
      Тик-так! - раскачивается мишень рядом с лицом Комото, почти задевая его за нос тремя торчащими из центра наконечниками стрел.
      Он отпустил стрелу!..
      Теперь подключить к делу зансин - способность, позволяющую сэнсею-лучнику управлять стрелой во время ее полета. Она сродни сопутствующим действиям в других боевых искусствах. Пустить стрелу недостаточно без этого последействия.
      Услышал жужжание стрелы и затем - приятное ШМЯК! Он ждал этого звука. Опустил лук и содрал с глаз повязку. Щекочущее ощущение у левого уха исчезло. Джейк взглянул на Тоси. Тот стоял рядом, опустив руку с револьвером. Его вытаращенные от удивления глаза были направлены в сторону дерева.
      Джейк тоже перевел взгляд на другой конец лужайки. Оябун стоял у стройного японского кедра. У его ног валялась марумоно, как выброшенная тряпичная кукла.
      Стрела Джейка перебила веревку, на которой висела мишень. А сама стрела торчала в стволе дерева, прямо над головой Микио Комото.
      Сверкающий черный "ЗИЛ" мчался по крайней левой полосе, оставляемой свободной на всех главных московских улицах для правительственных и прочих машин со спецсигналом.
      На заднем сидении сидели рядышком генерал Карпов и Юрий Лантин. Вечерело. Улицы, по которым они проезжали, казались пыльными от избытка солнечного тепла и даже какими-то смущенными от таких щедрот лета. Они словно тосковали по голубоватым сугробам долгой зимы, по морозному пару изо рта прохожих, по заиндевелым бородам терпеливых москвичей, выстаивающих в длинной очереди, чтобы попасть в Мавзолей Ленина на Красной площади.
      Был конец рабочего дня, отбывание которого "от звонка и до звонка" было обязательно даже для элиты КГБ. Раз в неделю, вместо того чтобы возвращаться в свою холостяцкую квартиру на Кутузовском проспекте, Лантин приглашал Карпова в ресторан пообедать.
      Лантин вообще имел репутацию гурмана. Хотя и коренной москвич, он обожал грузинскую кухню. Его любимым рестораном был "Арагви", названный в честь извилистой кавказской речки.
      Лантин, естественно, был не единственным поклонником этого заведения. Каждый вечер, невзирая на погоду, перед его дверями выстраивалась длинная очередь желающих пообедать в этом популярном и дорогом ресторане. Но, естественно, Лантина и Карпова швейцар впустил без очереди. Столик их уже ожидал, сверкая безукоризненной сервировкой.
      Лантин заказал лобио ткемали, как только они сели. И скоро они оба уписывали за обе щеки нежную фасоль в пикантном соусе, приятно пахнущем свежей кинзой.
      Бутылка водки, как говорится, со слезой, уже стояла по левую руку от Лантина.
      - Ну как, Юра, - сказал Карпов, снимая очки и откладывая в сторону меню, выбрал уже, что будем сегодня есть?
      - Я, пожалуй, остановлюсь на сациви, - предложил Лантин, выбирая известное грузинское блюдо из кур с подливой из грецких орехов.
      Карпов заказал для себя шашлык. Он любил его есть, окуная в аджику жгучую приправу, главными ингредиентами которой был красный перец и чеснок. Но рецептура этой знаменитой грузинской приправы значительно различается в разных регионах Грузии, а рецепт приправы под названием хмели сунели отличается даже от семьи к семье и охраняется поэтому не менее строго, чем тайны КГБ. В основном, по словам Лантина, она состоит из черного и кайенского перца, базилика, сушеной кинзы и даже сушеных лепестков цветов под названием бархатцы - для придания приправе характерного золотистого оттенка.
      Карпов опрокинул рюмочку и потянулся к бутылке, чтобы наполнить ее снова. Лантин сделал заказ, и официант ушел. Сам он пил только минеральную воду, прикладываясь к стакану с какой-то, по мнению Карпова, чисто женской аффектацией. Карпов вообще втайне презирал этого партийного функционера. Хотя он и пользовался его помощью, но не считал его своим союзником в полном смысле этого слова. Сейчас он думал о том, каким образом можно будет отделаться от него после того, как операция "Лунный камень" завершится.
      Карпов знал, что разместить огневую мощь вдоль китайской границы - это лишь полдела. Главное - внедрить ее там на постоянной основе. Он не был простачком и отлично понимал, что то, что он предлагал в качестве конечной цели операции, чревато опасными последствиями для всех. Но он сознательно шел на риск. Как человек военный, Карпов привык принимать решения на свой страх и риск, уповая единственно на собственный здравый смысл. Однако даже поддержка Лантина не могла победить предубеждения у остальных членов Политбюро относительно конечных целей "Лунного камня".
      Сборище стариков и перепуганных баб, - вот как он думал о них.
      Власть в России слишком долго была в руках пожилых людей с бабьим характером. Пора бы им уйти на покой, предоставив управление страной нам. Сколько раз повторял он это с горечью в разговорах с женой!
      Карпову претило подстраиваться под такого человека, как Лантин. Не уважал он его. Вы только посмотрите на его руки, - думал он, наливая себе еще водки. - Изнеженные, женские руки. Руки кабинетного стратега. Что он знает о жизни? О борьбе? Приходилось ли ему убивать? Никогда. Да он в штаны наложит при одном виде крови и закатившихся, невидящих глаз. Тем не менее, он входит в когорту власть имущих и мне не обойтись без него, особенно теперь, когда операция "Лунный камень" входит в свою завершающую стадию.
      Продолжая эту мысль, он сказал вслух:
      - Надеюсь, ты удовлетворен результатами, достигнутыми на предпоследней стадии "Лунного камня"? Лантин продолжал рассматривать свой стакан с таким интересом, словно в нем была не минералка, а эликсир жизни.
      - Разве я об этом еще не говорил? Извини, пожалуйста. На нас с коллегами произвел большое впечатление вьетнамский рейд в Манипо провинции Юньнань. Какие потери понесли китайские вооруженные силы?
      - Трудно сказать с достаточной степенью уверенности, - ответил Карпов. Хотя вьетнамцы отлично понимают, что от них требуется, и всегда пунктуально выполняют указания, они, тем не менее, склонны преувеличивать достигнутые успехи. Но это - простительный грех.
      - Ничто нельзя считать простительным в вопросах войны и потерь, - твердо возразил Лантин. Он поставил свой стакан и воззрился на Карпова. - Я согласился на эту стадию "Лунного камня", поскольку мне понравилась идея, заложенная в ней. Использование вьетнамских сил для захвата определенных пограничных районов Китая - идея, не лишенная некоторой элегантности. А что касается последствий, то нам ничего не стоит объявить через Тача о китайской агрессии в районах, прилегающих к Малипо и Хатуань. - Лантин имел в виду вьетнамского министра иностранных дел Нгуэна Го Тача. - Поскольку иностранцы в эти районы не допускаются, установление истинной картины не представляется возможным. У международной общественности будет только наше слово против слова китайцев. Мы можем полностью использовать потенциал, заложенный в этой проверенной временем тактике... Тем не менее, всякая недостоверность, исходящая от вьетнамцев, может губительно сказаться на всей операции. Мы не можем себе позволить отступничества и провалов. Прежде чем это произойдет, я полагаю, вы пошлете туда чистильщиков, чтобы они удалили сорняки с корнем.
      Карпов внутренне сжался при слове "чистильщики". Вот еще пример того, как некоторые люди употребляют термины, не отдавая себе отчета, что стоит за ними. Он собирался сказать кое-что по этому поводу, но тут прибыла еда, и он решил подождать, когда они снова останутся наедине.
      - Тебе нечего волноваться по поводу вьетнамцев... - начал он.
      Лантин поднял голову.
      - Мне нечего волноваться по поводу вьетнамцев и даже всего "Лунного камня". Это всецело твоя забота. - Я уже говорил, - продолжал Карпов, не слушая его, - что поставил своих людей в качестве наблюдателей в каждое вьетнамское подразделение, задействованное в операции. Все агенты проинструктированы, как надо действовать в отношении смутьянов. Все расстрелы... - Он подчеркнул это слово, чтобы исправить неверную терминологию Лантина. - Все расстрелы производятся публично по приговору военно-полевого суда.
      - Я полагаю, что без некоторой демонстрации грубой силы нельзя добиться, чтобы до местного населения дошло, что к чему.
      Карпов уставился на Лантина. Он думал об орудийном и минометном огне, всего лишь два часа назад сравнявшем с землей два городка, унесшем жизни двухсот мужчин, женщин и детей. Он думал о раненых солдатах, утопающих в собственной крови, о покалеченных детях, о беременных женщинах, умирающих под развалинами собственного дома. И об этом самодовольном типе, который наслаждается изысканным обедом, сидя с ним за одним столиком. Ненависть запустила в него свои когти, как тигренок, которого он, по легкомыслию, посадил себе за пазуху.
      - Пока, - сказал он, мобилизуя все спокойствие, на которое был способен, никаких инцидентов не было. Никаких.
      - Хорошо, - сказал Лантин, уплетая за обе щеки. - Я хочу, чтобы так же было и впредь - Он поднял глаза на собеседника, отодвигая от себя пустую тарелку. Лицо его раскраснелось, словно он только что занимался сексом. - Как насчет десерта? У них здесь очень широкий выбор всякой вкуснятины.
      Карпов, который давно уже не ел, а лишь гонял еду по тарелке, отклонил предложение с изысканной вежливостью. Он раздумывал, а не послать ли сегодня ночью на квартиру Лантина группу захвата и не разделаться ли с ним раз и навсегда? Если бы не беспокойство о судьбе операции "Лунный камень", заключительная стадия которой оказалась бы под угрозой срыва, он поддался бы этому соблазну.
      За чашкой густого, шоколадно-коричневого кофе Лантин сказал:
      - Я хочу поговорить с тобой о Даниэле Воркуте. Карпов замер. Все внутри его похолодело. Что-то подсказывало ему, что они подошли к самому трудному вопросу сегодняшней встречи. Карпов чувствовал себя, как ребенок, застигнутый в тот момент, когда он запустил руку в вазу с конфетами. Неужели Лантин узнал о его романе с Даниэлой? Если так, то как этот гад сможет использовать подобную информацию против него? Но следующие слова Лантина показали, что паника была преждевременной.
      - Я никак не могу решить насчет нее. - Лантин смаковал кофе, не обращая внимание на то, что пауза превращается в затянувшееся молчание.
      Впечатление было такое, словно он полагал, что Карпов знает, что именно необходимо решить в отношении Даниэлы.
      - А что именно? - спросил наконец Карпов, ненавидя себя за то, что ему пришлось-таки спросить, а еще больше - Лантина. За то, что тот заставил его сделать это.
      - Хм. - Было не совсем ясно, означал ли этот звук раздумье или же Лантин просто прочистил горло. - Не могу я понять, каково ее истинное отношение к службе.
      Опять Лантин чего-то не договаривал. Карпов был предельно настороже, понимая, что любой его ответ на эти полусоображения и полувопросы даст Лантину массу информации к размышлению. С другой стороны, промолчать было еще хуже.
      В конце концов, Карпов решил дать ответ хорошего начальника, радеющего о своих подчиненных.
      - Я всегда считал ее лояльным и умным руководителем.
      - Возможно, - сказал Лантин. - Но это не ответ. Она руководит вверенным ей отделом с рвением, которое меня беспокоит. По мне, оно граничит с ксенофобией. Или это действительно так, или она создает подобное впечатление, чтобы скрыть что-то важное.
      - Чепуха, - решительно возразил Карпов, и тотчас же ругнул себя за несдержанность: пока не ясно, куда копает этот тип. - Послушай, Юра. Отдел, который я вверил Воркуте, является одним из самых секретных во всем комитете. Не мне об этом тебе говорить. Ей досталась тяжелая грядка, но она мотыжит ее на совесть. Я думаю, ты просто слишком подозрителен.
      Лантин беззаботно пожал плечами. - Возможно. Но у меня накопился немалый опыт по части различных проявлений нечистой совести у моих коллег. Я полагаю, ты не будешь возражать, если я приставлю к ней своих людей, чтобы они последили за ней пару месяцев? Так, на всякий случай.
      - Ради бога. Если это так необходимо. Карпов подумал, действительно ли Лантин сомневался в лояльности Даниэлы, говоря о нечистой совести, или же это просто способ дать понять Карпову, что и сам он у него на крючке? Конечно, глупо подозревать Даниэлу, и если второе из его предположений справедливо, то, надо признать, Лантин выбрал оптимальный метод, чтобы продемонстрировать свою власть. Черт бы побрал этого выскочку, - подумал Карпов. - Я не смогу долго воздерживаться от встреч с ней.