Вулф огляделся, в ушах звенело. Где же Сума? Моментально он отвернул крышку бензобака и высыпал туда сахар. Теперь на мотоцикле не уехать, пока не прочистишь бензосистему.
      Чика поджидала Вулфа у ресторана.
      - Я видела Суму, - сказала она. - Он вон в том лесу.
      - Пошли туда.
      Они прошли мимо мотоцикла и углубились в густые заросли смородины. Сразу же за кустами они заметили тропинку, хоть и узенькую, но значительно облегчавшую передвижение через обильный подрост. Над молодой порослью возвышались лиственницы, дубы и березы, кое-где попадались кедры и серебристые сосны. Тучами летали надоедливые комары. Вулф то и дело хлопал себя по лицу, по шее, по щиколоткам.
      Тропинка резко сворачивала влево и круто спускалась вниз. Воздух стал заметно влажнее. Вулф догадался, что где-то рядом река. Он ежеминутно оглядывался назад, всматриваясь в лесной сумрак. Хотя и незаметно было, чтобы кто-то следил за ними, но с уверенностью он не мог этого утверждать, поскольку любые шумы и шорохи заглушались щебетанием и пением птиц.
      Наконец он остановился и тихо сказал:
      - Он зашел слишком далеко в лес. Не исключено, что мы угодим прямо в ловушку.
      - Знаю, - шепнула Чика. Она стояла так тихо, что Вулф даже не слышал ее дыхания. - Не повернуть ли нам назад?
      Он, конечно, знал, что такой шаг - самый благоразумный, но очень уж ему хотелось найти Суму. Неожиданно промелькнула мысль о том, что Чика почему-то перестала уговаривать его поскорее улетать в Японию.
      - Обнаружить меня Сума не может, - сказал он наконец. - Посмотрим, не сумеем ли мы поймать его в этой игре, затеянной им же самим.
      Подлесок внезапно кончился, и они вышли на берег реки. Вулф даже не предполагал, что она может оказаться такой широкой. Чика шла впереди. Внезапно она остановилась на илистом берегу и, улыбнувшись, оглянулась на стоящего сзади Вулфа. Но в ее улыбке и позе он уловил нечто странное какую-то нерешительность и опустошенность. Пока он ломал голову, что бы это значило, Чика шагнула в воду. В душе Вулфа шевельнулся червячок сомнения. "Не нравится мне все это", - мысленно произнес он.
      Чика приложила палец к губам, призывая соблюдать тишину, и кивком поманила его к себе. Вулф снял обувь, повесил ее за шнурки на шею и стал осторожно погружаться в обжигавшую холодом воду. Солнца уже не было видно за кронами деревьев. Чика показала пальцем на что-то. Он взглянул и тут же заметил неясную тень, плывущую от них к дальнему берегу. Да это же Сума!
      Вулф решительно двинулся вперед. Он с трудом вытаскивал ноги из вязкого черного ила. Глубина в реке быстро увеличивалась. Вулф теперь жалел, что не снял рубашку. Она быстро намокла и прилипла к телу, создавая дополнительный вес, тянущий на дно. Ногами он нащупал камни, покрытые слизью и очень скользкие. Вулф пристально вглядывался в даль, стараясь сохранять равновесие. С каждым шагом становилось все глубже и глубже, и скоро он погрузился в воду по самую шею. Но он не обращал на это внимания, поскольку впереди шла Чика и не скрывалась полностью под водой. А может, она передвигалась по камням?
      Тут он опять взглянул на нее, но ее впереди не оказалось. Вулф был один посередине реки. Осмотревшись внимательно, он увидел, что Чика уже на другом берегу. Она стояла, заложив руки за спину и пристально глядя на него и странно улыбаясь.
      Вулф бросил быстрый взгляд и почувствовал что-то неладное. Ему сразу же вспомнилось предупреждение Стиви, что Чика в конце концов убьет его. "Не торопись навстречу собственной гибели", - мелькнула у него мысль. Он почуял ее, свою смерть, даже воздух вокруг стал тяжелым и спертым. Вулф резко отступил назад и сразу почувствовал, как ускорилось течение: он оказался на отмели. Чика тем временем входила в воду, и около нее даже ряби не появилось. Она сделала еще несколько шагов, и тело Вулфа охватил неприятный холод, сердце у него бешено заколотилось.
      - Что это? - прорычал он. - Кто же ты, черт бы тебя побрал?
      Как бы в ответ Чика поднялась еще над водой, паря над течением. По-прежнему на ее лице была все та же странная улыбка, и теперь до Вулфа дошло, что в этом выражении лица ничего опасного нет - его можно увидеть на обычном фотоснимке, всего лишь воссоздающем образ человека. Он снова пошел вперед, преодолевая течение, но необъяснимый страх уже не покидал его.
      Затем лицо Чики как-то побелело, и было впечатление, что оно вдруг утратило загар. В тот же миг ее лицо вытянулось, нижняя челюсть отвисла, язык вывалился, но это был уже не человеческий язык.
      Вулф почувствовал комок в горле и с трудом выдохнул. Когда-то в детстве он видел фильм ужасов, один из сереньких японских фильмов. Фильм был озвучен отвратительно: японские артисты произносили слова в одних кадрах, а американские дублеры зачитывали перевод с запозданием, совсем в других кадрах. Сам фильм по своему действию был довольно слабый, но эффект от сдвинутого перевода произвел на юного Вулфа неизгладимое впечатление. В фильме показывали монстра - полузмея, получудовище, - выползающего из своего логова и пожирающего людей, осмелившихся нарушить его покой. Монстр отгрызал им головы, но перед этим он душил каждую из жертв.
      Невероятно, но голова у Чики стала точь-в-точь как у этого скользкого гада. Вулф глядел на нее, замерев от ужаса. Чудище прыгнуло прямо к нему. Он в страхе закричал. Отчасти он понимал - знал! - что такого быть не может, но в то же время вот он - живой монстр во плоти!
      Вулф выбросил вперед руки, защищаясь от страшных челюстей, готовых оторвать ему голову. Из них явственно доносился жуткий запах, виднелась их бездонная глубина. Вот сейчас они захлопнутся и...
      В самый последний момент он широко открыл глаза и увидел, как чудище задрожало, покрылось рябью и рассыпалось на тысячи искр, которые мерцали и медленно гасли в надвигавшихся сумерках. Тут Вулф почувствовал, как кто-то ухватился за связанные воедино шнурки туфель, висевших у него на шее. Он попытался сорвать эту "ношу" с себя, но потерял равновесие, и его голые ступни соскользнули с камня. Он с головой ушел под воду. Вулф продолжал сопротивляться и под водой, чем, к сожалению, лишь усугубил положение. Тогда он напрягся, чтобы вынырнуть, - не вышло. Что-то крепко удерживало его. И чем упорнее он отстаивал свою жизнь, тем сильнее его затягивало в глубину.
      Он увидел Чику, лицо у нее уже стало ангельским. Она улыбалась прямо перед его выпученными глазами, и он подумал, не покидает ли его рассудок. Улыбка у нее расплывалась все шире, пока не растянулась во весь рот. Вулф понял, что его предали. Все надежды рухнули в одно мгновение. Припомнилось, как он бежал с Чикой из Нью-Йорка, как они предавались любви в потайной комнате квартиры Моравиа. Как он мог так ошибиться в ней!
      Невероятно, но улыбка у нее продолжала расплываться, пока не превратилась в сплошную черную пустоту в воде. Теперь он почувствовал холод, кости его заледенели, а сердце перекачивало по венам и артериям густую тину и ил вместо крови.
      В голове у Вулфа заплясали огоньки. Четко мыслить он уже не мог, но по-прежнему боролся за свою жизнь, хотя никаких надежд на спасение не осталось: силы иссякали, жизненный огонь угасал, мысли путались. На него обрушилась какая-то пустота, и инстинктивно он принялся защищаться от нее.
      Теперь его могли спасти лишь чары "макура на хирума". Он сосредоточился и стал мысленно создавать биополе, но ужасная пустота все наступала. И опять этот монстр...
      "Забудь о пустоте, забудь о монстре! Это все только иллюзии. Борись с ублюдком, который хочет тебя убить!" - мысленно приказывал себе Вулф.
      Наконец к нему вернулась способность направлять энергию "макура на хирума", и он позволил расслабиться телу. Все вмиг преобразилось, он стал совсем другим и ощутил слизь на щеках и лбу. Открыв глаза, Вулф увидел то, что ему и следовало видеть все это время: перед ним был Сума собственной персоной. Вот, оказывается, кто тянул за шнурки, затягивая петлю на шее Вулфа. Да, все это время он сражался под водой с Сумой! Чика его не предавала.
      Теперь он глянул Суме в глаза и заметил, как японец широко распахнул их, познав могучую энергию противника. Заколебавшегося Суму вмиг охватил ужас.
      Вулф направил на него лучи своего биополя. Сума в страхе отпрянул, потряс головой и высоко подпрыгнул, а Вулф, размотав петлю на шее, ощутил еще больший прилив психотропной энергии.
      Сума стал поглядывать вверх на проникающий сквозь толщу воды свет и, одним сильным рывком переместившись в сторону, исчез, вытянув стрелою тело, где-то в густом мраке среди камней, громоздящихся на дне реки.
      Вулф, резко оттолкнувшись от дна, вынырнул на поверхность, глотнул широко открытым ртом воздуха и почувствовал, как его схватила чья-то рука и потащила назад, к ближайшему берегу. Жадно глотая воздух, он лег на землю. Поддерживая его голову, над ним склонилась Чика с перекошенным от ужаса лицом.
      Глава четырнадцатая
      Вашингтон - Токио - Бостон
      Хэм Конрад поджидал, когда Марион Старр Сент-Джеймс пойдет с работы. Вечер только начинался, солнце еще ярко освещало верхние этажи государственных учреждений. Он сидел за рулем машины и, как только она поравнялась с ним, распахнул дверь и пригласил сесть.
      - Привет, - сказала Марион, - какая приятная встреча!
      - И для меня тоже. Поедем куда-нибудь, поужинаем.
      - Ах, извини, дорогой, - начала она было с улыбкой отказываться. - Я думала, что ты мне позвонишь пораньше. А теперь у меня встреча в семь, а потом...
      - Садись в машину, Марион!
      Она лишь фыркнула.
      - У тебя все в порядке? Ты какой-то психованный.
      - Будешь тут психованным, - заметил Хэм, - да я просто взбесился от злости, а почему и сам не знаю. - Он пристально посмотрел на нее. - Делай, что велю! Думаю, тебе не понравится, если я сейчас устрою скандал перед твоими сослуживцами.
      Марион села рядом с ним и не успела еще захлопнуть дверь, как машина рванулась с места.
      - Ради бога, Хэм, что за муха тебя укусила.
      Он кивнул головой на автомобильный радиотелефон.
      - Звони, если нужно. Весь этот вечер будешь со мной.
      Целую минуту она не отрываясь смотрела на него, потом полезла в сумочку за записной книжкой и позвонила в два места. Позвонив, посмотрела в окно машины и увидела, что они едут по грязному, запущенному району, причем чем больше они удалялись от места встречи, тем больше чувствовались запустение и бедность. Это был район, где процветала торговля наркотиками и то и дело совершались убийства. Одним словом, трущобы, гетто.
      - Куда мы едем?
      - Ужинать, - ответил он, не повернув головы.
      - Здесь? - Она видела на улицах одних чернокожих. - У тебя что, крыша поехала?
      - А в чем дело-то? - грубо спросил он. - Тебе не нравятся черные?
      - Да нет же, просто надо быть хоть немного благоразумным. - Она взялась за дверную ручку. - Останови машину, выпусти меня.
      - Вряд ли это благоразумно.
      - Ради бога, Хэм!
      Он подрулил к тротуару на Флорида-авеню у дома с затемненными витринами и обитым жестяными листами фасадом. Мерцали неоновые буквы названия заведения.
      - Пошли, - сказал он, вылезая из машины и захлопывая дверь.
      Марион уставилась на него поверх крыши автомобиля:
      - Тебя не волнует, как нас встретят здесь, в этой забегаловке?
      - Здесь всегда хватает и белых. Они приходят сюда перекусить.
      Она озабоченно озиралась вокруг:
      - Уповаю на Бога, что ты в своем уме и знаешь, что делаешь.
      Хэм усмехнулся, запер машину, взял ее под руку и повел в ресторан. Внутри было темновато, впрочем, как и на улице. В воздухе стоял сильный запах древесного угля. К обитому жестью потолку были подвешены лампы с матерчатыми абажурами темного цвета. Стены скрывали свое убожество под тонкими деревянными панелями. Выщербленный местами и посыпанный опилками пол был покрыт маленькими потрескавшимися черно-белыми плитками с въевшейся в них грязью.
      Проходя мимо длинного бара с цинковой стойкой, они увидели группу местных пьяниц, один вид которых говорил, что они не вылезают отсюда неделями, а может, и месяцами. Освещался бар лишь тусклым верхним светом, отраженным старыми потрескавшимися зеркалами...
      Марион с уверенностью могла сказать, что все головы сразу повернулись в ее сторону, когда они вышли, и посетители стали нагло и пристально разглядывать ее фигуру. Она тут же пожалела, что надела короткую шерстяную юбку и прозрачную блузку. Глянув на себя в зеркало, она, к своему стыду и ужасу, увидела, что сквозь материал откровенно просвечивают соски на ее грудях. Лучше было бы надеть плащ до самых колен!
      - Столик на двоих! - заказал Хэм, подходя к буфетчику внушительной комплекции. Но никто не обратил на него ни малейшего внимания.
      За фанерной перегородкой в зале стояло множество столиков. Хоть Хэм и говорил, что в ресторане полным-полно белых, Марион не увидела ни одного вокруг были только чернокожие.
      - Я хочу уйти отсюда, - просящим голосом умоляла она.
      - Ни в коем случае! - Хэм крепко взял ее под руку и повел к столику у левой стены. - Вот уютное местечко.
      Ребром ладони он смахнул со стульев крошки и соринки, затем положил ей на плечо руку, и Марион присела. Сам он сел напротив.
      После того как официантка в третий раз прошла мимо них даже не повернув головы, Марион спросила:
      - Ты не мог бы мне объяснить, что заставило тебя буквально украсть меня прямо на улице?
      - А ты того и заслуживаешь, - ответил Хэм. - Ты скверная девчонка.
      В баре между двумя посетителями вспыхнула перебранка. Марион подождала, пока не иссякнет поток ругательств, и сказала:
      - А мне нравится быть скверной девчонкой. Но и хочется знать, что во мне уж такого плохого.
      Наконец Хэм поймал взгляд официантки, заказал спиртное и напитки полегче и лишь после этого ответил ей:
      - Расскажи-ка, дорогуша, как ты познакомилась с моим папашей.
      Кто-то опустил в музыкальный автомат несколько монет. Завертелся механизм, передвигая пластинки.
      - Господи! Да у меня в этой забегаловке мурашки от страха по телу ползут.
      - Здесь люди как люди.
      - Я же читаю газеты и знаю, что бывает в подобных заведениях.
      Наконец заказанная пластинка с записью песенок Куинна Латифа подползла в автомате под иглу адаптера. Хэм извинился:
      - Нужно на пару минут заглянуть в комнату для "бедных парнишек". Ща вернусь.
      Марион осталась одна за столиком. Напитки все еще не принесли официантка вела себя так, будто в ресторане вообще никого не было. На Марион не переставали пялить нахальные глаза посетители. Казалось, что они, наоборот, все больше и больше распаляются, интересуясь, а что у нее под юбкой и блузкой. Ей никогда прежде не приходилось бывать в местах, где она была бы, по сути дела, единственной белой, и от этого Марион чувствовала себя особенно неуютно. Под каждой поношенной курткой ей чудился острый нож или пистолет, а в каждом заднем кармане брюк - пластмассовая коробочка с кокаином. "Глупые мысли, конечно", - пыталась она успокоить себя и все же тряслась с перепугу.
      Потом, собравшись с духом, она подхватила чемоданчик и сумочку и быстро направилась к бару, не обращая внимания на любопытные взоры и враждебные взгляды. Поставив чемоданчик на стойку бара и подождав немного, когда подойдет буфетчик, она попросила:
      - Не могли бы вы заказать для меня такси по телефону?
      Тот уставился на нее в недоумении желтыми глазами и, покрутив усы толстыми огрубелыми пальцами, сказал:
      - Телефон не работает.
      - Ну ладно, а есть тут телефон-автомат?
      - Тоже не работает, - ответил он.
      В одном ухе у него висела золотая бляшка в виде пули. Голова у буфетчика была лысая, волосы росли лишь на затылке.
      - Звони не звони, все равно толку мало. Такси сюда в темное время суток не поедет. - Он осклабился во весь рот. - Я шоферов не виню. - Со свистом и шумом он втянул воздух сквозь зубы. - Тут ведь всякое случается. Так что вот тебе мой совет: сядь за столик и жди.
      - Рискну все же. - Марион подхватила чемоданчик. - Поищу автомат на улице...
      Она резко повернулась вправо и лицом к лицу столкнулась с высоким широкоплечим негром с приятным лицом, но с дурными манерами. Кожа у него была иссиня-черная и даже блестела на бритой голове. Одет он был в фиолетовую рубаху с открытым воротом, вокруг толстой шеи болтались по меньшей мере полдюжины золотых цепочек.
      - Куда направилась, мамуленька?
      - Извините, - промолвила она, пытаясь обойти приставалу, а когда тот попытался удержать ее, громко сказала: - Подонок сраный! - и крепко двинула его каблуком по подъему ноги. Казалось, у парня даже глаза изменились в цвете, но он все же ухватил Марион за глотку и так стиснул, что та не удержалась и громко вскрикнула.
      - Ну а теперь попробуй шевельнись только, крутая сука, - произнес зловеще негр.
      - Я... я не одна здесь, - удалось выдавить Марион. - Он тебе намылит холку, если ты...
      - Ну ты, беложопая шлюха! - угрожающе сказал бритый. Он улыбнулся, и во рту блеснул золотой зуб. - Твой вонючий защитничек дерьма куриного не стоит. Думаешь, я боюсь его? Да я ему и секунды на размышление не дам. - Он приблизил свою наглую рожу вплотную к ее лицу. - Но мне нравится, как ты разговариваешь. - Он громко щелкнул зубами, изо рта понесло спиртным.
      Марион закрыла глаза. "Пронеси, Господи", - подумала она и тут же прокляла Хэма за то, что он привел ее сюда.
      - Эй, Марион!
      Услышав голос откуда-то сзади, она открыла глаза.
      - Эй! Что тут такое происходит?
      - Слушай ты, парень. Тут твоя дамочка вконец обгадилась с перепугу. Тебе, брат, надо подбирать себе более крепких баб.
      "Вроде слышится его голос", - облегченно подумала она и позвала:
      - Хэм!
      Она принялась изо всех сил вырываться, отдирая от горла липкую ладонь бритого негра, на глаза у нее навернулись слезы. Бритый ослабил хватку, и она в смятении бросилась к Хэму, разъяренная, ничего не соображая.
      - Ты, подонок! - накинулась она на него. - Это все ты нарочно подстроил, а теперь забавляешься!
      - Должен же я привести себя в порядок.
      Негр громко ржал, буфетчик отвернулся - концерт окончен.
      Марион закрыла лицо руками:
      - Теперь сядем за столик, - примирительно сказал он и, обняв ее за плечи, повел обратно. Выпивка и легкие напитки уже стояли на столе, рядом лежало меню. Хэм видел, что она вся кипит от негодования.
      - По-моему, ты не из породы тех фифочек, которые могут дуться весь вечер, - заметил он.
      - Ты еще не знаешь, какой фурией я бываю, - огрызнулась она, доставая из сумочки пудреницу и разглядывая себя в зеркальце.
      "Да, не знаю, но понемногу начинаю узнавать", - подумал Хэм, а вслух произнес:
      - Похуже ничего надеть не могла?
      - Ты форменный подонок, - отрезала она, защелкивая пудреницу.
      Официантка поставила на стол поднос. Марион наклонилась, принюхиваясь к аппетитным запахам.
      - Что это?
      - Свиные рыла, - ответил он в шутку, разрезая подрумяненные куски мяса, обильно политые густым красным соусом. - Лучшее блюдо в знак примирения.
      Марион лишь холодно взглянула на него и откусила для пробы кусочек, подцепив его вилкой.
      - О, довольно вкусно.
      - Да, здесь готовят от души, - подтвердил он. - Поэтому-то я и хожу сюда всякий раз. Самые лучшие свиные рыла. Вкуснее готовят только в Сент-Луисе.
      - Что это значит - рыла?
      - Хорошо прожаренные свиные щеки.
      Марион отложила вилку в сторону и молча уставилась на блюдо. Хэм как ни в чем не бывало продолжал с хрустом разделываться с кусочками мяса, ожидая, пока она не осушит свой стакан.
      - Ты вроде хотела рассказать мне, как познакомилась с моим отцом.
      - А я надеялась, что мне не придется рассказывать, - ответила она, немного подумав.
      - Полагаю, что все же придется.
      Она резко вскинула голову, щеки у нее порозовели.
      - Пожалей меня. Трудно все это рассказывать. - В смущении она теребила ожерелье на шее. - Торнберг и мой отец были друзьями.
      - Где, когда?
      Марион печально улыбнулась и продолжала:
      - Ах, мои иллюзии развеиваются как дым. Врала я все тебе, когда говорила, что мой отец еще жив. На самом деле он умер несколько лет назад, когда перевозил партию американских армейских винтовок в районы вокруг Белфаста.
      Хэм с сомнительным видом посмотрел на нее.
      - Так, выходит, твой отец был торговцем оружием, а вовсе не судостроителем, как ты говорила, - упрекнул он и вспомнил, как она зажигала свечу на его яхте и уверяла, что таким образом молится за здоровье своего отца.
      В ответ Марион лишь печально вздохнула:
      - По сути дела, он был и тем и другим. Начинал он как судостроитель эта работа перешла к нему по наследству от отца. А потом он допустил ошибку - продал фирму японцам. - Волнуясь, она закручивала в скатерть столовую ложку и раскручивала, закручивала и раскручивала. - Не думаю, что он радовался после такой сделки. Он сразу сделался угрюмым и беспокойным. По-моему, это и стало одной из причин, что он поддался уговорам своих приятелей из Ирландской республиканской армии и стал снабжать их оружием.
      - Ну и само собой разумеется, - заметил Хэм, - что когда его убили, торговлей оружием занялась ты.
      - Ничуть не бывало, - парировала она и, заметив наконец, что она делает с ложкой, отложила ее в сторону. - Отец был убежденный шовинист и завещал заниматься этим делом моим двоюродным братьям.
      - А-а.
      - Да. Ненавижу их, этих жадных ублюдков. Все эти взаимоотношения наше личное дело, поэтому-то я и врала все тебе. Считала, что тебе не понравится встревать в нашу семейную вендетту.
      - И правильно считала. Вендетта - грязное дело.
      Она согласно кивнула и попросила:
      - Забудь, пожалуйста, что я когда-либо говорила о компании "Экстант экспортс", ладно?
      Она подняла стакан, и уже хотела было пригубить его, как вдруг резко поставила обратно и закрыла лицо руками. Хэм услышал, как она тихо всхлипывает.
      Он сидел и смотрел на Марион, не зная, верить ее словам или нет. "Боже мой, она же очаровательна! - подумал он. - И почему мы не встретились, когда я был еще молодым, до того как моя жена отбила у меня всякую охоту к семейной жизни?"
      - Тьфу!. Ненавижу сама себя, когда плачу, - сказала Марион, прижимая к глазам салфетку.
      Хэм слегка улыбнулся, заметив:
      - А мужчинам, думаешь, нравится, когда женщины плачут?
      - Я где-то слышала такую фразу, - улыбнулась она. - Поэтому и не очень-то плачу при всех.
      - Возьмем, к примеру, моего отца: он просто в ярость впадал при виде плачущих женщин. Полагаю, что он считал, будто сможет насильно отучить их заниматься этим. Я даже удивлен, как это он не женился на тебе.
      - Разумеется, попытки он предпринимал, - призналась Марион. - И очень настойчивые.
      - Да, это уж точно. Вот этой-то черты его характера и боятся больше всего.
      - Жить и расти в его доме, должно быть, довольно любопытно.
      - Это один из способов познать его характер, но я, конечно, применял и другие методы.
      - А вы, что же, вдвоем не уживаетесь?
      - Да не в этом дело. Все зависит от блажи отца в тот или иной момент. Ну и, конечно, от его настроения, а у него семь пятниц на неделе, разве не так?
      На этот раз Марион рассмеялась от души.
      - Ты мне нравишься такой: сильный, уверенный в себе и отчасти бесцеремонный, - заметила она.
      - Тогда, может, самое время перестать пудрить мне мозги?
      Долгое время она сидела молча, наконец выдавила:
      - Мне не нравится так вести себя, но...
      - Что "но"?
      - Самое ужасное в том, что я не уверена, смогу ли вести себя по-другому.
      - Обещаю оказать тебе помощь.
      Она положила руку на его ладонь.
      - Я знаю, Хэм, но мне нравится быть порочной. Доверять мне нельзя.
      - А я и не говорил, что буду доверять.
      - Да, не говорил. - Глазами она так и сверлила его. - Что бы ни случилось, обещай, что такую ошибку не сделаешь.
      Хэм лишь рассмеялся, как смеется малый ребенок, напугавшийся темноты, а потом понявший, что ничего страшного в ней нет.
      - Много ошибок я не делаю, - похвалился он. - А дважды одну и ту же ошибку вообще не совершаю.
      - Помнится, твой папаша не раз говорил об этом.
      Просмотрев меню, Хэм настоятельно порекомендовал свиные отбивные с подливкой, бабамию с зеленым горошком и свиным салом и пюре из сладкого картофеля.
      - Гарантирую хорошее качество пищи, - сказал он Марион.
      За обедом они болтали о всякой всячине, но, когда все было съедено и принесли великолепный крепкий кофе, бисквитное ореховое пирожное с кремом и ванильное мороженое, он спокойно взглянул на нее и сказал:
      - Ну а что там насчет твоей договоренности с моим папашей?
      - А, это-то? Ну ты знаешь, что твой отец прямо-таки какой-то сексуальный маньяк. Он, что называется, помешался на сексе.
      - Он уже стар и чертовски переживает, что уже не такой, каким был в молодости.
      - Но он все равно милашка, когда позволяет себе дать почувствовать и эту сторону своего "я", что, должна признаться, случается не часто.
      - Да, по характеру отец скрытный.
      - Когда мы впервые встретились, он тут же загорелся мыслью разложить меня на матрасе.
      - Ну и как ты отнеслась к его ухаживаниям?
      Она насупилась и сказала:
      - По правде говоря, и мне захотелось побаловаться с ним. Ну а почему бы и нет? Прежде мне не доводилось трахаться со старикашками его возраста. Мне казалось, что попробовать стоит. Но я также понимала, что если пересплю с ним сразу же, то он меня быстро бросит. Не думаю, чтобы мне этого хотелось.
      Хэм внимательно следил за ее лицом, наконец спросил:
      - Не намереваешься ли ты убедить меня, что тебе удалось поводить отца за нос?
      - Отпив глоток кофе, она сказала:
      - Конечно, нет. Не думаю, что такое возможно. Но ему нравится, когда женщины выкобенвваются, вот я и строила из себя недотрогу. Игра увлекала его.
      - А что потом?
      - Ну а потом на первый план как-то выдвинулись деловые отношения и мы прекратили любовные игры.
      - А-а...
      - Что ты хочешь сказать этим "а-а"?
      Хэм подцепил ложкой последний кусок пирожного, добавил сверху ванильного мороженого и отправил все это в рот.
      - Знаешь ли, наиболее распространенное ошибочное мнение, которое люди выносят относительно моего отца, заключается в том, что он, как полагают, непозволительно быстро загорается какой-то идеей. - Хэм вновь запустил ложку в мороженое и облизал ее досуха. - Но ничто так не далеко от истины, как подобное мнение. Не думаю, чтобы у отца были слабые места. Это довольно резко выделяет его из общей массы. Отец терпеть не может тех людей, которые, как он говорит, словно бараны принимают его слова за чистую монету. И секс-то он использует в качестве приманки, когда ему бывает что-нибудь нужно. Как это делают многие соблазнительницы.
      Он чувствовал, что слова его не нравятся Марион, но виду не подавал.
      - Ты что, имеешь в виду, что он от меня хотел чего-то с самого начала? - поинтересовалась она.
      Хэм согласно кивнул головой.
      - А для чего же еще он нашел тебя чрезвычайно привлекательной? У меня на этот счет сомнений нет никаких. Стены его кабинета увешаны чучелами голов диких зверей в память о сафари - это занятие он тоже находит довольно привлекательным. Понимаешь, о чем я говорю?
      - Трофеи...
      - Вот-вот! Слово довольно точное.
      Марион допила кофе, и официантка вновь наполнила чашку до краев. Хэм поблагодарил женщину, назвав ее по имени.
      - Поначалу Торнберг проявлял интерес к торговле оружием нашей фирмой, - начала рассказывать Марион. - Да это и естественно, почему бы не интересоваться? На таком бизнесе можно сделать очень большие деньги, но только если ты достаточно продувная бестия и сумеешь заполучить свою долю и вовремя отвалить, прежде чем кто-то засадит тебе пулю в лоб, подложит пластиковую бомбу в арендованную автомашину и подсоединит ее запал к системе зажигания или же просто заложит тебя местным таможенникам.
      Но все эти опасности Торнбергу не грозили - он просто предоставлял бы нашей фирме оборотный капитал и получал бы за это свою долю прибыли. К удовлетворению обеих сторон. На мало-помалу у меня сложилось впечатление, что торговля оружием сама по себе его мало интересует, что ему нужно нечто гораздо большее.
      И вот однажды он пригласил меня на ленч и повез в свой загородный клуб, ну этот... ты знаешь...
      - "Магнолиевая терраса"?
      - Вот-вот, туда. Великолепное местечко. Оставляет массу впечатлений, теперь я понимаю, почему он возит туда нужных людей. Но ленч-то, в общем, был сугубо деловой. Он хотел знать, занимается ли компания "Экстант" другими видами контрабанды, помимо оружия и военного снаряжения. Я ему рассказала, что изредка мы выполняем специальные просьбы некоторых наших наиболее надежных клиентов. "Ну а что, - спросил он, - к примеру, перевозили?" "Женщин, - говорю, - медицинские препараты и оборудование, лошадей и прочее, прочее". Тут я вижу, он начинает проявлять живейший интерес.
      Марион подцепила чайной ложечкой кусочек орехового пирожного и, отправив его в рот, запила глотком кофе. Потом подвинула тарелочку Хэму и удивленно смотрела, как он сгреб все пирожные в кучу, смешал вместе с мороженым и стал уплетать мешанину столовой ложкой за обе щеки. Не вытерпев, она заметила:
      - Думаю, Торнберг, глядя на тебя, когда ты ешь, завидует твоему аппетиту. Эта картина лишний раз напоминает ему о возрасте.
      Хэм, оторопев, даже прекратил есть:
      - Вот уж никогда не думал об этом.
      По-прежнему не отводя от него взгляда, она продолжала:
      - Теперь, полагаю, ты будешь остерегаться есть при отце.
      Он ничего не ответил на ее предостережение, но жевать перестал.
      - У тебя, я вижу, типичное сыновнее желание ублажать своего отца. И все же в отцы тебе достался сам Торнберг Конрад III, а он очень редко бывает доволен тем, что делают простые смертные, а может, и вообще никогда не доволен.