Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Черный клинок

ModernLib.Net / Детективы / Ван Ластбадер Эрик / Черный клинок - Чтение (стр. 34)
Автор: Ван Ластбадер Эрик
Жанр: Детективы

 

 


      Три часа спустя, облачившись в матово-черные костюмы и намазав лица черной краской, они спустились в систему туннелей под одной из улиц на окраине Арлингтона и, то и дело задевая за стенки, отправились в подземное путешествие по направлению к клинике "Грин бранчес".
      Туннель действительно оказался старым. Лучи от ручных фонарей дневного света освещали трещины в железобетонных стенах, сквозь которые просачивалась вонючая вода, образуя на вогнутой внутренней поверхности слой слизи.
      Хэм заприметил крысу размером чуть ли не с полруки, но чудище, скорее всего, сытое, не стало приближаться к людям, вторгшимся на его территорию.
      Подземный вход в клинику оказался запертым наглухо, работа с замком, хоть и ржавым, почти не отняла времени. Минуту спустя они ступили за обшитую свинцом железную дверь.
      - Прежде чем мы расстанемся, - сказала Минако, - позвольте рассказать кое-что о Достопочтенной Матери, этой выжившей из ума богине, к которой я теперь испытываю лишь омерзение и страх. Это демон женского рода. Из того, что я знаю о ней, я почти готова поверить сказкам о том, что у нее клыки вместо зубов.
      В голосе Минако звучала ярость. Они стояли у основания лестницы, ведущей наверх к храму Хиэ Дзинзя. Какофония городских шумов уже достигала их ушей, напоминая зарождающуюся бурю.
      - Все это, конечно, глупости. Люди любят распускать такого рода слухи, чтобы усилить ее ауру. На самом же деле им ничего не надо делать для этого. Она и так невероятно могучая.
      Чика провела последние три года достаточно близко от нее, и в результате ее душа опалена. Поначалу она испытывала благодарность за то, что выбор пал на нее, однако вскоре обнаружила, что Достопочтенная Мать оказывает на нее, как и на всех в ее окружении, отупляющее воздействие. Ее сила похожа на какую-то черную дыру, втягивающую все вокруг внутрь себя, к своей сердцевине, чтобы испепелить... или полностью изменить, вывернуть наизнанку.
      Чика поняла то, что я уже знала, - Достопочтенная Мать обожает выворачивать людей наизнанку, психически мучить именно тех, кто больше всего ей поклоняется. Отвратительное зрелище! После этого Чика стала презирать ее и бояться.
      Если вдуматься, то чего же еще можно ждать от женщины, живущей уже так долго? Скука - единственное, что ее по-настоящему беспокоит. Я меньше чем кто-либо хотела бы ее оправдывать. Просто пытаюсь найти какое-то объяснение, хотя применительно к такой твари, как она, это достаточно сложно.
      Чем больше Чика приближалась к Достопочтенной Матери, тем реальнее становилась угроза ее полной гибели. Она чувствовала, что гибнет, но так постепенно и незаметно, что поначалу толкования, которые давала происходящему Достопочтенная Мать, казались убедительными.
      Когда Достопочтенная Мать проводила время с тем или иным из своих многочисленных любовников, Чика должна была оберегать ее покой как личная телохранительница. Достопочтенная Мать посылала за любовниками, когда наступала темнота, и потом в темноте оседлывала их, доводя себя до экстаза. Чика иногда видела, как лоснится ее атласная кожа в лунном свете, проникающем в окна спальни сквозь ширмы из тончайшей рисовой бумаги. При этом она хрипела, как похотливое животное с гибким мускулистым телом, так что, может быть, у нее были и соответствующие клыки.
      Среди окружения Достопочтенной Матери ходили легенды о ее сексуальных аппетитах, и именно таким путем, даря сильнейшее наслаждение мужчинам, оказывавшимся на ее мокрых от пота шелковых простынях, она выворачивала их психику. Последним из них стал американский миллиардер Лоуренс Моравиа, которого доставили в храм Запретных грез после того, как он попался ей на глаза в ночном клубе в Гинзе и вызвал у нее желание.
      Она захотела не только его тело, не только его семя, но ей понадобилась и его душа.
      Чика, следуя буддизму, не верила в существование души. Насколько ей известно, Достопочтенная Мать тоже не верила. Так что слово "душа" здесь не совсем подходит. Тогда как же лучше выразиться? Дух? Сущность? Чика как-то раз прочитала, что племена охотников за головами на Новой Гвинее верят, что если съесть мозг врага, то обретешь его силу. Разве не в этом суть философии Достопочтенной Матери? Чика пришла к убеждению, что так оно и есть, хотя и не могла доказать это. Не то чтобы Достопочтенная Мать пожирала их мозги. Ей не требовалось для этого применять свои зубы и язык. Она пользовалась своей "макура на хирума".
      - Теперь я понял, что вам от меня понадобилось, - сказал Вулф, отворачиваясь. - Вы ждете, чтобы я убил эту Достопочтенную Мать. Я не буду этого делать!
      - Нет! - решительно воскликнула Минако. - Вам суждено самой судьбой стать тем оружием, которым я нанесу один-единственный смертельный удар. Ради этого я пошла на такой громадный риск, поставив под серьезную угрозу свою жизнь и жизнь моих детей. Все прочие попытки накопить достаточно сил, чтобы уничтожить ее, провалились. Я правильно сделала, послав за вами свою дочь. Мой инстинкт насчет мощи вашей "макура на хирума" меня не обманул. Сейчас лишь вы способны одолеть Достопочтенную Мать.
      - И все же вы должны быть готовы к тому, что я потерплю неудачу, заметил Вулф. - Как бы ни проявлялась моя сила, не забывайте, что я еще не до конца контролирую ее. На овладение ею потребуется какое-то время.
      - Нет, я не могу ждать, - возразила Минако. - Наше время вышло. Безумие Достопочтенной Матери достигло окончательной стадии. Она уже впитала так много энергии "макура на хирума", что у вас будет всего лишь одна возможность открыто сразиться с ней. В противном случае будет слишком поздно. У нее окажется достаточно сил, чтобы уничтожить всех нас.
      Над головой Минако шуршали ветки дерева, а тени, падавшие от них на ее лицо, придавали ему сходство с мрамором.
      - Вы должны сделать то, что мне привиделось, - закончила Минако. Вырезать сердце Достопочтенной Матери черным клинком "макура на хирума".
      Вакарэ все еще находился в храме Запретных грез, но теперь он чувствовал себя, как в цитадели адских сил. А как хорошо начинался вечер! Оставив Юджи на попечение Нишицу, он стал развлекаться с поочередно меняющимися молодыми людьми, которые, несмотря на невинную внешность, отнюдь не походили характером на его целомудренного лучшего друга. На каком-то этапе после первой опорожненной бутылки виски "Сантори" на него накатило чувство глубокого раскаяния, вызванного растущим убеждением, что, сведя Юджи с Нишицу, он предал Юджи и превратился в инструмент его совращения.
      Однако он залил эти страхи новыми порциями виски. А после этого вдруг появилась Ивэн и чуть-чуть не прикончила его на месте.
      Он всполошился, почувствовав, как она захватывает его разум коварной змеиной хваткой, и ускользнул, инстинктивно сознавая, что хоть он и сильнее, но она менее его отягощена моральными запретами и ей меньше терять, я потому она может одержать верх.
      Вырвавшись от Ивэн, Вакарэ побежал, спотыкаясь, через зал. Он почувствовал, как она наводит на него "макура на хирума", как черная молния бьет его в спину, проникая сквозь кожу и тело. Но добраться до своего сердца и раздавить его Вакарэ ей не дал. Он обогнул угол я упал на колени, получив еще один удар черной молнии.
      Присутствие Ивэн ощущалось все сильнее, и он чувствовал, что ее энергия растет. Казалось, чем больше она входила с ним в контакт, тем быстрее возрастали ее силы, и Вакарэ впервые засомневался, суждено ли ему остаться в живых. Он не умел предвидеть будущее, пользуясь "макура на хирума" скорее как орудием борьбы, чем как инструментом познания, но даже сумей он в этот миг хоть что-то предвидеть, все равно он не стал бы вести себя по-иному. Обязанный жизнью другой женщине - Минако Шиян, он твердо соблюдал закон "гири", и этим определялась его сущность.
      Боль обожгла его, и он закричал. Но тут же стряхнул ее с себя, отшвырнул поразивший его клинок тьмы обратно к Ивэн и поспешил по коридору. Ног под собой он больше не чувствовал. Ему казалось, что он лежит в трясине, грозящей поглотить его, и понял, что она побеждает.
      Тут он ощутил, что она уже рядом, и бросился вперед сквозь открытую дверь, спотыкаясь о циновки. Силы оставили его, Вакарэ откинул голову и издал вопль. В этот момент "макура на хирума" Ивэн ударила его в полную силу, и он растянулся на полу лицом вниз. Перекатившись, он приподнялся и, подчиняясь инстинкту самосохранения, попытался нанести удар рукой.
      Ивэн поймала его кулак ладонями. Одновременно она резко ударила пяткой в его плечевой сустав, и Вакарэ застонал от острой боли в вывихнутой руке.
      Он лежал, беспомощно вытянувшись и задыхаясь. Встав над ним, Ивэн запрокинула назад голову и по-волчьи завыла.
      Они чего-то ждали? Чего? Вакарэ не знал. Боль стала нестерпимой. Его перегруженные нервы уже не выдерживали, я возникшие в них импульсы побежали к напряженным, как канаты, мышцам, заставляя их непроизвольно сокращаться и дергаться. Но жалкие телодвижения уже ничем не могли ему помочь. Захват, которым держала его Ивэн, оставался железным.
      - Как рыба на суше, - раздался голос. Вакарэ с трудом повернул голову и увидел Достопочтенную Мать. - И, как у рыбы, я съем у тебя самое вкусное.
      До сих пор Вакарэ никогда не испытывал настоящего ужаса, но сейчас у него затряслась все поджилки. К горлу подступила тошнота, но его не вырвало. Даже на потуги у него не хватило сил.
      Вместо этого он в ужасе смотрел, как Достопочтенная Мать опускается на колени рядом с ним, неотразимо прекрасная, одним своим видом разжигающая в мужчинах желание. Она коснулась его руками, прохладными и белы" ми, как алебастр, погладила подбородок и щеки. А затем прижала большие пальцы к его векам.
      - Нет! - простонал Вакарэ.
      Давление ее пальцев не увеличивалось, и на какой-то миг Вакарэ вообразил, что его пощадят. Но тут же почувствовал дикую боль, будто в глазницы вонзили кинжалы.
      - Нет! - закричал он изо всех сил.
      Он попытался вырваться, но Ивэн ухватила его еще крепче. Достопочтенная Мать, прикоснувшись лбом к его лбу, больше не давила на глаза пальцами. Поддерживался лишь физический контакт, а "макура на хирума", врубившись в зрительные нервы, проникла по ним в мозг, а там таинственным способом принялась извлекать из Вакарэ его индивидуальную сущность, все его неповторимые особенности. Так Достопочтенная Мать извлекала из своих жертв их "макура на хирума" и добавляла к своей.
      - Нет!
      Процесс уже начался, и теперь ни человек, ни Бог не могли остановить его. Несмотря на сильные руки Ивэн, тело Вакарэ изогнулось дугой так, что от жуткого напряжения затрещал позвоночник. Затем он, расслабившись, снова упал на татами и стал дергаться в конвульсиях. Его движения потеряли координацию, и теперь он мало походил на человека, будто Достопочтенная Мать высасывала из него не только "макура на хирума", но и человеческую сущность.
      - Все кончено, - проговорила наконец она, ощущая во рту вкус крови и ртути - признак присутствия "макура на хирума".
      У нее кружилась голова, как будто от чрезмерного употребления спиртного. Поднимаясь с колен, она подала сигнал Ивэн. Та стремительно наклонилась и вонзила большие пальцы в глаза Вакарэ. Ее "макура на хирума" придала этому движению громадную силу, от которой его голова запрокинулась назад так резко, что хрустнули шейные позвонки.
      По завершении последней серии экспериментов Торнберг не отправился домой. С одной стороны, сломалась главная центрифуга с компьютерным управлением и некоторые наиболее важные анализы проводились на старых приборах, практически вручную. Из-за этого ему пришлось пробыть в "Грин бранчес" целых пять часов вместо обычных двух.
      С другой стороны, он испытывал необычайную депрессию. На его состоянии сильно сказался двойной шок - предательство сына и смерть Тиффани. Возможно, он начал стареть и стал слишком чувствительным, впадая в ту самую сентиментальность, которую когда-то с презрением подмечал у собственного отца. Тогда он твердо сказал себе, что если таков конечный удел всех стариков, в связи с увеличенной или пораженной раком простатой, то это не для него. Как же все-таки старость подавляет человека. Ощущая ее на каждом шагу и зная, что ждет тебя в конце этого пути, поневоле затоскуешь о той жизни, которой ты жил когда-то, так давно, что, кажется, с той поры прошли столетия. Бесспорно, есть что-то поистине славное в том, чтобы погибнуть во цвете лет, как Александр Македонский, - идти все быстрее от победы к победе, а затем вдруг разом отправиться в небытие.
      Никакого упадка сил, никаких особых изменений в общем состоянии, просто в крови угас огонь и мало-помалу тебя подводит твое тело. И мозг. О мозге тоже нельзя забывать, ибо что толку от обновленного тела, если мозг продолжает атрофироваться. Боже мой, если задуматься, что такое ад, то вот это состояние и есть тот самый ад.
      Помолодевший, если считать на годы, но усталый, как под бременем веков, Торнберг удалился в свой офис в юго-западном углу на третьем этаже. Отдыхать.
      Ему пришло в голову, что это даже хорошо, что он здесь. Пустота его огромного дома стала в последнее время невыносимой. Стиви находилась в Вашингтоне, ожидая новой встречи с ним, но он не испытывал ни малейшего желания видеть ее до тех пор, пока не улягутся бушующие в нем страсти.
      Его потрясло то, как сильно ему не хватает Тиффани, хотя, в конце концов, эта тоска, возможно, вовсе и не по ней. За всю жизнь у Торнберга была всего одна любовь, всего одна женщина, ради которой он смог бы, если надо, пожертвовать жизнью.
      Улегшись на зеленую, как трава, кожаную софу и сунув под голову вышитую подушку, он стал разглядывать узоры на потолке от проникающих в окно лучей света. Они образовывали как бы калейдоскоп, сквозь который он снова мог узреть события прошлого так, как если бы они произошли вчера, а не двадцать с лишним лет назад.
      Он закрыл глаза и начал грезить о Минако Шиян.
      Вулф и Чика молчали, глядя друг на друга из противоположных углов комнаты. Их объединяло очень многое, не высказанное вслух: тьма и свет, вопросы и ответы, вопросы без ответов. Вулфу сделалось вдруг больно при мысли, что эта пропасть останется между ними навсегда.
      Они находились в доме Минако на окраине Токио. Огромные балки, вытесанные из дерева, образовывали на потолке нечто вроде гигантского решетчатого узора, трансформируя пространство под собой таким образом, что создавалось удивительное ощущение уединения. К тому же интерьер внушал входящему в комнату чувство некоего смирения, напоминая о грозной необъятности природы, в которой человек - всего лишь песчинка.
      - Я удивлена, что ты пришел, - проговорила наконец Чика и отвернулась от него.
      - Нет, ты не удивлена.
      Вулф силился понять, где же правда. Откровения Минако насчет отношения Чики к нему повергли его в состояние шока, особенно потому, что червь сомнения все еще точил его душу. Он так и не сумел до конца избавиться от недоверия.
      - Это правда, что ты любишь меня? - спросил он, делая шаг в ее сторону. - Или же ты просто считаешь своим долгом оберегать меня?
      Она промолчала, и тогда он добавил:
      - Говори правду, а не то, что мне хочется услышать. Последнее у тебя здорово получается.
      Чика стояла в полумраке, образованном прикрывающими верхнюю часть окон бамбуковыми жалюзи.
      - Правда в том, что я полюбила тебя с того момента, как впервые увидела.
      - Ты имеешь в виду, что захотела меня? - спросил он, подумав о той ночи, когда он залез в ее квартиру на Шестой улице.
      - И это тоже. Но хотеть кого-то легко, а любить так трудно.
      - Ты не права. Любовь - это самое легкое чувство, потому что ему не надо учиться. А вот ненависти приходится учить.
      Червь сомнения наконец оставил его в покое. Он медленно направился к ней, сердце его билось, как молот, ибо он так и не мог предугадать, что же произойдет, когда они окажутся рядом.
      - Сколько бы времени я ни проводил с тобой, ты все еще остаешься для меня загадкой.
      Она улыбнулась, протягивая руку, чтобы прикоснуться к его щеке.
      - Ах, Вулф, как же ты ранишь мне сердце!
      Подойдя вплотную, она положила голову ему на грудь. Он ощутил ее дыхание и слегка коснулся пульсирующей ямки между ключиц. Чика прильнула к нему, почти как ребенок.
      - Теперь ты понимаешь, почему я не могла рассказать тебе все сразу при первой встрече, почему тебе пришлось уяснять все постепенно, шаг за шагом?
      Чика говорила так тихо, что Вулфу показалось, будто этот шепот звучит у него в голове.
      - Прости, что обидел тебя.
      Эти слова прозвучали одновременно у них обоих, и их искренность не подлежала сомнению.
      Вулфа изумляла произошедшая с Чикой перемена. В Нью-Йорке она вела себя энергично, смело и более находчиво, чем даже большинство известных ему мужчин. Здесь же, в Японии, он ощущал, как по ней словно стайка угрей пробегает дрожь, вызванная страхом.
      - Чего ты так боишься?
      - Ты не знаешь Достопочтенную Мать.
      - Она не может слышать меня или ощущать мое присутствие, - сказал он мягко.
      Но она все равно прижималась к нему с каким-то отчаянием. Тогда он призвал на помощь "макура на хирума", которая закружилась вокруг них, как песчаная буря. Лишь ощутив его биополе, Чика начала успокаиваться.
      - Мне горько вспоминать, - сказала она.
      - Воспоминания обладают своей собственной силой, - отозвался он, поняв, что речь идет о времени, когда она находилась в неволе у Достопочтенной Матери. - Но они часто теряют власть над нами, когда ими делятся.
      Чика передернулась, и он подумал о том, в каких порочных сценах ей пришлось участвовать в роли свидетельницы или, хуже того, в роли третьего действующего лица.
      - Хотелось бы мне верить в это, - прошептала она.
      - Верь в меня, - призвал Вулф.
      - Я никогда не умела верить в чудеса, - вздохнула она, - именно поэтому я так сильно боролась против своей любви к тебе. Потому что ты для меня как чудо, как живое воплощение моих грез. И я боюсь, что в любой момент ты исчезнешь, растаяв словно дым.
      Вулфу стало невыносимо больно видеть, как она мучается от страха; и он решил дать ей выговориться.
      - Что тебя пугает больше всего? Расскажи мне, - попросил он.
      Чика ответила не сразу. Она дышала так медленно в размеренно, что Вулфу на какой-то миг показалось, что она задремала у него в объятиях. Но вот она нарушила молчание и заговорила шепотом:
      - Когда я была совсем маленькой, моя мама взяла меня с собой в храм Запретных грез. С тех пор почти ничего не изменилось. Время, похоже, не властно над всем этим.
      Моя мать доставила меня на самый высший уровень, проведя через дверь с изображением двух фениксов, скрытую за черной как ночь лестницей-приступкой "тансу". Для этого она легко сдвинула лестницу в сторону. За дверью с фениксами оказалась комната, где находилась прекрасная женщина Достопочтенная Мать. Выглядела она примерно так же, как и сейчас. Достопочтенная Мать нежно поцеловала меня в обе щеки. "Посади свою дочь на циновку передо мной", - велела она, и моя мать подчинилась. "А теперь возьми вот этот нож, - приказала Достопочтенная Мать. - Я знаю, что значит для тебя Чика, но я также должна знать, насколько ты предана мне. Кое-кто хотел бы видеть меня мертвой, и я должна удостовериться, что ты не из их шайки. Возьми нож и убей свою дочь. Сделай это, ибо я тебе так велю".
      Помнится, я заплакала после ее слов, и тогда моя мать с помощью "макура на хирума" остановила мой неуместный плач. Мне стало страшнее в тысячу раз. Я увидела, как мама заносит нож и как его лезвие устремляется к моей груди.
      Я зажмурилась, но боли так и не ощутила. Приоткрыв глаза, я увидела, что Достопочтенная Мать крепко держит запястье Минако, а острие ножа остановилось в нескольких дюймах от моей груди.
      "Теперь я знаю, что ты чиста сердцем, - произнесла Достопочтенная Мать. - Каким бы ни было твое решение, жизни твоей дочери с самого начала ничто не угрожало. Я отношусь к ней, как к своему собственному дитя, и люблю ее точно так же, как и ты. Но теперь ее жизнь принадлежит мне, и я повелеваю тебе никогда не позволять ей забывать об этом".
      Через много-много лет, после того как я овладела "макура на хирума", моя мать сказала мне, что я нахожусь в совершенно особенном положении, поскольку моя жизнь отдана Достопочтенной Матери. По ее словам. Достопочтенная Мать в конце концов будет использовать меня как исполнительницу ее воли, что таким образом я узнаю о ней очень многое. Годы спустя она рассказала мне, насколько сильно она теперь ненавидит и боится ее. К тому времени уже состоялось мое посвящение в секреты, точнее, в махинации и амбициозные планы Достопочтенной Матери, и я возненавидела ее за то, что она творит с людьми, развращая их человеческую природу во имя своих целей.
      Именно тогда Минако поведала мне о своем решении уничтожить Достопочтенную Мать. Не будучи японцем, ты не способен понять, насколько тяжело далось ей это решение. Как я привязана чувством долга - "гири" - к ней, точно так же и она привязана к Достопочтенной Матери.
      - Я знаю, - заметил Вулф. - Минако рассказывала мне, как они росли вместе.
      - О, это еще не все, - пояснила Чика. - В детстве она спасла Минако жизнь, когда та чуть не утонула в море во время прилива. Достопочтенная Мать нырнула на глубину сто футов, чтобы отыскать ее и вынести на поверхность. Там внизу ничего не видно. Лишь "макура на хирума" позволила Достопочтенной Матери обнаружить девочку. Так что Минако обязана ей жизнью, а для большинства японцев немыслимо не считаться с этим. Но чувство справедливости у Минако сильнее, чем чувство долга.
      Вулф как будто видел в темных глазах Чики всю эту давнюю историю, полную очарования и в то же время непостижимую. Они оба молчали.
      - Итак, Минако завербовала тебя, - подытожил Вулф.
      Из глаз Чики потекли слезы.
      - Да, - подтвердила она, плача. - Я стала двойным агентом, шпионя за Достопочтенной Матерью в интересах Минако.
      Вулф прижал ее к себе крепче, а она продолжала:
      - Я очутилась между Минако и Достопочтенной Матерью, как в ловушке. Иногда мне казалось, что между ними нет разницы. Всю свою жизнь они посвятили "макура на хирума". Не обществу Черного клинка, не превращению Японии в экономический колосс, каким она стала в наше время, а силе в ее чистом, первобытном виде.
      Вот так, Вулф, я научилась ненавидеть. Под крылом у родной матери. Одно время между ней и Достопочтенной Матерью существовала близость сильнее, чем между родными сестрами. Узы любви связывали их нерушимо. Но время и события извратили эту связь до неузнаваемости и повернули ее темной стороной. Теперь Минако ненавидит Достопочтенную Мать так же люто и глубоко, как когда-то любила ее.
      Она запнулась и добавила:
      - Самое же плохое здесь то, что я не знаю, как эта ненависть повлияла на Минако.
      Ее снова передернуло.
      - О, Вулф! Я потеряла всякую надежду. Это было так ужасно - оказаться между двумя могучими силами. Достопочтенную Мать я ненавижу, а своей матери обязана жизнью. Но сейчас я испытываю одну лишь ненависть, и это как вкус отравы.
      - Твоя ненависть тебя рано или поздно погубит, Чика, - заметил Вулф. Мне жаль тебя, если это присуще всем вам.
      - Послушай, но ведь ты не такой, как мы, - произнесла она, поднимая голову. - Именно это я и имела в виду, когда говорила, что ты стал воплощением моих грез. Моя ненависть истощает меня. Я знаю, что пока она истощила силы моей сестры Казуки и довела ее до отчаяния.
      - Может быть, я сумею излечить тебя от ненависти, знать бы только, ради чего это делаю, - сказал он, крепко прижав ее к себе. - Я всю жизнь искал смысл своего существования. Не в отвлеченном метафизическом плане, а конкретно, лично для себя. Сначала я был убежден, что мне надо быть достойным образа моего отца, техасского рейнджера, и ради этого не один год потратил, не живя своей собственной жизнью, а пытаясь подогнать ее под выбранный мною образец.
      С оглядкой на отца я стал полицейским. Я воспринял от него те методы, которым он меня учил, и ту яростную отвагу, которую он сам приобрел вдали от законов цивилизации. Но встреча с тобой и пробуждение во мне "макура на хирума" показали, каким я был слепцом.
      Я забыл о важнейшей составной части своей жизни - о шаманстве моего деда. Он во многом пугал меня, так же как пугает тебя Достопочтенная Мать. Но сейчас я вижу, что мой страх порождался всего лишь недостатком понимания. А откуда ему взяться? Дед умер, когда я был подростком. Но учить меня он начал слишком рано. Я делал то, что следует делать только в зрелом возрасте, - переходил в потусторонний мир, видел смерть и боролся с ней.
      Вулф ненадолго замолчал, вспоминая, а потом продолжил:
      - Теперь-то я понимаю, что у моего деда не было выбора. Он знал, что скоро умрет и что ему надо разбудить во мне энергию до того, как он покинет этот мир. Но все это делалось слишком рано и пугало меня. Что я тогда знал о смерти? Столкновение с ней заставило меня повзрослеть чересчур быстро, и я потерял отца и деда, еще не став вполне самостоятельным. После этого я очень долго старался не вспоминать о деде, потому что эти воспоминания причиняли боль. Боже мой, люди - это такая тайна! - И он покачал головой.
      - Ах, Вулф, как же я тебя люблю! - воскликнула Чика, прильнув к нему.
      Вулф почувствовал, как она всем телом обвивается вокруг него, и кровь забурлила в его жилах. Он стянул вниз ее короткую юбку, Чика освободилась от нее. Вулф приподнял на ней рубашку, обнажив маленькие крепкие груди. Соски Чики затвердели, и он обнаружил, что у нее повлажнело между ног. Она застонала и расстегнула на нем ремень, высвобождая его сразу же отвердевшую мужскую плоть.
      Вулф пронзил ее, полностью войдя внутрь. Она задрожала, ноги ее обвились вокруг него, и она прихватила зубами его плечо. Он чувствовал, что она вся пылает от страсти, тыкаясь в него горячими сосками и проводя по его телу языком. Он прижал ее к стене, усиливая напор. По мышцам ее живота пробежала дрожь, и она со стоном стала подниматься по нему выше. Вслед за этим они затихли, прислушиваясь к пульсации крови и кипению адреналина и растворившись в простейшем инстинкте совокупления во имя жизни. Все их глубокие страхи оказались, пусть даже и на миг, но забытыми.
      Наконец, громко вскрикнув и вцепившись в Вулфа, Чика испытала оргазм раз, затем другой, ощутив в то же время, как его семя извергается в нее.
      - Осторожней, - шепотом произнес Яшида. - Тут везде контейнеры с медицинскими отходами.
      - Наверно, поэтому у них и крысы выросли такие здоровенные, отозвался Хэм. - Как в фильме ужасов "Они", только там про муравьев.
      Он бросил взгляд на предупредительные наклейки на бочках.
      - Как ты думаешь, у этой штуки тоже есть период полураспада, как у радиоактивных отходов?
      - Хорошо бы, если так, - проговорил Яшида, проскальзывая мимо последнего контейнера. Перед тем как войти в подвал, он жестом остановил Хэма, пытаясь обнаружить, нет ли тут фотоэлементов, детекторов движения или еще какой-нибудь охренной сигнализации, которую надо отключить. Но этот подвальный отсек никогда не реконструировался, и он ничего не нашел. На всякий случай, чтобы их не зафиксировала какая-нибудь видеокамера, они надели лыжные шлемы, закрывающие лицо.
      Они звали, что служба безопасности располагается над ними, на первом этаже. Хэм посчитал, что административные помещения, занявшие почти весь второй этаж, не представляют интереса. Он достаточно хорошо изучил своего отца. Ясно, что тот не допустил бы, чтобы компрометирующие материалы могли попасть в руки посторонним. Следовательно, второй этаж отпадает. Личные апартаменты Торнберга размещены на последнем этаже. Но и в данном случае Хэм, зная своего отца, не сомневался, что тот не станет прятать опасные документы в собственном кабинете, поскольку, в случае чего, власти обыскали бы его в первую очередь.
      Таким образом, искать следовало лишь на подземных этажах - здесь ведется наиболее секретная исследовательская работа, и эти помещения, с точки зрения Хэма, легче всего изолировать в чрезвычайной ситуации. Именно эта логика и завела их теперь в самые недра "Грин бранчес".
      Они обследовали подземные этажи относительно спокойно. К этому времени сотрудники большей частью уже ушли, а охранники, как и предсказывал Хэм, вообще тут не появлялись. Своим присутствием они бы только нервировали персонал и мешали сосредоточиться. Хэм с Яшидой также не обнаружили никаких признаков наличия следящих видеокамер типа установленных снаружи, по периметру здания.
      Они переходили из лаборатории в лабораторию, но им не попадалось ничего такого, что могло бы дать ключ к разгадке сути проводимых здесь экспериментов. Лишь одно из обнаруженных ими помещений служило не лабораторией, а чем-то вроде комнаты отдыха. Теплая и уютная, несмотря на отсутствие окон, эта комната почему-то запомнилась Хэму, и он в конце концов снова потянул в нее Яшиду. Пол комнаты во всю ширину устилал мягкий ковер. Там и сям стояли удобные, обитые тканью кресла и диваны, столики для коктейля и тумбочки с лампами в восточном стиле, слабый свет от которых придавал помещению особый шик. У стены стоял книжный шкаф с журналами, разложенными в стопки по их принадлежности к той или иной области биологических исследований и рассчитанными на узкий круг специалистов. Обстановку дополняли холодильник, мойка из нержавеющей стали и электроплита с кухонной стойкой, позволяющие приготовить полный обед. Рядом находился полированный деревянный стол овальной формы и восемь стульев из того же гарнитура.
      Хэм внимательно осмотрел все это, но по-прежнему чувствовал, что от его натренированного взгляда что-то ускользает.
      - Это местечко выглядит вроде невинно, как попка младенца, - пошутил Яшида.
      Хэм издал легкий смешок. Ну конечно же! Если у Торнберга имеется какой-то компромат, то он не станет прятать его дома или где-нибудь у родственников. Аналогично не воспользуется он и банковским сейфом, поскольку такой материал должен всегда находиться у него под рукой. Но все же прятать его надлежит в каком-то укромном месте.
      Хэм огляделся вокруг. Додумается ли кто-нибудь искать его в комнате отдыха? Вряд ли. Хэм представил себе, как Торнберг входит сюда с бумагами, которые хочет уберечь от посторонних глаз. Куда бы он их спрятал? Туда, где вероятность проверки наименее вероятна. Не за холодильник, не под ковер, не в стены - в таких местах профессионалы ищут в первую очередь.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42