Глава 1

2.55 ночи, воскресенье, 12 октября

Лондон, Англия

Холодный октябрьский дождь хлестал по Найтсбридж, там, где Бромптон-роуд пересекалась со Слоан-стрит. Непрерывный поток гудящих машин, такси и красных двухэтажных автобусов сворачивал к югу, с трудом пробираясь к Слоан-сквер и Челси. Тот факт, что все деловые и правительственные офисы были уже давно закрыты на уикэнд, ничуть не влиял на интенсивность движения. Перспективы мировой экономики вселяли оптимизм, магазины ломились от товаров, и новые лейбористы были далеки от того, чтобы раскачивать чью-либо лодку. Теперь туристы приезжали в Лондон в любое время года, а потому машины в столь ранний час продолжали двигаться с черепашьей скоростью.

Сгорая от нетерпения, лейтенант-полковник армии США, он же доктор медицины Джонатан (Джон) Смит, соскочил со ступеньки медленно ползущего автобуса под номером 19, не доехав двух кварталов до нужного ему места. Дождь наконец-то немного утих. Полковник пробежал по мокрому тротуару, оставив автобус позади.

Это был высокий и стройный, атлетического сложения мужчина лет сорока с хвостиком. Тёмные волосы гладко зачёсаны назад и открывают высокий крутой лоб. Темно-синие глаза привычно и внимательно оглядывают автомобили и прохожих. Внешне он почти ничем не выделялся в толпе, вышагивал себе в своём твидовом пиджаке, хлопчатобумажных брюках и макинтоше. И все же женщины оборачивались и смотрели ему вслед, а он, заметив это, лишь улыбался краешками губ и продолжал шагать дальше.

Вот он свернул на Уилбрахам-плейс и вошёл в вестибюль уютной гостиницы под названием «Уилбрахам отель», где снимал номер всякий раз, когда начальство из ВМИИЗа посылало его на конференцию врачей в Лондон. Перепрыгивая через две ступеньки, он взлетел на второй этаж, где и находился его номер. И тут же начал шарить в чемоданах в поисках отчётов о случаях заболевания лихорадкой в американских войсках, базирующихся в Маниле. Он обещал показать их доктору Чандре Аттем, специалисту по вирусным инфекциям из Всемирной организации здравоохранения.

И вот, наконец, под кипой грязной одежды в самом большом из чемоданов он обнаружил эти доклады. Вздохнул и усмехнулся себе под нос — он так и не удосужился избавиться от неряшливых привычек, сложившихся за долгие годы жизни в полевых условиях, в палатках, куда он мчался с целью помочь в той или иной кризисной ситуации.

Он бросился вниз по лестнице, спеша вернуться на конференцию по эпидемиологии, организованную ВОЗ, но тут его окликнул гостиничный клерк.

— Подполковник? Вам тут письмо. С пометкой «срочно».

— Письмо? Но кто это вздумал посылать его сюда? — Он взглянул на наручные часы. — Тем более в воскресенье?

— Его доставил посыльный.

Охваченный тревожным чувством, Смит взял конверт и вскрыл его. Внутри находился один-единственный листок бумаги из принтера, без указания адресата или обратного адреса. И прочитал следующее:

У Смита ёкнуло сердце. На свете был единственный человек, называвший его Смити, — Билл Гриффин. Познакомились они в третьем классе начальной школы Гувера, что в Каунсил Блафф, штат Айова. И сразу же подружились и продолжали дружить и в средней школе, и в колледже при университете Айовы, а потом уже — в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Затем Смит получил звание доктора медицины, а Билл стал дипломированным психологом, после чего пути их разошлись. Оба осуществили юношескую мечту и поступили на армейскую службу, причём Билл пошёл в военную разведку. Виделись друзья не чаще чем раз в десять лет, хотя и поддерживали постоянную связь, звонили друг другу и переписывались.

Смит стоял у стойки дежурного в гостинице и, хмурясь, вглядывался в загадочные слова послания.

— Что-то не так, сэр? — вежливо осведомился клерк.

Смит огляделся по сторонам.

— Нет, ничего. Все нормально. Ладно, надо бежать, иначе опоздаю на следующий семинар.

Он сунул послание в карман макинтоша и вышел на улицу, вдыхая пропитанный влагой воздух. Как это Билл узнал, что он находится в Лондоне? В этом неприметном и тихом отёле? И к чему понадобилась вся эта таинственность, и отчего Биллу вдруг пришло в голову называть его Смити, как в детстве?

И ни обратного адреса, ни телефона.

Только инициалы, чтобы было ясно, кто отправитель.

И почему именно в полночь?

Смиту нравилось думать о себе как о человеке простом, но он знал, что на деле это далеко от истины. Достаточно было проследить за его карьерой. Он служил в военно-медицинских частях, а затем занялся научно-исследовательской работой. Какое-то время работал и на военную разведку. И его постоянно преследовала тревога, но он уже успел настолько свыкнуться с ней, что она стала как бы частью его самого.

Правда, за последний год в жизни его произошли приятные перемены, и он вдруг открыл для себя счастье. И дело тут было не только в работе на ВМИИЗ, которую он находил страшно важной и интересной. Убеждённый холостяк вдруг влюбился. Причём это была настоящая Любовь, с большой буквы. Совсем не то, что мимолётные романы с женщинами, которые входили в его жизнь и выходили из неё, не оставляя в душе следа. Нет, Софи Рассел стала для него всем — и товарищем по работе, и другом, и просто красивой белокурой любовницей, жизни без которой он отныне просто не представлял.

Бывали моменты, когда он отрывался от электронного микроскопа с одной лишь целью — лишний раз полюбоваться своей возлюбленной. Как это возможно, чтобы в такой хрупкой и прелестной женщине сочетались столь блестящий ум и стальная воля? Этот вопрос постоянно занимал его. Стоило только вспомнить о Софи, и он тут же почувствовал, как страшно по ней скучает. Он должен был вылететь из Хитроу завтра утром. Так что вполне успел бы добраться на машине до дома в Мэриленде как раз к завтраку, после чего они с Софи вместе отправились бы на работу.

И вот на тебе — эта тревожная записка от Билла Гриффина. Едва пробежав её глазами, он тут же насторожился. И в то же время это прекрасная возможность повидать старого друга. Он улыбнулся. Нет, видно, даже Софи не удалось укротить его. Ловя такси, он уже строил планы.

Он поменяет авиабилет на понедельник, полетит вечером. А в полночь встретится с Биллом Гриффином. Это, в свою очередь, означает, что на работе он появится не раньше вторника, то есть на сутки позже. От чего генерал Кильбургер, возглавляющий ВМИИЗ, просто позеленеет от злости. Если не прибегать к слишком уж сильным выражениям, генерал сочтёт такую вольность со стороны Смита выходкой вредной и неуместной.

Ничего страшного. Не проблема. Цель оправдывает средства.

Вчера рано утром он позвонил Софи — просто для того, чтобы услышать её голос. Но их разговор оборвали на середине. Софи получила приказ срочно явиться в лабораторию, идентифицировать некий вирус из Калифорнии. Софи может проработать без остановки и шестнадцать, и все двадцать четыре часа. Наверняка засидится в лаборатории далеко за полночь, может даже и не оказаться дома в понедельник утром. Смит разочарованно вздохнул. Он так мечтал разделить с ней этот завтрак. Тут только одно преимущество — она будет так занята, что беспокоиться о нем ей просто некогда.

Нет, можно, конечно, позвонить и оставить послание на автоответчике, предупредить, что он появится днём позже, чтобы она не волновалась. Заодно и генералу Кильбургеру передаст, что он задерживается.

Нет, он поступит иначе. Может вылететь из Лондона не завтра утром, а сегодня, ночным рейсом. Всего-то несколько часов разницы, но они так много значат для него. Том Шерингем возглавляет британскую научно-исследовательскую группу микробиологов, разрабатывающую вакцину против всех типов гантавирусов. И сегодня он не только сможет посетить презентацию Тома, он будет умолять его отобедать с ним поздно вечером. Именно там, за обедом и выпивкой, он постарается выжать из Тома все возможное, заставить поведать обо всех тонкостях и деталях, которые тот ещё не готов разглашать публично. А он, Смит, клятвенно пообещает ему посетить Нортон Даун завтра, перед тем как отправиться в Хитроу.

Кивая и чуть ли не улыбаясь про себя, Смит перепрыгнул через лужу и распахнул дверцу чёрного такси, притормозившего у обочины. И назвал водителю адрес здания, где проводилась конференция ВОЗ.

Но едва он опустился на сиденье, как намёк на улыбку исчез. Он извлёк из кармана послание Билла Гриффина и перечитал, в надежде отыскать пропущенный прежде ключ к этой загадке. Самого главного тут все же не сказано. Между бровями Смита залегла морщинка озабоченности. Он начал вспоминать прошедшие годы, пытаясь понять, что заставило Билла вдруг срочно связаться с ним, причём таким необычным образом.

Если Биллу была бы нужна научная или другого рода помощь от ВМИИЗа, он без проблем смог бы получить её другим, официальным путём. Ведь Билл являлся специальным агентом ФБР и очень гордился этим. И, как любой агент, мог бы запросить помощь Смита через директора ВМИИЗа.

С другой стороны, если дело у него чисто личное, к чему вся эта секретность? Он мог бы позвонить в гостиницу и оставить Смиту послание с просьбой перезвонить.

В машине было холодно и сыро, Смит зябко поёжился. Эта встреча обещала стать не только неофициальной, но засекреченной. Весьма засекреченной. А это, в свою очередь, означало, что Билл действует за спиной ФБР. За спиной у ВМИИЗ США. Втайне от всех правительственных организаций… И, по всей видимости, надеется вовлечь и его, Смита, в эту загадочную историю.

Глава 2

9.57 утра, воскресенье, 12 октября

Форт-Детрик, Мэриленд

Расположенный во Фредерике, маленьком городке, затерявшемся среди зелёных холмов и полей Мэриленда, Форт-Детрик стал прибежищем для Военно-медицинского исследовательского института США по инфекционным заболеваниям. Известный под сокращением ВМИИЗ США, или просто Институт, он стал объектом бурных выступлений и нападок общественности в 1960-х, поскольку именно там находилась самая настоящая фабрика по производству и испытанию химического и бактериологического оружия. В 1969 году президент Никсон приказал положить конец разработке этих программ, и ВМИИЗ перестал быть объектом нападок, превратившись в научный и медицинский центр.

Затем настал 1989-й. И учёные заговорили о страшно опасном и чрезвычайно «коммуникабельном» вирусе «Эбола», вызвавшем массовую гибель подопытных животных в обезьяньем питомнике в Рестоне, штат Вирджиния. Врачи и ветеринары ВМИИЗа, как военные, так и гражданские, были брошены на изучение этого вируса, грозившего самой трагичной в истории человечества эпидемией.

Им удалось доказать, что вирус Рестона имеет незначительное генетическое отклонение от таких летальных штаммов, как «Эбола Заир» и «Эбола Судан». И, что гораздо важнее, выяснить практическую безвредность для человека. Это поразительное открытие сразу вознесло учёных из ВМИИЗа до небес, они стали знамениты на всю страну. И пресловутый Форт-Детрик вновь занимал умы людей, на сей раз с тем отличием, что выглядел теперь аванпостом американской военной медицины.

Сидя в своём кабинете во ВМИИЗе, доктор Софи Рассел как раз раздумывала об этих превратностях судьбы и притязаниях на славу. И с нетерпением ожидала звонка от человека, способного ответить на целый ряд вопросов, что помогло бы избежать кризиса, который, как она опасалась, вполне мог перерасти в опасную эпидемию.

Софи получила учёную степень, занимаясь исследованиями в области клеточной и молекулярной биологии. Она была ведущим колесом в той огромной машине, чьи шестерёнки завертелись в мировом масштабе после смерти майора Кейта Андерсона. Она работала на ВМИИЗ вот уже четыре года и, подобно тем учёным в 1989-м, боролась за организацию срочной медицинской помощи людям, пострадавшим от неизвестного вируса. Ей вместе со своими коллегами удалось пойти дальше и сделать весьма неутешительный вывод: этот вирус смертелен для человека. Уже имелись три его жертвы — майор и двое гражданских. Все они умерли внезапно в результате синдрома острой респираторной недостаточности (СОРН), один за другим, на протяжении нескольких часов.

Впрочем, учёных и врачей беспокоили не столько время смерти этих несчастных и не сам факт СОРН. От этого заболевания на планете ежегодно умирали миллионы людей. Но среди них не было молодых и совершенно здоровых. Их смерти сопутствовали долгие и мучительные проблемы с лёгкими или же другие факторы. И сильнейшей головной боли на последнем этапе заболевания, а также грудной полости, залитой кровью, при вскрытии у них не наблюдалось.

И вот теперь — три случая за один день, и у всех троих схожие симптомы. Причём погибли несчастные в разных концах страны — майор в Калифорнии, девочка-подросток в Джорджии и бездомный бродяга в Массачусетсе.

Директор ВМИИЗа, бригадный генерал Кальвин Кильбургер, вовсе не имел желания поднимать тревогу на весь мир только на основании этих трех случаев, жертвы которых поступили к ним лишь вчера. Он терпеть не мог раскачивать лодку, опасаясь выглядеть в глазах других паникёром. Более того, он вовсе не собирался делиться успехом с другими лабораториями, в особенности — с давним и главным соперником ВМИИЗа, Центром контроля над инфекционными заболеваниями в Атланте.

А между тем напряжение во ВМИИЗе все возрастало, и Софи Рассел, возглавлявшая группу учёных, продолжала работать.

Первые пробы крови она получила в субботу, в три часа ночи, и немедленно отправилась к себе в лабораторию, находившуюся на «Уровне-4», чтобы подвергнуть эти пробы анализу. Там, в небольшой раздевалке, она сняла с себя всю одежду, наручные часы и кольцо, которое подарил ей Джон Смит, когда она согласилась выйти за него замуж. Лишь на секунду остановилась, взглянула на кольцо и улыбнулась, вспомнив о Джоне. В памяти всплыло его красивое лицо — черты американского индейца, широкие скулы, чёрные волосы, а вот глаза такие удивительно синие! Эти глаза заинтриговали её с первой же секунды. Увидев Джона, она тогда подумала, как, должно быть, заманчиво падать и падать в глубину этих темно-синих глаз. И ещё ей нравилось, как он двигался, плавно, бесшумно и быстро, словно какой-нибудь зверь из джунглей, приручить которого удаётся далеко не всякому. Ей нравилось заниматься с ним любовью, нравились страсть и возбуждение, которые оба они испытывали при этом. Но все это объяснялось просто — Софи была безумно, страстно влюблена в него.

Они как раз разговаривали по телефону, когда её вызвали сюда, в лабораторию.

«Дорогой, мне надо бежать. Звонят из лаборатории по другой линии. Срочный вызов».

«В такой-то час? Неужели дело не терпит до утра? Ведь тебе надо отдохнуть».

Она усмехнулась. «Ты позвонил, и я как раз отдыхала. Если уж быть до конца точной, крепко спала. И тут вдруг телефон».

«Но я знал, что ты захочешь поболтать со мной. Тебе передо мной не устоять, верно?»

Она расхохоталась. «Это уж точно! Хочется говорить с тобой дни и ночи напролёт. Скучаю по тебе каждую секунду, с тех пор, как ты улетел в Лондон. И рада, что ты пробудил меня от крепкого и здорового сна и что я могу сказать тебе все это».

Настал его черёд смеяться. «Я тоже люблю тебя, дорогая».

И вот теперь, вспоминая об этом, она глубоко вздохнула. Закрыла глаза. Сделала над собой усилие и выбросила из головы Джона Смита. Её ждёт срочная работа.

Она быстро переоделась в стерильный хирургический комбинезон зеленого цвета. Открыла тяжёлую дверь и босиком прошла на «Уровень биологической безопасности-2», находившийся под отрицательным давлением, чтобы не допустить проникновения загрязняющих веществ на «Уровень-3» и «Уровень-4». Оказавшись внутри, пробежала мимо душевой кабинки в ванную, где у неё хранились чистые белые носки.

Надев носки, она поспешила на «Уровень-3». Там натянула на руки латексные хирургические перчатки, потом приклеила их раструбами к рукавам комбинезона. Повторила ту же процедуру с носками, их края приклеились к штанинам. Проделав все это, она облачилась в свой персональный ярко-голубой защитный скафандр из пластика, напоминавший наряд космонавта. Внутри слабо попахивало резиной и ещё чем-то, как пахнет в пластмассовом ведре. Тщательно проверила все застёжки. Затем опустила на лицо прозрачный и гибкий шлем, застегнула скафандр на длинную «молнию» и сняла со стены жёлтый шланг.

Подсоединила шланг к скафандру. С тихим шипением воздух начал поступать в массивный костюм космонавта. Закончив, она отсоединила шланг и прошла через тяжёлую стальную дверь в воздушный шлюз при «Уровне-4», снабжённый распылителями для воды и химикатов, для последнего, обеззараживающего душа.

И вот, наконец, дверь на «Уровень-4» отворилась. Зона повышенной опасности.

Теперь ей никак нельзя было торопиться. Она осторожно продвигалась вперёд шаг за шагом. Отныне её единственным оружием были точные и неспешные движения. И чем точней они будут, тем большей скорости удастся достичь. Вот почему вместо того, чтобы натягивать руками тяжёлые резиновые жёлтые сапоги, она привычным и ловким движением согнула в колене одну ногу и, держа её под нужным углом, сунула ступню в сапог. Затем проделала то же со второй. И прошла, насколько это возможно, быстро, по узким коридорам к своей лаборатории. Уже там натянула третью пару перчаток из латекса. С величайшей осторожностью извлекла из холодильника-контейнера пробы крови и принялась за работу по выделению вируса.

Все последующие двадцать шесть часов она не думала ни о еде, ни о сне. Она жила в лаборатории, изучала вирус через электронный микроскоп. И, к собственному удивлению, исключила вместе со своей командой саму возможность того, что это мог оказаться «Эбола», «Марбург», любой другой филовирус. Впрочем, форму он имел характерную для большинства вирусов — выглядел под микроскопом эдаким волосатым шариком. Едва увидев его и помня, что причиной смерти стал синдром острой респираторной недостаточности, Софи подумала: «Это гантавирус, типа того, что в 1993 году убил молодых спортсменов в резервации Навахо». Во ВМИИЗе работали настоящие эксперты по гантавирусам. Легендарному Карлу Джонсону ещё в 1970-м удалось выделить и идентифицировать первый такой вирус.

Учитывая это, она использовала в работе метод под названием иммуноблоттинг, позволяющий проверить патоген на хранившихся в банке крови ВМИИЗа замороженных пробах, взятых у жертв различных гантавирусов со всего мира. Он не среагировал ни на одну. Немало удивлённая, она провела реакцию цепи полимеразы — с целью составить хотя бы приблизительное представление о последовательности расположения ДНК вируса. В этом отношении он не походил ни на один из известных ей гантавирусов, однако она все же составила на всякий случай предварительную генетическую карту — вдруг пригодится. Больше всего ей хотелось, чтоб Джон был сейчас здесь, с ней, а не в такой дали, в Лондоне, на конференции ВОЗ.

Озабоченная тем, что так и не получила до сих пор сколько-нибудь определённого ответа, Софи усилием воли заставила себя выйти из лаборатории. Своих помощников она уже давно отправила спать. И вот теперь занялась хлопотной процедурой — стащила с себя защитный скафандр, прошла через обеззараживающий душ и, наконец, переоделась в обычную свою одежду.

Поспав часа четыре — ей этого вполне достаточно, пыталась убедить она сама себя, — Софи поспешила в кабинет и принялась изучать результаты тестов. Вскоре проснулись и остальные члены её команды, и она велела им разойтись по лабораториям.

Голова у Софи болела, в горле пересохло. Она достала из мини-холодильника бутылку минеральной воды и вернулась к столу. На стене в кабинете висели три снимка в рамочках. Она не спеша пила воду и не сводила с них глаз, они привлекали её, как свет влечёт ночную бабочку. На одном — они с Джоном. Оба в купальных костюмах, этот снимок был сделан прошлым летом на Барбадосе. Как весело провели они тогда свой первый и единственный отпуск! На втором был Джон в военной форме — в тот день он получил звание подполковника. А на последнем красовался молоденький капитан с буйными чёрными волосами, грязным лицом и пронзительно-синими глазами. Он стоял в пропылённой насквозь униформе на фоне палатки, снимок был сделан где-то в иракской пустыне.

Она страшно по нему соскучилась, он был нужен ей здесь, в лаборатории, для работы. И вот рука Софи потянулась к телефону, чтоб позвонить в Лондон. Но она тут же остановила себя. В Лондон его послал Кильбургер. По мнению генерала, каждое задание должно быть выполнено до конца и в срок. Ни днём раньше, ни днём позже. Джон прилетает только через несколько часов. И тут вдруг она подумала, что он прямо из аэропорта помчится домой. А её там нет, и она его не ждёт. Она снова сделала над собой усилие и приказала себе не думать об этом.

Софи посвятила себя науке, и ей на этом пути сопутствовала удача. О замужестве она уже давно перестала мечтать. Влюбиться — возможно, но чтоб замуж? Нет. Редко какой мужчина захочет иметь жену, целиком поглощённую любимой работой. Но Джон её понимал. Мало того, страшно ценил тот факт, что Софи, изучая какую-либо клетку, может обсуждать с ним её строение, цвет и функции во всех деталях. В свою очередь, её вдохновляло постоянное любопытство Джона, его неутолимая жажда знаний. Они, как бывает с малыми ребятишками в детском саду, обрели друг в друге любимого партнёра по увлекательной игре, идеально подходили друг другу не только с точки зрения профессий, но и по темпераменту. Оба были очень целеустремлёнными, страстными людьми, влюблёнными в жизнь и друг в друга. Она никогда не была так счастлива и понимала, что за это следовало благодарить Джона.

Нетерпеливо встряхнув головой, Софи вернулась к своему компьютеру и вновь стала просматривать данные анализов, в поисках того, что, возможно, пропустила прежде. И не нашла ничего нового или важного для себя.

Поступили новые данные по ДНК, и она принялась изучать их, продолжая перебирать в уме все клинические сведения по этому вирусу. И тут вдруг у неё возникло странное ощущение.

Она уже где-то видела этот вирус — или же другой, но невероятно похожий. Но где?

Она пыталась вспомнить. Судорожно рылась в памяти. Перебирала события прошлого.

Но ничто не приходило на ум. И вот, наконец, она прочитала отчёт одного из членов её группы, где высказывалось предположение, что новый вирус сродни «Мачупо», одному из первых вирусов, вызывающих геморрагическую лихорадку. И открыт он был все тем же Карлом Джонсоном.

Африка ей ни о чем не говорила. Может, Боливия?

Перу!

Ещё студенткой она проводила там антропологические исследования, и…

Виктор Тремонт.

Да, именно так его звали. Биолог по образованию, он тоже работал тогда в Перу. Собирал растения и образцы минералов, исследовал возможность их применения в медицине и делал это по заказу… какой же компании? Какой-то фармацевтической фирмы… Есть, вспомнила, «Блэнчард Фармасьютикалз».

Она вернулась к компьютеру, быстро вошла в Интернет и нажала клавишу поиска. И нашла «Блэнчард» почти тотчас же в Лонг Лейк, штат Нью-Йорк. А Виктор Тремонт являлся президентом и главным менеджером этой компании. Она взялась за телефон и набрала номер.

Было воскресенье, но в таких гигантских корпорациях принимают важные звонки круглосуточно, без выходных. И в «Блэнчард» ей ответили. Ответил мужской голос, и когда Софи спросила, нельзя ли связаться с Тремонтом, голос вежливо попросил её подождать. Пытаясь сдержать нетерпение, она нервно барабанила пальцами по столу.

И вот, наконец, после целой серии щелчков и томительного молчания на линии в трубке прорезался другой мужской голос. На сей раз нейтральный и даже какой-то безжизненный:

— Позвольте узнать ваше имя и дело, по которому вы звоните доктору Тремонту?

— Софи Рассел. Скажите, что мы познакомились в Перу.

— Подождите, пожалуйста. — Снова молчание, а затем: — Говорите, мистер Тремонт у аппарата.

— Мисс… Рассел? — По всей видимости, он уточнял имя, записанное помощником в блокноте. — Чем могу помочь? — Голос приятный, низкий, но в нем отчётливо улавливаются начальственные нотки. Сразу чувствуется, что этот человек привык командовать людьми.

И она ответила скромно, но с достоинством:

— Вообще-то теперь уже доктор Рассел. Моё имя вам ничего не говорит?

— Боюсь, что нет. Но вы упомянули Перу, и я прекрасно помню то время. Было это лет двенадцать-тринадцать назад, если не ошибаюсь? — Видимо, он специально выбрал такой нейтральный тон и притворяется, что не помнит, — на тот случай, если она вдруг начнёт просить у него работу.

— Тринадцать, и вас я очень хорошо помню, — нарочито небрежным тоном заметила она. — Помните реку Караибо, летний лагерь? Я работала там с группой антропологов, выпускников Сиракузского университета, а вы собирали биологические материалы, могущие представлять интерес для медицины. Я звоню, чтобы спросить вас о вирусе, который вы обнаружили в одном из местных племён. Туземцы называли их «людьми с обезьяньей кровью».

Сидевший в своём огромном кабинете Виктор Тремонт вдруг испытал прилив страха. И тут же подавил его. Развернулся в кресле и посмотрел в окно на озеро, поверхность которого блестела, как ртуть, в лучах утреннего солнца. На другой его стороне простирался густой сосновый лес, соснами поросли и склоны высоких гор, тающие в туманной дымке.

Несколько раздосадованный тем, что его упрекнули в плохой памяти, Виктор Тремонт снова развернулся в кресле. В голосе его зазвучали дружеские нотки:

— Вот теперь вспомнил. Такая симпатичная белокурая леди, целиком поглощённая наукой. Я ещё тогда понял, что вы добьётесь успехов в антропологии. Я не ошибся?

— Ошиблись. Я защитила докторскую по клеточной и молекулярной биологии. Именно поэтому мне и нужна ваша помощь. Я работаю в Форт-Детрике, в Военно-медицинском научно-исследовательском центре по изучению инфекционных заболеваний. И мы тут столкнулись с вирусом, который страшно похож на тот, что обнаружили в Перу. Некий неизвестный ранее вид вируса, вызывающий головную боль, сильный жар и острую форму синдрома респираторной недостаточности. Он способен убить совершенно здорового человека за несколько часов, причём сопровождается все это сильнейшим кровотечением из лёгких. Это вам о чем-нибудь говорит, доктор Тремонт?

— Можете называть меня просто Виктор. А ваше имя, если мне не изменяет память, кажется… Сьюзан… Салли… что-то в этом…

— Софи.

— Ах, ну да, конечно! Софи Рассел. Форт-Детрик, — медленно произнёс он, словно записывая эти слова. — Рад слышать, что вы не ушли из науки. Мне и самому иногда до смерти хочется посидеть в лаборатории, а не заниматься всей этой сумасшедшей организационной деятельностью. Но реку не повернуть вспять, верно? — И он засмеялся.

— Так вы помните этот вирус? — спросила она.

— Нет. Не припоминаю. Вскоре после Перу занялся коммерцией и управлением, возможно, поэтому и вылетело из памяти. Как я уже говорил, это было так давно. Но, исходя из того, что я помню из молекулярной биологии, ваш сценарий маловероятен. Должно быть, вы путаете его с целой серией вирусов, с которой нам довелось тогда столкнуться. Увы, этого добра всегда более чем достаточно. Нет, не помню.

Растерянная и разочарованная, Софи продолжала прижимать трубку к уху.

— Но я совершенно точно помню, что у «людей с обезьяньей кровью» удалось выделить именно этот вид. И время здесь совершенно ни при чем. Правда, тогда, в Перу, я не предполагала, что стану заниматься биологией, и уж тем более — на клеточном и молекулярном уровне. И ещё более странно, что даже нахожу в этом удовольствие.

— "Люди с обезьяньей кровью"? Необычное название. И знаете, я действительно припоминаю, там было племя с таким оригинальным названием.

Софи оживилась. В голосе её прозвучали нетерпеливые нотки:

— Доктор Тремонт, послушайте меня, пожалуйста. Это необычайно важно. Жизненно важно. Мы только что зарегистрировали три случая заболевания вирусом, столь схожим с тем, что был обнаружен в Перу. И там, у туземцев, было какое-то средство, позволяющее побороть болезнь в восьмидесяти случаях из ста. Кажется, надо было выпить кровь какой-то определённой обезьяны. Помню, как вы тогда удивились, услышав это.

— До сих пор удивляюсь, — сказал Тремонт. (Нет, память у этой дамочки просто фантастическая, даже на нервы действует.) — Чтоб у первобытного племени каких-то там индейцев имелся способ победить смертельную болезнь? Лично мне об этом ничего не известно, — не моргнув глазом, солгал он. — А вот описание симптомов знакомо, это определённо. И что же говорят по этому поводу ваши коллеги? Уверен, кто-нибудь из них тоже наверняка работал в Перу.

Она вздохнула.

— Сперва я хотела проверить у вас. Мы уже неоднократно поднимали ложную тревогу, и действительно, много воды утекло с тех пор, как я была в Перу. Но раз вы не припоминаете… — Голос её замер. Она была весьма разочарована. — Нет, я просто уверена, вирус там был. Что ж, возможно, мне стоит связаться с Перу. Должны же там регистрировать вспышки необычных заболеваний среди индейцев.

Виктор Тремонт нервно повысил голос:

— Уверен, что в этом нет никакой необходимости. У меня сохранились записи о том путешествии. По разным растениям, представляющим интерес для фармакологии. Возможно, я и об этом вирусе что-то тогда написал.

Софи обрадовалась.

— О, если б вы их нашли и просмотрели, это было бы замечательно! Только поскорей.

— Идёт, — Тремонт усмехнулся. (Попалась-таки на крючок.) — Все эти дневники и заметки хранятся у меня дома. То ли в подвале, а может, на чердаке. Давайте созвонимся завтра.

— Очень благодарна вам, Виктор. Возможно, весь мир вскоре будет вам благодарен. Значит, до завтра? Вы не представляете, насколько это важно! — И она продиктовала ему свой номер телефона.

— Думаю, что представляю, — заверил её Виктор. — Перезвоню. Самое позднее — завтра утром.

Повесив трубку, он снова резко развернулся в кресле и уставился на посветлевшее в лучах солнца озеро и высокие горы, которые вдруг стали казаться ближе и просто подавляли своим величием. Он встал и подошёл поближе к окну.

Виктор Тремонт был высок, среднего телосложения и с несколько необычным типом лица, с которым природе удалось сыграть одну из своих шуток, впрочем, ничуть не злую. В юности у него был непропорционально большой нос, оттопыренные уши и впалые щеки, но постепенно, с возрастом, он превратился в довольно интересного мужчину. Теперь ему было под пятьдесят, щеки округлились и уже не казались впалыми. Орлиный профиль, безупречно гладкая кожа, аристократические черты. Нос был идеальных размеров — прямой и крупный, достойный того, чтобы украшать лицо истинного английского джентльмена. С загорелой кожей прекрасно сочетались густые серебристо-седые волосы. Подобное лицо всегда привлекает внимание, куда бы ни направился его обладатель. Но сам Виктор прекрасно знал, что дело вовсе не в физической привлекательности, а в уверенности в себе. Присущая ему аура власти — вот что в первую очередь привлекает людей, особенно слабых, делает его совершенно неотразимым.

Несмотря на данное Софи Рассел обещание, Виктор Тремонт и не думал торопиться домой, искать там какие-то старые записи. Невидящим взором смотрел он на горы и озеро, пытаясь хоть как-то успокоиться. Он был вне себя от злобы и раздражения.

Софи Рассел. Господи, это надо же, Софи Рассел!..

Кто бы мог подумать! Сперва он не узнал её, даже когда она назвала своё имя. Да и к чему ему помнить имена каких-то ничего не значащих студентов, с которыми случайно встретился так давно. Впрочем, вряд ли и они его помнили. А вот Рассел запомнила. Что за мозги у этой дамочки? Нет, по всей видимости, это для неё действительно очень важно. Он неодобрительно покачал головой. Если разобраться, особых проблем с ней возникнуть не должно. Так, мелкая помеха, неприятность, не более. И все же дело с ней иметь придётся, так просто она от него не отвяжется. Он отпер потайной ящик массивного письменного стола, достал сотовый телефон и набрал номер.

Безжизненный голос со слабым акцентом ответил:

— Да?

— Надо поговорить, — бросил в трубку Тремонт. — У меня в конторе. Через десять минут. — Он нажал на кнопку и вернул сотовый телефон в потайной ящик. Затем снял трубку обычного телефона, стоявшего на столе. — Мюриэл? Соедините меня с генералом Каспаром из Вашингтона.

Глава 3

9.14 утра, понедельник, 13 октября

Форт-Детрик, Мэриленд

По мере того как в понедельник с утра лаборатории и кабинеты ВМИИЗа стали заполняться служащими, по всем зданиям кампуса начал расползаться слух о бесплодных попытках их коллег идентифицировать некий новый вирус-убийцу. В прессу эти сведения пока что не просочились, а из кабинета директора поступил приказ соблюдать строжайшую секретность, не сметь связываться с какими-либо средствами массовой информации, общаться с журналистами и прочее. Лишь работающие в лабораториях люди могли обмениваться догадками на эту тревожную тему.

Тем временем от текущей работы никто никого не освобождал. Сотрудники заполняли соответствующие формы, поддерживали в порядке оборудование, отвечали на телефонные звонки. Сержант-майор под номером четыре и по имени Хидео Такеда сидел в своей клетушке и сортировал почту. И вдруг на глаза ему попался официального вида конверт, отмеченный штампом Министерства обороны США.

Прочитав и затем перечитав письмо, он перегнулся через перегородку, отделявшую его клетушку от помещения, где сидела его помощница, специалист под номером пять Сандра Квин. И прошептал возбуждённо:

— Знаешь, что это означает? Мой перевод на Окинаву.

— Шутишь!

— Мы сдались, — он ухмыльнулся. Его подружка Мико жила и работала на Окинаве.

— Ты б лучше показал начальнице, и причём немедленно, — заметила Сандра. — Все не так-то просто. Если тебя переведут, придётся брать новенького, обучать его всем премудростям общения с этими чёртовыми рассеянными профессорами. Ой, она прямо уписается! Бог ты мой, да сегодня все они тут просто с ума посходили! Только и знают, что обсуждать какой-то новый кризис!

— Да имел я её в гробу! — весело выругался специалист Такеда.

— Не получится. Даже в самом страшном моем кошмарном сне. — Сержант-майор Элен Дотери стояла в дверях своего кабинета. — Будьте так добры, зайдите ко мне, специалист Такеда, — с преувеличенной вежливостью добавила она. — Или предпочитаете, чтоб я сначала выбила из вас дурь?

С высоты своего шестифутового роста огромная широкоплечая блондинка с широкими плечами и пышными формами смотрела сверху вниз на пятифутового Такеду и улыбалась своей знаменитой улыбкой пираньи. Тот вылетел из клетушки, точно ошпаренный, не пытаясь скрыть страх. В присутствии Дотери даже самый добросовестный сержант-майор никогда не чувствовал себя в безопасности.

— Закройте за собой дверь, Такеда. И сядьте.

Специалист повиновался.

Дотери устремила на него взгляд пронзительных, точно буравчики, глаз.

— И как давно вы узнали о возможности вашего перевода, Хидео?

— Прямо как гром среди ясного неба. То есть я хотел сказать, это пришло сегодня утром. Только вскрыл конверт и…

— Короче и ближе к делу, Такеда. Сколько вы у нас? Почти два года?

— Если точнее, минимум полтора. Прямо как вышел из отпуска, направили сюда. Послушайте, сержант, если я ещё здесь нужен, я могу…

Дотери покачала головой.

— Даже если б я и хотела тебя оставить, чего никак не могу сказать, все равно ничего не выйдет. — Она ткнула пальцем в лежавший перед ней на столе листок. — Вот, получила сегодня по электронной почте, должно быть, в тот самый момент, когда ты вскрывал письмо. Твоя сменщица уже, наверное, в пути. И не откуда-нибудь там, а из отдела разведки в Косово. Наверняка вылетела в США прежде, чем это письмо попало в контору, — сказала Дотери, и на лице её застыло задумчивое выражение.

— Тогда выходит, она будет здесь уже сегодня?

Дотери взглянула на настольные часы.

— Если точней, через пару часов.

— Вот это скорость!

— Да уж, — кивнула Дотери. — Они даже успели оформить предписание на твой перевод. На то, чтобы освободить рабочее место и убраться отсюда, тебе даётся один день, ни часом больше. Завтра утром ты должен сесть на самолёт.

— Один день?

— Так что валяй, принимайся за дело. И удачи тебе, Хидео. Была рада поработать с тобой. Запишу благодарность в личное дело.

— Да, сэр, то есть, сержант. И огромное вам спасибо.

Все ещё ошарашенный Такеда вышел, оставив майора Дотери в кабинете за письменным столом, где лежало послание. Катая в ладонях карандаш, она задумчиво смотрела перед собой в пустоту. И даже, казалось, не заметила, как радостно её подчинённый вылетел из кабинета. Такеда же с трудом подавил победный клич, готовый сорваться с губ. И дело было не только в том, что он страшно скучал по Мико, ему надоело жить и работать здесь, во ВМИИЗе, и пребывать в постоянной тревоге и напряжении. Да чего стоит эта последняя, сегодняшняя история! Все кругом встревожены, даже напуганы. К чёртовой матери отсюда, и поскорей!

Три часа спустя специалист-четыре Адель Швейк стояла, вытянувшись в струнку, в том же кабинете, перед майором Дотери. Маленькая брюнетка с хрупкой, но ладной фигуркой и внимательными серыми глазами. Форма сидела на ней безупречно, грудь украшали два ряда пёстрых наградных ленточек, говоривших о том, что этой девушке пришлось служить далеко за морями и океанами, в разных странах и принимать участие во многих кампаниях. У неё даже была ленточка от боснийской медали.

— Вольно, специалист!

— Благодарю, сержант-майор!

Дотери пробежала глазами её бумаги и заговорила, не поднимая глаз от стола:

— Большая спешка, не так ли?

— Я писала рапорт с просьбой о переводе в округ Колумбия ещё несколько месяцев назад. По личным мотивам. И тут вдруг полковник говорит мне, что освободилась вакансия в Детрике. И вот я здесь.

Дотери подняла глаза на свою новую подчинённую.

— Не кажется ли вам, что ваша квалификация высоковата? Для такой непыльной, что называется, должности. Работы не так уж много, за океан здесь у нас не посылают.

— Я только и знала, что меня переводят в Детрик. А что за подразделение — нет.

— Неужели? — Дотери вскинула светлую бровь. Слишком уж холодна и сдержанна эта Швейк. — Что ж, позвольте представиться. Мы называемся ВМИИЗ, Военный медицинско-исследовательский институт инфекционных заболеваний США. Сугубо научная направленность. Все наши офицеры являются врачами, ветеринарами, прочими специалистами в области медицины. У нас даже работают гражданские. Никакого оружия, ни сборов, ни учений, ни славы.

Швейк улыбнулась.

— Что ж, звучит очень мирно, сержант-майор. Приятная смена обстановки, особенно после Косово. Кроме того, я слышала, что ВМИИЗ занимается сейчас какими-то особо опасными, смертельными заболеваниями. Или ошибаюсь? Но мне показалось, что это звучит вполне заманчиво.

Сержант-майор задумчиво склонила голову набок.

— Разве что для врачишек. А наше дело — чистой воды рутина. Следим за тем, чтоб механизм не давал сбоев. Да, действительно, в этот уикэнд была поднята тревога. Только не задавайте вопросов. Это вас совершенно не касается. Если вдруг с вами вступят в контакт журналисты, отсылайте их в отдел по связям с общественностью. Это приказ. О'кей, ваш отсек вон там, рядом с Квин. Познакомьтесь, устраивайтесь поудобнее, Квин введёт вас в курс дела.

Швейк снова встала по стойке «смирно».

— Благодарю, сержант-майор!

Уставясь на дверь, за которой скрылась девушка. Дотери вновь принялась катать карандаш между пальцев. Потом тяжело вздохнула. Всей правды этой новенькой она не сказала. Да, конечно, рутины хватает, и порой кажется, что держать здесь военных нет никакого смысла. Она пожала плечами. К тому же в жизни ей довелось повидать куда более странные вещи, нежели столь внезапная смена персонала, которая произошла сегодня и, похоже, осчастливила обе стороны. Она позвонила Квин и попросила принести ей чашечку кофе. И постаралась выбросить из головы события последнего дня и эту странную смену персонала. Ей не до того, работы полно.

Ровно в 17.32 сержант-майор Дотери заперла дверь в свой кабинет и собралась было выйти из опустевшего помещения. Но тут заметила, что опустело оно не совсем.

Новичок, Адель Швейк, сказала:

— Мне бы хотелось задержаться немного, изучить дела. Если, конечно, это возможно, сержант-майор.

— Почему нет? Я предупрежу охрану. У вас есть ключи от офиса? Ну и прекрасно. Запрете, когда будете уходить. Уверяю, одиноко вам не будет. Этот новый вирус просто свёл всех наших врачей с ума. Наверняка кто-то из них просидит здесь всю ночь. Если эта суматоха продлится ещё какое-то время, они станут сварливы и раздражительны сверх всякой меры. Им не нравятся загадочные микробы, убивающие людей.

— Да, я слышала, — кивнула и улыбнулась маленькая брюнетка. — И успела заметить, что здесь, в Форт-Детрике, все пребывают в страшном возбуждении.

— Соответствует истине, — усмехнулась Дотери и вышла.

Снова усевшись за стол, специалист Швейк ещё примерно в течение получаса читала докладные записки и делала какие-то пометки — до тех пор, пока наконец не убедилась, что ни сержант-майор, ни охрана её больше не побеспокоят. Затем открыла атташе-кейс, который внесла в помещение во время перерыва на кофе. С момента её прибытия на базу ВВС Эндрюс кейс лежал в машине, которую ей предоставили.

Она достала из него схему телефонных сетей в здании ВМИИЗа. Распределительная коробка находилась в подвале и обеспечивала телефонную связь как внутри здания, так и все входящие и выходящие звонки, Адель долго изучала этот листок, пока не убедилась, что все запомнила. Затем положила схему в кейс, заперла его и вышла в коридор.

И с выражением самого невинного любопытства на лице огляделась.

Охранник у главного входа что-то читал. Швейк надо было проскользнуть мимо него. Она сделала глубокий вдох, чтоб успокоиться, и медленно и бесшумно двинулась по боковому коридору ко входу в подвальное помещение.

Добравшись до него, остановилась и выждала. Охранник не подавал признаков жизни. Хотя здание считалось строго охраняемым объектом, за людьми, выходившими из него, следили меньше. Главная задача заключалась в том, чтобы не допускать посторонних к смертельным ядам, вирусам, бактериям и прочим опасным материалам, что изучались во ВМИИЗе. И, хотя охранник был хорошо натренирован, ему не хватало агрессивности, характерной для людей из спецслужб, охраняющих лаборатории, в которых разрабатывалось сверхсекретное оружие.

С облегчением заметив, что он так и не оторвался от своей книги, Швейк попыталась открыть тяжёлую металлическую дверь. Дверь оказалась заперта. Она достала из кейса связку ключей. Третий из них подошёл. Она бесшумно спустилась вниз по ступенькам, прошла мимо огромных машин, согревавших и охлаждавших здание, подававших в лаборатории стерильный воздух и отрицательное давление, приводивших в движение мощную воздухоочистительную систему, подающих в души воду и специальные химические растворы и обеспечивающих должное функционирование всего медицинского комплекса.

Добравшись, наконец, до главной распределительной коробки, Адель заметила, что вся вспотела. Поставила атташе-кейс на пол, достала из него ящичек с инструментами, проводами, переключателями, подслушивающими устройствами и миниатюрными магнитофонами.

Был вечер, и в подвале стояла тишина, лишь в трубах и котлах что-то тихонько булькало и пощёлкивало. И все же она ещё раз прислушалась, чтобы убедиться, что никого, кроме неё, здесь больше нет. От нервного напряжения её пробрал лёгкий озноб. Какое-то время она внимательно изучала серые стены. Затем открыла распределительную коробку и принялась за работу.

Два часа спустя, вернувшись в офис, она проверила свой телефон, вставила в уши миниатюрные наушники, щёлкнула переключателем на спрятанной в ящике письменного стола контрольной коробке и стала слушать, «…да, боюсь, что проторчу здесь ещё часа два как минимум. Прости, милая, но никак не получится. Этот вирус — настоящий зверь. Для работы над ним задействован весь штат. Ладно, постараюсь приехать до того, как детишки улягутся спать». Удовлетворённая тем, что слышно прекрасно и что её шпионское оборудование работает нормально, Швейк отключилась и набрала городской номер. Ей ответил тот же голос, что инструктировал её прошлой ночью:

— Да?

— Установка завершена, — доложила она. — На записывающее устройство будут поступать все телефонные звонки, к тому же получен доступ к линии, позволяющий слушать все интересующие вас кабинеты. В том числе и все внутренние переговоры.

— Вас никто не видел? Вы остались вне подозрений?

Швейк всегда гордилась своим безупречным слухом и памятью на голоса, к тому же она знала все основные европейские языки и много редких. Вот, к примеру, этот голос. Он принадлежит образованному человеку, и английский его хорош, но не безупречен. Выдаёт не совсем английская интонация и еле уловимый акцент. Средневосточный. Нет, определённо не Израиль, не Иран или Турция. Возможно, Сирия или Ливан. Но вероятней всего — Иордания или Ирак.

Что ж, она возьмёт этот голос на заметку, может, пригодится.

— Ну, конечно, нет, — ответила она.

— Прекрасно. Постарайтесь обратить особое внимание на любую информацию по неизвестному вирусу, над которым они работают. Записывайте все входящие и выходящие звонки из кабинетов доктора Рассел, подполковника Смита и генерала Кильбургера.

Такая работа долго продолжаться не может, слишком уж рискованно. А тело настоящей Адель Швейк вряд ли когда-нибудь найдут. Родственников у этой Швейк не было, друзей вне армии — почти не было. Именно по этой причине выбор остановился на ней.

Но мнимая Швейк почувствовала, что сержант-майор Дотери что-то подозревает, немного обеспокоена этим новым назначением. Слишком активная деятельность может её выдать.

— Сколько я должна здесь пробыть?

— До тех пор, пока мы нуждаемся в ваших услугах. Старайтесь не привлекать к себе особого внимания.

В трубке щёлкнуло, послышались частые гудки. Она повесила её и принялась знакомиться с кабинетом сержант-майора Дотери. Она также слушала телефонные разговоры в здании и вне его и установила на своём настольном телефонном аппарате специальное световое устройство — чтобы видеть, когда звонят в лабораторию этой дамочки Рассел. На секунду её охватило любопытство — чем это так важна для них доктор Рассел? Но затем постаралась выбросить эту мысль из головы. Есть на свете вещи, которые просто опасно знать.

Глава 4

Полночь

Вашингтон, округ Колумбия

Замечательный вашингтонский парк Рок Крик находился в самом сердце города, но у человека, попавшего в него, создавалось ощущение, что он оказался в заповедном и диком лесу. Парк простирался от самой реки Потомак, немного сужался к северу после центра Кеннеди, затем расширялся снова — и бескрайние густые леса тянулись до самых окраин города на северо-западе. Этот зелёный заповедный уголок пользовался большой популярностью у горожан, здесь были дорожки для катания на роликах и велосипедах, специальные тропы для верховой езды, лужайки для пикников, а также разнообразные исторические достопримечательности. Одним из таких исторических мест являлась Пирс Милл, в той точке, где Тилден-стрит пересекалась с Бич Драйв. Там ещё со времён Гражданской войны сохранилась старинная мельница, подобная тем, что некогда целыми рядами выстраивались вдоль ручья. Теперь здесь находился музей, а при лунном свете это сооружение казалось обиталищем духов и привидений и напоминало о давно прошедших временах.

К северо-западу от этой самой мельницы, там, где заросли были особенно густы и на них падали тени высоких деревьев, поджидал своего друга Билл Гриффин, придерживая на коротком поводке напрягшегося от волнения добермана. Ночь выдалась холодная, но Гриффин весь взмок от пота. И не сводил взгляда усталых глаз с мельницы и лужайки для пикника. Поджарый пёс жадно принюхивался к воздуху, заострённые стоячие уши слегка шевелились, пытаясь отыскать источник беспокойства.

Вот справа, прямо от мельницы, к ним начала приближаться какая-то фигура. Пёс уловил слабое похрустывание осенней листвы под чьими-то ногами значительно раньше своего хозяина. Но вот и Гриффин услышал шаги и спустил собаку с поводка. Но послушный доберман остался сидеть рядом, хотя и напрягся всем телом, каждой мышцей, готовый сорваться с места.

Гриффин сделал знак рукой.

Словно чёрный фантом, доберман прыгнул и растворился в ночи. По широкому кругу обошёл лужайку, оставаясь невидимым в густой тени деревьев.

Гриффину до смерти хотелось курить. Нервы были просто на пределе. Вот за спиной с шорохом прошмыгнуло какое-то маленькое существо и скрылось под кустом. Время от времени над парком раздавался тоскливый клич совы. Но он не обращал внимания на эти звуки, даже не вздрагивал от них. Он был прекрасно натренированным профессионалом, умел держать нервы в узде и, оставаясь совершенно спокойным и неподвижным, продолжал прислушиваться. Старался дышать реже и неглубоко, чтобы не выдать своего присутствия облачком вырывавшегося изо рта пара. И, хотя изо всех сил старался сохранять спокойствие, был до крайности возбуждён и взволнован.

Когда, наконец, в поле зрения появился подполковник Джонатан Смит, вышагивающий через открытое пространство под лунным светом, Гриффин даже не шевельнулся. Доберман, находившийся на дальнем от него конце лужайки, приник брюхом к земле и затаился. Видно его не было, но Гриффин точно знал, что пёс там.

Вот Джон Смит нерешительно остановился на полпути. И окликнул хриплым шёпотом:

— Билл?

Остававшийся под прикрытием деревьев Гриффин продолжал вслушиваться в ночь. Он слышал шум движения на ближайшей дороге и шумы города вдали. Ничего необычного. Ни единый посторонний не вторгся в это относительно замкнутое пространство. Он ждал, что собака подскажет ему другое, но доберман возобновил свой безмолвный бег по кругу, так, по всей видимости, никого и не учуяв.

Гриффин вздохнул. И вышел из-под деревьев на край опушки, залитой лунным светом. И произнёс тихо, но внятно:

— Смити? Давай сюда.

Джон Смит обернулся. Он видел лишь размытые очертания человеческой фигуры. Но все равно двинулся по направлению к ней, чувствуя себя открытым и незащищённым — вот только он не совсем понимал, от чего.

— Билл? — прошипел он. — Это ты?

— Паршивый коп, кто ж ещё, — ответил Гриффин и нырнул в тень.

Смит последовал за ним. Оказавшись в тени деревьев, несколько раз моргнул, стараясь, чтобы глаза поскорей привыкли к темноте. И вот, наконец, увидел своего старого друга — тот стоял и, улыбаясь, смотрел на него. Такое знакомое круглое и простоватое лицо, хотя Смиту и показалось, что Билл Гриффин сбросил фунтов десять. Щеки немного ввалились, плечи казались ещё шире по контрасту с похудевшей фигурой. И все те же каштановые волосы, беспорядочными прядями свисавшие чуть ниже ушей. Он был дюйма на два ниже высокого, ростом шесть футов, Смита — складный, сильный, крепко сбитый мужчина.

Смит заметил также, что Билл Гриффин постарался одеться как можно нейтральнее и неприметнее. Ну, прямо работяга, только что вышедший с фабрики, на которой собирал какие-нибудь компьютерные узлы. И направляется прямиком в местное кафе, где его ждёт незатейливый гамбургер. Именно такая непритязательная внешность всегда служила хорошим прикрытием для военного разведчика или агента ФБР, выполняющего спецзадание. Никому бы и в голову не пришло, что за обликом простака и работяги скрыты незаурядный ум и железная воля.

Для Смита старый друг был всегда кем-то вроде хамелеона, но только не сегодня. Сегодня он смотрел на него и видел перед собой звезду футбольной команды Айовы, незаурядно мыслящего человека. Да что там говорить, Билл Гриффин всегда был честным, порядочным и добрым человеком. Настоящий Билл Гриффин.

Гриффин протянул руку.

— Привет, Смити. Страшно рад тебя видеть после столь долгого перерыва. Давно, давно пора было повидаться. Когда это было в последний раз? В отёле «Дрейк», в Дес Мойнс?

— Да, там. Дешёвый ресторанчик, пиво. — Однако Джон Смит, пожимая руку Гриффину, не улыбнулся этому воспоминанию. — Черт побери, что за странное место для встречи? Во что ты вляпался? У тебя неприятности?

— Можно сказать и так, — кивнул Гриффин, но голос его по-прежнему звучал весело. — Ладно, об этом потом. Лучше скажи, как, черт возьми, поживаешь, а, Смити?

— Я в полном порядке, — нетерпеливо рявкнул в ответ Смит. — И вообще, насколько понял, речь пойдёт о тебе. Как это ты узнал, что я в Лондоне? — Он тут же спохватился и фыркнул от смеха. — Ладно, неважно. Дурацкий вопрос, верно? Ты всегда все знаешь. А теперь скажи, что…

— Слышал, ты вроде бы собрался жениться. Наконец-то нашлась девушка, способная укротить нашего ковбоя! Осесть в тихом месте, растить ребятишек, стричь газон, верно?

— О, этого никогда не случится, — усмехнулся Смит. — Моя Софи сама ковбой. Ещё один охотник за вирусами.

— Так, понял. Что ж, это имеет смысл. Может, у вас что-то и получится, — кивнул Гриффин и отвернулся. И снова принялся обшаривать насторожённым взглядом непроницаемую тьму, что царила кругом. Словно эти тьма и тишина вдруг могли взорваться и поглотить их в языках пламени. — А кстати, что ваши ребята успели узнать об этом самом вирусе?

— Каком именно? Знаешь сколько их там у нас, в Детрике?

Билл Гриффин, прищурившись, посмотрел на луну, потом обвёл взглядом утопавшие в тени деревья, точно снайпер, выискивающий мишень. По груди и спине стекали ручейки пота, но он старался не обращать на это внимания.

— Да том самом, который вас срочно просили исследовать в воскресенье утром.

Смит удивился.

— Вообще-то я со вторника находился в Лондоне. Тебе это должно быть известно. — Он умолк и вдруг громко выругался. — Черт! Так вот что за срочность. Я как раз позвонил Софи, и тут её вызвали на работу. Я должен был вернуться… — Тут он снова умолк и нахмурился. — А откуда это ты узнал, что в Детрике появился новый вирус? Значит, о нем у нас и пойдёт речь? Думаешь, они сумели выложить мне все, пока я отсутствовал, и хочешь теперь выкачать максимум информации?

На лице Гриффина не отражалось ровным счётом ничего. Он продолжал всматриваться в ночь. Затем тихо произнёс:

— Успокойся, Джон.

— Успокойся? — Смит так и кипел. — Стало быть, ФБР так заинтересовал этот вирус, что они подослали тебя ко мне выведать все секреты? Но ведь твой директор мог просто позвонить моему. Именно так положено поступать в подобных случаях.

Гриффин нехотя перевёл взгляд на Смита.

— Я больше не работаю на ФБР.

— Вот как? — Смит смотрел прямо в глаза своему старому другу. Но теперь в них не осталось ничего похожего на глаза Билла Гриффина, как, впрочем, и в лице тоже. И глаза, и лицо были какими-то странно пустыми, лишёнными какого-либо выражения. Старина Билл Гриффин куда-то исчез, и у Смита вдруг неприятно заныло в животе. Но длилось это всего секунду. На смену растерянности пришёл гнев, кровь в жилах вскипела. В голосе звучала ярость.

— Что же такого особенного в этом новом вирусе? И для чего тебе эта информация? Для какой-нибудь грязной газетёнки?

— Ни на газеты, ни на журналы я не работаю.

— Тогда, наверное, на какой-нибудь комитет конгрессменов? Ясное дело, бывший фэбээровец — самая лучшая кандидатура для этих конгрессменов, которые только и норовят при любой возможности урезать бюджет на науку! — Смит перевёл дух. Он просто не узнавал этого человека, некогда бывшего его лучшим другом. Что-то очень сильно изменилось в Билле Гриффине, а вот что именно — понять было трудно. Ясно одно: Билл Гриффин хочет использовать их старую дружбу в каких-то своих целях. Смит удручённо покачал головой. — Нет, Билл. Не надо говорить мне, на кого ты теперь работаешь. Это неважно. Если хочешь что-то узнать о любом из вирусов, действуй по армейским каналам. И больше не вызывай меня. По крайней мере до тех пор, пока снова не станешь просто моим другом. И никем больше. — И он развернулся и, весь дрожа от возмущения, зашагал прочь.

— Постой, Смити! Нам надо поговорить.

— Да плевал я на тебя, Билл, — Джон Смит продолжал шагать в лунном свете.

Гриффин громко свистнул.

Внезапно путь Смиту преградил огромный доберман. И, глухо рыча, оскалил зубы. Смит окаменел. Собака, крепко упёршись всеми четырьмя лапами в землю, продолжала издавать низкое и грозное рычание. Острые белые клыки, увлажнённые слюной, блестели. При первом взгляде на них становилось ясно, что этому псу ничего не стоит разорвать человеку горло.

Сердце у Смита колотилось как бешеное. Он стоял, не шевелясь, и не сводил глаз с собаки.

— Извини, — прозвучал за спиной почти печальный голос Гриффина. — Но ты сам спросил, что за неприятности. Так вот, они имеют место, но не только для меня.

Собака продолжала издавать низкое горловое рычание, Джон Смит по-прежнему не двигался с места. Лицо его искажала презрительная гримаса.

— Ты хочешь сказать, что опасность грозит и мне? Может, объяснишь, в чем, собственно, дело?

— Да, — кивнул Гриффин. — Именно за этим тебя и позвал, Смити. Но пока что не могу тебе сказать всего. Ты в опасности. Серьёзной опасности. Постарайся убраться из города, и как можно быстрей. Не возвращайся в лабораторию. Садись на самолёт и…

— О чем это ты, черт возьми? Ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда этого не сделаю. Чтобы бежать от своей любимой работы? Да с какой это стати? Черт! Что с тобой происходит, Билл?

Гриффин проигнорировал этот последний вопрос.

— Делай что я говорю! Позвони в Детрик. Скажи генералу, что тебе нужен отпуск. Долгий отпуск. И что проведёшь ты его за границей. Сделай это сегодня же и уезжай как можно дальше отсюда! Сегодня же!

— Нет, так не пойдёт. Ты должен сказать мне, что такого особенного в этом вирусе. И какой именно опасности я подвергаюсь. Я должен знать, прежде чем предпринимать какие-то действия.

— Господи, боже ты мой! — воскликнул Гриффин, теряя терпение. — Я же пытаюсь помочь! Убирайся отсюда! И быстро! Забирай свою Софи и уматывай!

Едва успел он произнести эти слова, как рычавший доберман приподнялся на задние лапы, затем резко развернулся на девяносто градусов к югу. И стал всматриваться в дальнюю часть парка.

— Что, незваные гости, да, мальчик? — тихо спросил его Гриффин. Потом сделал жест рукой, и собака помчалась к тёмной стене деревьев. Гриффин обернулся к Смиту и заорал: — Вон отсюда, Джон! Пошёл, пошёл, убирайся! — и бросился вслед доберману. И его приземистая тень мчалась с непостижимой скоростью.

И вот мужчина с собакой исчезли, растворились среди огромных и тёмных деревьев.

Секунду Смит стоял не двигаясь, совершенно потрясённый услышанным. За него так боялся Билл или за себя? Или же за них обоих? Похоже, его старый друг действительно пошёл на огромный риск, желая предупредить его, Джона. И попросил исполнить невыполнимую просьбу — расстаться с любимой работой и бежать неведомо куда.

Но чтобы совершить такой поступок, нужны весьма веские основания.

Во что, черт возьми, умудрился впутаться его старый приятель, Билл Гриффин?

По спине у Смита пробежали мурашки. В висках застучало. Билл прав. Он в опасности — по крайней мере здесь, в этом тёмном парке. Вспомнились старые навыки. Все чувства обострились до предела, и он медленно, опытным глазом окинул деревья и лужайки.

И двинулся вдоль опушки под прикрытием тёмного кустарника, а мысль меж тем продолжала работать. Судя по всему, Билл отыскал его по каналам ФБР, но, с другой стороны, он в ФБР больше не работает.

О том, что Смит остановится в отёле «Уилбрахам», было известно лишь его невесте, начальнику и клерку из Форт-Детрика, который заказывал билеты и номер. Но ни при каких обстоятельствах ни один из них не стал бы рассказывать о его местонахождении человеку постороннему, какими бы убедительными ни показались просьбы этого постороннего.

Так каким же тогда образом Билл, утверждавший, что больше не состоит на государственной службе, все же узнал, где его друг остановился в Лондоне?..

Чёрный лимузин с затемнёнными стёклами затаился в тени старой мельницы, неподалёку от входа в парк Рок Крик со стороны Тилден-стрит. На заднем его сиденье расположился в одиночестве Надаль аль-Хасан, высокий мужчина с тёмным, узким и заострённым лицом, напоминавшим томагавк. Он внимательно слушал, что говорит ему подчинённый, Стив Мэддакс, почтительно склонившийся к боковому окну.

Мэддакс запыхался от долгого бега, по его красному лицу стекали капли пота.

— Если этот Билл Гриффин действительно был в парке, мистер аль-Хасан, то он, доложу я вам, не человек, а призрак, черт бы его побрал! Я никого не встретил, кроме какого-то военврача, который там прогуливался, — он умолк, пытаясь хоть немного отдышаться.

Лицо высокого мужчины, столь вальяжно расположившегося в шикарной машине, было изъедено оспой. Знак того, что он, один из немногих, сумел выжить, побороть эту смертельную болезнь. Чёрные, полузакрытые веками глаза смотрели холодно, и прочесть их выражение было невозможно.

— Я ведь уже предупреждал тебя, Мэддакс, пока работаешь на меня; чтоб не смел богохульствовать!

— Простите, сэр, извините! Короче, одному богу…

Из приоткрытого бокового окна стремительно, точно кобра, вылетела рука высокого мужчины, тонкие, но сильные пальцы впились в горло Мэддаксу.

Мэддакс побелел от ужаса и лишь издавал невнятные сдавленные звуки. Наконец пальцы немного отпустили. На лбу Мэддакса выступили крупные капли пота.

Глаза, смотревшие на него из машины, были точно зеркала, блестели и отражали происходящее, а вот что крылось за ними, видно не было.

Голос звучал обманчиво ласково:

— Неужели хочешь так рано умереть?

— Эй! — хрипло воскликнул насмерть перепуганный Мэддакс. — Вы ведь мусульманин. Так что такого, если…

— Все пророки священны и неприкосновенны. Авраам, Моисей, Иисус. Все!

— Ну, хорошо, хорошо, понял. Просто я хотел сказать, черт… — Мэддакс жалобно пискнул, пальцы с удвоенной силой сомкнулись на его горле. — Откуда мне было знать?

Через несколько секунд пальцы снова ослабили хватку. Мужчина отпустил его. Втянул узкую руку в окошко.

— А может, ты и прав. Слишком уж многого я ожидаю от этих тупиц американцев. Но теперь ты знаешь, получил урок и старайся не забывать его.

Хватавший ртом воздух Мэддакс жалобно пролепетал:

— Ясно, ясно, я все понял. О'кей, мистер аль-Хасан.

Остролицый аль-Хасан окинул помощника холодным взглядом зеркальных глаз.

— Значит, Джон Смит все-таки был там. — Откинувшись на спинку сиденья, он продолжал говорить тихо и медленно, словно рассуждая сам с собой: — Наш человек в Лондоне узнал, что Смит поменял билет на самолёт и что в городе его не было целый день. И вдруг твои люди нападают на его след в Далласе. Зачем это ему понадобилось в Даллас вместо того, чтобы лететь домой, в Мэриленд? А потом вдруг является сюда. Примерно в то же самое время наш уважаемый коллега вдруг ускользает из отеля. И я бросаюсь за ним следом и теряю здесь, в этой чащобе. Пусть ты не видел его в парке, но согласись, это довольно странное совпадение. Для чего это коллега доктора Рассел оказался здесь, как не для встречи с нашим мистером Гриффином?

Мэддакс молчал. Босс озвучивал те же вопросы, которые он уже задавал сам себе. Несколько секунд царило напряжённое молчание. Машина, двое мужчин, а вокруг — дикий заброшенный парк, живший своей собственной жизнью.

Наконец аль-Хасан пожал плечами.

— А может, я ошибаюсь. Может, это просто совпадение, и Гриффин не имеет никакого отношения к тому факту, что подполковник Смит оказался здесь. Не думаю, что за этим стоит нечто важное. Я так полагаю, за подполковником Смитом будут присматривать и дальше?

— Можете не сомневаться, сэр, — подобострастно закивал Мэддакс. — Из округа Колумбия ему не уйти незамеченным.

Глава 5

1.34 ночи, вторник, 14 октября.

Форт-Детрик, Мэриленд

Софи Рассел включила лампу на письменном столе и, усталая и раздосадованная, откинулась на спинку кресла. Виктор Тремонт звонил ей сегодня утром и сообщил, что в его записях по Перу не содержится ни единого упоминания об описанном ею вирусе, а также о племени местных индейцев, получивших странное прозвище «люди с обезьяньей кровью». Тремонт был её единственной зацепкой и надеждой, и вот теперь выяснилось, что помочь он ничем не может.

И она, и весь остальной штат микробиологов Детрика продолжали работать чуть ли не сутками напролёт, однако ни на йоту не приблизились к раскрытию тайны смертоносного вируса. Под электронным микроскопом этот вирус выглядел все тем же волосатым шариком и очень походил на вирус гриппа. Но, с другой стороны, был по своему строению гораздо проще любой из известных мутаций гриппа и намного опаснее.

После того как микробиологам не удалось выявить его сходства с каким-либо из гантавирусов, они перепроверили вирусы «Марбург», «Ласса» и «Эбола». Но и эти вроде бы родственные ему убийцы не обнаруживали под микроскопом сходства с неизвестным вирусом. Тогда учёные стали сравнивать его с каждым из идентифицированных вирусов, вызывающих геморроидальную лихорадку. Перепробовали тиф, бубонную чуму, менингит, лёгочную чуму и туляремию.

И снова ничего общего, и вот сегодня днём она, наконец, убедила генерала Кильбургера приподнять завесу секретности, включить вирус в списки опаснейших и разослать соответствующую информацию в научно-исследовательские центры по всему миру. Генерал долго колебался — ведь пока что известны только три случая со смертельным исходом. Но в то же время вирус совершенно новый и неизвестный, высоколетален, и если сейчас не предпринять соответствующих шагов, может разразиться эпидемия. И ответственным за это будет он, Кильбургер.

И вот, что-то недовольно ворча под нос, генерал наконец решился и распорядился разослать подробные отчёты об исследованиях, а также пробы крови в Си-ди-си, специальное патогенное подразделение в Вашингтонском научном центре, в Портон Даун в Великобритании, в Университет Анверс в Бельгии, в Институт имени Бернарда Нохта в Германии, в особые отделы Института Пастера во Франции, занимающиеся изучением патогенных бактерий, а также по лабораториям «Уровня-4» всего мира.

Теперь из других специальных лабораторий начали поступать отклики. Все соглашались в одном: новый вирус аналогичен гантавирусу, но отличается от всех известных его образчиков, находившихся в банках данных. И никакого прогресса во всех этих сообщениях и отчётах не наблюдалось. Все они содержали отчаянные, но ничем не подтверждённые догадки.

Окончательно выбившаяся из сил Софи Рассел устало откинула голову на спинку кресла и стала массировать виски, пытаясь побороть приступ головной боли. Затем взглянула на часы и удивилась — господи, уже почти два часа ночи!

На лбу прорезались морщинки озабоченности. Где же Джон? Она ждала его ещё вчера вечером, но он не приехал. Мало того, и сегодня днём в лаборатории тоже не появился. Она так увлеклась работой, что долго не замечала его отсутствия. И вот сейчас, несмотря на усталость, головную боль и тревогу о Джоне, Софи все же не смогла сдержать улыбки при мысли о своём любимом. Ничего себе, хороша невеста, сорок один год, а увлекается и забывает обо всем на свете, как двадцатилетняя девчонка. Ей не терпелось поделиться загадкой с Джоном, а он пропадает неведомо где. Должно быть, наткнулся на нечто невероятное, поэтому и задерживается.

И все равно, мог бы и позвонить. Опаздывает уже почти на целые сутки.

А что, если Кильбургер дал ему некое секретное задание и Джон просто не может позвонить? Очень похоже на генерала. Плевать хотел на то, что она невеста Джона. Что ж, если Кильбургер действительно отправил Джона с каким-то спецзаданием, и она, и все остальные сотрудники узнают об этом, когда генерал будет в хорошем расположении духа, смилостивится и решится, наконец, поделиться с ними тайной.

Она резко выпрямилась в кресле. Учёные работают всю ночь, даже генерал, никогда не упускавший возможности показать, что исполнен служебного рвения. Что ж, тем лучше, вот сейчас, прямо сейчас, она пойдёт и спросит. И, переполняемая гневом и тревогой за Джона, Софи решительно зашагала по коридору к кабинету начальника.

Бригадный генерал и доктор философии Кальвин Кильбургер принадлежал к тому разряду крупных цветущих мужчин с зычным голосом и не слишком глубоким умом, как раз таким, чтобы быстро сделать карьеру в армии, дорасти до должности полковника и на этом благополучно остановиться. Иногда эти мужчины проявляют стальную волю, почти всегда хитры и даже подлы, но редко наделены какими-то особыми талантами и ещё в меньшей степени — дипломатичностью. Обычно им дают незамысловатые прозвища — Бык или Буйвол. Порой офицеры с такими кличками дослуживаются и до более высоких чинов, но, как правило, эти последние невелики ростом, чрезвычайно напористы и обладают бульдожьей челюстью и такой же мёртвой хваткой.

Получив одной звёздочкой больше, чем мог бы рассчитывать, бригадный генерал Кильбургер распрощался с собственной научной деятельностью, движимый иллюзией, что сможет со временем дослужиться до чина полного генерала. Но для того, чтобы успешно командовать армией, нужны прежде всего толковые офицеры, которые при необходимости могли бы работать и с гражданскими лицами. Кильбургер был настолько поглощён собственным продвижением по службе, что просто не удосужился разобраться, кто из подчинённых чего стоит. Да и сам не предпринял ни малейших усилий, чтобы показаться в их глазах хоть чуточку умнее и тактичнее. В результате теперь он командовал разношёрстным сборищем военных и штатских учёных, большинство которых вовсе не выказывало намерения подчиняться кому бы то ни было, и уж тем более — туповатому и ограниченному вояке Кильбургеру.

Из всей этой плохо управляемой толпы самым непокорным, упрямым и своевольным был для него подполковник Джон Смит — постоянный объект раздражения. А потому нет ничего удивительного в том, что в ответ на вопрос Софи Кильбургер злобно рявкнул:

— Я, черт возьми, просто уверен, что никуда не посылал этого вашего Смита со специальным заданием! И если б вдруг у нас появилось особо деликатное задание, будьте уверены, он был бы последним, кого я выбрал! Потому как знаю, на какие фокусы способен этот интриган!

Софи, в противовес холерику Кильбургеру, была на удивление спокойна и сдержанна.

— Но Джон никогда никакими интригами не занимался.

— Да он уже опаздывает на целые сутки! И это при том, что страшно нужен здесь!

— Но раз вы не звонили, откуда ему знать, что он здесь так нужен? — воскликнула в ответ Софи. — Даже я не представляла, насколько сложна ситуация, пока не начала исследовать этот вирус. А потом дни и ночи напролёт торчала в лаборатории. Впрочем, думаю, это вам хорошо известно. — На самом деле она была далеко не уверена, что генерал был в курсе того, что творилось в эти дни в лабораториях, какая напряжённая и нервная работа там шла. Потому как сам в это время предпочёл оставаться в своём кабинете, где бесконечно перебирал бумаги и записывал критические замечания на полях. В голосе Софи звучали тревога и настойчивость. — У Джона должна быть очень веская причина, чтоб так задержаться. Или же его удерживают некие неординарные обстоятельства, контролировать которые он просто не в силах.

— Например, доктор Рассел?

— Ну, если б я знала, то не стала бы отнимать вашего драгоценного времени. И своего тоже. Просто это не слишком на него похоже. Он всегда звонил мне, если задерживался.

Цветущее лицо генерала скривилось в усмешке.

— А я бы сказал, это очень на него похоже. Наш Смит — как пират, вечно в поисках сундука с золотом. Всегда таким был и останется. Вы уж поверьте мне, дорогая. Наверняка наткнулся на какую-то «интересную» медицинскую проблему или способ её решения или и то и другое вместе, вот и опоздал на самолёт. Посмотрите правде в глаза, Рассел, он кот, который гуляет сам по себе, и когда вы поженитесь, вам придётся терпеть и это. И лично я вам не завидую.

Софи сердито поджала губы, изо всех сил сдерживаясь, чтоб не выложить генералу все, что она о нем думает.

Он же откинулся на спинку кресла и не сводил с неё глаз, мысленно раздевая. Ему всегда нравились блондинки. Как это сексуально, стягивать белые волосы в конский хвост. Интересно, в других местах они у неё тоже светлые?

Софи молчала, и генерал сменил тон:

— Да не переживайте вы так, доктор Рассел. Он скоро объявится. Я, во всяком случае, очень надеюсь на это. Поскольку нам нужно собрать все силы, чтоб продолжить работу над этим проклятым вирусом. Как там у вас, никакого прогресса?

Софи покачала головой.

— Честно говоря, я уже испробовала все мыслимые и немыслимые варианты. И остальные наши сотрудники — тоже. Но работа в лабораториях продолжается. Правда, пока все сводится лишь к догадкам, и ответы на все вопросы отрицательные.

Кильбургер раздражённо забарабанил пальцами по столу. Он был генералом, а потому чувствовал, что просто обязан предпринять решительные меры.

— Таким образом, вы хотите сказать, что это совершенно уникальный вирус, какого-то нового, прежде невиданного типа?

— Всегда обнаруживается нечто новенькое.

Кильбургер тихо застонал. Похоже, в результате всей этой истории он может потерять последний шанс вырваться из этого врачебного гетто и занять нормальный командный пост в армии.

— Могу я высказать одно предположение, генерал? — спросила Софи.

— Почему нет? — устало и раздражённо бросил Кильбургер.

— Все эти три жертвы географически отдалены друг от друга. Двое из них примерно одного возраста, одна — значительно моложе. Двое — мужчины, одна — девочка. Один состоял на военной службе, другой являлся ветераном, девочка — гражданское лицо. Где они подцепили этот вирус? Где находится его источник? Должен же он где-то быть. Вероятность того, что в течение двадцати четырех часов люди, разделённые тысячами миль, могли подцепить один и тот же вирус, со статистической точки зрения ничтожно мала.

Как обычно, генерал её не понял.

— Ну и что с того?

— Пока не начали поступать новые жертвы из тех трех районов, мы должны понять, что связывало этих трех совершенно разных людей. Мы должны проследить за их жизнью в мельчайших подробностях. Ну, к примеру, не останавливались ли они в одном номере какого-нибудь отеля в Милуоки полгода тому назад? Может, именно там и подцепили эту заразу, — она сделала паузу. — К тому же мы должны просмотреть все медицинские отчёты по всем этим трём районам и поискать, не было ли там каких-либо инфекционных заболеваний, способных продуцировать антитела.

Наконец-то появилось некое конкретное дело, которым можно было заняться и проявить качества истинного командира и руководителя. Кильбургер оживился.

— Отдам команду начать немедленно. Хочу, чтобы вы с подполковником Смитом завтра, прямо с утра вылетели в Калифорнию и поговорили с людьми, которые знали майора Андерсона. Все ясно?

— Вполне, генерал.

— Отлично. Сразу же дайте знать, как только Смит появится на работе. Я оторву ему задницу!

Не в силах более видеть, как Кильбургер просто упивается своей ролью, изображая крутого и бесстрашного американского генерала из голливудского боевика, Софи вышла из кабинета.

Взглянула на настенные часы в коридоре: 1.56 ночи. И снова занервничала. Где же Джон? Что с ним случилось?

2.05 ночи.

Вашингтон, округ Колумбия

Ведя свой маленький «триумф» 1968 года выпуска по улицам ночного города, Джон Смит размышлял над тем, что сказал ему Билл Гриффин, пытаясь расшифровать даже недосказанное.

Билл сообщил, что ушёл из ФБР. По своей воле или его выгнали?

Как бы там ни было, но Билл узнал о новом вирусе, который по военным каналам был передан для изучения во ВМИИЗе. Чтобы там, в лабораториях, его идентифицировали и предложили оптимальный метод лечения. Вполне рутинное занятие для Смита — именно для выполнения таких заданий и был создан центр в Форт-Детрике.

И в то же время Билл уверял, что ему, Смиту, угрожает какая-то страшная опасность.

О моральном состоянии старого друга выразительнее всего свидетельствовало поведение добермана. Видно, Гриффин был убеждён в том, что опасность грозит не только Джону, но и ему самому.

Расставшись с Гриффином, Джон осторожно прошёл по тёмным тропинкам парка, часто останавливаясь в тени высоких деревьев и проверяя, не идёт ли кто следом. Дойдя наконец до того места, где он оставил свой «триумф», он, прежде чем сесть в машину, внимательно огляделся по сторонам. Затем, выехав из парка, двинулся к югу, в сторону, противоположную от Мэриленда и дома, чтобы обмануть возможных преследователей. Несмотря на поздний час, движение на дорогах все же было, причём довольно активное. И так — до самой глубокой ночи, часов до четырех, когда огромный мегаполис, наконец, выдыхался и его главные артерии пустели.

Сначала ему показалось, что за ним едет какая-то машина. И он начал петлять, несколько раз сворачивал за угол и кружным путём добрался до Дюпон-серкл и Фогги Боттом, прозвище Государственного департамента США, а затем резко свернул к северу. Так он катался примерно час, пока, наконец, не убедился, что «хвоста» за ним нет.

Затем он снова повернул к югу, на этот раз — на Висконсин-авеню. Машин здесь было совсем немного, уличные фонари отбрасывали в тёмную ночь жёлтые круги света. Смит устало вздохнул. Господи, как же ему не хватает Софи! Может, теперь он в относительной безопасности и все же стоит поехать к ней? Пересечь Потомак, затем, минуя Джордж Вашингтон Парквей, прямиком на шоссе 495, ведущее в Мэриленд. К Софи. При мысли о ней он улыбнулся. С каждым днём он скучал по ней все больше и больше. Ждал и не мог дождаться, когда наконец стиснет её в объятиях. Он уже почти достиг реки и ехал вдоль длинного ряда роскошных бутиков, элегантных книжных магазинов, модных ресторанов, баров и клубов, выстроившихся вдоль Джорджтауна, как вдруг откуда-то из-за поворота с диким рёвом вылетел огромный грузовик и занял левую полосу, рядом с его маленькой машиной.

Это был обычный шестиколесный грузовой фургон, типа тех, что колесят по всем дорогам, городам и весям от Атлантического до Тихоокеанского побережий. Сперва Смит удивился: что делает этот обшарпанный грузовик в таком фешенебельном районе, тем более что все заведения и рестораны ещё закрыты и начнут принимать товар не раньше, чем часа через три-четыре? Странно, что ни на кабине, ни на белом кузове нет ни названия фирмы, ни её логотипа, ни адреса, ни номера телефона.

Но Смит был слишком занят мыслями о Софи, чтобы обращать внимание на такие странности. И, однако же, события нынешней ночи пробудили глубоко укоренившееся ещё с давних времён ощущение опасности. Оно въелось в плоть и кровь после долгих лет работы практикующим врачом в «горячих точках», где в любую минуту могло случиться самое непредсказуемое, где смерть подстерегала за каждым углом. Где смерть была как никогда близка и реальна и смертоносные микробы могли поджидать в каждой хижине и в лесу. А возможно, его внимание привлекло какое-то движение или звук в кабине грузовика.

Как бы там ни было, но за долю секунды до того, как огромная машина вдруг резко прибавила скорость, стремясь подрезать лёгонький спортивный «триумф», Смит уже понял, что сейчас произойдёт.

Резкий всплеск адреналина в крови. От волнения стало трудно дышать. Он моментально оценил ситуацию. Грузовик направился прямо на него, и он резко вывернул руль вправо. Машина перескочила через обочину и оказалась на безлюдном тротуаре. И ведь ехал он не слишком быстро — всего около тридцати миль в час, — но мчаться вот так, посреди узкого тротуара, пусть со скоростью тридцать миль выглядело чистым безумием.

Грузовик с рёвом мчался рядом, а Смит пытался восстановить контроль над своим автомобилей. С громким треском он сорвал правым крылом почтовый ящик, затем сбил урну и раздавил столик, выставленный перед баром. И продолжал мчаться вперёд, мимо закрытых дверей магазинов, кафе и клубов. Тёмные витрины проносились мимо, точно подмигивая ослепшими глазами. Весь взмокший от пота, он покосился влево. Огромный грузовик продолжал мчаться параллельно по проезжей части, явно выжидая удобного момента, когда можно будет въехать на тротуар и раздавить маленький автомобильчик о стену здания. Бесшумно шевеля губами, Смит благодарил господа бога за то, что народу на улице ни души.

Снеся ещё несколько урн подряд, он краем глаза заметил, что стекло в боковом окошке кабины грузовика начало опускаться. И что оттуда показался ствол винтовки, нацеленной прямо на него. На какую-то долю секунды его обуял ужас. Ни скрыться, ни спрятаться, ни оторваться — грузовик блокировал дорогу. А сам он даже не вооружён. И какие бы планы ни вынашивали злоумышленники прежде, теперь они собираются пристрелить его — это совершенно ясно.

Смит ударил по тормозам, машина резко замедлила ход. Негодяю, засевшему в грузовике, придётся иметь дело с подвижной мишенью.

На лбу у Смита проступили крупные капли пота. Потом вдруг забрезжила надежда. Впереди показался перекрёсток. Руки, вцепившиеся в руль, побелели от напряжения. Он прибавил газу, стремясь добраться до спасительного перекрёстка.

И как только резко увеличил скорость, грохнул выстрел. Звук его показался оглушительно громким, но пуля запоздала. Угодила в заднее стекло и вышибла его. Осколки со звоном разлетелись в разные стороны. Смит тихо ахнул — смерть прошла совсем близко.

Он с омерзением и страхом покосился на открытое окно грузовика с прыгающим там стволом. К счастью, перекрёсток был уже совсем близко. На одном углу располагалось здание банка. Три других занимали магазины по розничной продаже.

Времени у него не осталось. Перекрёсток рядом, шанс всего один. Набрав в грудь побольше воздуха, он снова резко ударил по тормозам, а потом вывернул руль вправо. Грузовик с рёвом промчатся дальше. А лёгонькая машинка свернула на боковую улицу. Лишь краем глаза успел он заметить, как грузовик, жертва собственной бешеной скорости, промчался вперёд по авеню и исчез из виду.

До крайности возбуждённый этой гонкой, он прибавил скорость, потом снова ударил по тормозам. Ещё раз свернул на какую-то боковую улочку. Два ряда высоких тенистых деревьев, за ними виднеются частные коттеджи.

Он ехал дальше, часто сворачивая, и все время посматривал в зеркало заднего вида, проверяя, не показались ли преследователи. Хотя было ясно, что такой тяжёлый и длинный грузовик не сможет с той же лёгкостью повторить манёвр и развернуться на сто восемьдесят градусов, пусть даже под утро машин на улице почти нет.

И вот, тяжело дыша, он наконец остановил «триумф» в кружевной тени раскидистой магнолии, на тёмной улице, где возле элитных особняков Джорджтауна были припаркованы «БМВ», «мерседесы» и другие автомобили — атрибуты богатой жизни. Отнял руки от руля и взглянул на них. Руки дрожали, но не от страха, скорее от напряжения. Уже давно не попадал он в такие опасные переделки — причём осложнения возникли совсем непредвиденные. И совершенно нежелательные. Он устало откинул голову назад и закрыл глаза. Глубоко вздохнул, поражённый тем, как быстро может все измениться. И сам он, надо сказать, вовсе не в восторге от таких перемен. Ему совсем не нравится эта история с вирусом.

Неужели их отношениям с Софи отныне настанет конец? Не может же он и её вовлекать в свои неприятности. С ней было так спокойно. И в то же время только рядом с ней он чувствовал, что живёт полнокровной настоящей жизнью.

С другой стороны, никакого выбора у него в данный момент просто не было.

Убийцы из грузовика, атаковавшие его, были частью того, о чем пытался предупредить Билл Гриффин. И он вновь вернулся к тем же вопросам, которые стал задавать себе с момента той полуночной встречи.

Что такого особенного или необычного в этом вирусе?

Что утаил от него Билл?

Усталым жестом он повернул ключ зажигания и вывел машину на улицу. Ответов на вопросы он не получил, но, может, они есть у Софи? При мысли о ней сердце у него сжалось. Во рту сразу пересохло. От страха похолодело сердце.

Раз они пытались убить его, могут попробовать уничтожить и её тоже.

Он взглянул на часы: 2.32 ночи.

Надо позвонить ей, предупредить, но он оставил свой сотовый телефон дома. В голову не пришло, что он может понадобиться ему в Лондоне. И вот теперь надо найти автомат, и быстро. Лучше всего поискать на Висконсин-авеню, но рисковать нельзя. Что, если грузовик поджидает его там?

Тогда ему надо ехать в Форт-Детрик. Прямо сейчас.

Он до упора выжал педаль газа, машина взревела и помчалась по улицам. Высокие деревья по краям тротуара сливались в сплошную мутную полосу. Старые дома в викторианском стиле, украшенные завитками лепнины и остроконечными крышами, казались обиталищами призраков. Вот впереди показался перекрёсток, фонари, освещавшие его, отбрасывали серебристо-белые блики. Внезапно впереди возникли фары какого-то автомобиля — два ярких пятнышка, пронзающие тьму. Машина приближалась к тому же перекрёстку, что и «триумф» Смита, но только с противоположной стороны и с вдвое большей скоростью.

Смит чертыхнулся и оглядел перекрёсток. Укутанный в тёплое пальто одинокий пешеход как раз шагнул с тротуара на проезжую часть. Мужчина шатался и громко орал какую-то песенку — видно, выпил слишком много виски, и неверной походкой брёл через проезжую часть, смешно размахивая при этом руками — ну, точь-в-точь игрушечный солдатик. Смит затаил дыхание. Мужчина оказался как раз на пути у быстро приближающейся машины.

А пьяный даже не смотрел на дорогу. Резкий визг тормозов. Смит беспомощно наблюдал за тем, как передний бампер бешено мчавшегося автомобиля отбросил человека в сторону. Тот, нелепо растопырив руки, рухнул на мостовую. Смит автоматически притормозил. Бесшабашный водитель тоже на секунду притормозил, а затем резко рванул с места и скрылся за углом.

Смит выскочил из машины и бросился к сбитому мужчине. На улице царила полная тишина. Ночные тени сгустились за пятнами слабого света, который отбрасывали фонари у перекрёстка. Смит опустился на колени рядом с пострадавшим, чтобы осмотреть его, и не заметил приближения уже другой машины. Тут вдруг за спиной скрипнули тормоза, и машина остановилась прямо рядом с ним.

Испытывая прилив облегчения, он поднял голову и махнул рукой, давая понять, что здесь нужна помощь. Из автомобиля выскочили двое мужчин и бросились к нему. Одновременно Смит заметил, что раненый слегка шевельнулся.

Он склонил голову и спросил:

— Как вы себя чувствуете? — И тут же осёкся, совершенно потрясённый тем, что видит.

Так называемая «жертва» не только была жива, но и, по всей видимости, совершенно здорова. Потому как прямо на Смита смотрели умные внимательные глаза, а в грудь ему был нацелен пистолет-полуавтомат с глушителем.

— А вас, как погляжу, совсем нетрудно прикончить. Что же вы тогда за врач, а?

Глава 6

2.37 ночи

Вашингтон, округ Колумбия

Какая-то часть Джона Смита уже находилась в прошлом, в Боснии или Восточной Германии до падения Берлинской стены. Смутные тени, воспоминания, напрасные мечты, маленькие победы и постоянное чувство тревоги. Прошлое было за спиной, сейчас оно должно помочь.

Он видел, как двое выскочивших из машины мужчин, выхватывая на ходу оружие, бегут прямо к нему через перекрёсток. Смит схватил лежавшего на земле человека за запястье. Резким рывком вывернул и рванул руку, и не успел обманщик опомниться, как сухо щёлкнули порванные сухожилия.

Он сломал мужчине предплечье. Тот дико взвыл, лицо побелело и исказилось от боли, через секунду он потерял сознание, выронив револьвер на мостовую. Все это произошло почти мгновенно. Смит мрачно усмехнулся. Что ж, по крайней мере, ему не пришлось убивать этого человека. Молниеносным движением он схватил револьвер, перекатился по земле, встал на одно колено и взвёл курок. И выстрелил. Пуля, вылетевшая из ствола с глушителем, издала глухой хлопок — поп!

Один их мужчин, бежавших к нему навстречу, споткнулся, упал и, корчась от боли, стал кататься по холодной мостовой. И судорожно хватался за бедро, куда угодила пуля Смита. Второй, видя это, упал рядом с ним. Лёжа на животе, приподнял голову, точно находился на стрельбище и Смит был главной его мишенью. И совершил тем самым роковую ошибку. Смит понял, что сейчас произойдёт. Пригнулся — и пуля нападавшего просвистела мимо виска.

Теперь выбора у Смита не было. Не успел второй мужчина выстрелить снова или хотя бы пригнуть голову, как Смит выстрелил второй раз. Пуля угодила преследователю в правый глаз. Из чёрной дыры потоком хлынула кровь, мужчина ткнулся лицом в мостовую и остался недвижим. Смит понял, что он мёртв.

Кровь стучала и билась в висках. Он вскочил на ноги и осторожно приблизился к своим преследователям. Он вовсе не хотел убивать этих людей и злился на себя за то, что был вынужден сделать это. Сам воздух, казалось, до сих пор вибрирует от выстрелов. Он огляделся. Улица была пуста, ни в домах, ни у крылечек не загорелось ни единого фонаря. Поздний час и глушители помогли сохранить произошедшее в тайне.

Он осторожно вынул из вялой руки убитого армейскую «беретту» и осмотрел тело, в надежде уловить хотя бы слабые признаки жизни. Да, этот человек мёртв. Отбросив оружие от двух раненых, Смит удручённо покачал головой, он был раздосадован случившимся. Мужчина со сломанным локтем все ещё не пришёл в сознание, второй же, тот, кому пуля угодила бедро, судорожно зажимал рану окровавленными пальцами, злобно и грязно ругался и не сводил со Смита сверкающих глаз.

Но Смит не стал обращать на него внимания. И поспешил к своему «триумфу». И вдруг в тишине послышался рёв мотора, возвещавший о приближении большого грузовика. Смит резко развернулся. Огромный белый фургон без опознавательных знаков летел прямо к перекрёстку. Каким-то образом убийцам удалось его вычислить.

Но как?..

В бою есть время, когда ты должен занять позицию и сражаться, но есть и другое время — удирать со всех ног. Смит подумал о Софи и сломя голову помчался по тротуару, стараясь держаться поближе к старинным викторианским особнякам. На чьём-то дворе залаяла собака, ей тут же ответила вторая, с другого конца улицы. Скоро вся округа огласилась бешеным и звонким собачьим лаем. Но вот он постепенно замер вдали, а Смит скользнул в тёмную тень трехэтажного викторианского дома с причудливыми башенками, куполами и широким крыльцом. От перекрёстка его отделяло ярдов сто, не меньше. Пригнувшись, он осторожно оглянулся. Увидел вдали припаркованные машины. А вон и грузовик, только теперь он остановился. Из кабины выпрыгнул низенький широкоплечий человек и склонился над ранеными. Смит не узнавал его, а вот грузовик был ему знаком — и очень даже хорошо.

Коротышка нетерпеливо махнул рукой. Ещё двое мужчин выпрыгнули из кабины и поволокли раненых к машине, в то время как первый бросился открывать заднюю дверцу грузовика. Там сидело с полдюжины мужчин — спрыгивая на землю через борт, они вертели головами, осматривая полутёмную улицу. Даже в слабом свете луны Смит видел, что лицо коротышки, выкрикивающего команды, блестит от пота.

Итак, двух раненых и убитого погрузили в машину, которая, проехав совсем рядом с притаившимся в кустах Смитом, устремилась к северу, быстро набирая скорость. Затем настал черёд большого грузовика, он тоже тронулся с места, но только на юг, к реке. Коротышка-командир разбил высадившихся на пары, и они разбежались в разные стороны — в поисках Джона Смита. Каждый из них без труда мог бы одолеть сорокалетнего учёного, ведущего сидячий образ жизни, но они явно находились под впечатлением того, как лихо он расправился с тремя их товарищами.

Засев в своём укрытии, Смит внимательно прислушивался — вот двое парней подошли совсем близко. Придётся каким-то образом нейтрализовать эту парочку. Он развернулся и нырнул дальше, в тень, и сделал это нарочито шумно, так, чтоб они его услышали. Парни проглотили наживку и кинулись следом, оторвавшись таким образом от основной группы. Нервы у Смита были на пределе; почти не разбирая дороги, он мчался через какие-то тёмные дворы. Наконец, кварталах в четырех от перекрёстка, он решился на комбинацию, которая могла бы сработать. В конце короткого узкого проулка стоял белый особняк в колониальном стиле, света ни в одном из окон видно не было. Одно его крыло украшал бельведер, почти не заметный во тьме ночи и в тени высоких деревьев и кустарника.

Смит кашлянул и зашаркал подошвами по дорожке, давая преследователям понять, что он собирается укрыться в особняке. Затем резко и бесшумно развернулся и скользнул к бельведеру. Он оказался прав; сквозь каменное кружево стены открывался прекрасный вид на все подступы к дому и саду. Смит положил пистолет и «беретту» на скамейку — сейчас они ему не нужны. Нет, эту работу предстоит сделать тихо и быстро.

Прошла томительно долгая минута.

Может, они догадались, что он задумал, и собираются призвать на помощь остальных? И те вот-вот подоспеют и окружат особняк со всех сторон? Он отёр пот со лба тыльной стороной ладони. Сердце стучало страшно громко.

Две минуты… три…

Из тени деревьев выдвинулась одинокая тень. Помедлила секунду, затем бросилась к левому крылу большого дома.

Вот и вторая тень, она появилась справа.

Смит глубоко втянул воздух. Бандиты, будь они гражданские или военные, всегда так предсказуемы. Полное отсутствие воображения, тактика самая примитивная, дальше своего носа не видят. Прут напролом, подобно разъярённому быку или же мальчишке-полузащитнику из школьной команды, который всегда смотрит в противоположную сторону от той, куда собирается бросить мяч.

Эти двое, сжимавшие сейчас вокруг него клещи, были, возможно, лучше других. Но, подобно Кастеру в Литтл-Бигхорн[1] или лорду Челмсворту в войне против зулусов в Исандлване, оказали ему большую любезность, раздробив свои силы, чем, как он надеялся, можно воспользоваться. И уничтожить противника по одному.

Один из этих наглецов как раз обходил сейчас особняк справа и оказался между стеной дома и бельведером. Вот он, шанс Смита! Он стал подкрадываться сзади к ничего не подозревающему мужчине. И вдруг наступил на ветку. Она хрустнула еле слышно, но преследователь тут же насторожился. Сердце у Смита, казалось, остановилось. Мужчина резко развернулся, поднял ствол пистолета, готовый выстрелить.

Смит понял, что медлить нельзя. Один мощный удар ребром ладони по горлу — и голосовые связки противника парализованы. Удар правой ногой в ботинке двенадцатого размера по голове, и мужчина тихо осел на землю.

Смит метнулся обратно, в своё укрытие.

Одна минута… две.

Более осторожный из этой парочки материализовался из тьмы. И застыл в лунном свете между стеной бельведера и упавшим товарищем. У него даже хватило ума осторожно обойти раненого, описав широкий круг, причём он старался держаться в тени. Но этим и ограничились тактические уловки, и вот он подбежал и опустился на колени рядом с упавшим товарищем.

— Джерри? Господи, что…

Смит размахнулся и ударил рукояткой вновь подхваченной «беретты» по склонённой голове.

Затем он потащил двух потерявших сознание противников в бельведер. Пригнувшись и тяжело дыша, вслушивался в ночь. Но единственным еле различимым звуком был шум машины, направлявшейся куда-то к югу. Со вздохом облегчения покинул он бельведер и, пробираясь меж тенями домов и деревьев, осторожно двинулся к тому месту, откуда пришёл. Приблизившись к перекрёстку, где на него напали, замедлил шаг и прислушался. И снова полная тишина, не считая уже знакомого звука — какая-то другая машина двигалась в противоположном направлении, на этот раз — к северу.

К перекрёстку он подползал на локтях и коленях, держа по пистолету в каждой руке. В строе припаркованных вокруг машин ничего не изменилось, его «триумф» стоял у обочины, там, где он вышел из него, спеша на помощь жертве-притворщику. Ни единой живой души в поле зрения.

Все же непонятно, как это белый грузовик отыскал его сперва на Висконсин-авеню, а затем здесь, на перекрёстке? Случайностью это трудно назвать. И, однако же, и грузовик, и машина, и сбитый ею «пьяный», вне сомнения, являлись частью одной схемы, и целью их было устранить его.

Они точно знали, где он находится.

Он выжидал, луна опускалась все ниже к горизонту. Ночные тени сгустились, огромная сова пролетела между ветвями деревьев, а где-то вдали машина продолжала ехать к югу, потом свернула на север, потом снова к югу, медленно приближаясь к тому месту, где находился его перекрёсток.

Смит сорвался с места и бросился к «триумфу». Достал из бардачка маленький фонарик, посветил под кузов. Ага, ну конечно! Неоригинально. В пятне света, отбрасываемом фонариком, виднелся передатчик. Совсем крохотный, размером не больше, чем ноготь большого пальца, он был прикреплён к днищу с помощью мини-магнита. А приёмник, по всей очевидности, находился в грузовике.

Он выключил фонарик, сунул его в карман и снял передающее устройство. Искусная работа, ничего не скажешь. Выползая из-под «триумфа», он вдруг заметил приближавшуюся к перекрёстку машину. Присел за кузовом и замер. Машина двигалась совсем медленно, водитель, сидевший в кабине, бросал через открытое боковое окно пачки газет на лужайки и дорожки возле домов.

Вот он резко развернулся.

Смит поднялся и свистнул. И подбежал к машине со стороны открытого окна.

— Эй, а нельзя ли купить у вас газету?

— Конечно, почему нет. Есть несколько лишних.

Смит полез в карман за мелочью. Уронил монетку на землю, наклонился, чтобы поднять её, и со злорадной улыбкой прилепил подслушивающее устройство к днищу машины.

Потом выпрямился, взял газету из рук водителя и кивнул.

— Огромное вам спасибо. Очень выручили.

Машина отъехала, Смит сел в «триумф». И помчался прочь от проклятого перекрёстка в надежде, что сбил со следа грузовик с убийцами и теперь у него хватит времени добраться до Софи. Но если эти убийцы были частью того зловещего и непонятного плана, о котором предупреждал его Билл Гриффин, тогда они должны знать, кто он такой и где его искать дальше. И где найти Софи.

4.07 утра

Форт-Детрик, Мэриленд

Доклад, поступивший из Бельгии, из Института тропической медицины имени принца Леопольда, был уже третьим, который читала Софи за эту ночь. Заснуть никак не удавалось, и она вернулась к работе. Если этот хам генерал прав и Джон действительно отвлёкся на одну из своих научных авантюр, даже не предупредив её, да она его просто убьёт! И в то же время она надеялась, что Кильбургер прав и потому у неё нет особых оснований волноваться за своего возлюбленного.

Она изучала поступившие во ВМИИЗ материалы, но лишь вот этот, последний, из Института Леопольда вдруг пробудил надежду. Доктор Рене Жискур вдруг вспомнил, что несколько лет тому назад читал один отчёт, поступивший из военно-полевого госпиталя, развёрнутого в боливийских джунглях, в верхней части течения Амазонки. Сам он в то время вместе с другими учёными пытался подавить новую вспышку лихорадки «Мачупо», что разразилась неподалёку от прибрежного городка Сан-Хоакина, там, где Карл Джонсон, Кунс и Маккензи за много лет до этого первыми обнаружили смертоносный вирус. В ту пору у него не было времени вплотную заняться этой тревожной вестью, он просто сделал запись в тетрадь, а потом забыл о ней.

Но известие о новом вирусе разбудило память. Он порылся в бумагах и нашёл тетрадь со своими записями, а вот самого отчёта обнаружить не удалось. И, однако же, записи эти имели определённую ценность. В них он особо подчёркивал странную комбинацию симптомов гантавируса и геморрагической лихорадки, а также указывал на несомненную связь заболевания с обезьянами.

Софи ощутила и торжество, и гнев одновременно. Да! После того как Виктор Тремонт не смог помочь ей, она начала сомневаться в правильности своих выводов. И вот теперь доктор Жискур нашёл им подтверждение. Так, кто из ВМИИЗа работает или когда-нибудь работал там? Если она не ошибается, ни больших, ни маленьких вспышек этого заболевания с тех пор вроде бы не отмечалось. Стало быть, все ограничено лишь этой маленькой, затерянной в диких джунглях Перу территорией.

Она переписала поступившие из Института принца Леопольда данные в журнал, затем суммировала все, что помнила о странном вирусе и её двух беседах с Виктором Тремонтом, поскольку теперь они, несомненно, имели к этому отношение. Записала также и несколько вариантов на тему того, как этот перуанский вирус мог вырваться за пределы джунглей.

Она продолжала писать, как вдруг услышала, что дверь в кабинет отворилась. Кто?.. Радость захлестнула её.

Она резко развернулась в кресле.

— Джон? Дорогой! Что, черт возьми…

Перед тем как ей нанесли сильнейший удар по голове и перед глазами поплыли радужные круги, она все же успела разглядеть окруживших её четверых мужчин. Джона среди них не было. А потом провалилась во тьму.

Надаль аль-Хасан, переодетый в медицинский комбинезон, методично обыскивал стол этой дамочки-учёного. Читал каждый документ, отчёт, просматривал записные книжки и блокноты. Внимательно изучал каждый файл. И испытывал при этом глубочайшее омерзение, хоть руки его и были защищены хирургическими перчатками. Он знал, что подобное богохульство имеет место и в его стране, а также во многих других странах исламского мира, в том числе и арабских, но скрыть раздражение при виде всего этого никак не удавалось. Разрешать женщинам учиться и работать рядом с мужчинами — это не только ересь, это подрывает достоинство мужчин и наносит урон чести женщины. И прикасаться к предметам, которые трогала эта женщина, было для него сущим мучением.

Но обыск необходим, от этого никуда не деться, а потому он методично и внимательно продолжал осматривать все подряд, стараясь ничего не упускать из виду. И почти сразу нашёл два весьма опасных документа. Один был отчётом из Института принца Леопольда, от некоего доктора Рене Жискура, — он лежал прямо у неё на столе. Другой представлял собой перечень исходящих телефонных звонков — очевидно, директор ВМИИЗа заставлял всех сотрудников ежемесячно составлять этот список для отчёта.

Затем он нашёл журнал, где она записала свои размышления по поводу отчёта из Бельгии. Вот удача — записи заполняли ровно одну страницу, начинались наверху и заканчивались в самом низу. Из маленького кожаного футляра он достал острый, как бритва, скальпель. Осторожно и аккуратно вырезал страничку. Посмотрел, убедился, что ничего не заметно, и спрятал листок в кармане комбинезона. Больше ничего важного или интересного в кабинете обнаружить не удалось.

Трое его помощников, одетые в такие же комбинезоны, завершали осмотр картотеки.

— Есть свежая запись в файле о Перу, — сказал один.

Второй заметил:

— Нашёл пару старых файлов, где говорится о той же хреновине в Южной Америке.

Третий просто покачал головой.

— Вы прочли каждый документ? — рявкнул аль-Хасан. — Просмотрели каждый файл и каждую папку? Во все ящики заглянули?

— Да, все как вы велели.

— А под разными там предметами? Под каждой вещью, которую можно сдвинуть с места?

— Эй, мы ж не дураки.

Аль-Хасан сильно сомневался в этом. Лично он считал, что большинство людей с Запада ленивы и некомпетентны. Но, судя по тому, какой беспорядок творился сейчас в кабинете, они, похоже, не врали.

— Очень хорошо. А теперь постарайтесь привести все в порядок. Чтоб все было как прежде.

Пока они, недовольно ворча, занялись новой работой, аль-Хасан натянул на руки вторую пару более толстых белых резиновых перчаток. Достал из кожаной коробочки маленький металлический контейнер, отвинтил крышку и извлёк стеклянную пробирку с резиновой пробкой. Затем осторожно достал из той же коробочки длинный шприц, проткнул резиновую пробку и набрал в шприц бесцветной жидкости из пробирки. И сделал Софи укол в вену на левой лодыжке.

Почувствовав укол, она слабо шевельнулась и застонала.

Помощники услышали это. Обернулись, посмотрели, и лица их посерели от страха.

— Заканчивайте работу, — грубо рявкнул аль-Хасан.

Мужчины отвели глаза. Пока они заканчивали наводить порядок в кабинете, аль-Хасан убрал шприц в пластиковый контейнер, запечатал его и положил в кожаную коробочку. Помощники сказали, что все готово. Аль-Хасан окинул кабинет придирчивым взглядом, остался доволен увиденным и приказал помощникам уходить. Бросил последний взгляд на неподвижно лежавшую на полу Софи и заметил, что на лице у неё проступили капельки пота. Она издала ещё один тихий стон, услышав который аль-Хасан улыбнулся и вышел следом за своими подручными.

Глава 7

4.14 утра

Турмонт, Мэриленд

Лёгкий ветерок прошелестел в кронах деревьев и принёс с собой запах опавших яблок, гниющих на земле. Трехэтажный дом Джона Смита, напоминающий по форме солонку, примостился у самого склона горы Катоктин. В доме было темно, не горела даже лампочка над крыльцом, и он подумал, что Софи, должно быть, до сих пор ещё в лаборатории. Но сперва надо убедиться.

Он остановился в квартале от дома, укрылся за фургоном и внимательно осмотрел дом, сад и улицу. И тут же заметил неладное. Ствол старой яблони показался слишком толстым — наверняка за ним кто-то прячется. Чуть впереди по улице, почти скрытый за двумя высокими дубами, торчал капот чёрного «мерседеса». Сама машина укрылась рядом с домом соседей, у которых, насколько было известно Смиту, имелся «бьюик ле сабр», причём держали они его всегда в гараже.

Учитывая, как быстро домчался он до дома из Джорджтауна по практически пустым автомагистралям и дорогам, вряд ли поджидавшая его сейчас парочка могла приехать сюда первой. А это, в свою очередь, означало, что у врагов имелась на подхвате вторая, запасная команда, и это встревожило его уже не на шутку.

Притаившийся за деревом человек мог видеть подъезд к дому и двери гаража. Возможно, ещё какой-нибудь тип, одетый для маскировки в чёрное, перекрывал подходы к дому и гаражу сзади.

Смит ощутил столь знакомую каждому солдату ноющую и тошнотворную пустоту в желудке. Это говорил страх, но одновременно его захлестнула волна холодной бешеной ярости. Он скользнул в боковую аллею и пробежал за домами почти до самого конца своей улицы. Теперь он находился вне поля зрения преследователей. Почувствовав, что снова весь вспотел, он, скрываясь за строем высоких платанов, начал подкрадываться к своему гаражу сбоку, а последние пять ярдов прополз на животе.

Прислушался. За домом было тихо. Тогда он приподнялся и заглянул в гараж через щёлку.

И с облечением выдохнул. Гараж пуст. Старого зеленого «доджа» Софи там не было. А это значит, что все это время она находилась в Форт-Детрике. А раз так, то не получила его послания на автоответчике, чем и объяснялось отсутствие света над крыльцом. Он глубоко вздохнул и сразу почувствовал себя лучше.

Потом вернулся к «триумфу» прежней дорогой. И, проехав с четверть мили, притормозил возле телефона-автомата. Просто не мог дождаться, когда, наконец, услышит её голос. Набрал номер телефона в её кабинете. На четвёртом гудке включился автоответчик: «Сейчас меня нет на месте. Пожалуйста, оставьте своё сообщение. Как только вернусь, перезвоню. Спасибо».

От звонкого чистого голоса у него защемило в груди. И ещё возникло странное чувство, которое никак не удавалось определить словами. Одиночество?

Он снова стал набрать цифры. Ему ответил уже другой, бодрый и деловой голос:

— Армия США, Форт-Детрик, отдел безопасности.

— Говорит подполковник Джонатан Смит, из ВМИИЗа.

— Ваш идентификационный номер, подполковник?

Он назвал номер. В трубке настала пауза. Затем:

— Благодарю, подполковник. Чем можем помочь?

— Соедините меня с отделом охраны во ВМИИЗе.

Щелчки, слабые гудки и новый голос: «ВМИИЗ, отдел безопасности, Грассо».

— Грассо? Это Джон Смит. Послушайте…

— О, так вы вернулись, подполковник! Все в порядке? Док Рассел очень волновалась и…

— Все прекрасно, я в полном порядке, Грассо. Только что звонил ей. Но она не подходит к телефону. Вы случайно не знаете, где она может быть?

— Когда я заступил на дежурство, она была в списке ночной смены. И что-то не видел, чтобы она уходила.

— А во сколько началась ваша смена?

— Ровно в полночь. Она, наверное, в лаборатории, вот и не слышала вашего звонка.

Смит взглянул на часы — 4.42 утра.

— А вы не могли бы подняться и проверить?

— Конечно, подполковник. Я вам перезвоню.

Смит продиктовал ему номер телефона-автомата. Потянулись долгие томительные секунды, с каждой, казалось, было все труднее дышать. Прохладный ночной воздух казался удушливо-жарким. Нет, это в этой чёртовой будке страшно жарко и душно.

Он вздрогнул, когда, наконец, зазвонил телефон.

— Да?

— Её там нет, подполковник. И кабинет, и лаборатория заперты.

— И вы не заметили ничего… необычного?

— Да нет, все вроде бы в порядке. Все закрыто и опечатано должным образом. — В голосе Грассо слышалось лёгкое раздражение. — Черт, прямо не знаю, как это я её проглядел. Наверное, воспользовалась каким-то другим выходом. Но вы можете позвонить охраннику у ворот.

— Спасибо, Грассо. Соединишь меня?

— Само собой, док.

Через несколько секунд ему ответил другой, страшно сонный голос:

— Форт-Детрик, ворота, Шрёдер.

— Это подполковник Джонатан Смит, ВМИИЗ. Скажите, Шрёдер, доктор Софи Рассел выходила с базы сегодня вечером или ночью?

— Не знаю, подполковник. Просто я не знаю в лицо доктора Рассел. Попробуйте позвонить парню, что дежурит в здании.

Смит тихо чертыхнулся. Эти охранники в штатском вечно менялись, и смена у них была более долгой, чем у военной охраны. И ни для кого не было секретом, что они частенько засыпают в своих будках у ворот. Ведь там имелся шлагбаум, не пропускающий на территорию машины. А если какая-нибудь собиралась проехать, шум будил их. Однако там не было предусмотрено шлагбаума при выезде.

Он повесил трубку. Возможно, она слишком устала, чтобы добираться до Турмонта на машине. Это, в свою очередь, означало, что она могла переночевать в своей маленькой квартирке в Фредерике, которую продала, но все вещи ещё не вывезла. Он может позвонить туда, но это вряд ли что-нибудь даст. Когда человек работает сутками напролёт и приехал поспать несколько часов, он вряд ли оставит телефон включённым.

Он гнал машину вперёд и обдумывал ситуацию. Она так устала, что вышла из лаборатории через другой, запасной выход, не желая сталкиваться с кем-то из знакомых. Это понятно и вполне объяснимо. Именно так, наверное, она и поступила. А охранник у ворот просто прозевал её, должно быть, спал. И отправилась она прямиком к себе на квартиру. Он тихо войдёт и скользнёт к ней под одеяло. И она почувствует его присутствие, даже не просыпаясь. Улыбнётся во сне, тихо пробормочет что-то и тесно-тесно прильнёт к нему. И её бедро будет таким тёплым. А он тоже улыбнётся, поцелует её в плечо и будет любоваться, как Софи спит, пока не заснёт сам. Он обязательно…

Вряд ли в путеводителях в качестве одной из достопримечательностей исторического города Фредерика упоминался Форт-Детрик. Обнесённый сетчатой изгородью, с постом охраны у входа, Детрик представлял собой военную базу средней степени секретности, расположенную в центре жилого района. Квартира Софи располагалась в доме в пяти кварталах от базы.

Смит остановился на улице, огляделся по сторонам. Вроде бы никого. Вышел из «триумфа», тихо прикрыл дверь и прислушался. Ему казалось, он слышит кашель и похрапывание спящих. То взрыв смеха, то сердитый пьяный голос, говоривший на повышенных тонах. Одинокий автомобиль с визгом тормозов свернул за угол. Звуки обычной городской жизни.

Но никаких звуков или движений, которые могли бы показаться угрожающими.

У него был ключ от входной двери в трехэтажное здание. Он отпер её, вошёл в вестибюль и неслышно двинулся по ковру к лифтам. В этот поздний час вокруг ни души.

Вот, держа пистолет в руке, он остановился у двери в квартиру на третьем этаже. Прислушался. Из квартиры не доносилось ни звука. Повернул ключ в замке, раздался щелчок, показавшийся громким, как взрыв.

Лёгким толчком Смит отворил дверь и распростёрся на ковре в прихожей.

Квартира была погружена во тьму. Ни звука, ни движения. На ладони после прикосновения к маленькому столику возле двери остался тонкий слой пыли.

Он поднялся и скользнул в тёмную гостиную, а уже оттуда — в маленький коридорчик, ведущей к двум спальням. Обе пусты, постели аккуратно застланы. На кухне ни единого признака того, что кто-нибудь тут недавно ел или хотя бы выпил чашку кофе. Раковина сухая. Холодильник молчит, выключен ещё несколько недель тому назад.

Её здесь нет и не было.

Чувствуя все нарастающее беспокойство, Смит прошёл в гостиную. Включил свет. Все в полном порядке, никакого следа борьбы или того, что здесь производился обыск.

Ничего. Квартира чиста и нетронута, словно музейный экспонат.

И если её убили или похитили, то произошло это не здесь.

В лаборатории её не было. У него дома в Турмонте — тоже. И здесь нет. И он не имел ни малейшего понятия о том, что с ней могло случиться.

Смит понял, что ему нужна помощь.

Первое, что надо сделать, это позвонить на базу и поднять там тревогу. Сообщить, что Софи пропала. Потом — в полицию. В ФБР. Он схватил сотовый телефон и уже собрался было набрать номер в Детрике.

Но рука замерла на полпути. Снаружи, в коридоре, послышались чьи-то шаги.

Он молниеносно выключил свет и положил телефон на стол. Потом опустился на одно колено и притаился за диваном, не выпуская пистолета из рук.

Кто-то направлялся к квартире Софи с громким топотом, врезаясь в стены, тяжело дыша. Какой-нибудь пьяница, возвращавшийся домой?

Шаги замерли у двери в квартиру. Слышалось громкое хриплое дыхание. Потом — звук ключа в замке.

Смит напрягся. Дверь с грохотом распахнулась.

Софи стояла, покачиваясь в тусклом свете, падающем из коридора. Одежда разорвана и в грязи, словно она валялась в канаве.

Смит бросился к ней.

— Софи!

Софи ввалилась в квартиру, он едва успел подхватить её, прежде чем она рухнула на пол. Она задыхалась, судорожно ловила ртом воздух. Лицо горело.

Вот взгляд её тёмных глаз сфокусировался на нем, она пыталась улыбнуться.

— Ты… вернулся, милый… Где… где ты был?

— Прости, Софи! Пришлось задержаться на день. Я хотел…

Она подняла руку, делая ему знак замолчать. И лихорадочно зашептала:

— Лаборатория… там, в лаборатории… кто-то… ударил.

И потеряла сознание. Он подхватил её на руки. Кожа казалась липкой на ощупь. На щеках горели два ярко-красных пятна. Её красивое лицо исказилось от боли. Она больна, тяжело больна. Что же с ней случилось? Это не усталость, это что-то совсем другое…

— Софи? Софи! О, боже ты мой! Софи!

Ответа не было.

Насмерть перепуганному Смиту пришлось вспомнить свои медицинские навыки. Ведь он врач, черт побери! Он знает, что делать, должен знать. Он положил Софи на диван, схватил телефон и набрал номер 911, одновременно нащупывая у неё пульс и прислушиваясь к дыханию. Пульс был слабый и частый. Дыхание затруднённое. Она вся горит, у неё высокая температура. Симптомы острого респираторного заболевания плюс сильный жар и лихорадка.

Он заорал в трубку:

— Острое респираторное!.. Доктор Джонатан Смит, черт бы вас всех побрал! Выезжайте! Живо!

Фургон без опознавательных знаков был почти невидим в тени деревьев на улице возле дома Софи Рассел. Тусклый уличный фонарь отбрасывал совсем мало света, обеспечивая засевшим в фургоне людям необходимое — темноту и камуфляж. Зато находившийся там Билл Гриффин прекрасно видел, как подкатила, мерцая сине-красной мигалкой, машина «Скорой» и притормозила у входа в трехэтажный дом.

Сидевший за рулём Надаль аль-Хасан повернул к нему узкое и тёмное серповидное лицо.

— Доктор Рассел была просто не в состоянии выйти из лаборатории одна. И уж тем более добраться до дома.

— Однако ей удалось и то и другое, — заметил Гриффин. Круглое его лицо оставалось невозмутимым. Каштановые волосы, падающие на лоб, казались в темноте чёрными. Широкие плечи и мускулистое тело расслаблены. Теперь это был словно другой человек, куда более холодный и жёсткий, чем тот, с которым всего несколько часов тому назад встречался в парке Рок Крик старый друг и товарищ Джонатан Смит.

В ответ аль-Хасан заметил:

— Я сделал все, как мне приказали. Единственный способ вывести эту женщину из-под подозрения.

Гриффин промолчал, сохраняя всю ту же позу и мину, но спокойствие его было напускным. Менее всего ожидал он столь внезапного и непредвиденного появления Джона Смита. Да, он пытался предупредить друга об опасности, но аль-Хасан направил Мэддакса по следу, и у Джона практически не было шансов скрыться. Что ж, события должны подсказать ему, что опасность была реальна. Правда, теперь, раз женщина подверглась нападению, Джон уже ни за что не отступится. Что же, черт возьми, делать? Как спасти своего старинного и единственного друга?

Они с аль-Хасаном ждали сообщений от пущенных по следу Смита людей, но тут по сотовому позвонил их агент, внедрённый во ВМИИЗ, «Специалист-4» по имени Адель Швейк. «Жучки», помещённые ею в кабинет и лабораторию Софи Рассел, куда-то исчезли. Тогда ей пришлось привести в действие установленную там же потайную видеокамеру, и она увидела, как Софи Рассел, пошатываясь, выходит из своего кабинета. Адель Швейк срочно выехала в Форт-Детрик, но, прибыв, обнаружила, что Софи Рассел бесследно исчезла.

— Она просто не могла вести машину в таком состоянии, — сказала Швейк аль-Хасану. — И я проверила её досье. Оказывается, у неё есть квартира, совсем недалеко от Форта.

И вот они поехали туда и лишь ненамного опередили машину «Скорой». Обитатели дома проснулись. Теперь проникнуть в дом, не вызвав подозрений, не удастся.

— Как бы там ни было, — заметил Билл Гриффин, — если она заговорит и расскажет Смиту больше, чем надо, босс будет не в восторге. Эй, вы только посмотрите!

Четыре врача выкатили из подъезда носилки. Джон Смит шёл рядом и держал за руку лежавшую на них женщину. И, низко склоняясь, что-то говорил ей. Похоже, он ничего вокруг не видел и не замечал.

Аль-Хасан тихо выругался по-арабски.

— Нам следовало знать об этой квартирке!

Гриффин решил воспользоваться моментом и, рискуя вызвать ещё большую ненависть араба, заметил:

— Однако мы не знали. И вот теперь они разговаривают. Значит, она жива. Вы провалили дело, аль-Хасан. И получите за это хорошую взбучку. Что теперь прикажете делать?

Тем самым он надеялся заставить араба совершить ошибку.

Надаль аль-Хасан ответил тихо и злобно:

— Поедем за ними до больницы. Попробуем устранить её уже там, и чтоб наверняка. И его тоже. — Он обернулся и глянул Гриффину прямо в лицо.

Гриффин понимал, что араб ждёт от него определённой реакции. Это проверка, злодей хочет увидеть, как претит ему, Гриффину, идея устранения Джона. Хочет увидеть на его лице хотя бы намёк, гримасу отвращения, малейший признак негодования.

Но вместо всего этого Гриффин лишь указал кивком на машину «Скорой». И выражение его лица оставалось холодно-невозмутимым.

— Может, и всех этих тоже придётся пришить. Ведь они могут услышать, что она ему говорила. Надеюсь, вы готовы пойти на это? И не станете вешать это на меня? Не проявите в очередной раз излишней мягкости?

— О врачах я не подумал, — злобно прошипел в ответ аль-Хасан. — Да, конечно, при необходимости мы их всех устраним. — Он сузил глаза и после паузы продолжил: — Но вполне возможно, что Джон Смит беседует с трупом. Любовь способна превратить в полного идиота даже умного мужчину. Подождём, посмотрим, может, помрёт и без нашей помощи. И тогда останется устранить лишь Смита. Что значительно облегчает задачу, верно?

Глава 8

5.52 утра

Фредерик, Мэриленд

Софи лежала в реанимационной палате за пластиковыми шторами и дышала хрипло и тяжко, несмотря на то, что была подключена к кислородной маске. Теперь она была в полной зависимости от всех этих машин и аппаратов, чудес современной медицины, которые ничуть не трогало, кто она такая и что с ней происходит. Рядом неотлучно находился Смит. Он сжимал её горячую ладонь в своей, ему хотелось крикнуть всем этим машинам:

— Это Софи Рассел! Мы говорили. Мы смеялись. Мы работали вместе. Мы занимались любовью. Мы жили! Мы собирались пожениться этой весной. Она должна поправиться, и мы обязательно поженимся через несколько месяцев. И будем жить долго и счастливо, пока не состаримся и не поседеем. Но даже тогда не перестанем любить друг друга!

Он наклонился и произнёс громко:

— Все будет хорошо, Софи, все будет просто чудесно, милая.

Примерно то же самое говорил он раненым солдатам на передовой, которых приносили к нему в полевой госпиталь. «Ты скоро поправишься. Начнёшь вставать и ходить, будешь чувствовать себя гораздо лучше». Казалось, говорил он все это ещё и для того, чтобы убедить самого себя. Всегда следовало поддерживать моральный дух солдата. Нельзя, чтоб человек впадал в отчаяние, надежда есть всегда. Но сейчас страдала Софи, и за её жизнь он должен бороться ещё отчаянней, в надежде скрыть собственное отчаяние.

— Держись, дорогая, пожалуйста, прошу тебя, только держись! — шептал он ей. — Держись!

Приходя в сознание, она пыталась улыбнуться ему, судорожно ловя ртом воздух. И слабо сжимала его руку. Лихорадка вконец обессилила её.

Вот она снова попыталась выдавить улыбку.

— Где… где… ты… был?

Он нежно приложил палец к её губам.

— Не надо разговаривать. Постарайся беречь силы, они тебе ещё пригодятся. Поспи, милая. Отдохни, красавица моя.

Веки её тут же опустились, как занавес на сцене. Временами казалось, она собирает в кулак все свои силы и всю волю, чтоб противостоять атакующей её болезни. Он любовался её прозрачной кожей, тонкими чертами лица, грациозным изгибом бровей. Её лицо всегда казалось ему изысканно прекрасным, словно освещённым изнутри незаурядным интеллектом. Но сейчас, в лихорадке, она выглядела такой худенькой и хрупкой на белых больничных простынях. И кожа совсем прозрачная. А на щеках горит нездоровый румянец, и это его особенно пугало.

Из левой ноздри вытекла капелька крови. Смит оттёр её салфеткой и, встревоженный, вызвал медсестру.

— Надо остановить кровотечение.

Сестра достала коробочку ватных тампонов.

— Должно быть, у бедняжки лопнул капилляр.

Смит не ответил. И вышел из палаты в соседнее помещение, где собрались специалисты — доктор Джошуа Уитерс, специалист по лёгочным заболеваниям, доктор Эрик Мукогава из Форт-Детрика и капитан Дональд Герини, лучший вирусолог ВМИИЗа. Они совещались приглушёнными голосами и, едва завидев Смита, тут же умолкли. Лица у них были встревоженные.

— Ну?

— Мы перепробовали все возможные антибиотики, — сказал доктор Уитерс. — Какой-то вирус, доктор Смит. И все наши усилия устранить или хотя бы облегчить симптомы не принесли результата. Она не реагирует на медикаменты.

Смит чертыхнулся.

— Надо что-то решать. По крайней мере, хоть как-то стабилизировать её состояние!

— Джон… — капитан Герини опустил ему руку на плечо. — Это очень похоже на тот вирус, что поступил к нам в лабораторию в этот уикэнд. Сейчас над ним работают все аналогичные лаборатории мира, и пока что ещё не найден ключ к тому, что это такое и как лечить данное заболевание. Очень похож на гантавирус, но не является таковым, это уже доказано. По крайней мере, ни одним из известных нам гантавирусов. — Он печально покачал головой. — Должно быть, она каким-то образом заразилась и…

Смит не сводил глаз с Герини.

— Так ты хочешь сказать, работая с ним в лаборатории, она допустила какую-то ошибку? Или нет? Прекрасно знаешь, что нет! Она всегда была чертовски умна и осторожна!

— Мы делаем все возможное, подполковник, — спокойно заметил Эрик Мукогава.

— Так сделайте больше, сделайте невозможное! Найдите же что-нибудь, ради бога!

— Доктор! Подполковник! Сюда, скорей!

Медсестра склонилась над койкой, на которой в агонии тело Софи изогнулось дугой, словно в последней отчаянной попытке набрать в грудь воздуха.

Смит, опередив остальных, первым подбежал к ней:

— Софи!..

Она увидела его и попыталась улыбнуться. Он схватил её за руку.

— Дорогая?..

Глаза Софи закрылись, рука безвольно обвисла в его ладони.

— Нет!.. — отчаянно крикнул он.

Но она недвижимо и уютно свернулась в постели, точно приготовилась к долгому путешествию. Грудь больше не вздымалась в попытке набрать воздуха. Палата больше не оглашалась слабыми хрипами и стонами, в ней стояла мёртвая тишина. И вдруг из носа и рта у неё алым потоком хлынула кровь.

Отказываясь верить своим глазам, Смит развернулся и взглянул на экран монитора. Через него тянулась ровная зелёная линия. Совершенно ровная. Плоская, как сама смерть.

— Электроды! — заорал Смит.

Медсестра, всхлипнув, достала электроды для электрошока.

Он пытался побороть панику. Напомнил себе, что он прежде всего врач, что ему доводилось лечить тяжелораненых в самых сложных условиях, во многих горячих точках планеты. Он опытный терапевт. Он спасал многие жизни. Это его работа. Лучшее, что он умеет делать в этой жизни. Он спасёт Софи, должен спасти. Может!

Он снова покосился на монитор и включил аппарат. Тело Софи изогнулось дугой и снова безвольно опало.

— Ещё разряд!

Он повторял попытку пять раз, с каждым разом увеличивая напряжение. Дважды показалось, что её удалось оживить. Нет, он был просто уверен, что минимум однажды она откликнулась. Она просто не могла умереть. Это невозможно.

Капитан Герини тронул его за руку:

— Джон!..

— Нет!

Он попробовал снова. Зелёная линия на мониторе оставалась все такой же безжизненно ровной. Нет, это какая-то ошибка! Ночной кошмар. Просто он спит и видит страшный сон. Софи была такая живая. Полна жизненных сил и энергии. Прекрасна, как летний день. И умница. Ему она нравилось, как поддразнивала его…

— Разряд! — рявкнул он.

Пульмонолог доктор Уитерс обнял Смита за плечи.

— Не надо, Джон. Пожалуйста, перестань.

Смит рассеянно взглянул на него:

— Что?

Однако выпустил из рук прибор, и Уитерс убрал его. Доктор Мукогава откашлялся и заметил:

— Мне страшно жаль, Джон. Мы все очень сожалеем. Ужас какой-то. Просто не верится!

Он сделал знак остальным.

— Мы уходим. Тебе надо побыть одному.

И все они вышли из палаты. Медсестра задёрнула занавески вокруг кровати, на которой лежала Софи, и сердце Смита пронзила острая боль. Он содрогнулся. Потом упал на колени и прижался лбом к вяло повисшей руке Софи. Она была тёплой. Как же ему хотелось сказать себе, что она жива. Как хотелось, чтоб она вдруг села в постели и засмеялась и сказала ему, что это была всего лишь скверная шутка.

По щеке его скатилась слеза. Он сердито отёр её ладонью. Потом снял кислородную маску, чтоб лучше видеть её. Она по-прежнему выглядит как живая, щеки розовые и слегка влажные. Он присел рядом на краешек кровати. Взял её руки в свои. И стал целовать пальцы.

Помню, когда я увидел тебя в первый раз. О, ты была так красива! И на чем свет стоит бранила бедного лаборанта за то, что тот перепутал какие-то слайды. Ты была великим учёным, Софи. И лучшим моим другом. И единственной на свете женщиной, которую я любил…

Он выпрямился и произнёс те же слова вслух. Он объяснялся ей в любви. Время от времени сжимал её ладонь в своей, как делал, когда они ходили в кино. Потом вдруг увидел на простыне мокрое пятно — следы от своих слез. Прошло немало времени прежде чем он, наконец, поднялся и сказал:

— Прощай, любовь моя!

Долгая мучительная ночь подходила к концу, но на улице ещё не рассвело. Отупевший от горя Смит неподвижно сидел в кресле в приёмной.

Впервые войдя в лабораторию ВМИИЗа, Софи заговорила прежде, чем он успел поднять глаза от микроскопа. «Рэнди вас терпеть не может, — сказала она. — Понять не могу, почему. Лично мне понравилось, что вы тогда взяли всю вину на себя, извинились и не стали её корить. И было ясно, что говорите вы все это совершенно искренне, что вам действительно неловко и вы очень переживаете».

Только тут он оторвал взгляд от микроскопа, посмотрел на неё и понял, почему предпринял столько усилий, чтоб перетащить её в Форт-Детрик. Впервые он увидел Софи в лаборатории Национального института здоровья, где она занималась какими-то маловразумительными исследованиями, а потом вдруг встретил в гостях у сестры. Но этих двух кратких встреч было достаточно, чтобы понять — он хочет видеть её все время. И он сидел и под сердитым взглядом Рэнди открыто любовался Софи. У неё были длинные волосы цвета спелой пшеницы — она носила их собранными в конский хвост. И такая стройная, ладная и соблазнительная фигурка.

От внимания Софи не укрылось, какой интерес проявляет к ней Смит. И в первый свой день работы в лаборатории во ВМИИЗе она сказала ему:

— Посижу пока здесь, на скамеечке. Может, наконец вы перестанете глазеть на меня и я смогу приступить к работе. Все говорят, что вы очень крутой военный врач. Я это уважаю. Но зато я куда лучший учёный, чем вы, и вам придётся с этим смириться.

— Что ж, буду иметь в виду.

Она смотрела ему прямо в глаза.

— И ещё вам лучше придержать в штанах свою штуковину. По крайней мере, до тех пор, пока я не разрешу её вынуть.

Смит кивнул, улыбнулся и сказал:

— Могу и подождать.

Эта полутёмная больничная комната казалась сейчас островом вне времени и пространства. Мир отступил, находился где-то совсем в другом месте. Его преследовали безумные воспоминания. Он потерял над собой контроль. Не забыть позвонить и сказать, что свадьба отменяется. Все отменяется. Ресторан, лимузин, все…

Господи, о чем это он только думает?

Он бешено затряс головой. Пытался собраться. Где он?.. В больнице.

Розовые и жёлтые лучи восходящего солнца отсвечивали от здания напротив.

Где она находилась последние несколько недель? Ему надо было быть с ней, не отходить ни на шаг. Зачем, зачем только он перетащил её на работу во ВМИИЗ?

Сколько народу приглашено к ним на свадьбу?.. Надо написать каждому. Лично. Сообщить, что её больше нет… Нет.

Это он её убил. Предложение работать в Детрике было столь выгодным и заманчивым, что ей ничего не оставалось, как принять его. И это её убило. Он понял, что хочет её, с того самого момента, когда впервые увидел, ещё там, у Рэнди. Когда он начал говорить Рэнди, как страшно сожалеет о том, что её жених умер, та вдруг разозлилась. А вот Софи поняла бы. Он видел это в её глазах — этих чудесных чёрных глазах, таких внимательных, живых, прекрасных…

Да, он должен сообщить её семье. Но у неё не было семьи. Только Рэнди. Значит, надо сообщить Рэнди.

Он поднялся и пошёл искать телефон-автомат и тут вдруг почему-то вспомнил Сомали. Он был приписан к военному кораблю, отправленному поддерживать порядок и защищать граждан в этой стране, раздираемой на части жестокой междоусобной войной. Как-то его срочно вызвали в джунгли, лечить майора, заболевшего лихорадкой. Он добирался туда целые сутки, был вконец измучен и поставил майору диагноз — малярия. А позже вдруг выяснилось, что это куда более редкое и опасное заболевание — лихорадка «Ласса». Майор умер ещё до того, как был установлен точный диагноз и назначено правильное лечение.

В армии его обвинили в несоответствии служебному положению. Но то была весьма распространённая ошибка, её допускали и ещё неоднократно будут допускать и более опытные врачи, незнакомые с вирусологией. А лихорадка «Ласса» будет убивать людей, даже несмотря на более прогрессивное лечение. Точнее, вылечить её было пока что невозможно. Но в ту пору он был слишком уверен в себе, полон самомнения и не призвал на помощь ни одного специалиста. А потом было уже слишком поздно. И он винил себя во всем. И настоял на том, чтобы его перевели из действующей армии на исследовательскую работу в Форт-Детрик, чтоб стать специалистом в вирусологии и микробиологии.

Много позже он понял, как редко, в сравнении с малярией, встречается это заболевание, лихорадка «Ласса», понял, что даже самый опытный и знающий врач может ошибаться, особенно в сложных полевых условиях, в удалённых от благ цивилизации регионах. Но тот майор был женихом Рэнди Рассел, и Рэнди так никогда и не простила Смита. Не переставала винить его в этой смерти. А теперь ему придётся сказать Рэнди, что он убил ещё одного близкого и дорогого ей человека.

Он подошёл к стоявшей в коридоре кушетке и улёгся на неё.

Софи. Софи… Он её убил. Свою милую Софи. Весной они должны были пожениться. А теперь её нет. Не надо было приглашать её в Детрик. Никогда!

— Подполковник Смит?

Смиту показалось, что этот голос доносится до него глухо, словно с тинистого дна лагуны. Затем он увидел очертания человеческой фигуры. Затем — лицо. И выплыл, наконец, на поверхность, мигая и жмурясь от яркого света.

— Смит? Вы в порядке? — перед ним стоял бригадный генерал Кильбургер.

Тут Смит с особой отчётливостью понял и весь похолодел от этой мысли: Софи умерла. И поднялся из кресла.

— Мне надо быть там, на вскрытии. Если…

— Расслабьтесь. Они ещё не начали.

Смит сверкнул глазами.

— Почему, черт возьми, мне ничего не сказали об этом новом вирусе? Вам же было известно, где я нахожусь!

— Не смейте говорить со мной таким тоном, подполковник! Сначала с вами не связались просто потому, что дело казалось не таким уж и срочным — один случай в Калифорнии. А ко времени, когда сообщили о двух других аналогичных смертях, вы уже должны были вернуться. И если б сделали это, как предписывал приказ, то вовремя узнали бы об этом вирусе. И тогда, возможно…

Внутри у Смита все сжалось, его, словно током, пронзила мысль: неужели тем самым Кильбургер хочет сказать, что он, Смит, мог бы спасти Софи, если б находился здесь? Но он, собрав всю волю в кулак, тут же отмахнулся от этой мысли. К чему приписывать генералу то, чем он сам занимался все это время? Снова и снова во всем винил себя, сидя здесь, в залитой утренним светом приёмной.

Он резко поднялся.

— Мне надо позвонить.

Подошёл к телефону возле лифтов и набрал номер Рэнди Рассел. Два гудка, затем включился автоответчик, и он услышал её чёткий деловой голос: «Рэнди Рассел. Не могу сейчас с вами говорить. Оставьте сообщение после гудка. Спасибо…»

Это финальное «спасибо» вышло каким-то ворчливым, точно внутренний голос подсказал ей, что не к лицу все время быть слишком деловой. Но такова уж была по природе своей Рэнди.

Он набрал номер её рабочего телефона в Институте исследований внешней политики, эдаком международном мозговом центре. Запись на автоответчике ещё более лаконичная: «Рассел, оставьте сообщение». И никаких там «спасибо» на сей раз.

И он с горечью подумал, что мог бы оставить сообщение в том же ключе, к примеру: «Смит. Плохие новости. Софи умерла. Извини».

Но он просто повесил трубку. Сообщение о смерти нельзя оставлять на автоответчике. Надо попытаться разыскать Рэнди. Если до завтра не получится, тогда он позвонит её боссу, расскажет, что произошло, и попросит передать Рэнди, чтобы та ему перезвонила. А что ещё остаётся делать?

Рэнди всегда была легка на подъем, часто отправлялась в долгие деловые поездки. Они с Софи виделись редко. Особенно после того, как начался её со Смитом роман. Рэнди редко звонила и ни разу не приезжала в гости к сестре.

Вернувшись в приёмную, он увидел Кильбургера. Тот нетерпеливо расхаживал взад-вперёд в своей новенькой тщательно отглаженной форме и начищенных до блеска ботинках.

Смит сел в кресло.

— Расскажите мне об этом вирусе. Где он впервые отмечен? Что за тип? Ещё одна разновидность геморрагической лихорадки, наподобие «Мачупо»?

— И да, и в то же время нет, — ответил Кильбургер. — В пятницу вечером в Форт-Ирвине скоропостижно скончался майор Кейт Андерсон. Диагноз — острый респираторный синдром. Но не похоже ни на один из известных нам ОРС. Обильное лёгочное кровотечение, кровь в грудной полости. Нам позвонили из Пентагона, там подняли нешуточную тревогу. В субботу утром мы получили пробы крови и тканей. К этому времени были зафиксированы ещё две смерти, в Атланте и Бостоне. Вас не было, поэтому работой пришлось руководить доктору Рассел, и её команда трудилась сутки напролёт. И вот, наконец, когда удалось получить карту ДНК, выяснилось, что этот вирус не похож ни на один из известных. Он не реагировал ни на одну из проб с антителами, которые применялись у нас для других вирусов. И я принял решение задействовать все известные подразделения и лаборатории в мире, однако данные, поступившие от них, были негативными. Совершенно новая и смертельно опасная разновидность.

В коридоре появился доктор Латфалла, главный патологоанатом больницы. За ним санитары вкатили каталку с покрытым простынями телом. Врач кивнул Смиту.

— Я хотел бы, чтобы вы… — продолжал говорить генерал.

Но Смит не слышал его. То, что он должен сейчас сделать, куда как важнее всего того, что требует от него начальник. Он вскочил и последовал за врачом и санитарами в прозекторскую.

Больничный санитар Эмилиано Коронадо вышел в проулок у чёрного входа и закурил сигарету. Гордый своим благородным происхождением, он стоял прямо, расправив плечи, и в воображении своём видел бескрайние просторы Колорадо, куда более четырехсот лет тому назад явились в поисках золота его предки.

И вдруг по горлу резанула острая боль. Сигарета выпала изо рта, сладостные видения исчезли, в глазах потемнело, перед ним был узкий замусоренный проулок. Из тонкого пореза на шее, оставленного ножом, сочилась кровь. Лезвие ножа плотно прижималось к ране.

— Ни звука, — произнёс чей-то голос за спиной. Перепуганный насмерть Эмилиано лишь буркнул нечто нечленораздельное в знак согласия.

— А ну, расскажи-ка мне о докторе Рассел, — Надаль аль-Хасан ещё крепче прижал нож к горлу несчастного. — Она жива или нет?

Коронадо судорожно сглотнул слюну.

— Она умерла.

— А что она говорила перед смертью?

— Ничего… ничего она никому не говорила.

Нож вонзился глубже.

— Ты уверен? Даже своему жениху, Смиту, ничего не сказала? Что-то мало похоже на правду.

Эмилиано был в отчаянии.

— Да она всю дорогу была без сознания. Разве может человек говорить, когда без сознания?

— Что ж, хорошо.

Нож сделал своё дело, и через секунду Эмилиано рухнул без сознания на землю. Из горла потоком хлестала кровь, образуя в проулке липкую тёмную лужу.

Аль-Хасан осторожно огляделся по сторонам. Выскользнул из проулка, обошёл здание больницы и приблизился к тому месту, где ждал фургон.

— Ну? — спросил его Билл Гриффин.

— Если верить санитару, — ответил аль-Хасан, залезая в фургон, — она никому ничего не сказала.

— Тогда, возможно, Смит ничего не знает. И может, даже и к лучшему, что Мэддакс упустил его тогда в Вашингтоне. Сразу два убийства во ВМИИЗе — это вызвало бы подозрения.

— Лично я предпочёл бы, чтобы Мэддакс его прикончил. Тогда не о чем было бы говорить и спорить.

— Но Мэддакс его не убил. И теперь убирать Смита необязательно.

— Да, но всего мы не знаем. Может, она все же успела сказать ему что-то в своей квартире.

— Не смогла, раз была без сознания.

— А как тогда она добралась до своего дома? — ехидно парировал аль-Хасан. — Тоже без сознания, что ли? И боссу вряд ли понравится, если она все же успела что-то нашептать о Перу.

— Повторяю, аль-Хасан, — продолжал стоять на своём Гриффин, — слишком много неожиданных смертей и убийств могут привлечь ненужное внимание. Особенно если Смит уже успел рассказать кому-то о том, что несколько раз подвергся нападению. Боссу это понравится ещё меньше.

Аль-Хасан колебался. Он не доверял Гриффину, но в данном случае этот бывший сотрудник ФБР мог оказаться и прав. Тогда пусть сам решает, что делать с этим типом дальше и что ему нравится меньше.

Билл Гриффин почувствовал, как с плеч свалилась неимоверная тяжесть. Но успокаиваться было рано — слишком уж хорошо он знал Смити. Если Джон заподозрил, что смерть Софи не была случайной, он уже не отступится. И, однако, Билл надеялся, что этот упрямец поверит в то, что его невеста допустила какую-то ошибку в лаборатории. И что все эти нападения на него самого никак не связаны с её смертью. И если никто его больше не тронет, он в конце концов, успокоится. Тогда его Смити будет вне опасности и волноваться о друге Биллу будет незачем.

В подвальном помещении прозекторской, блиставшей кафелем и нержавеющей сталью, Смит не сводил глаз с патологоанатома Латфаллы. Вот тот отошёл от стола, где производилось вскрытие. В холодном воздухе остро пахло формальдегидом. Мужчины были одеты в одинаковые зеленые комбинезоны.

Латфалла вздохнул.

— Это он, Джон. Вне всякого сомнения. Он умерла от сильнейшей вирусной инфекции, полностью разрушившей её лёгкие.

— Что за вирус? — глухо спросил из-под маски Смит, хотя прекрасно знал, какой последует ответ.

Патологоанатом покачал головой.

— Вопрос не ко мне. Скорее, к вам и вашим Эйнштейнам в Детрике. От лёгких почти ничего не осталось… но это не пневмония. И не туберкулёз. Я вообще никогда не видел ничего подобного. Быстрое разрушительное действие.

Смит кивнул. Затем гигантским усилием воли заставил себя не думать о том, кто лежит сейчас разрезанный на куски на холодном столе из нержавеющей стали со всеми этими желобками для сбора крови. И вместе с доктором Латфалла принялся собирать пробы крови и тканей.

Лишь много позже, когда они закончили вскрытие и Смит снял с себя зеленую шапочку, маску и перчатки, а также зелёный комбинезон и уселся в одиночестве на длинную скамью, что стояла у входа в прозекторскую, он смог снова дать волю своим чувствам. И стал думать о Софи.

Он слишком долго ждал. Слишком много и часто ездил по всему миру, слишком долгие устраивал перерывы. Он лгал себе, говоря, что рядом с Софи уже больше не является ковбоем. Все это враньё. Даже после того, как сделал ей предложение, тут же умчался в очередную из своих поездок. А теперь потерянного времени не вернуть.

Боль, которую он испытывал при мысли о том, что потерял её навеки, казалась сильней и острей любой физической боли, что доводилось испытывать прежде. Невыносимо было смириться с мыслью, что они уже больше никогда не будут вместе. Он опустил голову, закрыл лицо руками. Он страшно тосковал по ней. Крупные слезы сочились сквозь пальцы. Сожаление. Чувство вины. Скорбь. Он весь содрогался от тихих рыданий. Её больше нет, а ему так хочется снова обнять её, прижать к себе крепко-крепко.

Глава 9

9.18 утра

Бетесда, Мэриленд

Большинство людей ошибочно полагают, что Национальный институт здоровья — это некое цельное и единое заведение. На деле же раскинувшийся на площади свыше трехсот квадратных акров в Бетесде, всего в десяти милях от Капитолийского холма, ВНИИЗ состоит из двадцати четырех отдельных институтов, центров и подразделений, где в общей сложности работает свыше шестнадцати тысяч человек. Невероятно высок процент обладателей учёной степени — около шести тысяч. Здесь, на ограниченной и сравнительно небольшой территории, собрано больше блестящих умов, чем в большинстве колледжей и даже штатов.

Лили Ловенштейн размышляла об этом, глядя из окон своего кабинета, находившегося на верхнем этаже одного из семидесяти пяти зданий кампуса. Взгляд её рассеянно скользил по пышным цветочным клумбам, зелёным лужайкам, окаймлённым аккуратно подстриженными деревьями, автостоянкам и корпусам центра, в которых трудилось множество высокообразованных и талантливых людей.

Она искала ответ там, где его нет и никогда не было.

Директор Федерального медицинского информационного центра (ФМИЦ) Лили и сама была высокообразованным и опытным специалистом и находилась на пике своей карьеры. И вот теперь, сидя в своём просторном кабинете, она смотрела в окно, но не видела ни зданий, ни людей, ни всего остального. Она видела и думала лишь о собственной проблеме. Проблеме, которая лишь разрасталась все эти долгие годы и вот теперь готова была раздавить её своим весом, словно навалившаяся всем телом огромная горилла.

Лили была прирождённым и азартным игроком. Все равно, во что играть, она была привержена всем играм. Сначала она проводила каникулы исключительно в Лас-Вегасе. Позднее, поступив на первую свою работу в Вашингтоне, стала ездить в Атлантик-Сити, там доступ к игорным столам был быстрее и проще. Она ездила играть в Атлантик-Сити каждый уикэнд, иногда вырывалась и в середине недели, на день или вечер. И страсть к игре росла вместе с долгами.

Если б только она могла остановиться, ограничиться, допустим, игрой в казино и краткими поездками в Пимлико и Арлингтон, проблема бы не переросла в неразрешимую. Однако она продолжала вести все тот же образ жизни, и денег, несмотря на весьма внушительную зарплату, постоянно не хватало, и продолжались проблемы с семьёй, которую она навещала все реже и реже, да к тому же ещё перестала присылать подарки на Рождество и ко дню рождения своим племянницам и племянникам. Пусть друзей у неё осталось совсем немного, но она как-нибудь бы смирилась со всем этим. Но теперь уже поздно, проблема превратилась в неумолимого хищного и страшного зверя.

Она делала ставки по телефону через букмекеров, делала ставки в барах через других букмекеров, и вот, наконец, стала занимать деньги у тех людей, которые делали бизнес на одалживании денег как раз таким безумным и заблудшим душам, как она. Теперь долг её составлял более пятидесяти тысяч долларов, и вот на днях мужчина, имени которого она не знала, позвонил ей и сообщил, что перекупил все её долги и хотел бы обсудить своё вознаграждение. При одной мысли об этом по спине у неё начинали ползти мурашки, а руки дрожали. Он был вежлив, но в каждом его слове слышалась скрытая угроза. Сегодня, ровно в девять тридцать, она должна встретиться с ним в хорошо известном ей баре в центре города.

Лили судорожно пыталась хоть что-то придумать. И не видела выхода. Нет, конечно, можно обратиться в полицию, но тогда все узнают. И она может потерять работу и даже отправиться в тюрьму, поскольку успела прикарманить часть денег, выделенных на закупку офисного оборудования.

И у неё уже не осталось ни семьи, ни друзей в нормальном понимании этого слова, которые могли бы выручить, дать взаймы, даже если б она посвятила их в свою тайну. Она уже успела продать один из своих автомобилей, БМВ, и заложить дом по максимальной цене. У неё больше не было мужа. И ещё она должна кучу денег за обучение сына в частной школе. У неё нет ни акций, ни облигаций, ни недвижимости. Никто не сможет ей помочь. Никто и никогда.

Она даже не может убежать. Ведь единственным средством к существованию была работа. Без работы она ничто, ноль.

Сидевший в дальнем конце бара Билл Гриффин видел, как вошла в зал эта женщина. Примерно такой он её себе и представлял. Среднего возраста, средний класс, чопорная и подтянутая, внешность невыразительная, рост тоже средний. Ну, разве что выше, около пяти футов девяти дюймов. И весит на несколько фунтов больше положенного. Каштановые волосы, карие глаза, лицо в форме сердечка, маленький подбородок. Одежда отмечена некоторой небрежностью. Костюм поношенный, да и сидит скверно, что вовсе не подобает директору такого крупного и важного государственного учреждения. Волосы не уложены, корни седые. Типичный представитель племени азартных игроков.

И в то же время чувствовалось в ней некое высокомерие, когда она стояла в дверях и осматривала зал, пытаясь вычислить вызвавшего её на эту встречу человека. Сразу видно — чиновник среднего ранга.

Гриффин дал ей время оглядеться. Затем поднялся из-за столика, поймал её взгляд и кивнул. Она быстрым и твёрдым шагом направилась к нему.

— Миссис Ловенштейн? — проронил он. Лили кивнула.

— А вы?

— Это не важно. Присаживайтесь.

Она села и, явно нервничая, сразу попыталась перехватить инициативу.

— Откуда вы узнали о моих долгах?

Билл Гриффин улыбнулся краешками губ.

— Полагаю, что на деле вам это совершенно все равно, миссис Ловенштейн, верно? Кто я, откуда узнал о долгах, почему их перекупил. Все это не имеет ни малейшего значения, разве не так?

Он смотрел на её дрожащие щеки и губы. Она заметила этот взгляд, и лицо её тут же окаменело. Гриффин удовлетворённо усмехнулся. Она напугана, а значит, уязвима.

— У меня все ваши долговые расписки. — Он заметил, как беспокойно забегали её карие глаза. — И вот я здесь, чтоб предложить вам выход из этой трясины.

Она насмешливо фыркнула.

— Из какой ещё трясины?

Ни одного из заядлых игроков не тревожит всерьёз просто растущий долг. Игра — это страсть, своего рода болезнь. Долг означает опасность и неприятность, но по-настоящему начинает волновать игрока только тогда, когда букмекер вдруг перестаёт позволять вам играть, пока не выложишь на стол наличные. И Гриффин знал, что финансовое положение Лили в данный момент столь плачевно, что больше, чем пять долларов, поставить она не может.

И он решил кинуть ей кость, чтоб собачка завиляла хвостом:

— Но вы можете начать все сначала. Допустим, я аннулирую все ваши долги. Никто ничего не узнает, к тому же могу подкинуть немного наличных. Повторяю, для того, чтоб вы могли начать все сначала. Вроде бы неплохое предложение?

— Начать сначала? — Щеки Ловенштейн даже порозовели от возбуждения. И глаза оживились и засверкали. Но ненадолго, она тут же озабоченно нахмурилась. Да, у неё неприятности, но она же не идиотка. — Я так понимаю, это зависит от того, смогу я что-то для вас сделать или нет?

В годы работы в военной разведке Гриффин считался одним из лучших вербовщиков, особенно много агентов завербовал он в странах за «железным занавесом». Он обхаживал и соблазнял их, оказывал личные услуги, когда надо, напирал на моральные принципы и правоту дела, за которое им предстоит бороться. И они почти всегда попадались на крючок, выполняли его просьбы, но всегда рано или поздно роняли «морковку», и приходилось натягивать поводья, стращать и шантажировать. Полностью полагаться на этих людей было никак нельзя. Ему не слишком нравилась эта работа, но справлялся он с ней успешно. И вот теперь ему предстоит заняться этой женщиной.

— Да нет, не то чтобы… — Он понизил голос. — Сущую пустяковину. Расплатиться со мной вы все равно не можете. И допустить, чтобы об этом узнали другие, — тоже. Но если считаете иначе, можете прямо сейчас встать и выйти отсюда. Чтоб не отнимать у меня времени.

Лили покраснела как рак. А потом злобно прошипела:

— Послушайте меня, вы, самонадеянный…

— Знаю, — перебил её Гриффин. — Это трудно. Ведь вы босс, верно? А вот и нет. Теперь босс я. Иначе завтра же вы вылетите с работы без малейшего шанса получить другую. Ни на федеральном уровне, ни в округе Колумбия, нигде!

В животе у Лили похолодело. И тут вдруг она не выдержала и заплакала. Нет! Она не смеет плакать. Она никогда не плакала. Она начальник. Она…

— Ничего страшного, — мягко заметил Гриффин. — Поплачьте. Вам надо выплакаться. Это страшно тяжело, а будет ещё тяжелей. Так что валяйте.

И чем больше сострадания звучало в его голосе, тем громче и отчаянней рыдала Лили. И видела сквозь слезы, как собеседник её заметно расслабился, откинулся на спинку кресла. Потом сделал знак официантке и указал на свой бокал. И не стал при этом спрашивать, чего бы ей хотелось выпить. У них здесь не свидание, а деловая встреча. Кем бы он ни был, вдруг поняла она, это не он её шантажирует. Он лишь передаточное звено, связной. Он делает свою работу. И ничего не имеет против неё. Ничего личного.

Официантка принесла ему пиво. Лили отвернулась и уставилась в стол — глаза у неё были красные, заплаканные. Прежде ей не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. И она почувствовала себя страшно одинокой.

Гриффин неспешно потягивал пиво. Настал момент снова вытащить «морковку».

— Ну, как, вам полегчало? Может, это поможет. Попробуйте взглянуть на это иначе. Топор рано или поздно все равно упадёт. А если послушаетесь меня, можно устранить угрозу, начать все с чистого листа. И ещё я накину немного сверху, ну, скажем, тысяч пятьдесят, чтоб у вас была возможность начать все сначала. И всего-то и надо, что поработать пару часов. А может, даже и того меньше, если вы специалист в своём деле, а я склонен думать именно так. Неплохое предложение, как вам кажется?

Все с чистого листа… пятьдесят тысяч… Эти слова осветили все вокруг, точно лучик яркого солнечного света. Начать сначала. Мрак рассеялся, кошмар кончился. И деньги. Она действительно может попробовать начать все сначала. Обратиться за медицинской помощью. Прийти в себя, подлечиться. О, она такого больше никогда не допустит! Никогда! Лили вытерла глаза. И вдруг ей страшно захотелось поцеловать этого мужчину, стиснуть его в объятиях.

— Что я могу… должна для вас сделать?

— Раз так, тогда перейдём прямо к делу, — бодро заметил Гриффин. — Так и знал, что вы женщина умная. И мне это нравится. Потому что в таком деле нужен очень умный человек.

— Не пытайтесь льстить. По крайней мере, не сейчас.

Гриффин расхохотался.

— Да ещё к тому же обидчивая. Ну, как, немного воспряли духом? Причём заметьте, никому это не навредит. Всего-то и надо, что поднять несколько старых файлов. И потом вы свободны, как ветер.

Файлы? Поднять? Её рабочие записи? Да никогда в жизни! Она брезгливо передёрнулась, затем постаралась взять себя в руки. А чего она, собственно, ожидала? С какой стати ей должны делать такие подарки? Она возглавляет Федеральный медицинский информационный центр. И, разумеется, этим людям нужны медицинские записи.

Гриффин не сводил с неё глаз. Настал критический момент. Первый шок, когда она узнает, что ей предстоит сделать. Предать свою страну. Предать руководство. Предать семью. Обмануть доверие. И далее, в том же духе. Прошло, наверное, не меньше минуты. Тяжёлая внутренняя борьба. Но вот она, похоже, взяла себя в руки.

Он кивнул.

— Понимаю. Это самый тяжёлый момент. А все остальное просто, пройдёт как по маслу. Вот что нам надо. В Форт-Детрик, Центр по контролю за заболеваниями, возможно, в другие аналогичные организации здесь и за рубежом, недавно поступили доклады. Так вот, мы хотим, чтобы все эти материалы были уничтожены. Стёрты, исчезли с лица земли. И сами материалы, и копии. Словно их никогда не существовало. То же относится и к любым материалам ВОЗ, касающимся вспышек вирусных заболеваний и их лечения в Ираке за последние десять лет. Вот это и ещё записи пары телефонных звонков. Сможете это сделать?

Казалось, она утратила дар речи. Но после паузы молча кивнула.

— Да, и ещё одно условие. Все это должно быть проделано к полудню.

— К полудню? Но как? В рабочее время?..

— А уж это ваши проблемы.

И она снова лишь коротко кивнула в ответ.

— Вот и прекрасно, — Гриффин улыбнулся. — А теперь неплохо бы выпить. Что будете?

Глава 10

1.33 дня

Форт-Детрик, Мэриленд

Изнемогавший от усталости Смит лихорадочно работал в лаборатории «Уровня-4». Как получилось, что Софи умерла? С учётом предостережений Билла Гриффина и попытки убить его самого в Вашингтоне, что-то не слишком верилось, что смерть Софи была случайностью. И в то же время нет никакого сомнения в том, что умерла она от острого респираторного синдрома, вызванного смертельно опасным вирусом.

Врачи в больнице уговаривали его пойти домой, немного поспать. Генерал приказал следовать рекомендациям врачей. Смит промолчал и вместо этого отправился прямиком в Форт-Детрик. Охранник у ворот, увидев его машину, отдал честь. Он припарковался на своём обычном месте, неподалёку от жёлтого, из кирпича и бетона, здания ВМИИЗа. Вентиляторы, установленные на крыше, неустанно трудились, выпуская из лабораторий «Уровня-3» и «Уровня-4» потоки тщательно отфильтрованного воздуха.

Усталый и измождённый, в состоянии полутранса, Смит показал свой идентификационный жетон охраннику, сидевшему за столиком у входа. В руках у него был небольшой холодильник-контейнер с пробами крови и тканей, взятых после вскрытия. Охранник лишь сочувственно кивнул. Смит, словно на автопилоте, продолжал идти дальше. Бесконечные коридоры проплывали перед глазами, точно в тумане. Двери, повороты, углы, толстые стекла на окнах лабораторий. У двери в кабинет Софи он остановился, приоткрыл её, заглянул внутрь.

В горле стоял ком. Он попытался проглотить его и не смог. И поспешил дальше, на «Уровень-4», где переоделся в защитный костюм.

Он исследовал кровь и ткани Софи в полном одиночестве, пренебрегая советами, приказами и инструкциями по соблюдению безопасности. Повторил те же лабораторные процедуры, что проделывала сама Софи с пробами от трех первых жертв — выделил вирус, долго изучал его под электронным микроскопом. Затем сравнил его с взятыми из банка данных образцами различных других вирусов, жертвами которых стали люди из разных уголков мира. Вирус, убивший Софи, не реагировал ни на один из них. Однако он провёл на всякий случай ещё один анализ реакции цепи полимераз ДНК, надеясь, что это поможет идентифицировать новый загадочный вирус, и сделал предварительный набросок генетической карты. После чего загрузил все эти данные в компьютер, вышел из лаборатории, принял дезинфекционный душ, снял защитный костюм и маску.

Переодевшись, он поспешил в офис и сверил полученные им данные с данными Софи. И долго сидел, уставясь в пространство невидящими глазами. Вирус, убивший его Софи, не походил ни на один из известных ему вирусов. Да, в чем-то он был близок, но в целом совершенно новый вид.

Зато целиком и полностью совпадал с тем, над которым работала Софи.

При мысли о том, какую потенциальную угрозу для всего мира таит в себе этот новый, смертельно опасный вирус, его пронзил страх. Четыре жертвы… но это только начало.

Каким образом Софи могла заразиться?

Если бы имела место некая роковая случайность, неосторожность с её стороны, она бы непременно доложила об этом. Таков был порядок, и нарушать его было бы чистым безумием. Патогены, хранившиеся в лабораториях, несли смерть. Против них не существовало ни вакцин, ни способов лечения, можно было лишь укрепить сопротивляемость организма, стараться поддерживать человека в оптимальной физической форме. Плюс предпринимать все возможные предохранительные меры, избегать контакта с инфекцией. Все вроде бы просто, однако это позволило спасти немало человеческих жизней.

Детрик являлся своего рода заражённой зоной и одновременно — больницей, где врачи знали все, что положено знать о лечении реальных и потенциальных жертв. Если в этом мире хоть кто-то мог спасти Софи, то это были сотрудники Детрика, и она это прекрасно знала.

Кроме того — и это, возможно, самое главное — она была настоящим учёным. И если бы поняла, что существует хотя бы малейшая вероятность того, что она подхватила этот вирус, то зафиксировала и записала бы все, что с ней происходит, — в надежде, что позже это поможет другим.

Однако же она ничего никому не сообщала. Ни слова.

И если вспомнить, что на него примерно в то же время были совершены нападения, то напрашивался один единственно возможный вывод: смерть Софи не являлась случайностью.

Ему казалось, он слышит её слабый затихающий голос: «Лаборатория… кто-то ударил…»

В тот момент смятения и замешательства он не обратил внимания на эти слова, но теперь они приобретали особое значение. И не выходили из головы. Неужели кто-то действительно вошёл к ней в лабораторию и напал, как нападали на него?

Подстёгиваемый этой мыслью, он начал торопливо просматривать все её записи, заметки и доклады в поисках хоть какого-то ключа к тому, что здесь могло произойти.

И вдруг увидел номер, выведенный её аккуратным почерком на обложке журнала. В него она ежедневно записывала результаты работы по неизвестному вирусу. Входной номер ПЛИ-53-99.

Он понял его значение. ПЛИ — Институт имени принца Леопольда в Бельгии. В нем не было ничего особенного, она использовала его просто для того, чтобы можно было отличить эти материалы от всех остальных, которые использовала в работе. Важно другое. Она всегда, всегда записывала такие номера на последней странице своего отчёта.

В самом конце.

Та же пометка стояла на первой странице, в начале записей о трех жертвах, совершенно разных людях, разделённых не только по географическому признаку, но и по половому, возрастному, социальному, наконец. И все они умерли почти одновременно от одного и того же вируса, причём ни один из их близких или контактирующих с ними людей не заразился.

В этих комментариях не упоминалось об использовании каких-либо других докладов или материалов, стало быть, входной номер стоял явно не на месте.

Он тщательно осмотрел две последние странички, сильно раздвигая их, чтоб было видно то место, где они крепятся к корешку. Но даже под увеличительным стеклом обнаружить что-либо подозрительное не удалось.

Он на секунду задумался, затем понёс открытый журнал к большому электронному микроскопу. И, подкрутив линзы, заглянул в бинокуляр.

А потом тихо ахнул, увидев ровный тончайший надрез, сделанный, по всей видимости, лазерным скальпелем. И, хотя кто-то очень постарался, чтобы ничего не было заметно, утаить правду от мощного микроскопа не удалось. Под ним отчётливо был виден тончайший срез со слегка зазубренными краями.

Кто-то вырезал из журнала страницу.