- Видите ли, Фиппс, модно то, что носишь ты сам. А немодно то, что носят другие.
      - Да, милорд.
      - А ложь - это правда других людей.
      - Да, милорд.
      - Другие - это вообще кошмарная публика. Единственное хорошее общество - это ты сам.
      - Да, милорд.
      - Любовь к себе - это начало романа, который длится всю жизнь.
      Дальнейшего диалога я не расслышала, потому что Танька, нагнувшись, гаркнула мне в ухо:
      - Вот видишь, Уальд тоже любил только себя.
      - Это не Уальд, а лорд Горин - герой произведения... - вяло отбилась я.
      - Да у Уальда по всем произведениям напиханы лорды и милорды, которые любят только себя! В кого, по-твоему, был влюблен Дориан Грей? Он был такой же нарцисс, как и ты...
      - Уальд был не нарцисс, а гомосексуалист.
      - Какая разница? - громким шепотом парировала Танька. - Нормальная любовь - мужчины к женщине и женщины к мужчине - это тяга к противоположности. А гомо все противное - считает противным. Ему хочется такого же, как он. То есть, по сути, себя самого и хочется.
      Я несколько офигела. Теория, следовало признать, была весьма оригинальной.
      - И знаешь, почему Уайльд так плохо кончил? - продолжала Танька, горячась, и, незаметно для себя, переходя с громкого шепота на тихий крик. Потому что он, также как и ты, не разобрался, кого он любит на самом деле. Что его гомосексуализм - всего лишь недоразвитая форма нарциссизма.
      - Это по другому называется аутоэротизм, - задумчиво констатировала я, припоминая содержание злополучного психологического словаря. (Рядом на полке стоял "Словарь современного секса", где упоминались и такие замысловатые формы любви к себе, как аутоиррумация и аутопедерастия - в процессе которых следовало изогнуться так, чтобы удовлетворить себя самому. Но, по-моему, на это были способны только акробаты).
      - Девушки, можно потише! - раздалось возмущенное шипение сзади.
      - Спасибо бы сказали, - ни мало не смутившись, фыркнула Танька. Уайльда вы еще сто раз услышите, а такого больше никогда.
      - Вы ведете себя неуважительно по отношению к писателю... - злобно взвизгнула тетка в морковном платье, оказавшаяся Таниной соседкой справа.
      - Ну знаете!.. Уайльд был тот еще писатель. Он и сам бы про такое с интересом послушал, - завелась подруга.
      - Да слушать вас противно! Постеснялись бы! - Сзади уже орали.
      Кто-то возмущенно ткнул меня в спину, вышибая из ступора.
      - Люди совершенно правы! - подала голос я. - Никакая я не лесбиянка и не нарцисситка!
      - А кто девушку глазами чуть не трахнул? - азартно подхватила тему Танька.
      - Девушки, мы вас сейчас выведем!
      Я развернулась на девяносто градусов к сидящим за нами в поисках поддержки.
      - Да вы послушайте, что она говорит. Какая я лесбиянка! Сама она лесбиянка!
      - Может быть, - неожиданно весело согласилась Танька. - Я заметила, что последнее время мужчины меня совсем не возбуждают.
      - Что?!!! - Я аж отпрянула от удивления. - Тебя?! И давно?
      - Уже несколько дней, - гордо продекламировала подруга.
      К нам со всех ног неслась дебелая билетерша.
      - Так, пошли отсюда, если не умеете вести себя культурном месте... Пошли... пошли вон из зала, - грозно закудахтала она, вцепившись в Танькино плечо. - Идите отсюда, мудачки... - Видимо, постоянный контакт с культурой сказался на ней крайне мало.
      - И впрямь, Валька, пошли отсюда. А то это не спектакль, а нудота, вызывающе громко объявила подруга.
      Я послушно попыталась обуться (едва лишь в зале погас свет, я скинула предательские туфли, освободив свои умирающие пальцы). Ступни взвыли болью, категорически отказываясь втискиваться обратно в "лодочки", которые внезапно стали меньше на два размера.
      Мне сразу страшно захотелось досмотреть спектакль до конца. Но подобного шанса Таня мне, увы, не оставила.
      - Наш талант здесь все равно никто не ценит. Другие бы поблагодарили за то, что их хоть кто-то развлекает. А эти... - презрительно завершила она свою тираду, без стеснения перекрикивая актеров, и, походя стряхнув со своего плеча билетершу, направилась к выходу, независимо виляя бедрами.
      Я встала и поплелась за ней босиком, прижимая туфли к груди и сопровождаемая осуждающими взорами.
      Уже у двери, меня цапнул за руку какой-то донельзя возбужденный потный мужичонка и с живейшим интересом спросил:
      - Девушка, что, правда мужчины не возбуждают?
      * * *
      - Чего на тебя нашло? - уныло поинтересовалась я, выходя на крыльцо театра.
      Я стояла на асфальте босиком, мысленно прощаясь с новыми чулками и сутулясь под любопытными взглядами прохожих.
      Держа сигарету одними губами, Танька запрокинула голову и беспроблемно прокартавила:
      - Тык, шпектакль был пашкудный. Надо ш было хоть как-те порежвиться... Пошкольку шпасение утопаючих - дело рук шамих утопаючих. Што шнова говолит о полежношти нарчисижма...
      - Че ты прицепилась ко мне со своим нарциссизмом! Достать меня хочешь?
      - Дула. - Она вытащила сигарету изо рта. - Я ж тебе добра желаю... Бросай своего Валерку на фиг.
      Я нахохлилась - тема была запретной. Но в порыве хулиганского вдохновения, Танька, не глядя, перепрыгнула много раз оговоренное табу.
      - У вас с ним все равно ничего не получится!
      - Это почему! - я рефлекторно приняла оборонительную позицию, хотя могла бы и сама привести в доказательство два десятка "Потому!". Именно поэтому об этом не стоило заговаривать в принципе.
      - Потому что вы с ним слишком похожи.
      Такого выпада я не ожидала.
      - Чем? - опешила я. - Он успешный, а я секретарша, он решительный, а я мямля, он бабский любимчик, а я...
      Я осеклась, боясь довести себя до слез этой сравнительной характеристикой.
      ... я - невзрачная, серая мышка, замухрышка и неудачница. Если мужчина пристанет ко мне на улице, не нужно звать гаишника с "трубкой", чтобы определить: он безнадежно пьян. Иначе никогда не обратил бы на меня внимание. В глубине души я всегда считала себя недостойной яркого Валерки и поражалась, что он снизошел до связи со мной. Возможно, из-за этого и прощала ему все...
      - Все равно вы два сапога пара, - прервала мое глубинное погружение в комплексы Танька. - Вас даже зовут одинаково: Валерий и Валерия. Ты ведь только представляешься Валечкой, только с виду такая тютя, а на самом деле упрямая, как не знаю что... И Валерка твой это знает, оттого и бесится, что переломить тебя не может. Думаешь, он тебе изменяет?
      - А разве нет? - удивилась я.
      - Нет - он обороняется. Он боится, что, уступив тебе хоть на пядь, тут же окажется порабощенным. Боится потерять себя - боится тебя.
      - Он меня боится? Ты шутишь?
      - И правильно делает... Ты слишком властная.
      - Я - властная? - Ее заявления не налезали ни на какую голову!
      - Потому он все время сбегает, скандалит, ухлестывает за другими. Понимает: стоит ему остаться с тобой надолго - ловушка захлопнется. А бросить тебя все равно не может, потому что любит по-своему. А ты его нет!
      - Это я его не люблю?! - Подобного абсурда я не предполагала услышать даже от Таньки.
      - Ты. Ты любишь не его, а себя в нем. Будь ты чуть более успешной и менее закомплексованной, ты бы стала такой, как он: самовлюбленной задавакой, которая всегда в центре внимания. Ты бы соблазняла мужчин, только для того, чтобы помучить их. И объясняла Валерке, что флирт - это не измена и ты имеешь право поиграть...
      - Ты хоть сама понимаешь до чего сейчас договорилась?
      - Я лишь повторяю твои собственные слова, - отрезала Танька.
      - Я такого не говорила! - взвилась я.
      - А кто сказал: "Я люблю его больше, чем себя и ревную себя к нему"? Ты и злишься-то на Валеру вовсе не из-за его хронических измен. Ты не можешь простить себе измену с ним. Что он тебя у тебя увел! Что он такой, какой хочется быть тебе. Что это он мучает тебя, а не ты его!
      - Заткнись!
      Я была сыта по горло Танькиной аматерской психоаналитикой. И то, что она предательски кинулась защищать ненавистного ей Валерку, обвиняя меня во всех смертных грехах - было последней каплей.
      - Я люблю его! Люблю, слышишь! - заорала я, стараясь опередить надвигающиеся слезы, прокричать ответ раньше, чем тупо и бессильно разрыдаюсь от непонимания и жалости к себе. - Я без него не могу! Когда его нет, мне кажется, что нет меня!
      Мои слезы отрезвили ее. Танька резко скомкала личину пофигистки и хулиганки и, швырнув недокуренную сигарету на асфальт, расплющила ее каблуком - стала грустной, обиженной.
      - Ладно, прости, - примирительно пробубнила она. - Успокойся... забудь все, что я сказала... Ты права, какая из тебя нарциссистка? Ты сама себя съешь и не подавишься.
      Ответить я уже не могла - лишь издавать нечленораздельные звуки.
      Несколько минут Таня угрюмо созерцала меня, - жалкую, босую, плачущую, уткнув лицо в подошвы туфель, которые я по-прежнему сжимала в руках.
      - Послушай... - произнесла она, принимая очередное кардинальное решение. - Я давно хотела тебе сказать... Есть один адрес. Ведьмы. Настоящей. Мне говорили, она может решить любую любовную проблему. Только берет дорого... Но, если уж такое дело, ладно... Я тебе одолжу. Будешь отдавать частями.
      * * *
      Крепко сжимая мою безвольную руку, Таня волокла меня вверх по лестнице.
      - Третий этаж. Квартира "33". Плохо, что мы без звонка, но я не знаю телефона... Только адрес и имя - Иванна Карамазова.
      Я была тихой и бесчувственной, как всегда после слез. Старинные мраморные ступеньки неприятно холодили ноги. Чулки порвались еще при выходе из такси.
      - Таня, мне не хочется... - выдавила я с трудом.
      Больше всего мне не хотелось одалживать у нее деньги. Мой бюджет секретарши и так представлял собой живую иллюстрацию к басне Крылова "Тришкин кафтан". А теперь придется и новые чулки покупать...
      - Я не могу тратить такие деньги ради забавы, на какую-то шарлатанку.
      - Валерка пусть платит...
      - Ты же знаешь, он не дает мне денег.
      - Слушай сюда. - Остановившись, Танька тряхнула меня за руку. - Если все, что мне рассказывали про эту тетку, правда, то после визита к ней Валерка сам отдаст тебе последнюю рубашку...
      - А если неправда?
      - Тогда я ей не заплачу. Я что, лошиха какая-то? Раз уж тетка дерет с клиентов такие жуткие бабки, пусть вначале докажет нам, что она настоящая колдунья!
      Протащив меня через последние несколько ступенек, Танька решительно выставила вперед указательный палец и направила его, как копье в кнопку звонка.
      - Дзи-инь, дзи-инь, дзи-ишь... - прозвенела трехзначная трель.
      Дверь медленно открылась - на пороге сидел огромный черный ньюфаундленд, размером с солидного медведя.
      Мы опасливо уставились на него. Пес деловито гавкнул и, оглядываясь на нас, потрусил сквозь холл, явно приглашая гостей за собой.
      - Пошли, - после секундного размышления, приказала Танька, увлекая меня в прихожую.
      Дверь за нами резко захлопнулась, защелкнувшись на замок. Я вздрогнула от испуга, Танька нервно чертыхнулась.
      - Гав, га-вв! - поторопил нас лохматый дворецкий.
      - Рэтт, веди их сюда, - послышался голос из глубины квартиры.
      Следуя за собакой, мы прошли по длинному коридору и оказались в плохо освещенной комнате с зашторенными окнами и горящим камином. Возле него стояли два кресла и маленький столик.
      Больше ничего загадочного я разглядеть в обстановке не успела, пораженная тривиальным обликом ее хозяйки. Стоя на коленях у огня, она помешивала угли кочергой и сейчас обернулась к нам. Вид у нее был скорее равнодушный, чем гостеприимный.
      - Вы - Иванна Карамазова? - осведомилась Таня.
      - Я - Иванна Карамазова.
      - Та самая ведьма? - Голос подруги звучал подозрительно.
      Тот же вопрос готова была задать и я. Худая, темноволосая девушка в черной шелковой шапочке на макушке казалась чересчур молоденькой - моложе нас с Танькой.
      - Да, я - ведьма. Садитесь. Вон, возьмите кресло у окна...
      Она встала, отряхивая пыль с подола черного халата. Было видно: ни внезапный визит клиентов, ни мои босые ноги, ни наш скептицизм не вызвали у нее ничего кроме скуки. Самоуверенная девица. Даже слишком.
      Танька притащила себе кресло-качалку и умостила его рядом с камином. Я села в одно из кресел, девица лениво развалилась напротив. Мы с подругой невольно переглянулись, одновременно задавая себе второй вопрос: "И этой пигалице мы должны платить такие деньжищи?"
      - Вы - настоящая ведьма? - пошла в открытую атаку Таня.
      - Эта фразочка - штамп № 2, - томно промурлыкала барышня. - Ее произносят все мои клиенты. Штамп № 1 - "Я вообще-то не верю в колдовство... "
      Но Таня была не из тех, кого можно остановить легким щелчком по носу.
      - Съезжаешь с ответа, - понимающе кивнула она. - Значит, не ведьма.
      - А ты проверь! - осклабилась Карамазова, фамильярно переходя на "ты".
      Она приняла вызов. И я мысленно похвалила ее за верный ход. Иначе бы Таня размахивала кулаками до тех пор, пока одним решающим нокаутом не сбила бы с противника маску вежливости, доведя его до крика и визга.
      - Ну что ж... - Лицо Тани стало довольным, будто ей предложили любимое лакомство. - У моей подруги есть большая проблема... - начала она по-американски, округло выговаривая каждое слово - так обычно произносят начало загадки: "Да конца, два кольца, посредине - гвоздик... " - Ты могла бы ей помочь?
      Таня замолчала, ожидая, что противница попадется в ее капкан, задав вопрос: "Какая проблема?". "Ну, ты же ведьма! - ответит ей Таня. - Догадайся сама". И засчитает себе первый удар.
      Карамазова покровительственно улыбнулась.
      "Это ножницы, деточка... А теперь садись за свою парту и не шали".
      И я внезапно поняла: ведьма. Даже глаза у нее не человеческие ярко-желтые, цвета огня, меда и янтаря. У людей не бывает таких глаз!
      Ведьма лихо вставила в глаз монокль и навела его на меня.
      - Проблема весьма банальная, - сообщила она, вычеркивая Таню из поля зрения и разворачиваясь ко мне всем корпусом, - любовь. И, к сожалению, любовь - несчастная. Вы не в состоянии соединиться с любимым человеком, но не способны быть счастливой без него. Такая судьба... Ничего ты тут не попишешь...
      Это был удар под дых - голова закружилась, в горле запершило, грудь сдавило, живот подвело. Она попала в точку. И я падала, тщетно пытаясь найти опору - убедить себя, что ее попадание случайно. Профессиональная гадалка просто произнесла свой собственный штамп № 325. Одно из тех абстрактных обтекаемых пророчеств, которые приходятся в пору большинства клиенткам моего возраста.
      Но безысходность ее слов сковырнула корку на моей не заживающей любви, и разум не мог бороться с болью.
      "Такая судьба... " Я машинально посмотрела на свои изуродованные ладони, где линии судьбы, жизни и любви перечеркивали рваные, так и не успевшие зарубцеваться до конца шрамы от ножа.
      "Ничего ты тут не попишешь". Ни ножом, ни пером, ни топором...
      - Странно, однако... - изумилась колдунья, продолжая разглядывать меня в кругляш стекла. - Я вижу еще одну судьбу. Две судьбы крест на крест. Вау! Что это?!
      Выронив монокль, ведьма схватила мои раненые руки и потянула их на себя столь резко, словно это была ее вещи, которые она вдруг обнаружила у меня. Вещи важные и опасные, предназначения коих я не знала, равно, как не знала и того, что не имею права и прикоснуться к ним, не говоря уже о том, чтобы легкомысленно носить их с собой.
      Она распрямила мою ладони, как листки бумаги - документы, из-за которых уже перестреляли друг друга несколько банд, уже разразилось десяток войн, способные спровоцировать мировой переворот и ядерную катастрофу - по нелепой случайности оказавшиеся у меня.
      - Откуда у вас это?
      Ее желтые глаза вцепились мне в душу - так бравый милиционер хватает за грудки опасного преступника, нарушившего разом все статьи уголовного кодекса.
      - Откуда вы знаете заклятие на зеркале?
      - А что такое? - презрительно поинтересовалась Таня. - Валя просто гадала на зеркале на Крещенье!
      - Откуда вы знаете это заклятие? - Карамазова даже не обернулась на Танин голос. Ее огненные глаза зондировали меня, и я почти осязаемо чувствовала, как они копаются в моей душе, без ордера на обыск, переворачивая там все верх дном, разбрасывая вещи, перечитывая мою личную корреспонденцию, записи и дневники, в судорожных поисках ответа.
      - Да чего вы пристали? - Таня злилась все сильнее. - Святочные гадания печатают сейчас во всех женских журналах! - Происходящее было явно неприятно мне и совершенно непонятно ей. Кроме того, ведьма упрямо не обращала на нее никакого внимания, игнорируя ее бесспорное лидерство.
      - То, что печатают в журналах - дамские развлекалочки, - немилосердно обломала ее Карамазова. - Откуда вы могли узнать это заклятье?!
      - Отпустите меня... - прошептала я, измученная ее напором. - Я сама все скажу...
      - Ну!
      - В детстве мне рассказала подружка.
      - Откуда она узнала?
      - У ее папы была книжка...
      - Фамилию, имя помните? - быстро спросила она. И я словила себя на мысли, что происходящее все больше и больше напоминает допрос.
      - Подругу звали Лола. Лолита Микулик. Она уехала в Америку с родителями... Она мне даже не пишет. Я больше ничего не знаю. Пустите! взмолилась я.
      Ведьма опустила глаза и отпустила мою душу.
      - Микулик, - повторила она. И я догадалась: эта фамилия не является для нее безызвестной. - Виктор Микулик. Так звали ее отца?
      - Кажется, да. Я не помню...
      - А заклинание запомнили? - Ее тон был суровым. - Сможете повторить?
      Я напряглась. Тогда, зимой, слова Лолиты разом всплыли в моей памяти. Но сейчас я помнила лишь какие-то обрывки, ошметки фраз.
      - "Кушай меня, пей из меня кровь... " - неуверенно выговорила я. Что-то в этом роде.
      - Вы только это говорили? - требовательно уточнила ведьма.
      - Да нет, я помню, там было много слов, - продемонстрировала свою осведомленность Танька.
      Впервые с начала беседы, Карамазова удостоила ее взглядом.
      - А вы можете их вспомнить? - заинтересовалась она, возвращаясь к официальному "вы".
      Таня поджала губы и задумчиво почесала нос.
      - Примерно... "Плоть от плоти моей, кровь от крови моей... "
      Стоило ей начать, конец сам собой всплыл в моей памяти.
      - "... приди есть мою плоть, пить мою кровь, ибо ты - это я!" выплюнула я скороговоркой. - А перед этим я выставила зеркала так, чтобы появился коридор в бесконечность...
      - Сатанинский коридор, - уведомила меня Карамазова.
      - ... и разрезала обе ладони ножом. И, лишь только я произнесла заклятие, в зеркале появился кто-то...
      - Мы все его видели, - поспешно внесла свою лепту в рассказ Таня. Черная фигура, она неслась прямо на Вальку. И Валя заорала "Чур сего места!" и потеряла сознание. Мы все тогда страшно перепугались.
      Карамазова слушала нас внимательно, как учительница сверяющая ответ ученика у доски с параграфом в учебнике.
      - И кого вы увидели в зеркале?
      - Она не помнит, - ответила за меня Таня.
      - Правда не помню, - подтвердила я. - Сколько не старалась вспомнить потом - не смогла.
      - Что ж, это не трудно предположить, - сухо сказала ведьма. - Кого бы вы ни увидели - это был именно тот человек, о котором я говорила. Тот с кем вам не суждено было соединиться. Но вы попытались перечеркнуть свою судьбу. Вот в чем проблема... Alea jacta est 1 .
      Она замолчала.
      - И что теперь будет? - нервно поинтересовалась я.
      - Черти что! - огрызнулась Карамазова. Непонятно почему она была зла на нас. - Вы даже не представляете, что натворили! Виктор Микулик - личность весьма известная в определенных кругах. И заклинание это - сатанинское. Человеку запрещается переламывать свою судьбу, пусть и несчастную, с помощью заклятий. Белая магия старается лишь подтолкнуть к правильному решению. Мы не вызываем привидений из небытия. А один черт знает, какого такого суженого вы позвали в ту ночь!
      - Как раз ее суженого мы все хорошо знаем, - хмыкнула Танька. - Его и звать не надо - сам приходит и нервы ей портит. Она, как вы верно заметили, ни с ним не может, ни без него. Так кругами друг вокруг дружки и бегают.
      - Вот как? - На узком лице ведьмы отразилось явственное облегчение.
      - Так и есть, - пожаловалась я. - Видно, такая судьба. Я его себе еще в детстве нагадала. Мы тогда с девочками, выбежали на улицу имя первого встречного спрашивать. Первая Лола - она на своего Диму прямо у подъезда наткнулась. Второй шла я - я Валерия только на соседней улице нашла, а потом еще пять минут имя выпытывала, никак говорить не хотел, еле уговорила. А Лера на какого-то извращенца-педофила нарвалась, с трудом отбилась. А потом в жизни все точно так и получилось. Лолита сразу после школы без проблем замуж выскочила. Я встретила Валерку только много лет спустя и с тех пор все уломать его пытаюсь, что он мой суженый. А Лера...
      - Ясно, - нетерпеливо прервала мои воспоминания ведьма. - Так часто бывает. Даже самые невинные гадания - не так уж невинны. Но, знаете или нет вы суженого, пожалуй, лучше довести ритуал до конца. Незавершенное сатанинское заклятие, когда механизм уже запущен, но не приведен в действие, может обернуться еще хуже. Оно способно довести человека до сумасшествия... Начнут появляться видения, пророчества, подсказчики, требующие, чтобы вы завершили начатое.
      - Что значит не до конца? - удивилась я. - Я что-то забыла?
      - Скорее, не знала, - поправила Карамазова. - Ваша школьная подруга была достойной дочерью своего отца. Она рассказала достаточно, чтобы покрасоваться, но все же не рискнула сказать главное. Услышав это, суженый уже не сможет не прийти - его приведут к вам даже против воли. Ничего хорошего тут нет. Но в данном случае приходится выбирать из двух зол...
      - И вы, - спросила я прерывающимся от волнения голосом, - вы скажите мне это? То, что не сказала Лола?
      - Не уверенна, - Карамазова нахмурилась. - Вы пришли так некстати. Белладонна не готова, "Таро" - слабо, сигнализаторы - молчат... Остается только одно - проверенное бабушкино средство...
      Бормоча себе под нос эту странную невнятицу, ведьма залезла на свое кресло с ногами и достала с каминной полки большое белое блюдо.
      - И яблоки опять забыла купить! - недовольно буркнула она. - Ладно, сойдет и клубок.
      Вытащив из кармана халата растрепанный клубок красной шерсти, она поставила блюдо на стол, положила клубок в центр и, слегка придерживая его указательным пальцем, обратилась ко мне.
      - Подойдите сюда. Вы должны увидеть это. Сейчас нам покажут финал вашей истории. Надеюсь, не слишком скорбный...
      - А мне можно посмотреть? - подалась вперед Танька.
      - Нет, - жестко обрубила Карамазова. - Это только ее судьба.
      Я мысленно сжалась, опасаясь, что сейчас Таня надменно выложит на стол свой главный козырь, заявив: "Я, между прочим, плачу за визит!" Но она почему-то смолчала. Не слишком понимая, что сейчас будет, я выбралась из своего угла и пристроилась на подлокотник кресла Карамазовой.
      Ведьма отпустила клубок. Он вздрогнул и закрутился вокруг своей оси. Затем начал описывать спиральные круги по тарелке. Пораженная, я следила за ним не отрывая глаз. Красный шерстяной моток достиг края блюда, и в кругу тарелки, словно на экране телевизора проступила картинка. Я увидела кафе с зеркалом на всю стену, столик и, сидящих за ним, мужчину и женщину. Женщина была очень красивой, белокурой, в сногсшибательном красном платье. Мужчина глядел на нее глазами преданной собаки, боготворящей хозяина, но провинившейся перед своим божеством. "Так больше не будет... Прости меня... Я все понял... Мы будем жить по-другому... " - умолял он. Красавица слушала его отвернувшись, самодовольно глядя на себя в зеркало и неприкрыто наслаждаясь победой.
      Эта сцена казалась столь восхитительной и оторванной от моей жизни, что я даже не сразу узнала их. И лишь приглядевшись, с изумлением поняла: эта женщина - я, а мужчина - Валерка.
      - Насмотрелись? - Иванна подцепила клубок и изображение исчезло.
      - Неужели это будет? - возбужденно воскликнула я. - Неужели такое может быть со мной?
      Карамазова скривилась и нехотя подтвердила.
      - Если произнесете заклятье...
      - Скажите мне его! За любые деньги!
      Ради того, чтобы увиденная мною сцена стала явью, я была готова выплачивать Таньке долг хоть всю оставшуюся жизнь!
      - Вам понравилось? Любите самоутверждаться за счет других? неодобрительно резюмировала ведьма и вздохнула: - Ладно. Во всяком случае, ничего страшного вам вроде не угрожает. - В ее словах слышалось сомнение. Запомните, после того, как вы скажете известную вам часть заклятия, нужно повторить ее еще раз с точностью до наоборот.
      - Я это ты ибо... - начала я.
      - Нет. Навыворот. Я отэ ыт оби...
      - Я поняла. Для этого, - я беспокойно поежилась, вспоминая болезненность ритуала, - придется повторить все сначала?
      Впрочем, ради того, чтобы увиденная мною сцена стала явью, я была готова исполосовать себя ножом с головы до пят!
      - Нет, - скорбно возразила колдунья, - достаточно подойти к зеркалу в двенадцать, положить на стекло ладони и произнести заклинание целиком.
      Она насупилась и замолчала, явно недовольная собой и своими советами.
      - Сколько мы вам должны? - подвела итог встречи Таня, с деловым видом доставая из сумки кошелек.
      Но даже тут ей не удалось покрасоваться всласть.
      - Нисколько, - неприязненно отмахнулась ведьма. - Я не смогла вам помочь. Вы пришли слишком поздно. А тот, кто придумал завязку этой истории, редко завершает свои труды хэппи-эндами.
      Глава третья: Отражение в зеркале
      Белое потное тело билось на горячих скомканных простынях. Темнота сжирала реальность, обгладывала все наносное - позы, привычки, индивидуальность. Освобождая яростно нутро - похоть - вечный инстинкт совокупления. Пошлое, презрительное слово было сейчас огромным и великим, как храм. Не было "Я" - существовало лишь "Мы" - цельное, сильное, единое. У него не могло быть конфликтов, раздоров, сор. Одно желание и одна плоть, змеящаяся, многорукая, неделимая. Его руки, расплющивающие мою грудь, были моими руками, мои ноги, обвивающие петлей его спину - частью его плоти, губы перемешались во рту. Близость - презрительное, официальное слово! - стала пронзительной, пронзающей, когда двое влипают, врастают друг в друга, и нерушимая твердь кожи, очерчивающая границы "Я", вдруг разрывается, как вода с плеском заглатывающая тебя в свои глубины. И ты захлебываешься ее, вбираешь ее податливое естество огромными пульсирующими глотками. И вода становится тобой, а ты - водой.
      Тело закричало, выгнулось и обмякло, медленно распавшись на две половинки - меня и Валерия. Они лежали на кровати, чувствуя, что безвременье тает, обретая день, час, место. Зная: сейчас великое "Мы" рухнет, как карточный домик, расчленившись на два противоборствующих "Я" и предчувствуя болезненность этого разрыва.
      Его рука потянулась к бра - зажегся свет. Мир снова стал реальным и ограниченным. Я выпрямилась на подушке, пошарила в поисках сигарет, нашла пачку.
      - Не кури, - приказал Валера.
      - Но ты же знаешь, я люблю курить после этого... - просительно начала я.
      - А ты знаешь, что я не люблю, когда ты куришь, - отрезал он. -Лучше принеси мне выпить.
      Я обиделась.
      - Встань и принеси, я тебе не прислуга.
      - Ладно, уже поздно, мне пора домой.
      - Ты не останешься?
      - Не могу.
      - Не могу или не хочу?
      - Не могу.
      - Тот, кто хочет, всегда найдет возможность, кто не хочет - отмазку, Я демонстративно закурила.
      - Хорошо: я не хочу. Ты уже испортила мне настроение.
      Валера встал с кровати, брезгливо, по-кошачьи отряхнулся и полез в штаны.
      - Останься, пожалуйста... - Я растерянно вертела в руках пачку "Примы". - Ты же знаешь, я не люблю, когда ты уходишь сразу после этого...
      - А я считаю, самое разумное, что я могу сделать - сбегать сразу после секса. Мы никогда не сможем жить вместе, - добавил он убежденно.
      - Почему?
      - Мы слишком похожи, оба властные и упрямые. Каждый хочет, что бы все было только так, как он хочет. А единственное желание, в котором мы сходимся, мы уже удовлетворили. Можешь меня не провожать. Пока.
      Он вышел из комнаты. Я не остановила его. Просто не нашлась что сказать, ошеломленная его, первым за историю наших отношений, косвенным признанием своей вины - его и моей.
      "Каждый хочет, что бы все было только так, как он хочет... Мы властные и упрямые". Мы, значит, он и я.
      Но я не могла нащупать в себе причин для подобного упрека. Я не понимала его, как не поняла вчера и Таньку, заявившую мне практически тоже самое. Оба они говорили о каком-то другом человеке: цельном, сильном, уверенном в себе. В то время как я была лишь не сформулированным нечто, неспособным четко определить ни одного своего качества, ни одного принципа. Когда я пыталась вспомнить свое лицо, перед глазами возникало безликая унылая масса - светлый овал без единой характерной черты и особой приметы. И моя дурная привычка напряженно глядеться в зеркала объяснялась чем угодно, кроме самолюбования. Скорее всего, я надеялась, что в конце концов все-таки разгляжу там себя, пойму, какая я, убежусь, что я существую!
      Или я верила, что существую, только когда смотрелась в зеркало?
      И еще, когда рядом был Валерка.
      Я слышала, как он закрыл замок. Дверь всхлипнула. Стало тихо.
      Быть может, не нужно было курить и следовало принести ему рюмку коньяка? Да мне и не трудно было сделать то и другое. Но я знала: стоит раз принять его диктат, завтра я уже и сама не поверю, что имею законное право курить в собственной постели и начну услужливо скакать вокруг любимого с тряпками и подносами.
      То, что они хором величали моим упрямством: было только унизительной самозащитой. Страхом, что, уступив, я буду подавлена окончательно, окончательно превращусь в ничто!
      Но то же самое сказала вчера Танька про Валеру. "Он боится, что, уступив тебе хоть на пядь, тут же окажется порабощенным. Боится потерять себя... "