Глава 38

В департаменте здравоохранения врач сочувственно выслушал Барта.

— Не думайте, будто я не знаю, что вам приходится переносить: я отлично знаю, но выхода все же нет, и вряд ли я смогу и сейчас обещать вам что-нибудь.

Барт в отчаянии взглянул на него.

— Не думайте, будто я вообразил, доктор, что у нас хуже, чем у других, но вы же слышали, что вчера стряслось.

Да. Он слышал. Сестра Даггин все ему рассказала. Он смотрел на Барта, размышляя, догадывается ли он обо всем.

— Меня это, по совести, просто ошарашило, — продолжал Барт, — вначале мне даже пришла такая дикая мысль в голову, что, может, это она нарочно. Вот до чего нервы доводят! Но нет, конечно, это не так. Джэн совсем не такая. И она так же, как я, верит, что она поправится, если б только…

— Если б только мы могли тут совершить чудо, так ведь? Да, так вот, ваша жена пока еще только третья на очереди, и, боюсь, что надежды на место сейчас немного.

Барт почувствовал, что гнетущее уныние снова овладевает им. Он примчался сюда, подхлестываемый пережитым вчера потрясением и убежденный, что уж на этот раз департамент должен будет что-то предпринять.

Зазвонил телефон. Доктор отвечал медленно, кратко. Положив, наконец, трубку, он с улыбкой повернулся к Барту.

— Похоже, что вам привалила удача, молодой человек. Вот тут мне звонят и говорят, что за эти несколько дней в Спрингвейле должно освободиться место. Никто из стоящих перед вами на очереди туда ехать не хочет, потому что это на железнодорожной ветке, в сторону от Кэмпбелтауна, и туда трудновато добираться. Но если вы согласны, то как только место освободится, ваша жена может туда поехать.

— Спрингвейл!

Барт почувствовал, словно огромная гнетущая тяжесть свалилась с его плеч.

— Как странно! У Джэн недавно в гостях была девушка, которая там лечилась: безнадежный случай был — и вышла оттуда совсем здоровая.

— Они там хорошо работают, несмотря на большие трудности. Там отличный медицинский персонал — и старший и младший. Вот единственное неудобство у них — трудно туда добираться.

Барт почти не слышал того, что говорил доктор. Мысли его целиком поглотило это известие, он думал о том, что оно означает для Джэн. Выбраться из квартирки. Получить, наконец, настоящий уход — сестры, врачи, лекарства, и потом, самое главное, не лежать целый день одной. Затем мысль его невольно перешла к перспективе собственного освобождения. Освободиться от непрестанных, тошнотворных обязанностей больничной сиделки. Спать сколько захочется, не просыпаясь то и дело оттого, что тебя будят. Позабыть о нудных хозяйственных мелочах — о закупках, о стряпне. Выбираться из дому, когда захочется, приходить, когда захочется. Никогда больше не дышать нездоровым воздухом тесной квартирки.

И одна мысль искушала его: ты сможешь ездить к ней раз в неделю, как в Пайн Ридж. Когда вы встречались раз в неделю, вам так хорошо бывало вдвоем. И у тебя будет собственная жизнь.

Но что-то в нем протестовало против этого: если ты отпустишь ее сейчас, вы пропадете оба.

Больше чем когда-либо они нуждались сейчас друг в друге, и большее, чем просто преданность, привязывало его к Джэн. Речь шла теперь не только о ее жизни — без нее его жизнь тоже теряла смысл.

И он произнес вслух, словно бы против воли:

— А как вы думаете, есть возможность достать какую-нибудь работу в этом районе? Мне не хотелось бы отпускать Джэн одну, ведь я не смогу туда приезжать часто.

Доктор сжал губы.

— В соседнем городе вы, вероятно, что-нибудь достанете, но я не знаю, будет ли это иметь смысл. Все равно после семи часов вечера автобус там не ходит, а от города до санатория три или четыре мили.

Барт вздохнул. Облегченно или расстроенно — он и сам не смог бы сказать. Он сделал все, что мог. Никто не может упрекнуть его.

Вдруг доктор поднял глаза и, встретившись взглядом с Бартом, некоторое время смотрел на него в упор.

— А в самом санатории вы не стали бы работать?

Барт от удивления даже рот раскрыл.

— В санатории?

Он глуповато уставился на доктора. Та часть его сознания, что поддалась искушению свободной жизни, восставала. Одно дело быть поближе, чтобы чаще видеть Джэн, другое — привязать себя к санаторию. Это все равно что самого себя засадить в тюрьму.

— А какая там работа? — спросил он после паузы, которая показалась ему бесконечной.

— Единственная работа, какую я могу вам в данный момент гарантировать, — это работа больничного санитара. У них такая нехватка рабочей силы, что они за вас сразу ухватятся!

— Санитаром! Это вроде сестры, что ли?

— Ну, боюсь, что для начала работа у вас будет не такая почетная, как у сестер, но со временем вы сможете, наверно, выполнять и их работу.

Его охватило острое физическое отвращение, которое ему так часто приходилось подавлять в последние месяцы. «Нет, не могу я этого», — подумал он. Но вслух произнес:

— А сколько они там платят в неделю?

— Около семи фунтов в неделю, за вычетом содержания, спецодежды и так далее. Я знаю, что это покажется вам не особенно роскошным, но вы и жить будете там, так что отпадают проблемы жилья и транспорта.

— Я согласен.

Казалось, кто-то другой принял за него решение.

— Хорошо.

— Когда она поедет туда?

— Как только освободится место, а это должно наверняка произойти в ближайшие несколько дней. Они принимают только ходячих больных, так что за эти дни постарайтесь поставить ее на ноги, чего бы это ни стоило ей, да и вам тоже.

— Но она почти не поднималась с постели со времени последнего…

— Она должна войти в Спрингвейл сама, даже если она свалится после этого. Женщин там принимают по средам, так что постарайтесь быть готовыми к следующей среде, и отвезите ее туда между половиной третьего и четырьмя. Но запомните: она должна войти туда сама!

— Хорошо, будет выполнено.

— Желаю удачи вам обоим! Вы заслужили ее. Вас я увижу, когда буду там во время следующей инспекционной поездки.

Барт вышел на улицу и заморгал от яркого света. Он чувствовал себя усталым и совершенно измотанным — душой и телом, как, бывало, после боя.

Джэн и понятия не имела, как это случилось, но, так или иначе, в среду, в день отъезда в Спрингвейл, у их дома объявился Чилла с военным фургоном, который должен был доставить ее на станцию. Чилла держался с солидной внушительностью, столь характерной для военных властей и насмерть перепугавшей хозяйку, но своими отнюдь не военными приветствиями, кивками и подмигиванием он как будто предупреждал их: «Не задавайте вопросов и да не услышите неправды». Недаром же он прослыл первым доставалой и ловчилой не только во всей роте, но и во всем батальоне.

«Новый год принес нам удачу», — подумала Джэн.

Все у них складывалось великолепно. Как только она узнала о том, что в Спрингвейле есть для нее место и что вдобавок она поедет туда не одна, а с Бартом, чувство безнадежности, тяжким камнем лежавшее у нее на душе еще с той поры, когда она приняла снотворное, рассеялось.

И в это утро при расставании она снова сказала сестре Даггин:

— Не беспокойтесь обо мне, сестра, больше я такой глупости не сделаю. Я знаю, что должна поправиться.

Да, она должна поправиться. Счастье улыбнулось ей. Все говорило об этом.

Это доброе предзнаменование — то, что она едет в Спрингвейл. Линда выздоровела в Спрингвейле. И то, что Чилла изыскал такой дешевый и удобный способ доставить ее на вокзал, — тоже хорошее предзнаменование.

Барт протянул к ней руки.

— Поехали, миссис Темплтон.

— Но я могу дойти. Я всю неделю тренировалась.

— Нет, нет! Всю силу, что есть в этих ножках, ты продемонстрируешь в Спрингвейле. Тебе придется войти туда самой, так сказал доктор, а до этого времени не трать ни капли энергии, она тебе там понадобится.

Джэн обхватила его за шею руками, и он поднял ее.

— О, да ты целую тонну весишь!

Она спрятала лицо у него на груди.

— Даже две!

Душу им обожгло воспоминание о той ночи в лачуге, когда он вот так же внес ее на руках с веранды.

«Я и не представлял себе, что она так исхудала», — подумал Барт, когда они уселись на широком переднем сиденье военного фургона.

А у Джэн, когда она сидела здесь между двумя мужчинами, на короткий миг появилась иллюзия освобождения. Но с приездом на Центральный вокзал эта иллюзия сразу же рассеялась. Барт на руках вынес ее из машины на платформу. Она спрятала лицо у него на плече и вся съежилась от стыда. Ей казалось, что все оборачиваются и смотрят на нее. Она умоляла его спустить ее на землю. Он нехотя согласился, и последние несколько метров до вагона, специально предназначенного для больных, направляющихся в Спрингвейл, она прошла сама.

В вагоне она с облегчением опустилась на сиденье, и колени у нее дрожали после этого короткого пути. Двое мужчин, уже сидевшие в вагоне, понимающе улыбнулись ей. Барт пошел за ней следом, но проводник остановил его, заявив:

— Вам здесь нельзя ехать, для этого нужен специальный билет.

— Здесь моя жена, и я тоже здесь поеду. И плевать мне на билет, — отрезал Барт.

— Ну и ну! — Проводник изумленно покачал головой. — Да меня туда и за тысячу фунтов не затащишь.

Барт закрыл дверь и с отвращением осмотрел купе. Купе было старое, запущенное, в спертом воздухе носился запах дезинфекции.

— Правда, замечательно, что мы едем в такой чудесный день, — весело произнесла Джэн, хоть на душе у нее было далеко не весело. — У меня такое чувство, будто мы едем отдыхать.

«Если я сумею мириться со всем этим и не жаловаться, — подумала она, — то скорее пойду на поправку».

Поезд тащился по тесным, перенаселенным пригородам Сиднея, но Джэн волновал даже этот пробегающий мимо пейзаж. А вскоре перед ней развернулась плоская равнина, потрескавшаяся под знойными лучами летнего солнца. По-летнему бледное небо на горизонте подпирала желтовато-коричневая кромка холмов, зелень была запыленная и поникшая; но Джэн все казалось прекрасным. Она судорожно сжимала кулаки, глядя по сторонам. Безграничный простор неба, дуновение ветра на ее щеках, солнечные блики на сверкающих железных крышах домов, ясная прозрачность дня — все казалось ей хорошим предзнаменованием.

И она рисовала себе самые радужные картины будущего. Выздоровела же Линда, почему бы и ей не выздороветь?

Наконец они вышли на платформу и около получаса прождали у станции, пока придет машина, чтобы отвезти их в санаторий. Они укрылись от солнца в тени джакаранды, и цикады мерно жужжали над ними в ее ветвях.

Джэн смотрела, как пятнистая тень листвы медленно двигалась по земле. «Если она дойдет до моей ноги раньше, чем появится машина, я поправлюсь скоро», — загадала она. Тень упала на кончик ее туфли раньше, чем крытый брезентом санаторский грузовик вкатил на станционный двор.

Она крепилась всю дорогу, без жалоб перенося тряску на неровном шоссе.

«Если нам встретится четное число машин, то я поправлюсь до рождества», — загадала она про себя, глядя на пыльную ленту дороги, пролегавшей среди выжженных солнцем лугов. Им встретились четыре машины. Сердце ее ликовало. Все предзнаменования были добрыми. Она улыбнулась Барту. Он обнял ее за плечи, и даже вид запущенных, грязных зданий Спрингвейла, открывшийся им в низине среди холмов, не смог отравить радости этих сладких минут.

Часть четвертая