Скажи смерти «нет!»

— Ну, ну, теперь он вернулся, и все пойдет на лад. Надеюсь, в скором времени услышать о вашей свадьбе. Для вас это будет самое полезное.

Они двинулись к дверям, и голос его звучал теперь с отеческой лаской:

— Знаете, у вас, девушек, за то время, что ваши молодые люди были в армии, нервы немножко порасшатались. Но теперь-то уж все пойдет на лад.

Он протянул ей конверт.

— Возьмите рецепт и закажите это в аптеке. Это поможет вам избавиться от кашля, что беспокоит вас по утрам.

Он держал ее руку, и она чувствовала, как ей передаются его спокойствие и уверенность. Она положила на столик секретарши десять шиллингов шесть пенсов и спустилась по ступенькам на улицу с таким чувством, будто входит в новую жизнь.

II

Облака низко стлались над многоэтажными зданиями, нависая над ними сплошным ватным куполом бледно-серого цвета. Теплый летний ливень падал такой плотной стеной, что, казалось, протяни руку и наткнешься на эту стену. Джэн остановилась па минутку под платаном, укрывшись возле его пестрого, точно леопардова шкура, ствола и прислушивалась к стуку капель по листьям. Она переступала с ноги на ногу, будто танцуя в такт воображаемой музыке. Заключительные слова доктора благословением звучали в ее ушах. Она даже не знала как следует, чего она боялась, но самые разнообразные, неясные и невысказанные страхи теснились в ее мозгу. Слова доктора рассеяли все страхи, а его добродушная насмешка над нервозными женщинами только еще раз показала ей, какими нелепыми были эти страхи.

И вот теперь она ждала троллейбуса, чтобы отправиться в город, встретиться там с Бартом и пойти с ним обедать. Но она была сейчас так возбуждена, что у нее не хватало терпения стоять на остановке и ждать.

Она взглянула на часы и подумала, что у нее хватит времени дойти через Вулумулу пешком. Застегнув плащ до самой шеи, она повязала на голову шарфик и направилась размашистым шагом вдоль аллеи к ступенькам, замыкающим улицу Викториа. Из старинных садов, из-за литых железных решеток доносился запах сырой земли. Никогда она не видела таких ярко-желтых гераней и настурций, как сегодня. Длинный склон Кэфидрал-стрит открывался перед ней от Вулумулу до собора Сейнт Мери Кэфидрал; тесные ряды домов, плавая в парах теплого влажного воздуха, казалось, слились в одну линию, а огромное дерево среди улицы возвышалось островом сверкающей листвы, в которую, словно драгоценные камни, были вправлены нежные розоватые бутоны.

III

Возбуждение ее усилилось, когда она дошла до вершины холма, где ее ожидал Барт. Он увидел ее издали. Ее фигура в красном дождевом плаще ярким пятном передвигалась на фоне мрачного песчаника собора Сейнт Мери и увенчанного башенками здания Реджистри Офис, вздымавшегося за собором. Барт был потрясен грацией ее движений и ее красотой, особенно ярко блиставшей в этот тусклый день. «Вот оно, Барт, мой мальчик, — сказал он себе, — вот оно, настоящее».

Она подошла, и глаза ее при виде него ласково засветились, щеки раскраснелись от быстрого подъема, дыхание легко и часто вырывалось из полураскрытых губ.

— Привет, — сказал он, — ты рано.

Она улыбнулась.

«Я себя выдал, — подумал он. — Она догадалась, что я уже четверть часа здесь дожидаюсь». И он смущенно улыбнулся, как мальчишка, пойманный на месте преступления.

— Была у лекаря?

Она кивнула.

— Ну, можно не спрашивать, что он сказал.

Улыбка не сходила с ее лица.

— Ты выглядишь такой здоровой, что я не удивился бы, если б он с тебя двойную плату потребовал. А что же он все-таки сказал?

— То, что мы и думали. Это была рыбья косточка. И еще он сказал, что вообще я кровь с молоком.

— Ну, открыл Америку! — Барт взял ее под руку. — А еще что?

— Спортом надо побольше заниматься, побольше на солнце бывать и есть вовсю.

— Ну что ж, мне это нравится, особенно по части еды. Так куда мы отправимся?

— Куда хочешь.

— А как насчет Гарденз? Там в парке есть закусочная, и это единственное место в городе, где за тобой не выстраивается очередь и голодные обжоры не дышат тебе в затылок, пока ты ешь.

— Ну и прекрасно!

— Да, я получил наши фотографии. Там ты на некоторых неплохо вышла.

— Ой, как хорошо!

Они свернули на дорогу, ведущую через парк Домэйн позади галереи «Артс Гэлери». В воздухе носился запах недавно скошенной травы, и мокрая листва так шумно шелестела над их головой, что они даже не заметили, как кончился дождь. Джэн вздохнула — никогда еще ей не было так хорошо.

Барт сжал ее руку, захватил ее под свою и, положив кисть ее руки на свой рукав, нежно похлопал по ней ладонью.

IV

Прогулочный катер шел через залив, возвращаясь к пристани. Саксофоны подхватили мелодию оркестра и понесли ее над водой. Барт легонько насвистывал мотив, склонившись к волосам Джэн и прижимая ее к себе.

«Нет здесь на площадке ни одной девчонки, которая бы ей в подметки годилась, — подумал он с гордостью, а потом в мозгу кометой пронеслась новая мысль: — Да и вообще такой, наверное, больше нет». Все, что было у них за последние три недели после возвращения из лачуги, все сильней и сильней убеждало его в этом. Музыка кончилась, но он продолжал прижимать ее к себе. Она вздохнула и медленно открыла глаза. Барт окинул ее взглядом: овальный вырез вечернего платья открывал ее шею и плечи, и, когда она шла, пышные складки шифоновой юбки колыхались.

— Встреть я тебя ночью на берегу в этом наряде, я поклясться был бы готов, что это русалка забрела в город.

— Русалки не забредают в город, — улыбнулась Джэн. — Они знают, что это опасно.

Грянуло джазовое попурри из экзотических звуков джунглей, и оба они отдались быстрому движению в ритм барабанной дроби, казалось, выбивавшей аккомпанемент стуку их сердец.

А там, за освещенным пространством палубы, в свете полной луны отливала серебром гладь залива. Зеленые и красные огоньки бакенов в проливе то вспыхивали, то гасли, ведя беспрерывный таинственный разговор. Вот уже показался форт Деннисон, его каменная башня белела в лунном свете. На западе повисла на фоне неба гигантская арка моста. Музыка смолкла, и Барт накинул плащ на плечи Джэн. Они спустились по ступенькам, и, ожидая, пока подадут сходни, он держал ее за руку. В их крови еще не улеглось веселое возбуждение танца.

— Жалко, что тебе приходится уходить, — произнес он с горечью и снова помрачнел.

Ей очень хотелось взять его с собой, но Дорин теперь стала такой несговорчивой. Раньше в такие вечера она отправлялась иногда ночевать к кому-нибудь из подруг, но теперь, верная своей угрозе, Дорин и не думала никуда уходить. Конечно, ее тоже нельзя винить, и все же возбуждение Джэн затухало, ее охватывала грусть при мысли, что сейчас они поцелуются на прощание у ее дверей, а потом снова, как и каждый вечер с той поры, что они вернулись из лачуги, она услышит его удаляющиеся шаги, и этим на сегодня все кончится.

Глава 7

I

Ключ от квартиры лежал в почтовом ящике: Дорин оставляла его там в последнее время, так как свой Джэн потеряла. Барт медлил, ему не хотелось уходить, и он наблюдал, как Джэн вынула из конверта завернутый в записку ключ и теперь расправляла записку.

Странно, что Дорин оставила ей записку в такой поздний час. Разве только это предупреждение, чтоб она не приглашала Барта в дом на чашку чаю, как это бывало иногда. Джэн почувствовала, что в ней вдруг вспыхнуло раздражение. В конце концов ведь она никогда не звала его в дом так поздно. Она взглянула на бумажку, исписанную размашистым почерком Дорин:

«Решила переночевать у Мёрл, так что квартира в твоем распоряжении. Бог с тобой! Позвони мне, когда горизонт очистится». Внизу был аккуратно выведен номер телефона.

Она передала записку Барту. Лицо его сразу просияло. Он взял у нее ключ и, схватив ее под руку, почти бегом бросился с ней по вестибюлю.

— Не будем терять время. После этого я, пожалуй, начну верить в чудеса и в то, что сестра твоя — ангел.

Из маленькой квартирки, словно из сырой пещеры, в лицо им пахнуло спертым воздухом. Запах утекающего газа пропитал все вокруг, но комнатка была веселенькая и приветливая, подушки весело пестрели на холщовом покрове диванов, свет лампы отражался на стенках вазы с геранью, стоящей посреди стола, — во всем была видна хозяйская рука Дорин, чувствовалось ее умение превратить тесную конуру на самом дне светового колодца[5] в человеческое жилье. Честный, прямой взгляд Дорин смотрел на них с фотографии, где она была снята в военной форме ABAC — Женской вспомогательной службы австралийских сухопутных войск. Барт глянул на фотографию, с удивлением покачал головой и торжественно взял под козырек.

— В один прекрасный день, если не поостеречься, я самым настоящим образом могу влюбиться в твою сестру. Конечно, если она и впредь будет поступать, как сегодня.

Джэн улыбнулась, зажгла газ на кухне и поставила кофе. Записка Дорин была как отсрочка приговора, отодвигавшая грустный момент, когда Барт уходил и тоскливое чувство одиночества неизбежно охватывало ее. Приятная эта неожиданность безмерно взволновала ее, и не только потому, что они с Бартом смогут остаться вместе на всю ночь, хотя и это было теперь для нее бесконечно дорого, — неожиданность эта привела ее в какое-то странное счастливое возбуждение, незнакомое ей доселе. Сердце ее бешено запрыгало, в глазах поплыл туман, и, когда она ставила на стол чашки, руки у нее дрожали.

И, готовя ужин, она разговаривала сама с собой в маленькой кухоньке. «Каждая ночь, что мы проводим вместе, так важна для нас, — говорила она себе. — Между нами возникает какая-то связь, которую не так-то просто будет разорвать во время новой разлуки, нечто такое, чего я не могу объяснить словами, но что будет по-настоящему прочным, и когда-нибудь в такую вот ночь он, как и я, поймет это, и тогда он не бросит меня больше никогда, ни за что».

Барт тоже словно услышал об отсрочке смертного приговора. Они целовались, пили кофе, смеялись, доедали остатки шоколадного торта, испеченного Дорин, и на душе у Барта становилось светлее.

Потом он сбросил с дивана покрывало и подушки и выключил свет. И когда он обнимал ее, в мозгу его вспыхнула мысль: как непохоже это на все, что было у него до сих пор. Потом их тела словно растворились друг в друге, пламя охватило Барта, горячая волна подняла, захватила его, и он уже не принадлежал больше себе, целиком отдавшись последнему, почти мучительному напряжению страсти.

II

Под утро она проснулась от страшного ночного кошмара. Барт был здесь, рядом с ней, в узкой постели, и ей показалось, что на нее давит огромная тень его тела. Она оттолкнула его руку, пытаясь высвободиться.

Барт вздрогнул, потом проснулся, мгновение пролежал неподвижно, настороженно прислушиваясь к чему-то, вскочил с постели и нащупал выключатель на стене. Вспыхнул свет. Он схватил ее за плечи, сразу ощутив, как напряглось ее тело. Глаза у нее закатились, дыхание стало прерывистым. В груди раздавался хрип. Наконец начался кашель, и она почувствовала солоноватый теплый привкус крови во рту. Барт схватил со стула полотенце и поднес к ее губам, на нем проступило багровое пятно. Когда приступ кашля прошел, Барт заставил ее выпить микстуру против кашля, которую прописал ей доктор, но лекарство подействовало лишь на минуту. Потом новый приступ кашля стал сотрясать ее тело.

Когда, совершенно обессиленная, она откинулась, наконец, на подушки, Барт сел с ней рядом, взяв в свои ладони ее пылающую огнем бессильную руку. Он видел, как судорожно бьется жилка у нее на шее, как лихорадочно вырывается дыхание из ее полураскрытых губ. Когда она затихла и по ее мерному дыханию Барт понял, что она уснула, в комнате уже брезжил бледный свет, просочившийся через длинную шахту светового колодца. Барт быстро одевался, и в голове у него была только одна мысль: «Доктора, скорее доктора!»

Но едва он взялся за щеколду двери, она открыла глаза и взглянула на него, будто возвращаясь откуда-то издалека. Барт подошел к постели и, убрав со лба Джэн прядь влажных волос, сказал:

— Я схожу за доктором.

Она покачала головой.

— Весь дом узнает, что ты был здесь, — она говорила тихо, почти шепотом. — Позвони Дорин, только не отсюда.

Он разыскал смятую записку Дорин с номером телефона.

— Я ненадолго, — пообещал Барт. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и она слабо улыбнулась, не открывая глаз.

Когда он вышел, рассвет золотил растрепанные облака, ветерок, дувший вдоль узкой улицы, приносил освежающий запах моря.

III

Барт глубоко вдыхал утренний воздух, как будто желая прогнать не только нездоровый воздух тесной квартирки, но и панический страх, охвативший его там в эту ночь. Он долго возился с телефоном-автоматом на углу улицы, перепутал номер и попал в чужую квартиру, где сонный голос обругал его дураком, на что и потратил единственную остававшуюся у него монетку в два пенни. Потом он снова вышел на улицу и наменял мелочи у вышедшего спозаранку молочника.

— Ого, — сочувственно сказал парнишка, протягивая мелочь и с любопытством заглядывая ему в лицо. — Ого, друг, вид у тебя бледный. Помочь?

Барт поблагодарил и вернулся к будке. И снова набрал номер. Наконец послышался сонный и недовольный девичий голос, который стал еще раздраженнее, когда он спросил Дорин:

— На кой черт вам понадобилась Дорин в такую рань?

Он объяснил, что заболела Джэн. Дорин почти тотчас же подошла к телефону: от волнения голос ее звучал мягче, чем обычно в разговоре с ним.

— Я буду через полчаса, может, раньше, а ты тем временем постарайся поднять врача.

Барт вышел из телефонной будки и остановился на тротуаре, не зная, что предпринять: разыскивать и будить врача или возвращаться к Джэн.

Он повернулся и пошел обратно — к Джэн. На полчаса раньше или на полчаса позже вызовут они врача, сейчас это дела не меняет, лучше он отправится за ним, когда придет Дорин. Мысль о том, что Джэн задыхается там одна, гнала его с такой силой, что последний квартал он пробежал бегом. Но когда он открыл дверь и на цыпочках вошел в комнату, Джэн спала; ее не разбудила даже звякнувшая щеколда.

Она все еще спала, когда пришла Дорин. У Дорин было испуганное, недоумевающее лицо. Звук приглушенного разговора разбудил Джэн. Она пошевелилась. Дорин подошла и села у постели сестры. Джэн положила свою руку на руку сестры.

— Прости, Дор, что я тебе выходной испортила.

— Болит что-нибудь? — Дорин склонилась над Джэн, вглядываясь в ее побледневшее лицо.

— Нисколечко. Просто меня испугало, что кровь и что дышать трудно.

Дорин подняла взгляд на Барта и облегченно вздохнула.

— А то я думала, что снова плеврит, но раз боли не было…

Барт кивнул, его успокоили слова Дорин. Если у Джэн ничего не болит, значит, все не так уж серьезно. Когда по-настоящему плохо, должна быть сильная боль. И, направляясь к дверям, чтобы пойти за врачом, Барт с необычным дружелюбием улыбнулся Дорин.

Барт позвонил в ночной звонок у дверей внушительного старинного дома, построенного в колониальном стиле, где жил врач Джэн. Никто не отзывался. Он обошел вокруг дома, но все окна были закрыты и дом казался необитаемым. Барт вернулся к подъезду и в нерешительности постоял на ступеньках. Потом снова нажал на кнопку звонка. Протяжный звонок отозвался в тишине пустого дома.

В доме послышалось движение, зазвучали шаги на лестнице. Дверь отворилась, и из нее выглянула женщина.

— Доктора нет, — угрюмо сказала она, — он всегда уезжает на субботу и воскресенье. Но если хотите, можете завернуть за угол, там есть женщина-врач, она обычно замещает хозяина и ходит по его вызовам.

Барт поблагодарил, спустился на улицу и, завернув за угол, отправился разыскивать названный ею номер дома. Сердце упало у него, когда он увидел эту женщину-врача. Она была молода, слишком молода, и даже сейчас, в этот ранний час, с нерасчесанными кудряшками, в наспех запахнутом ярком халатике, она казалась слишком привлекательной. Барт не доверял женщинам-врачам, а против этой говорила еще и ее привлекательная внешность. Она довольно прямо, без всякой профессиональной вежливости выразила неудовольствие тем, что ее в воскресенье вытащили так рано из постели, но она внимательно слушала его рассказ, задавая ему краткие быстрые вопросы.

— Если вы подождете минут десять, — сказала она наконец, — я выведу машину и подвезу вас.

Барт ждал, прохаживаясь взад и вперед по пустынной улице. Колокола зазвонили к утренней мессе, и звон этот, плывший из-за высокой кирпичной стены католического монастыря, только подчеркивал пустынное безлюдие улицы. Барт увидел, как врач спускается по лестнице, аккуратная и подтянутая, в брюках и свитере, и ему стало еще больше не по себе. Но она так искусно вела машину, выруливая по узкой улочке к квартире Джэн, что ему против воли пришлось признать, что, может, она и стоит большего, чем это кажется на первый взгляд.

Она ворвалась в квартирку, словно порыв свежего утреннего ветра. Барт остался в вестибюле, возмущенно глядя на захлопнувшуюся дверь. Право, это несправедливо! Она захлопнула дверь перед самым его носом, будто он и не имеет права войти и узнать, что происходит. Он прислонился к двери, пытаясь расслышать, о чем они там говорят, но разобрать было ничего невозможно. Тогда он вышел на улицу, присел на подножку автомобиля и закурил.

IV

А там, в квартирке, Джэн испуганно смотрела на врача. Ей неприятны были термометр, торчавший у нее изо рта, чужие холодные пальцы у нее на запястье, и то, что ее вырвали из состояния мирного оцепенения, в котором она находилась. Наконец врач забрала термометр и подошла с ним к стеклянной двери, выходившей в световой колодец.

— У вас тут как на дне шахты, не правда ли? — заметила она. — И сколько вы за эту дыру платите?

— Два фунта пятнадцать шиллингов, да еще за свет и за газ, — бросила Дорин. Вопрос казался ей неуместным и бесцеремонным; в ней боролись раздражение и страх: что она там может видеть сейчас на термометре, эта девушка!

Наконец врач отложила термометр и улыбнулась Дорин с обезоруживающим дружелюбием.

— Ну и грабители же они! Да по сравнению с большинством здешних домохозяев Нед Келли[6] был просто джентльмен. У вас тоже небось хозяйка какая-нибудь старая ведьма, что при каждом подходящем случае рада семь шкур содрать. А вы были в ABAC?

Она бросила взгляд на фотографию.

Дорин кивнула.

— Я тоже была. И вот что мы получили за службу родине, детка. Пусть хоть это послужит вам уроком.

Дорин почувствовала, как от улыбки молодой женщины растаял комок у нее в горле.

— Да, но это все, что нам удалось разыскать, — объяснила она. — А ведь мы целыми неделями по Сиднею колесили, пока хоть это нашли.

— Знаю, — голос молодой женщины звучал спокойно и трезво. — Я с этим сталкиваюсь каждый день. Ну что ж, мой тебе совет: в следующий раз, когда будет война, оставайся дома, и, может, тебе тоже удастся попользоваться за счет простаков, которые отправятся воевать. А потом еще сможешь драть с какой-нибудь демобилизованной за такую же вот конуру два фунта пятнадцать шиллингов. Да… А как ты смотришь на то, чтоб приготовить нам по чашке крепкого кофе, пока я осмотрю девочку?

Дорин пошла на кухню. Она была рада, что ей представилась возможность чем-то заняться и хоть на минуту отвлечься от мыслей о Джэн, которая лежит там такая измученная и слабая и не сводит с них широко открытых, лихорадочно горящих глаз.

Джэн неохотно отвечала на вопросы врача; когда врач передвигала по ее груди стетоскоп, она с трудом усмиряла свое неистово колотившееся сердце.

Но вот врач молча отложила стетоскоп и снова натянула на Джэн простыню.

Джэн лежала в одиночестве, пока они пили кофе там в кухоньке. Голоса их приглушенно доносились из-за прикрытой двери, и сколько Джэн ни напрягала слух, она ничего не могла разобрать.

Потом разговор прекратился совсем, и Джэн снова увидела подле себя врача.

— Сейчас я сделаю вам укол.

Джэн недоверчиво посмотрела на нее.

— Это даст вам возможность как следует отдохнуть.

Глядя, как врач готовит для инъекции шприц, Джэн хотела сказать, что ей ничего-ничего не нужно. Она еще многое хотела сказать, но слова не шли у нее из горла, и потом она почувствовала на руке холодное прикосновение ватки со спиртом, пронзительный запах и, наконец, укол иглы. Потом врач ушла.

Дорин закрыла за ней дверь и на цыпочках вернулась в комнату.

V

Врач остановилась и выжидающе смотрела на Барта, который, съежившись, прикорнул на ступеньке ее автомобиля. Он вскочил, бормоча извинения.

— Садитесь-ка лучше со мной и проедем немного, чтоб я могла поговорить с вами по дороге. Здесь вам сейчас делать нечего, вы только мешать им будете. Я сделала ей укол и хочу, чтобы она немного отдохнула.

— Она очень… — Барт запнулся, — очень больна?

Врач тронула машину с места и свернула в узкую улочку.

— Откровенно говоря, — произнесла она наконец, — я и сама не знаю, насколько тяжело она больна. Температура у нее тридцать восемь и восемь, и у нее было кровотечение. Стетоскопом я ничего не смогла прослушать, но это еще ничего не значит.

— Что вы хотите сказать этим «еще ничего не значит»? Ведь у нее не плеврит и не воспаление легких, правда же?

— Не будьте ребенком! — бросила она грубо. — Будто вы в жизни не слышали, что значит, когда начинают кашлять кровью?

У Барта все оборвалось внутри.

— Конечно, я об этом слышал, — он снова помялся, не решаясь произнести страшные слова, — насчет ТБЦ и всякой такой штуки…

— Итак, о ТБЦ вы все же слышали, не так ли?

Он услышал иронию в ее голосе и покраснел.

— Конечно, слышал, но не думаете же вы, что у Джэн…

— А почему бы не у Джэн?

Он внимательно посмотрел на нее: она вела машину легко, уверенно, и в профиль лицо ее казалось значительно старше, чем в анфас.

— Послушайте, вы, — сказал он зло, — я не такой дурак, как вам кажется. Но всего месяц назад Джэн очень тщательно осматривал ее постоянный врач. Это было после тяжелого приступа кашля, случившегося в лачуге на побережье, где мы с нею отдыхали. Вам Дорин, наверно, рассказывала, что мы вместе ездили на побережье?

— Рассказывала… — она произнесла это медленно, задумчиво. — Так вы говорите, это уже случалось с ней раньше?

— Да, примерно недели три назад. — Барт попытался вспомнить точнее. — Да, точно. Мы пробыли там десять дней и вернулись шестнадцатого. Неделю я пробыл дома, а это случилось с ней в последнюю ночь там, в лачуге.

Барт так сосредоточенно пытался припомнить точную дату, что даже не заметил, как изменилось лицо молодой женщины, внимательно смотревшей на него.

— Мы тогда подумали, что это рыбья косточка проколола ей сосудик в горле. А Джэн не говорила вам об этом?

— Нет, и сестра ее тоже ничего не говорила.

— Да Дорин ничего об этом и не знала. Когда мы вернулись, я заставил Джэн на следующий же день пойти к врачу, и врач сказал, что у нее все в порядке…

Тут только Барт заметил выражение беспокойства на лице своей собеседницы.

— Вы, конечно, не думаете… Нет, нет…

Обрывки разговоров, виденные когда-то плакаты, предостережения — все это пронеслось в его мозгу. Он попытался рассуждать спокойно, воззвать к своему здравому смыслу, к своему хладнокровию. Эта паршивая баба просто-напросто паникует. В конце концов ведь постоянный врач Джэн должен разбираться в этом деле. Он же солидный человек, с репутацией, — не то что эта зеленая девчонка — только что из медицинской школы вышла и носится небось с парнями в своих модных брючках, задравши хвост. Он-то, во всяком случае, знает, кому из них двоих верить.

— Вы не могли бы вспомнить поточнее, что сказал врач?

Барт рассказал ей, и, когда он кончил, она негромко выругалась.

— Ну, а нам этого было достаточно, и поскольку он сказал, что нужно больше бывать на воздухе, на солнце и побольше заниматься спортом…

— То вы стали чаще бывать на воздухе, грелись на солнце и занимались спортом, так?

— Конечно. А что бы вы делали на нашем месте?

Она вздохнула и, промолчав, подрулила к своему дому. — К сожалению, то же самое, что и вы.

— Нет, ну, по-честному, вы же не хотите сказать… вы же не думаете, что у Джэн действительно ТБЦ?

— Боюсь, что да. Конечно, я могу и ошибаться. Я вам сказала уже: при помощи стетоскопа не всегда можно прослушать ранние симптомы туберкулеза. Есть один безошибочный способ проверки — рентген. Постарайтесь как можно скорее отправить вашу девушку на просвечивание.

— А завтра она уже сможет туда пойти?

— Лучше рискнуть завтра, чем оставлять так.

— Хорошо. Вы могли бы устроить это?

— Да, я могла бы организовать это через бесплатную больницу.

Барт отмахнулся.

— Джэн не нужны никакие бесплатные больницы. Я хочу, чтоб она пошла в самую лучшую.

Врач пожала плечами и выключила зажигание.

— Как угодно, но только, по-моему, это глупо. Можно попасть на рентген через отдел здравоохранения, и это обойдется в десять шиллингов и шесть пенсов. В другом месте это будет вам стоить три гинеи.

Барт сжал челюсти, упрямые складки легли вокруг его рта.

— Послушайте, доктор, я беру это все на себя, и я не хочу ничего проворачивать по дешевке. Я хочу, чтобы Джэн получила все самое лучшее. Вы не могли бы устроить ее на просвечивание к самому лучшему врачу в городе, и как можно скорее?

— Конечно, если вы так хотите. Но это будет стоить вам три гинеи, и потом нужна будет еще консультация с врачом.

— О господи… — Барт выскочил из машины и теперь стоял, вцепившись руками в дверцу. — Не могли бы вы уразуметь своей милой головкой, что мне безразлично, сколько это будет стоить. В общем понятно, за кого вы меня принимаете. Дорин и здесь уже поспела. Вы думаете, я подонок. Ну что ж. Может, я и подонок, но все же не такой подонок, как вы думаете, и будьте уверены, я собираюсь оплатить все расходы на лечение и все счета, в том числе и ваш.

Врач сидела в машине, полузакрыв глаза. Руки ее свободно лежали на баранке руля, уголки губ были насмешливо вздернуты.

— Ну герой, просто герой! — голос ее звучал издевательски. — Позвоните мне завтра в десять утра, и я скажу вам, что мне удалось сделать.

Она еще раз насмешливо улыбнулась ему и помахала рукой на прощание.

Барт повернул обратно: в душе его боролись страх и злость. Когда он добрался до вершины холма, злость его испарилась и остался один страх. Свернув на улицу, которая вела к дому Джэн, он остановился. В его памяти всплыли слова молодой женщины о том, что не надо беспокоить Джэн, потом он почувствовал гнетущую пустоту в груди и зашагал дальше — вдоль Дарлингхёрст-Роуд, через перекресток у Уильям-стрит, где грохот случайного трамвая вдруг ворвался в сонную тишину воскресного утра. Сосисочная на углу была открыта. Барт зашел и заказал яичницу с беконом и чай, потом уселся за стол и попытался читать воскресную газету. Он пробегал глазами страницу за страницей, но до его сознания ничего не доходило.

Барт попробовал яичницу и отодвинул тарелку, потом долго сидел, глотая крепкий черный чай, чашку за чашкой, и безразлично размазывая скудную порцию масла по куску черствого хлеба.

Он чуть не подавился, попытавшись проглотить кусочек хлеба, потом отодвинул и его в сторону. Проведя рукой по подбородку, он ощутил жесткую щетину. Надо побриться и принять душ и, если удастся, еще поспать, прежде чем отправляться к Джэн. Тут он вспомнил о Чилле и о ветхой халупе Райэнов минутах в десяти ходьбы отсюда — на Гленмор-Роуд. Чилла — вот кто поможет ему в беде.

Глава 8

I

Барт в отчаянии опустился на траву под пальмами, окаймлявшими улицу Мэкуори возле ботанического сада. Он взглянул на часы. Казалось, что прошли уже сутки с той минуты, как Джэн и Дорин исчезли в подъезде многоэтажного здания, где жил доктор. «Что это может значить, что их нет так долго? Хорошо это или плохо?» — ломал он голову. Сомнение и отчаяние охватили его при воспоминании о том, как Джэн лежала тогда утром, в воскресенье, и какое у нее было исхудавшее, измученное лицо и синие круги под глазами. Потом он прогнал это видение и постарался припомнить ее такой, какой она была сегодня утром, когда она обернулась к нему со ступенек подъезда и улыбнулась, такая сияющая, полная жизни, что он отверг самую мысль, что она вообще может быть чем-то больна, и снова обругал молодого врача паникершей.

Солнце жарко палило с безоблачного полуденного неба, клочья света падали на Барта сквозь остроконечную пальмовую листву, а ее гофрированные тени, словно кружевные юбки, лежали на земле вокруг стволов. Синий крапивник заметался среди стеблей и защебетал что-то своей скромной коричневой подружке; голуби, воркуя, с важным видом разгуливали у ног Барта. И когда он ощущал под собой нежное тепло травы, а вокруг себя — целый мир, полный движения и звуков, ему не верилось, что где-то существует болезнь, и меньше всего верилось, что болезнь эта может быть у Джэн. Барт повернулся на другой бок и лежал теперь, не спуская глаз со ступенек, на которых она должна была появиться. Он представил себе, как зазвенит ее лукавый смех и как, взглянув на него со своей застенчивой, виноватой улыбкой, она скажет: «Ой, прости меня, пожалуйста, я тебе столько хлопот доставила».

Непослушными руками он скрутил сигарету.

А потом он увидел Джэн и Дорин. Они медленно вышли из дома и остановились на верхней ступеньке подъезда. Барт вскочил и бросился через дорогу навстречу им. Джэн взяла его под руку, и губы ее медленно тронула улыбка. Он взглянул на нее и почувствовал облегчение. Да она выглядит ничуть не хуже, чем всегда. Он же знал, что все будет в порядке. А потом он вдруг увидел, что Дорин плачет, и у него захватило дыхание, как будто его вдруг пнули ногой в живот.

Джэн взяла сестру под руку.

— Пойдем куда-нибудь позавтракаем, я просто умираю с голоду.