Глава 17

Мирек решил для себя на всю жизнь: больше он никогда не станет пить молоко.

Он сидел в сарае на самом берегу озера Оравска. Его вытащили из молочной цистерны двадцать минут назад, но он всё ещё никак не мог прийти в себя. При воспоминании об этом путешествии он испытывал учащённое сердцебиение. Дорога доставила ему сильные физические страдания.

Он знал, что время относительно, и хорошо понимал это научное положение. Но время, проведённое им в цистерне с молоком, сводило все это понимание на нет. Поездка на расстояние в сто километров с пятью остановками, во время которых в цистерну заливали молоко, продолжалась три часа. И каждая минута казалась Миреку вечностью.

Он забрался в цистерну примерно в три часа дня. Прощание с Аней было для него очень мучительным. Они стояли друг против друга в сарае. Антон тактично покинул их в этот момент. Миреку вдруг показалось, что он выглядит в своём водолазном костюме ужасно нелепо. Если бы он не чувствовал такой боли от прощания с Аней, он бы посмеялся над тем, что стоит в таком наряде в центре европейского континента.

Он с волнением смотрел Ане в глаза. Он пытался увидеть в них какой-то намёк. Но видел сострадание, может быть, заботу, но никак не то, что хотел бы разглядеть. Голова у него болела из-за ночной выпивки. В душе он проклинал себя за столь непрофессиональное поведение. Аня предложила ему аспирин, но он отказался, не желая показывать в момент прощания с ней свою слабость.

Нейлоновая сумка стояла у его ног. Она была упакована в большой пластиковый пакет и перевязана бечёвкой.

Мирек положил руки Ане на плечи и нежно притянул её к себе. Аня повернула голову, подставляя ему щеку для поцелуя. Его лицо приблизилось к ней. Она сказала Миреку почти в самое ухо:

— Удачи тебе, Мирек. Думай только о себе, а обо мне не волнуйся.

Он почувствовал, как её тело коснулось его, но в этом движении не было страсти. Вздохнув, он выпустил её из своих объятий и нагнулся, чтобы поднять сумку. Выпрямившись, он хотел что-то сказать ей, но передумал. Он просто кивнул головой и направился к двери. Но когда он уже подошёл к ней, то услышал, как Аня тихо позвала его. Мирек обернулся. Сарай был плохо освещён. Он увидел, что глаза у неё были все в слезах. Он уронил сумку, потому что её руки обвили его шею, а сама Аня прижалась к нему всем телом.

— Я буду молиться за тебя, Мирек.

Он почувствовал, что щеки Ани влажны от слёз. А потом она поцеловала его в губы. Нежный, неопытный поцелуй, но всё же она поцеловала его в губы!

Вдруг она отпрянула и сухо повторила:

— Я буду молиться за тебя, Мирек.

Он медленно поднял сумку и решительным тоном произнёс:

— Аня Крол! Когда всё это закончится и я пройду сквозь все испытания, я обязательно найду тебя.

Она даже не успела ничего ответить, потому что он быстро повернулся и вышел.

Сперва Миреку казалось, что поездка обещает быть несложной. Сбоку на цистерне имелись ступеньки. Круглая крышка наверху была открыта. Внутрь вела металлическая лесенка.

Антон сидел наверху, держа в руках акваланг. Водитель, пожилой мужчина лет шестидесяти, взял у Мирека сумку, сказав:

— Я передам тебе её, сынок.

Вдруг в голову Миреку пришла неприятная мысль. Он взглянул на Антона и сказал:

— Если кто-нибудь откроет крышку, то сможет увидеть пузырьки, которые будут подниматься на поверхность от акваланга.

Антон улыбнулся и покачал головой.

— Поднимись сюда и взгляни.

Мирек вскарабкался вверх по лестнице и посмотрел внутрь. Цистерна была полна всего на треть, а сверху, на поверхности молока, лежал густой слой пены.

Антон сказал:

— Видишь? Никто не заметит твоих пузырей. При движении грузовика ты будешь держаться за ступеньки.

Он показал на них.

— А когда машина будет останавливаться, ты отпускаешь их и ныряешь. Маловероятно, что кто-нибудь заглянет внутрь через верхний люк. Ведь он используется только при чистке внутренних стенок. Только старайся, пожалуйста, не задевать аквалангом о стенки, от этого будет сильный звук.

Миреку почему-то не хотелось спускаться вниз. Его обуяло непонятное чувство страха. Но белая пена внутри цистерны выглядела достаточно безобидно.

— Насколько будет заполнена цистерна?

— Примерно на две трети. Но не волнуйся, над поверхностью молока останется много свободного пространства. Помни, что у тебя воздуха на два часа, так что зря его не трать.

Неожиданно послышался лай собак. Антон быстро взглянул на Мирека.

— Это мой дед. Я отсылал его в город, а теперь он, наверное, возвращается. Там что вам нужно трогаться.

Мирек спустился внутрь на несколько ступенек, затем протянул руку и взъерошил волосы Антона.

— Спасибо тебе. Пригляди за ней.

Антон уверенно кивнул:

— С ней всё будет в порядке.

Мирек стал спускаться дальше. Его ноги уже касались молока, и он взглянул наверх. Антон осторожно подал ему акваланг через люк. Мирек принял его и крикнул:

— О'кей!

Целое утро он тренировался с аквалангом, так что сейчас надел и подогнал его буквально за пару минут. Он опять услышал голос Антона:

— Проверь, как он действует. Быстрее, пока я не закрыл люк.

Мирек засунул загубник в рот. Воздух из баллонов шёл нормально. Мирек вынул трубку изо рта и крикнул:

— Всё в порядке.

Антон передал ему пакет с сумкой и сказал:

— Удачи тебе, Мирек. Господь с тобой.

Крышка захлопнулась, и Мирек оказался в абсолютной темноте.

Он услышал, как Антон спускается на землю. Через секунду цистерна завибрировала от работающего двигателя, и неожиданно Мирек по горло оказался в молоке, когда грузовик двинулся вперёд, а содержимое цистерны по инерции отбросило назад. Он быстро поднялся вверх на пару ступенек, боясь, как бы молоко не попало в дыхательную трубку. Проверив загубник, Мирек решил, что будет держать трубку во рту в течение всего пути.

За первый час они дважды останавливались, чтобы залить молоко. К концу первого часа езды Мирек понял, что у него возникают серьёзные проблемы.

Во-первых, было очень холодно. Холод проникал сквозь влажный костюм. Под ним у Мирека ничего не было надето. Антон сказал, что по теории конденсат, собирающийся между костюмом и телом, должен высыхать под воздействием собственного тепла человека. Но это тепло, видимо, уходило через костюм наружу. Мирек чувствовал, что холод проник в его кожу и плоть. К концу первого часа ему стало казаться, что у него промёрзли даже кости.

Во-вторых, у него сильно болели пальцы. Грузовик большей частью ехал по ухабистым просёлочным дорогам, и Мирек всё время крепко держался за ступеньки. Он попытался просунуть между ними руку, чтобы зацепиться на уровне локтевого сгиба, но это у него не получилось из-за конструкции лестницы. К тому же в некоторых местах металл был шероховатым и с заусенцами. В мыслях Мирек вновь оказался в лагере, где Фрэнк заставлял его тренировать «десять главных орудий». В душе Мирек поблагодарил Фрэнка за эти уроки.

Третьей проблемой был сам акваланг. Он был рассчитан на постоянное погружение. Вне воды он был очень тяжёлым, и очень скоро ремни больно врезались Миреку в плечи.

В-четвёртых, Мирека доконало само молоко. При ускорениях, замедлениях и поворотах оно билось о стенки с такой силой, о которой Мирек раньше не имел понятия. Сейчас цистерна была заполнена ещё только наполовину. Он представил себе, что, когда она будет залита полностью, ему уже придётся просто бороться за выживание.

На исходе второго часа его кисти превратились в отмороженные клешни, а тело от холода потеряло чувствительность. Он был весь избит постоянными ударами тяжёлой молочной массы. Они приняли последнюю партию молока, и Миреку приходилось пользоваться аквалангом почти постоянно.

В течение последнего часа его жизнь поддерживалась только разумом. Мирек убеждал себя, что человеческое тело, а особенно такое закалённое, как его, может вынести подобные испытания, если мозг отдаёт соответствующие команды. А разумом Мирек хотел победить обстоятельства. Он отогнал прочь мысли о болящих пальцах, руках и плечах. Он стал думать о других вещах.

Сперва он стал вспоминать своё детство, своих родителей и сестру Иоланту. Но воспоминания об этом тоже доставляли ему боль, и он быстро переключился на другое: подготовку для службы в СБ, женщин, с которыми он был знаком; песенки и мелодии, которые он знал.

Дважды его стошнило в молоко, окружавшее его со всех сторон. Когда он почувствовал, что совсем слабеет, то заставил себя думать о своей главной цели и своей ненависти. В конце поездки, когда каждая минута казалась часом, он сосредоточился на мыслях об Ане. Он нарисовал в памяти её лицо. Вспомнил слова, которые она ему говорила, вспомнил её своеобразный хрипловатый голос. Во рту у него сейчас была мешанина из резины и молока, но он достаточно чётко мог себе представить её поцелуй. Воспоминания об объятии Ани, её запахе занимали его в тот момент, когда грузовик наконец остановился. Мирека обдало молоком в последний раз.

Ему казалось, что его приклеили к этой лестнице. Его пальцы пришлось отдирать от неё. Водитель был пожилым, но достаточно сильным. Фермер был намного моложе и сильнее, а его сын был ещё более сильным. Всем им пришлось потрудиться, чтобы протащить Мирека сквозь люк и опустить его на землю. Дойти до сарая самостоятельно он не мог, и им пришлось поддерживать его.

Когда его замотали в три одеяла и надели на ноги сапоги из овчины, его тело стало постепенно возвращаться к жизни. Мирек, изнемогая от боли, стал понемногу разминать пальцы. Тут открылась дверь, и в сарай вошёл фермер. У него был заострённый нос и редеющие каштановые волосы, зачёсанные назад. Он выглядел как хищная птица, но улыбка его была приятной. Поставив перед Миреком котелок и положив рядом кусок хлеба, он сказал:

— Влей-ка это в себя. Это домашний мясной бульон. Он тебя согреет и приведёт в норму. Потом постарайся заснуть. Мы отправимся в десять. Это через три с половиной часа.

Фермер ушёл, и Мирек, сделав неимоверное усилие, встал на ноги. Он приподнял крышку котелка и уже через секунду жадно хлебал то, что показалось ему самым вкусным супом в мире. В котелке было около литра жидкости, может быть, чуть больше. Он съел весь бульон и вытер дно котелка хлебом. Затем он лёг на сено и попытался заснуть.

Ему удалось немного вздремнуть, и, когда фермер пришёл вновь, Мирек чувствовал себя лучше. Ночь была тёмной и холодной. И Мирек, и фермер были одеты во всё чёрное. Лица их закрывали чёрные шарфы. Пятиметровая деревянная лодка тоже была выкрашена в чёрный цвет. Белыми были только номерные обозначения. Но фермер и их покрыл чёрной тряпкой. Он указал на видневшиеся вдалеке огоньки:

— Польские рыбаки.

Он похлопал по фонарю, который горел у него на корме:

— Если нас остановят, говорить буду я. Бумаги у тебя в порядке, так что ничего не бойся.

Он взял у Мирека сумку и швырнул её на корму, затем послюнявил указательный палец, поднял его и удовлетворённо произнёс:

— Ветер работает на нас. Будем на месте часа через два. Залезай.

Мирек забрался в лодку и сел на корме, зажав сумку в ногах. Фермер оттолкнул лодку, запрыгнул в неё и вставил вёсла в уключины. Весла были длинными и очень тяжёлыми.

Мирек прошептал:

— Будем грести по очереди.

Из-под шарфа донёсся приглушённый голос фермера:

— Нет, грести буду я. Такой тихой ночью нас могут засечь по единственному всплеску воды. Даже если бы ты был олимпийским чемпионом по гребле, я и то не позволил бы тебе грести.

Мирек заметил, как аккуратно гребёт фермер. Весла входили в воду под идеальным углом без малейшего звука. Сопровождающий объяснил Миреку, по какому маршруту они проследуют. Лодка пойдёт вдоль береговой линии метров за четыреста от берега. Озеро обычно патрулируют один чешский и один польский пограничный катер. Патрульная служба несётся ими нерегулярно. Они обычно крутятся в центре озера, подлавливая рыбаков без лицензии. Польский катер вообще не представляет никакой опасности. Его команда состоит из двух алкоголиков, которые во время патрулирования только и делают, что пьют водку.

Под конец фермер заявил:

— Я подозреваю, что в сумке у тебя пистолет. Если возникнет опасность досмотра, сразу же бросай его за борт. Понял?

— Конечно, — ответил Мирек, хотя вовсе не собирался поступать подобным образом. Точно так же он не собирался говорить фермеру, что в сумке у него есть ещё и форма полковника СБ.

— Отлично, — сказал фермер, — теперь нам больше не о чём говорить, так что лучше помолчи. Тем более, что на тихой воде звук распространяется очень далеко.

Два часа они плыли без единого слова. Фермер иногда прекращал грести. Не из-за того, что уставал, так как, похоже, он был неутомим. Он останавливался, чтобы прислушаться. Мирек слышал, как вдалеке что-то кричали друг другу рыбаки. Сначала раздавалась только чешская речь. Затем Мирек услышал родной польский язык. Это согрело его сердце. Действительно, поражало, как далеко был слышен любой звук на озере. Огоньки рыбачьих лодок были очень далеко, но Мирек отчётливо услышал, как один рыбак пошутил насчёт холода, как на Северном полюсе.

Несколько раз Мирек замечал луч прожектора справа от них, но ни разу он не напоролся на их лодку. Фермера, похоже, это нисколько не волновало, и он продолжал грести, как ни в чём не бывало.

После полуночи Мирек заметил, что они постепенно начинают поворачивать к берегу. Фермер теперь часто останавливался, чтобы получше присмотреться к еле различимой береговой линии. Наконец он довольно хмыкнул и энергично взялся за вёсла.

Лодка мягко уткнулась в берег. Фермер молча сложил вёсла, вылез из лодки и вытащил её на берег. Мирек взял сумку и спрыгнул следом. Фермер указал пальцем на какую-то точку.

— Там есть тропинка. Пройдёшь по ней метров сто. Слева будет большая берёза. Там тебя будут ждать… Удачи тебе!

Одним махом он спустил лодку на воду и запрыгнул в неё. Мирек прошептал вслед удаляющейся тени:

— Спасибо.

Затем он расстегнул сумку, достал пистолет и снял его с предохранителя. Он нашёл тропу и собирался уже было тронуться по ней, как вспомнил, что на ногах у него все те же фермерские сапоги из овчины. Он инстинктивно обернулся, но было слишком поздно. Ничего, подумал Мирек, мужику хорошо заплатят.

Мирек осторожно двинулся по тропинке, которая начиналась от самого берега. Отсчитав восемьдесят шагов, он увидел слева берёзу. Когда он подошёл поближе, то различил рядом с деревом неясную тень. Высокий женский голос произнёс:

— Сегодня холодноватая ночь для прогулок.

Мирек ответил:

— Сегодня холодная ночь для всего.

Женщина хихикнула:

— Не для всего. Иди за мной, Мирек Скибор. Ты как раз поспел к самому началу вечеринки.

Она стала подниматься вверх по тропинке. Мирека как будто приклеили к тому месту, где он стоял. Он нашёл в себе силы задать вопрос:

— Откуда вы знаете моё имя? Какая вечеринка? Вы что, сумасшедшая?

Женщина опять хихикнула:

— Некоторые действительно так считают, но медицинскую комиссию я пока не проходила. Ну а кем тебе быть ещё, если не Миреком Скибором? Я так понимаю, что женщину отослали обратно. Ладно, пошли, я то я совсем замёрзла.

Она опять направилась по тропинке. У Мирека не было выбора. Ему пришлось последовать за женщиной. Он поставил пистолет на предохранитель и стал засовывать его за пояс, но затем передумал и оставил оружие в руке.

Тропинка увела их влево и пошла вдоль берега озера. Метров через пятьсот они перешли через раскисшую дорогу. Внизу горели огни дома. Весь путь составил где-то около двух километров. Они прошли мимо двух домов. Мирек решил, что это были дачи высокопоставленных госчиновников.

Сначала он услышал музыку. Это была рок-музыка. Метров через пятьдесят тропинка свернула вниз к озеру, и Мирек остановился, разглядывая большой дом. Окна его ярко горели, крыльцо было освещено. Мирек услышал чей-то громкий смех. Он позвал женщину:

— Погодите! Я не пойду в дом, где вы устроили эту тусовку. По-моему, вы действительно сумасшедшая.

Она обернулась к нему. На свету Мирек наконец рассмотрел её. Женщина была достаточно высокой. На ней была короткая шубка с капюшоном, который почти целиком закрывал её голову.

Она сказала:

— Там нет никакой тусовки. В доме всего четыре человека, и все они знают, что ты должен прийти.

— А что это за люди?

— Это друзья, надёжные друзья. Входи. Никто не желает тебе зла. Здесь есть горячая еда, холодная водка и тёплая постель.

Мирек всё ещё колебался. Она сказала:

— Не волнуйся. Здесь ты будешь в безопасности. Для этих людей и для меня ты — герой.

Мирек вздохнул и двинулся вслед за ней. У него просто не было выбора.

У двери она остановилась и сняла капюшон. Мирек сразу понял, что она очень красива. У неё были выразительные голубые глаза, светлые вьющиеся волосы, энергичный рот с полными алыми губами. Ей было около двадцати пяти лет. Она тоже внимательно изучала его.

— А ты на самом деле симпатичный. Я думала, что ты только на фотографии такой привлекательный.

— Чей это дом?

— Он принадлежит второму секретарю Краковского горкома.

— А он знает, что вы используете этот дом для меня?

— Конечно. Ведь я его дочь.

Пока Мирек обдумывал этот неожиданный поворот, она сняла меховую рукавицу и протянула ему руку.

— Марианна Лидковска. К вашим услугам.

Рука её была тонкой, мягкой и тёплой. Мирек немного растерялся, и она, почувствовав это, засмеялась и открыла дверь. Когда он вошёл следом за ней в шикарный холл, Марианна спросила:

— Тебе нравится «Джинезиз»?

— А что это такое?

Она рассмеялась.

— Это музыка, которая сейчас звучит.

— Я её никогда раньше не слышал.

Марианна иронично заметила:

— Ах, ну да… Вряд ли эту музыку слушают в СБ.

Она указала на стул, стоявший у двери:

— Оставь свою сумку здесь. Позже я покажу тебе твою комнату наверху. Да, и можешь убрать пистолет.

Мирек бросил сумку на стул и засунул пистолет за пояс. Что за чертовщину придумал этот Беконный Священник?

Когда он обернулся, Марианна снимала шубу. Под ней оказалось красное шёлковое платье. Мирек вполне отчётливо видел очертания её сосков, проступившие сквозь тонкий шёлк. Кожа у неё была розовой. Мирек взглянул ей прямо в лицо. Она улыбалась, как будто ей очень нравились его мысли. Она подошла к двери и открыла её.

Он чуть не оглох от музыки. Махнув рукой, Марианна пригласила Мирека следовать за ней. Войдя в комнату, Мирек почувствовал себя не в своей тарелке. Комната была роскошно обставлена. Огромные окна выходили прямо на озеро. Хрустальная люстра освещала кожаные кресла и диван, на которых развалились четыре гостя: две девушки лет двадцати и двое молодых мужчин — им было лет под тридцать, оба с бородами, в очках, на обоих были надеты потёртые джинсовые куртки. Одна из женщин, рыжая и достаточно симпатичная, была одета в чёрную блузку и белый комбинезон. Другая, брюнетка, выглядевшая достаточно сухо и неприступно, была в красном платье с голубыми вставками на воротнике. Она первой отреагировала на появление Мирека: подпрыгнула и закричала:

— Это он! Это Мирек Скибор!

Она подбежала к нему, обняла и поцеловала в обе щеки. Мирек услышал, как стоявшая позади него Марианна сказала:

— Осторожно, Ирена, у него пистолет!

Ирена немного отошла от Мирека.

— А ты думаешь, я не догадалась?

Старший из мужчин встал и подошёл к Миреку, протягивая руку:

— Добро пожаловать обратно на родину, в Польшу! Меня зовут Ежи Замойски.

Он указал в сторону более молодого мужчины и рыжеволосой женщины, представив их:

— Антон Зонн и Наталья Банашек… Антон, будь добр, сделай музыку потише.

Молодой человек потянулся к стереосистеме «Сони» и повернул рычажок.

— Так, ну а теперь водка, хорошая польская водка, — объявил Ежи, направляясь к бару. Он открыл его и вытащил из ведёрка со льдом ледяную бутылку водки.

Мирек достаточно резко спросил:

— Кто вы все такие?

Ежи в это время наливал водку в стаканы. Водка была ужасно холодной. Он с улыбкой протянул стакан Миреку и сказал:

— Вы только что познакомились с руководством редакции газеты «Вместе».

Мирек мгновенно успокоился и взял стакан. Газета «Вместе» была одной из подпольных польских газет, которые возникли после подавления «Солидарности». Эта газета была уникальной, так как выступала не только против властей, но и против церкви. Печаталась она в подпольных условиях. Распространялась в университетах и школах. Власти никак не могли установить, кто же ею руководит. Теперь Мирек начал понимать, почему это происходило. Все пятеро обступили его со всех сторон, подняв свои стаканы. Ежи энергично произнёс:

— За Польшу и… за свободу!

Все повторили тост и одним махом выпили содержимое своих стаканов. Ежи повернулся к Марианне и заявил:

— Так как в данный момент мы являемся твоими гостями, ты обязана следить за тем, чтобы наши стаканы были всегда полны.

Он взял стакан Мирека и вместе со своим передал его Марианне. Затем подхватил Мирека под руку и усадил на диван. Ежи явно был здесь лидером. Марианна принесла им наполненные стаканы, и Мирек спросил её:

— А что, если сюда заявится твой отец?

Марианна уверенно ответила:

— Он сюда не заходит. Он слишком занят своей работой и двумя сексапильными любовницами. Они обе — мои хорошие подруги, так что обязательно предупредят меня обо всех его действиях.

— А твоя мать?

Марианна сокрушённо покачала головой:

— Она уже давно умерла.

— А твой отец знает что-нибудь о газете «Вместе»? Вернее, о вашей к ней причастности?

Ежи ответил за неё:

— Нет, никто из наших отцов и понятия об этом не имеет. И все они — большие шишки. Мой отец — проректор Краковского университета. Отец Антона — секретарь польского Союза писателей.

Указав на девушек, он сказал:

— Отец Ирены — небезызвестный генерал-майор Теодор Навкиенко. Предок Натальи — директор регионального управления железнодорожного транспорта.

Мирек задумчиво кивнул и заметил:

— Если вас раскроют, то многие тёплые места станут вакантными.

Ежи мрачно заметил:

— Да, это так. Но они выбрали свой путь, а мы — свой.

Он нагнулся к кофейному столику и, раскрыв серебряный портсигар, предложил Миреку закурить.

— Спасибо, я не курю, — ответил тот.

— Даже такие не будете курить? — Ежи усмехнулся сквозь свою густую бороду.

Мирек пригляделся повнимательнее. Сигареты были чуть больше обычных по размеру, толстые с одного конца и тоненькие с другого. Они были обвязаны тонкими белыми нитками.

— Это марихуана. Тайская, лучшая. Вы только подумайте: если бы несколько месяцев назад майор СБ Мирек Скибор поймал нас за этим делом, нам пришлось бы туго.

Мирек покачал головой и грустным голосом ответил:

— Я сомневаюсь в этом. Один из ваших папаш сделал бы пару телефонных звонков, и вас вскоре бы отпустили.

Ежи прикурил, и Мирек с интересом наблюдал за своеобразным ритуалом, когда сигарета передавалась по кругу. Антон сказал:

— А вы не думаете, что это хорошо придумано? Все принимают нас за кучку испорченных детей. Это отличное прикрытие, легенда.

Ирена громко рассмеялась:

— Мы действительно являемся испорченной тусовкой. Мы — единственная подпольная организация, легенда которой является подлинной.

Она сидела на подлокотнике кресла Антона, обвив его шею руками. Их, очевидно, связывали очень близкие отношения. Мирек подумал о том, кто же является парой для Ежи — Наталья или Марианна? Или, в соответствии с духом компании, обе? Он выпил ещё водки, наслаждаясь её обжигающим вкусом. Наконец он понял, что чертовски устал. Он сказал Ежи:

— Перед тем, как вы все перестанете отдавать себе отчёт в своих действиях, я хотел бы услышать о том, что вы будете делать со мной, когда вы переправите меня дальше?

Ежи затянулся, наслаждаясь глубоко проникшим дымом, затем стал медленно его выпускать. Остатки дыма выходили изо рта, когда он заговорил:

— Мы должны были переправить вас дальше завтра, но днём получили кодированное сообщение из Варшавы. Теперь мы должны ожидать дальнейших инструкций. Видимо, что-то изменено в плане операции.

— Это всё, что вы знаете?

— Да, ваши люди не очень разговорчивы… Но вам тут будет удобно. Вы здесь в полной безопасности. Никому даже в голову не придёт обыскивать этот дом.

Мирек вполне согласился с последним утверждением. Он может спать спокойно. На минуту он задумался и затем спросил:

— Как вы оказались замешаны в этом деле?

Ежи ответил:

— Мы тесно сотрудничаем с другими подпольными организациями. Особенно с теми, что помогают распространять газету. У них широкие связи. Представитель одной такой организации вышел на нас несколько дней назад и попросил быть готовыми к тому, что какой-то важной персоне понадобится наше прикрытие.

— Почему вы приняли это предложение?

Ежи усмехнулся:

— Деньги, дорогой мой! Это даже не деньги, а просто пластины драгоценного металла. Ведь для того, чтобы издавать газету, нужно много денег. Мы благодарны вам за такую прекрасную возможность подзаработать: скоро мы получим за свою работу двадцать пластин жёлтого металла.

— Ясно, — сказал Мирек, поставив стакан на столик. — А как вы узнали, что это буду я?

Наталья ответила:

— Ты стал очень известным, Мирек. Я думаю, что теперь твоё лицо известно в Польше намного лучше, чем лицо папы. Твои фотографии демонстрируют по телевидению, печатают в газетах, расклеивают на стенах. Это длится уже целых три дня. Мы получили инструкции в тот день, когда ты пристрелил полицейских в Остраве. Не надо было быть гением, чтобы понять, кто едет к нам в гости.

Мирек кивнул:

— Куда же вы меня переправите?

Уже захмелевший Ежи ответил:

— В Краков. По крайней мере, таков был первоначальный план. А женщину они отослали обратно?

— Да.

Мирек встал, скорчившись от боли в своих ещё не отошедших после «молочного турне» конечностях.

— Я очень устал и хотел бы лечь спать. Спасибо вам за все.

Марианна сразу же вскочила со своего места.

— Я покажу тебе твою комнату.

Мирек пожал руки Ежи и Антону. Женщины обняли его и поцеловали в щёку. Вслед за Марианной он пошёл наверх. На спине у неё был глубокий вырез, её ягодицы раскачивались перед лицом Мирека. Ноги у неё были очень красивые.

Она свернула налево и пошла по коридору, говоря на ходу:

— Я приготовила комнату, из окон которой открывается вид на озеро…

Марианна остановилась у двери и открыла её.

— …и в которой большая, очень удобная кровать.

Мирек заглянул внутрь. Кровать была действительно огромной. Марианна указала на другую дверь:

— Это ванная. Ванная с большой ванной, где вполне могли бы мыться одновременно два человека. Ты любишь такие ванны?

Мирек не ответил. Он никогда не видел ничего подобного. Он вошёл в комнату, поставил сумку на кровать и обернулся к ней:

— Спасибо тебе, Марианна.

Она прислонилась к двери. Её глаза, её поза — все приглашало Мирека овладеть ею. Соски её груди отвердели в ожидании. Мирек сказал:

— Увидимся утром. Ещё раз спасибо тебе.

Её губы разочарованно опустились, но она снова улыбнулась, подняла руку и указала в сторону:

— Моя комната следующая. Если тебе всё-таки что-нибудь понадобится, не стесняйся. Сладких сновидений, Мирек.

Через десять минут он лежал в огромной ванне, наполненной до краёв горячей водой. Он решил про себя, что такой ванны хватило бы и на четверых. Чувствуя с наслаждением, как боль постепенно уходит из костей, Мирек попытался понять, что же с ним произошло. Ещё несколько дней назад он не задумываясь побежал бы за этой розовокожей блондинкой — ведь его последней женщиной была Лейла. И казалось, что это было уже целую вечность назад. Что-то сейчас помогало ему сдержать чисто физическое влечение.