Эллери полез за сигаретой. Сержант зажег спичку.
      — Куда? — осведомился он.
      — В подъезд позади меня. Едва не прошел мимо.
      Пламя погасло, и они направились к домам мимо детей, игравших в классы.
      — Смотрите — ведь это Пигготт! — усмехнулся Вели. Он зажег еще одну спичку, стоя у подъезда.
      — Добрый вечер, — послышался голос детектива. — Я видел, как вы сюда крадетесь, точно два сыщика-любителя.
      — А что, закон это запрещает? — отозвался сержант Вели. — Ты здесь на дежурстве, Пигготт?.. Да, пожалуй, закурю. — Он взял у Эллери сигарету.
      — Тихо! Вот он идет!
      Эллери и сержант вбежали в подъезд, где стоял Пигготт. Из другого неосвещенного подъезда на той же улице вышел мужчина и начал пробираться сквозь толпу детей.
      — Я весь вечер за ним слежу, — сообщил детектив.
      — По чьему распоряжению, Пигготт?
      — Вашего старика.
      — И сколько это продолжается?
      — Всю неделю. Мы с Хессе сменяем друг друга.
      — Разве инспектор не говорил вам? — спросил сержант Вели.
      — На этой неделе я его почти не видел.
      — В этом нет ничего особенного, — сказал детектив. — Инспектор говорит, что просто старается успокоить налогоплательщиков.
      — Ну и как ваш подопечный проводит время?
      — Ходит и стоит.
      — Здесь он часто бывает?
      — Очень часто.
      — Что он делал в том подъезде?
      — Наблюдал за входом в дом девушки на другой стороне улицы.
      Эллери кивнул.
      — Она сейчас у себя? — спросил он.
      — Мы все прибыли сюда около получаса назад. Девушка провела вечер в справочном зале библиотеки на Сорок второй улице. Мы с парнем тоже там побывали. Потом он последовал за ней сюда, а я за ним.
      — Он входил к ней в подъезд?
      — Нет, сэр.
      — И вообще не приближался к девушке? Не заговаривал с ней?
      — Она даже не замечала, что он следует за ней. Все это похоже на фильм с Хамфри Богартом . За ней наблюдал Джонсон. Он был в заднем дворе на другой стороне, когда мы прибыли.
      — Прямо вечеринка на открытом воздухе. — Внезапно сержант скомандовал: — Пигготт, исчезни!
      Высокий мужчина шел прямо к их подъезду.
      — Привет, — сказал Эллери, шагнув на тротуар.
      — Решил избавить вас от лишних хлопот. — Джимми Маккелл переводил взгляд с Эллери на сержанта Вели. Подъезд позади них был пуст. — Что за великолепная идея?
      — Идея? — Эллери спешно придумывал объяснение.
      — Я видел, как вы двое скользнули в этот подъезд. Что вы тут делаете — наблюдаете за Селестой Филлипс?
      — Я — нет, — отозвался Эллери. — А вы, сержант?
      — Я не делал ничего подобного, — заявил Вели.
      — Забавно. — Джимми продолжал их разглядывать. — Почему вы не спрашиваете, что здесь делаю я?
      — Хорошо, Джимми. Что вы здесь делаете?
      — То же, что и вы. — Джимми достал сигарету и вставил ее в рот, словно знамя. Тон его, однако, был дружелюбным. — Только цели у нас, по-видимому, разные. Я знаю, что некто в городе коллекционирует шеи, а шея этой девушки поддерживает одну из самых красивых голов во всем христианском мире... — Он зажег сигарету.
      — Оберегаете ее? — усмехнулся сержант. — Вы, я смотрю, отчаянный парень.
      — Этим я и прославился. — Джимми выбросил спичку, которая едва не зацепила ухо Вели. — Увидимся позже, если меня не убьют. — Он зашагал по улице.
      — Подождите, Джимми, — остановил его Эллери.
      — Это еще зачем?
      — Что бы вы сказали, если бы я предложил заглянуть к ней?
      Джимми вернулся к подъезду.
      — Для чего?
      — Вы оба имеете право на объяснения.
      — Мне вы ничего не должны объяснять. У меня отличное чутье.
      — Кроме шуток.
      — А я и не шучу.
      — Я не порицаю вас за то, что вы обижены...
      — Кто обижен? Я? Неужели только из-за того, что меня заподозрили в семи убийствах? Чего не бывает между друзьями. — Он внезапно шагнул к Эллери, и сержант Вели напрягся. — Квин, это была самая двуличная затея со времен Медичи . Натравить меня на Селесту, а ее на меня. Мне следовало отлупить вас за это!
      — Ну-ну, — предупредил сержант.
      — Уберите от меня этого громилу!
      — Все в порядке, Вели, — успокоил Эллери. — Понимаете, Джимми, я должен был подвергнуть вас испытанию.
      — И это вам удалось!
      — Конечно, это выглядит глупо. Но вы оба пришли ко мне в такой момент... Я не мог закрывать глаза на возможность, что один из вас...
      — Кот? — Джимми расхохотался.
      — Мы имеем дело с ненормальными явлениями.
      — Разве я похож на ненормального? Или Селеста?
      — На мой взгляд — нет. Но я ведь не психиатр. — Эллери усмехнулся. — А психозы часто поражают молодых.
      — Псих Маккелл! На войне у меня были прозвища и похлеще.
      — Джимми, я никогда этому не верил и не верю теперь.
      — Но всегда остается теоретическая возможность, не так ли?
      — Давайте зайдем к Селесте.
      Джимми не двинулся с места.
      — Насколько я понимаю, если я откажусь, этот антропоид меня двинет?
      — Еще как, — подтвердил сержант Вели. — Где у вас самое больное место?
      — Видите? — горько усмехнулся Джимми. — У нас физическая несовместимость. — И он зашагал прочь, расталкивая играющих в классы и сопровождаемый негодующими детскими воплями.
      — Пускай идет, Вели.
      Вскоре послышался голос Пигготта:
      — Это уже моя забота. Доброй ночи, братец Лось. Когда они обернулись, детектив уже исчез.
      — Значит, он следил за Селестой, оберегая ее от Кота, — промолвил Эллери, когда они переходили улицу.
      — Черта с два.
      — Джимми говорил правду, сержант. Во всяком случае, он сам в это верит.
      — Он что, слабоумный?
      — Едва ли, — рассмеялся Эллери. — Просто он страдает от того, что доктор Казалис мог бы определить — хотя я в этом сомневаюсь — как безумие любви.
      Сержант усмехнулся и огляделся вокруг, стоя перед домом.
      — Знаете, что я думаю, маэстро?
      — После вашей карты Манхэттена не стану даже догадываться.
      — Я думаю, что вы загнали пчелу в улей.
      — Объяснитесь.
      — Возможно, Маккелл считает, что Селеста — в самом деле Кот.
      Эллери посмотрел на гиганта, как будто никогда не видел его раньше.
      — Знаете, что я думаю, Вели?
      — Что?
      — Я думаю, что вы правы. — Помрачнев, он добавил: — Пойдем в дом.
      Подъезд был тусклым и дурно пахнущим. Когда Эллери и Вели вошли, парень и девушка, тискавшие друг друга в тени за лестницей, быстро отскочили в разные стороны.
      — Спасибо. Я отлично провела время, — крикнула девушка, бегом поднимаясь по ступенькам.
      — Я тоже не жалуюсь, Кэрол, — ухмыльнулся парень и вышел, подмигнув двум мужчинам.
      Дверь в задний двор была открыта — от ее верхнего угла тянулась к темному небу веревка с бельем.
      — Пигготт и Джонсон были там, маэстро.
      — Во всяком случае, Джонсона там уже нет, — послышался голос из-под лестницы. — У меня здесь складной стул, сержант.
      — Привет, Джонсон, — не оборачиваясь, поздоровался Вели. — Как дела?
      — С этими двумя юными правонарушителями, которые только что ушли, тут было нескучно. Пришли навестить Селесту Филлипс?
      — Она еще у себя? — осведомился в темноте Эллери.
      — Под ее дверью свет, мистер Квин.
      — Вон та дверь, — указал сержант.
      — Она одна, Джонсон?
      — Ага. — Детектив зевнул.
      Эллери подошел к двери и постучал. Сержант Вели шагнул в сторону.
      После паузы Эллери постучал снова.
      — Кто там? — Голос звучал испуганно.
      — Эллери Квин. Пожалуйста, откройте, Селеста.
      Они услышали, как она медленно отпирает замок и снимает цепочку.
      — Что вам нужно?
      Селеста стояла в прямоугольнике света, прижимая к груди большую потрепанную книгу «Обзор английской литературы. Год первый».
      Субботний вечер на Восточной Сто второй улице. Вместо джаза, танцев и флирта Достопочтенный Беда , «Беовульф» и «Путешествия ныряльщика» Хэклута .
      Девушка заслоняла собой комнату, которую Эллери видел только на фотографиях.
      На ней были строгая белая блузка и черная плиссированная юбка; волосы взъерошены. На пальце синело чернильное пятно. Лицо выглядело утомленным, под глазами темнели круги, кожа потускнела.
      — Могу я войти? — улыбнулся Эллери.
      — Нет. Что вам нужно?
      — Вас не слишком любезно встречают, маэстро, — заметил Вели.
      Селеста на мгновение выглянула из-за двери:
      — Я помню его.
      Сержант застыл.
      — Вам мало того, что вы сделали?
      — Селеста...
      — Не удивлюсь, если вы пришли арестовать меня. От вас всего можно ожидать. Полагаю, Джимми Маккелл и я были сообщниками и вместе передушили всех этих людей. Каждый из нас тянул за свой конец шнура.
      — Селеста, если вы мне позволите...
      — Вы все испортили!
      Дверь захлопнулась у них перед носом. Они услышали резкий поворот ключа и звон цепочки.
      — Каждый тянул за свой конец, — усмехнулся Вели. — Недурная идея. Кто-нибудь обдумывал такую возможность? Они оба...
      — Очевидно, между ними произошла ссора, — пробормотал Эллери.
      — Да, вчера вечером. И еще какая! — послышался веселый голос Джонсона. — Он обвинил ее в том, что она подозревала в нем Кота, а она заявила, что, наоборот, это он подозревал ее. Потом оба стали все отрицать и при этом так орали, что я, сидя во дворе, боялся, как бы не собралась толпа, и мне не пришлось улизнуть. В конце концов, сэр, он ушел, так хлопнув дверью, что она едва не сорвалась с петель.
      — Любовь — дело молодое, — заметил сержант. — А может, Джонсон, они разыграли для тебя комедию? Эй, маэстро, куда вы?
      — Домой, — мрачно ответил Эллери.

* * *

      Всю следующую неделю Эллери не покидало ощущение, что он топчется на месте. Ничего интересного не происходило. Он читал рапорты о Джимми Маккелле и Селесте Филлипс, которые все время ссорились, мирились и ссорились опять. Другие рапорты просто перестали поступать. Однажды Эллери заглянул в Главное управление на утреннюю летучку. Зрелище было удручающим и не дало ничего нового, но Квин-младший испытывал удовлетворение человека, выполнившего свой долг, и больше там не появлялся. Он также благоразумно воздерживался от посещений мэрии, где о его существовании, казалось, забыли, что его чрезвычайно порадовало. Отца Эллери видел редко и старательно избегал задавать ему вопросы относительно прогресса в расследовании доктора Казалиса... А восьмой хвост Кота оставался вопросительным знаком на первой полосе «Экстра».
      Даже газеты топтались на одном месте.
      Это было странно. Status quo ante в американской журналистике заключался не в стоянии на месте, а в отступлении назад. Материал задерживался на первой полосе только в стадии развития. В противном случае он перекочевывал на шестую и продолжал отход, пока вовсе не исчезал из газеты. Однако в истории с Котом правило было нарушено. Дело не развивалось, но по-прежнему оставалось на передней полосе, словно свежая новость.
      Новостью в какой-то мере было то, что Кот дремал в своей берлоге, а не охотился за очередной шеей. Его бездействие возбуждало особый интерес — жуткий магнетизм напряжения. Это напоминало тлеющий огонь между яркими вспышками пламени. Если, как говорил Джефферсон , газеты «служат для того, чтобы рассеивать дым и ядовитые пары», то нью-йоркская пресса могла лишь следовать этому закону.
      Во время таких интервалов нервозность в обществе становилась особенно заметной. Ожидание было хуже самого события. Когда Кот совершал убийство, люди в течение нескольких дней испытывали полуистерическое облегчение, чувствуя, что опасность вновь миновала их самих и их близких. Но страхи не исчезали, а только временно отступали. Облегчение быстро проходило, и вместе с этим возвращалось напряжение, ночные страхи, отсчет дней, мучительный вопрос, кто окажется следующим...
      Бесполезно было бороться со страхом, пытаясь убедить себя в том, что вряд ли именно вы станете очередной жертвой. Срабатывали психологические законы лотереи, в которой выиграть может каждый, но, в отличие от других подобных игр, призом являлись не деньги, а смерть. Билеты были проданы всем ньюйоркцам, и каждый леденел от ужаса, что в следующий раз он может вытянуть выигрышный номер.

* * *

      Эллери радовался, что неделя подходит к концу, но суббота казалась невыносимой. Абсурдный график интервалов не давал ему покоя. Между первой и второй жертвами — девятнадцать дней, между второй и третьей — двадцать шесть, между третьей и четвертой — двадцать два, между четвертой и пятой — Моникой Маккелл и Симоной Филлипс — необъяснимое сокращение до шести дней, а затем, между шестой и седьмой жертвами, вновь увеличение до одиннадцати. Не было ли это началом новой восходящей спирали? Не станут ли интервалы регулярными? Сегодня был двенадцатый день после удушения племянницы миссис Казалис.
      В подобной неопределенности с каждой минутой усиливался страх.
      Эллери провел субботу разъезжая по полицейским вызовам. Впервые он воспользовался полномочиями, предоставленными ему мэром. Квин-младший не был уверен, что они сработают, но когда он потребовал радиофицированный автомобиль, то черный лимузин, рассчитанный на семь пассажиров, без опознавательных надписей, с шофером и детективами в штатском появился очень быстро. Сидя в салоне, Эллери слушал бесконечные рассказы о «потрясающих делах». Причем каждый детектив был здоровенным парнем вроде сержанта Вели и обладал соответствующей его габаритам глоткой, так что шума было много.
      Весь день Эллери интересовало, что происходит с его отцом. Никто не знал, где инспектор Квин, — старик ушел, когда Эллери еще спал, и не приходил в управление.
      Они мчались под рев сирены от Бэттери до Гарлем-Ривер, от Риверсайд-Драйв до Первой авеню. Они участвовали в разгоне драки подростков на Сан-Хуан-Хилл и аресте кокаиниста, пытавшегося всучить поддельный рецепт бдительному йорквиллскому аптекарю. Они посещали места ограблений, дорожно-транспортных происшествий и других событий — таких, как попытка изнасилования в коридоре «Хеллс-Китчен» или угон машины возле ломбарда на Третьей авеню. Они были свидетелями бескровной поимки гангстера в Маленькой Италии, давно разыскиваемого по подозрению в убийстве, и побега внезапно впавшего в буйство повара-литовца из ресторана в Маленькой Венгрии. На их дежурство пришлось четыре самоубийства — это, как объяснили детективы, превышало обычную норму, но лето выдалось скверное. Одно из них произошло на станции метро «Боулинг-Грин», где пожилой бруклинец бросился под поезд; второе на Хералд-сквер, где девушка выбросилась из окна отеля, в котором зарегистрировалась как приезжая из Чикопи-Фоллс в Массачусетсе, как оказалось, она сбежала из дома; третье — в жилом доме на Райвингтон-стрит, где женщина отравила газом себя и ребенка; четвертое — на Западной Сто тридцатой улице, где алкоголик вскрыл себе вены. Было два вызова по поводу убийств: первый перед полуднем, в связи с поножовщиной в гарлемском притоне; второй в половине седьмого на Восточную Пятидесятую улицу, где служащий рекламного агентства забил жену до смерти гаечным ключом. Последнее дело заинтересовало детективов, так как в нем был замешан еще один мужчина — темная личность с Бродвея, — и они хотели задержаться, но Эллери велел ехать дальше.
      Удушений не было — ни шнурами, ни без.
      — Еще один обычный день, — промолвил детектив за рулем, сворачивая на Восемьдесят седьмую улицу. Голос у него был виноватый.
      — Почему бы вам не поездить и вечером? — предложил другой детектив, когда Эллери вылез из машины. — Субботние вечера всегда оживленные, мистер Квин. Может, к ночи Кот выйдет на охоту.
      — Судя по боли в моем левом желудочке, — ответил Эллери, — это маловероятно. Да и какая разница — я ведь могу все прочитать в газете. Не заглянете ко мне пропустить по стаканчику, ребята?
      — С удовольствием, — отозвался водитель.
      Но второй детектив возразил:
      — Лучше отправляйся к своей старухе, Фрэнк. А мне ехать далеко — в Роквилл-Сентр, мистер Квин. Но все равно спасибо.
      Наверху Эллери обнаружил записку отца с указанием времени — 19.00.
      «Эл! Звонил тебе, начиная с пяти. Забежал домой, чтобы оставить записку. Немедленно отправляйся к Казалису — я буду у него. На 19.30 назначено большое совещание».
      Было без двадцати пяти семь, и Эллери выбежал из квартиры.

* * *

      Когда горничная в фартуке проводила его в гостиную Казалиса, первым человеком, которого увидел там Эллери, был мэр Нью-Йорка. Измученный слуга народа откинулся в шезлонге, сжимая в руке бокал и уставясь на бюст Зигмунда Фрейда над головой Эллери.
      Полицейский комиссар, сидя рядом с мэром, сосредоточенно изучал дым своей сигары.
      Доктор Казалис сидел на турецком диване, опираясь на шелковые подушки. Жена держала его за руку.
      У окна стоял инспектор Квин, погруженный в молчание.
      Атмосфера была ледяной.
      — Только не говорите, что вас постигла неудача! — взмолился Эллери.
      Никто не ответил. Миссис Казалис встала и приготовила виски с содовой, за что Эллери был искренне благодарен.
      — Эл, где ты сегодня был? — Инспектору не удалось притвориться, что его это в самом деле интересует.
      — Ездил с полицейскими по вызовам. Не заблуждайтесь, мистер мэр, — предупредил Эллери. — Это единственный раз с тех пор, как я взялся за дело. В дальнейшем я буду проводить специальное расследование, сидя в кресле — если только будет «дальнейшее».
      Взгляд мэра скользнул по нему почти с отвращением.
      — Садитесь, мистер Квин.
      — Никто не ответил на мой вопрос.
      — Это был не вопрос, а заявление, — отозвался с дивана доктор Казалис, — которое в точности соответствует действительности.
      — Садитесь, Квин, — снова проворчал мэр.
      — Благодарю вас, мистер мэр. Я составлю компанию отцу. — Эллери удивила внешность доктора Казалиса. Его светлые глаза лихорадочно блестели, а сморщенная кожа напоминала разъеденную водой почву — ледник начал таять. Он вспомнил замечание Казалиса насчет бессонницы. — Вы выглядите утомленным, доктор.
      — Пришлось много работать.
      — Он совсем измучен, — вмешалась миссис Казалис. — Просто заездил себя. У него не больше разума, чем у ребенка. Дни и ночи напролет...
      Муж стиснул ее руку.
      — Наша психиатрическая атака ни к чему не привела, мистер Квин.
      — Эту неделю я работал непосредственно с доктором Казалисом, Эллери, — заговорил инспектор. — Мы закончили только сегодня. Вариантов было много, мы использовали все.
      — И все втихомолку, — с горечью добавил мэр. — Ни слова в газетах.
      — Конечно, виноват я, — сказал доктор Казалис. — Но тогда это казалось неплохой идеей.
      — Тогда, Эдуард? А теперь? — Миссис Казалис озадаченно смотрела на мужа.
      — Разбитое яйцо не соберешь заново, дорогая.
      — Не понимаю.
      — А насколько я понимаю, Квин, — вмешался мэр, — вы, выражаясь терминами бейсбола, не добежали даже до первой базы?
      — Я даже ни разу не взмахнул битой, мистер мэр.
      — Ясно.
      «Специальный следователь уходит со сцены», — подумал Эллери.
      — Каково ваше мнение, инспектор Квин?
      — Дело архисложное, мистер мэр. При обычном расследовании убийства круг подозреваемых ограничен. Муж, друг, враг, соперник и так далее. Начинают вырисовываться мотивы и версии, поле деятельности сужается. Мы работаем с человеческим материалом и даже в самом запутанном деле рано или поздно добираемся до истины. Но в этом случае... Как тут можно сузить поле деятельности? С чего начать? Между жертвами нет никакой связи. Нет подозреваемых. Нет улик. Каждое убийство приводит в тупик. Кот может быть любым жителем Нью-Йорка.
      — И спустя столько недель, инспектор, вы все еще это заявляете?— воскликнул мэр.
      Инспектор поджал губы.
      — Я готов прямо сейчас вручить вам мой значок.
      — Нет-нет, инспектор. Я просто размышлял вслух. — Мэр посмотрел на комиссара. — Ну, Барни, что нам делать теперь?
      Комиссар тщательно стряхнул пепел:
      — Откровенно говоря, делать нечего. Мы предпринимали и предпринимаем все, что находится в пределах человеческих возможностей. Я мог бы предложить тебе нового комиссара полиции, Джек, но сомневаюсь, что это удовлетворит кого-нибудь, кроме «Экстры» и ей подобных, а тем более что это поможет поймать Кота.
      Мэр раздраженно махнул рукой:
      — Вопрос в том, действительно ли мы делаем все возможное. Мне кажется, мы можем ошибаться, считая Кота жителем Нью-Йорка. Предположим, он приезжает из Байонны, Стэмфорда или Йонкерса...
      — Из Калифорнии, Иллинойса или с Гавайских островов, — добавил Эллери.
      — Не думаю, Квин, что подобные шутки нас к чему-то приведут, — сердито сказал мэр. — Речь идет о том, Барни, предпринимали ли мы что-нибудь за пределами города.
      — Все, что могли.
      — Мы предупредили каждый населенный пункт в радиусе пятидесяти миль от города по меньшей мере шесть недель назад, — сказал инспектор. — Велели им присматривать за психами. Но до сих пор...
      — Никто не может упрекнуть нас в том, что мы концентрируем внимание на Манхэттене, Джек, пока у нас не будет конкретных оснований действовать иначе.
      — Моим личным мнением, — добавил инспектор, — было и остается то, что Кот — обитатель Манхэттена. Мне он кажется местным зверем.
      — Кроме того, Джек, — сухо промолвил комиссар, — наша юрисдикция ограничена городом. За его пределами мы можем только брать в руки оловянную кружку и просить милостыню.
      Мэр со стуком поставил свой стакан и отошел к камину. Эллери рассеянно принюхивался к своему виски, комиссар снова занялся сигарой, доктор Казалис и инспектор Квин смотрели друг на друга через комнату, моргая, чтобы не заснуть, а миссис Казалис сидела прямо, точно гренадер.
      Мэр внезапно повернулся:
      — Доктор Казалис, каковы шансы на расширение зоны вашего исследования?
      — Мы сосредоточились на Манхэттене.
      — Но ведь психиатры имеются и за его пределами?
      — Естественно.
      — Что, если привлечь их?
      — Ну, это заняло бы несколько месяцев, и вам все равно бы не удалось проверить всех. Даже здесь, в самом центре, где я имею значительное профессиональное влияние, я смог добиться сотрудничества только шестидесяти пяти–семидесяти процентов врачей. Если в поле деятельности включить Уэстчестер, Лонг-Айленд, Коннектикут, Нью-Джерси... — Доктор Казалис покачал головой. — Что касается меня лично, мистер мэр, то мое участие отпадает. У меня нет ни сил, ни времени браться за подобный проект.
      — Но не могли бы вы проверить хотя бы весь Манхэттен, доктор? Ответ может скрываться в картотеке одного из тридцати или тридцати пяти процентов врачей, которые отказались с вами сотрудничать.
      Доктор Казалис нервно забарабанил пальцами.
      — А я-то надеялся...
      Миссис Казалис разжала губы:
      — Эдуард, ты не должен сдаваться!
      — Et tu , дорогая?
      — Как ты можешь разом все бросить?
      — Даже очень просто. Я был глуп, что взялся за это.
      Миссис Казалис произнесла что-то настолько тихо, что доктор переспросил:
      — Что, дорогая?
      — Я спросила, не забыл ли ты о Ленор.
      Она поднялась с дивана.
      — Дорогая. — Доктор встал вслед за ней. — Ты сегодня расстроена...
      — Сегодня? По-твоему, я не была расстроена вчера и позавчера? — Она закрыла лицо руками. — Если бы Ленор была дочерью твоей сестры, она значила бы для тебя так же много, как для меня...
      — Думаю, джентльмены, — быстро сказал мэр, — мы достаточно долго пользуемся гостеприимством миссис Казалис.
      — Простите. — Она сдержала рыдания. — Эдуард, пожалуйста, позволь мне уйти.
      — Хорошо, дорогая. Дай мне поспать двадцать четыре часа и двухдюймовый бифштекс, когда я проснусь, и я продолжу с того места, где остановился. Договорились?
      Миссис Казалис неожиданно поцеловала мужа, потом что-то пробормотала и выбежала из комнаты.
      — Полагаю, джентльмены, — заметил мэр, — нам следует преподнести миссис Казалис несколько дюжин роз.
      — Моя единственная слабость, — усмехнулся психиатр. — Никогда не мог противостоять выделениям женских слезных желез.
      — Тогда, доктор, — предупредил Эллери, — вам, возможно, придется работать в более скверных условиях.
      — То есть, мистер Квин?
      — Если вы уточните возраст семи жертв, то увидите, что каждая из них моложе предыдущей.
      Сигара едва не выпала у комиссара изо рта. Лицо мэра стало кирпично-красным.
      — Седьмой жертве — племяннице вашей жены, доктор, — было двадцать пять лет. Если в этом деле можно что-либо предсказывать, так это то, что номеру восемь будет меньше двадцати пяти. Так что, если вам или нам не повезет, мы скоро начнем расследовать удушения детей. — Эллери поставил стакан. — Пожелайте от меня доброй ночи миссис Казалис.

Глава 7