Древо жизни. Книга 1

…Но будет ли счастливо от этого само человечество? Созрело ли оно для того, чтобы стать сверхразумным… Не таится ли в этом смертельная опасность?»

Лес, чем дальше, становился гуще. Толстые стволы деревьев, переплетённые лианами, преграждали путь. Лучи солнца едва проникали сквозь гущу листвы и ложились на землю лёгкими бликами.

Сзади послышался шорох. Сергей быстро обернулся. На тропинке стояла девушка. Длинные золотистые волосы спадали ей на плечи, закрывая обнажённую грудь. Широкая косая повязка едва прикрывала её стан, почти полностью обнажая правую ногу. Стройные, с золотистым загаром ноги были обуты в лёгкие сандалии, закреплённые на голенях кожаными ремешками. Её зеленоватые, широко раскрытые глаза со страхом и любопытством смотрели на Сергея.

Сергей от неожиданности зажмурился и невольно покрутил головой, как бы стряхивая с себя наваждение. Когда он открыл глаза, тропинка была пуста.

Прошло три месяца. Чувство странного возбуждения, охватившее Сергея после встречи с незнакомкой, постепенно улеглось. Сергею стало казаться, и он вскоре почти убедил себя в этом, что юная лесная нимфа с зелёными глазами, встретившаяся ему на тропинке леса, – плод его воображения и усталого мозга. Он был доволен собой, что ни слова о случившемся не сказал Ольге. Постепенно насторожённость покинула его. Если вначале присутствие, как он подумал, людей на острове его обрадовало, то потом он стал опасаться неожиданностей, связанных с этим, тем более что наряд лесной нимфы был более чем странен. Испытывая двойственное чувство желания встречи и одновременно опасения её, он часто углублялся в лес, держа наготове заряженный карабин, но, кроме диких кабанов и оленей, не встречал никого в своих лесных прогулках.

Ещё раз проверив свои записи и расчёты, он переписал их все начисто, пронумеровав, как положено, последовательно уравнения, и стал ждать связи с Кравцовым.

И все же встреча, если это была встреча, а не плод воображения, взволновала Сергея, и это волнение каким-то образом передалось Ольге. Сергей замечал на себе украдкой брошенные, тревожно-вопросительные взгляды жены. Ольга стала раздражительной, но эта раздражительность проявлялась только на дочери и имела естественное объяснение. Девочка поразительно быстро развивалась. Она уже самостоятельно читала детские книжки, найденные в библиотеке, но была страшно непоседливой и вечно куда-то пропадала. Её можно было найти в самом неожиданном и неподходящем месте: то на чердаке дома с неизвестно откуда появившейся кошкой, то на дереве, и было страшно смотреть, как она, по требованию матери, слезала с высокого ствола росшего возле самого крыльца развесистого дуба.

– Девочке нужна сестричка или братик, – категорически заявила наконец Ольга Сергею, стоявшему на крыльце и наблюдавшему, как дочь тщетно пытается одеть кошку в платье куклы. Платье явно было меньше требуемого размера. Кошка отчаянно мотала головой и пыталась лапами сорвать предлагаемую одежду.

Сергей, продолжая наблюдать за дочерью, молча обнял правой рукой плечи Ольги, привлёк её к себе и прижался губами к её виску. Только сейчас он заметил, что волосы Ольги, ранее светло-пепельного цвета, приобрели золотистый оттенок.

– Мы, кажется, покрасились? – шутливо, с лёгкой иронией спросил он.

– Мне показалось, что тебе так больше понравится, – ответила Ольга.

Сергей покраснел.

– С чего ты это взяла? – спросил он.

– Сама не знаю, скорее, чувствую…

– Что же ты чувствуешь? – шутливо, но с внутренней насторожённостью спросил Сергей.

– Чувствую, что ты стал как-то дальше… Ты перестал замечать меня, – продолжала она. – Тебя что-то постоянно беспокоит.

– Ну, естественно, беспокоит длительное отсутствие связи с Кравцовым. Я хочу передать ему расчёты, а он не появляется…

– Нет, милый, это не то беспокойство. Это совсем другое. Я, не забывай, женщина и чувствую, какого рода беспокойство у мужчины, особенно у мужчины любимого и единственного.

– Ты моя любимая и ты моя единственная, – Сергей крепче обнял плечи жены.

Ольга повернула к нему лицо и, глядя снизу вверх, в самую глубину глаз, сказала:

– Достаточно быть любимой… а единственной… это не так важно… Что бы ни случилось, – продолжала она, – я хочу иметь от тебя ещё ребёнка…

– Милая, но что может случиться? Все, что могло с нами случиться, уже случилось. Мы побывали на далёких планетах и встретились вновь, как ни невероятна была эта встреча. Там, на Счастливой, и ещё на одной планете, – Сергей внезапно остановился. – Странно, – задумчиво сказал он. – Очень странно! Я вдруг вспомнил, что Счастливая была не одной-единственной планетой, где побывала наша экспедиция… Но я больше ничего не помню… Постой, постой… Не может быть!

– Что?

– На Земле ли мы?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вся эта странность. Длительное отсутствие связи, Кравцов. Может быть, это не Кравцов, может быть, мы…

– Какая чепуха, – возмутилась Ольга. – Ты посмотри на небо! Наши звезды…

– Действительно, – облегчённо вздохнул Сергей. – Как я… да что там, – он махнул рукой. – Вспомнил, вспомнил! – закричал он вдруг, отпуская Ольгу.

– Что же ты вспомнил?

– Вспомнил, как называлась та планета! Перун!

– Перун, кажется, древнее божество славян.

– Да, это бог молнии и огня. В этом названии что-то есть… Пытаюсь вспомнить, но не могу. Почему мы дали ей такое название? Счастливую мы назвали так потому, что она как бы родная сестра Земли. Зеленые долины, прохладные реки, океаны, чистый воздух. Перун, почему Перун? Не помню!

– Я тоже ничего не помню о своём полёте, – вздохнула Ольга. – Ну, ладно. Пойдём обедать. Оля! – закричала она дочери, которая бросила кошку и гоняла по двору большого белого петуха. Петух боком отскакивал в сторону и, наклонив голову, волоча крыло по земле, описывал вокруг ребёнка воинственные круги. – Сейчас же иди домой и мой руки!

Обед прошёл в молчании. Только, когда после черепахового супа Ольга подала на стол великолепный заячий паштет с уложенными вокруг жареными трюфелями, Сергей оживился и вопросительно посмотрел на жену.

– Тебе надо сегодня набраться сил, – шутливо сказала она, но в её глазах Сергей подметил едва уловимую грусть.

Утром следующего дня случилось то, что вызвало у Сергея крайнее возмущение и раздражение. Войдя к себе в кабинет, он обнаружил на столе записку, подписанную «Кравцов». В записке Кравцов благодарил Сергея за расчёты и поздравлял его с избранием в члены Всемирной Академии наук. Записи, которые лежали в правом углу стола, исчезли. Сергей поделился новостью с Ольгой, выразив при этом своё возмущение бестактностью Кравцова и глупой таинственностью появления записки.

– Если уж он был здесь, а об этом свидетельствует записка, то почему не дал о себе знать. Черт знает что! – негодовал он. – Пробраться подобно ночному вору…

– Ну, не преувеличивай, – ответила Ольга. – Он мог и не быть здесь!

– А как же записка? Она что, с неба свалилась?

– Записка появилась здесь таким же способом, как появляется одежда, еда в холодильнике, куклы для Оленьки, наконец.

– Ты права, – согласился Сергей, – но, – продолжал он, – проще было бы выйти на связь.

– Кто знает, может быть, и сложнее. Ведь он предупреждал тебя.

Прошло ещё три года. Население острова увеличилось. Появился Вовка, названный так в честь отца Сергея, которого Сергей помнил только по рассказан матери, так как тот умер, когда Сергею не было ещё года. Оленьке шёл уже шестой год. Она сильно выросла и обещала быть очень красивой девушкой. Рождение брата для неё было большой радостью. Целыми днями они проводили вместе. Все заботы по уходу за малышом она взяла на себя.

Сергей много работал. В доме появился новый, более совершённый компьютер. Сергей этому уже не удивлялся, как и не удивлялся тому, что его законченные работы таинственно исчезают со стола и вместо них появляются записки с выражением признательности. Это уже стало привычным.

Время от времени они с Ольгой предпринимали многодневные экскурсии по острову. Оленька в таких случаях оставалась дома и присматривала за малышом. В одной из таких экскурсии Сергей в южном склоне горы Франклина обнаружил большую, разветвлённую пещеру. Два дня они при свете факелов обследовали её. Пещера оказалась большой и тянулась куда-то вглубь горы. Летучие мыши были единственными её обитателями.

На юго-восток от пещеры, почти в центре острова, они обнаружили обширное болото. На болоте водилась масса дичи: серых уток, казарок, водяных курочек. Рай для охотника. Но, к сожалению, у них не было собаки. И однажды Сергей чуть было не поплатился жизнью, пытаясь достать убитую утку. Он провалился в так называемое окно. Ольга, которая на этот раз сопровождала его, рискуя жизнью, вытащила его из трясины при помощи длинной жерди.

За шесть лет, проведённых на острове, они обследовали его вдоль и поперёк. На север от болота, километров на пять, тянулся огромный крутой овраг, вернее, каньон, происхождение которого было непонятно. Его склоны в центре были настолько высоки и круты, что думать о том, чтобы его преодолеть, не приходилось. На запад и восток овраг мелел. С другой стороны, он представлял собой довольно удобную дорогу от дома по направлению к горе. Недалеко от озера в него можно было войти без особого труда, так же, как и выйти из него километрах в четырех от подножия горы. Идти по его дну значительно легче, чем по лесу, поросшему густым, подчас непроходимым, подлеском. Из болота вытекала довольно полноводная река. Весной в реку заходили на нерест стаи лосося. Рыба шла так густо, что её можно было ловить руками.

Весь юго-запад был покрыт холмами, поросшими великолепными кедрами и соснами, между которыми струились бесчисленные прозрачные ручьи. Деревья здесь стояли реже, чем в центре острова, и лес изобиловал дичью. Из птиц встречался дикий американский индюк, мясо которого часто украшало стол островитян.

Северная часть острова была лесиста. Здесь часто встречались старые, давно заросшие болота. Болота чередовались с обширными участками песчаной почвы, поросшей дубом и соснами. На болотах росло много черники и брусники. Тут же можно было найти целые поляны белых грибов, а в ельниках – рыжики.

Казалось, ничто не угрожало счастью невольных робинзонов. Они ни в чем не нуждались, все необходимое, что не мог дать им сам остров, появлялось незамедлительно, словно кто-то следил за их желаниями и, угадывая их, немедленно выполнял. Климат на острове был ровным. Лето сменялось золотой осенью, за которой сразу же, минуя зиму, наступала весна.

И тем не менее беда пришла. Она пришла не откуда-то извне. Источником беды был сам Сергей. Все чаще и чаще его охватывало смутное беспокойство и раздражительность. Все реже он садился за письменный стол и включал компьютер. Ольга, которой он ещё недавно в часы отдыха любовался и восхищался, стала его раздражать. Особенно её неизменная покладистость. Казалось, она угадывала его желания и это угадывание и следующие за ним поступки вместо радости вызывали все усиливающееся раздражение. В таких случаях Ольга терялась, жалобно смотрела на него, тщетно стараясь понять причину. Нет, Сергей внешне никак не проявлял своё состояние, он был по-прежнему ровен и спокоен, но она неизменно, каким-то шестым чувством, угадывала его недовольство.

Однажды, проснувшись ночью, Сергей заметил, что она плачет. Раньше это взволновало бы его, обеспокоило, во всяком случае он постарался бы выяснить причину, но теперь лишь с досадой повернулся на другой бок и сделал вид, что спит. Это не укрылось от жены, и она весь следующий день была грустной и старалась не попадаться ему на глаза.

В последний год такое случалось все чаще. Сергей стал теперь уходить надолго в лес, возвращаясь только к вечеру, а иногда и на следующий день.

Особенно его тянуло на холмы юго-западной части острова. Он давно уже привык спать под открытым небом. На острове не встречались крупные хищники и ядовитые змеи. Однажды, правда, он обнаружил следы, судя по признакам, кошачей породы, но не мог определить его вида.

Сидя во время одной из таких прогулок у костра и наблюдая, как его отблески пляшут в окружающей тьме ночи, Сергей задумался, стараясь разобраться в самом себе. Его чувства к жене не вызывали у него никакого сомнения. Он любил её и твёрдо знал это. Он тяготился своей раздражительностью, приносящей жене огорчения. Часто засыпая и вспоминая прошедший день, Сергей давал себе слово завтра быть предельно внимательным к Ольге, но наступало утро, и все оставалось по-прежнему. Приступы беспричинной раздражительности учащались. Хуже было то, что его уже не тянуло к работе. Не было того всеохватывающего волнения, когда под его рукой рождались новые уравнения и формулы. Все сделанное им ранее представлялось ненужным. «Может быть, я дичаю, – с горькой усмешкой думал Сергей. – Я даже перестал бриться». Он провёл рукой по щеке. «Отпустить, что ли, бороду и стать настоящим дикарём с всклокоченной бородой и крепкими длинными когтями. Нет, с этим пора кончать». Ему вдруг захотелось искупаться.

До побережья по прямой было недалеко. Он быстро поел поджарившееся уже мясо, взял карабин и сумку и пошёл к берегу, намереваясь провести ночь на берегу моря.

Он шёл мимо холмов, вершины которых темнели на фоне неба. Погруженный в свои мысли, Сергей не заметил, что прошёл уже порядочно, а берега, который должен был быть рядом, все не чувствовалось.

«По-видимому, я несколько завернул к северу», – подумал он и сменил направление. Прошёл ещё час, но берег так и не показывался. «Что за черт! – выругался Сергей. – Придётся дождаться утра». Он огляделся. Холмы исчезли. Поверхность была ровной. Деревья росли очень редко. Под ногами – высокая трава. Сергей положил под голову сумку и лёг, но сейчас же вскочил. Небо!.. Оно было чужое…

ПОД НОВОЙ ЛУНОЙ

Постепенно стало светать. Сергей остановился. Охвативший его вначале страх прошёл. Возможно, необычности ситуаций за последние шесть лет жизни приучили его не удивляться внезапности перемен. Скорее не разумом, а подсознанием он уже давно ощутил странность реальности, если эта реальность была действительно реальностью, а не искусственным созданием развившейся за двести лет его отсутствия на Земле цивилизации. Поэтому чужое небо, поразившее его, могло бы вызвать у кого-то другого психологический шок, у него же это после вполне естественного испуга теперь вызывало скорее чувство любопытства. Поэтому он спокойно воспринял восход огромной луны, диаметр которой превышал раз в пять диаметр земного спутника. Стало почти светло. Серебристый свет ночного светила искажал краски, но Сергею казалось, что листва деревьев, так же, как и трава, окрашена в привычный зелёный цвет. Это его совсем успокоило.

Он ждал, что наваждение скоро кончится, и он снова будет у себя дома и увидит жену и детей. Чтобы не сидеть на месте, Сергей пошёл, выбрав себе для ориентира холм, видневшийся на горизонте. Горизонт ему показался несколько суженным. «Если это другая планета, – подумал он, – то её радиус уступает земному». Лёгкость в членах подтверждала догадку.

Теоретически он вполне допускал подобные смещения пространства и времени, тем более что его собственные расчёты доказывали их возможность, но это только теоретически. Что касается практики, тем более практики, где он сам оказался действующим лицом, то это как-то не укладывалось в сознании.

Так, мы часто теоретически понимаем вероятность катастроф, крушения поездов, самолётов, но не можем себе представить, вернее, не хотим представить себя их участниками. Мы все знаем, что умрём, но стараемся не думать об этом; планируем свои действия на время, превышающее подчас тот отрезок, который нам остаётся пройти в этой жизни. Наша душа окружена коконом иллюзии своей собственной исключительности и нашёптывает нам из этого кокона: «Спокойно, с тобой ничего не случится, а если и случится, то не с тобой, а с твоим соседом». Как хорошо, как это удобно и как это необходимо!

Тысячи и тысячи людей на нашей планете ежедневно попадают под машины. Мы это спокойно воспринимаем как вынужденную дань развитию техники и цивилизации. Но узнай кто-нибудь из нас, что через три года он попадёт под колёса автомобиля и его бездыханное тело увезут в морг, оставшиеся три года покажутся мучительнейшей пыткой. Разве не это чувствует раковый больной, когда ему со скорбным, приличествующим ситуации выражением лица сообщают диагноз.

«По-видимому, – решил Сергей, – со мной производят эксперимент, в котором я пока ничего не понимаю, но и ничего изменить не могу. Надо быть спокойным! Посмотрим, что будет дальше».

Поэтому Сергей совсем не удивился, когда перед ним внезапно выросли три низкорослые фигуры, одетые в нечто подобное скафандрам. Он остановился и даже приветливо помахал им рукой.

– Привет, мальчики.

«Мальчики» подошли поближе. Ростом они не достигали даже плеча Сергея. «Метр шестьдесят, не больше», – определил он. Однако в руках «мальчиков» Сергей заметил то, что заставило его быть настороже. Это были бластеры, во всяком случае нечто, очень на них похожее. Судя по тому, что эти штуки висели у них на шее и все трое многозначительно направили их на Сергея, он решил, что не ошибся в их назначении.

– Но-но, – произнёс он, стараясь придать голосу как можно больше спокойствия и дружелюбия. – Нам нечего с вами делить, и, если я вам чем-то не нравлюсь, я могу спокойно удалиться.

Тот, что стоял посредине и, очевидно, был старшим, отступил в сторону и протянул руку, приглашая Сергея пройти в указанном направлении. При этом он повёл бластером, явно подчёркивая категорический характер предложения. Сергею ничего не оставалось, как подчиниться. Один из низкорослых вышел вперёд, показывая дорогу, остальные пошли сзади на расстоянии метров шести—семи.

«Опытные», – подумал Сергей. Происходящее ему все меньше и меньше нравилось. Он задержал шаг и остановился. Сейчас же послышался свистящий окрик. Сергей продолжал стоять. Мгновенная вспышка, и земля у его ног оплавилась.

«Ого, – подумал Сергей, немедленно двигаясь с места. – Эти коротышки шутить не любят. Выходит, я пленник!»

Вскоре они подошли к забору, поверх которого тянулась колючая проволока. По углам забора стояли вышки. «Вот и концлагерь, – подумал Сергей. – Странно, бластеры и концлагерь… Что-то не вяжется».

Они подошли к воротам. У ворот расхаживал часовой. Конвоиры свистнули ему. Часовой что-то просвистел в ответ и открыл ворота. Сергей шагнул внутрь. Вокруг широкого двора стояли бараки. Судя по отблескам – луна уже высоко взошла – они были сделаны из металла. Прошли через плац и направились к расположенному поодаль приземистому строению. У крыльца его тоже стоял часовой. Последовал обмен свистом, и Сергея втолкнули внутрь дома. В комнате за обычным столом сидело подобие человека в голубом мундире с ярко-жёлтыми нашивками. Увидев входящего Сергея, он вскочил и что-то, как показалось, возбуждённо засвистел. Последовал длительный обмен свистящими звуками, в которых трудно было различить подобие слов.

Человечек вскочил, подбежал, семеня короткими ножками, к Сергею и, протянув руку, попытался достать до его головы. Тут только Сергей обратил внимание, что пальцев у него шесть. Руки, как, впрочем, и лицо, покрыты густой шерстью, и только ладони и пальцы были от неё свободными. Рассматривая вблизи, при свете плафона, канцеляриста, как окрестил его про себя Сергей, он не мог не содрогнуться от отвращения. Человек был уродлив в прямом смысле этого слова. Из-под волос головы торчали остроконечные собачьи уши, нос был как бы вывернут и смотрел вперёд ноздрями, из которых свешивались клочья шерсти. От человека неприятно пахло чем-то вроде псины, и Сергей невольно поморщился.

Канцелярист вернулся к столу и, наклонившись над ним, что-то снопа просвистел. Оттуда послышался ответный свист.

Конвоир ткнул его бластером в спину, приказывая выходить. Теперь с Сергеем шли четверо. Поодаль находилось ещё строение, но больше по размерам и значительно выше. Они вошли туда.

Сергея втолкнули в отделанную пластиком комнату и знаками велели раздеться. Затем совершенно голого повели через коридор в другую комнату, где уже сидело несколько обезьян, так теперь возмущённый Сергей решил называть их. Его, видимо, ждали, и сейчас же окружили. Его измеряли, щупали, заглядывали в рот, трогали органы и что-то возбуждённо свистели. Затем повели куда-то ещё и усадили в кресло. На голову надели шлем, а перед ним поставили большой экран и знаками предложили смотреть. На экране появился треугольник, затем шар. Сергей, уже понимая, в чем дело, вообразил неэвклидову поверхность. Её изображение сразу же появилось на экране. Обезьяны возбуждённо засвистели. Одна из них, по-видимому, самая эмоциональная, забегала по комнате, свистя и размахивая руками.

Затем на экране появились какие-то знаки. Сергей понял и изобразил азбуку. Затем «стёр» её и изобразил слова «Пошли вы все на…». «Стёр» и снова изобразил азбуку. Возбуждение среди обезьян росло.

На экране появилось изображение звёздного неба. Две звёздочки мигали при этом. Сколько ни пытался Сергей понять звёздную карту, но не мог ничего припомнить. Расположение их было незнакомым. На всякий случай он по памяти разместил на экране знакомые созвездия и затем изменил их расположение и показал небо таким, каким оно выглядело с Марса. Землю он обозначил мигающей точкой. Обезьяны были чем-то ошеломлены. Снова появилась карта неба. Сергей перечеркнул её жирной чертой и снова изобразил свою. Затем – ему это уже надоело – изобразил одетого человека, потом голого и снова одетого, давая им знать, что он хочет, чтобы ему вернули одежду. Сейчас же на экране появился одетый Сергей, перечёркнутый чертой, и затем он же голый. Сергей возмутился и хотел встать. Но конвоирующие обезьяны направили на него бластеры. Снова появилось изображение. Сергей покорился и стал отвечать на вопросы.

Самым интересным было изображение разреза мозга с контурами черт обезьян-хозяев. Сергей обратил внимание на сильно развитые височные доли. Что касается лобных, то они были значительно меньше. Сергей изобразил мозг человека. Это у обезьян вызвало, как показалось Сергею, разочарование. Тогда Сергей изобразил атомный взрыв. Это произвело на обезьян шоковое впечатление. Они вдруг притихли. Минут пять они тихо между собой пересвистывались. На экране вдруг появилось изображение космического корабля. Обезьяны вопросительно посмотрели на пленника. Сергею вдруг смертельно все надоело. Хотелось пить. Он дал знак, но обезьяны продолжали показывать ему на экран. Сергей изобразил стакан с водой, потом человека, пьющего воду. Они поняли. Одна из обезьян вышла и скоро вернулась, неся грязную миску, в которой было что-то напоминающее воду, но с гнилостным запахом. Сергей с отвращением отвернулся. Охранник ткнул бластером в плечо и указал на экран. Сергей окончательно разозлился. Он изобразил телегу и лошадь. Обезьяны ошеломлённо переглянулись, потом схватились за бока и, раскачиваясь, залились свистом. Одна из них подскочила к Сергею и покровительственно похлопала по плечу. Сергей злился все больше.

Вдруг обезьяна что-то возбуждённо засвистела, показывая на Сергея и охранников. На экране появилось изображение бластера. Сергей послал на экран изображение зонтика. Потом человека, стоящего под проливным дождём под зонтом. Это изображение привело обезьян в ещё большее веселье. Одна из них подбежала к охраннику и, весело свистя, схватила бластер и, подняв над головой, заплясала по комнате. Общее веселье возросло.

Затем они оставили его в покое и стали совещаться. Очевидно, единство во мнениях не было достигнуто. Особенно горячился один из них, в расшитом золотом мундире. Он несколько раз вскакивал, стучал себя кулаком по лбу. Затем, захватив со стола предмет, который оказался циркулем, подобно применяемым в акушерстве, стал мерить череп Сергея, что-то возбуждённо свистя. Другие, по-видимому, с ним не соглашались, так как тот злился все больше.

Сергей от нечего делать послал на экран изображение обезьяны, одетой в мундир с эполетами, но без штанов и с циркулем в руках. Обезьяны покатились со смеху, а тот, чьё изображение светилось на экране, выбежал вон, возбуждённо размахивая руками. У двери он ещё раз остановился, повернулся к другим и несколько раз постучал себе по голове. Очевидно, его точка зрения не одержала верх.

Оставшиеся снова подошли к Сергею, что-то посвистывая и ещё тщательнее разглядывая его. Затем одна из них протянула Сергею предмет, в котором он узнал обыкновенный динамометр. Сергей сжал его, послышался треск лопнувшей пружины. Принесли побольше, с ним случилось то же самое. Обезьяны возбуждённо засвистели.

Ему снова показали на экран. Сергей вздрогнул. На экране стояла его лесная нимфа. Та или крайне похожая на неё, что внезапно встретилась ему три года назад в лесу у дома. Сам не зная почему, он тут же послал на экран своё изображение, которое стало рядом. В это время дверь открылась, и вошли две обезьяны. В первой он узнал обезьяну с циркулем. Вторая обезьяна была одета в такой же голубой мундир, но с большим количеством нашивок. По тому, как остальные обезьяны встали и почтительно вытянулись, Сергей понял, что вошедший является их начальником.

Начальник что-то просвистел, и конвоиры велели Сергею встать. Его повели по длинному коридору, затем поднялись на второй этаж и вошли в большую комнату, в которой Сергей безошибочно узнал операционную. Он весь напрягся. Намерения обезьян уже не вызывали сомнения. На одном из столов лежал человек. Он был такой же, как и Сергей, но значительно ниже ростом. Череп его был подготовлен к операции.

Сергей скосил глаза. Охранники стояли рядом. «Это хорошо. Вырвать бластер не представит труда», – подумал он. За секунду до прыжка его вдруг остановил засветившийся большой экран на противоположной стороне операционной. На нем появилось изображение обезьяны в красном мундире. Она сердито, как показалось, засвистела, обращаясь к начальнику, который стоял по стойке смирно и что-то отрывисто просвистел в ответ. Красный мундир взглянул на Сергея и отдал отрывистое приказание. Сейчас же охранники дёрнули Сергея за руку и кивком головы показали. на выход. «Ага, операция откладывается, – понял Сергей, – что ж, это к лучшему. Надо осмотреться».

Осматриваться долго не пришлось. Если у Сергея и были какие-то сомнения, то скоро рассеялись.

Он находился в самом обычном концлагере, знакомом ему до сих пор только по книгам исторического содержания. Когда-то, ещё задолго до рождения Сергея, такие лагеря покрывали планету. Облечённые властью загоняли в эти лагеря недовольных. Впрочем, считал Сергей, это была только замена скрытого рабства, прикрытого хламидой законов, при которых любой человек мог быть жертвой произвола властей, на рабство, при котором носителем этой неограниченной власти мог быть любой охранник. Менялись только форма и условия существования, а сущность оставалась той же.

«Дела давно минувших дней,

Преданья старины глубокой…»

– пришли в голову строки Пушкина…

Сергей горько усмехнулся. Казалось, что космические корабли, бластеры, психоэкраны, управляемые мыслью, – вещи несовместимые с концлагерями и опытами над людьми. Сергей вспомнил операционную. Фашисты, в литературе так назывались экстремисты конца XX века, могут носить не только коричневые рубашки и автоматы, но и космические скафандры и бластеры. На смену танкам приходят космические корабли, и фашизм выходит в космос, захватывает планеты и звёздные системы, насаждая везде концлагеря с колючей проволокой и вышками с прожекторами.

Какой-то слюнтяй, вспомнил Сергей с раздражением прочитанную когда-то книгу по социологии, – разглагольствовал о том, что технический прогресс неизбежно приведёт к демократии, социальной справедливости и всеобщему равенству. Нет, чем больше развивается техника, тем большей опасности подвергается человечество, ибо на смену автоматам и пулемётам приходят нейропаралитические газы, новейшая вычислительная техника, химические препараты, один укол которых делает человека безвольным; нейрохирургия, услужливые психиатры, угодливо превращающие каждого инакомыслящего в шизофреника. «Какое счастье, – подумал Сергей, – что человечество избежало подобной участи».

Утром каждого дня барак просыпался от воя сирены. Надо было быстро вскакивать и бежать на плац. Заключённые выстраивались в шеренги. Появлялись надзиратели в голубых мундирах с жёлтыми полосами на груди. Помимо бластеров, у надзирателей были короткие, около метра в длину, жезлы, окрашенные в чёрную краску с белыми полосами. Это были и дубинки, и электроразрядники одновременно. Ими можно было подстёгивать электроударами замешкавшихся заключённых, а можно было и убить, если дать разряд больше. Заключённых строем вели к воротам, там приходилось проходить по двое. Каждому совали в руки пластмассовый пакет с едой, которую ели уже в дороге. Их грузили на платформы, которые с воем неслись в двух метрах от земли по направлению к строящемуся космодрому. Что это космодром, можно было не сомневаться. Сергей был специалистом и прекрасно знал все атрибуты подобных сооружений. Вдобавок несколько вдали от строительства высилась чёрная громада космического корабля.

Работали весь день до заката жёлтого, удивительно похожего на земное, солнца. Оно дольше держалось на небе. Сутки здесь продолжались тридцать часов, а не двадцать четыре, как на Земле. Второй раз кормили только после заката. Затем работали ещё три часа, и заключённых отвозили в бараки.

Так прошли две первые недели заключения.

За это время Сергей успел уже познакомиться со своими новыми товарищами. Это были самые настоящие люди, ничем не отличающиеся от Сергея, разве что отсутствием растительности на лице и несколько меньшим ростом.