1880 год
      В четыре часа утра лондонский Ист-Энд казался совершенно пустынным. Уходящая ночь выдалась сырой и холодной, узкие улочки заполнял туман, и газовые фонари были окружены желтоватыми расплывчатыми ореолами.
      В это глухое время на Хай-стрит, что в Уайтчепеле, появилась одинокая фигура – женщина торопливо шагала, кутаясь в поношенную шаль, почти не защищавшую от пронизывающего холода.
      Аделаида Пэкстон служила уборщицей у Слострума, известного лондонского торговца драгоценными камнями. До смерти уставшая после ночной работы, она торопилась домой, думая о том, что вскоре окажется в своей комнатке и подкрепится чашкой горячего чая.
      Аделаиде только недавно минуло сорок, но выглядела она лет на шестьдесят. Серенькая, худенькая, Сутулая, женщина походила на мышку; черты ее бледного лица заострились – сказывались беспросветная нужда и изнурительный труд. Заметно тронутые сединой каштановые волосы Аделаиды были повязаны шарфом. Ее длинные тяжелые юбки волочились при ходьбе по булыжной мостовой.
      Квартал, известный под названием «Четверть мили зла», населяли воры, мошенники и прочие охотники за чужими кошельками, среди которых встречались и такие, кто не задумываясь перерезал бы глотку своему ближнему за шиллинг и даже за меньшую сумму. Но Аделаиде не приходилось выбирать – жизнь в другом месте была ей не по карману. Однако подонки общества, в окружении которых жила Аделаида, не трогали ее: она считалась своей в этом квартале, да и кошелек у нее был настолько тощий, что красть его – пустое дело.
      Уже на подходе к своему дому Аделаида ускорила шаг – вот-вот она окажется в тепле и чем-нибудь подкрепится.
      И тут, проходя мимо темного узкого проулка, она услышала какой-то странный звук, что-то похожее на мяуканье кошки. Замедлив шаг, Аделаида повернулась, вглядываясь в проулок. Снова тот же звук… Кошка? Нет, это плачет ребенок! Неужели все-таки ребенок? Аделаида знала: бедные несчастные женщины, не имеющие мужей – либо средств прокормить ребенка, – нередко бросают своих детей.
      Крик повторился, он доносился из темной глубины проулка. Несколько мгновений Аделаида колебалась. Затем, вобрав в легкие побольше воздуха, расправила плечи и смело шагнула в темноту. Ей пришлось пробираться по проулку на ощупь, держась рукой за мокрую скользкую стену дома. Она вздрогнула, услышав, как где-то завозилась крыса, потревоженная ее появлением. Один раз она споткнулась и едва не упала. Аделаида бы с радостью повернула обратно, но крик снова повторился, теперь кричали совсем близко. Женщина наклонилась, пошарила по земле руками, и рука ее наткнулась на деревянный ящик. Опять раздался крик – жалобное хныканье. Ящик был без крышки, и Аделаида осторожно сунула туда руку. Нащупав теплое тельце, Аделаида затаила дыхание – пальцы ее обхватила крохотная ручка.
      Она осторожно вытащила ребенка из ящика, обняла его и прижала к груди. Потом выбралась из темного проулка на освещенную улицу и посмотрела на младенца. С маленького бледного личика на нее взглянули огромные глаза. Ребенок, продолжая хныкать, все же улыбнулся ей. Крошке было всего несколько недель от роду. Одеяльце, в которое был завернут ребенок, развернулось, и Аделаида увидела, что он совершенно голый.
      Какой же нужно быть бессердечной матерью, чтобы оставить младенца в темном проулке совершенно голенького… Еще раз взглянув на дитя, Аделаида увидела, что это девочка. Малышка могла бы замерзнуть, если бы ее вовремя не подобрали. Женщина закутала крошку в одеяльце, прижала к груди и осмотрелась: не заметил ли ее кто-нибудь? Затем не колеблясь поспешила домой.
      Скромное жилище Аделаиды находилось в подвале старого дома. Жилище это – одна маленькая комнатка – имело и существенное достоинство – отдельный вход. Войдя к себе, Аделаида закрыла дверь и задвинула засов. Потом зажгла лампу и отдернула занавеску перед маленькой нишей, служившей ей спальней. Она положила девочку на свою узкую постель и постояла с минуту, глядя на нее. Ребенок опять заплакал.
      Бедная крошка!
      Когда-то Аделаида была замужем за человеком по имени Роберт Пэкстон. Супруги страстно хотели иметь ребенка, но Бог не внял их мольбам. Пять лет назад Роберт умер от оспы, оставив жену без средств к существованию. После смерти мужа Аделаида потеряла последнюю надежду. Она знала: ей суждено прожить жизнь в одиночестве.
      И вот судьба, кажется, сжалилась над ней и даровала ей дочку; правда, это не родное дитя, но Аделаида чувствовала, что ничего не пожалеет, только бы сохранить ребенка.
      Прижав к груди руки, она обратила взор к потолку.
      – Благодарю тебя, Иисусе сладчайший!
      Услышав ее голос, ребенок заплакал громче. Наклонившись над кроватью, Аделаида протянула малышке палец, и та решительно ухватилась за него.
      – Ну вот, ну вот, маленькая моя, – пробормотала Аделаида, – теперь мы дома, в тепле и в безопасности.
      Ребенок засунул палец в рот, пытаясь пососать его.
      – Ясное дело! Да я просто спятила! Она же хочет есть, бедняжка.
      Аделаида растерялась. Молока у нее в доме не было, а имевшиеся припасы не годились в пищу младенцу, которому еще полагалось сосать грудь. В конце концов Аделаида намочила чистую тряпочку, положила в нее сахару и сделала сладкую соску.
      Малышка принялась с жадностью сосать, пока не высосала весь сахар. Аделаида сделала еще две соски, и ребенок наконец спокойно уснул.
      Аделаида смотрела на спящую девочку, вспоминая, с какой отчаянной решительностью та впилась в сахарную соску. Можно было не сомневаться – она станет женщиной с сильной волей.
      В этот момент Аделаида поняла, что уже всем сердцем полюбила это крохотное существо. Глаза ее наполнились слезами. Протянув натруженную руку, она осторожно погладила малышку по головке, на которой темнели прядки волос.
      – Регина, – прошептала Аделаида. – Так тебя отныне будут звать. Регина Пэкстон. – Она наклонилась, запечатлела поцелуй на лбу девочки, и та пошевелилась и тихонько захныкала.

      В один из весенних дней 1899 года по Коммерческой улице лондонского Ист-Энда шла высокая и красивая молодая женщина – шагала быстро, решительно; в руке она держала сумку с только что закупленной провизией.
      Регина Пэкстон слишком долго бродила по рынку, восхищаясь свежими овощами и фруктами – вестниками весны. Фрукты с блестящей кожицей всегда напоминали ей драгоценные камни и дразнили ее воображение: яблоки казались ей красными, как рубины, виноградины – зелеными, как изумруды, а персики – розовыми, как жемчуг.
      Регина мысленно посмеивалась над своими фантазиями. Поспешая к дому, она думала о матери: та скоро проснется, и ее нужно покормить, прежде чем она отправится на работу к Слоструму.
      Регина выросла и превратилась в женщину незаурядной внешности. Она держалась с изяществом, обращавшим на себя внимание, но более всего поражало необычное сочетание: густые черные волосы, темно-синие глаза и бледная, как бы светящаяся кожа цвета густых сливок.
      Мысли о матери заставили ее задуматься еще кое о чем. Настало время взять на себя обязанности взрослого человека. Она должна работать и зарабатывать. Аделаида же пока что разрешала ей выполнять только хозяйственные, домашние работы, в том числе заниматься стряпней. Эти обязанности девушка взяла на себя, когда ей исполнилось одиннадцать лет, вопреки возражениям матери.
      – Сначала тебе нужно побыть ребенком, – частенько говаривала Аделаида, – нужно вдоволь наиграться, повеселиться, а не взрослеть прежде времени от тяжелой работы.
      – Ты, мама, работаешь слишком много, больше, чем полагается женщине, – возражала Регина. – Работа по дому – самая малость из того, что я смогу делать, чтобы помочь тебе. Ты всю ночь занята уборкой у Слострума, а потом еще тебе приходится хлопотать по хозяйству.
      К этому Регина могла бы добавить, что игры в обществе других детей не доставляют ей особого удовольствия. Может, она ненормальная, но чувствует себя гораздо старше своих сверстников. С самых ранних лет Регина была серьезным ребенком. Не то чтобы она совсем не развлекалась, но удовольствие ей доставляли другие вещи: книги, собственные фантазии и рисование; девочка обожала цвет, краски, например, очень любила поярче подкрашивать фрукты, только что купленные ею на рынке. Регина когда-то мечтала стать художницей, однако рассталась с этими мечтами, осознав, что в этой области у нее нет никакого дарования.
      Очень рано Регина поняла, что она не такая, как другие дети. Может быть, потому, что она – найденыш. Как только девочка немного подросла, Аделаида рассказала ей о том, как нашла ее.
      Но Регина очень любила Аделаиду и не могла бы любить ее больше, даже будь та ее родной матерью. Конечно, иногда девочка задумывалась: что за женщина ее родная мать, кто она, что вынудило ее бросить свое дитя подобным образом? Однако эти вопросы никогда особенно ее не мучили. Она уже поняла: противиться судьбе бесполезно; и один из первых уроков, усвоенных ею, заключался в том, что не все в жизни устроено справедливо. Достаточно было взглянуть на Аделаиду, чтобы в этом убедиться. Аделаида – добрейшая женщина и прекрасная мать, и все же ей приходится работать уборщицей, заниматься тяжелым, унизительным трудом, и при этом Регина никогда не слышала от нее ни единой жалобы. Аделаида заслуживала большего, и Регина преисполнилась решимости обеспечить матери лучшую жизнь – как только вырастет и будет в состоянии сделать это.
      Она свернула на боковую улочку, ведущую к дому. Когда Регине исполнилось десять лет, они переехали в дом получше, и соседи там оказались поприличнее. Хотя это тоже был бедный квартал, преступность здесь цвела не столь пышным цветом, как в месте их прежнего жительства. Возможно, это отчасти объяснялось близостью полицейского участка, находившегося неподалеку, на Коммерческой улице. Большинство обитателей квартала были люди честные и трудолюбивые.
      Они занимали небольшую квартирку, состоявшую, однако, из трех комнат, поэтому и у матери, и у дочери имелись отдельные спальни. Их жилище располагалось на четвертом этаже, и Аделаиде было трудно одолевать три лестничных пролета после тяжелой ночной работы; но это неудобство компенсировалось рядом преимуществ. Одна из комнат была угловой, очень светлой, с двумя окнами, и в душные летние ночи здесь было не слишком жарко. Кроме того, из окон открывался хороший вид на улицу, и Регина с удовольствием проводила время у окна, сидя с книгой на коленях и изредка отрываясь от чтения, чтобы посмотреть на прохожих, спешащих по своим делам.
      Аделаида уже встала и заварила чай. Она обернулась, и на ее усталом лице появилась улыбка.
      – Здравствуй, дорогая.
      – Прости, что я так долго, мама, – проговорила запыхавшаяся Регина, быстро подходя к столу со своими покупками. – Я, как всегда, задержалась на рынке. Ты посиди, пока я все приготовлю. – И девушка взялась за чайник.
      Аделаида молча подчинилась. Когда-то она заявила бы, что не такая уж она беспомощная, однако не теперь – Регине нравилось заботиться о матери, а Аделаиде нравилось, что ее балуют. Она смотрела, как дочь хлопочет в маленькой кухоньке, и сердце ее таяло от нежности. Она никогда не думала о Регине как о приемыше, ей казалось, что эта девушка – действительно ее плоть и кровь.
      Регина подошла к ней с чашкой горячего чая.
      – А теперь я займусь ужином. Ты проголодалась, мама?
      – Не особенно, – ответила Аделаида, вздохнув. Она сделала глоток ароматного чая.
      – Тебе нужно поесть, мама, – сказала Регина с укором. – При твоей тяжелой работе нужно поддерживать силы.
      И Регина принялась за стряпню.
      – Что новенького у Слострума? – спросила она, обернувшись к матери.
      – Дай-ка сообразить…
      Торговля у Слострума расширилась за последние годы; теперь там работало около двух десятков человек, и дело процветало. Что касается Аделаиды, то ей уже не приходилось прибираться во всем здании: фирма наняла еще трех женщин, а Аделаида возглавила штат уборщиц. Но все же ей казалось, что она работает больше, чем прежде, поскольку постоянно следила за тем, чтобы ее подопечные делали все как полагается, и частенько переделывала их работу.
      – Ах да, Мэгги Реардон вчера ушла от нас.
      – Мэгги Реардон? – Регина бросила взгляд через плечо. – Это одна из тех женщин, которые чистят и сортируют новые камни? – Когда мать кивнула утвердительно, девушка спросила: – Ее что, уволили?
      – Да нет, ты же знаешь, мистер Слострум никогда никого не увольняет, разве что человек слишком уж плохо выполняет свою работу. Мэгги выходит замуж и уезжает с мужем из Лондона.
      Регина опять вернулась к своей стряпне. И тут в голову ей пришла одна мысль.
      Аделаида между тем продолжала:
      – А фирма собирается в субботу устроить выставку новых драгоценностей. Выставка будет открыта для посетителей, и мистер Слострум сказал, что будет рад, если я на ней побываю. Ты хочешь пойти, Регина?
      Регина резко повернулась к матери, лицо девушки пылало.
      – Ой, мама, а можно?..
      Регина очень редко посещала магазин, но всякий раз ее словно гипнотизировали выставленные на продажу драгоценности – очаровывали блеск, цвет, красота камней. И их баснословная цена, в чем девушка весьма неохотно признавалась даже самой себе. Регина рано поняла разницу между богатыми и бедными и решила, что когда-нибудь станет такой богатой, что сможет заявиться в магазин вроде слострумовского и купить все, что душа пожелает. Как-то раз она поделилась своими мечтами с матерью, Аделаида же рассердилась, что случалось с ней крайне редко, и влепила Регине пощечину.
      – Не забивай себе голову такими выдумками, дитя мое! Они ничего тебе не принесут, кроме горя и сердечной боли. Нам на роду написано жить, как мы живем, и мечтать о большем – просто глупость.
      У Регины хватило ума сохранить спокойствие, и она впредь не заводила разговоров на эту тему, однако ее желание осуществить свою мечту еще более укрепилось.
      А Аделаида со снисходительной улыбкой ответила:
      – Конечно, ты можешь пойти, дорогая, если тебе хочется.
      Аделаида исподтишка наблюдала, как дочь готовится к ужину. Она понимала, какие мысли одолевают Регину. Хотя после того случая, когда Аделаида ударила дочь, они ни разу не заговаривали об этом, мать знала: Регина не рассталась со своей мечтой. И душа матери болела, Аделаида очень беспокоилась за девушку. Было ясно: посещение выставки драгоценностей еще больше распалит воображение дочери – но разве могла она отказать ей? У Регины так мало в жизни радостей, и если она насладится выставкой драгоценных камней, какой от этого будет вред? Скоро ей придется столкнуться с реальностью жизни, и эта реальность сокрушит все ее мечты, девушка сама убедится в их нелепости. Конечно, это причинит бедняжке душевную боль, но Регина девушка разумная, она сделает необходимые выводы.
      Поставив ужин на стол и усевшись напротив Аделаиды, Регина спросила:
      – А фирма уже наняла кого-нибудь на место Мэгги Реардон?
      – Да я в общем-то не знаю… – Аделаида принялась за еду. Потом добавила: – Они очень разборчивы, и не так-то просто поступить к ним на службу. А почему ты спрашиваешь, Регина?
      Девушка ответила небрежным тоном:
      – Так просто, из любопытства. – Затем подалась вперед и неожиданно спросила: – Как ты думаешь, мистер Слострум возьмет меня на работу?
      – Тебя? – Аделаида, откинувшись на спинку стула, в изумлении уставилась на дочь. – Зачем тебе это – наниматься на работу?..
      – Я уже взрослая и вполне могу найти себе работу, мама. Настало время самой зарабатывать себе на жизнь…
      Аделаида с обидой в голосе проговорила:
      – Тебе чего-нибудь не хватает? Если так, скажи мне.
      Регине не хватало очень многого, но она понимала, что говорить об этом не стоит. Поэтому ограничилась кратким ответом:
      – Мама, ты прекрасно обеспечиваешь нас обеих.
      – Тогда в чем же дело?
      – Не могу же я вечно сидеть дома. Ты ведь не хочешь этого, не так ли?
      Аделаида огорчилась. Впрочем, она ждала от дочери этих слов, так как понимала, что Регина уже взрослая женщина, но до сих пор ей удавалось делать вид, что это ничего не значит. А означать это могло только одно: Регина может покинуть ее либо выйдя замуж, либо устроившись на работу, и тогда она, Аделаида, опять останется в одиночестве. Однако нельзя же, конечно, рассчитывать на то, что девушка останется при ней навсегда. Это было бы несправедливо по отношению к дочери.
      И все-таки Аделаида ухватилась за первое же возражение, пришедшее ей в голову.
      – Но, дорогая, ты же никакого понятия не имеешь о том, как чистят и сортируют камни.
      – Я могу научиться этому, разве нет? Это ведь совсем не трудно. Это же не какая-то… особенная работа, требующая специальных навыков. Я видела однажды эту Мэгги Реардон, помнишь? Она вовсе не показалась мне самой умной женщиной на свете…
      – Регина, нехорошо так отзываться о людях! Девушка жестом успокоила мать.
      – Да я вовсе не хочу сказать, что она глупа, но ты же знаешь: все так и есть, как я говорю.
      – Послушай, Регина, – быстро проговорила Аделаида, – иногда ты меня очень огорчаешь. Ты слишком… бойкая на язык. Можешь сказать то, что не следует, и окажешься в неприятном положении.
      – Но ты согласна, что я говорю правду? Аделаида не сдержала улыбку.
      – Да, должна признать, что Мэгги немного… скажем, немного медлительная.
      – Выходит, если она смогла выполнять порученную ей работу, значит, и я смогу не хуже.
      – Да, конечно, – неохотно согласилась Аделаида. – Я уверена, что ты сможешь. Но разве ты этого хочешь?
      – Да! – воскликнула Регина, снова подавшись вперед. – Да, мне ужасно хочется работать с драгоценными камнями. Ты поговоришь обо мне с мистером Слострумом?
      – Это я, наверное, могу сделать, – ответила мать, вздыхая. – Но ничего не могу тебе обещать, дорогая. В конце концов, я всего лишь уборщица.
      – Но ты уже много лет работаешь в этой фирме, мама. Я уверена, что мистер Слострум прислушается к твоему мнению, – проговорила Регина с уверенностью, свойственной молодости.

* * *

      Раз в год у Слострума устраивали выставку с целью продемонстрировать лучшие образцы товаров. По прошествии многих лет эта фирма стала едва ли не самой известной ювелирной фирмой Лондона; клиентура же Слострума состояла преимущественно из аристократии. Регина слышала, что время от времени даже члены королевской семьи пользовались услугами фирмы.
      И все-таки, когда они с Аделаидой подошли к зданию фирмы, Регина была ошеломлена. Вереница экипажей растянулась на несколько кварталов, и в двери магазина непрерывным потоком входили элегантно одетые леди и джентльмены. Здание было трехэтажным, и фирма занимала его целиком. На двух верхних этажах располагались конторы, там же работали мастера, нанятые Слострумом. Регина знала, что здесь трудятся только самые лучшие огранщики и ювелиры и что некоторые из созданных ими изделий являются шедеврами ювелирного искусства.
      Весь первый этаж занимали витрины, где были выставлены отдельные камни, а также ожерелья, браслеты, кольца, диадемы – в общем, все, что только можно пожелать.
      Они подошли ко входу, и Аделаида замедлила шаг.
      – О Боже! – воскликнула она. – Посмотри, какие красивые платья на дамах! Рядом с ними мы просто нищенки. Впрочем, я выгляжу так, как и должна, – простой уборщицей.
      Но Регина не оробела: они с матерью надели свои лучшие платья. Конечно, вид у них был не столь элегантный, как у шикарных дам, но ничто не могло помешать ей насладиться зрелищем – выставкой лучших драгоценностей Слострума.
      – Чепуха, – поспешно возразила Регина, крепко схватив Аделаиду за руку. – Ты выглядишь замечательно. Обе мы выглядим прекрасно. Кроме того, здесь столько народу, что на нас просто не обратят внимания. А теперь пошли.
      Вцепившись в руку Аделаиды, девушка ловко пробралась сквозь толпу и прошла в дверь. Магазин был переполнен, перед каждой витриной стояли группы людей. У одной из стен помещался длинный стол с угощением – маленькими сандвичами и пирожными, с чаем и бутылками шампанского.
      Вскоре, пытаясь пробраться сквозь толпу, окружавшую первую витрину, Регина потеряла Аделаиду. В витрине, под круглым стеклянным колпаком, лежала диадема из бриллиантов, вызывавшая всеобщее восхищение. Многогранные бриллианты сверкали, как звезды, в свете канделябров, стоящих вдоль прилавка. А за прилавком стояли приказчики, ослепительные в своих прекрасно сшитых сюртуках, великолепные, словно царствующие особы. Затаив дыхание, забыв обо всем на свете, Регина погрузилась в созерцание драгоценных камней.
      Спустя какое-то время девушка двинулась дальше, пытаясь не обращать внимания на толпу, останавливаясь перед различными экспонатами и подолгу рассматривая их. Она изучала бриллианты и жемчуга, рубины и сапфиры, гранаты и изумруды.
      И вдруг у нее перехватило дыхание. Регине показалось, что сердце ее перестало биться; она замерла перед одной из витрин. Там, на белом атласе, красовался один-единственный огромный камень, рядом с которым лежала табличка с надписью от руки: «звездчатый сапфир». Камень был огранен в виде кабошона, то есть основание плоское, верхняя же часть округлая – такая огранка усиливала сверкание камня. При этом казалось, что свет, падающий на голубой камень со всех сторон, порождал множество ослепительных белых лучей, исходящих откуда-то из сердцевины сапфира. Регина поняла, почему этот сапфир называется звездчатым; казалось, что он улавливает свет и хранит его в себе, точно далекая звезда.
      Долго стояла перед сапфиром Регина, совершенно очарованная. Никогда в жизни не видела она ничего более прекрасного. Красота камня завораживала, околдовывала.
      Именно в эти минуты Регина решила: когда-нибудь, в один прекрасный день, она станет обладательницей подобного камня. Однако девушка прекрасно знала, что звездчатые сапфиры встречаются очень редко и поэтому чрезвычайно дороги.
      Мужской голос вывел ее из задумчивости.
      – Сударыня, не будете ли вы добры пройти дальше? Вы не даете подойти другим.
      Регина подняла глаза и увидела за прилавком одного из служащих, презрительно смотревшего на нее. И тут у нее промелькнула шальная мысль: интересно, как он отреагирует, если она спросит его таким же презрительным тоном, сколько стоит этот сапфир? Но конечно же, ей не удастся заморочить ему голову ни на секунду. Ледяной пренебрежительный взгляд служащего свидетельствовал о том, что ему прекрасно известно, сколько денег у нее в кошельке.
      Гордо вскинув голову, Регина проследовала дальше, вслед за вереницей посетителей. Она останавливалась и у других витрин, но, как бы ни были хороши все прочие камни, ни один из них не произвел на нее такого впечатления, как огромный сапфир. Добравшись до последней витрины, она стала раздумывать: как бы ей вернуться к прилавку с сапфиром? И тут Регина услыхала чей-то певучий голос:
      – Послушайте, дружище, мне обязательно нужно повидать Эндрю Слострума!
      Девушка осмотрелась. Неподалеку от нее стоял мужчина огромного роста с огненно-рыжими волосами и роскошной бородой, тоже рыжей. Он был молод и широк в плечах, голова же незнакомца напоминала львиную. На нем был поношенный сюртук, а в правой руке он держал старую холщовую сумку. Молодой человек резко отличался от безупречно одетых посетителей выставки – и своим костюмом, и могучим телосложением; а его гулкий голос явно не понравился окружающим – многие взглянули неодобрительно в его сторону. Но рыжеволосый гигант не обращал ни на кого ни малейшего внимания.
      Клерк, стоящий за прилавком, был раздосадован.
      – Сэр, мистер Слострум очень занят. Как вы, вероятно, заметили, сегодня у нас выставочный день.
      – Он обязательно примет меня. Скажите ему, что приехал Брайан Макбрайд. Клянусь всеми святыми, пока я не увижусь с ним, я не уйду отсюда.
      К молодому человеку уже пробирался мужчина лет пятидесяти, обладавший весьма неординарной внешностью. Мужчина был в сюртуке, как и клерки, и имел очень здоровый цвет лица; голову же его венчала корона густейших белых волос. Регина тотчас признала в нем Эндрю Слострума.
      – Ради Бога, Брайан, приглушите ваш голосище, хорошо? – тихо проговорил Слострум. – На вас обращают внимание.
      – Эндрю! – Великан улыбнулся; в его рыжей бороде сверкнули ослепительно белые зубы. – Рад видеть вас. Что же до внимания к моей персоне, так я к этому привычен.
      – Не сомневаюсь, – пробормотал Слострум. – Но здесь – моя выставка и мои гости, и мне хочется, чтобы посетители обращали внимание на камни, а не на Брайана Макбрайда.
      Рыжеволосый ухмыльнулся.
      – Может, вы избавите меня от этих чинных ребятишек? – Он сделал широкий жест рукой, указывая на клерков. – У них такой вид, будто они собрались на поминки. Я могу продать вам кое-что. Полагаю, это произвело бы здесь фурор.
      – Охотно верю. Вам и так уже удалось произвести фурор. Чего же вы хотите, Брайан?
      Великан, похоже, был удивлен.
      – Но… ведь… что же… два года, как мы не виделись – и это все ваше приветствие?
      – Брайан… – Слострум тяжко вздохнул. – У меня здесь выставка. Сейчас не время возобновлять старые знакомства.
      – Но я привез вам кое-что. – Брайан Макбрайд хлопнул ладонью по своей холщовой сумке. – И, думаю, у вас глаза полезут на лоб, когда вы увидите, что именно я вам привез, Эндрю.
      – Придется подождать, Брайан. Вас устроит… в понедельник утром?
      Макбрайд отрицательно покачал головой:
      – Ждать не могу, дружище. Если вы сегодня не сможете, я просто пойду в другое место.
      – Кошелек у вас слишком тощий, я полагаю? Макбрайд засмеялся, ничуть не обидевшись:
      – А когда-нибудь бывает иначе?
      Слострум кивнул. Задумался.
      – Да, верно, – пробормотал он. – Ладно, дикий ирландец. Ступайте-ка наверх, в мою контору. Там найдете бутылку виски. Полагаю, в ее обществе вы почувствуете себя как дома. А я должен еще раз обойти выставку, а потом поднимусь наверх. Возможно, мы с вами сможем провернуть дельце.
      – Ясное дело, провернем, дружище, – Макбрайд снова похлопал по сумке, – когда вы увидите, что здесь лежит.
      Кивнув ирландцу, Слострум отвернулся. В этот момент Макбрайд встретился взглядом с Региной. Глаза у него были необычного сине-зеленого цвета, точно аквамарин. Молодой человек с интересом рассматривал девушку, и даже на расстоянии Регина ощутила исходящие от него волны жизненной силы. Она почувствовала, что краснеет. Макбрайд едва заметно улыбнулся, приветствовал ее взмахом руки и повернул к лестнице, ведущей на верхний этаж.
      Кто-то тронул Регину за плечо; обернувшись, она увидела Аделаиду.
      – Где ты была, Регина? Я везде тебя искала.
      – Я рассматривала драгоценности. – Девушка кивком головы указала на огромного человека, поднимающегося вверх по лестнице. – Ты знаешь, кто это, мама? Его зовут Брайан Макбрайд.
      Аделаида взглянула на удаляющегося гиганта, потом опять посмотрела на дочь.
      – Это имя мне ничего не говорит. А почему ты спрашиваешь?
      – Просто из любопытства, – ответила Регина, пожав плечами. – Он выглядит здесь таким… ну, неуместным, что ли. У него в сумке что-то очень ценное, и он сказал мистеру Слоструму, что хочет провернуть с ним какое-то дельце.
      – Наверное, он привез на продажу камни. Сюда приходят иногда очень странные люди и продают драгоценности. Регина, я поговорила с мистером Слострумом насчет твоей работы.
      – И что же он сказал? – оживилась девушка.
      – Он сказал, что подумает. Дорогая, не нужно пока слишком обнадеживать себя…
      Тут их беседу прервал голос, раздавшийся за спиной Регины:
      – Миссис Пэкстон, это и есть та девушка, о которой вы говорили?
      – Да, сэр, моя дочь Регина. – Когда та повернулась, Аделаида добавила: – Регина, это мой хозяин, мистер Слострум.
      – Как поживаете, сэр? – вежливо улыбнувшись, проговорила Регина.
      – Боюсь, что не слишком хорошо, – проворчал Слострум. – Эти выставки так выматывают… – Его глубоко посаженные глаза внимательно изучали девушку. Внезапно он проговорил: – Хотите здесь работать, так?
      – Да, сэр. Очень хочу.
      – А опыта – никакого, как сказала ваша матушка.
      – Да, это так, мистер Слострум. Но я понятливая и скоро всему научусь.
      – Я считаю вашу мать женщиной порядочной и трудолюбивой. Полагаю, вы похожи на нее?
      – Хотелось бы надеяться, сэр. Не мне об этом судить.
      – Хорошо сказано. Вы чрезвычайно скромны. Очень хорошо. Но вы должны иметь в виду, что пока это будет… обучение, так сказать. Поначалу я не смогу платить вам много – всего лишь несколько шиллингов в день, пока вы не докажете, что пригодны к этой работе.
      – О, я понимаю, сэр.
      – Хорошо. Очень хорошо, – пробормотал Слострум. – Можете приступать в понедельник утром. В семь часов.

      Брайан Макбрайд тотчас же отыскал стакан и бутылку виски, о которой говорил Эндрю Слострум. Он налил себе щедрой рукой и со вздохом уселся в кресло, стоявшее у письменного стола. Холщовую сумку осторожно положил на пол, у своих ног. Одним глотком осушил половину стакана и тут же ощутил приятное тепло, разливавшееся по его нутру.
      Только сейчас он понял, как ужасно устал.
      Судно, на котором Брайан прибыл из Африки, вошло в доки только сегодня утром, и он направился прямиком к Слоструму. Выбора у него не было; высказавшись по поводу состояния его кошелька, Слострум попал в самую точку: денег у Брайана не осталось даже на то, чтобы заплатить за ночлег.
      Но это легко уладится, как только Слострум увидит содержимое его сумки, размышлял Брайан. В свои двадцать семь лет он уже привык подолгу обходиться без денег. Брайан, охотник за драгоценными камнями, обшаривал самые отдаленные уголки всех материков, и у него частенько бывали длительные периоды безденежья. Но на сей раз он побил все свои рекорды.
      Впрочем, ему еще повезло, что он уцелел. Дело было рискованным – Брайан охотился за бриллиантами в Южной Африке. После того как Сесил Родс и Барни Барнато, два английских авантюриста, наткнулись там на месторождение алмазов, они создали компанию «Де Бирс». Теперь их компания контролирует поток алмазов, которые поступают во все страны мира. А это значит, что они контролируют и цены. Но, чтобы сохранить за собой монополию, «Де Бирс» должна тщательно охранять свою территорию; охранники, патрулирующие этот район, не задумываясь пристрелят всякого, кто рискнет вынести оттуда алмазы.