Как обычно в ранний час, войдя в свой кабинет, Сара Хейл обнаружила на столе письмо от Джемайны.
      Дорогая Сара, рано утром я сяду на корабль, отправляющийся во Францию, но перед отъездом решила написать тебе.
      Однажды ты сказала, что я не должна начинать какой-либо проект, предварительно не обсудив его с тобой. Разумеется, то, что я задумала, невозможно осуществить, пока не вернусь из Парижа, тем не менее мне хочется, чтобы ты подумала над этим в мое отсутствие.
      Перед отъездом у меня было время в Нью-Йорке, чтобы познакомиться с этим городом. Я очарована им, однако обнаружила и темные, гнетущие стороны. Я столкнулась с вопиющей несправедливостью, с которой необходимо бороться!
      Однажды, гуляя по Ист-Сайду, я забрела в район, где изготавливают одежду. Там творятся невероятные вещи, Сара! Маленькие дети, мальчики и девочки десяти и менее лет, работают на улице, разнося такие тяжелые тюки с одеждой, что едва держатся на ногах!
      Другие работают в ужасных условиях по четырнадцать часов в день. Рабочие места часто становятся очагами эпидемии. Там тусклое освещение и плохая вентиляция. И за тяжкий труд дети получают всего несколько центов в день. Женщины зарабатывают по доллару в день.
      Я узнала об этих чудовищных фактах, лично не посещая производство, но получила информацию из весьма надежного источника.
      Уверена, ты помнишь человека по имени Лестер Гилрой, который приезжал в Филадельфию с целью открыть там фабрики по пошиву одежды, но вынужден был покинуть город, когда «Леджер» опубликовала статью о его дьявольской затее. Гуляя по Хестер-стрит, я увидела на здании табличку с его именем! Пока я стояла там, пораженная совпадением, он появился в двери и выбросил на улицу женщину.
      Я познакомилась с ней и привела в свой отель, чтобы она могла поесть. Ее зовут Мэриголд Тайлер. Какое славное имя для той, кто должен влачить жалкое существование! У Мэриголд двое маленьких детей, и она единственная их кормилица. Муж бросил ее. Она умела только орудовать иголкой с ниткой. Получив работу у Лестера Гилроя, Мэриголд занималась тем, что пришивала пуговицы к женским плащам.
      Возможно, тебе трудно поверить, Сара. Знаю, так как сама едва верила в это. Она работала по четырнадцать, а иногда по шестнадцать часов и всего лишь за один доллар в день! Мэриголд рассказала, что цена материала для плащей плюс стоимость труда составляют менее доллара за один плащ, а в магазине он продается за три доллара, иногда и дороже. Это значит, что мистер Гилрой получает прибыль в двести процентов за каждую единицу и тем не менее платит своим рабочим за труд такую жалкую плату! Это преступление не только против женщин, но вообще против человечества, так как он эксплуатирует детей!
      Мэриголд также рассказала, что мистер Гилрой уволил ее за то, что она уснула за рабочим столом, так как за день до этого проработала шестнадцать часов, а потом вынуждена была всю ночь ухаживать за младшим ребенком, у которого сильно болел живот. Гилрой не внял мольбам несчастной женщины и уволил ее.
      Я плакала, слушая ее печальный рассказ, но ничем не могла помочь, кроме как купить ей хорошую еду и дать несколько долларов, которые сумела сэкономить.
      Сара, необходимо разоблачить этого дьявола! Кому же еще, как не «Гоудиз ледиз бук», осудить эту гнусную практику! Из рассказа Мэриголд я поняла, что Лестер Гилрой – лишь один из многих производителей одежды, которые эксплуатируют женщин и детей ради собственной нечестивой выгоды.
      Понимаю, что не смогу написать обо всем этом, пока сама тщательно не изучу условий труда на фабриках, но мне хотелось поделиться с тобой. Я мечтаю получить такое задание, как только вернусь в Америку.
      Теперь о личном. Очень надеюсь на поездку в Париж. Я хорошо понимаю, что недавно позволила собственным проблемам повлиять на работу в редакции. Надеюсь, теперь все это в прошлом, и постараюсь присылать хорошие материалы во время пребывания в Париже.
      С любовью, твоя Джемайна.
      Сара положила письмо на стол. От нее не ускользнул тот факт, что Джемайна старательно избегала упоминания имени Оуэна, ссылаясь на его статью о Лестере Гилрое.
      Сара вздохнула и потерла глаза. «Если бы я была такой молодой, – подумала она, – могла бы я с таким рвением бороться со злом?»
      Да, когда-то она тоже бралась за большие дела, но научилась умерять свой пыл. Мир держится на компромиссах, и Джемайна должна усвоить этот урок. Сара очень надеялась, что при этом Джемайна не слишком пострадает.
      В то время как она размышляла над письмом, раздался стук в дверь. По ее приглашению вошел Уоррен Баррикон.
      – А, Уоррен. Чем могу помочь?
      – Гравюры с фасонами одежды для майского издания готовы. Я подумал, не захочешь ли ты взглянуть на них.
      Он передал ей гравюры и сел, пока Сара просматривала их одну за другой. Наконец она подняла голову и удовлетворенно кивнула:
      – Превосходно, Уоррен! Лучшее, что я видела в последнее время. Надеюсь, ты вернешься из Парижа с еще более прекрасными идеями. Что касается Парижа… сегодня утром я получила письмо от Джемайны.
      Она взяла письмо и передала его Уоррену. Тот начал читать и заулыбался. Затем громко рассмеялся, закончив чтение.
      – Да она просто смутьянка.
      – Боюсь, девочка будет разочарована. Мы никогда не опубликуем подобные вещи в «Ледиз бук».
      Уоррен сдержанно кивнул:
      – Да, понимаю.
      – Я не могу не восхищаться ее мужеством и рвением. Бог знает, возможно, она права. Надо что-то делать и разоблачить негодяев перед обществом. Мне стало кое-что известно об их деятельности, еще когда я жила в Бостоне. Не знаю, слышал ли ты название слоп-шоп для магазинов готового платья?
      – Сомневаюсь, Сара.
      – Я занималась организацией Общества помощи морякам, жизнь которых была очень тяжелой. Они месяцами находились в море, а жены и дети страдали. Их заработная плата была очень низкая, и семьи едва сводили концы с концами. А иногда моряки совсем не возвращались домой. Корабли тонули или разбивались о скалы, и тогда многие семьи оставались без кормильца. – Сара покачала головой. – Да, вдовы и сироты вызывали во мне особенную жалость. Некоторые женщины вышли из приличных семей, знали лучшую жизнь и вдруг в один день становились одинокими и фактически неимущими.
      Так вот. Большинство моряков и их семей вынуждены были покупать одежду в слоп-шопах по очень высоким ценам, хотя товар там был обычно плохого качества. Название придумано для магазинов, торгующих всякой дрянью. Вскоре я поняла: женщинам нужна работа, а не благотворительность. Это было в конце прошлого десятилетия, тогда судьба одиноких женщин была более плачевной, чем сейчас. Порядочная женщина только в трех случаях могла обеспечить себя и своих детей: работать в качестве прислуги, стирать и шить. Мы снабдили женщин руководством по вышиванию и другим видам шитья и открыли недорогой магазин для семей моряков. Через два года мы имели свыше пяти тысяч единиц одежды, предназначенной для продажи преимущественно морякам. Наши работницы получали приличную заработную плату, что немедленно вызвало гнев у владельцев слоп-шопов, которые платили швеям ровно столько, чтобы они не умерли с голоду.
      Сара мрачно улыбнулась.
      – Я не позволила конкурентам сломить меня и продолжала помогать женщинам как могла. Так что, видишь, я знаю, о чем беспокоится Джемайна. Хотя я и использовала «Ледиз мэгэзин» для организации Общества помощи морякам, но не сделала его трибуной для борьбы с владельцами слоп-шопов. А теперь представь себе реакцию Луиса, если бы я предложила ему такой проект. Он бы сразу умер.
      – Да, но Джемайна скоро будет в Париже. Возможно, жизнь в этом городе и весенний показ мод заставят ее позабыть о своих замыслах.
      – Буду молить Бога об этом, но, насколько я знаю Джемайну, вряд ли это поможет. Она вернется и примется за свое дело. Кстати, о демонстрации мод… – Сара внимательно посмотрела на Уоррена. – Тебе тоже пора отправляться в Париж. Уверен, что хочешь поехать в этом году, Уоррен? Как себя чувствует твоя жена? Я могла бы послать кого-нибудь другого.
      – О, мы недавно говорили с ней на эту тему. Элис не против. Как ни странно, но последние несколько недель она чувствует себя значительно лучше. Она оживляется в холодные месяцы. Жаркая погода действует на нее неблагоприятно. Во время моего отсутствия днем с ней будет находиться миссис Райт, а на ночь станет приходить другая женщина, с которой я договорился, так что Элис все время будет под присмотром. Женщины позаботятся о ней лучше, чем я.
      Сара кивнула:
      – Хорошо. Мы поможем, если будет нужно.
      Но тем не менее Уоррена угнетало чувство вины, когда вечером он возвращался домой. Дело в том, что ему очень хотелось отдохнуть от Элис. Время в Париже для него – желанная передышку от гнетущей, болезненной атмосферы дома. К тому же там будет Джемайна…
      Мысль о Джемайне и заставляла его чувствовать себя виноватым. Он будет с ней в Париже, в этом городе света, городе влюбленных! После того как Элис заболела, между супругами прекратились нормальные отношения. Доктора сказали, что это может сильно повредить ее слабому здоровью, а если она забеременеет, то возникнет угроза ее жизни.
      У Уоррена не было желания изменить жене… пока он не встретил Джемайну. Теперь он обнаружил, что, несмотря на отчаянное сопротивление, плотские мысли все чаще стали одолевать его.
      Уоррен вздохнул и открыл дверь. Миссис Райт приветствовала его в своей резкой манере и уже через две минуты после его прихода была за дверью.
      Войдя в холл, Уоррен крикнул:
      – Я уже дома, дорогая!
      Элис сидела в постели, опираясь на подушки, ее черные волосы были расчесаны. Она выглядела очень худой, почти бесплотной. Исключение составляли неестественно яркие серые глаза и лихорадочные пятна, которые подобно тепличным розам расцвели на ее щеках.
      Уоррен остановился у постели и нежно поцеловал жену. Она обняла его и отчаянно прижала к себе на мгновение. Затем отпустила, и он сел на стул рядом с кроватью.
      – Как прошел день, милая?
      – Прекрасно, – живо отозвалась Элис. – Я даже вставала, провела немного времени в гостиной за шитьем и почти не кашляла весь день.
      – Это хорошо. Ты ведь знаешь, мне хочется, чтобы ты посидела со мной за ужином.
      – Теперь я могу вставать каждый день. – Она пристально посмотрела на него, и Уоррену стало неловко. Элис обладала способностью читать его мысли и чувства. – Как ты поработал, дорогой?
      – О… почти как обычно. – Он отвел взгляд, затем не выдержал. – Сара говорила мне сегодня о поездке в Париж в следующем месяце. Она хотела знать, как ты относишься к такому длительному моему отсутствию.
      – Уоррен… – Элис приподнялась повыше, опершись на спинку кровати. – Мы уже говорили с тобой об этом. Я очень не хочу, чтобы мое состояние мешало твоей работе.
      – Сара все поняла бы. На самом деле она заявила, что нет особой необходимости в моей поездке в Париж. Она могла бы послать кого-нибудь другого.
      Элис замотала головой:
      – Нет, не хочу даже слышать об этом. Сейчас мне не хуже, чем в предыдущие годы. Я не перенесу мысли о том, что помешала тебе в любимой работе. У тебя ведь больше нет ничего – ни детей, ни жены… – На глазах ее выступили слезы, и она сказала, задыхаясь: – Я уже не женщина, Уоррен. Ты заслуживаешь лучшей участи.
      – Не говори так! – Он строго посмотрел на нее. – Мы же условились, что никогда не будем касаться этой темы. Ты прежде всего моя жена… – Он хотел сказать: «в горести и в радости», но, к счастью, вовремя сдержался. Уоррен вытер пальцем слезы с ее глаз. – Я женился, потому что люблю тебя, и ничто не изменит моего отношения.
      – Не понимаю, как ты можешь продолжать любить меня в таком состоянии, – произнесла она с горечью.
      – Но я люблю. Ты – моя жена, Элис. А сейчас, – твердо заявил он, поднимаясь, – миссис Райт оставила нам на плите превосходное жаркое. Я принесу подносы с едой, бутылочку хорошего вина, и мы поужинаем здесь.
      Уоррен бойко вышел из спальни, но постепенно шаги его замедлились. Он действительно раньше любил Элис и продолжал любить ее, но уже другой любовью. Уоррен не мог отрицать этого и был уверен, что и жена чувствует происшедшие изменения.
      Приготовив подносы, Уоррен обнаружил, что его мысли снова перенеслись к Джемайне. Молодая и здоровая, она, несомненно, получит удовольствие от жизни в Париже. В первую поездку Уоррена в Париж Элис чувствовала себя еще достаточно хорошо и сопровождала его. Это были чудесные дни, которые запомнились навсегда.
      Первые два дня в Париже Джемайна не испытывала никакого удовольствия. Путешествие через Атлантику прошло ужасно. Полпути стояла отвратительная погода, и Джемайна едва переносила качку. Ей было очень плохо, и она думала, что умирает. Ей хотелось даже приблизить час смерти, чтобы не испытывать этих мук. Джемайна чувствовала себя так же нехорошо, когда приехала в экипаже в Париж. Все, о чем она читала в книгах: собор Нотр-Дам, Сена, великолепные бульвары и роскошные магазины, – осталось незамеченным.
      Сара снабдила ее инструкциями и рекомендательным письмом для мадам Блан, которая держала небольшой пансион на Правом берегy, где Джемайну ждала комната.
      – Там обычно останавливаются наши люди во время пребывания в Париже, – поясняла Сара, – и мадам прекрасно говорит по-английски. Я написала ей, и она тебя ждет.
      Джемайна словно сквозь туман увидела мадам Блан, суетливую маленькую женщину с ясными глазами. Когда девушка объяснила, что все еще плохо чувствует себя после путешествия, та сразу захлопотала.
      – Да, мадемуазель Бенедикт. Это морская болезнь, я знаю. Очень многие страдают во время путешествия по морю.
      Мадам Блан поспешно проводила Джемайну наверх, в номер из двух комнат.
      – Раздевайтесь и ложитесь в постель, – предложила она. – Я скоро вернусь.
      Джемайна быстро сняла одежду и забралась в постель, даже не подумав умыться. Вскоре вновь появилась мадам Блан с миской дымящегося черепахового супа, чашкой горячего чая и тазиком для умывания. Почувствовав запах супа, Джемайна отвернулась, ее начало мутить.
      – Пожалуйста, никакой еды! Прошу вас!
      – Мой Бог, но вы должны поесть, дитя мое. Попробуйте сначала выпить немного чая.
      Мадам Блан присела на кровать, слегка приподняла голову Джемайны и поднесла чашку к ее губам. Джемайна сделала глоток и чуть не задохнулась.
      – Что вы положили туда? Такой ужасный вкус!
      – Естественно, детка, – лукаво улыбнулась мадам Блан. – Это мое собственное средство. Все хорошие лекарства горьки на вкус. Однако выпейте его, – настаивала она.
      Джемайна с трудом выпила больше половины чашки горького чая, и мадам Блан опустила ее голову на подушку. В этот момент Джемайна почувствовала в постели какое-то движение и, широко открыв глаза, увидела огромного серого в полоску кота, пристально глядящего на нее своими выразительными серыми глазами. Это был самый большой кот, какого Джемайна когда-либо видела. Несмотря на его громадные размеры, мягкий белый подбородок и длинные усы придавали кошачьей физиономии добродушное и любопытное выражение.
      Мадам Блан цыкнула на животное:
      – Нельзя, месье Эвид, ты не должен беспокоить нашу гостью!
      Кот позволил, чтобы его опустили на пол, и мадам Блан расправила простыни.
      – У меня несколько котов. Надеюсь, вы любите животных. Я постараюсь держать их в своей комнате, но коты такие… – Она выразительно пожала плечами. – Впрочем, вы, должно быть, знаете, какие они!
      Джемайна слабо улыбнулась:
      – Месье Эвид? Что означает это имя?
      Мадам Блан рассмеялась:
      – Это значит мистер Алчность! Он непрерывно ест и ест.
      Джемайна с облегчением почувствовала, что чай успокоил ее желудок.
      – Теперь надо съесть немного супа, – скомандовала мадам Блан.
      Джемайна с трудом одолела половину небольшой миски супа. Удовлетворенно кивнув, хозяйка помогла ей умыться, затем поправила постель. Джемайна впервые за много дней уснула нормальным сном.
      Она проспала до полудня, затем мадам Блан снова дала ей немного горького чая и супа, после чего Джемайна опять уснула и проснулась с пением петуха утром следующего дня. Джемайна чувствовала себя намного лучше, но все еще была слабой. Затем она вспомнила, что находится в Париже, но в памяти не осталось почти ничего из того, что она видела.
      Джемайна встала с постели и с трудом добралась до окна. Гладкий деревянный пол холодил голые ступни. Она откинула занавески и выглянула наружу. На улице внизу только начиналось движение. Девушка посмотрела вдаль и увидела широкие воды легендарной Сены.
      Над рекой стелился туман, который постепенно, по мере того как над верхушками шпилей и башен в восточной части города поднималось солнце, становился похожим на розовый жемчуг.
      Прелестный вид! Джемайна затаила дыхание, почувствовав волнение. Она была в Париже, вид которого из окна будоражил душу. Девушка едва могла дождаться, когда же можно будет побродить по городу и познакомиться с его достопримечательностями.
      Джемайна обернулась, услышав легкий стук в дверь:
      – Войдите!
      Дверь открылась, и на пороге появилась мадам Блан. Она устремила взгляд на постель, и глаза ее расширились, когда она обнаружила, что постель пуста.
      – Я здесь, мадам Блан. У окна.
      Женщина вошла в комнату и начала взволнованно причитать, перейдя на ты:
      – О Боже, детка, ты почти голая, а в комнате холодно. – Она всплеснула руками. – Возвращайся скорее в постель!
      Джемайна послушалась ее и укрылась покрывалом до подбородка. Она чувствовала, что ее ноги холодны как лед, и изо всех сил старалась не стучать зубами.
      – Как ты, Джемайна?
      – Кажется, намного лучше, но все еще испытываю слабость.
      – Естественно, ты совсем не ела твердой пищи. Как аппетит? Ты проголодалась?
      Джемайна быстро кивнула.
      Мадам Блан просияла:
      – Это хорошо! Завтрак уже готовится.
      – Может быть, я спущусь вниз… – неуверенно проговорила Джемайна.
      – Нет-нет! Ты останешься в постели, детка, – решительно заявила женщина.
      – Но я приехала сюда работать, а не лежать в постели. Я потеряла уже целый день.
      – Чтобы хорошо работать, ты должна набраться сил. – Мадам Блан погрозила ей пальчиком. – Вы, американцы, все время куда-то спешите. Сегодня ты должна еще полежать, а завтра посмотрим.
      Джемайна улыбнулась, когда маленькая женщина поспешно вышла из комнаты. Гораздо позже она узнала от Сары, что мадам Блан всегда беспокоится о своих подопечных, особенно о сотрудниках «Ледиз бук», раз в год приезжающих в Париж. Мадам Блан убеждена, что любая публикация в «Бук» в конечном счете благоприятна не только для Парижа, но и для всей Франции.
      Вскоре в комнату вошла служанка с омлетом, хрустящей булочкой и кофе с молоком. Джемайна с аппетитом поела. Несмотря на свою решимость встать с постели, она почувствовала, что снова погружается в сон. Через некоторое время Джемайна проснулась и обнаружила рядом с собой свернувшегося месье Эвида. Она осторожно погладила кота и была вознаграждена удовлетворенным мурлыканьем.
      Джемайна дремала весь день, а когда проснулась, начала распаковывать свои вещи. Она нашла немного времени, чтобы кратко записать первые впечатления о Париже. Впечатлений пока было очень мало. Джемайна сомневалась, что читателям будет интересно знать о том, что мадам Блан называла морской болезнью.
      На следующее утро она ощутила прилив энергии и желание побродить по улицам Парижа. Узнав о ее планах, мадам Блан сказала: – В таком случае ты должна хорошенько одеться, детка. – Она широко улыбнулась. – У нас в Париже говорят: «Когда приходит весна, одевайся, как луковица». Если днем станет тепло, ты можешь снять часть одежды, а если снова похолодает, можно опять одеться потеплее.
      Вскоре Джемайна отважилась выйти на улицу с французским разговорником в руке. Во время своего морского путешествия во Францию она использовала каждую минуту приличного самочувствия для изучения французского языка и теперь могла беседовать на простейшие темы, но, к счастью, вскоре обнаружила, что большинство владельцев магазинов и продавцов может объясняться по-английски.
      Большую часть недели Джемайна бродила по Парижу, по его шумным, нарядным улицам, по магазинам и музеям, особенно по музеям изобразительных искусств, включая Лувр, а также по многочисленным соборам. Она даже не думала о статьях, полагая, что сначала надо впитать в себя дух Парижа.
      Повсюду можно было увидеть художников за работой, и не только на легендарном Левом берегу, но и в остальных частях города. Джемайна вскоре узнала, что художникам нравится работать на улицах и рисовать парижан за их повседневными заботами. Казалось, они проявляли жадный интерес к людям и городу, так же как и она.
      К Джемайне тепло и дружелюбно отнеслись владельцы магазинов, небольших кафе и других заведений, расположенных на улице, где она остановилась. Мадам Блан представила девушку как журналистку, приехавшую по заданию редакции из Америки, а не просто как туристку. Владельцы магазинов приветствовали ее почтительно, проявляя уважение даже несколько большее, чем по отношению к знакомым покупателям.
      Джемайну поражало, насколько серьезно лавочники относились к своей работе и к труду других людей. Из книг у девушки сложилось впечатление о Париже как о городе с довольно фривольными нравами, городе, где прежде всего ценят удовольствия. Вскоре она поняла, что это ошибочное представление. По крайней мере те парижане, с которыми ей приходилось встречаться, относились к своей работе очень ответственно, порой, как ей показалось, гораздо ответственнее, чем ее соотечественники.
      Джемайна сделала множество записей о том, что ей довелось увидеть, о людях, с которыми она встречалась, не зная пока, пригодится ли ей этот материал.
      В конце первой недели пребывания в Париже Джемайна решила, что пора наконец приступить к работе. Детально рассматривая проект, Сара не высказывала ничего определенного по поводу темы ее будущих статей, оставив это на усмотрение Джемайны. Поэтому девушка решила посоветоваться с мадам Блан.
      Мадам Блан редко отваживалась покидать улицу, на которой был расположен ее пансион. Она родилась и выросла на этой улице, и Джемайна очень удивилась, узнав, что женщина с девической поры не пересекала Сену.
      – Зачем мне ходить куда-то? – говорила мадам Блан. – Здесь есть все, что мне нужно: мои коты, мои любимые постояльцы и мои книги. Если что-то понадобится мне, я могу купить это в магазинах на моей улице. Я полностью удовлетворена, детка.
      У нее действительно было много книг. Одна из комнат в ее апартаментах была превращена в библиотеку с таким количеством томов, что там едва умещались кресло и маленький столик для чтения.
      – Я здесь для того, чтобы работать, – поясняла Джемайна своей хозяйке. – Прошла уже целая неделя, а я не сделала ничего существенного и даже не решила, каково будет содержание моих статей.
      Мадам Блан кивнула:
      – Да, наверное, пора приниматься за дело. На какую тему ты предполагаешь писать?
      – Миссис Хейл хотела, чтобы я написала серию статей о женщинах, оставивших свой след в истории Франции или Парижа. А также о наиболее выдающихся современницах.
      – Современницах? О Боже, детка! По-моему, в настоящее время во Франции нет выдающихся женщин. Однако… – Глаза ее загорелись, и она подняла указательный палец. – В истории Франции есть несколько знаменитых имен. Прежде всего Жанна д'Арк. – Голос мадам Блан сделался благоговейным. – Орлеанская дева. Она святая, детка, поистине святая!
      – Но о ней уже очень много написано. Мне кажется, нужно обратиться к менее известной личности. По крайней мере в нашей стране.
      – А-а-а! Мадам Роланд! – В глазах мадам Блан появился фанатичный блеск. – И Мария Антуанетта!
      – Мадам Роланд? – Джемайна была озадачена. – Мария Антуанетта известна мне, но, боюсь, я никогда не слышала о мадам Роланд.
      – О! Это светоч революции! Жанна Роланд! Люди сплачивались вокруг мадам Роланд и ее мужа Жана Мари. Они вместе изучали и воплощали в жизнь идеалы и философию великого Руссо! Мадам Роланд проявляла большой интерес к твоим соотечественникам, детка, так как у вас тоже была своя революция, сбросившая ярмо тирании. Мадам Роланд отдала свою жизнь за Францию, как это сделала Жанна д'Арк. По пути на гильотину она воскликнула: «О, Свобода, сколько преступлений совершено во имя тебя!» Джемайна кивнула:
      – Помню, где-то читала об этом. Однако кое-что озадачивает меня, мадам Блан… Писать статьи сразу об обеих этих женщинах кажется мне немного странным… Если я правильно поняла, они находились по разные стороны баррикад. Мадам Роланд, как вы говорите, являлась революционеркой, в то время как Мария Антуанетта олицетворяла королевскую власть. Ей приписывают другую цитату: «Пусть они получат свое». Многие полагают, что эти слова явились основной причиной революции или по крайней мере вызвали необычайный гнев в стране.
      Мадам Блан сидела задумавшись, приложив палец к углу рта и глядя в потолок.
      Затем она взволнованно хлопнула в ладоши.
      – Так это еще лучше, разве ты не понимаешь? Я не писательница, но очень люблю читать. Мне кажется, таким образом ты сможешь показать революцию одновременно с двух сторон. Причины и следствия! Если бы я прочитала только о мадам Роланд, мне неизвестна была бы другая сторона революции. Разве читатели не должны иметь полную картину происходивших событий?
      Джемайна наклонилась вперед:
      – Конечно, вы правы, мадам Блан! – Она неожиданно улыбнулась. – Возможно, вы могли бы стать и писательницей. Контраст между двумя женщинами будет очевиднее, если я поведаю о каждой из них. Изумительное предложение!
      – О детка, ты слишком высоко оцениваешь мои способности, – застенчиво молвила мадам Блан. – Но возможно, я чем-то и помогу тебе, так как много читала об обеих женщинах. У меня много книг о них, которые я предоставляю в твое пользование. Могу также посоветовать сходить в Лувр. Там есть иллюстрации, изображающие мадам Роланд в юности. Много материалов о ней ты найдешь в нашей Национальной библиотеке. Я могла бы проводить тебя в местечко, где отец мадам Роланд, золотых дел мастер, занимался своим ремеслом. Там ты увидишь дом, где она родилась, церковь, которую посещала, тюрьму, в которой провела последние дни перед тем, как ее отправили на гильотину. И конечно, ты должна съездить в Ле-Клос.
      – Ле-Клос? Что это такое?
      – Ле-Клос – загородное поместье семьи Роландов. Оно принадлежало им сотню лет до революции. Поместье находится в тридцати милях севернее Лиона, вблизи деревушки под названием Тейзе. Мадам Роланд провела там четыре года, когда ее муж служил инспектором фабрик в Лионе. Оттуда ты сможешь увидеть великолепные Швейцарские Альпы, а в ясные дни на горизонте видна вершина Монблан.
      – Монблан? Чем-то напоминает ваше имя! Мадам Блан запрокинула голову и довольно рассмеялась:
      – Несмотря на это, я мало кому известна. Джемайна с энтузиазмом взялась за дело. Она была довольна тем, что мадам Блан с неменьшим энтузиазмом решила помогать ей. Хозяйка сопровождала девушку в Лувр, Национальную библиотеку и другие места, где можно было почерпнуть информацию о мадам Роланд и Марии Антуанетте. Так как Джемайна не умела читать по-французски, мадам Блан служила ей переводчицей, что значительно упрощало дело.
      Однажды вечером, когда они находились в квартире, где когда-то жила мадам Роланд, Джемайна забеспокоилась:
      – Не могу выразить, как я благодарна вам за помощь. Без вас я не смогла бы сделать столько. Но мне кажется, я злоупотребляю вашей добротой. Когда я впервые появилась в вашем пансионе, вы сказали, что очень редко выходите куда-либо. Теперь же проводите вне дома почти каждый день!