Глава 14

Дункан дрался яростно, нападая и защищаясь, атакуя и отбивая атаки, стараясь прижать врагов к стене. Заколов одного из нападавших ударом длинного кинжала, он ногой выбил из рук другого меч.

Однако этот успех не принес ему преимущества над остальными четырьмя нападающими. Случайный удар мечом проник сквозь его защиту, и прикончил бы, если бы не кольчуга, отразившая острие. Но прежде чем он смог оправиться от потрясения, кто-то ткнул ему прямо в лицо горящий факел.

Он отшатнулся и, к счастью, поскользнулся в луже крови. К счастью, потому что если бы этого не случилось, то удар меча отрубил бы ему голову: меч просвистел как раз там, где мгновение назад была его голова. Дункан покатился по полу и тут же вскочил, нанося удар, который выпустил потроха одному из врагов. Затем он нанес отчаянный удар, который угодил в человека с факелом. Фонтан крови из наполовину отрубленной руки алым дождем обрушился на Дункана и его врагов. Затем факел выпал из ослабевшей руки и зашипел в луже крови.

Запах горящей крови ударил в ноздри Дункану, он хотел затоптать тлеющий факел, но на него вновь обрушились враги. Отступая перед огнем и мечами, он чуть не наступил на яростно борющегося Моргана и его соперника. Они барахтались на полу, стараясь задушить друг друга. Человек Барина был наверху. Морган, испытывающий слабость после наркотика, понемногу сдавал.

Дункан швырнул одного из нападавших на меч его же товарища, поднял свой, чтобы убить соперника Моргана. Но тут его руку кто-то схватил, а затем обхватил шею Дункана сзади, чтобы опрокинуть его. Вырвал правую руку, Дункан нанес сильнейший удар. Этот удар пришелся набросившемуся на него Барину в живот, и тот, скорчившись, упал на пол. Дункан почувствовал, как по его кольчуге скользнуло лезвие кинжала, схватил нападавшего и перебросил через голову: это был Горони.

Преодолевая отвращение, Дункан наклонился, схватил того за шиворот, поднял и, приложив кинжал к его горлу, встряхнул и использовал как щит против остальных.

Двое нападающих остановились в нерешительности.

— Стойте! — крикнул Дункан, надавливая кинжалом на горло Горони. — Еще шаг — и я убью его!

Все остановились и посмотрели на Барина, ожидая его приказаний. Но тот все еще лежал, скорчившись, на полу, в пропитанной кровью грязи. Он был еще не в состоянии отдавать приказы. Шевелились только языки пламени, Дункан, держа своего пленника, приблизился к Моргану. Тот с остервенением бил головой об пол своего потерявшего сознание противника: голова врага была уже в крови.

— Алярик! — прошептал Дункан, не рискуя отрывать взгляда от людей Барина ни на секунду. — Алярик, остановись! Хватит! Идем отсюда!

Морган замер, а затем внезапно пришел в себя и стал воспринимать окружающее. Он с удивлением посмотрел на Дункана, потом на распростертое в грязи тело врага. К нему вернулся разум, и он с отвращением вытер руки.

— О боже! — прошептал он, с трудом поднимаясь на ноги и хватаясь за плечо Дункана. — Боже, в этом же не было необходимости. Что я сделал?

— Для сожаления сейчас нет времени, — сказал Дункан, следя за врагами и прикрываясь живым щитом. Затем он стал передвигаться к двери. — Я хочу выйти отсюда. Не собираются же эти джентльмены мешать нам, так как убить священника — это очень серьезное дело. Почти такое же серьезное, как убить двух священников.

— Ты не настоящий священник! — прохрипел Горони, вертясь в сильных руках Дункана. — Ты предал святую Церковь. И когда Его сиятельство узнает об этом…

— Да, я уверен, что его сиятельство сделает соответствующие выводы, — сказал нетерпеливо Дункан, приблизившись вместе с Морганом и Горони к тяжелым дверям, окованным железной решеткой.

Дверь была тяжелой, сделанной из толстых дубовых досок. Морган попытался поднять засов и наконец ему это удалось. Но когда он толкнул дверь, она не открылась. Дункан оглянулся, посмотрел, что же он там возится, и в этот момент Барин с помощью двух своих людей, с трудом поднялся на ноги и медленно направился к ним.

— Это бесполезно, — сказал он, все еще тяжело дыша. — дверь заперта.

— Ну так открой ее, — сказал Дункан. — Или он умрет. — Его кинжал снова уперся в горло Горони.

Барин остановился в пятнадцати футах от Дункана и улыбнулся, безнадежно махнув рукой.

— Я не могу открыть ее. Брат Бальморик запер ее снаружи по моему приказу. Я думаю, что бежать вам не удастся, — и он показал на огонь. Сердце Дункана упало: пожар разгорался со страшной силой. Все вокруг было сделано из сухого дерева и служило прекрасной пищей для огня. Как только пламя достигнет потолка, оно проникнет и в саму часовню.

— Зови Бальморика, — резко сказал Дункан.

Барин покачал головой и сложил руки на груди.

— Мы умрем все вместе.

— Ну что же, — Дункан посмотрел на Моргана. — Как ты себя чувствуешь?

— О, великолепно, — прошептал Морган. — Дункан, ты помнишь, как однажды я расправился с одной закрытой дверью?

— Не будь смешным. Ты сейчас в таком состоянии, что…

Дункан оборвал фразу и опустил глаза. Он понял, что имеет в виду Морган: их единственный шанс на спасение — это использовать магию Дерини. Но сделать это в присутствии Горони, значит признаться, что он

— Дерини. Значит, сбывается пророчество старца на дороге: «Придет время, когда придется сделать выбор». Значит, время пришло!

Он посмотрел на Моргана и медленно кивнул.

— Ты можешь немного подержать нашего друга? — Он указал подбородком на Горони. Морган кивнул:

— Хорошо.

Передав Горони в объятия Моргана, Дункан вручил ему свой кинжал и окровавленный меч. Он оценивающе посмотрел на Моргана, стараясь определить, по силам ли ему в его нынешнем положении такая задача. Однако выбора не было, и со вздохом сожаления Дункан повернулся к двери.

Он ощупал ее пальцами. Дерево было теплое и гладкое. Мысленным взором он увидел место расположения замка. Он приложил руки к замку, закрыл глаза и стал мысленно исследовать его механизм. Пот выступил на его лбу, руки стали влажными. Но зато вскоре послышался щелчок, затем еще одни. Оглянувшись на Барина и его людей, наблюдавших за ним с открытыми ртами, Дункан сильно толкнул ее и она распахнулась.

— О мой бог, он же один из тех! — прошептал Горони. Его лицо побелело. — Змея Дерини на груди Святой Церкви!

— Заткнись, Горони, или я прибью тебя, — мягко сказал Морган.

Глаза Горони боязливо покосились на кинжал, прижатый к его горлу, и больше он не произнес ни слова. Однако теперь заговорил Барин:

— Дерини? Бог накажет тебя за это, слуга Сатаны! Возмездие настигнет тебя и…

— Идем отсюда, — тихо сказал Дункан, забирая Горони и толкая кузена вперед. — Садись на лошадь и уезжай. Я за тобой.

Когда Морган стал взбираться на холм у часовни, Дункан протащил упирающегося Горони через дверь и, отдав мысленный приказ механизму замка, под проклятья Барина закрыл ее за собой.

Догнав Моргана, Дункан увидел, что тот в ужасе стоит перед обложенным охапками сена столбом: этот столб предназначался для него, а железные цепи, готовые подхватить жертву, так и не замкнулись вокруг его тела. Рядом в землю был воткнут горящий факел: он трещал и рассыпал искры по ветру.

— Алярик, нам нужно идти!

— Мы должны сжечь его, Дункан!

— Сжечь? Ты сошел с ума. У нас нет для этого времени! Идем!

Но несмотря не протесты Дункана Морган начал пробираться вверх к столбу: он уже полз на четвереньках, морщась от боли, силы оставляли его. Дункан нерешительно повернулся в сторону часовни, посмотрел на Моргана, грубо встряхнул Горони, поставив его лицом к себе.

— Я отпускаю тебя, Горони. Но не потому, что дарю тебе жизнь, а потому, что Морган нуждается в моей помощи больше, чем я нуждаюсь в мести. Теперь беги отсюда, пока я не передумал.

Он пинком пустил Горони вниз с холма, а сам полез к Моргану. Морган был уже рядом с факелом, но у него не хватало сил вырвать его из земли. Глаза его налились кровью от непомерных усилий. Дункан вырвал факел и бросил его в груду щепок у подножья столба. Пламя набросилось на сухое дерево и начало с веселым гулом пожирать его. Дункан подставил свое плечо Моргану, помог ему подняться на ноги, и они продолжили свой путь к вершине холма.

Далеко справа от себя он увидел монаха Бальморика и нескольких солдат, которые бежали к запертым дверям вместе с Горони.

Один из солдат отделился от остальных и направился в сторону беглецов. Но монах сделал какой-то жест, что-то крикнул, и солдат вернулся к остальным.

Часовня горела, а Дункан и Морган наконец добрались до площадки, где оставили лошадей. Дым уже полностью окутал часовню, пламя пожирало массивные дубовые вековые балки. Дункан посадил Моргана на лошадь, вложил ему в руки поводья, а затем сам вскочил в седло. Пришпорив лошадь, он понесся прочь, осыпая грязью, летевшей из-под копыт, всех путников, шедших на поклон к лесному святому. Немного отставая, Морган ехал сзади. Он полулежал, вцепившись руками в гриву лошади, глаза его были закрыты: он не мог прийти в себя после выпавшего не его долю сурового испытания. Дункан оглянулся назад и увидел, что Святой Торин охвачен пламенем. Черный дым застлал все небо, и на его фоне можно было разглядеть черные зловещие фигуры Барина и Горони, потрясавших кулаками и выкрикивающих проклятия, но погони не было.

С улыбкой Дункан наклонился вперед, чтобы поправить ослабевшие поводья, и придержал свою лошадь, чтобы лошадь Моргана могла поравняться с ним. Его кузен был в таком состоянии, что не мог даже управлять лошадью, и еще менее был способен принимать какие бы то ни было решения. Но Дункан был уверен, что Морган одобрит его план: ехать к Келсону как можно быстрее. Как только вести о событиях в часовне достигнут архиепископов, следующей мишенью мести будет наверняка Келсон. И Дункан был уверен, что Морган захочет быть рядом с мальчиком в это время.

Выступление на курии в Джассе после сегодняшних событий было бессмысленным. И он, и Морган наверняка будут отлучены от церкви и поставлены вне закона. Да и в Корвин сейчас было опасно возвращаться: когда интердикт будет наложен — а сомнений теперь в этом не оставалось

— в Корвине начнется гражданская война, а Алярик будет в беспомощном состоянии еще по меньшей мере несколько дней.

Дункан взял поводья лошади Моргана и пришпорил свою. Надо найти место для отдыха. Может быть, в Святом Торине, где они отдыхали прошлую ночь? Если им повезет, то можно отыскать Путь Перехода в развалинах. Алярик что-то говорил об алтаре, посвященном Святому Камберу. Путь должен быть где-то там. И если они отыщут его, то быстро будут в Ремуте у Келсона.

Слышались зловещие раскаты грома, сверкали молнии, пошел сильный дождь. Небо потемнело. Дункан покрепче устроился в седле и внимательно следил, чтобы Морган не соскользнул со своего мокрого седла.

Несмотря на бурю, им нужно было ехать. Ведь скоро Горони предстанет перед архиепископами и расскажет о пленении и бегство Моргана, о том, какую роль сыграл во всем этом Дункан Говард Мак Лэйн, исповедник короля и восходящая звезда церковной иерархии, оказавшийся колдуном Дерини, и Дункан прекрасно знал, что по этому поводу скажет Лорис.

— Я отлучу его от церкви! Я отлучу их обоих! — кричал Лорис. — За фальшь, предательство, лицемерие. Я лишу его сана! Я…

Лорис, Корриган, их помощники и служки собрались во дворце вместе с высшим духовенством Гвинеда в Джассе, когда пришло это ужасное известие. Монсеньор Горони в запачканной кровью и грязью одежде ворвался в зал и бросился на пол к ногам Лориса. Все духовенство с ужасом слушало его рассказ о пленнике, о бегстве, об опасности, которой подвергался лично он, Горони, об этих проклятых Дерини — Моргане и Дункане.

Да, он вполне уверен, что спутником Моргана был Дункан Мак Лэйн. Этот священник понял, что Горони узнал его. Он называл Горони по имени, угрожал ему смертью, если Горони не подчиниться ему!

После того, как Лорис выкрикнул все свои проклятия, обрушив их на головы Дункана, Моргана, Дерини, началось обсуждение всего происходящего. Все разбились на небольшие группы. Было ясно, что в Святом Торине произошло нечто ужасное, и что-то необходимо тотчас предпринять.

Епископ Кардиель, в чьем дворце происходило совещание, через комнату бросил красноречивый взгляд на своего коллегу Арлиана, а затем снова стал слушать спор между Карстеном из Моеры и Креодой из Кэрбюри, Арлиан кивнул и, подавив улыбку, стал наблюдать за действиями Лориса и Корригана.

Кардиель и Арлиан, одному из которых был сорок один год, а другому

— тридцать восемь, были самыми молодыми епископами Гвинеда. Толливеру, епископу Корота, было пятьдесят, а всем остальным — за шестьдесят.

Однако не только возраст отличал Кардиеля и Арлиана от большей части остальных епископов. Было и нечто другое. Дело в том, что того и другого смешил необузданный гнев Лориса. Их забавляли угрозы, которые Лорис в бешенстве выкрикивал в адрес Моргана и Дункана: они тайно симпатизировали генералу Моргану, который выступил на защиту молодого короля во время коронации. А Дункан был любимцем и протеже молодого горячего епископа Арлиана. Кроме того, им обоим не нравился этот Барин, о котором упоминал Горони. Оба они считали фанатическое религиозное движение, возглавляемое Барином, преступным и были очень обеспокоены тем, что Лорис, пусть даже неофициально, вступил с Барином в переговоры.

Но, с другой стороны, им обоим нравилось, что Морган опять выставил Лориса идиотом. Кардиель, который в силу традиционного нейтралитета Джассы был как бы сторонним наблюдателем, имел в этом деле чисто академический интерес, но Арлиан просто наслаждался дурацким видом Лориса. Молодой епископ Ремута слишком часто видел Лориса в таком состоянии, и считал, что такой человек не может быть главой церкви Гвинеда: уж слишком он глуп.

Конечно, он не считал, что может занять это пост сам. Ведь он понимал, что слишком молод и неопытен. Но вот ученый Браден из Грекоты или Ифор из Мэрбери, или даже Лейси из Ставентхама были бы гораздо уместнее на этом высоком посту, чем епископ Эдмунд Лорис из Валорета. Ну, а что касается коллеги Лориса и непосредственного начальника Арлиана архиепископа Патрика Корригана, то совершенно ясно, что епископство Ремута тоже нуждается в вливании свежей крови. А этот пост был уже вполне в пределах компетентности Арлиана.

Лорис наконец смог обуздать свой темперамент и перестал кричать. Он встал и поднял руки, прося тишины. Все духовенство моментально прекратило споры и расселось по местам. Молодые священники и клерки притиснулись поближе, чтобы слышать слова архиепископа. Наступила полная тишина, нарушаемая только хриплым дыханием старого епископа Карстена.

Лорис наклонил голову и откашлялся, затем поднял глаза и осмотрел всех: теперь он говорил, как глава церкви Гвинеда.

— Я прошу прощения за непростительный гнев, который не смог сдержать. Как вы все конечно знаете, ересь Дерини была в течение многих лет объектом нашего пристального внимания. И мы не были сейчас удивлены действиями Моргана. Мы могли только предвидеть их. Но мы узнали сегодня, что один из священников, сын дворянина и член монсеньории… — Он с трудом сдержал грязное слово, чуть не вырвавшееся у него изо рта. — Дерини!

Он помолчал, стараясь подавить вспышку ярости.

— Я еще раз прошу прощение за гнев. Ну, а теперь, когда к нам вернулся рассудок, мы можем трезво обсудить, что же произошло и как нам следует поступить. По-моему мнению, есть только один путь, по крайней мере, в той части, что касается священника Мак Лэйна. Он, без сомнения, еретик, и мое решение — казнить его как предателя-еретика.

Что касается второго и третьего пункта, то на это требуется соизволение короля, и мы будем настаивать на этом. — Его острые голубые глаза пробежали по комнате для заседаний. — Но первый пункт в пределах моих полномочий, и я как глава духовенства Гвинеда объявляю, что Дункан Говард Мак Лэйн и его печально известный кузен Алярик Энтони Морган предаются анафеме, и архиепископ Корриган, наш брат из Ремута и непосредственный начальник Мак Лэйна, поддерживает это наказание. Мы надеемся, что многие из вас также поддерживает это наказание. Мы надеемся, что многие из вас также присоединятся к нам сегодня же, и ночью мы сможем провести ритуал отлучения.

По залу пробежал шепот, но Лорис оборвал его резким тоном:

— Здесь нечего обсуждать! Морган и Дункан сегодня убили нескольких преданных сынов Церкви, угрожали жизни нашему слуге священнику Горони, использовали проклятую и запретную магию в святом месте. Оглядываясь назад, можно предположить, что Дункан Мак Лэйн несет ответственность и за то, что произошло во время коронации короля Келсона, вина за все те события лежит на нем и на Моргане. — Он снова осмотрел всех. — Есть у кого-нибудь замечания? Если есть, то можете высказать.

Все молчали.

— Отлично, — кивнул Лорис. — Мы ожидаем всех вас сегодня вечером для проведения ритуала отлучения. Завтра мы решим, как нам действовать дальше. Также мы обсудим вопрос о том, что нам делать с герцогством Корвин. Может быть, мы наложим на него интердикт. Ну, до вечера, мои лорды.

С коротким поклоном Лорис вышел из зала, сопровождаемый Корриганом, секретарем Корригана отцом Хью де Берри и полудюжиной других помощников и писцов. Как только за ними закрылась дверь, в зале разгорелись жаркие споры.

— Арлиан?

Епископ Арлиан, наблюдавший за спором епископов Брадена и Толливера, оглянулся на зов и увидел, что Кардиель подает ему знаки с другого конца зала.

Оставив двух старцев, он стал пробираться через возбужденную толпу священников и их помощников. Подойдя к Кардиелю, он поклонился.

— Лорд Кардиель желает видеть меня?

Кардиель поклонился в ответ:

— Я хочу пригласить вас в мою часовню, чтобы обсудить то тяжелое положение, в котором мы все оказались, лорд Арлиан, — громко сказал он, чтобы перекричать шум в зале.

Арлиан скрыл улыбку, признательно поклонился и махнул рукой своим помощникам, приказывая выходить из зала.

— Это большая честь для меня, милорд. И я надеюсь, что наши совместные молитвы смягчат гнев господа, обрушившийся на нашего брата Дункана. Проклясть священника, даже если он Дерини, это очень серьезное дело. Вы согласны?

— Я полностью с вами согласен, брат мой, — кивнул Кардиель, когда они вышли из зала через боковую дверь. — Я думаю, что нам стоит обсудить и вопрос об этом Барине, о котором Горони упоминал в своем торопливом докладе. Как вы считаете?

Они обменялись приветствиями с парой монахов, которые встретились им по пути. Наконец они вошли в тщательно охраняемую и звукоизолированную личную часовню епископа Джассы. Как только за ними закрылись двери, Арлиан согнал со своего лица улыбку и встал, прислонившись спиной к дверям. Кардиель зажег свечу.

— Меньше всего нас должен беспокоить Барин, — сказал Арлиан, глядя на пламя свечи. — Прежде всего нам следует обсудить этот интердикт, который Лорис вынуждает нас объявить. Я не знаю, как нам провалить это отлучение и при этом остаться добрыми слугами церкви. Факты таковы, что Морган и Дункан по меньшей мери формально виновны по тем обвинениям, что им предъявлены. Но я полностью отрицаю интердикт, даже если народ Корвина откажется признать отлучение своего герцога Моргана.

Кардиель фыркнул и прошел к алтарю, чтобы зажечь свечи и перед ним.

— Я тоже не поддержу интердикт. К тому же, я убежден, что Морган и Дункан не сделали ничего плохого, они только защищали свои жизни. Да и зло магии Дерини находится для меня под вопросом.

— Хорошо, что ты говоришь про это только мне, — засмеялся Арлиан, подходя поближе к Кардиелю. — Другие члены курии тебя бы не поняли.