Найджел как раз подумал, что сейчас самое подходящее время для нападения: скучный жаркий и душный день притупил внимание всех присутствовавших — и именно в этот момент нападение действительно произошло, но не нападавшие оказались не фатанскими торговцами, как ожидалось, а монахами, подавашими свои прошения.

Заговорщики явили себя, когда первые из них были уже у подножия помоста. Когда Найджел понял, что нападение началось, «аббат» и его «капеллан» были на уже на середине лестницы. Когда из под ряс появились не прошения, а мечи, и одетые в коричневые рясы люди бросились вперед, причем первые двое явно устремились к Лайаму, настоящие торговцы, крича, поспешили убраться с их дороги, подобно мышам с дороги кота.

В то же мгновение Коналл заметил нападавших и, закричав Саеру, вскочил на ноги, отшвырнул в сторону Пэйна, чтобы тот не стоял на дороге, и вытащил меч из ножен как раз вовремя, чтобы отразить выпад первого атакующего, обращенный на его отца. И в тот же момент Найджел, перепрыгнув через спинку своего кресла, сдернул изумленного Лайама со стула и кувырком скатился вместе с ним с задней стороны помоста, одновременно сжав рукой горло мальчика, чтобы лишить его сознания, не давая ему использовать свои способности Дерини для помощи тем, кто пришел за ним.

В битве, развернувшейся в то же время на равнине Дорны между отрядом Дункана МакЛейна и напавшими на него меарцами, силы Дерини были бесполезны. Магия Дерини не могла остановить движение отряда тяжелой кавалерии, брошенной Сикардом Меарским против главных сил кассанской армии, чтобы отрезать отряд Дункана от подкреплений.

И никто не питал иллюзий, что отряду Дункана удастся переломить ситуацию и, остановив меарский отряд, найти путь к своему спасению. Генерал Буркард и Джодрелл скрежетали зубами и отчаянно думали всевозможные ответные действия, о которых Дункан никогда бы и не подумал, но армия Сикарда оказалась куда больше, чем они рассчитывали. Неудивительно, что войска Келсона, наступавшие с юга, встречали лишь символическое сопротивление. Нападавшие уже сравнялись числом с кассанской армией, а с запада все продолжали подходить свежие меарские войска.

Положение отряда Дункана вряд ли можно было назвать более благоприятным. Несколько сот человек, зажатых между войсками Сикарда и Горони, отчаянно пытались прорваться через вражеские ряды и сорвать планы меарцев. Все они были из числа лучших, и смогли бы выстоять против отряда Горони, но у них не было никаких шансов устоять под бешеным натиском свежих войск, подошедших с северо-востока — к коннайтским наемникам присоединились хлынувшие с гор епископские рыцари на крепких боевых конях. А на гордо воздетой седой голове человека в белом плаще с большим синим крестом, который командовал рыцарями, вместо шлема красовалась епископская митра.

«Боже, это же Лорис!» — изумленно прошептал Дугал, когда они с отцом осадили коней на небольшом пригорке и осматривались вокруг, пытаясь определить нужное им направление.

«Да. И, похоже, со своим церковным эскадроном смерти,» — ответил Дункан. — «Как я мог оказаться глуп настолько, что их удалось заманить нас в ловушку? Боже, он, наверное, дико хочет схватить меня!»

«Думаю, что от меня он тоже не отказался бы,» — пробормотал явно испуганный Дугал, который никогда еще не видел такое количество вооруженных людей. — «Что будем делать?»

«А что мы можем сделать? Попробуем прорваться, может быть, нам это удастся, хоть я и не понимаю, как мы сможем пробиться через них ,» — с этими словами он вытянул руку в сторону главных меарских сил, вступивших в сражение с его собственной армией, а затем указал на разрыв между войсками Горони и левым флангом меарской армии, далеко от отряда Лориса. — «Попробуем пройти вон там. Они все равно будут иметь возможность взять нас, но мы не сдадимся без боя!»

Но их противник оказался готовым к бою и волна за волной слал свежие силы, чтобы не дать Дункану и его отряду ускользнуть. Каждое мгновение шансов на прорыв оставалось меньше и меньше, и в результате у них не осталось никакого выбора, кроме как принять бой. Герцогские гвардейцы, окружавшие Дункана, сражались героически, прикрытые со спины Дугалом и его ополченцами из клана МакАрдри, и какое-то время могли отражать атаки все увеличивавшегося количества врагов, но вскоре стало ясно, что даже отваги приграничников недостаточно, чтобы спасти их. А когда свежие силы меарцев снова пошли в атаку, нацелившись на середину их отряда, чтобы отрезать Дункана от Дугала и приграничников, Дункан начал осознавать неизбежное.

Его все еще окружали его гвардейцы, и он был уверен, что они будут защищать его до тех пор, пока они все не полягут, но это был только вопрос времени. Рыцари Лориса подбирались все ближе и ближе. Рано или поздно они доберутся до него. Размышляя о том, как бы ему подороже продать свою жизнь, и механически рубясь с нападавшими, Дункан неожиданно заметил на пригорке Лориса, молча сидевшего под развевавшимся знаменем на белоснежном коне и знаками отдавая приказ бросить в бой еще больше солдат.

По ходу боя Дункан потихоньку оказывался все дальше и дальше от Дугала и его верных ополченцев. Горстка приграничников еще держалась, но никто не мог сказать как долго это сможет продлиться. Но этого оказалось мало: он заметил, как к Лорису приближается большой отряд всадников. Они были легковооружены, но в руках у них были короткие, слегка загнутые луки.

Лучники!

«Лучники, целься!» — закричал, схватившись с одним из нападавших, Коналл, и, ударив второго нападавшего ногой в пах, присел, уворачиваясь от кривой сабли в руках третьего.

Внезапное появление трех десятков лучников, взявших на прицел всех посторонних в зале, по меньшей мере на несколько секунд возымело желаемый эффект. Из двери за помостом выскочили солдаты Саера, и только они и солдаты Коналла, уже схватившиеся с нападавшими, не смотрели вверх, хотя ожесточение схватки ничуть нек уменьшилось. Бедные торговцы, внезапно оказавшиеся в самой середине боя, перепугались еще сильнее и изо всех сил стремились выбраться из зала.

«Взять его,» — закричал Найджел, увидев, как один из нападавших, тайком сбросил свою монашескую рясу и пытается затеряться среди купцов, рвущихся прочь из зала.

Если среди нападавших и были Дерини, как того боялся Найджел, он не выдали себя магической контратакой. Может быть, обнаружив, что их жертва оказалась не столь неподготовленной к нападению, как им казалось, они надеялись, раз уж нападение оказалось неудачным, использовать свои силы для того, чтобы бежать, когда для этого представится возможность. А может быть, угроза, исходящая от вооруженных охранников, помешала им сконцентрироваться, чтобы суметь воспользоваться своими силами.

«Всем бросить оружие и стоять на месте!» — прокричал Найджел, пытаясь сесть, одновременно прижимая к груди перепуганного Лайама. — «Лучники, на счет „три“, пристрелите любого, кто будет двигаться с оружием в руках, если только вы не уверены , что он — один из наших! Один… Два…»

Бросаемое оружие загремело на полу задолго до того, как Найджел произнес «Три», но не все их нападавших были готовы признать свое поражение. Когда лучники заметили, что пятеро нападавших не бросили оружие, дождя из стрел не последовало, но зал на несколько мгновений наполнился звоном спущенных тетив и глухими ударами стрел в плоть, а глухие звуки борьбы сменились криками боли. Еще двух нападавших, находившихся тесно сцепившихся с охраной, чтобы лучники могли точно прицелиться, пришлось повалить на пол и силой принудить их сдаться. Один из сторонних наблюдателей бал ранен — правда, не серьезно — когда он, поддавшись панике, попытался выскользнуть из зала.

Лайам, истерично корчась, кричал, заливался слезами и икал до тех пор, пока, по знаку Найджела, вниз не спустилась Риченда, которая успокаивающе обняла его и заставила его выпить слабое успокоительное, приготовленное ею как раз для этого случая. Ротане было приказано уложить его в постель и побыть с ним, пока он не уснет.

Вскоре Коналл и Саер схватили всех, кто был не известен им или Найджелу: Коналл насчитал семнадцать пленников, девять из которых несомненно участвовали в покушении, причем пятеро были ранены. Из оставшихся восьми, Саер узнал еще двоих, у кого во время стычки в руках было оружие. Таким образом, они не были уверены еще в шестерых, причастность которых к покушению должна была быть установлена более изящным способом.

Когда солдаты Найджела обезоружили и связали пленников, заодно очистив зал от посторонних, а лекари занялись ранеными, в зал проскользнул епископ Арилан, одетый в простую черную сутану. Чтобы пленники, среди которых вполне могли оказаться Дерини, не воспользовались своими деринийсикми способностями, Арилан принес небольшой горшочек с мазью, которую он применял к Найджелу несколько недель назад — но на этот раз применял ее ведомый инструкциями Арилана Саер да Трейхем, который мазнул обмакнутым в мазь пальцем по горлу каждого из пленников.

«В мази есть мераша,» — сказал Найджелу епископ-Дерини, когда Риченда, следом за Саером, обошла пленников, ниблюдая за их реакицей. — «Доза небольшая, но ее достаточно, чтобы помешать даже обученному Дерини противостоять Правдочтению. Те из них, кто не является Дерини, будут просто хотеть спать.»

«Я должен был сам догадаться об этом,» — понимающе кивнув, пробормотал Найджел. — «А что теперь? Нам, наверное, надо будет допросить их всех?»

«Занятие не из приятных, но мы должны этим заняться,» — ответил Арилан. — «Вы можете не участвовать в допросе, если не хотите. Риченда захотела сама заняться этим, чтобы никто из них не мог потом сказать, что к ним применили деринийские… м-м-м… „методы убеждения“. Я буду помогать ей. Они не будут знать, кто я такой. Мы сможем очень быстро отделить невиновных, а те из виновных, которые не являются Дерини, не создадут для нас никаких проблем. Если хотите, можете просто наблюдать.»

«Нет, это ведь просто еще одна грань того, что, как я видел, делает Келсон,» — пробормотал Найджел, но голос его выдал, что он нервничает. — «Если разбираться с этим как положено, то мне нужно получить как можно больше информации из первых рук. Какой смысл обладать способностями, которыми не можешь воспользоваться преимуществами, которые они тебе дают? Как Вы думаете, Джеана не хочет понаблюдать за происходящим?»

Когда он краем глаза посмотрел на дверь, возле которой стояла Джеана, тайком поглядывая на происходящее, он заметил, как она спрятала взгляд. Риченда, возвращаясь вместе с Саером после проверки пленников, услышала конец их разговора и слабо улыбнулась.

«Найджел, постыдитесь. Вы же знаете, что она еще не готова к этому. Хотя это было бы интересно. Кое у кого из наших пленников начинают проявляться явные признаки действия зелья.»

«Вот чего нам в Ремуте только и не хватало,» — фыркнув, сказал Найджел, — «так это новых Дерини. Ну да ладно. Коналл, я хочу, чтобы ты взял на себя охрану зала. Никого не впускать и не выпускать без моего разрешения.»

«Слушаюсь!»

«Саер, приводи нам пленников по одному.»

«Слушаюсь!»

А когда сын и шурин ушли исполнять его приказания, Найджел добавил: «Жаль только, что здесь нет Келсона. Да и Моргана с Дунканом явно не хватает.»

Дункан, тем временем, был бы рад оказаться где угодно, только не там, где он был. Бушующий него бой, все большее количество его людей павших под меарскими мечами, и неумолимо приближавшийся отряд лорисовских рыцарей в белых плащах — все это лишний раз подчеркивало губительность совершенной им ошибки. Если повезет, основной части кассанской армии удастся уклониться от боя сегодня, а вот ему это никак не удастся. Но даже его смерть не поможет королю. Армия Сикарда оказалась гораздо больше, чем они думали, и Келсон может узнать об этом слишком поздно.

Рядом с его головой просвистел топор, ему удалось отбить удар мечом, но удар был настолько силен, что рука его онемела, а он чуть не выпал из седла, которое, вдобавок, было уже скользким от крови его медленно умиравшего коня. Пока Дункан приходил в себя, один из его людей разделался с солдатом с топором, но Дункан все-таки остался без коня. К нему подъехал один из его солдат и помог Дункану сесть на коня у него за спиной, но ситуация ухудшалась с каждым мгновением. Дункан чувствовал волнение Дугала, дошедшее до него через море дерущихся солдат, и понял, что Дугал на мгновение впал в панику, не видя Дункана и хорошо знакомого ему серого жеребца, хотя Дункан и подымал свой меч, подавая Дугалу сигнал, что он еще жив.

И если было уже поздно для Дугала спешить на помощь Дункану, у Дункана еще оставался возможность дать шанс Дугалу, а если он каим-то образом сумеет ускользнуть, он сможет предупредить Келсона о случившемся. Он знал, что играет со смертью, осознавая, что его ждет, если он не падет на поле боя, а будет взят живым, но Дункан не собирался расставаться с жизнью понапрасну.

Он никогда не пользовался своей силой для убийства и не мог заставить себя пойти на это даже сейчас, но он, не колеблясь, приведет ее в действие, чтобы отвлечь нападающих, тем более что Дугал не подчинится его приказу, если только его не принудит к этому то, что Дункан планировал сделать.

В этот момент солдат, сидевший в седле перд Дунканом, получил смертельный удар и, падая из седла, увлек Дункана за собой. Дункан, поднявшись на ноги и держа меч в руке, сосредоточил все свое внимание на своей последней ротчаянной уловке. То, что он собирался сделать, надолго лишит его сил, но ему все равно не выбраться с этой равнины, так что это уже не имело значения — лишь бы дать Дугалу возможность бежать и предупредить Келсона.

Когда чья-то лошадь толкнула его, чуть было не сбив с ног, он рявкнул что-то, но это оказался один из его солдат. Схватившись за стремя, он прикрылся лошадью от нападвших, а ее всадник, согнувшись в седле, отразил атаку. Глубоко вдохнув, он отправил свой приказ.

Дугал, немедленно уходи и скачи к Келсону!

— мысленно приказал он, безжалостно вторгаясь в разум своего сына. — Уходи любой ценой! Ты все равно не сможешь спасти меня.

В тот же миг он привел в действие еще одно заклинание, создав посреди солдат, разделявших его и Горони, стену ревущего пламени, двинувшуюся в сторону изумленного и испуганного Лориса и его рыцарей, одновременно не давая Дугалу попытаться придти к нему на помощь, а солдатам Лориса — помешать бегству Дугала.

Он не смог удержать заклинание надолго, но надеялся, что этого было достаточно. Как только атакующие вновь обрели самообладание и с новой силой пошли вперед, а Лорис с пеной у рта разразился потоком проклятий, огонь погас.

«Это просто деринийский трюк!» — услышал он рев Горони. — «Хватайте его! Он не сможет продолжать, если вы навалитесь на него!»

И они действительно навалились. Он не видел, выполнил ли Дугал его приказ, а вместо этого вложил все свои силы в обычную драку, маша своим мечом направо и налево и стараясь нанести врагу как можно больший ущерб. Они, конечно, могут захватить его, но им придется дорого заплатить за это. А, может, они просто убьют его. Пусть так, это лучше, чем быть попасть в руки Горони и Лориса, но он не собирался сам искать смерти.

Но никто и не собирался оказывать ему такого одолжения. Его уже узнали. Всадник, прикрывший его собой, был убит, и теперь он бился вместе с двумя пешими мечниками из клана МакЛейнов. Несколько раз нападавшие могли убить его — Дункан, не колеблясь, зарубил одного из них

— но так и не смогли подойти к ним достаточно близко, хоть и убили одного из мечников. По глазам нападавших Дункан понял, что они получили приказ взять его живым.

В конце концов, его ударили сзади по шлему, одновременно в спину ему врезался чей-то щит. Он покачнулся, и в тот же миг его повалили, кто-то ударил кулаком по его шлему, от чего в ушах у него раздался звон. Ремешок его шлема лопнул, шлем упал, и в тот же момент рукоятка меча врезалась ему чуть повыше уха.

Когда все поплыло у него перед глазами, он почувствовал, как кто-то вырвал из его онемевших пальцев меч, и в тот же момент кто-то еще нанес ему точно рассчитанный удар по затылку. Голова его как будто взорвалась от боли, которая немедленно охватила каждую клеточку его тела, и его окутала темнота. Больше он уже ничего не чувствовал.

Когда Дугал почувствовал, что мысленный контакт с отцом прервался окончательно, он уже вовсю использовал возможность, которую ему предоставил Дункан, заплативший за это столь дорогой ценой. От приказа, посланного Дунканом, он вздрогнул — не только от вложенной в него силы, но и от того, что от этот приказ требовал от него — но он не мог не выполнить его. Когда меарцы вокруг него дрогнули, испугавшись пламени, внезапно заревевшего посреди них, он резко развернул свою лошадь и повел с полдюжины солдат своего клана в проход, образовавшийся в строю неприятеля. Он старался не думать о том, что бы могло значить внезапное молчание его отца, но даже в мыслях не допускал того, что Дункан мог быть мертв.

У него не было времени объяснять, что он должен делать, тем немногим солдатам. что остались с ним во время бегства. Пока он вел их прочь от кассанского знамени, Сайард смотрел на него как на сумасшедшего, а остальные трое явно считали его трусом, бегущим с поля боя и обрекающим своего командира на смерть или плен. До своего смертного часа — которого, если ему не удастся выполнить свою задачу, ему не придется долго ждать — не забудет он выражение отвращения на лице старого Ламберта, когда Дугал сорвал с головы свой шлем с графской короной и, отшвырнув его прочь, приказал остальным следовать за ним.

Они все-таки поскакали за ним, прикрывая его сзади и с боков, но все они угрюмо косились на него, направляясь на юго-запад, все дальше и дальше от места сражения. Они следовали за ним, но Дугал знал, что нескоро еще он сможет восстановить их уважение — если это вообще когда-нибудь случится.

Почти час они, играя со смертью, скакали как одержимые, не снижая темпа, пока чуть не загнали лошадей, и Дугал удостоверился, что им удалось ускользнуть от меарских отрядов. Но когда они въехали в узкое ущелье и перешли на шаг, чтобы дать лошадям отдышаться, а Дугал отшвырнул свой щит и плед цветов клана МакАрдри и приказал, чтобы они сделали то же самый, остальные чуть было не взбунтовались.

«Выполнять! » — бросил он, срывая с себя графский пояс и все знаки, показывающие, что он — предводитель клана. — «Мы еще не выбрались. Если нас схватит патруль меарцев и поймет, что мы можем оказаться важными, все пропало. Мы должны выглядеть простыми солдатами.»

«Слышь, малец, не позорь свой титул,» — прошептал Сайард, покорно снимая, как и остальные, свой плед и презрительно швыряя его в кусты. — «Ни один солдат, будь он самым что ни на есть простолюдином, не бросит своего командира на смерть, если он хочет называть себя честным человеком!»

Это замечание задело Дугала, который и без того чувствовал себя равным пыли под копытами своего жеребца, но он заставил себя не реагировать на него, оглядываясь вокруг и осознавая, что у них есть шанс.

«Сайард, сейчас не время рассуждать,» — прошептал он. — «Я все объясню потом. Так вы едете или нет?»

«Мы простые солдаты и останемся с нашим господином,» — сказал Сайард,

— «даже если он не заслуживает этого.»

«Я же сказал „потом“ !» — рявкнул Дугал и глаза его гневно блеснули.

И вновь они пошли за ним, когда он вывел их из ущелья и направился на юг, но Дугал всей спиной почти физически чувствовал их взгляды, полные ненависти, и ненависть эта только усугублялась тем, что они не знали, что случилось с Дунканом. Когда они действительно окажутся в безопасности, он постарается объяснить им, что произошло, если, конечно, ему удасться заставить их слушать. А пока ему надо придумать, как он сможет, используя свои неразвитые способности, выполнить приказ отца и дотянуться до разума Келсона — он сможет сделать это только когда стемнеет, и разум спящего короля станет более доступным для его неискушенного разума. Впрочем, он не был уверен, что ему удастся дожить до этого.

Значит, прежде всего он должен постараться остаться на свободе, пока не придет время. А до тех пор ему оставалось лишь скакать вперед, сокращая расстояние до короля — и удаляясь от того, кто был не только его командиром, но и отцом, но никто из солдат, следовавших за Дугалом, об этом не знал.

Его отец, тем временем, находился в куда более тяжелом положении. чем Дугал мог себе представить. Дункан был жив, но почти жалел об этом. Первыми ощущениями после того как он смог пробиться через завесу боли, разрывавшей его голову, было прикосновение рук, дергающих его тело, срывая оружие и доспехи, пока кто-то еще разжимал его челюсти.

«Заставьте его проглотить это,» — услышал он знакомый голос где-то рядом со своей головой, и в то же мгновение поучувствовал, как в рот ему льется горькая жидкость.

Горони! А в воде — мераша!

Инстинкт самосохранения вернул Дункана в сознание. Несмотря на дикую боль в голове, он стремительно повернул голову и выплюнул то, что влили ему в рот, одновременно пытаясь отчаянным усилием вырваться на свободу.

Его грубо бросили на землю и прижали руки к полу. Пытаясь вырваться, он видел только суровых людей в кольчужных шлемах и белых плащах с синими крестами и руки, снова подносящие к его лицу чашку с зельем.

«Нет!»

Следующей порцией он забрызгал всех вокруг, но добился лишь того, что в него влили новую дозу. Он пытался удержать зелье во рту и был готов сделать все, чтобы не проглотить его, но кто-то умело ударил его под дых. Дункан рефлекторно вдохнул, часть зелья попала ему в дыхательное горло, заставив его давиться и кашлять, но какая-то часть все-таки попала в желудок. Он изо всех сил пытался удержать остальное во рту, но рука в кольчужной перчатке зажала ему рот и нос так, что не мог даже вздохнуть, а другая рука пережала его сонную артерию.

Он все еще пытался бороться с ними, когда его свет перед глазами стал меркнуть, а руки и ноги начали дергаться от нехватки кислорода. Еще хуже было то, что он начал чувствовать действие мераши, ослаблявшей его еще сильнее.

«Ну, святой отец, давай-ка еще немного,» — услышал он насмешливый голос того, кого он так ненавидел, когда чьи-то руки снова разжали ему челюсти и горькая жидкость снова заполнила его рот. — «Тебе придется

проглотить это.»

Его сознание начало мутиться от зелья, а в него, зажав ему нос, все продолжали лить воду с мерашой, и Дункан понял, что не может больше сопротивляться. Его тело было уверено, что он задыхается. К своему ужасу он почувствовал, как его горло сделало несколько судорожных глотков. Зелье в его желудке казалось ему ледяной змеей, стремительно ползущей по его организму.

Тут его отпустили, со смехом наблюдая как он, повернувшись на бок, кашляя и давясь, корчится, обхватив голову руками. С каждым ударом сердца его сознание туманилось все сильнее, в его одурманенной памяти всплывали воспоминания о другой встрече с Горони и мерашой.

Горони в горящей часовне под монастырем святого Торина. Столб, заготовленный для того, чтобы сжечь любого Дерини, который будет иметь несчастье попасть к нему в лапы.

Только в тот раз беcпомощным пленником Горони был Аларик, а Дункан спас его от смерти на костре. Несмотря на дурман, Дункан знал, что им не удастся поменяться ролями на этот раз, и Аларик не может спасти его . Если Дункану не удастся каким-то образом сотворить чудо, то Аларик даже не узнает о положении, в котором оказался Дункан, до тех пор, пока Дункан не погибнет.

Тут его перевернули на спину, сорвав с него одежду и сняв с пальца его епископский перстень. Он не мог помешать им, даже легкий поворот головы немедленно вызывал новую волну головокружения и тошноты. Они не потрудились даже связать ему руки, когда рядом он заметил еще одного человека в белом плаще, стоящего у его ног и глядящего на него. Растрепанные седые волосы казались ореолом вокруг его головы, а взгляд голубых глаз сиял торжеством. Когда Горони передал ему епископский перстень, снятый с Дункана, он улыбнулся и, повертев его в руках, одел его на палец, рядом с другим таким же перстнем.

«Ну что, мой неуловимый священник-Дерини,» — спокойно сказал Эдмунд Лорис. — «Думаю, что настало время для долгого разговора. Ты и твои собратья-Дерини доставили мне немало неприятностей. Теперь я отвечу тем же.»

«Мне не нравится то, что мне пришлось сделать сегодня,» — сказал один из тех самых собратьев-Дерини.

Морган стоял у входа в палатку, которую делили они с Келсоном и в которой он не так давно закончил допрашивать последнего из сорока меарских солдат. Плоды его работы еще подергивались на ветвях дерева на противоположной стороне поляны, рядом с уже неподвижно вытянувшимися телами Итела и Брайса.

Келсон, сидевший за столом за спиной Моргана и глотавший через силу скудный походный паек, фыркнув от отвращения, оттолкнул тарелку.

«А мне , по-Вашему, это понравилось?»

«Не знаю.»

«Не знаете?» — удивленно повторил Келсон.

Морган, искоса наблюдая за реакцией короля, спокойно посмотрел на дерево, использованное в качестве виселицы, возле которого похоронная команда ожидала разрешения снять тела четырех казненных меарцев. Он как никто другой знал, что именно эти люди заслужили смерть за насилие над жителями Меары, но ему не понравилось, что Келсон вынудил его судить их.

Келсон почувствовал его недовольство и, вскочив, подошел ко входу в палатку и задернул полог, чтобы не видеть происходившего снаружи.

«Помогло?» — спросил Морган.

Келсон явно сник и, вцепившись руками в полог палатки, повесил голову.

«Я должен был разрешить Ителу и Брайсу исповедаться, так?» — прошептал он.

«Это был бы благородный жест,» — ответил Морган.

Келсон несчастно вздохнул и поднял голову, в глазах его блестели слезы, которые он даже не пытался скрыть.

«Генри Истелину этого не позволили,» — сказал он, не глядя на Моргана.

— «А как… как Вы думаете, он и вправду окажется в аду из-за того, что умер без исповеди?»

«А как Вы думаете, осудит ли справделивый и милосердный Господь верного слугу Своего только за то, что ему не дали соблюсти формальности, требуемые для спасения его души?» — возразил Морган.

Когда Келсон быстро тряхнул головой, он продолжил.

«Посему, мне думается, что мы можем быть уверены, что если бы Ител и Брайс искренне раскаялись в своих преступлениях, за которые они были казнены, то Господь не покарал бы их десницей своей,» — он помолчал и тихонько перевел дух. — «Если я неправ, да и вообще, на будущее, хотел бы заметить, что король должен быть милосерден, как Господь наш — и милосердие никак не мешает правосудию. Вам ниего не стоило дать им немного времени, чтобы они могли приготовиться к смерти — хотя в случае Итела и Брайса я понимаю причины, по которым Вы отказали им в этом.»

«А Вы разрешили бы?» — спросил Келсон.

«Не знаю,» — честно ответил Морган. — «Не я принимал это решение, так что нам не суждено знать это.»

«А как насчет остальных четверых?» — спросил Келсон, заложив руки за спину и полуотвернувшись от Моргана к закрытому занавесью входу. — «Я должен был разрешить им исповедаться. Вы бы разрешили.»

«Да. И, честно говоря, я разрешил … хотя предпочел бы, чтобы не я принимал это решение.»

«Что?»

Келсон изумленно посмотрел на Моргана.

«Государь, Вы велели мне выбрать четырех наиболее виновных, чтобы казнить их,» — спокойно сказал Морган. — «Я так и сделал. Но приказав мне казнить их, Вы тем самым позволили мне самому принимать решение о процедуре их казни. Я разрешил им провести пять минут с отцом Лофлином. После этого их повесили.»

«Я должен был приказать так,» — добавил Келсон, закусив губу. — «Вам не стоило говорить мне об этом.»

«А разве я что-то сказал, государь?»

Келсон с трудом сглотнул и снова склонил голову.

«Вы правильно сделали, что устыдили меня,» — прошептал он. — «Я позволил желанию мести взять верх над своей честью. Я был так рад тому, что поймал Итела, что… Боже, как бы мне хотелось, чтобы Дункан был рядом!»

«А что, Ваша совесть прячется в Дункане?» — спросил Морган, не будучи уверен, что Келсон осознал свою ошибку.

«Нет, конечно, но он помогает мне услышать глас совести,» — ответил Келсон. — «Я должен был проявить милосердие! Обойдясь с Ителом и Брайсом так же, как они поступили с Истелином, я опустился до их уровня!»

«Государь, для человека Ваших лет эта ошибка легко объяснима,» — мягко сказал Морган.

«Король не может позволить себе пользоваться таким оправданием!»

«А юноши могут,» — ответил Морган, — «по крайней мере, пока они учатся на своих ошибках. Еще никому не удавалось стать мужчиной, избежав юношеских ошибок.»

«Люди будут ненавидеть меня,» — твердил свое Келсон, падая на походный стул.

«Солдаты поймут Вас,» — возразил Морган. — «Все очень переживали по поводу того, что случилось с Генри Истелином. Его уважали во всем Гвинедде. Он никак не заслуживал участи, уготованной ему меарцами. А кроме того, все Ваши офицеры знают о том, что произошло в обители святой Бриджиды и прочих местах, и о зверствах, которые творились с разрешения Брайса и Итела. Так что никто не винит Вас за то, что Вы прислушались к голосу сердца, а не разума. Келсон, у всех солдат есть или жены, или сестры с матерями. Так что вряд ли Вы найдете в их сердцах сочувствие к судьбе Итела и Брайса.»

«Но мне все-таки стоило бы распорядиться насчет меарских офицеров,» — сказал Келсон, вяло пытаясь продолжить ругать самого себя.

«Может быть. Но Вы этого не сделали.»

«Нет. Я заставил Вас выполнять мои обязанности вместо себя. Я не должен был делать этого.»

Морган вздохнул. Они, наконец, добрались до того, что Морган хотел, чтобы Келсон понял.

«Это правда, государь,» — спокойно сказал он, кладя руку на плечо Келсона и массируя напряженные мышцы. — «Но я согласен нести это бремя, поскольку Вы кое-чему научились. В следующий раз Вы сделаете все лучше. Тем более, что Вы не сделали ничего плохого. Поверьте.»

«Надеюсь, что вы правы,» — сказал Келсон.

Вскоре он, чувствуя, что валится с ног от усталости, с радостью позволил Моргану перейти от физического воздействия на него к более сокровенным методам и вскоре провалился в блогословенное забытье, вызванное Морганом.