ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

«Angelus consilii natus est de virgine, sol de Stella ,» — сказала занятая тканием гобелена Риченда Ротане, вместе с которой они читали друг другу стихи этим утром. — «Вещий ангел девой рожден, как солнце от звезд. Sol occasum nesciens , Беззакатное Солнце, звезда, что сияет всегда, ярко повсюду…»

Ротана, читая лежащий на коленях свиток, от радости чуть не подпрыгнула в своем кресле.

«О да! Я знаю эти стихи. Sicut sidus radium, profert virgofilium, pari forma . Звезда дарует свой луч, и дева дарует сына таким же…»

Кроме них, в солярии никого не было. Ротана, скрестив ноги, сидела под окном, скромно подоткнув свое светло-синее одеяние вокруг своих колен и босых ног. Здесь, в покоях, отведенных для женщин, она сняла свою вуаль, и перебросила через плечо свою отливавшую черно-синим отблеском косу, кончик которой стелился по рукописи, расстеленной у нее на коленях. Ее пальцы выразительно трепетали, как крылья голубей, свивших свое гнездо на карнизе окна, ее лицо, казалось, мечтательно светилось от восторга, вызванного древними стихами.

«Neque sidus radio, neque mater filio fit corrupta . Звезда не утратит чести, даруя свой луч, и мать, сына даруя, подобна ей.»

Когда-то Риченда тоже испытывала этот юношеский восторг. Теперь же, воспринимаясь с мудростью и опытом возраста женщины вдвое старше Ротаны, слова эти приносили глубокое удовольствие. В течение пяти лет, пока она была замужем за Брэном Корисом, она была оторвана от учебы, которой она так наслаждалась, будучи юной девушкой, поскольку Брэн считал, что женщине просто неприлично быть слишком образованной. После смерти Брэна она продолжила учиться, и Аларик не просто мирился с этим, но и всячески поощрял ее в этом, а Дункан и Келсон всегда живо интересовались тем, что она узнавала, и о чем она им рассказывала. Свиток, который сейчас держала Ротана, умудрился найти именно Дункан, и Аларику пришлось выложить совершенно умопомрачительную сумму, запрошенную за этот свиток.

«Помнится, в Писании есть подходящие слова,» — сказала Ротана, нетерпеливо водя пальцем по каллиграфически выписанны буквам. — «Я — породительница любви, и страха, и знаний, и надежды на Бога… и воспоминание обо мне слаще меда, и наследие мое приятнее медового сота.»

Риченда ободряюще улыбнулась и, не отрываясь от гобелена, буркнула что-то в знак согласия, а Ротана вновь погрузилась в чтение.

В солярии было уже жарко, хотя только что миновал Терц, «Третий Час» по древней терминологии, когда Дух Святой нисходит на апостолов. Прежде, чем вечер принесет желанное облегчение, в комнате станет еще жарче. Вернувшись с заутрени, Риченда, по примеру Ротаны, сняла свою вуаль, страстно желая ощутить благодатную прохладу озер Анделона, где родилась ее мать, или хотя бы свежий морской ветерок коротского побережья. Она ненадолго оторвалась от гобелена, чтобы поправить шпильку в своих огненно-золотых кудрях. В знак уважения лазурных одежд Ротаны и других монахинь, Риченда этим утром одела не свое любимое синее платье, а нежно-розовое. Ей очень шел этот цвет, подчеркивавший вызванный жарой румянец на ее щеках и огненный оттенок ее волос.

А в Меаре, наверное, еще жарче, — подумала Риченда, когда ее пальцы вернулись к привычной ритмичной работе, заставляя костяной челнок порхать взад и вперед по вышиваемому ею узору.

Беспокоиться об Аларике смысла не было; ни ему, ни ей от этого легче бы не стало. А стихи, которые читала Ротана, приносили наслаждение, их ритм полностью соответствовал заклинанию, спрятанному между строк. Она почувствовала, как под воздействием слов, звучавших в утреннем воздухе подобно гальке, падающей в тенистый пруд, она как будто впадает в легкий, приятный транс, радуясь про себя, что они пришли сюда пораньше, до того, как кто-нибудь из остальных девушек решил присоединиться к ним.

«Здравствуй, небес королева, здравствуй, ангелов госпожа,» — продолжала Ротана. — «Привет тебе, ибо есть ты основа всего и светоч, давший жизнь миру…»

Нитка запуталась и Риченда, распутывая узел, склонилась над своим полотном, но часть ее разума продолжала следить за заклинанием, которое продолжала плести Ротана, читая стихи, и тут она внезапно поняла, что в комнату вошел кто-то еще, стоявший сейчас, прислушиваясь, за резной ширмой, стоящей перед дверью, и этот кто-то был Дерини, плотно закрывший свои экраны и не дающий вступить в контакт..

Любопытствуя, она оглянулась — войти сюда, в женские покои, без стука могли только два человека королевской крови — и, заметив как за ширмой мелькнул край белой одежды, убедилась, что ее подозрения оказались правильными: это ьыла Джеана, которая явно не узнала Риченду из-за того, что на той было не привычное синее, а розовое платье. Интересно, что будет, если королева решит подойти поближе.

Не останавливайся , — мысленно приказала она Ротане, когда девушка заметила, что к ним кто-то пришел, хоть и не узнав посетительницу.

Ротана, слегка подвинув лежащий на коленях свиток и еле заметно запнувшись, продолжила чтение. Риченда, заметив выходящую из-за ширмы Джеану, склонилась над своей вышивкой пониже, пряча лицо.

«Прошу прощения,» — негромко сказала Джеана, когда Ротана, подняв на нее свой взгляд, перестала читать. — «Я просто была очарована красивыми стихами, и я… Вы, часом, не одна из недавно прибывших монахинь? Вы так молоды.»

«Миледи, боюсь, на мне нет моего обычного одеяния,» — застенчиво улыбнувшись, сказала Ротана, подбирая со скамьи свою вуаль и вставая, чтобы поприветствовать королеву вежливым реверансом. — «Сейчас жарко, и, учитывая, что я всего лишь послушница, мои сестры снисходительно относятся к моим ребяческим ошибкам.»

«Да, дитя мое, здесь и вправду жарко. Я никому ничего не скажу,» — улыбнувшись в ответ, сказала Джеана и только тогда взглянула на Риченду, которая тоже поднялась при ее приближении.

«Вы! » — ахнув, прошептала она.

Риченда склонила голову и присела в почтительном реверансе.

«Ваше Величество…»

«Величество?» — отозвалась Ротана, вопросительно глядя на Риченду.

«Джеана Бреманская, мать нашего короля,» — негромко сказала Риченда, не отрывая глаз от королевы. — «Ваше Величество, разрешите мне представить свою родственницу Ротану, дочь Хакима, эмира Нур Халладжа, новообращенную послушницу обители святой Бриджиды.»

Когда онемевшая Джеана перевела взгляд с Риченды на выглядевшую испуганной Ротану, которая поспешила одеть свою вуаль, Риченда жестом пригласила королеву сесть рядом с Ротаной. Она была уверена, что королева откажется, но, предлагая королеве сесть, испытывала от этого удовольствие, граничащее с извращением.

«Ваше Величество, если хотите, можете присоединиться к нам,» — сказала она. — «Вам, похоже, хочется послушать стихи. Помимо обычных стихов, Ротана читала сегодня стихи великого Орина. Он, как и все мы, трое, был Дерини.»

Джеана шумно сглотнула и побледнела под стать своей одежде; казалось, что она вот-вот сбежит, ее зеленые глаза испуганно бегали между молчаливой Ротаной и Ричендой.

«Она же монахиня!» — прошептала она, тряся головой. — «Она не может

быть Д-д-д… просто не может ! Или не может быть монахиней…»

Риченда сдерживалась изо всех сил, чтобы не выказать свой гнев. — «А почему нет? Вы ведь хотите быть Дерини, правда? Так почему Вы думаете, что Вы — единственная?»

«Это — совсем другое,» — еле слышно отозвалась Джеана. — «И вы знаете это. Я обратилась к Церкви, чтобы изгнать таящееся во мне зло. А вы торжествуете , поддавшись ему!»

«Нет, госпожа! Мы торжествуем из-за того, что бы гораздо ближе к Создателю,» — ответила Ротана. — «Вам ведь понравились стихи Орина…»

«Деринийские вирши!» — бросила Джеана.

«Эти „вирши“ очень даже нравились Вам, пока Вы не узнали, кто их написал,» — возразила Риченда. — «Вы что, боитесь оскверниться, слушая их? Могу Вас заверить, что если бы чтение стихов, написанных Дерини, могло бы привести к тому, что за нашей расой признали бы право на существование, завтра со всех окрестных холмов звучали бы стихи Орина! Увы, это не так просто для тех из нас, кто должен каждодневно доказывать свою набожность и верность тому же Господу, которому Вы посвятили свою жизнь.»

«Ты богохульствуешь! Я не хочу слышать этого!» — отворачивыаясь, прошептала дрожащая Джеана, одновременно зажмурившись.

«А, госпожа, не можете взглянуть в лицо правде!» — явно рассердясь, продолжила Риченда. — «Но Вы не можете отвернуться от Него, сотворившего и людей, и Дерини!»

«Он не мог хотеть этого!» — всхлипнула Джеана.

«Если бы Он не хотел этого,» — припечатала Риченда. — «нас бы просто не было. Ни Вас, ни меня, ни Вашего сына — не было бы даже Бриона Халдейна, женившегося на Вас! Джеана, зачем Вы преследуете нас? Зачем Вы гоните себя от себя ?»

Эти слова переполнили чашу терпения Джеаны. По щекам ее заструились слезы, и она выскочила из комнаты, чуть не сбив с ног Коналла, который как раз собирался постучать, чтобы войти. Удивленно оглянувшись, Коналл, слыша как торопливые шаги королевы стихают в коридоре, вытянув голову, заглянул за ширму и постучал по ней, спрашивая позволения войти. На нем был кожаный дорожный костюм, а в руках он держал пакет с красной печатью. Удивление в его взгляде сменилось пониманием, стоило лишь ему заметить Риченду, все еще стоявшую возле своего ткацкого станка у окна.

«Господи, что Вы такого сказали моей тете, чтобы она так припустила отсюда?» — с легким поклоном сказал он, усмехаясь. — «Можно было подумать, что за ней черти гонятся!»

«Разве что черти, созданные ею самой,» — еле слышно сказала Риченда.

— «Иногда мне кажется, что мы сами создаем себе ад, так что никакие черти в загробном мире просто не нужны. Ладно, хватит об этом. У тебя, кажется, какое-то официальное письмо ко мне?»

«А, да — а заодно и гонец, который его привез. Я прошу прощения за вторжение, но во дворе стиот торговец, который заявлет, что привез Вам письма от Вашей кузины, Рохисы. Хотите верьте, хотите нет, но он называет себя Людольфусом. Честно говоря, выглядит он как настоящий разбойник — насколько я понимаю, он из Мурина — но он сказал, что Вы должны узнать печать на пакете,» — с этими словами он, улыбаясь, передал ей письмо, которое держал в руке, и, заметив сидевшую за спиной Риченды Ротану, еще раз поклонился.

«Он все равно не дал мне забрать остальные письма, которые он привез Вам,» — продолжил он, уже более застенчиво, зная о присутствии Ротаны. — «Он сказал, что должен передать их лично. Вы хотите его видеть?»

Риченда, вновь усевшись у своего ткацкого станка, провела кончиком пальца по печати, и улыбнулась, заметив, как Ротана все больше смущается от застенчивых взглядов Коналла.

Печать на письме действительно принадлежала Рохисе, но…. Людольфус, ну, конечно же! Учитывая, от кого пришло письмо, Риченда догадалась, кем может оказаться этот гонец от Рохисы. Разумеется, это никакой не торговец, и зовут его совсем не Людольфусом!

Кстати, Ротана будет рада увидеть его не меньше, чем она сама, и, кроме того, это поможет ей выйти из все более неудобного положения, в котором она оказалась.

«Спасибо, Коналл, я встречусь с ним. Я ждала его прибытия. Не мог бы ты сделать так, чтобы нам никто не мешал?»

«Конечно, если вы так хотите. И…» — он с надеждой поглядел на Ротану, — «мне, наверное, стоит проводить леди Ротану в другое помещение? Вы ведь, наверное, хотите встретиться с ним наедине.»

«Нет-нет, в этом нет никакой необходимости,» — Риченда, сломав печать, подняла глаза как раз вовремя, чтобы заметить, как Коналл старается скрыть разочарование на своем лице. — «Рохиса — родственница не только мне, но и Ротане,» — объяснила она, разворачивая жесткий пергамент, из-за чего ей на колени посыпались обломки красного воска. — «Кроме того, если гонец — действительно разбойник, как ты сказал, то мне может понадобиться чья-нибудь помощь.»

Ротана задумчиво-облегченно улыбнулась и, застенчиво поправляя свою вуаль, села у окна.

«Хорошо,» — с сомнением в голосе сказал Коналл.

Стоило принцу поклониться и выйти из комнаты, как Риченда, лукаво поглядев на Ротану, еле подавила смешок и прикрыла лицо развернутым письмом. чтобы скрыть свою улыбку.

«Ротана, скажи, ты специально привораживала Коналла?» — шепотом спросила она. — «Он еле оторвал от тебя свой взгляд! Похоже, твоя дорога сюда, в Ремут, была очень интересной.»

«Нет, Риченда, я всего лишь была вежлива с ним,» — сильно покраснев, возразила Ротана, охватывая руками колени. — «Он, конечно, недурен собой, но… Господи, я же дала монашеские обеты !»

«Ну, я не думаю, что ты способствовала такой реакции с его стороны, правда?» — улыбаясь, ответила Риченда, начиная читать письмо.

«Нет,» — очень тихо сказала Ротана. — «Просто, может быть, я так действую на Халдейнов.»

Риченда, будучи не уверена, что ей не послышалось, удивленно воздела бровь.

«Ты говоришь о ком-то еще из рода Халдейнов?»

Риченда вспыхнула и еле заметно кивула, одновременно теребя юбку.

«Да. Я не хотела говорить Вам об этом,» — прошептала она. — «Мне, наверное, только показалось… Я надеюсь , что мне просто показалось.»

«Продолжай,» — тихо сказала Риченда, опуская письмо.

«Ну… я говорю про короля,» — призналась Ротана. — «Он… хотел считать мысли Джаннивер, чтобы узнать, кто напал на нее. Я не дала ему сделать это. Тогда он попросил, чтобы я считала ее мысли и показала ему то, что я увижу.»

«И ты?..»

Она еще раз неохотно кивнула. — «Я согласилась. Риченда, я была в ярости! Я знаю, что я должна прощать тех, кто причинил боль мне и моим близким, я была разгневана тем, как солдаты обошлись с Джаниивер и другими монахинями, и… и я чувствовала себя виноватой в том, что избежала их участи. И я… я излила свой гнев на короля. А когда я показала ему то, что он хотел знать, я… я сделала так, чтобы он почувствовал, что случилось с ней , когда… когда ее так… использовали .»

«Понимаю,» — ласково сказала Риченда. — «А теперь ты считаешь, что король не должен был знать этого?»

«Думаю, что так,» — с еле слышным удивленным вздохом сказала Ротана.

— «Но тогда я считала это правильным. Но… прямо перед тем, как я разорвала контакт, случилось кое-что еще… контакт вдруг стал почему-то гораздо более глубоким, чем я хотела… и гораздо сильнее.»

«С чьей стороны? Твоей или его?»

«Кажется, с обеих,» — прошептала она. — «Но я должна была не допустить этого. Все должно было быть под моим контролем. Я не знаю, почему так случилось….»

«Может, потому что ты — женщина, а он — мужчина?» — спросила Риченда.

«Риченда, хватит!» — охватив себя руками, броисла Ротана, вскакивая на ноги и отворачиваясь к окну. — «Я не завлекала ни его, ни Коналла!»

«Никто и не говорит, что ты их завлекала,» — ответила Риченда. — «А если учесть, что если бы ты не решила посвятить свою жизнь Церкви, то тебе пришлось бы куда труднее, чем кому бы то ни было из парней…»

«Риченда!»

«Ладно! Забудь, что я вообще говорила об этом,» — весело сказала Риченда, пригибаясь и подняв руки в знак поражения, когда шокированная Ротана обернулась к ней. — «Только не забывай, что ты — не только душа, но и тело. И не позволяй стихам Орина заставить тебя забыть об этом.»

Все возражения Ротаны были прерваны стуком в дверь, после чего над ширмой, закрывавшей вход, появилось лицо Коналла.

«Ваша милость, разрешите войти? Миледи?»

Кивнув в знак согласия, Риченда и Ротана встали, а Коналл отошел в сторону, пропуская в комнату стройного жилистого мужчину в черном, ростом примерно с Коналла. Его экраны были столь искусны, что даже Риченда, которая знала, что надо искать, не могла обнаружить даже намека на то, что этот мужчина — Дерини.

Она не успела рассмотреть его лицо. На нем, как и ожидала Риченда, выслушав описание, данное ему Коналлом, была ниспадающая складками свободная накидка, на левом плече висела на кожаном ремешке пухлая черная сумка. До того как он склонился в поклоне, приветствуя ее на восточный манер — коснувшись кончиками пальцев поочередно сердца, губ и лба, под витками его головного убора, намотанного на голову на манер тюрбана, Риченда смогла разглядеть только темные глаза и коротко подстриженные уси и бороду. Выпрямившись, он опустил глаза и прижал руку к сердцу. Оружия при нем, казалось, не было, но Риченда знала, что он в нем просто не нуждался.

«Ваша милость, это — торговец Людольфус,» — неуверенно сказал Коналл.

— «Если я Вам понадоблюсь, я буду рядом.»

«Хорошо, Коналл, спасибо,» — отпуская его кивком головы, тихо сказала Риченда и жестом подозвала визитера поближе. — «Добро пожаловать, господин Людольфус. Поведайте, как поживает моя кузина.»

Только когда за Коналлом снова закрылась дверь, Риченда, приглушенно вскрикнув, бросилась к приехавшему и радостно обняла его.

«Людольфус, Людольфус, что это за ерунда, милорд?» — прошептала она, мысленно отвечая на мысленное же приветствие. — «Ротана, разве ты не видишь, кто это?»

Стоило Ротане присмотреться к его лицу, как она изумленно ахнула, но их посетитель приложил палец, к губам, призывая ее к молчанию, и произнесенное ею «Дядя Азим! », когда он подошел к ней, чтобы обнять, прозвучало больше в мыслях, а не в ушах. Обе женщины ощутили ласковое прикосновение его разума, но до тех пор, пока они не отошли от двери к окну, где их было труднее подслушать, он не произнес ни слова.

«Дети мои, не стоит слишком явно выражать свою радость по поводу моего приезда,» — усмехнувшись, предостерег он, кладя свою сумку на одну из стоявших у окна скамеек и жестом приглашая их сесть напротив него. — «Боюсь, что если о том, кто я такой на самом деле, узнают за пределами этой комнаты, меня будет ждать здесь куда менее теплый прием. К счастью, Людольфус, мое второе „я“, вызывает только обычные подозрения, возникающие всякий раз, когда муринский торговец просит о встрече с госпожой-христианкой.»

«Нет, милорд, Вы не правы!» — возразила Риченда.

«Дитя, не стоит лгать, чтобы пощадить мои чувства,» — сверкнув белыми зубами, усмехнулся Азим, стараясь смягчить упрек, прозвучавший в его словах.

— «торговец Людольфус вызывает только обычные опасения, а вот Азим, брат эмира Хакима Нур Халладжа и регент ордена Рыцарей Наковальни слишком хорошо известен тем, что привечает Дерини и ищет новых рекрутов из их числа.