Акварель для Матадора

Когда Марлену исполнился год, за отцом приехал чёрный воронок. И ни звука больше, ни слуха, ни письма.

Мать, как жену изменника Родины, этапировали строить Беломорканал, где она сгинула очень быстро.

Маленького Марлена определили в детский дом в Калуге. Дом вскоре сгорел. В огне погибли все воспитанники, воспитатели и пожарники. Только Марлен Анисимов целым и невредимым выбрался из огня.

Так было и дальше. На людей, которые связывали с ним свою судьбу, сыпались несчастья. Гибли соратники, начальники, подчинённые, скопытились две жены. Без связей, с испорченной анкетой, без малейшего намёка на личное обаяние, Анисимов забирался все выше и выше.

Шесть лет назад, после августа 91-го, он возглавил Силовое Министерство. Все эти годы он находился под постоянным огнём сокрушительной критики. За коррумпированность, за дружбу с патриотами и коммунистами, за провалы операций в Чечне и Таджикистане.

В результате его стали называть главным претендентом на победу в следующих выборах. Президент намекал, что именно ему передаст бразды и административный ресурс. Пока не появился этот лубянский поганец Барышев…

Когда Марлен узнал, что на столе влиятельного комитетчика Барановского стоит череп, отлитый из лубянских пуль, он прошипел сквозь зубы:

— Там есть пуля, которой убили отца.

Самым заветным его желанием было поглотить Лубянку Силовым Министерством. Пройти, хозяйски позвякивая ключами, по легендарным подвалам и этажам.

Сегодня генерал Дубичев, курировавший тайное и самое опасное предприятие Марлена, Акварель, привёл маленького лопоухого человека. Этот лопоухий был одним из главных приводных ремней всей афёры с мухоморами и героином.

Не отвечая на приветствия, Марлен Николаевич с ходу бросил в лицо Дубичеву вопрос:

— Что произошло на Ленинском?

Дубичев провёл ладонью по лицу, словно вопрос имел вес и плоть. Ушиб его или обрызгал.

— Разгромили небольшой склад в гостинице. В шесть утра. Не спится нашим друзьям с площади Дзержинского. Номер снимал герр Ханс Шульц, гражданин Германии. Вернее, лицо под таким именем. С ним всё обошлось.

— Погибло? — спросил Анисимов.

— Лицо? Погибло.

— Чисто погибло?

— Чище не бывает. Повязали двух пацанов, которые знали только Шульца… Всё в порядке, шеф.

Анисимов внимательно посмотрел на Дубичева маленькими бесцветными глазами, которые едва заметны были на огромной блестящей голове. Как два таракана-альбиноса на кухонном кафеле. Дубичев выдержал взгляд.

— Хорошо. Давайте о главном.

Главное касалось таинственных файлов погибшего депутата Значкова. Вице-премьер Барышев — гэбэшник, снюхавшийся с либерал-педократами, выдрал из его рук злосчастный компьютер и передал его своим пакостникам.

Глаза-тараканы перебежали на лопоухого гостя. Какая-то простая у него фамилия… Как мычание…

— Всего в секретной папке Значкова обнаружено тридцать четыре документа… — гость принял взгляд генерала за приказ начинать. — Пятнадцать из них…

— Как к вам попали файлы? — резко перебил Анисимов.

Он с детства терпеть не мог цифр. Любое математическое действие вызывало у него головную боль. В Силовом Министерстве даже циферблаты на часах были только с рисками и кружочками.

На дверях его квартиры в доме Силового Министерства вместо цифры 11 были изображены барабанные палочки.

«И деньги не надо считать, — говорил генерал Анисимов, — Надо просто знать, где записана сумма. Всё остальное можно сказать словами…»

— В Государственной Думе, — объяснил гость, — все компьютеры соединены в сеть. Мы не смогли взломать файлы, но поставили там небольшую программку, которая… Которая, когда файлы были открыты, сразу скопировала их по сети на нашу машину.

— А они знают, что она это сделала? — спросил Анисимов.

— Они могут узнать, что какая-то операция копирования прошла, что файлы ушли, но всё равно не узнают, куда.

— Хорошо, — пробормотал генерал Анисимов.

— Есть у нас там свой маленький компьютерный гений… Чемпион Думы по компьютерным играм. Коммунист, кстати сказать… — гость, почувствовав, что генерал доволен, улыбнулся и заговорил несколько игривым тоном.

— Не расслабляться, — вдруг негромко, но чётко произнёс генерал Дубичев. Он лучше знал характер своего шефа.

— Про меня что-нибудь есть? — осведомился Анисимов.

— Нет.

— Про Министерство?

— Есть записи, о том, что ходят какие-то слухи… Ничего конкретного. Никаких фамилий, от кого информация. Никаких цифр. Вот распечатка…

— Лажа, — сказал Дубичев, уловив вопросительный взгляд Анисимова. — Детский сад. В сортир.

— Оставь, я потом посмотрю, — отказался читать Анисимов. — Ну хоть что-нибудь интересное там есть?

Генерал Дубичев не удержался и хмыкнул. Лицо его стало необычайно торжественным.

— Подробный проект Закона о легализации лёгких наркотиков в России. То, что Значков собирался докладывать в комитете. И экономическое обоснование соответствующего бизнеса. На десятки миллиардов долларов в год…

Генерал Анисимов даже привстал в своём кресле.

— И что же, он сам собирался открывать такой бизнес?

— Он говорил об этом с Барышевым. Имеются подробные записи об их контактах. О чём шла речь, какого числа…

Генерал Анисимов некоторое время молчал. Потом кивнул Дубичеву, которому очень хотелось высказаться:

— Твои соображения. На горизонте у тебя теперь орден и чемодан.

— Сегодня надавим на прокуратуру, чтобы она потребовала от ФСБ предоставить содержание файлов. Если не дают, поднимаем бучу. Сливаем в прессу. Гасим Барышева. За наркотики ему Президент открутит тыкву, не глядя. Всё, нету Барышева, Марлен Николаевич. Нету!

— Твоими бы устами, — вздохнул Анисимов.

— Железно, — покачал головой Дубичев. — Защитник анаши в России — говносос. Без вариантов.

— Надо припомнить репрессии, ГУЛАГ… Для интеллигенции статью надо — вчераЛубянка убила этого… Муделыптама, сего дня выступает за наркотики. Пусть Огарёв… А, ну да. Пусть другой. Завтра утром план атаки на Барышева — ко мне на стол. Здесь много будет зависеть от твоего шефа…

Последние слова министр адресовал ушастому гостю.

— Вам нужно с ним подробно поговорить, — отозвался гость. — Нужна ваша поддержка в Выборге…

— Никаких проблем, я уже сказал. Работай с Дубичевым, он всё сделает… Я сам на денёк заскочу.

— Спасибо. И ещё — судьба разработок Значкова по марихуане…

— Топим Барышева, тебе же сказали, — не понял генерал Дубичев.

— Погоди, не лезь, — оборвал его Анисимов. — Ты имеешь в виду…

— Да. Попозже. По той же схеме: легальный бизнес с десятками миллиардов оборота. Уже не под барышевским патронажем, а под чьим-то другим. Об этом мой шеф и хочет с вами поговорить.

Анисимов держал паузу секунд двадцать.

— Понял, — сказал Анисимов, — Буду думать. Всё?

— Последний вопрос. Вам, наверное, знакомо такое имя — Матадор?

Матадор не верил в успех «охоты на маску». Именно поэтому Сафин решил допасти эту историю. Очень уж хотелось утереть Матадору хотя бы одну ноздрю.

Крутых специалистов по маскам в Москве было человек пять. Теряя драгоценное время, Сафин выслушивал длиннющие лекции о масках комедии дель-арте и о масках венецианского карнавала.

Обнаруживая нового человека, который вынужден слушать их бредни, специалисты кровожадно потирали ручки, заваривали в коллекционном чайничке какой-нибудь экзотический чай и пускались во все тяжкие. Слово за слово, членом по столу…

«Вроде умные люди, — рассуждал Сафин, давясь на очередной лекции зелёным чаем, — а не понимают, что перед ними всего лишь башкир-комитетчик, который не знает половины произносимых слов и срать хотел кабачковой икрой на все их археологические восторги…»

Какой-то толк от этих встреч всё-таки вышел. Трое специалистов уверяли, что корни квадратной маски следует искать в Африке.

— Вам страшно повезло, — заявил Сафину последний специалист, здоровенный детина двухметрового роста с тоненьким голоском. Сафин сразу заподозрил в нём еврепида. — Сейчас в Москве гостит сэр Майкл Додж, крупнейший авторитет именно в области африканских масок… Интереснейшей судьбы человек — сразу после второй мировой войны он вместе с матерью, герцогиней…

Авторитет жил в гостинице «Спринт». Принял он Сафина радушно и гостеприимно. Сразу сообщил, что привёз с собой в Москву совершенно изумительный чай, который продают в Лондоне в одном маленьком магазинчике, который…

Только через два часа Серёга выудил нужные подробности: где именно в Южной Африке и при каких ритуалах используются маски, похожие на ту, что факсанули Матадору.

«Матадор где-то там околачивался, — думал Сафин, спускаясь по лестнице, — невелик улов, но всё лее какая-то информация…»

— Точно тебе говорю: скоро все пересядут на Акварель. Прикинь, дешевизна — раз, вена целая — два… — голос за углом заставил Сафина спрятаться в нишу рядом с лифтом.

Мимо прошли два прыщавых тинейджера.

— Красного цвета — три…

— Мне хоть цвета крокодильих мудей, лишь бы пёрло…

Парни скрылись в номере 850. Сафин огляделся: у номера сходилось два коридора, в одном из них шёл ремонт. Сафин побродил в наступившей темноте по заваленным мусором комнатам и вышел на балкон — наискосок от нехорошего номера.

От балкона до балкона — метра три по воздуху. Можно прыгнуть. Конечно, не в такой темноте.

На кровати в 850-м лежал седовласый человек средних лет, читал книгу. Прыщавые уже ушли. Потом один из них вернулся. Седовласый вынул из чемодана пузырёк, вручил парню, а чемодан аккуратно закрыл двумя ключиками.

Тот же набор действий вскоре повторился ещё раз. Через полтора часа — ещё. Иногда седовласый откладывал книгу, спускал штаны, вяло дрочил, отирал сперму носовым платком и вновь брался за чтение.

Уже за полночь Сафин решил, что ничего нового не произойдёт, пора связываться с Матадором. Отсюда он позвонить не мог. Сел в трубе аккумулятор.

Дверь, через которую он попал в ремонтирующийся номер, оказалась запертой. Выбивать её в кромешной тьме значило устроить безумный грохот.

«Сучья плесень», — сказал самому себе Сафин, имея в виду не то дверь, не то саму жизнь. Он нащупал в глубине комнаты что-то мягкое, лёг и заснул.

Очнулся он, когда в номере 850 шарахнул взрывпакет.

Не успев толком проснуться, Сафин обнаружил себя летящим над бездной.

По Ленинскому проспекту ехала красная поливальная машина.

Руки почувствовали крепкие железные прутья. Не прерывая полёта, Сафин развернулся спиной вперёд и со стеклянным грохотом влетел в окно номера 850.

Седовласый человек, проходящий по гостиничным документам как Ханс Шульц, лежал у батареи центрального отопления. Из маленькой ранки в виске текла тёмная струйка.

— Смотри, кровь коричневая, — указал Рундуков, — Фашистское отродье. Дедушка, небось, печи топил в Майданеке… Чего ж ты, мудак, свидетеля ухлопал? Где мы теперь нового возьмём?

Последний вопрос адресовался оперативнику Саше. Тот развёл руками. Претензий к нему быть не могло.

Он сработал грамотно. Мягкая подсечка, и пробкой вылетевший из загазованного номера беглец растянулся на полу. Кто же мог знать, что он угодит башкой аккуратненько в батарею?

Матадор едва устоял на ногах от неожиданного головокружения, отошёл к окну, упёрся лбом в прохладное стекло.

С неба, сверху, откуда-то издалека нёсся на него с огромной скоростью непонятный тёмный предмет.

Матадор не успел даже разглядеть очертаний предмета, который вырос за время стремительного полёта в сотни раз, затмил весь горизонт… и это уже не таинственный предмет нёсся на Матадора, а Матадор падал, проваливался в него…

Какой знакомый запах… Тонкая смесь ароматов крови, слизи и жимолости… Так пахнет Арина!

Стены мягкой, влажной пещеры, в которую попал Матадор, ярко озарились. Словно включили скрытую подсветку.

Волшебная картина. Матадор впервые видел влагалище изнутри.

Розовые стены в рубчик, какие-то оспины и выщерблины, красные и коричневые пятна, белесые маленькие присоски, пульсирующие синие и алые кровеносные сосуды… Стены постоянно выделяли чавкающую скользкую смазку. Бурые складки плоти, уходящие дальше и дальше, вглубь, совсем вглубь… И всё это искрится, сверкает, играет тенями, переливается, бурлит, живёт!

— Что делать будем, командир? — спросил за спиной Сафин.

Матадор оторвался от окна, отступил вглубь коридора, нажал кнопку на телефоне.

— Мне срочно нужен ордер на обыск директора гостиницы «Спринт»… Я первый, приём.

— Мыльный, — глухо сказал генерал Барановский через несколько секунд. — Без этикетки.

«Фальшивый. И я тебе его не давал», — значило это в переводе с оперативного языка на…

На менее оперативный.

Ах, катьмя-катились сгубленные

Головы отрубленные…

Опять эта песня. Второй день.

Игорь с удивлением обнаружил, что спал одетым. Такое с ним случалось крайне редко, и обычно по пьянке.

Но вчера он не пил. Вчера он пустился в какое-то долгое путешествие…

Да, был в Храме, хотел увидеть Бога, но увидел только молнии. Молнии, посланные ему на погибель?

Что это за бумаги валяются на полу? Формулы, схемы…

Да, да. Ночью, вернувшись домой, он рисовал формулы. Такое с ним бывало много лет назад. Вскакивал ночью, чтобы записать приснившуюся формулу.

Ему снились формулы. Это было очень давно.

Что же случилось ночью? Что это нарисовано на бумаге? Зачем это на ней нарисовано?

Игорь бросил листок. Всё те же отрубленные головы. Он рисовал ночью отрубленные головы.

Игорь бросил листок. Потом снова поднял. Головы катятся словно бы с крыльца, со ступенек… Как в песне… И тут же поставлен значок вращательного движения. Головы одновременно кружатся вокруг своей оси.

Игорь вскочил с дивана. Он всё вспомнил.

Давным-давно, ещё в аспирантуре, Игорь разрабатывал новый способ ускорения электрохимических процессов. Нужно было заставить электроны перескакивать в атоме с уровня на уровень не последовательно, а как бы через две ступеньки сразу. Это увеличило бы энергетический потенциал не в два, а в десять раз.

Такого эффекта можно было добиться, одновременно увеличивая скорость вращения электрона вокруг его паршивой оси. Причём эта увеличенная скорость должна быть не постоянной, но всё время меняться.

«Как если бы отрубленная голова катилась по ступенькам и что-то говорила. И в зависимости от того, что она говорит, менялась бы скорость вращения…» — он же сам тогда придумал такую загадочную метафору! Как он мог забыть!

Одно время Игорю казалось, что он сможет заставить электроны вращаться. Иногда ему казалось, что он находится в двух шагах от разгадки. Всего лишь одна короткая, но мощная формула…

Потом он повзрослел и понял, что пытаться решить такую задачу — всё равно, что изобретать вечный двигатель.

А ночью ему показалось, что он нащупал решение.

Конечно, нужно ещё проверить, сможет ли оно работать на конкретном материале…

У Игоря не сохранилось никаких старых разработок, — столько лет пролетело… Да, но они сохранились в архиве его института!

Уже через полчаса толстая архивистка Ира вручала ему запылённую папку. Его собственный годовой отчёт пятнадцатилетней давности.

— Постой, — сказала Ира, — я вытру пыль. Это невозможно листать… Сейчас я возьму тряпку.

Тряпку Ира хранила не под архивной стойкой, а на стеллаже за спиной, на нижней полке. Это позволяло ей поворачиваться и нагибаться, открывая взору собеседника громадные ляжки.

Этим приёмом Ира пользовалась на памяти Игоря уже лет десять. Зимой и летом короткой юбкой и глубоким декольте стокилограммовая Ира приманивала любовников. Среди сотрудников института находились желающие провести с ней ночь или трахнуть её после работы прямо в архиве, за стеллажами.

Когда кто-нибудь жарил Иру в архиве, она гудела на пол-института, как начищенная иерихонская труба.

Десять лет Игорь избегал ириных прелестей. Но сейчас он вдруг почувствовал, что содержимое его трусов становится плотнее и твёрже.

«Вместе с научным пылом возвращаются юношеские желания, ничего тут странного нет», — подумал Игорь.

Когда Ира передавала ему папку, вывалив по своему обычаю на стойку сдобные титьки-караваи, Игорь нащупал через ткань платья её сосок. Ира довольно мурлыкнула. Формулы радостно бросились к Игорю с пожелтевших страниц. Будто они расстались только вчера. Он сразу вспомнил и логику своих рассуждений, и уязвимые места, и удачные фрагменты, на которые он возлагал особые надежды.

Но самым удивительным казалось то, что ночные догадки работали. Нужно было проверять и перепроверять, делать специальную программу для компьютера, проводить эксперименты, но главное Игорь уже понял. Он придумал что-то совершенно новое.

Ему захотелось посмотреть ещё один свой годовой отчёт: проверить кое-какие соображения. Но отчёта на месте не оказалось.

— Где же он? — удивился Игорь. — Кому понадобилась эта макулатура?

— Вон, посмотри туда, — Ира буквально навалилась грудью на Игоря и тяжело дышала ему в лицо, — видишь, мужик с бородой… С самого утра читает бумаги по началу восьмидесятых. Его директор привёл, велел дать всё, что ни попросит. Твои бумаги читает, Мирзоева, группы Погорельского…

Игорю вдруг стало жарко. Мирзоев и группа Погорельского занимались смежными проблемами: воздействием различных веществ на психику вероятного противника…

Игорю стало жарко. Крупный породистый еврей, деловито просматривающий у дальних стеллажей стопку документов, очень ему не понравился. Очень…

— Здравствуйте. Для абонента № 19486. Согласен срочно уехать. Звоните 333-49-78. Подпись: Игорь. Два раза через двадцать минут. Нет, четыре раза через пятнадцать минут.

На этот раз Максим отозвался сразу.

— Игорь Брониславович! Через полтора часа я заеду за вами домой. Соберите, пожалуйста, к тому времени вещи.

— Куда? Какие вещи?

— Какие хотите. Вы улетаете сегодня.

— Сегодня?!

— Завтра может быть поздно. Скоро начнётся большой шум… В общем, считай те, что я знаю, что делаю. Соберите вещи.

..Когда Ира поняла, что Игорь не вернётся в архив, она вытащила из сумочки шипованные вагинальные шары и, кусая обиженную губу, пошла за дальние стеллажи…

— Может быть, вы пригласите нас к себе в кабинет? — устало спросил Матадор.

— Да, конечно, конечно… — забормотал директор. — Извините, что я сразу… Голова, знаете, идёт кругом… Смерть в отеле… Чаю, кофе? Но по поводу герра Шульца я сказал вам всё, что знаю. Поселился у нас на общем основании, заплатил за два месяца вперёд, получил за это некоторую скидку…

Матадор сделал шаг в сторону, пропуская директора и слегка приобнимая его за талию. Рука Матадора на секунду задержалась над большим карманом директорского пиджака.

— А то, что к нему по пять раз за ночь заходили прыщавые подростки, это никого не смущало?

— У нас отель международного класса, — пожал плечами директор. — Каждый имеет право заходить в любое время дня и ночи. Вы бывали когда либо за рубежом в дорогих отелях?

— Случалось, — неопределённо ответил Матадор.

— Конечно, мне очень досадно, что в моём отеле хранился наркотик, — суетился директор. — Но мы же не можем отвечать за то, что хранят постояльцы! Уверяю вас, в «Национале» и «Метрополе» постояльцы хранят в номерах гранатомёты и першинги… Директор рассмеялся своей шутке. В дверь постучали. Вошёл устрашающего вида кавказец, доставивший Матадору бумагу от Барановского. Это был чечен Тагир, которого в управлениии звали Кинг-Конгом.

— Прокурор подписал ордер на ваш обыск, — сказал Матадор. — Обыск в кабинете и личный тоже…

Директор попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и кривой. В ответ ему улыбнулся Тагир. Задорным здоровым оскалом в шестьдесят четыре, как показалось директору, зуба.

— Это… это неслыхано, — пролепетал директор. — Я… я сделаю заявление для прессы… Обыск только в присутствии моего адвоката…

— Хоть целой коллегии, — сказал Матадор, — Зовите.

Директор схватился за телефонную трубку.

— Но есть опасность, — продолжил Матадор, — что пока адвокаты будут сюда добираться, вы сдуру совершите попытку к бегству. И Кинг-Конг, — Матадор указал на кавказца, — вам что-нибудь сломает… Он, кстати, дикий чечен. Дудаевский недобиток. Чудовище-Директор бросил трубку и ошалело посмотрел на Тагира. Тагир улыбался.

— Будете читать? — Матадор протянул директору ордер и распорядился привести понятых.

Понятыми оказались Матвей и Данила, музыканты из группы «Бобок».

— Начинайте, ребята, — кивнул Матадор. — Кинг-Конг, займись телом.

Директор, увидав, как к нему приближается человек-гора, замахал руками:

— Я сам всё выложу, что же вы себе позволяете… Даром это вам не пройдёт… Я заставлю вас извиниться…

Директор выложил на стол ключи от машины, бумажник, одну игральную кость («двойкой» вверх), перетянутый резинкой полиэтиленовый пакетик размером со спичечный коробок.

— Что это? — захлопал глазами директор.

— Да, что это? — спросил Матадор. — Разверните.

Паникующий директор развернул пакетик. Там оказался сероватый порошок.

— Гэроин, — сказал Кинг-Конг. — Крупный размэр… Кынг сайз, нах.

— А в пакетике-то до четырёх лет только за хранение, — задумчиво сказал Матадор, — надо же, как получилось.

— Это не мой пакетик! — директор закричал так, что задрожали стёкла. Директор подпрыгнул. Стоявший на столе графин полетел на пол. Матадор подхватил его на лету, переадресовал струю воды в стакан и протянул стакан директору.

— Был у нас на Полтавщине случай, — сказал понятой Матвей. — Тётя Аня Лукашенко с ярмарки вернулась, а Панас, ейный мужик, поставил у плетня раком пионервожатую и прочищает ей, пардон, анус. Тётя Аня за ним с вилами, а он по двору скочет, штаны на ходу застегает и приговаривает: «То был не мой член, то был не мой член…»

Все, кроме директора, расхохотались.

— А если с целью сбыта — так до семи с конфискацией, — сообщил Матадор. — Вот ведь какая петрушка.

— Двэсти двадцать васмая, втарая чаздъ, — подтвердил Кинг-Конг.

— Вы это мне подкинули, — заявил директор, — Я докажу, что вы это мне подкинули.

— Сначала вы поедете в СИЗО, — сказал Матадор. — Там в восьмиместной камере сидит двадцать уголовников и бомжей. Если вы окажетесь двадцать первым, вам сразу дадут кликуху Очко. Потом будете доказывать, что героин вам подбросили. Как, кстати, вы собираетесь это доказывать?

— Но вы-то знаете, вы-то знаете, — горячился директор, — вы-то знаете, что вы его сами подбросили!

— Знание моё к делу не подошьют. Нет такой нитки. Подошьют только мой рапорт и протокол.

— Так вы не отрицаете, что героин подброшен? — обалдел директор.

— Я просто не обсуждаю этот вопрос. Есть юридическая реальность: вам мандец. Есть способ обойти юридическую реальность. Расскажите о комнате 850, и протокола не будет.

— Меня убьют! — завизжал директор.

— Это ваше личное дело, — безразлично сказал Матадор. — В предвариловке или на зоне вас тоже убьют. Если хотите, я могу даже об этом специально позаботиться…

— Вы угрожаете мне смертью! — выдохнул директор.

— Да, — сказал Матадор.

— Это беспредел, — выдохнул директор.

— Номер 850, — сказал Матадор.

— Этот номер принадлежит Леониду Крашенинникову, — сказал директор. — У него доля в моём предприятии и не сколько своих номеров… Я не имею права интересоваться, что там происходит.

Гаев встретил Зайцева с таинственным и хитрым видом. Когда он собирался объявить какую-нибудь важную и приятную для себя новость, он становился большим ребёнком. Лицо его сияло, как масляный блин. Он ходил по квартире в сером махровом халате, держа в руке с манерно отставленным мизинцем стакан кровавой Мэри. Поглядывал в зеркала.

Новость-то Зайцев знал уже несколько дней. Гаев баллотируется в Госдуму вместо выбывшего из игры депутата Значкова. Выборг и окрестности. Славные места, тихие и чистые.

— Давно пора, — сказал Зайцев. Не стал добавлять, — «Заиметь депутатскую неприкосновенность».

— Давно, давно, — согласился Гаев. — Мне, знаешь, и слово само нравится — «депутат». Если сумею живым-здоровым лет ещё десять прожить с этим словом… То и дальше всё будет о'кей.

— Когда выборы-то? — спросил Зайцев.

— Через два месяца. Времени — кот нассал. На тебе, Зайка, культура-мультура. Смотри, я вот тут набросал…

Гаев вытащил откуда-то маленькую мятую бумажонку, на которой виднелись каракули разных форм и размеров. У Гаева были большие проблемы с почерком, он сам редко понимал смысл своих записей.

— Вот — нужна выставка в местном музее. Какая-нибудь крепкая хорошая выставка, солидная. Старые мастера, мебеля какие-нибудь. Чтобы совместно с Эрмитажем или что-нибудь эдакое… И чтобы губернатор был на открытии. Зайцев присвистнул.

— Не свисти. Баксы у меня из дому высвистишь, — строго сказал Гаев. — Губернатор, конечно, не по твоим каналам. За тобой выставка.

— Понял. Шоу ваши, Самсон Наумыч, нужно предложить вниманию выборгских любителей прекрасного: типа, знаете, выездных выпусков…

— Отлично, Зай. Галка с Вовкой пусть поблюют на радость крестьянам. Потом — концерты эстрадные. Рокеры, Зыкина. Голубой Мальчик вроде пошёл неплохо… Аринка должна концерты вести. Найди её…

— Пропала она, — ляпнул Зайцев, испугался, что сболтнул лишнего, и тут же разозлился на себя за свой страх. Какого чёрта? Может, сам Гаев её и того, и она валяется в Яузе без головы, а его, Зайцева, Гаев таким образом проверяет…

— Это что ещё значит, пропала? — нахмурился Гаев.

— Парень её меня нашёл для задушевного разговора… Вчера, что ли, или позавчера. Говорит, украли. Поймали во дворе дома, засунули в машину и увезли.

— Ебать-колотить…. И чего же ты мне ничего не сказал?

— Самсон Наумыч, — шмыгнул носом Зайцев. — Вы мне не велели следить за Ариной…

— Не, ты не сепети. Что за парень-то?

— Мент, — Зайцеву было даже приятно огорошить Гаева, — Или комитетчик, я их путаю всех. Погоняло у него Матадор…

— Что?! — последний глоток кровавой Мэри прыгнул изо рта обратно в бокал. — Ты его знаешь?

— Теперь знаю. Он меня нашёл, говорит, так и так, Арину увели, готов всем заинтересованным лицам нанести серьёзные физические увечья. Если что услышишь, говорит, звони по телефону…

— И телефон дал?

— И телефон дал. Я его выбросил сразу. Самсон Наумыч, вы лее знаете, я ни в какие разборки…

— Так что же, погоди, погоди… Так она, значит, ебётся с этим Шмутадором, так получается?

— Я, Самсон Наумыч, в подробности не вникал. Может, он с ней, может, она с ним.

— И ты мне об этом не сказал?!

— О чём?

Зайцев, конечно, понимал, о чём. О том, что бывшая любовница Гаева спуталась с агентом, который ведёт дело об Акварели, которую молва связывает с именем Гаева.

Но что он мог сказать? «Самсон Наумыч, вы типа наркотой торгуете, так за вами охотится парень, который теперь трахается с Ариной…»

Президент фирмы «Лабеан-хесв» Леонид Крашенинников с большим удивлением прослушал сообщение о том, что рейс из московского Шереметьево-2 в парижский Орли задерживается на два часа.

Размышляя, что теперь есть основание подавать на «Аэрофлот» в суд со стопроцентной гарантией победы, Крашенинников побрёл по свободной зоне.

Как легко он стал думать в последнее время о таких вещах, как суд, иск, процесс!..

Знаменитые адвокаты, шелест свежих газет, ритуал судебного заседания. Красиво, почти как в опере. В последние годы Леонид Крашенинников очень полюбил возвышенное искусство оперы.

Ещё в начале девяностых слово «суд» вызывало в памяти мерзкие картины: грязная скамья, пальцы решёткой, небо в клеточку. Крашенинников сам дважды выслушивал обвинительные приговоры.

Крашенинников удачно попал в ласковое течение легализации теневых капиталов под негласным надзором правительства. Его бизнес, криминальный на девяносто процентов в девяностом году, сейчас оставался в тени процентов на пятьдесят. Но это совсем другие проценты, совсем другая тень: речь идёт чаще о скрытых налогах, чем о закопанных в лесу трупах.

Ему нравилось проводить время в кругу богемы, видных политиков и очаровательной французской невесты Жюли, а не за бесконечным пиршественным столом с ворами и паханами. Он полюбил белый цвет.

Г-н Крашенинников достал белый телефон, позвонил в Париж Жюли:

— Бонжур, ма петит. Л'авьон отложили на два с половиной часа…

— Это ужасно, шер. Мы не успеем авектуа в Opera.

— Приедем хотя бы к л'акт труазьем… Я всё же хочу услышать мамзель Лулу в партии Травиаты…

Крашенинников покидал Россию на три месяца. Дела шли хорошо, деньги работали, контора писала. Он уезжал в свадебное путешествие. Они с Жюли намеревались посетить семь экзотических стран: две африканских, две латиноамериканских, две южноазиатских и сумчатую Австралию.

Крашенинников зашёл в бильярдную, поставил на пол белый саквояж, аккуратно сложил на него белый плащ.

Матерчатые квадратные абажуры нависали над зелёными столами. От дальнего стола исходил глухой стук шаров. Лица игроков были скрыты в полумраке. Вот человек наклонился, примеривая кий, нырнул в колодец света, ударил, и, выпрямившись, опять растворился в тени.

Крашенинников подошёл к столу, взял в руки кий.

— Стукнемся, Леонид Петрович?

Крашенинников повернулся. Второй кий доставал из пирамиды смуглый стройный мужчина с коротким шрамом через правую щёку. Это лицо Крашенинников узнал бы даже среди ангельских ликов на том свете.

— Глеб Егорович… Вот так встреча! Так это ты задержал самолёт?

— Я, Лёня, не умею задерживать самолёты. Задержал его сам генерал Барановский.

Матадор взял кусок мела, аккуратно натёр набойку кия, плавными круговыми движениями намелил его и вытянул перед собой, примерил на глазок…

— Из-за меня, догадываюсь?

— Правильно догадываешься.

— И что же случилось?