Акварель для Матадора

— На черта?

— Мода. Чем больше у тебя на вечеринке уродов, тем больше о ней напишут в журнале.

— А если я сам по себе инвалид, без рук-без ног?

— Попробуй, приди в следующий раз без руки, — пожал плечами Славка. — Слыхал же анекдот: следующим президентом США будет одноногая чернокожая лесбиянка…

Бум-бум-бум.

— Так Башкир бы здесь хорошо смотрелся с высунутым языком…

С гиканьем и визгами мимо пронеслась гусеница. Два десятка половозрелых граждан выстроились в затылок, как в детском саду, и прыгали по «Арматуре», держа друг друга за плечи. Кто-то схватил Славку за руку и утащил в толпу.

Бам-бам-бам.

С утра Серёга Сафин пытался найти Акварель в Измайловском парке. Потом преследовал какую-то вишнёвую «девятку», но на трассе на скорости въехал в яму. «Девятка» ушла, а Сафин прикусил язык так, что он теперь не влазил в рот.

Конечно, идти на рейв с Карауловым должен был Серёга. Все в отделе знали, что Серёга и Славка ходят в клубы не только на задания, но и чисто потанцевать, закинувшись марочкой кислоты или колёсиком экстази.

Матадор был уверен, что такие крупные спецы по молодёжной культуре быстро принесут ему два ведра Акварели и дюжину имён-адресов акварельных пушеров. Шиш с кетчупом. Уже целую неделю Сафин и Караулов — без марок, без колёсиков, в лучшем случае под травой — тусовались по самым радикальным местам Москвы.

Без марок, без колёс и без всякого результата.

— Вы, наверное, выпиваете всю Акварель на месте и не хотите делиться со следствием, — ворчал Матадор.

— Всё пидоры в скверике выпили, нам не оставили, — отвечал невоспитанный Сафин.

Без марок, без колёсиков было терпимо два дня, три, ну, четыре, а потом становилось сущей мукой. Вокруг царила конкретная кислотная расслабуха. Как прийти на пляж в жаркий день и сидеть среди голых тел, не снимая бушлата, ушанки, войлочных штанов и валяных сапог…

Заняв позицию у буфетной стойки, Матадор наблюдал за девушкой, которая старательно перебирала ногами по световому пятну, не давая ему ускочить за колонну.

На лице её проступали зелёные, оранжевые и голубые спирали, словно это не лицо, а экран цветомузыкальной установки.

Матадор прекрасно знал эти спирали на роже — сам видел в зеркале. Такой эффект даёт ЛСД.

Но Матадору нужна была Акварель.

Он пошёл в игровую зону.

Ага, вон тусуются у игровых автоматов два подозрительных парня.

Матадор подошёл поближе. Вернее, под-танцевал поближе, невольно подстраиваясь под техноритм.

Два подозрительных козла.

Один одет под стилягу: галстук с обезьяной Чи-чи, узкие брюки, фиолетовые очки.

Другой — в детский комбинезон с короткими штанинами, в пёструю рубашечку с какими-то шариками.

Пьют шампанское. В шампанском удобно растворить таблеточку Е: весёлые пузырьки радостно погонят препарат в кровь.

Матадор вздохнул. Экстази тоже не было в круге его сегодняшних интересов.

Но нигде не мелькнёт — ни в пузырьке, ни на дне стакана — алая капля.

Технодром «Арматура» был устроен в старом хоккейном дворце. Чил-аут, место для отдыха, оборудован прямо на трибунах. Матадор развалился в кресле, закинул ноги на передний ряд. Пожевать в неверном свете армадилло солёную кукурузу, запить её газировкой Red Devil.

И послушать, что говорят рядом. Матадор вставил в ухо маленький слуховой аппарат.

— Техно подмахивает попсе, — жаловался друзьям фрик в трёх бейсболках и с янтарём в ноздре. — Все эти грувы, иванушки… Если так пойдёт дальше, вместо фриков клубиться будут бандиты.

Нет, не то…

Через некоторое время Матадор нашёл, что искал: несколько человек рассказывали друг другу байки об Акварели.

— В Риге мужик наакварелился, выронил зеркальце из окна. Ой, говорит, бляха-муха, где моё отражение? Сиганул следом. Два часа потом от асфальта отскрёбывали…

Такого случая Матадор не знал. Видимо, так преломились слухи о прыгнувшем из окна сыне депутата Значкова…

— Да фиг ли там, у меня знакомый закатился под троллейбус…

Ну-ка, ну-ка…

— Борька Бергер из ГИТИСа дёрнул Аквы в скверике на Восстания… У высотки. Решил, что превращается в собачку, дворняга какая-то через плац перебегала. Рыпнулся за ней — и под рогатого.

Всё правильно, под троллейбус Б.

«Бэ. Бергер», — сказал бы Барановский.

И версия про собачку — правда, про болонку — в ФСБ гуляет.

И откуда эксперты знают, что студент стал превращаться в собачку?

Странная телега: якобы под Акварелью человек склонен превращаться в самые разные предметы. Говорят, так действует мухомор, который входит в состав Акварели. Но почему решили, что студент превращался в собачку?

А, может быть, в песчинку, которую ветер гнал через площадь Восстания?

А, может, в грязь на колесе троллейбуса Б?

Не очень-то Матадор верил в эти превращения.

— А про «Чипполино» слышали?

— Опять кого-то в сортире трахнули?

— Нет, там парнишку током убило. Подогрелся Акварелью, полез в колонку, всё там расхерачил, его и замкнуло…

— Любопытная хрень. Надо попробовать.

— Надо на хате, спокойно, с ассистентом. Чтобы не дал в окно без парашута…

— Смотри, это героиновая параша, можно подсесть…

— Ну, с одного-то разу не подсяду… Я слышал, её здесь можно взять.

— Я знаю, где… Это надо спуститься…

Случай в клубе «Чипполино» тоже был. Только учащийся ПТУ Кононов не погиб, разодрав провода в колонке, а получил сильный болевой шок.

Он рассказал в больнице, что принял Акварель и скоро почувствовал, что превращается в музыку. И когда ближе к утру музыка затихла, спряталась в колонке, Кононов бросился за ней.

Мотылёк, летящий в огонь, куда разумнее учащегося Кононова.

И что самое странное — едва Кононов стал рассказывать, где он купил Акварель, так сразу потерял сознание и не приходит в себя уже третий день. Будто какие-то мистические силы не дают группе Матадора выйти на след…

Вот и теперь — стоило парню в чил-ауте заговорить, где он видел Акварель, как толпа взорвалась страшным рёвом.

— Ху-у-у-у-у-у-у-й-й-й-е-е-е-е-еЙ!

— Bay!

— Ху-у-у-у-у-у-у-й-й-й-е-е-е-е-еЙ!

Место у пульта занял DJ Хуй, самая горячая — с пылу, с жару — звезда московского рейва.

Наголо бритый плотный парень с лицом, спрятанным под толстым слоем пудры, вошёл в освещённую будку. Медленно надел чёрные наушники.

Люди, клубившиеся в чил-ауте, ссыпались с трибун вниз. Матадор поспешил за ними.

DJ Хуй искупал лицо в луче прожектора, и в толще белой маски вспыхнули миллионы золотых, изумрудных, бриллиантовых искорок-блёсток.

Бум-бум-бум.

Тонкие длинные пальцы ди-джея летали над чёрными озёрами пластинок, как два белых лебедя. Притормаживая и ускоряя диски, приглушая и распахивая звуки, DJ Хуй высоко запрокидывал голову, словно артистический пьяница, картинно забрасывающий в себя рюмку трудной воды.

Бум-бум-бум.

Сто — сто двадцать — сто сорок — сто шестьдесят.

— Bay! Bay! Bay!

Тени фриков — увеличенные, разукрашенные, изломанные — кружились хрустальным калейдоскопом.

— Я нашёл, — горячо шепнул Матадору в ухо всплывший из темноты Славка Караулов.

— Смотри туда, где настольный хоккей… — горячо шепнул Матадору в ухо Славка Караулов. — Человек в чёрной майке. С коротким рукавом…

Матадор швырнул взгляд сквозь слоёный дым, сквозь многорукий и многоногий красочный танец.

Люди и фрики для этого танца — что пузырьки для шампанского, что льдинки для коктейля.

Как человеку насрать, что он состоит из молекул, так танцу насрать, что он состоит из людей.

— Bay! Bay!

Славка купил Акварель. У человека в чёрной майке с коротким рукавом.

Славка должен срочно уносить пузырёк из клуба. Матадор должен пасти парня в чёрной майке.

Может, с него удастся начать разматывать цепочку.

DJ Хуй уверенно вёл сет к кульминации. Сквозь тесный частокол нот он, казалось, вдыхал в зал чистую энергию.

В ювелирную мелодию вплелась горячей нитью — словно след от нагайки вспарывает белое изнеженное тело — автоматная очередь.

«В потолок стреляют», — успел подумать Матадор, не успев удивиться тому, что стреляют.

Страшный, яркий, операционный свет сорвал холст с волшебными картинами рейва и ночи.

— Все на пол! Лежать! Руки за спину! Марафет — сдать!

Спецназовец в сиреневом камуфляже Силового Министерства — ноги на ширине плеч, чёрная полумаска — опустил огромный матюгальник.

Вот тебе, матушка, и ишачья пасха…

Расслабленная клубная публика, не привыкшая к грубому обращению, растерянно переглядывалась. На пол никто не ложился.

DJ Хуй остановил вертушки. Последние звуки, зажатые на взлёте, жалобно пискнули в его пальцах.

Что за блажь — в дорогом месте, почти в центре Москвы, в пяти километрах от Кремля, уложить на пол несколько сот человек?

— Ле-е-е-жать, ско-оты! — командир силовиков, мужик под два метра ростом, понял, что вшивые клубные трясуны сомневаются в его приказе, побагровел и заверещал.

Командир силовиков схватил за волосы крохотную рыжую девушку и в наступившей гробовой тишине швырнул её лицом на танцпол.

— Блядь! Наркота! Всем на пол! — орал командир.

Сиреневые люди в полумасках уже орудовали в толпе прикладами автоматов. Матадор быстро оглядел зал, сделал несколько шагов в сторону и лёг так, чтобы видеть Славку.

Человека в чёрной майке он не увидел.

По танцполу уже струились робкие ручейки крови.

Матадор не мог даже нажать сигнальную единицу на сотовом телефоне. В «Арматуре» сотовая связь не работала: здесь ставили радиозавесу.

Высоко под потолком несколько раз беспорядочно пырскнули молнии.

В планы Матадора и Караулова вовсе не входила встреча с силовиками. Во-первых, между ФСБ и ведомством генерала Анисимова существовала стойкая взаимная неприязнь. Руководство билось в верхах за круг прав и обязанностей министерств и за бюджетные деньги, а нижние чины при всяком удобном случае норовили пересчитать своим коллегам зубы и рёбра.

Во-вторых, и в главных, если силовики отберут сейчас у Караулова Акварель, то ни за что не отдадут. Хорошо, если выпьют и забудут. А скорее — попытаются навесить на Славку дело.

— Силовое Министерство убеждает Президента признать дело об Акварели делом особой государственной важности, — говорил на последней летучке генерал Барановский. — А такие дела передаются Силовому Министерству. Не исключено, что кто-то из высших силовых начальников лично контролирует рынок Акварели. Конечно, они сами хотят расследовать собственные преступления…

— Доверь щуке за карасями присматривать, — глубокомысленно изрёк Рундуков.

— Им нужно во что бы то ни стало опустить наше ведомство, — продолжал Барановский, — Возможны провокации против вашей группы…

Силу таинственного врага группа уже почувствовала.

Матадор, имея на руках постановление прокурора, приехал в Госдуму проводить обыск в кабинете погибшего депутата Значкова. Но думская охрана наотрез отказалась пропустить эфэсбэшников в здание в Георгиевском переулке. Было заявлено, что бумажки от прокурора мало, нужно разрешение от самого Силового Министра и подпись спикера. Особый, видите ли, объект.

Спикер уехал в срочную командировку в Северную Корею, а Анисимов, гандони-ще, разрешения не дал и стал требовать на кабинете министров перепоручить дело его хлопцам. Вопрос завис.

Пока в бюрократических коридорах шла перепалка, старлей Рундуков с парой способных парнишек, проникшие в Думу по пропускам помощников депутатов, круглосуточно дежурили у опечатанной двери значковского кабинета.

Барановский строго-настрого запретил ломать дверь, ограничив задание наружным наблюдением. Рундуков скрежетал зубами: всего один удар плечом и, пожалуйста, документы в руках…

Матадор был взбешён ещё больше. Он даже строил планы войти в Думу и произвести обыск, не обращая внимание на парламентскую секьюрити. А что? Отодвинуть от турникета холёных думских молодчиков — дело двух-трёх секунд. При взламывании двери можно собрать журналистов и показать им постановление прокурора.

Не начнут же охранники стрелять. Понимают, что их первыми вынесут после этой пальбы ножками вперёд.

И делу польза, и силовикам нос утереть…

И вот, пожалуйста, кто кому утирает нос… Сиреневые люди в полумасках споро и грамотно обыскивали лежащих. Недалеко от Матадора тихо плакала, хлюпая разбитой сопаткой, девчушка, по лицу которой совсем недавно гуляли оранжевые и голубые спирали.

Жёсткие пальцы силовика сыграли гамму на матадоровых костях. Человек в камуфляже выдернул из кармана Матадора сотовый телефон и легко разломил пополам.

Матадор поймал сиреневого человека за запястье, сильно крутанул его против часовой стрелки и, когда человек ойкнул, Матадор, приподнявшись на одном локте, вторым резко двинул назад и вверх. В чёрный треугольник склонившейся над ним полумаски…

Матадор вздохнул: нет, нужно терпеть. При малейшем сопротивлении его изрешетят автоматными очередями. И спишут на борьбу с наркомафией…

Славка лежал метрах в десяти, почти напротив. Чуть-чуть подняв и повернув голову, Матадор смог увидеть его. Успел ли он избавиться от пузырька? Или будет официально объясняться с силовиками?

Это опасно. Никаких ксив на операцию «Акварель» не существовало. А устный приказ к делу не подошьёшь.

Какая удача: Силовое Министерство поймало эфэсбэшника с Акварелью! Конечно, после такой пенки расследование дела о героине с мухоморами следует отобрать у Лубянки…

Приподняв голову, Матадор заглянул Славке в глаза. Два провала, полных холодной свистящей пустоты. Славка успел избавиться от Акварели. Он её выпил.

Сиреневый силовик нагнулся над Карауловым, пробежал ладонями по рукавам, по бокам, по штанинам… Вытащил сотовый телефон, швырнул его об стену.

Караулов поймал сиреневого человека за лодыжку, сильно и неожиданно дёрнул, и когда человек споткнулся и опустился на одно колено, Караулов приподнялся, обхватил силовика сзади за горло, повалил и начал душить…

Матадор вздохнул и ткнулся носом в пол.

— Здесь аккуратнее, корень…

Всякий раз, когда Матадору доводилось нести гроб, он не уставал удивляться его тяжести.

Почему так? Потому что смерть должна быть тяжела…

Всякий раз, когда Матадор видел циничные лица отечественных гробовщиков, он вновь подтверждал однажды данную себе странную клятву: не быть похороненным в России.

— Аккуратнее, корень!

Матадор всё же запнулся о толстый, хитро заверченный корень дуба. Как по заказу, с утра на Москву обрушился дождь. Ботинок заскользил по мокрой глинистой почве.

Матадор удержался на ногах, но гроб уже потерял равновесие, и Матадор почувствовал, как там, наверху, Славка начинает заваливаться набок… Чьи-то руки подхватили гроб. Матадор отошёл в сторону.

— …навсегда останется в наших сердцах…

Ну, а где ещё? Ясно, что в сердцах. Никак уж не в жопах.

Матадор бросил на крышку гроба горсть земли. Арина взяла его за руку, прижалась к нему, заглянула в лицо. Дождь продолжался.

— Я тебе рассказывал про племя… В Африке… Там человека не хоронят в земле. Его кладут в пирогу и отправляют в последнее путешествие по реке. Птицы выклёвывают ему глаза, а потом вырывают из него куски мяса. Если буря — лодка переворачивается…

— …сыночек…

— …навсегда…

— …сыночек…

— …лодка переворачивается, и он становится добычей рыб.

— Рыбы тоже едят человека? — Арина вздрогнула от порыва ветра.

— Рыбы тоже едят человека… Всё равно гроб сгниёт, все равно червяк проползёт к телу… Зачем прятать тело от птиц и рыб и отдавать его на растерзание червякам? Глупо…

Арина взяла Матадора за руку, крепко сжала его ладонь.

— Новые русские, знаешь, какие себе гробы мастырят? С окошечками, пуленепробиваемые…

— Видал…

— На ВДНХ была ярмарка гробов, — оживилась Арина. — Презентация её была с Hennesi… Прикол: там был хрустальный гроб.

— Хрустальный? — удивился Матадор.

— Хрустальный, как у Пушкина. Десять тысяч баксов. Или пятнадцать, не помню. Ещё был гроб с автоотвечиком.

— Да, как раз Славка рассказывал… — улыбнулся Матадор, — Можно, значит, позвонить в гроб, а тебе: «Извините, не могу сейчас вам ответить…»

— Или просто: «Братки, я сдох, лежу тут трупак трупаком»…

— Можно мобильник взять с собой в гроб.

— Глеб, тише, что-то мы развеселились… Неудобно. Похороны…

Да, похороны. Второй день подряд.

Вчера хоронили Дениса Огарёва. «Комсомольская газета» пустила слезу размером в две полосы.

Предположила, что смерть Огарёва связана с его последней публикацией: он оказался первым, кто «рассказал людям правду про Акварель».

Наехала на ФСБ, которая «в очередной раз демонстрирует свою полную профнепригодность».

Матадор редко читал газеты. Но когда читал, то и дело хотел свернуть газету в тугой жгут, поймать автора статьи, засунуть газету ему в задний проход и поджечь зажигалкой Zippo.

Впрочем, в данном случае следовало признать, что в словах «Комсомольской газеты» есть чайная, но горькая ложка правды.

Иван прозевал Дениса в гостинице. Кто бы мог подумать, что он перелезет на балкон соседнего номера и удерёт через другой выход?

Самое смешное, что соседний номер занимал тоже человек ФСБ. В тот момент, когда Огарёв пробегал через его комнату, хозяин сидел на толчке.

Кто мог ожидать от Дениса такой прыти? Да ещё наутро, сразу после того, как ему крепко досталось от наркоманов…

— Элементарно, Ватсон, — сказала по этому поводу Арина, — Решил поиграть в крутого.

Да, что-то у парня в башке щёлкнуло детективно-приключенческое. Оторвавшись от хвоста (наверняка воображаемого: Денис не мог заметить, что за ним следят), он пошёл не куда-нибудь, а на Бейкер-стрит, 221-6. В дом-музей Шерлока Холмса.

В кармане Огарёва нашли входной билет. Служительница подтвердила, что парнишка с такими приметами с утра припёрся в музей и долго ползал по маленьким комнаткам, особо внимательно разглядывая любимый шприц Великого Сыщика.

Потом отправился по Бейкер-Стрит в сторону центра. Свернул к восковому музею мадам Тюссо. Вошёл в вестибюль.

Подошёл к телефонному автомату, возле которого вальяжно расположилась за столиком со смешной слухаческой трубкой восковая фигура Александра Белла. Мужика, который типа изобрёл телефон.

В 1877-м году он совершил первый телефонный звонок — из Нью-Йорка в Чикаго.

Сто двадцать с лишним лет спустя Денис Огарёв, подмигнув фигуре Белла, звонил из Лондона в Москву. По дежурному телефону, оставленному Иваном и Джоном.

— Алло! Алло! Это ФСБ?

Александр Белл изобрёл телефон, обучая

речи глухих. Огарёв не был глухим, но, чтобы услышать сухой щелчок, с которым в этот момент кто-то снял винтовку с предохранителя, надо было обладать нечеловеческим слухом.

— Запишите: Огарёв из Лондона. Я вспомнил, где видел раньше полковника Пушкаря. В перестройку, в Парке культуры…

Пуля попала в рот Огарёву. Вместо потока слов изо рта хлынул поток крови. Огарёв рухнул на колени к Александру Беллу.

…Снова зарядил дождь. Матадор с Ариной оказались как раз на границе. Буквально в метре врезалась в землю сплошная водяная стена, а до них только долетали шальные брызги. Над могилой распустился цветочный магазин зонтов. Казалось, что люди, прощающиеся со Славкой, застыли внутри аквариума.

— Смотри, мы рядом с дождём, — сказала Арина, — можно загадывать желания….

— Загадал, — сказал Матадор. — Уже загадал.

— Какое? — спросила Арина.

— Сначала я хотел загадать, чтобы мы поскорее нашли Акварель… И чтобы в этом деле не было больше смертей. Но потом я решил загадать другое…

Арина вдруг схватила Матадора за рукав и потащила к кладбищенской ограде. На место, где они только что стояли, плавно переместилась стена дождя.

— Смотри, видишь зелёный БМВ? Это машина, которая не давала «Волге» депутата выехать из-под самосвала. Ну, депутата-то у тебя раздавили…

— Дура ты, Аринка, — тихо сказал Матадор. — Не могла издалека показать? Теперь он поймёт, что мы на него смотрим. Ну хорошо, делай вид, что мы просто любуемся далями…

Машина отъехала от ограды. Номер её был залеплен грязью. Первая цифра «пять», дальше непонятно.

— Я помнила номер, — сказала Арина. — Там, у Думы… Я постараюсь вспомнить.

Матадор вытащил телефон:

— Майор Малинин из десятого управления… Только что от Гольяновского кладбища отъехал автомобиль БМВ тёмно-зелёного цвета… Аккуратнее — там может быть очень серьёзный человек…

Это, конечно, было только версией. Уже вторую неделю Матадор искал по всем архивам и неофициальным каналам этого «серьёзного человека». Последние девять месяцев о нём ничего не было известно.

Арина лежала в ванной. Тело, перенесённое из-под холодного ливня в горячую воду, распарилось, раскраснелось.

Арина сунула руку меж ног, потеребила смешной жгутик клитора, который от горячей воды, казалось, ещё больше раскраснелся и разбух.

Так хорошо лежать в ванной, расслабившись, думая о нём. О его голосе. О его шраме. О его теле, руках, бёдрах. О его члене… Он в её руках… Набухает… Темнеет… Огромный, входит в неё… Становится частью её, её нутром… И сама она, её тело — часть его члена, его оболочка….

Всё время, когда Матадор не был занят на службе, они проводили вдвоём. Когда Матадора не было дома, Арина наводила уют в его изрядно запущенной квартире.

Снимала с потолка паутину.

Выметала из углов пыль.

Нашла под холодильником пистолет Стечкина, который Матадор потерял полгода назад.

Мыла окна.

Счищала слоёную сажу с плиты и посуды.

Выкинула к мудям диск группы «ДДТ», где поётся, что родина — уродина. Про родину некрасиво говорить, что она уродина.

Заставила Матадора отремонтировать все розетки, вбить все гвозди.

Купила занавески на кухню, где раньше их вообще не было, — с большими алыми маками.

— Ты что это затеяла? — нахмурился Глеб, увидав маки. — Между прочим, из них и делают героин с Акварелью!

— Это из тех, которые растут на земле, — шутливо оправдывалась Арина. — А из тех, что растут на занавесках, героина не делают.

Вчера она увидела его во сне шоколадным. Лежит на кровати в натуральную величину шоколадный Глеб, голый. Шоколадный член размером с хороший вибратор. Арина откусила член и с аппетитом его съела.

Там, во сне, к ней являлся Гаев и требовал тринадцать тысяч баксов.

— Баксов пока нет, — говорила Арина, — но попробуй, какой вкусный, какой шоколадный хер! Пальчики проглотишь!

С кладбища Матадор, забросив Арину домой, поехал ещё по делам. Обещал, что ненадолго.

К его приходу она готовила большой ужин: салаты, рис, свинина на косточках. Каждый тихий вечер вдвоём она старалась превратить в маленький праздник.

Обнаружила, что нет дома штакет. Конечно, траву можно забить и в сигарету и просто в самокрутку, но из папиросной гильзы курить и удобнее, и приятнее. Хотела позвонить Матадору, чтобы купил на обратном пути, но потом решила всё сделать сама.

Тем более, что в киоске в трёх шагах от подъезда продавали «Казбек». В «Казбек» удобнее, чем в «Беломор», набивать траву. Между папиросной бумагой и гильзой в «Казбеке» растопырена звёздочка, которая не даёт анаше проваливаться насквозь.

Арина выглянула в окно: дождя не было, киоск работал. Высушив голову, Арина пошла за «Казбеком».

В Управлении царило оживление. Сегодня вопрос об Акварели поднимался Там. Это генерал Барановский так говорил, поднимая вверх указательный палец:

— Там!

Президент заболел запоем. Премьер укатил в Париж на «большую восьмёрку». В лавке остался Барышев. Поднял на заседании Кабинета вопрос об Акварели. Случай в клубе «Арматура» был представлен как провокация силовиков, не позволивших Лубянке поймать преступника. Генерал Анисимов сидел как обосранный.

Лубянских специалистов тут же пустили в кабинет Значкова. Барышев вспомнил, что обещал депутату: «Если что, обращайтесь».

Теперь над компьютером колдовали компьютерщики: искали способ обойти пароль. Пока ничего не получалось. Любая форсированная попытка пробиться к файлам закончилась бы тем, что компьютер начнёт форматировать винчестер.

— Поеду сам посмотрю, — мрачно сказал Матадор.

— Ты что-то понимаешь в компьютерах? — удивился Шлейфман.

Матадор ничего не ответил, упрямо тряхнул головой. В машину с ним навязался Рундуков, чтобы продемонстрировать содержимое какой-то папки.

— Вот материалы Огарёва в «Комсомольской газете» с упоминанием Парков культуры… За восьмидесятые годы… Как он сказал, в перестройку.

Материалов было не очень много. В Парке на Красной Пресне открылся современный зал игровых автоматов. Вот чему радовались при Горбачёве. В Парке Горького состоялся концерт группы «Парк Горького». Ну, и так далее… Никаких сенсаций.

— Ага… А это что?

— Списки сотрудников, которые работали в каждом парке в тот момент, когда Огарёв про него писал… Дирекция, дворники… Вот интересная деталь. В ночь после убийства Огарёва в парке на Таганке сгорел административный домик. И, соответственно, все документы.

— Пожар? — обрадовался Матадор. -

Так ты думаешь…

— Почему бы и нет?

— …Я же сказал: он сразу начнёт форматировать винчестер. Исчезнет вся информация. Единственный способ — подобрать пароль.

Матадор, конечно, был недоволен докладом компьютерщика Васи. Паролем, по Васиным словам, может быть любое слово.

— Любое?

— Русское, — уточнил Вася. — Опция пароля настроена на русский алфавит.

— А сколько всего слов в русском языке? — спросил Матадор.

Вася посмотрел на него с интересом.

— В английском, я знаю, семьсот тысяч. В русском, кажется, поменьше. Тысяч пятьсот. Остаётся перебрать полмиллиона вариантов… Но имейте в виду: паролем не обязано быть существительное в именительном падеже или глагол в инфинитиве… Может быть любое формообразование: козёл, козла, козлу… Так что, помножьте полмиллиона на шесть.

— Не хочу, — недовольно сказал Матадор.

— Правильно, — согласился Вася, — Тем более, что и этого будет маловато. Паролем может быть просто бессмысленный набор букв. Или сочетание слов…

Вася подошёл к компьютеру.

— Смотрите. Вот игрушки, они легко включаются. Вот думская система — сюда Значков получал информацию из комитетов и фракций… Всё нормально. А вот папка с его файлами, на ней нарисован замочек… Я пытаюсь её открыть…

Машина издала какой-то крякающий звук и попросила: «Введите, пожалуйста, ваш пароль». Снизу замерцало окошечко для ответа.

«Не хочу», — со злости написал Матадор.

Изображение замочка исчезло.

— Ёптыть, — сказал Вася.

— В смысле? — спросил Матадор.

— Вы, господин майор, подобрали пароль.

Матадор проверил сигнализацию своего «мерса» и отправился было в подъезд. Но заметил, что из коммерческого киоска ему машет рукой парнишка-продавец.

Матадор подошёл к киоску, нагнулся к окошечку.

— А ваша девушка уехала, — шёпотом сообщил парнишка.

— Моя девушка?

— Ну да… С которой вы теперь приезжаете. Уехала на зелёном БМВ.

Матадор машинально разогнулся, вжался спиной в киоск, бросил руку в карман и оглядел окрестности. Тихо. Пусто.

— Давно уехала?

— Полчаса назад. Она покупала у нас «Казбек», к ней подошёл человек в тёмных очках и что-то сказал. Она очень испугалась… А потом сама села в БМВ и уехала.

Глава седьмая

Матадор готов вывернуть матку — Тошнотворное шоу «66 минут» — Матадора подцепили сразу за жабры и яйца — Матадор плюёт на честь воина и долг офицера — Пуся видит мёртвыхмладенцев — Пуся ворует Акварель — Бог спросит строго — Матадор медлит с ответным выстрелом — Сафин идёт по следумаски

— Они её убьют, Зайцев. Ты понял, они её убьют!

— Опять двадцать пять… Ты излагаешь очень убедительно, я всё понял. Я наведу справки во всех доступных местах. Глеб, мне надо идти, меня шеф потеряет…

— Слушай, парень, ты ничего не понял. Её могут убить. Её пытают. Её, может, ебут. Мне нужен любой пушер, у которого видели Акварель. Слышишь, любой! И любой человек, который хоть слово говорил об Арине… Я ему выверну матку.

— Пожалуйста, тише, не надо кричать…

Они сидели в матадоровском «мерсе» недалеко от «Золотого Орла». В «Орле» шла премьера нового крутого шоу, которое Зайцев придумал для Гаева. Если в кульминационный момент Зайцева не окажется рядом, Гаев очень удивится.

— Глеб, я вынужден тебя покинуть. Я всё понял.

— Заяц, срочно, сегодня… Я с тебя не слезу. Я ни с кого не слезу, пока…

«Пока на неё не залезу», — мысленно закончил Зайцев.

Разбегалась весёлыми огоньками вывеска «Золотого Орла». Трепетал на ветру белый транспарант:

ВПЕРВЫЕ В МОСКВЕ

ТОШНОТВОРНОЕ ШОУ

Галя Мухина и Володя Потапов

«66 минут»

ТОЛЬКО ДЛЯ КРУТЫХ

ТОЛЬКО ДЛЯ КРУТЫХ, ПОНЯЛ!?

Зайцев понял, что нужно немедленно выпить виски. Не далее как сегодня днём они обсуждали в кабинете у Гаева тему тошноты.

— Зайка моя, — Гаев листал какой-то глянцевый журнал с обнажённой Жанной д'Арк на обложке, — что твои кореша пишут-то. Генрих Третий падал в обморок при виде кошек. Авраама Линкольна тошнило при виде свиньи или свинины, а маршала Бризе — при виде кроликов. Кто такой маршал Бризе?

— Не знаю, — мрачно сказал Зайцев. — Мудак какой-нибудь.

— Слушай дальше: Эразм Роттердамский покрывался пятнами и неудержимо чесался от запаха свежей рыбы. У Курта Кобейна то же самое происходило от запаха жареной кукурузы. Королеве Анне и барду Башлачеву становилось дурно от запаха роз, историку Карамзину — от запаха какого-то идиотского кресса водяного… Кто все эти люди? А, Зайчик? А тебя самого от чего тошнит?