Если мы узнаем, что кто-то тайно хранит статуэтки с изображениями умерших, мы разрушим дом того, кто скрывал их. Вместо них люди могут держать в своих домах изображения Ешей Гонпо»[248]. И вообще во всю историю Тибета «наказания за преступления против религии были жестоки: содержание в темнице и битьё плетьми, отсечение рук, ног, смертная казнь…»[249].

Так что были и насилия буддистов над иноверцами.

Были — вопреки рерихианскому мифу — и гражданские войны между самими буддистами. Буддистские секты самого Тибета, бывало, выясняли отношения между собой не на философских диспутах, а с оружием в руках. В 794 г. в монастыре Самьяй прошёл диспут между двумя буддисткими сектами. "Закончился диспут совсем не мирно. Хашанг и некоторые представители его школы были забиты камнями, а несколько позже китайские буддисты и их приверженцы убили Камалашилу»[250]. Позднее “Благочестивые обители обладали также и целыми боевыми дружинами монахов… В ту далёкую эпоху (в XVI веке) религиозные секты Тибета, которые можно сравнить с католическими монашескими орденами, вели беспрестанные войны за власть над страной. Основным соперником желтошапочников Гелугпы были красношапочники Кармапы. В самый кульминационный момент войны между красными и жёлтыми последние решили привлечь на свою сторону племена джунгар, хошутов и торгоутов. Главой их племенного союза считался Турул-байхур, более известный как Гуши-хан. В 1642 г. его армия разгромила боевые отряды Кармапы, а вождь союзников передал верховную власть над Тибетом Далай-Ламе V — Агван-Ловсан-Чжямцо, прозванному “Пятым Великим””[251].

В ходе этих войн «Ряд монастырей секты Гелугпа были силой превращены в монастыри секты Кармапа»[252]. И, напротив, «в 1648 г. ряд монастырей враждебных сект были насильно преобразованы в монастыри секты Гелугпа»[253].

Чтобы убедиться, что речь идёт о чисто религиозной войне, развязанной с религиозными целями, приведу описание тех же событий в изложении Блаватской: «Лама Дукпа-шаб-тунг с армией монахов захватил Бутан, где объявил себя Ламой Рим-поче, но вскоре был разбит тибетской армией с помощью китайских войск жёлтых шапок. Он был вынужден принять определённые условия, одно из которых давало ему полномочия духовной власти над красными шапками Бутана при том условии, что он согласится на своё перерождение в Лхасе и объявит, что таков будет закон навсегда. Так все последующие Ламы Рим-поче рождались в Лхасе. По второму пункту предлагаемых условий Ламы Рим-поче должны были препятствовать публичным демонстрациям обрядов колдовства и заклинаний; по третьему — ежегодно должна была вносится определённая сумма денег на содержание ламаистского монастыря»[254].

А вот сам термин, который европейские буддофилы так боятся приблизить к предмету своей идеализации: «Три посла Гелугпы прибыли к джунгарам, чтобы побудить их начать религиозную войну с врагами веры»[255].

А вот уже не война, а прямая инквизиция — казнь безоружных диссидентов: «1640-е годы… Установление правления Далай ламы V над Тибетом с помощью монгольского оружия не прошло гладко. В Гьянцзе вспыхнуло восстание, руководимое сектой Кармапа. Затем восстало Конгпо. Восстания были жестоко подавлены объединёнными усилиями монгольских отрядов Гуши-хана и войск правительства Далай-ламы. Содержавшиеся до этого в тюрьмах Лхасы лидеры Кармапы были казнены»[256].

Пытки, кстати, буддисты могли применять весьма изощрённые: «В 1864 г. регент Тибета при Далай ламе XII приказал у входа в свою канцелярию всегда держать свежеснятую шкуру быка или яка. Провинившихся немедленно после установления вины заворачивали в ещё сырую шкуру, которая, высыхая под солнцем, стальным панцирем, как обручем, стягивала жертву, причиняя ей страшные мучения, после чего ослушника бросали в воду, где он и тонул»[257].

Упомянув о новых восстаниях против власти «желтошапочной» секты Гелугпы и Далай-Ламы V в 1670-е годы, которое было потоплено в крови тибетскими и монгольскими войсками, историки заключают: “Как можно видеть, буддисты воевали, отнюдь не пугаясь крови и жестокостей, сражаясь при этом не только во славу буддизма вообще, но и за право существования отдельных буддистских сект, которые часто любыми средствами стремились захватить и удержать власть”[258].

Буддистские монахи и поныне готовы кулаками отстаивать свои притязания. Вот информационное сообщение, прошедшее по Общественному Российскому Телевидению (ОРТ) от 12.10.1999: «В Сеуле прошли массовые беспорядки с участием монахов главного буддистского храма Южной Кореи — обители Шо-Гё. Тяжело ранены более 10-и человек. Во время штурма храма святые отцы пустили в ход дубинки и складные лестницы. Охрана отбивалась с помощью брандспойтов. К кровавым столкновениям в Сеуле привели амбиции владыки Просветлённых Реформаторов — так называют себя сторонники Ордена Шо-Гё. В нарушение устава его владыка третий раз подряд самовольно занял этот пост и забаррикадировался в храме. Решающее слово в религиозном споре осталось за полицией — власти вывели на улицы сотни блюстителей порядка» (http://www.ortv.ru/index.htm).

А в буддистско-синтоистской Японии уже лилась кровь христиан. Объединитель Японии Тоетоми Хидэеси издал в 1587 г. закон о запрете христианства. 120 миссионерам было приказано немедленно покинуть Японию. 26 христиан было распято на крестах. Среди распятых было три мальчика-японца, церковные служки[259]. Более серьёзные гонения начались чкрез несколько десятилетий по воцарении династии Токугава.

До начала этих гонений в стране насчитывалось около 300 000 христиан. И это было сочтено угрозой для национальной безопасности Японии и для благополучия буддистских монастырей. Христианство было объявлено вне закона. В 1623 г. было казнено 27 христиан. В 1618-1621 — убито 50 христиан-японцев. Следующий, 1622, год вошёл в историю японской Церкви как “год великомучеников”: 30 христиан было обезглавлено и ещё 25 сожжено заживо (из них — девять иностранных католических священников). Казнили всех, включая 90-летних старух и годовалых детей. И так продолжалось два с половиной века. Когда во второй половине XIX века христианство было все же объявлено разрешённой религией, христиан в Японии осталось 100 000 (при этом историк отмечает, что мало кто из христиан отрекался — большинство предпочитало смерть)[260]. Философское освящение этим гонениям было дано трактатом “О вреде христианства”, написанным буддистским монахом Судэном[261].

Технология этих гонений описывается архим. Сергием (Страгородским) — будущим патриархом Московским и всея Руси, в 1890-1893 гг. нёсшим послушание православного миссионера в Японии: «Первые христиане окрещены были поспешно и без подробного обучения, а священников (после начала гонений на католичество — А. К.) не было. Но все они понимали завет своих отцов и хранили веру, хотя и знали её крайне плохо, с трудом отличая Богоматерь от Кваннон. Иконы открыто держать нельзя было: их заделывали в штукатурку стены и на эту стену молились. Иногда христианские изображения делали на манер буддийских. Например, в японском буддизме богиня Кваннон иногда изображается в виде женщины с ребёнком на руках. Нигде, кроме Японии, такого изображения нет, но и в Японии его происхождение загадочно. Некоторые и думают, что это на самом деле изображение Богоматери, бывшее в ходу среди тайных христиан, а потом перешедшее и к язычникам… Потомки казнённых христиан до семи поколений объявлены были подозрительными и находились под надзором полиции (говорят, что некоторые были под надзором до самого падения сегунского правительства в шестидесятых годах XIX столетия). Каждый год они должны были приходить в известный буддийский храм и здесь давать письменное отречение от христианства. А чтобы не было каких-либо ложных показаний, подозреваемых заставляли тут же попирать ногами христианскую икону. До сих пор сохранились такие иконы, литые из меди. Они очень стёрты ногами попиравших, но особенно стёрты, прямо ямами, их края, выступавшие вокруг иконы в виде рамы. Не имея решимости открыто отказаться от попирания своей святыни, христиане становились на края и избегали, таким образом, касаться самой иконы. К стыду европейцев нужно сказать, что эту лукавую меру подсказали японскому правительству протестанты-голландцы»[262]. Всего в XVII-XVIII вв. в Японии было замучено и убито до 280 000 христиан…[263]

В Корее христианам пришлось испытать не меньше: «Вся предыдущая история корейской церкви, история в некоторых отношениях примерная, написана кровавыми буквами. История эта громко заявляет о том, какою массою крови и ужасных бедствий, гонений приобрели и отстаивали корейцы своё верование и не только отстаивали, но и отстаивают, ибо пролитие крови христиан-корейцев и гонения на них не прекращаются до наших дней, и ещё недавно (1900 г.) на острове Квельпарт и на островах юго-западного побережья Кореи произошли неслыханные по жестокости избиения христиан озверевшей грубой чернью, науськанной злонамеренными людьми из-за угла. Христианство в Корее появилось около 1784 г. Первыми проповедниками веры были сами же корейцы, принявшие учение от некоего И-сен-хунн, сына корейского посланника в Китае, который, будучи с отцом своим в Пекине, принял веру от местных католических миссионеров и, прибыв на родину, начал проповедовать учение Христово среди своих сверстников. С течением времени, когда число верующих увеличилось, к ним стали проникать из того же Китая французские миссионеры. Пробирались они тайно, в платье простых кули (чернорабочих). Такая таинственность вызвана была тем, что Корея того времени являлась страной, въезд в которую иностранцам был запрещён под страхом смертной казни. Всякий, осмеливающийся проникнуть в страну, жестоко карался, особенно миссионеры, пытавшиеся насажать чуждую для этого замкнутого народа веру. Однако, несмотря на все строгости запретов, христианство не только проникло туда, но и нашло не мало достойных последователей, что не могло укрыться от бдительного ока правительства, которое не замедлило начать жестокие гонения на приверженцев новой религии. Но это мало помогло делу. Христианство быстро распространялось по стране. Тогда власти решили окончательно ликвидировать христианское учение, и всех, кто подозревался в принадлежности к вере Христовой, приказано было предать огню и мечу; это касалось не только явных христиан, но и язычников, родственников христиан до седьмого поколения включительно. Народ гиб целыми тысячами. Мучители не щадили никого и ничего. Палачи еле успевали сечь головы мученикам на специально изготовленной для сего гильотине. Многих живыми зарывали в землю, иных варили в кипящих котлах или просто побивали каменьями без суда и следствия. Имущество конфисковывалось правительством или расхищалось палачами. Гонения продолжались с теми или иными промежутками почти целое столетие, т.е. с 1784 по 1872 г., когда христианство официально было уже признано терпимым (только терпимым!) в Корее. За этот продолжительный период корейцы насчитывают до восьми больших и малых гонений, чередовавшихся одно за другим; но самыми лютыми и жестокими считаются последние два, бывшие при королеве-регентше Ким в 1839-1846 гг. и при принце регенте Тэ-вон-гуне в 1866-1870 гг. Насколько было жестоко последнее гонение, можно видеть из того, что за один 1870 г. было умерщвлено до 8 000 человек, не считая погибших от холода, голода и др. причин, приключившихся по время скитаний людей по горам и лесам страны. В числе прочих, мученически скончавшихся, известны в 1839 г. три и в 1866 г. семь французских миссионеров, из них три епископа: Имбер, Бернье и Давелуи и семь священников. Всего же погибших корейцев считают десятками тысяч. Некоторые из них, как и скончавшиеся французские миссионеры, канонизированы уже римско-католической церковью»[264].

Во Вьетнаме, в 1835 г. смертью мученика погиб о. Маршан, казнённый разрезанием на 100 кусков. В 1851 году король Ты Дык издал указ, предписывавший европейских миссионеров «бросать в глубины моря или реки, а священников-вьетов рубить пополам». Реально были казнены только двое европейцев. В 1851 погиб о. Августин Шефлер, а в следующем году — о. Жан Луи Боннар. Интересно, что обоим вьетнамские власти тайно предлагали побег, опасаясь «международного резонанса», однако оба миссионера отвергли эти предложения и достойно встретили смерть. Естественно, что вьетов-христиан погибало намного больше[265].

И в России “миролюбивые” буддисты также, случалось, убивали и преследовали христиан. Об одном из таких случаев начальник калмыцкой миссии иеромонах Никодим Ленкеевич, обративший за предыдущие два года в православие 220 калмыков, писал в Св. Синод 12 марта 1730 г.: «В 1729 г. я просил рассмотрение учинить об определении крещёным калмыкам к жительству удобнаго места и об охранении их от прочих иноверных калмыков, дабы не был в обиде и утеснении. А сего 1730 года генваря в 5-й день владелец калмыцкий Дасанг, собрав войска ста в три человек, велел новокрещеных побрать и разбить до остатку, чтобы впредь не повадно было креститься их народу. И присланное войско от онаго владельца крещенаго Илью Табитея со всеми новокрещеными калмыками разбили до остатку и убили одного крещенаго до смерти, двух ранили и взяли грабежом мужеска полу восемь человек, женска полу восемь, девочек 11 мальчиков четверо, всего 31 человек. А прочие ушли, оставя имение своё, и спаслись от онаго войска… А как грабили, образы Божии иные в камыш покидали, иные с собой увезли»[266].

Весной 1757 г. три калмыцкие семьи выехали для принятия крещения. По пути, как гласит сообщение Астраханской духовной консистории, «наехали на них на 4-х лодках некрещёные калмыки, да ещё поодаль от них на 8 лодках, всего до 50 человек, стреляли из ружей, били смертно, находившемуся при некрещёных калмыках школьнику Ивану Платонову прошибли голову даже до самого мозга, отчего он обеспамятствовал, а после того, чем его ещё били и мучили, от сильного удара он не упомнит, был три дня в беспамятстве и доселе от побоев находится в тяжкой болезни, калмыков крещёных и некрещёных также били и грабили, но крещёные калмыки не стреляли, так как за неимением ружей стрелять им было нечем»[267].

Да и в унгерновской дивизии, о которой упоминалось выше, самую боеспособную часть составляла Тибетская сотня, присланная барону Далай-ламой[268]. Значит — были у тибетских лам и боевой опыт, и некоторые цели, ради достижения которых они не только имели войска, но и посылали их за пределы Тибета.

Да, и на совести христиан немало преступлений. Но давайте в таком случае чётко различать: историю христиан будем сравнивать с историей же буддистов, а вероучение христиан — с вероучением буддистов. Пока же популярные лекции и брошюрки предпочитают сплетни об «ужасах христианской инквизиции» перемежать рассказами о возвышенности буддистской этики, «нежелающей зла ничему живому»…

Я же нахожу весьма уместным (для целей теософской пропаганды) совет Елены Рерих — «Очень важно забыть недостатки ламаизма»[269]. Для того, чтобы теософия могла и дальше вести свою атаку на христианство и насаждать восточный оккультизм («истинный буддизм») ей действительно важно, чтобы люди о многом забыли. История религиозных смут на Востоке должна быть забыта, зато вся история христианства должна быть преподана как криминальная хроника: среди задач Теософского общества Блаватская упоминает распространение среди язычников “доказательств, которые касаются практических результатов христианства. С этой целью оно доставляет подлинные материалы о преступлениях духовенства, проступках, схизмах, ересях, спорах и тяжбах, расхождениях по учению, критике Библии и о пересмотрах, которыми полна пресса христианской Европы и Америки”[270]. Двойные стандарты «всетерпимой» теософии налицо…

Так что не стоит противопоставлять мою «нетерпимость» теософской «открытости». Я всего лишь учусь у Елены Петровны Блаватской. Я тоже стараюсь «доставить подлинные материалы» — но о языческих религиях. Ибо для полноты картины неплохо было бы и современным европейцам перестать идеализировать «духовность Востока».

Если кто-то пожелает упрекнуть меня том, что я сосредоточился лишь на мрачных сторонах буддизма, я соглашусь с этим упрёком. О буддистской философии и о её рекламируемой глубине сегодня более чем достаточно публикаций. И чтобы их хоть как-то уравновесить — позвольте уж хотя бы одной книге напомнить о том, что есть в буддизме нерекламируемого, но от этого не перестающего быть реальным.

Конечно, буддизм не сводится к этим мрачным страницам своей истории. Но они в ней — были. Мощная же пропагандистская машина твердит, что «религия ненасилия» никогда никого не обижала…

И сколь бы горьки ни были мои суждения о ламаизме, я никогда не говорил того, что сказал Николай Рерих: «Дальше Н.К.Р. говорит о ненужной сентиментальности по отношению к людям. Должно лишь быть стремление способствовать эволюции человечества. Но не должно быть остановок перед живыми трупами, представляющими из себя „космический сор“. Так и Тибет, „космический сор“ между нациями — находится в периоде духовного умирания. Это такой же живой труп, как отдельный человек с потухшей в нем жизнью духа»[271].

И последнее: ни в одной современной христианской стране нет столь жёстких ограничений на свободу совести, как в буддистской Монголии. Там в 1993 году был принят закон «Об отношениях между церковью и государством». Он гласит, что «государство обеспечивает господствующее положение буддийской религии в Монголии» (ст. 4,2), «пропаганда какой-либо религии, организованная из-за границы, запрещается» (ст. 4,7) «запрещено проводить деятельность, чуждую традициям и обычаям монгольского народа» (ст. 7,5)[272].