Запах цветущих апельсиновых деревьев был удушающим. Над стеной фикусов горела Венера. Бегущий по идеально подстриженной лужайке Лизандер; белый и голый, как единорог, нажал на подземные датчики. Внезапно тысячеваттные лампы залили сад светом более ярким, чем дневной, а телевизионные камеры на вращающихся подставках отслеживали каждое его движение на дюжинах мониторов в доме и у ворот. Охранникам Элмера не составляло труда поймать его. Заслышав замораживающий кровь лай своры спущенных собак, Лизандер спрятался за ствол придорожной пальмы от града пуль.

Фикусная ограда с пропущенной поверху колючей проволокой была ярдах в двадцати. Мокрый от дождя и пота, он получил бы там мгновенный электронокаутирующий удар. Впереди одиноко стояло фикусовое дерево фальстафовской толщины и такое старое, что его нижние ветви опирались о землю. Вскарабкавшись по ближайшей ветке, как белка, Лизандер ухитрился уцепиться за ствол как раз тогда, когда собаки, клацая зубами, едва не ухватили его за ноги. Перебравшись на другую ветку, Лизандер прыгнул с нее на улицу.

С сильно бьющимся сердцем, дрожащими ногами, Лизандер, преодолевший дорогу и протрезвевший от ужаса, скорчился под огромной оградой, пытаясь сообразить, какого черта делать дальше. Напрашивалось одно практическое решение – увеличить расстояние между собой и Элмером как можно быстрее, но, голый, без документов, в синяках, он наверняка будет арестован и помещен в психушку, где ему вскроют череп, как киногерою в «Полете над гнездом кукушки».

Улицы были пустынны, но небо безоблачно. Пробираясь в восточном направлении, он оказался на еще одном открытом пространстве, и, как только притаился под ближайшей оградой, чувствуя царапанье веток по голой спине, какой-то проезжавший водитель вдруг остановился и дал газ назад.

Блондинка в свободном черном платье, с громадными сапфирами в ушах, вокруг шеи и на запястьях была гораздо старше Марты, но так же очаровательна.

– Что с вами случилось? – спросила она, в изумлении оглядывая его снизу доверху.

. —Муж вернулся домой.

– Ну что ж, во всяком случае, вы без оружия. Здесь вам будет лучше.

Лизандер пулей влетел в машину. Увидев на заднем сиденье «Уолл-стрит джорнел», прикрылся первой страницей, как автомобильным ковриком.

– Уф, вы так любезны.

– Мне кажется, я слышала выстрелы, или это Элмер Уинтертон трещал коленными суставами?

– Он пытался убить меня, – ответил Лизандер, оживая.

– Да этот парень просто животное.

– Ни в одном животном нет столько гадости. Господи!

Взглянув на обложку «Уолл-стрит джорнел», Лизандер увидел фотографию Элмера:

– Он преследует меня. Я бы разорвал его...

– Не стесняйтесь, – разрешила блондинка.

– Марта сказала, что Элмер клинический наци.

– Я думала, что он из голландцев.

Начав хихикать, Лизандер вдруг обнаружил, что не может остановиться.

– Прошу прощения. Это нервная истерика. У вас есть сигареты?

– Конечно, в сумочке. Кстати, меня зовут Шерри, Шерри Маккарти.

Прикрывшись спереди и сзади большим количеством страниц «Уолл-стрит джорнел», Лизандер проскользнул в дом Шерри, превосходивший дом Элмера размерами и убранством и выходивший садом прямо к океану.

– Я полагаю, вам не помешают завтрак и шорты моего мужа?

– У вас есть муж? – Лизандер приготовился смыться.

– Он в Сан-Франциско, – сказала Шерри, успокаивая.

Лизандера вдруг заколотило.

– А можно принять душ? После такого секса и всех страхов я, должно быть, воняю, как хорек.

Наверху его восхитила вторая за сутки четырехспальная кровать, на этот раз накрытая лимонно-желтым шелком, с застывшими по углам позолоченными херувимами, не нуждающимися в прикрытии страницами «Уоллстрит джорнел».

– Изумительная комната.

– Это комната Франко, моего мужа, – отозвалась Шерри, откручивая позолоченные краны в огромной мраморной душевой за соседней дверью. – Ну а дальше сами.

Соответствующих размеров двери шкафа, занимавшего целиком стену и любовно разрисованного бледно-желтыми и кораллово-розовыми розами, скользнули назад, открыв сотни мужских рубашек. На полках в душевой благоухающих бутылочек стояло больше, чем в магазине беспошлинной торговли. А еще этот Франко имел змеиные бедра. Лизандер с величайшим трудом отыскал шорты, на которых смог застегнуть молнию.

– Господи, потрясающе! Я не ел уже сорок восемь часов.

Осушив три стакана апельсинового сока, Лизандер принялся за огромное блюдо, состоявшее из бекона, яиц, томатов и грибов, а Шерри наполнила желто-белые чашки очень крепким кофе.

Они расположились около прекрасного голубого бассейна, охраняемого четырьмя огромными китайскими драконами. Белые герани ниспадали из старых терракотовых горшков и маленькими волнами лениво сбегали на бледный песок. Вверху робко трепетали пальмы.

Шерри тоже приняла душ и сменила черное тафтяное платье и сапфиры на саронг розового цвета, обнаживший ее почти коричневые плечи. Еще влажные короткие светлые волосы были зачесаны назад в стиле Рудольфе Валентино, несколько смягченном розовым гибискусом за левым ухом. Вокруг теплых улыбающихся глаз разбегались морщинки и кожа на груди и руках начинала грубеть, но, несмотря на это, Шерри была в великолепной форме да еще потрясающе умела слушать.

– Вы могли поцеловать на прощанье вашу работу с Элмером, – сказала она, когда Лизандер закончил перечисление своих ночных приключений.

– Ума не приложу, на что мне содержать Джека, Артура и Тини, – вздохнул Лизандер, намазывая темно-вишневый джем на круассан.

– У вас трое детей?

– Джек – мой верный пес.

– Оригинальное имя[1].

Лизандер не уловил прозвучавшей иронии.

– Артур – моя лошадь. Стипльчезер. Он выиграл много забегов, но вот уже год как мается с ногой. Я надеюсь соревноваться на нем в следующем сезоне. У него такой авторитет. А Тини – шотландский пони, товарищ Артура по конюшне.

– Они, наверное, скучают без вас, – Шерри придвинулась к Лизандеру поближе.

– Не больше, чем я без них. Вообще-то, другую работу мне предлагали еще раньше, – продолжил он мрачно, – в торговом банке «Балленштейнз», но к ней можно приступить не раньше первого марта. Играя в поло за Элмера, я мог оплачивать расходы сверх своего кредита и кое-какие счета. А еще мне нужен загар, чтобы в первый же день привести в восторг всю банду машинисток у Балленштейнов.

– Вы в любом случае приведете их в восторг, – промурлыкала Шерри. Мальчик был положительно лакомый. – Наконец, вы можете хоть сегодня загорать у этого бассейна.

– Меня не выпроваживают?

– Вы давно смотрели на себя в зеркало? И еще надо сделать так, чтобы вы не обгорели.

Встающее солнце уже бросало розовые лучи на его белые плечи. Украдкой он расстегнул верхнюю пуговицу на шортах Франко – еще минута, и они бы его кастрировали. Убрав остатки завтрака, прислуга вернулась с бутылками шампанского и «Амбре Солер». Шерри встряхнула бело-голубой флакон с кремом для загара.

– Вы, должно быть, измучены такой беспокойной ночью. Прилягте, а я намажу вас кремом.

Шерри оказалась опытной массажисткой, и когда она встала на колени и принялась растирать его тело, ее смеющиеся глаза разгорячили Лизандера сильнее солнца. Ее руки в браслетах двинулись вниз, саронг, словно тоже работал, распахнулся, так что он увидел темно-коричневую выемку грудей и почувствовал прижатое к своему ее обнаженное бедро.

Только тесные стягивающие шорты Франко не допускали большей эрекции.

– Обработайте мне спину, – от смущения он перевернулся.

Шерри мягко рассмеялась:

– Прислуга через минуту уйдет в магазин, так что вы сможете загорать обнаженным.

Вся в креме ее рука скользнула по его спине и исчезла под шортами Франко. Лизандер застонал. Боже, рука оказывалась всюду. Она делала такие магические движения, что в любую минуту каждый из ее пальцев мог поднять его в воздух подобно домкрату. Затем, когда саронг отлетел прочь, Лизандер почувствовал, как мягкая шерстка ласкает его бедра, и понял, что она не надела положенных к ее наряду шаровар.

Лизандер так и не загорел. Он и Шерри провели день в лени и любви, наблюдая за полетом спутника, заключая неимоверные пари, запихивая друг в друга ложки черной икры и клубники, залитой «Дом Периньон».

Около пяти часов Лизандер ощутил в себе прилив мужества, достаточный для того, чтобы вернуться в конюшню Элмера и забрать свой багаж и клюшки для поло. Видимо, Элмер находился сейчас в безопасности в Вашингтоне, убивая время на водку и электронику с Джорджем и Барбарой[2].

Когда Лизандеру удалось натянуть на себя среднего размера джинсы Франко, Шерри взялась отвезти его на Уорт-авеню и, несмотря на его протесты, экипировала еще и боксерскими шортами, рубашками для поло от Лакоста из прочной хлопчатобумажной ткани, несколькими парами мокасин и темно-голубой бейсбольной кепкой с надписью впереди «Святые». Еще ей хотелось приобрести для него несколько костюмов.

– Ни к чему. Я и так неплохо провел время, – признался он ей, когда она подвезла его к конюшне Элмера.

– И я тоже. Как ты, должно быть, понял, Франко еще почти ребенок. Он умрет от ревности, если узнает, кого я имела.

У Лизандера, уже изрядно отведавшего «Дом Периньон», на глазах появились слезы.

– Но это же ужасно. Такая красивая женщина и губит себя с каким-то хиляком. Почему ты его не бросишь?

Шерри покачала головой.

– Когда тебе за сорок, мальчики для тебя подобны золотой пыли, – сказала она, подруливая к конюшне Элмера. – Наконец, Франко – муж, а всегда приглашают пару, и, значит, есть шанс встретить новых мальчиков. Ставка только на холостую жизнь ведет к социальной смерти, уверяю тебя.

Обвив руки вокруг ее обнаженной шеи, Лизандер застыл на теплой, золотистой, благоухающей груди.

– Как только я разберусь тут со своим барахлом, я возьму такси и вернусь к тебе.

Если бы она не подтолкнула его в глубину бело-розовой колоннады, ведущей к конюшне Элмера, он рухнул бы назад, прямо в машину.

Желая пресечь слухи о том, что ему наставили рога, а над его недоступной системой безопасности надругались, Элмер пытался замолчать события прошлой ночи. Но хоть и рассчитывал скрыть случившееся от прессы, все же одна из служанок, пораженная картиной бегства, разболтала о нем.

Не успел Лизандер, заплетая ногами, забрести во двор, как дюжина линз телекамер уставилась на него, а офицер иммиграционной службы сгреб его в охапку и, заведя руки за спину, заявил:

– Собирайся-ка обратно в Англию, любовничек.

– Но я не могу, – запротестовал Лизандер. – Я завтра собираюсь в Диснейленд. Мне нужно получить автограф у Утенка Дональда. Привет, Миссис Экс, – он качнулся в сторону появившейся из ближайшего стойла длинной желтой морды.

– Вы никуда не поедете. А теперь пройдемте.

– Да я побегу, если вы хотите знать, – сказал Лизандер, когда ему в позвоночник уперся пистолет.

– Не умничай, красавчик.

– А как же мои клюшки?

– Все твое барахло уже упаковано.

– Но я не попрощался ни с Мартой, ни с Шерри. Не рассказал о том, как без единого выстрела оказался внизу, на земле. О, мистер Депортатор, что же делать? – пропел Лизандер немелодично, делая несколько па. – Я хотел съездить в Диснейленд, а вы отправляете меня назад...

– Двигай, – зарычали иммиграционный офицер и все охранники Элмера.

В конце концов Лизандера заперли на ночь протрезветь, чтобы наутро выслать первым же самолетом. Близнецы примчались с большим конвертом, уже когда его изолировали. Внутри находились серебряная ручка от Тиффани с брелком в виде клюшки для поло, десять тысяч долларов и торопливо написанная Мартой записка:

МилыйЛизандер, извини, чтоэто всего лишь конверт, но теперь, когда тебя нет, Элмер от меня не отходит. А ведь ты знаешь, как заставить мужей ревновать. Я позвоню тебе, когда приеду в Англию, скорее всего на скачки в Эскоте. С любовью, Марта».

Чувствуя себя миллиардером с набитыми сотенными карманами, Лизандер взял билет в первый класс. Он пытался сконцентрировать свое внимание на объявлениях стюардессы о запасных выходах и спасательных жилетах. Ведь теперь в случае аварии самолета у него не будет спасительной карточки Марты.

Затем, взглянув на поданную ему другой мило улыбавшейся стюардессой газету, он чуть не подпрыгнул до потолка самолета, наверное, только привязные ремни не позволили ему это сделать. Глядя на него, улыбалась Марта. Фотография была сделана еще до того, как она похудела. Там же была фотография совершенно отталкивающего Элмера, а также снимок его розового дворца, сопровождаемый подписью «ФОРТ НОКС ВЗЛОМАН», и еще, о Боже, портрет самого Лизандера в окружении офицеров иммиграционной службы, хихикающего и шатающегося, словно деревенский дурачок.

В полном онемении он какое-то время пробегал текст. Тут было много болтовни о том, что система безопасности «Сафус» была преодолена и что национальные секреты под угрозой раскрытия. Приводилась цитата из высказываний Элмера: «Это была всего лишь размолвка двух любящих, но теперь мы с Мартой вместе».

Лизандер в недоумении помотал головой. Когда самолет стал выруливать на взлетную полосу, он вновь откинулся на спинку сиденья, тем более что очаровательная блондинка в кресле через проход читала другую газету с заголовком над всей полосой «ЗАБАВА МАРТЫ ВЫДВОРЕНА ИЗ СТРАНЫ ПОД ПИСТОЛЕТОМ» и огромной фотографией его самого, выглядевшего форменным ослом. И какого черта теперь что-то говорить Долли и отцу? Хотя, может быть, слухи об истории не дойдут до Англии. Элмера там никто не знал. Хорошо хоть есть надежда, что этот ублюдок больше не будет так обходиться с Мартой.

Что ж, если шампанское открыто, его надо пить. Среди товаров, разносимых по самолету и продававшихся беспошлинно, оказались колоды карт. Разговорившись с полным улыбавшимся соседом-ирландцем, Лизандер открыл в нем собутыльника и прекрасного игрока в покер.

К тому времени, как самолет достиг Хитроу, Лизандер уже спустил серебряную ручку от Тиффани и большую часть из десяти тысяч Марты, но все же ему хватило на плитку «Тоблерона» для Джека, «Фракас» для Долли и бутылку виски для соседа Ферди.

Перед приземлением блондинка, сидевшая через проход, надолго пропала в туалете и вернулась оттуда еще более ошеломительной – очевидно, наводя шарм для того, кто будет ее встречать. Когда же она прошла мимо, восхищение Лизандера вдруг уступило место внезапной душевной боли. Он не сразу понял ее причину. Затем вспомнил запах: духи «Диориссимо». Его мать душилась только ими.

Когда Лизандер первый раз вернулся из приготовительной школы, он был в жутком смятении и мама смочила носовой платок духами, чтобы ему спокойнее спалось. И сейчас он откинулся в кресле, чтобы унять пугающее чувство одиночества. Машинально после приземления он направился было к телефонной будке – успокоить ее: он цел и невредим.

– Единственное мое счастье, когда мои дети возвращаются в Англию, – обычно говорила мать, но Лизандер всегда знал, что именно его возвращение делает ее самой счастливой.

Похмелье от шампанского, а также сырой, темный, холодный январский вечер не способствовали поднятию духа. После прохождения таможни на выходе из аэропорта его ослепили вспышки фотокамер и оглушили крики;

– Вот он... Сюда, Сенди...

К счастью, Лизандер уже имел необходимую подготовку. Да и избавиться от этой своры было полегче, чем от собак Элмера.

– Можем мы долететь, как черти, до Фонтейн-стрит в Фулеме? – выпалил он таксисту. – И, если не возражаете, я возьму вашу «Ивнинг стандарт».

Просмотрев отчеты о скачках, Лизандер открыл первую полосу газеты и обнаружил на ней собственную огромную фотографию и заголовок: «БРИТАНСКИЙ ПАРЛАМЕНТ ВЫЗЫВАЕТ «ТАИНСТВЕННОГО НАЛЕТЧИКА» НА ПУБЛИЧНЫЙ ДОПРОС».

Анализируя детали, Лизандер всю дорогу до Лондона сидел на заднем сиденье со светом.

– Я доплачу вам за расход электричества, – сказал он, возвращая «Стандарт».

– В Уорфе, видимо, прикармливают какую-то фантастическую птицу, – проговорил водитель, когда машина запрыгала по овощам, разбросанным по Нортэнд-роуд.

Слава Богу, Долли находилась еще в Париже.

Лондон был в одном из лучших своих настроений. В большинстве магазинов проводили распродажу, жесткий восточный ветер примораживал тротуары и водостоки.

– Хвоста вроде нет, – успокоил его водитель, поворачивая на Фонтейн-стрит.