– Не говоря уже о Сан-Франциско, – добавил Боб. – Мои мама и бабушка в Сан-Франциско рано ложатся спать, и своими воплями ты можешь их разбудить… Как говорит наш друг Клиффорд Спенсер: «Всем спасибо! Кадр снят!..»

А Тимурчик не откликнулся… Наверное, дочка Игоря Злотника его совсем захороводила. Ну не будешь ведь все время держать Ребенка за руки и за ноги?! Когда-то это же со всеми случается.

– Ну? – по-Животному спросила Пуська, облизываясь и прикрывая свои голубые глаза. – И когда мы наконец пойдем туда?..

– «Куда не ступала нога Человека»? – усмехнулся я.

– Ну да… А у тебя есть другие предложения, Мартынчик?

– Есть. Давай, «подруга дней моих суровых», останемся здесь – под диваном. Судя по количеству пыли, сюда не только нога Человека не ступала, но тут и руки его не было. Нам, Пуська, с тобой не привыкать. Потом отряхнемся…

Вот когда я совершил еще одно Половое открытие: насколько прекраснее и полновеснее совокупляться с чувством уже исполненного долга, чем трахаться, постоянно преследуемым мыслью, что для спасения Человечества ты все еще что-то недоделал!..

Наутро должна была сниматься сложнейшая финальная сцена «Суперкота», в ней участвовали десятки полицейских машин, армия трюкачей-каскадеров, весь актерский состав, кроме тех, кого «убили» до конца сюжета, оба моих «звездных» партнера – Нэнси и Рэй и мы с Братком. Братка Клифф вписал в эту сцену совсем недавно, на днях…

Сниматься должны были еще тучи пожарных машин, медицинских, трюковых – которые будут взлетать на воздух. И море огня!.. В Голливуде ОГНЕМ занимается специальная и очень серьезная служба. Поэтому у них уж если пожар на экране, так это пожар, от которого «кровь стынет в жилах»… Я только вот всегда путаю – кровь СТОНЕТ в жилах? Или – СТЫНЕТ в жилах? Выражение мне понравилось, а вот как правильно его говорить – я не запомнил…

Но вообще-то все, кто хоть раз смотрел хороший американский триллер, эту финальную сцену знают очень неплохо: один, два, три, максимум четыре «хороших» героя в жутком дыме, огне и грохоте взрывов побеждают полчища «плохих» мерзавцев, а когда уже все побеждено и дело сделано, откуда ни возьмись раздается многоголосый вой полицейских сирен, полиция налетает буквально роем – снайперы, штурмовые группы захвата и вообще!..

А наши – «хорошие» – герои, окровавленные и полусгоревшие, в ошметках бывшей одежды, небрежно бросают свои автоматы и пистолеты на землю и, обнявшись, уходят вдаль по дороге туда, где им не нужно оружие и где их ждет долгая и мирная, счастливая Жизнь…

А по бокам, вместе с ними, прихрамывая на разные лапы, уходят и их верные бессловесные друзья-Животные, участвовавшие наравне с героями в Победе Справедливости…

Что-то в этом роде предстояло снять и нам сегодня. И для этого мы к шести часам утра ехали на «Парамаунт», а уже оттуда всей группой – на съемочную площадку, на окраину Лос-Анджелеса, где мы никогда и не были.

Тимурчика, Братка и меня на студию вез Джек Пински.

Боба сегодня с нами не было. Он вместе с Питом Морено и еще парочкой ребят из «убойного отдела» полис департмент не очень торжественно, но достаточно внимательно провожали в аэропорту Большого Лос-Анджелеса на Родину гражданина Российской Федерации Валерия Ивановича Еременко!

Правда, оказалось, что в российском паспорте, предъявленном Валерием Ивановичем, его звали чуточку иначе: «Воробьев Сергей». Так же было записано и в многократной въездной американской визе. Да и в роскошном кожаном удостоверении, которое Валерий Иванович пытался предъявить полиции, тоже значилось, что «Воробьев Сергей Петрович – заместитель генерального директора совместного российско-американского предприятия». А фотографии – и в паспорте, и в американской визе, и в удостоверении – были Валерия Ивановича Еременко! Вот такая легкая нестыковочка…

Накануне Пит Морено по своим служебным каналам связался с погранично-таможенными отделами международного сектора аэропорта, с представителями российского «Аэрофлота», и выписали второй билет мистеру Воробьеву Сергею за счет русского отдела Интерпола: рейс номер такой-то, «Лос-Анджелес – Москва». А не «Лос-Анджелес – Вена», как было написано в билете у Валерия Ивановича.

Как потом рассказывал Боб, таможенный досмотр был проведен мгновенно, так как улетающий располагал всего одной сумкой на ремне, с рядовыми вещичками. А вот как только он стал настаивать на том, что он со дня своего рождения – Воробьев Сергей и такое буквосочетание, как Еременко Валерий Иванович, он слышит впервые, так Пит ему сразу же подарил на память копию письма русского Министерства внутренних дел с его большой фотографией, сделанной полицией США и удостоверенной печатями милицией России. Причем печати по всем четырем углам фотографии заходили и на изображение мистера Еременко, и на письмо МВД, где хоть и суховато, но достаточно подробно было написано почти все о Валерии Ивановиче…

Затем пограничная служба аннулировала въездную визу в паспорте «Сергея Воробьева» и внесла в свой компьютер фотографию «Воробьева-Еременко» для того, чтобы тому никогда больше не вздумалось посетить Соединенные Штаты Америки.

Во всех этих заморочках, как потом рассказывали Пит и Боб, этот парень был абсолютно спокоен и выдержан, что лишний раз доказывало его хорошую профессиональную подготовку.

Когда же Пит преподнес ему копию письма МВД, тот внимательно прочитал каждую строчку и даже рассмеялся.

– Молодца!.. Ни орден, ни медаль не забыли, – сказал он на вполне приличном английском. – Моя милиция меня бережет! И вам – большое русское спасибо, ребята!

– За что?! – удивился Пит.

– Хоть половину бабок, но я ведь получу за свой нелегкий и опасный труд.

– А почему не целиком? – невинно спросил его Боб.

– Да потому, думаю я, что вы нам наверняка фуфло задвинули, а не оригинал. Но мне и половины на первое время хватит. Тем более меня брать не за что… А вы меня этим исламским козлам не заложите. Вам самим нужно затихариться и посмотреть – к чьим лапкам прилипнет тот компакт-диск, который вы нам так ловко втюхали… Так?

– Знаешь, «Воробьев-Еременко-Сергей-Валерий», если бы ты не был такой сволочью, я бы охотно потрепался с тобой за кружкой пива… – честно признался Пит.

– У нас еще много времени до отлета, – спокойно ответил тот, которого мы всю книжку называли «Русский». – Я угощаю!

– Ты, наверное, плохо меня расслышал, – уже недобро ухмыльнулся Пит. – Я сказал: «ЕСЛИ БЫ ТЫ НЕ БЫЛ ТАКОЙ СВОЛОЧЬЮ!..»

Они проводили Русского до самого кресла в самолете «Аэрофлота» и усадили его между двумя здоровенными русскими мужиками, один из которых тут же пристегнул Воробьева-Еременко к своей толщенной лапе наручником. Это были представители российского отдела Интерпола, специально прилетевшие за Сергеем-Валерием в Лос-Анджелес сегодня ночью.

– Знаете, что вас роднит и объединяет с русской милицией? – спросил на прощание «Воробьев-Еременко» у Пита и Боба.

– Что же? – поинтересовался вежливый Боб.

– То, что и у вас, и у них на меня нет – ни черта…

Браток у нас захандрил.

Не матюгается, по «фене не ботает» – в смысле: по-блатному не разговаривает. С дурацкими вопросами не лезет. Почти ни хрена не жрет, только воду пьет. Все больше лежит в садике и вздыхает.

Я-то знаю – отчего это с ним, но помалкиваю.

Он молчит, и я молчу. Он – не говорит, я – не спрашиваю.

Это мы еще с Ленинграда так с Шурой Плоткиным приучены. Не лезь другому в душу. Позовут – выслушай, постарайся помочь. Не позовут – делай вид, что ничего не происходит. Так всем легче.

А ночи три тому назад произошло вот что.

Браток у нас обычно спит в саду, на той самой ветке, с которой когда-то прыгал на Казахского Немца…

Я же дрыхну, как известно, в гостиной – на своем диванчике. И вот как-то в середине ночи – приспичило!

Встаю, глаз не открыть, лапы со сна не держат, иду-бреду к оконной щели, через которую собираюсь вылезти в сад пописать. Мне Тимур всегда эту щель оставляет…

Собрал все свои сонные силы, вспрыгнул на подоконник, как куль с дерьмом, только хотел было в эту щель просунуться, слышу – в саду возня какая-то!

Я уперся глазами в темноту, врубил свое «Котовое зрение ночного видения» и…

Батюшки-светы!.. Неужто у меня в глазах двоится?! Браток-то у нас в саду не один, а ДВА их – Братка!

И так играют они весело, так кувыркаются друг через дружку, так чего-то счастливо бормочут, так лижутся!..

А я… Вот ведь паскудство! Сразу же заподозрил Братка в «нетрадиционной половой ориентации». Это сейчас жутко модно! Как у Людей, так и у Животных.

Ну, думаю, нам только Педика еще в компахе не хватало… Теперь мы в полном комплекте!

Сна у меня уже ни в одном глазу, и даже писать напрочь расхотелось. Ну надо же?! Такой, можно сказать, Самец – и на тебе! Ну не может быть… Глазам своим не верю! Чтобы наш Браток?..

Вгляделся повнимательнее – точно, слава те Господи! Второй-то был не «Браток», а «Сеструха»! Натуральная ПУМОЧКА! КУГУАРОЧКА, можно сказать!.. ГОРНАЯ, как говорится, ЛЬВИЦА…

М-да-а-а… Это тебе не Шимпа – Обезьяна зацикленная, не Собака-Колли – звезда кино, мать ее за ногу!.. Это была НАСТОЯЩАЯ КУГУАРИХА – ХИЩНАЯ И ВЕСЕЛАЯ КРАСАВИЦА ЮЖНОКАЛИФОРНИЙСКИХ ГОР!

Ростом она была такая же громадная, как и наш Браток. Ну, может, слегка пониже в холке – на толщину сосиски, не больше. А красоты – неописуемой!

Так они замечательно и нежно играли, так прыгали друг на друга, так свивались в один гигантский клубок, так смешно удирали друг от друга, чтобы потом слиться в мощных и любовных объятиях, что в душу мою просто-напросто заползла самая откровенная и пошлая зависть…

Вот, видать, с тех пор Браток и захандрил.

Повторяю: я ни словом, ни взглядом не дал ему почувствовать, что видел в ту ночь. Молчал, как «хек мороженый, безголовый». И своих просил с вопросами к Братку не лезть. Все ждал, когда Браток сам проявится.

На четвертый день на «Парамаунте» выползли мы с Братком из нашего трейлера, у нас в тот день была небольшая досъемочка, и пошли прошвырнуться к Операторскому цеху, а заодно и погадить там втихаря.

На студии к нам с Братком уже привыкли – никто не цепляется, внимания не обращает. Все мы тут считаемся на работе – и я, и Браток, и Аль Пачино, и Сильвестр Сталлоне, и наша Нэнси, и Мерил Стрип… На каждого оборачиваться – голова отвинтится на хрен!

Добрели до нашего закутка, сделали свои дела, и Браток так осторожно меня спрашивает:

– Как вы думаете, Шеф, я уже совсем отснялся? Или мне еще чего-нибудь делать придется?

– Думаю, что совсем, – говорю. – И знаешь, Браток, давай без всякого Шефа и на ты! Уж для кого, для кого, а для тебя я – Кыся!

– Спасибо, – говорит, – Шеф… Ой! Виноват… Кыся! А ты не знаешь, мне отпуск хоть какой-нибудь полагается?

– Где «отпуск»? На «Парамаунте» или у нас в компахе?

– Ну вообще, отпуск… Повсюду.

– Нет проблем, Браток. Когда захочешь.

– Тогда, если можно, Шеф… То есть Кыся… Если можно, с завтрашнего дня. Не возражаешь?

Вот когда я растерялся, хоть плачь!

– Я-то не возражаю… – промямлил я. – Только я не думал, что это произойдет так скоро…

То ли Браток не врубился в мое состояние, то ли решил излишне не драматизировать ситуацию:

– Знаешь, Кыся, я бы уже и сегодня ушел, но мне же еще нужно попрощаться с Тимурчиком, Джеком, Питом, Бобом, Наташей… С тобой, Мартынчик! Да и вы же вот-вот отвалите отсюда… На хер мне ждать этого – только слезы лить, да? – неожиданно твердым голосом проговорил Браток и лизнул меня от ушей до хвоста так, что я два раза через голову перекувырнулся…

Провожали Братка до отрогов гор Сан-Габриэль четырьмя машинами. Джек, Наташа, Тимур, Браток и я – в «линкольне», Пит Морено со своим сыном Нуэнгом – на здоровенном «шевроле» со всеми полицейскими наворотами и прибамбасами, Боб – на собственной «мазде» вместе с Нэнси Паркер. И Саша Половец с Эллочкой, Саем и Зигеле Фрумкиными – на Сашином «гранд-чероки».

Когда взобрались наверх, в самую глухомань, откуда уже были видны желто-серые скалы, все вылезли из своих автомобилей, для которых и дороги-то дальше не было.

Я оглядел всю эту мишпуху и подумал, что за недолгое время пребывания в Калифорнии мы здорово обросли друзьями-приятелями!

Каждый автомобиль, не сговариваясь с остальными, преподнес Братку на прощание по свежей индюшке, купленной в «Ла раса меркадо». Даже для могучего Братка это было многовато. Но Браток тут же благодарно всех облизал и очень хозяйственно закопал двух индюшек «про запас» под каким-то деревом.

Никого не стесняясь, Браток окропил «собой» все вокруг – «пометил», так сказать, свой склад и свою территорию и сел перед нами, словно хотел сказать речь.

Но только подозвал к себе нас с Тимурчиком и, сидя, обнял передними лапами обоих. Повздыхал и сказал:

– Нет слов, братва…

Как-то умудрился прихватить клыками обе оставшиеся индюшки, оглядел всю компанию веселым глазом и исчез!

Но мы не двигались с места. Мы смотрели на желто-серые скалы, где в ожидании Братка сидела его знакомая Красотка-Пумочка – та самая, которая приходила к нему в гости в ту ночь в наш бунгальский садик при «Беверли-Хиллз-отеле».

А потом рядом с ней вдруг неожиданно возник Браток и положил к ее лапам двух индюшек.

Но Пумочка даже внимания на них не обратила! Она просто обняла Братка передними лапами и стала вылизывать ему морду и всю башку с простреленным ухом…

Когда мы все трое – Джек, Тимурчик и я – вернулись в Нью-Йорк, у нашей Рут был уже очень даже заметный животик!

Из аэропорта в Нью-Джерси, куда мы прилетели из Лос-Анджелеса, мы все скопом поехали к нам и Квинс. И Джек Пински тоже.

У нас он с явным и демонстративным, я бы сказал, облегчением стянул с себя пистолетную сбрую и небрежно бросил ее в прихожей на столик у зеркала. Вместе с пистолетом.

В Лос-Анджелесе он себе таких вольностей не позволял! Я уж там, грешным делом, думал, что во время своих «упражнений» с Наташей Векслер он тоже не снимает эту упряжку со своих плеч, и все пытался представить себе, как в этот момент выглядит квадратненький голый, но хорошо вооруженный Джек…

Кстати, насчет Наташи! Как только они там на «Парамаунте» окончательно завершат работу над «Суперкотом», она сразу соберет свои вещички и прилетит к Джеку в Нью-Йорк навсегда. Тем более что ее здесь уже ждут в какой-то «независимой» киностудии. Еще бы! У нее такие рекомендации от «Парамаунта», что она спокойно могла бы выставлять свою кандидатуру на выборах в сенат…

Так что мои бредовые ВИДЕНИЯ (помните?..) с полицейскими, горланящими частушки и пляшущими на ступенях церкви, откуда выходят Наташа и Джек во всем свадебном, – были не такими уж бредовыми.

Шурик наш малость размордел, но зато бойко лопотал по-английски. Мистер Борис Могилевский сказал, что Шура теперь говорит на английском так же быстро, как бегает знаменитый итальянский автомобиль «феррари», но зато по грамматике прет напролом, как не менее знаменитый русский танк «Т-34»!..

И пока Джек и Тимурчик по очереди принимали душ и готовились к праздничному ужину после долгой разлуки, я с удовольствием наблюдал, как мечется по кухне Шура, сервирует стол, что-то подогревает, что-то раскладывает по тарелкам, а Рут, наша любимая и дорогая Рут Истлейк – беременный лейтенант нью-йоркской полиции – устало сидит в нашем старом удобном кухонном кресле, широко расставив ноги в длинной домашней широкой юбке и сложив руки на выпуклом животе…

Сидит и чуточку насмешливо, но удивительно нежно следит за Шуриными метаниями, изредка давая ему кое-какие советы и поручения. Которые Шура, надо сказать, выполнял с таким рвением, какого я в нем никогда прежде не наблюдал!

Потеревшись о ноги Рут, я заметил, что внизу они слегка отекли и опухли. И спросил ее – не опасно ли это? На что она погладила меня и сказала:

– При моих сроках беременности это вполне допустимо. Хочешь послушать ЕЕ? Прыгай ко мне.

Я мягко и аккуратненько вспрыгнул к ней на колени, а она руками слегка прижала мое рваное ухо к своему выпуклому животу.

Я прислушался было, но вдруг ощутил ОТТУДА чей-то веселый толчок!.. Один, другой, третий!..

В испуге я отпрянул и тревожно посмотрел на Рут:

– Что это? Кто ЭТО?!

– Она, – ласково улыбаясь, ответила мне Рут.

И тут в кухню вошел Тим – чистенький, мокрые волосики расчесаны и прилизаны, в своей любимой баскетбольной майке с огромным номером на спине, в старых нормальных стираных-перестираных джинсах, в которых мы его давным-давно не видели. Там, в Калифорнии, он не вылезал из голливудской униформы – все черное! И при взгляде на него я поразился, – как, оказывается, он повзрослел!

Нет, голубенькие джинсы тут были ни при чем. Внутри его появилось нечто новое – взрослое и достойное.

– Иди сюда, Тим, – сказал я ему. – Послушай живот у мамы. Приложи ухо. Обалдеешь!

Тим встал перед Рут на колени, закрыл глаза и приложил свою мор… Тьфу, ч-ч-черт!.. И приложил лицо к выползшему вперед животу Рут.

Несколько секунд он будто прислушивался к тому, что ТАМ происходит внутри, а потом поднял, голову и странно посмотрел на мать. И снова прижался к ней, но уже не закрыв глаза, а внимательно прищурившись, в ожидании чего-то нового ОТТУДА, изнутри.

А потом перевел дух и, как-то странно улыбаясь, сказал:

– Катя…

Шурик и Рут замерли, переглянулись и оба уставились на Тимура. Причем, я видел, уставились в полном охренении.

Тимур осторожно погладил мать по животу, встал с колен и смущенно проговорил:

– Мы сейчас летели, и я всю дорогу думал, что мы должны будем назвать ее таким именем, которое есть и у русских, и у американцев: Катя… Кэт… Ну, Китти, Кэтрин… Екатерина!

– Вы словно сговорились, сынок, – тихо и торжественно произнесла Рут. – Теми же словами Шура убеждал меня назвать ЕЕ точно ЭТИМ именем. И я, конечно, согласилась, но мы с Шурой не знали, как к этому отнесешься ты, Тим…

В кухню вошел посвежевший, чисто выбритый Джек, и Рут, прервав саму себя, тут же спросила его:

– Как, по-твоему, нужно назвать девочку, Джек?

Ни секунды не задумываясь, Джек ответил:

– Я думаю, что в этом имени должны быть и английские, и русские корни…

– Стоп! – сказала Рут. – Шурик! Налей Джеку полный стакан виски и не вздумай его разбавлять. Только лед! А мне мой новый коктейль – тоник со льдом без джина. Борис! Вам, как всегда, – водку?

… Уже далеко за полночь нью-йоркского времени (в Лос-Анджелесе мы бы еще даже не готовились ко сну!) мы все совершенно по-русски сидели за большим кухонным столом, и хорошо захмелевшие Шура Плоткин, Джек Пински и мистер Борис Могилевский все время тупо пытались подсчитать количество еврейской крови в будущем Главном Члене Семьи – в девочке Кате-Кэтрин Плоткиной-Истлейк.

Шура, Джек и мистер Могилевский – с упорством носорогов и пьяным упрямством – настырно пытались сложить половину негритянской и половину шведской крови Рут Истлейк-Плоткиной с тремя четвертями еврейской и одной четвертушкой украинской крови Шуры, все переводили в проценты, составляли какие-то уравнения, полученное на что-то делили и…

…заново наполнив свои стаканы до краев, заново же и начинали свои невероятно сложные математические подсчеты…

А потом покатились нормальные нью-йоркские будни…

Рут дорабатывала последние пару месяцев в своей новой должности, после чего должна была уйти в предродовой отпуск…

Шура половину дня просиживал в Манхэттене, в своем отделе славистики Публичной библиотеки, а вторую половину дня они вместе с Тимуром колготились по дому, мотались за продуктами, пылесосили квартиру и даже что-то стирали в машине и гладили потом на специальном столе, чтобы всячески облегчить лейтенанту полиции Рут Истлейк-Плоткиной ее беременное существование!

Как-то ночью Тим признался мне, что в Лос-Анджелесе, на дне рождения Клиффа Спенсера, дочка Игоря Злотника увела его в самый дальний и укромный уголок Клиффового сада и битый час (это пока я там работал «детективом», отслеживая передачу компакт-диска!..) обслюнявливала Тимура, обучая его целоваться «по-настоящему», пихала ему в рот свою уже вполне оформившуюся титечку и шуровала в его черных голливудских штаниках – примерно так, как это делают почти все мальчишки собственными руками. И довела его до того, что он…

…а потом на несколько секунд даже потерял сознание!

А когда очнулся – ему стало жутко стыдно и противно, а она лезла опять к нему в штаны и обязательно хотела лечь с ним на траву. Но Тимурчик вспомнил Машу Хотимскую, живущую в Израиле, выбросил чужую руку из своих черных штанов и ложиться в траву категорически отказался!

И вот теперь он хотел у меня узнать – считать этот случай как измену Маше или не считать?

Я его успокоил, как мог, и просил этот случай изменой не считать.

Были и печальные новости: умерла Мадам – Предводительница Крыс всего нашего района, с которой я в свое время сумел установить доверительные и дипломатические отношения.

Не пережил смерти Мадам и ее давний поклонник, Первый Советник Мадам, Начальник Крысиного Штаба, старый интеллигентный Крыс. Он скончался от горя и возраста через неделю после похорон Мадам…

Полчища Квинсовских Крыс, оставшиеся без привычного, мудрого и строгого руководства, снова стали разбойничать, почти прекратили сотрудничество с местными уличными Котами и Кошками.

Прилетев сейчас в Нью-Йорк, я вернулся буквально на пепелище той утонченной дипломатии, которую когда-то, до отлета в Лос-Анджелес, возвел собственными лапами во имя Мира и Дружбы между «домашним» и «околодомашним» Животным Народом…

Мои районные Коты и Кошки, почувствовав со стороны Крыс ледяной ветер холодной войны, изредка взрывающейся локальными стычками, тоже вконец разболтались. Отношения стали напряженными до того, что ни Крысам, ни Котам просто не рекомендовалось ночью в одиночку выходить из своих убежищ. Только компахами, клыки – наготове, когти – наружу, глаза – врастопырку!..

Я разрывался между Мирно-Реформаторскими потугами на общественно-районном поприще и собственным запоздалым образованием – Тимур учил меня читать и печатать на компьютере.

Но когда я на улице, в присутствии образованнейшего и умнейшего старого Кота Хемфри самостоятельно прочитал вывеску – «Ресторан „Регистан“», чем, не скрою, поразил старину Хемфри, я сам был в таком Котенкинском восторге от самого себя, что весь оставшийся день не ходил, а подпрыгивал!

К тому времени, когда с Нью-Йорка спала душная, липкая жара и сменилась прохладными вечерами, и в «Форрест-Хилл-Хай-скул» начался новый учебный год, и нашему бедному Тимурке после калифорнийско-голливудской вольницы пришлось начать ходить в школу, к Джеку Пински в Нью-Йорк навсегда прилетела Наташа Векслер – в девичестве Мутикова, в будущем – Пински.

И сразу же стала своим человеком в нашем доме. По женской линии, может быть, даже больше «своим», чем сам Джек.

Мистер Могияевский помог им снять хорошую квартиру – сразу же за Лонг-Айлендом, на Сто восьмой улице, неподалеку от русской бани «Сандуны», где Шура, Джек и мистер Могилевский просиживали в парилке каждый пятничный вечер.

А еще через две недели…

А ЕЩЕ ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ У НАС ПОЯВИЛАСЬ ДЕВОЧКА КАТЯ!!!

Новые, никогда Невиданно-Неслыханно-Ненюханные Запахи заполнили весь наш дом!

Немногочисленные подруги Рут убеждали ее в том, что Китти – вылитая она, Рут. Ну как две капли воды!..

Многочисленные приятели Шуры (и когда он только успел ими обзавестись?!) утверждали, что Катюшка – абсолютный Шура, только намного меньше… А так – все Шурино!..

Однако и те и другие были совершенно единодушны в том, что юный Тим Истлейк и еще не имеющая возраста Кэт Истлейк-Плоткина – вообще одно лицо! Сразу видно – Брат и Сестра!.. А уж по цвету кожи их, хоть умри, – не отличить! Потому что Тимур вернулся из Калифорнии загорелым, а Кэт родилась уже с очаровательной смуглотой…

Я же… И тут мне хочется быть предельно честным и объективным, же, как ни бился, как ни вглядывался в нашу малышку, ну напрочь не мог обнаружить ее сходства ни с Рут, ни с Шурой, ни с Тимурчиком.

Зато, и пусть это прозвучит парадоксально, я сумел углядеть в мордочке маленькой Кати очень явственно проступающие МОИ детские черты далекого Котенкинского прошлого!!!

Я всколыхнул в памяти время, когда я, будучи еще Котенком-несмышленышем, подолгу играл с собственным отражением в зеркале, четко вспомнил, как я тогда выглядел, и с некоторым странным трепетом понял, что если маленькая Катя-Кэт-Китти-Кэтрин-Екатерина Плоткина-Истлейк на кого-то и похожа – то только на МЕНЯ!..

Хотя, как вы сами понимаете, да и я клянусь вам в этом всем для меня святым, у нас с Рут ничего ТАКОГО не было…

Несмотря на то что она мне всегда безумно нравилась как Женщина.

Конечно, конечно, конечно, Катюшкино появление в нашем доме слегка отодвинуло нас с Тимурчиком на второй план. Мы это оба почувствовали. И буквально в один голос сказали друг другу:

– Так бывает всегда… С рождением маленького Ребенка взрослые Коты и уже подросшие Дети должны волей-неволей чуточку посторониться. Ибо целый ряд жизненных проблем они уже в силах решать самостоятельно. А куда деваться Маленькому Детенышу?..

Поэтому, решили мы, никаких обид. Максимальное понимание слегка растерянных Взрослых, которые тоже впервые в своей жизни столкнулись с неведомым им доселе Материнством и Отцовством и порой сами выглядят совершенно беспомощными.

Нужно сказать, что внимание Шуры и Рут, переключившееся с нас на Катюху (кстати – потрясающая симпатяга!..), вполне компенсировалось повышенным интересом к Тимуру со стороны нью-йоркской прессы – в связи с его работой в Голливуде и участием в обезвреживании и захвате тридцати шести исламских террористов в Лос-Анджелесе.

Это же приковывало к нему и волоокие взгляды соклассниц – Тимурчик очень вытянулся за это лето, – почтительно-завистливые попытки сближения со стороны даже старшеклассников! Я как-то заходил за Тимуром в его школу и видел это собственными глазами.

У меня, по тем же причинам, жизнь тоже оказалась достаточно заполненной – в нашем районе появилась масса новых молоденьких Кошек и весьма агрессивных Котов в расцвете лет, которые обо мне и слыхом не слыхивали!

То есть просто на минуту нельзя отлучиться… Не говоря уже о том времени, когда нас не было в Нью-Йорке.

А как известно, ВОЗВРАЩЕНИЕ ВО ВЛАСТЬ – фантастически сложная штука!

Пришлось перетрахать невероятное количество новых Кошек и начистить рыло дикому количеству незнакомых мне Котов! Я еле таскал свой собственный хвост от этой почти круглосуточной работы…

Но я добился того, что мое слово вновь стало решающим, а выполнение моих распоряжений – обязательным…

Крысы тоже почувствовали возвращение «Сильной Лапы» и резко умерили свою разнузданную наглость. Те из Крыс, кто меня еще помнил, даже предложили возродить былой Союз. Но на суверенных условиях…

А тут еще в довершение ко всему произошли два очень важных для нас события. Первое событие было семейно-локальным: Наташа вышла замуж за Джека Пински. Немного не так, как мне это чудилось, – без плясок вприсядку и частушек, но тоже очень весело и симпатично. И вторым событием, которое потрясло не только Котово-Кошачий, но и весь Человеческий Мир нашего района, было то, что…

… ПЕРЕД САМЫМ РОЖДЕСТВОМ НА ЭКРАНЫ НЬЮ-ЙОРКА ВЫШЕЛ «СУПЕРКОТ»!!!

Однако, справедливости ради, нужно отметить, что за неделю до объявленной в Нью-Йорке официальной премьеры «Суперкота» в одном из самых престижных залов Манхэттена – в «Линкольн-плаза» – наша квартира была атакована русскими телефонными звонками! Позвонил мой дорогой друг Водила. Он только-только вернулся из рейса, а его дочка Настя преподнесла ему видеокассету с нашим «Суперкотом»! Они с Настей уже семь раз посмотрели этот фильм и желают мне только здоровья. А еще Настя читала заметку в «Аргументах и фактах», где рассказывается, что Кот, игравший Главную роль в новом американском фильме «Суперкот», – и взаправду Русский! Дескать, все трюки он выполнял самостоятельно, умеет разговаривать, читать, обращаться с сотовым телефоном и компьютером…

– Про компьютер – вранье!.. – честно сказал я. – Только учусь пока…

А еще Водила и Настя просят передать приветы всем моим близким и спрашивают – когда я вернусь в Россию?..

Тут же раздался звонок от бывшего милиционера Мити – ныне Генерального директора охранного предприятия с ограниченной ответственностью (за украденное, что ли?..) – Дмитрия Павловича Сорокина и его Первого заместителя – бывшего моего корешка, бесхвостого Кота-Бродяги, который сейчас уже не бесхвостый и далеко не бродяга. Хвост ему за бешеные бабки пришили от чернобурки, и они с Митей купили большую квартиру на Петроградской. Там же у них и офис, как сказал мне мой корешок Чернобурковохвостатый Кот.

– Вот только закончили смотреть кассету с твоим «Суперкотом». Решили позвонить – поздравить с премьерой! – сказал. Митя.

– Да не было еще никакой премьеры! – завопил я в телефон по-шелдрейсовски. – Мы даже не знаем, когда она будет! А откуда кассета-то у вас?!

– Ну, ёбть, Кыся!.. – сказал Генеральный директор. – Ты, бля, как с луны свалился!.. Ты чё, не знаешь, – у нас же кассеты с американскими фильмами всегда продаются раньше ваших там, бля, премьер! Ну бизнес, понимаешь? Нормальный бизнес! Мы тут с твоим дружком, с моим партнером, небольшой домик в восемь комнат прикупили в Испании, в Ла-Мате… Андалузия, бля, рядом! Дык, может, созвонимся и отдохнем всей шоблой у нас там, а? Ты своих всех привезешь, мы тоже – полным составом… Как идейка-то, бля? Нужны будут бабки – вышлем. Не трухай!