В Самаре Мария Ильинична ожидает вестей, с удовольствием читает письма матери и Анюты, вычитывает новости о Владимире Ильиче. Одной в Самаре тоскливо. Единственная радость — выздоровление Глеба, правда, они с Зиной отправились на кумыс, надо поддержать силы выздоравливающего. Вечерами, если она остается дома, читает, пишет письма, иногда садится к роялю. Подчас ловит себя на том, что играет вещи, которые любит мать. Бетховен, Чайковский, Вагнер... Дни похожи один на другой, но они приближают срок возвращения путешественниц.

Сколько радости, разговоров, новостей! Анна Ильинична пробыла в Самаре несколько дней, только для того чтобы устроить мать, встретиться с товарищами и передать им важнейшие поручения Владимира Ильича. «Искра» приобретает все большее значение, перед каждым искровцем стоит задача подготовки партийного съезда. Все способности, всю силу воли, все свое время ленинцы отдают этой задаче.

Анна Ильинична уехала в Томск, где после очень больших хлопот удалось наконец получить работу Марку Тимофеевичу. Что ж, у «Искры» будет новый агент в далеком Томске.

Проводив Аню, Мария Александровна и Маняша решили остаток лета провести за городом. Недалеко от Самары сняли небольшую дачку. Вокруг колосились поля, лес манил ягодами, рядом была Волга, такая раздольная и прекрасная.

Мария Александровна описывает их жизнь с Маняшей на даче в письме к старшей дочери: «Ходили мы в дальний лес. Пошли тотчас после обеда, а вернулись в 8. Думали поискать грибов, но, не доходя до большого леса, напали на землянику и не могли оторваться от нее. Маня обрадовалась ей и набрала две глубокие тарелки. Отдохнули у опушки и пошли обратно. На мой взгляд, Маня поздоровела, и я очень рада, что она так хорошо провела большую часть лета и поработала и жила в хороших дачных условиях. Оставила даже некоторые дурные привычки свои, а именно спать до 10 — 11 часов. Она так привыкла вставать рано утром, в определ. время, что просыпалась здесь первые дни в 7 и просила не давать ей спать дольше как до 8. Да и вообще стала точно благоразумнее...»[25]

После разлуки дочь кажется Марии Александровне повзрослевшей и изменившейся. Письмо дышит любовью и радостью оттого, что они опять вместе. В письмах матери Ленина мы не видим никаких политических новостей, ни слова о другой, главной стороне жизни детей. А ведь она была в курсе их дел, знала многих их друзей, помогала хранить нелегальную литературу и документы. Часто вечерами, сидя с какой-нибудь работой, она наблюдала, как Мария Ильинична составляет свои письма-донесения туда, в «Искру», Володе.

Стол превращается в лабораторию — стоят пузырьки с реактивами. Лежат книги, служащие шифром. Мария Ильинична пишет основной текст, потом долго шифрует, а затем аккуратно, специальным пером наносит шифрованные строчки между строк обычного письма. Для таких посланий приходится покупать специальную бумагу, более плотную, желательно с водяными знаками, так как химические реактивы все-таки едва заметно меняют цвет бумаги. А в том, что письмо будет просмотрено, нет сомнений.

Когда работа закончена, мать прячет пузырьки среди различных хозяйственных припасов и кухонной утвари. В теплые вечера, погасив лампу, мать и дочь сидят на крылечке. Звенят кузнечики, где-то вскрикивает птица, проносятся летучие мыши. Мария Ильинична обнимает мать за плечи, и, укрывшись одной шалью, они долго молчат, думают о тех, кто сейчас далеко и все-таки всегда вместе с ними.

В середине 1902 года в Россию начинает поступать напечатанная в Штутгарте в марте того же года фундаментальная работа В.И.Ленина «Что делать?», имевшая огромное значение для формирования партии нового типа.

Со всех концов страны идут письма, выражающие полную поддержку местными организациями ленинского плана. Один из агентов «Искры» писал: «Везде оперирую ленинским плугом, как самым лучшим, производительным возделывателем почвы. Он прекрасно сдирает кору рутины, разрыхляет почву, обещающую произвести злаки, раз повстречаются на пути плевела, посеянные „Рабочим делом“, он навсегда уничтожает их с корнем».

Надо ли говорить, Мария Ильинична много раз прочла «Что делать?», каждое положение ленинской книги находило отклики в ее сердце, в ее мыслях, звало к претворению в жизнь его указаний. В трудные минуты ей приходят на ум пламенные слова брата: «Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем. Мы соединились, по свободно принятому решению, именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения»[26].

Как была нужна книга Ленина здесь, в России, как точно каждое слово било в цель, как помогало в повседневной борьбе, которая все ярче разгоралась!

Переписка Марии Ильиничны и самарской группы с редакцией «Искры» показывает размах работы, проводимой этой группой, ее направление и ее трудности.

Ответные письма шли медленно, постоянно менялись шифры, адреса. Любая задержка вызывала тревогу — ведь она могла обозначать не только изъятие письма жандармами, но и арест товарищей. Изыскиваются все новые «чистые» адреса. 14 ноября 1902 года Мария Ильинична пишет в редакцию «Искры»: «Получено 2/XII, от 14/XI.

1) Наконец-то после 4-недельного перерыва получили вашу весточку от 11/XI. Посылали ли вы за это время письма каждую неделю или нет? Письма от 28/Х мы не получили... Ввиду таких перерывов мы очень перетревожены и послали вам новый адрес. На всякий случай повторяю его: управляющему Самарским отделением Торгово-промышленного банка. Всего лучше посылать отчеты какого-нибудь банка, а на Юридический отдел не посылать уже.

2) Получили ли те триста руб.? Пока не получу извещения, не буду посылать.

3) Совершенно ушло из головы, кто такой Урс? Сообщите.

4) Очевидно, вы были в сердцах в то время, как писали письмо. Всем досталось. Вероятно, и на нашу долю выпало немало. Брут (Клэр) (Г.Кржижановский, — Авт.) предчувствует, что и на него сыплются громы за неявку к Оле (О.Б.Лепешинская. — Авт.). Он и сам зол на то, но известили-то его после времени. Письмо случайно пролежало у адресата целую неделю, и было уже поздно.

5) К Семенову (имеется в виду «Северный Союз». — Авт.) хотелось бы переправить Юношу (Д.И.Ульянова. — Авт.). Ему очень вредно оставаться на старом месте. Пошлите увещание от себя. Нам не внемлет, а между тем туда следует отправить свежего человека. А его, может быть, удастся устроить в Ярославле, это было бы и для него, и для Семенова очень хорошо и полезно. Знаете ли, что дети Семена теперь здоровы и преисполнены по-прежнему упований? Списались ли они с вами?

6) Странно, что вы ничего не получили от трудолюбцев. Там теперь Акулина (подпольная типография. — Авт.); вероятно, с вами спишется. У нас возникли хорошие планы по внутренней бухгалтерии, и она должна привести их в исполнение.

7) Теодорке передали адрес. Планы ее самые дико-фантастические, и если ничего иного не придумает, то ей не удастся никоим образом.

8) № 26 превосходен. Даже враги и освобожденцы признают, что составляются №№ превосходно. Нас было беспокоил самый факт существования «Освобождения», но, прочитав № 7, позлились, поспорили немало и успокоились. Такие конкуренты не опасны. Ни огня, ни яркости, ни одной бодрой и тонкой мысли».

Было не только трудно найти человека, который согласился бы получать письма и посылки из-за границы. Надо было его обезопасить, обеспечить ему алиби в полиции. Поэтому Мария Ильинична просит в адрес управляющего торгово-промышленного банка посылать именно банковские отчеты. Сколько времени и сил занимала расшифровка писем, нанесенных симпатическими чернилами на страницы этих отчетов! Шифр был прост по идее — дробь: числитель — строка какого-либо стихотворения, знаменатель — буква в строке. Требовалось, чтобы одна и та же буква всегда имела другое обозначение.

Добровольные, но инертные помощники не придавали значения услугам, какие они оказывали. Письмо, которое Самарское бюро ждало с нетерпением, по простой забывчивости адресата опоздало на неделю, и пришлось вновь проверять связь. И Глеб Максимилианович (Клэр) не смог попасть на совещание, проведенное на квартире Ольги Борисовны Лепешинском (Оли).

Из Самары, как из многих городов России, шли деньги. Ведь издавать «Искру» за границей было дорого. Нужно было платить хозяину, рабочим, очень дорого стоила транспортировка. Правда, многие социал-демократы других стран тоже помотали как могли: бесплатно доставали шрифт, иногда и печатали.

Хочется обратить внимание читателей на последний пункт письма Марии Ильиничны. Она убеждена, что с «Искрой» не смогут тягаться никакие газеты других партий и направлений. И она с новыми силами вербует сторонников газеты, собирает для нее средства, распространяет ее.

Приближается окончание срока ссылки. Марии Ильиничне кажется, что в Самаре работа налажена столь хорошо, здесь много опытных прекрасных работников, что она может уехать в какой-нибудь другой город, где принесет большую пользу. Но партийная дисциплина требует согласовать любое перемещение с партийным центром. Мария Ильинична не хочет, чтобы ее просьба выглядела как родственное обращение, поэтому ова облекает свое предложение в официальную форму. В одном из своих очередных шифрованных отчетов в редакцию «Искры» она пишет: «...6) Медведь просит передать, что хотел бы перекочевать куда-нибудь, где мог бы быть полезен. Очень бы просил дать ему указания относительно этого. Вы знаете, что это за зверь, а следовательно, можете судить, где он может быть у места. Он был бы не прочь заехать ненадолго к Вам, если бы знал, что может быть полезен там (кстати, еще и поучиться охота). Или, быть может, Вы устроите его у Акулины где-нибудь? Он был бы очень благодарен, если бы Старик высказал свое мнение относительно этого».

Теперь во всей нелегальной переписке мы будем встречать ее партийную кличку «Медведь», «Медвежонок» — хотя стройная, изящная девушка давно непохожа на неуклюжую девочку, получившую в семье эти ласковые прозвища.

Владимир Ильич доверил решение вопроса руководителю самарской группы — Глебу Максимилиановичу. Тот пока посоветовал поработать в Самаре. Все Ульяновы неукоснительно подчиняли свою жизнь требованиям партийной дисциплины. Да, Марии Ильиничне хочется поехать в Швейцарию, хочется закончить прерванное московским арестом образование. Но работа требует ее присутствия в Самаре, и она больше не повторяет своего вопроса.

Ведется активная подготовка партийного съезда. Делегатом от Самары едет на съезд Г.М.Кржижановский. Мария Ильинична завидует брату Дмитрию, получившему делегатский мандат от Одесской организации. Ведь участие в партийном съезде — огромная школа и большое счастье для каждого бойца партии. Там будут обсуждаться важнейшие задачи, стоящие перед русскими социал-демократами.

Летом 1903 года Ульяновы сняли дачу в живописном селе Моркваши, на берегу Волги. Перед поездкой на съезд здесь поселился и Дмитрий Ильич. Теперь нелегальные собрания проводились под видом веселых пикников на лоне природы. Обычно собрания проходили на уютном зеленом острове. Туда постепенно подплывали на лодках. Это ни у кого не вызывало подозрений — стояло жаркое лето, и дачников в Морквашах было много. Располагались так, чтобы было ясно — островок занят. Некоторые из приезжих делали вид, что вообще попали на островок случайно и с постоянными дачниками не знакомы. В дождливые и ненастные дни укрывались в какой-нибудь из многочисленных пещер в крутом откосе волжского берега. Зажигали костер, дым стлался низко над водой. Сидя у входа в пещеру, смотрели в заволжские дали и еще и еще раз обговаривали позицию, которую должны занять на съезде делегаты-ленинцы. Кржижановский, Гусев, Дмитрий Ильич готовили местный материал. Почти все приходилось запоминать: в случае обыска полиция ничего не должна обнаружить. У всех было приподнятое, боевое настроение.

II съезд РСДРП состоялся 17 июля — 10 августа 1903 года. На нем была создана марксистская партия в России. Но съезд расколол социал-демократов на две группы, их пути будут расходиться все дальше. Большевики во главе с Лениным поведут народы России к социалистической революции. Меньшевики превратятся в оппортунистическую мелкобуржуазную партию.

13 августа 1903 года Крупская пишет Марии Ильиничне и Ленгнику в Самару: «...Медведю. В ЦК выбраны Бор[ис] Ник[олаевич] (Носков. — Авт.), Клэр (Г.М.Кржижановский) и Курц (Ф.В.Ленгник). Борьба была отчаянная. Кончилось расколом редакции. Пока в редакции только Старик и Плеханов. Остальная часть редакции стояла за смешанный ЦК. Разругались вконец. Положение крайне тяжелое. ЦК наперед обвиняют в недееспособности, но мы верим в то, что такой ЦК наилучший, употребим все усилия, чтобы содействовать его успеху. Товарищи расскажут подробности. Курц пусть немедленно выезжает к нам, но прежде заедет к Клэру, куда поехал Борис Николаевич. Ради бога скорее!

Затем о текущих делах. 1) Шлем привет Леониду (И.Ф.Дубровинский. — Авт.), о котором слышали много хорошего. Втягивайте его скорее в партийную работу.

2) Получаете ли литературу? Сообщите, пожалуйста, тотчас же, чего и сколько получено и как распределено. Саратовцы жалуются на полное отсутствие литературы, из Нижнего — ни слуху ни духу. Что с ними сталось — не знаю. Пожалуйста, позаботьтесь о равномерном распределении, добыв[ании] корресп[онденции] и пр. Ужасно важный момент. Пахнет расколом. Если старые друзья не напрягут сил, чтобы доказать работоспособность ЦК, вся работа пропала.

Юноша выехал на днях».

Письмо это, полученное Марией Ильиничной в начале сентября 1903 года, было первой и очень важной информацией о самых важных итогах прошедшего исторического съезда. Мария Ильинична в тот момент руководила Самарской группой и осуществляла связь Ленина с крупнейшими городами Поволжья. Она с нетерпением ждала возвращения делегатов. Но Глеб Максимилианович и Зинаида Павловна не вернулись в Самару, так как на съезде было решено, что Русское бюро ЦК обоснуется в Киеве, откуда легче наладить связь заграничных организаций с русскими.

Наконец приехал Дмитрий Ильич. После первых приветствий, обмена семейными новостями Мария Ильинична увела брата в свою комнату.

Брат и сестра разговаривали и слышали, как звучит музыка в соседней комнате. По тому, какие произведения играла мать, чувствовалось, как она взволнована.

Дмитрий Ильич рассказывал о бурных дебатах на съезде, прежде всего при обсуждении партийной программы. Особые возражения у «мягких» искровцев, возглавляемых Мартовым, вызывало положение о диктатуре пролетариата. К Мартову примкнули «экономисты» и бундовцы (Бунд — объединение еврейских рабочих). Их главный аргумент — такого пункта нет в программах других европейских социал-демократических партий. Съезд поддержал Ленина, нанес решительный удар по оппортунистам и утвердил в программе коренное марксистское положение о диктатуре пролетариата. Победило и мнение Владимира Ильича по аграрному и национальному вопросам. Создавалась партия нового типа, нацеленная на победу социалистической революции в России. Тяжело было рассказывать Дмитрию Ильичу о том, как недостойно боролся Мартов, тот самый Юлий, который был деятельным помощником Ленина в создании «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», боролся против первого пункта устава партии, против создания дисциплинированной, построенной на принципе демократического централизма партии. «Как они боятся дисциплины! Как боятся обидеть и оттолкнуть либералов!» — воскликнула Мария Ильинична. «В этом вся суть! Их устраивает аморфная, неуправляемая организация. К сожалению, съезд пошел за ними, — ответил Дмитрий Ильич. — А знаешь, как нас теперь, называют, тех, кто победил при выборах в центральный орган и ЦК? Нас называют большевиками, а мартовцев — меньшевиками». Рассказал Дмитрий Ильич и о том, что пока Плеханов поддерживает Владимира Ильича, но старается сблизить точки зрения, и есть опасение, что он может пойти на уступки меньшевикам. Главное сделано — создана революционная марксистская партия. Теперь основная задача — рассказать о съезде рабочим и завоевать местные комитеты. Работы непочатый край.

Мария Ильинична сидит в глубоком кресле, сжавшись в комок, почти не дыша. Изредка задает вопросы и слушает, слушает... Рояль за стеной умолк. Над Самарой давно опустилась глубокая осенняя ночь, а брат и сестра все продолжают беседу.

Вскоре возвратились ж другие делегаты — Сергей Иванович Гусев, Лидия Михайловна Книпович, Александр Дмитриевич Махлин. В строго конспиративной обстановке провели совместное совещание, на котором обсудили решения съезда, выработали общую платформу. Затем участники съезда разъехались в разные концы страны. Дмитрий Ильич объезжал Поволжье, Махлин поехал в южные районы, Гусев отправился в Петербург и Тверь. От информации агентов будет зависеть, какую позицию займет тот или иной местный комитет РСДРП.

Меньшевики, в свою очередь, развели бурную деятельность, стремясь привлечь на свою сторону местных работников. В ответном письме в Швейцарию Мария Ильинична выражает тревогу за положение дел, но вместе с тем подчеркивает, что на местах настроение боевое, все, с кем ей пришлось говорить, полны решимости продолжать начатое дело. Так как центром подпольной работы становится Киев, решено, что Ульяновы переедут туда.

Каждый переезд тяжел для семьи: вновь продажа имущества, укладывание вещей, отправка багажа. Но для Марии Ильиничны не это главное — надо согласовать с остающимися товарищами формы и виды связи, оставить «наследников». Долгими вечерами беседует Мария Ильинична с Ленгником, он едет в Швейцарию к Ленину. События разворачиваются в связи с борьбой, поднятой меньшевиками, требуют присутствия на месте сторонников Ленина.

Мария Ильинична ведет активную переписку с Владимиром Ильичем и Надеждой Константиновной. Подыскивает новые явки и адреса для писем и посылок. В Киеве Марии Ильиничне предстояло работать секретарем Русского бюро ЦК большевистской партии. Пришлось оставить работу, к которой она успела привыкнуть за год и которая давала ей средства к существованию. Сохранилось удостоверение строительного управления Самарской губернской управы от 6 октября 1903 года, где говорится: «...Ульянова, с 20 августа 1902 года по 1 октября сего 1903 года состояла счетоводом по ведению дел по постройке. Самарского среднего сельскохозяйственного училища. Все возложенные обязанности исполняла аккуратно и со знанием дела. От занимаемой должности г.Ульянова уволилась по собственному желанию...»[27]

Опять распродается их мебель и все, что громоздко и тяжело везти с собой. Мария Александровна привычно укладывает чемоданы и сундуки. Марк Тимофеевич — контракт его в Томске уже кончился — отправляет багаж, достает проездные билеты. Мария Ильинична почти не бывает дома — у нее другие заботы: явки, пароли, шифры. Как много надо удержать в памяти, не спутать ни слова, ни цифры. Озабочена этим переездом и самарская полиция, она тотчас сигнализирует в Киев. В дело Киевского жандармского управления подшивается справка, где о Марии Ильиничне сообщается: «...2) По делу о Московской группе Российской Социал-демократической Рабочей партии ст. 250 Улож. о наказ., каковое, по Высочайшему повелению 4-го июня 1903 года, разрешено административным порядком с тем, чтобы вменить ей в наказание предварительное содержание под стражей, под каковой она содержалась с 1-го марта по 6 октября 1902 г.». (В полицейской справке ошибочно вместо 1901 года указан 1902 г.[28]. — Авт.) Принимаются меры по установлению за Ульяновыми негласного полицейского надзора.

Ульяновы приезжают в Киев в конце октября. За октябрь — ноябрь в полицейском «журнале наблюдений» сделано 127 пометок о том, куда, когда, к кому ходила Мария Ильинична. Неустанно перлюстрируются письма лиц, так или иначе связанных с политически неблагонадежными жителями Киева. В этот период часть своих писем Мария Ульянова подписывает именем «Женя». Эти письма привлекают внимание жандармов. Им уже известно, что под короткой подписью «Мед.» (Медвежонок) скрывается Мария Ульянова. Они проводят специальную графологическую экспертизу, которая устанавливает, что письма за подписями «Мед.» и «Женя» принадлежат одному и тому же лицу. В деле М.И.Ульяновой появляется новая страница.

В обстановке все более разгорающейся внутрипартийной борьбы для Владимира Ильича особое значение приобретала информация с мест. Этим и занялась Мария Ильинична. К ней в Киев поступают отчеты социал-демократических комитетов, резолюции, принимаемые отдельными группами по основным вопросам партийной жизни. Ночами сидит Мария Ильинична над шифровкой резолюций о II съезде, которые принимаются в больших и маленьких городах. Через руки Марии Ильиничны прошли резолюции Екатеринославской, Петербургской, Саратовской, Тверской, Нижегородской и других организаций. Эти резолюции поддерживают позицию Ленина и большевиков. К М.И.Ульяновой приезжают товарищи, информируют ее о положении на местах. В одном из писем Владимиру Ильичу Мария Ильинична сообщала: «В городах, где существуют лишь маленькие группы, как, например, Псков, Рига, письменных резолюций не составлялось, но на словах высказывалось доверие ЦК и презрение дезорганизаторам»[29]. На основе всех этих данных Мария Ильинична делает вывод о том, что только усиление периферийных организаций, находящихся в гуще борьбы трудящихся, даст действенные результаты в борьбе с меньшевиками, поскольку связи их более сильны в интеллигентских группах. «Думаю, что побеждать врагов надо изнутри, укрепляя комитеты и вообще местную работу»[30], — пишет она.

В процессе партийной деятельности закаляется ее воля, вырабатывается принципиальный ленинский взгляд на пути революционной борьбы. В эти годы перед нами уже опытный, авторитетный деятель партии.

Большое место в ее работе занимает и информирование местных комитетов о положении за границей. Ее письма идут в Москву, Петербург, Одессу, Ярославль, Саратов и другие города. Она требует скорейших ответов. Ведь там, за границей, с нетерпением ждут известий из России. В письме к А.В.Метмановичу, посланном в Петербург, Мария Ильинична спрашивает: «Получили ли Вы наше предыдущее письмо с изложением последних событий за границей? Известили ли соседние комитеты? Сообщите, пожалуйста, с какими городами у Вас идет переписка?..»[31]

Необходимо учесть, что сохранилась лишь небольшая часть нелегальной переписки, да и то исследователям приходится «благодарить» за это полицию, там письма старательно переписывали и подшивали в дело.

Вести из-за рубежа не радуют. Надежда Константиновна пишет Маняше: «Дорогой Медвежонок, получ[или] твое письмо. См[ит] отменил все адреса, приходится писать окольным путем...» Затем следует подробный рассказ о расколе, о недостойном поведении членов ЦК, о дикой травле Ленина, и Надежда Константиновна заканчивает: «...Несмотря на все холопство Нила и Валентина перед меньш[инством] — мы все же не сомневаемся, что победа будет за нами, позиция м[еньшинства] чересчур уж фальшива, лживая. Вопрос только во времени. Пока что решили м[еньшинству] предоставить бесноваться, Лен[ин] садится за попул[ярную] брошюру».

Владимир Ильич начинает писать свой фундаментальный труд по протоколам II съезда РСДРП — «Шаг вперед, два шага назад».

Курьеры едут в Киев и из Киева, везут информацию с мест, а в ЦК они получают практические указания, как проводить в жизнь линию большевиков. Постоянно растет нужда в средствах, и все активисты партии ведут работу по сбору денег. Литература, прибывающая из-за границы, — это капля в море. Во всех промышленных городах возникают партийные ячейки, остро нуждающиеся в агитационном и пропагандистском материале. Много сил и времени отдает Мария Ильинична изданию марксистской литературы не только в Киеве, но и в Одессе, Николаеве, Конотопе. Архисложно доставать помещение для типографии, машины, шрифты. Одна типография была налажена в Одессе в декабре 1903 года, то есть через два месяца после переезда Ульяновых в Киев.

Полиции удалось перехватить несколько писем Марии Ильиничны в Одессу (отрывки из них подшиты в ее дело, заведенное Киевским жандармским управлением). Письма полны настойчивых вопросов, получены ли в Одессе посланные с нарочным «сапоги» и «женская обувь», как распределены между родственниками и т.д. Расшифровывая перехваченные письма Марии Ильиничны, полицейские констатируют: «...условное выражение „сапоги“, очевидно, представляющее собой конспиративный термин, под которым подразумевается нелегальная литература»[32].

Дело Марии Ильиничны Ульяновой и других товарищей, работавших в Киеве, обрастает все новыми фактами и документами. Она чувствует постоянную слежку. Снова нависла угроза ареста, но ни у кого не возникает мысли в такой ответственный момент хоть на время отойти от активной работы. Теперь каждый, идя на конспиративную явку, принимает вдвое больше предосторожностей, письма имеют иногда до трех пунктов пересылки. Особенно тщательно засекречивается связь интеллигенции с рабочими кружками.

Жандармы решили произвести тщательный обыск, надеясь найти материалы, которые помогут им надолго упрятать в тюрьму членов беспокойной семья Ульяновых. В ночь с 1 на 2 января в дверь квартиры № 14 дома 12 по Лабораторной улице заколотили громко и требовательно. «Знакомый стук», — философски спокойно заметила Анна Ильинична, отправляясь открывать. Ворвалось 10 жандармов во главе с майором. У дверей топтались понятые. Начался обыск. Все женщины (Дмитрий Ильич был арестован днем на службе) держались с достоинством. Мария Александровна совершенно спокойно смотрела, как бросают на пол чистое белье, одежду, книги, как копаются в письменных столах. Она старалась успокоить прислугу — молоденькую девушку-украинку Анюту: «Не бойся, милая, они сами не знают, что ищут. Ничего они не найдут».

Действительно, обыск ничего не дал. Жандармы были ошеломлены — по их сведениям, именно Ульяновы хранили архив ЦК и Киевского комитета РСДРП. Им было невдомек, что каждый из обыскивающих раз десять прошел мимо тайника — специального шахматного с голика. Его бесцеремонно передвигали с места на место. Опять выручило изобретение Марка Тимофеевича — он еще в Алакаевке сделал двойную крышку к этому столику, получилось довольно большое пространство, куда можно было быстро спрятать нелегальщину. Внешний вид столика не вызывал никаких подозрений. И все-таки жандармы увели и Анну и Марию, а также и Антонину Ивановну — жену Дмитрия Ильича. Мария Александровна на другой день начала хлопоты — пошла в Лукьяновскую тюрьму, выяснила, когда принимают передачи, когда разрешены свидания.

Дмитрия Ильича посадили не в Лукьяновскую тюрьму, а в так называемую Киевскую крепость. Аресты были широкими. За решетку попали очень многие члены ЦК и Киевского комитета. Характерно, что полиция хорошо ориентировалась в направлениях партийных группировок. Арестовывали в основном большевиков.

Крупская писала Лалаянцу в Одессу 15 января 1904 года: «Дорогой друг, давно очень от вас нет писем, пропадают, что ли? От Емельяна тоже ни слуху ни духу. Получили вести о киевском провале, взяты Маня, Митя, Анюта, Зина и много комитетских. Никто ничего не пишет, и мы имеем основания предполагать, что взяты многие из ЦК. Судим по тому, что меньшинство очень уж осмелилось... Известите, если что узнаете о Киеве и ЦК... Пришлите явку».

Борьба осложнялась тем, что некоторые члены ЦК, в том числе и такой старый товарищ, как Кржижановский, заняли примиренческую позицию.

Непереносимо сидеть в тюрьме, когда каждый человек на счету. Мария Ильинична пытается работать. Опять берется за переводы. Первый допрос состоялся лишь 23 января. Уже вопросы следователя показали Марии Ильиничне слабость обвинения. Она держится спокойно, все предъявленные обвинения отрицает.

Лукьяновская тюрьма отличалась всегда особым режимом, считалось, что бежать оттуда невозможно, и все-таки в 1902 году из нее удалось бежать девяти большевикам.

Тюремная администрация и обслуживающий персонал провоцировали недовольство политических, стремясь обрушить на них тюремные кары — карцер, лишение прогулок и т.д.

13 марта 1904 года Мария Александровна пишет дочерям в тюрьму (они сидели в одной камере, очевидно): «Давно не писала я вам, дорогие мои Анечка и Маня, и вот надумала сегодня, тем более что не могу нынче ехать на свиданье с вами...

Слышала, что у вас в тюрьме какие-то волнения, что очень беспокоит меня! Говорят, что многие отказываются от свиданья... (дальше несколько слов густо зачеркнуты проверявшим жандармом. — Авт.) не понимаю, кого же они наказывают этим? Только всех бедных родных, которым без того живется невесело... а для служащих в тюрьме, которые обращаются грубо с заключенными, — только меньше хлопот, если не будет свиданья, они прямо довольны этим...»

Мария Александровна знает, что ее дети умеют добиваться своего. А сейчас главное — выйти на свободу как можно скорее. Там, за стенами тюрьмы, бушуют политические страсти. Растет всеобщее недовольство правительством. Волнуются студенты. В Киевский и Одесский университеты введена полиция, идут аресты.

Русско-японская война обнажила все пороки, всю гнилость самодержавия. Владимир Ильич предсказывал, что неминуемое поражение в этой войне поставит Россию перед революцией. III съезд партии был назревшей необходимостью. К тому же и меньшевики старались привлечь к борьбе против Ленина и большевиков лидеров европейской социал-демократии. Их поддержали Каутский, Парвус и другие.

В таких условиях арест Ульяновых в Киеве был не только семейным несчастьем, из рядов твердых ленинцев были вырваны опытные и преданные борцы. Марка Тимофеевича от ареста спасла поездка в Петербург по служебным делам.

Полиция ищет улик, но архив ЦК не обнаружен, и процесс организовать не удается. Мария Александровна пишет прошения, она просит освободить под залог младшую дочь, так как та больна. Тюремный режим угнетает и морально и физически. Сломить дух Марии Ильиничны жандармам не удалось, но обострилось нервное заболевание. Марию Ильиничну мучает бессонница. Она похудела и кажется такой маленькой. В июне ее освободили под залог в 300 рублей. Это было больше половины годовой пенсии Марии Александровны, и все-таки она внесла деньги немедленно, дочери была нужна свобода. Вскоре выпустили и Анну Ильиничну.