– Там, в деревне, полно всякого барахла, – объяснила девочка.

Я кивнул, не вдаваясь в детали. Вряд ли хозяева оставили это по собственной воле. Но ничего страшного, если мы попользуемся…

Я в самом деле голодный, как волк. Едва усталость и волнение рассеялись, ощутил внутри жадную пустоту.

Готов слопать что угодно! Даже Ксюшину стряпню!

К счастью, я ошибся. Приятно ошибся.

Разогретый на спиртовке суп оказался вполне приличным. Вдобавок наша «повариха» щедро сдобрила его трофейной тушенкой. Получилось даже жирновато. Зато сытно. Именно такой кормежки и требовал мой обессиленный организм.

Вместо хлеба были сухари. Пару булочек, реквизированных у противника вместе с тушенкой, приберегли на десерт. Но, в общем, питание оказалось вполне здоровым и разнообразным. Имелся свежий лук, огурцы и несколько розоватых помидоров.

– Откуда такое изобилие? – спросил я, добавляя лука в тарелку с супом.

– В лесу много чего растет, – хмыкнула Ксюша, – грибы, ягоды…

– Картошка и помидоры, – добавил я.

Она пожала плечами:

– В округе – три деревни. Засадить огороды они успели.

– А по-моему – там один бурьян.

Ксения прищурилась:

– Конечно. Я ж не нанялась все возделывать!

Вымачивая сухарь в тарелке с супом, она объяснила технологию:

– В Новых Полянах у меня растет картошка. В Копанове – лук и огурцы. Липовка – дальше всего. Но туда я только за яблоками.

– А как же вертолеты? И эти… на джипах?

– Я ведь в одном месте больше двух соток не обрабатываю. С воздуха незаметно. А патрули по задворкам особо не шастают.

– Умная девочка, – усмехнулся я. – Что ж ты сегодня так облажалась?

– А эти гады вне расписания притащились!

– Расписание? – удивился я, откусывая огурец.

– Конечно. И вертолеты, и патрули! У них же все по графику. Раньше двух часов они не должны были там ехать!

– Интересно. Значит, тебя таки вычислили…

– Глупости! Они меня не видели. Проехали мимо. Я и вылезла из кустов. А этот урод, оказывается, сидел рядом и справлял нужду…

– Эй! – возмутился Инютин. – Мы, между прочим, здесь обедаем.

– Извиняюсь, – хмыкнула девочка. – Но из песни слова не выкинешь.

Подошло время десерта – приготовленного на спиртовке чая и булочек. Инютин пил без сахара. А мне Ксения выделила целых три куска. Себе положила два.

Инютин осуждающе покачал головой:

– Сахар – белый яд. Противоестественный для организма.

– Ничего, – отмахнулась девочка, – у нас этого «яда» еще килограммов пять. Думаю, организмы выдержат.

Я смолчал. Здоровый образ жизни – как раз то, что нам надо. Только, боюсь, отнюдь не сахар – главная угроза нашему здоровью.

После случая в Липовке обязательно будут прочесывать всю округу. Могут и сюда добраться…

Сделал маленький глоток. Закрыл глаза.

Аромат чая смешивался с ароматами хвои. И какие-то смутные тени ожили на дне памяти. Что-то теплое, родное…

– Эй, Денис, – позвала Ксения.

Я вздрогнул.

– Что, чай не нравится?

– Нравится, – улыбнулся я.

– Натуральный цейлонский! У меня его десять пачек. На полгода хватит!

– А еще можно заваривать листья черники… – вмешался Инютин.

– Угу, – кивнул я, отхлебывая.

Все-таки странный он тип. Дочь рискует жизнью из-за каких-то яблок. А ему хоть бы хны. Сидит и рассказывает про правильные способы заварки.

– …не выше восьмидесяти градусов. Чтоб витамины сохранить.

Я пил вкусный чай и вяло поддакивал.

Не хотелось разрушать идиллию неуместными вопросами.

Так тепло и уютно за грубым столом с дырявой клеенкой… И в гробу я видал всяких уродов с вышитыми «скорпионами». Отдыхать в гостях и беседовать о чем-то хорошем – может, это и правильно, когда мир вокруг сходит с ума?

После сытного обеда и сладкого чая неудержимо потянуло в сон.

– Можно, я расположусь на травке за поленницей?

Инютин почесал затылок. А Ксения хихикнула:

– Вообще-то у нас здесь цивилизация. Имеется кровать – удобная! И даже матрац – мягкий!

От достижений мировой культуры грех было отказываться.

Тем более что я уже успел приобщиться к местному комфорту. Мокрые кроссовки и джинсы развешены на бельевой веревке. А сам я облачен в затрапезные брюки и домашние тапочки.

Мы вошли в избу. Изнутри она была лучше, чем снаружи. Дощатый пол чисто выскоблен. На столе – цветочки в фарфоровой вазе…

Я зевнул.

– Вот, – объявила Ксения, широким жестом указывая на деревянную кровать с ватным матрацем.

– Спасибо, – буркнул я и опустился на сказочное ложе. Думаю, мне бы сейчас и поленница показалась мягкой.

– До ужина будить не стану, – пообещала девочка.

– Здесь и ужин дают! – обрадовался я.

Опять зевнул. Укрылся одеялом. И кровать, словно ладью, понесло куда-то в уютный сумрак. «Интересно, как же они ее сюда дотащили?» – последнее, что отпечаталось в моем сознании…

ГЛАВА 7

Блестят на белой скатерти вилки и ложки. В зеркальном подносе отражается небо. Глаза разбегаются от еды и напитков. Но я ничего не трогаю. Мама велела ждать.

Скоро придут гости.

А пока у меня важное задание: отгонять птичек. Их много в саду – пронырливых воробьев и другой веселой мелюзги.

Вот особо рисковая пичужка уселась рядом с салатом.

Нет, нельзя! Это не для тебя. Мало я там, у тропинки, высыпал хлебных крошек?!

Смахиваю нахалку со скатерти. Отгоняю пару бессовестных воробьев.

Громко хлопаю в ладоши. В радостном азарте бегаю вокруг стола. Я начеку. Мама будет довольна!

Какая-то тень мелькает сверху… Я растерянно запрокидываю голову.

Огромная черная птица снижается медленными кругами. Отрывистый резкий крик разносится над садом.

А я… я стою как вкопанный.

Прости, мама. Я не смогу ее отогнать…

Темные крылья заслоняют солнце.

Хочу позвать на помощь. Но воздух будто застывает в груди.

Гости уже начали собираться. Двое сидят за столом: бледные, неподвижные… Пристально смотрят и молчат. Говорить не могут. У обоих – перерезано горло.

Капли крови на белой скатерти сливаются в цифры: 321423…

Ночь за окном. В комнате – тусклый свет керосинки. Я сел на постели, утирая холодный пот. Кажется, я кричал во сне?

Повернул голову и обнаружил темную фигуру в углу.

Я вздрогнул.

Потом понял – ничего страшного. Всего лишь Инютин.

Он сидел на стуле перед экраном маленького телевизора. Телевизор не работал. Конечно, откуда здесь электричество… И зачем Инютин крутит рукоятку настройки?

– Что вы делаете? – пробормотал я.

Он обернулся и поднял палец:

– Сейчас новости будут…

Я непонимающе заморгал. Какие еще новости?

– Эй, вы чего?

Инютин раздраженно отмахнулся.

Я встал, подошел ближе. И увидел его лицо. Он улыбался, беззвучно шевелил губами и не сводил глаз с телевизора. В пустом экране отражался огонек керосинки.

Я неуверенно кашлянул. Хозяин меня проигнорировал. Все так же смотрел выключенный телевизор. Рядом с керосинкой в мертвом экране отразилась моя искаженная физиономия.

До меня вдруг дошло…

Я резко попятился. С грохотом опрокинул колченогий табурет.

На шум из соседней комнаты возникла заспанная мордашка.

– Какого черта? – зевнула Ксения. – Нельзя ли потише!

– Да, потише, – пробормотал Инютин, – если можно…

Я нервно улыбнулся:

– Извините. – И кивнул в сторону двери. – Ксения, выйдем на пару слов…

Она пробурчала что-то сердитое. Но, кутаясь в одеяло, заковыляла следом.

Между кронами деревьев проглядывали звезды. Ночь была ясная и холодная. Я поежился, плотнее накидывая бушлат:

– Ксения, детка… ты только не обижайся.

– Я не детка, – зевнула она, – Давай без «трэша», ладно?

Занавеска на окне была чуть приоткрыта. И отсвет падал на ее лицо. Особых эмоций оно выражало.

– Твой отец… У него, что… – я неуверенно крутнул пальцем у виска, – проблемы с головой?

– Он мне не отец, – улыбнулась Ксения.

– А кто? – округлил я глаза.

– Никто.

Я вздохнул:

– Даже так? И ты не боишься?

– Кого?

– Его! – рассерженно ткнул пальцем в сторону окна. – Он псих! Смотрит новости по выключенному телику!

– Не кричи, – поморщилась девочка, – Если страшно, можешь спать на улице.

Развернулась и спокойно отправилась назад в избу.

Вот дура! Хотя и я не лучше…

Поймал ее за плечо:

– Ксения, извини… Может, он милый человек…

Она дернулась:

– Да что ты вообще знаешь? У него вся семья осталась в Болхове. Понимаешь? Вся!

Я виновато кашлянул. Опять зияющие провалы в памяти.

– А что случилось в Болхове?

Она хмуро на меня глянула. И пробормотала:

– Откуда ты такой взялся?

– Уже говорил. Не помню.

Она махнула рукой:

– Иди спать, Денис.

Я смерил взглядом ее замотанную в одеяло фигурку – тринадцатилетняя совсем взрослая женщина. И вдруг подумал: не так уж сильно я отличаюсь от Инютина…

– Ксения, а почему не разбудила меня к ужину?

– Пожалела. Ты дрыхнул, как младенец. И храпел, как бегемот.

Я усмехнулся.

Нет, не о том болтаем…

– Ксюша, уходить надо.

– Я лично иду спать. А ты вали куда хочешь…

– Может, и ушел бы. Только не знаю дороги.

Она зевнула:

– Спроси у «скорпионов». Те подскажут.

– Не смешно. После того, что было в Липовке, всю округу поставят на уши. Рано или поздно…

– Не надо меня учить. Я здесь не первый месяц.

– Ты ведь умная. На что рассчитываешь?

Она молчала. Нервно мяла в руке ветку черники. Наконец спросила:

– Что случилось, Денис? Вчера ты не казался таким пугливым…

Я качнул головой:

– Вчера было не до этого.

Где-то протяжно крикнула птица. Я вздрогнул.

Ксения понимающе улыбнулась:

– Тебе приснился страшный сон, да? И враги мерещатся за каждым кустом. Со мной тоже так было. Раньше.

– Может, сон. А может, предчувствие… – кашлянул я. – Только надо сматываться. Чем скорее, тем лучше. И Инютина с собой прихватим. Он же не буйный…

– Никуда он не пойдет, – "вздохнула Ксения.

– Мне казалось, вы друг друга понимаете…

– Угу, – она хмуро кивнула. – Знаешь, зачем он каждый вечер таращится в телик? Он ждет!

– Кого? – удивился я.

– Своих. Даже в лес пришлось тащить этот проклятый телевизор! В новостях должны объявить отмену военного положения. И тогда все вернутся… Он в это верит.

Холодный ветер зашевелил кроны сосен. Откуда-то выползли темные облака.

– Хватит мерзнуть, – сказала девочка, – пошли внутрь.

Я заглянул в окно. Инютин все так же горбился на стуле у телевизора.

Я поднял воротник бушлата:

– Давай здесь поговорим… У меня столько вопросов.

– В избе теплее. А он… Ему сейчас все равно.

Мы вошли.

Фигура у телевизора осталась в той же позе. Ксения Подняла с пола меховую жилетку и опять заботливо накинула на Инютина.

Поманила меня за собой.

Мы разместились в ее комнате. Она забралась на кровать и закуталась поверх в еще одно ватное одеяло. Мне достался драный, слегка изъеденный молью кожух.

– Тепло? – шепотом уточнила Ксения.

– Ага. Слушай, а кто такие «скорпионы»? Это вроде милиции?..

Она хихикнула:

– Скажи еще «автоинспекции»… Это личная охрана Фомина.

– Не знаю такого.

Она скривилась:

– Тот самый гад, которому все здесь принадлежит.

– Что именно? – не понял я.

– Все! – она сердито повысила голос. – Земля, лес… Блин, даже воздух и небо! Потому что по небу летают его вертолеты!

– Это он людей выселил?

– Угу, – хмуро кивнула Ксения. – Он еще добрый… Выдал компенсацию – двести долларов за каждый дом.

– Не густо.

– Мог бы вообще не платить. У него знаешь какие связи в Международном Совете! И в правительстве… Сам Рыжий – его друг!

– А это кто?

Она засмеялась:

– Ну ты даешь, Денис! А еще Инютина в чем-то упрекал…

– Бог с ним, – отмахнулся я. – Ты, главное, скажи: где нормальная жизнь? Куда нам отсюда дернуть?

– Нормальная жизнь? – удивилась она. И замолчала.

– Эй?

– Нет ее, Денис… Нигде нет.

Ксения рассказывала.

А я сидел с закрытыми глазами. И представлял себе нашу избушку. Крохотную точку, затерянную на бескрайних просторах… Вот выйдем мы отсюда. Двинемся через леса, поля. Через реки и горы. Под знойным степным солнцем. Или в сполохах северного сияния. Мы пройдем тысячи верст…

И везде будет так же дерьмово?

Да и вопрос, далеко ли мы уйдем – без документов, в условиях военного положения…

– Эй, Денис, я тебя что, расстроила?

– Пустяки. Знаешь, Ксения… Иногда амнезия – чертовски приятная штука.

Она пожала плечами. Я вздохнул:

– Раньше мечтал вернуться домой. А сейчас – не уверен…

– …А я раньше в Москве жила.

– Это заметно.

– Правда? – встрепенулась она.

– Ну… ты так ловко оприходовала бумажник у того «скорпиона».

Ксения фыркнула.

– Вообще я только год жила в столице. Когда отца перевели. А до этого пол-России объездили по всяким гарнизонам…

– У тебя отец военный?

– Угу.

– И где он сейчас?

– Не знаю… Я его три года не видела. С тех пор как начались бомбежки.

– А мать?

Она замолчала. И я понял, что опять ляпнул не то.

– Извини…

– Да все нормально. Я взрослая девочка. А мама… она умерла в лагере для перемещенных. Мы там год загибались, после того как сбежали из Москвы.

– Плохо было?

– В бараках-то, за колючкой? Не-а, санаторий. Только жрать нечего… Вши, тиф и летальный грипп… А самое приятное – лекции по «общественной адаптации». Это от фонда Сороса. Два часа говорят о «победе демократии». А в конце дают миску супа и одну консерву.

Я поморщился:

– Наверное, лекции пользовались бешеной популярностью.

– Еще бы. Пока кто-то не выплеснул горячий суп лектору в морду.

Я улыбнулся:

– Этот кто-то – не ты?

– Не-а, – качнула она головой. – Мне были нужны консервы.

– Для мамы?

– Угу. Если б не она, я бы раньше оттуда дернула.

– А как здесь оказалась?

– У меня в Липовке бабушка. Была. Вообще тут ничего жили. Пока Фомин не захотел прибрать все к рукам.

– Что, никто не пробовал сопротивляться?

– Сопротивляться? – она хмыкнула. – Был тут в округе один фермер. Как только «демократия» нагрянула – установил у себя перед домом американский флаг. Еще и других агитировал: мол, пришли к нам, «совкам», цивилизованные люди – теперь заживем!

– И куда этот агитатор делся?

– Поехал в Тулу – искать управу на Фомина. Так и сгинул в охранке – оказался отъявленным партизаном и террористом.

– Ясно. Им удалось разоблачить его звериное нутро.

– Да. А другой имел элеватор и молокозавод. Охрану набрал – здоровых ребят, не хуже фоминских. Даже парочку бронетранспортеров купил.

– Деловой подход, – кивнул я.

– Он и районному коменданту «миротворцев» отстегивал. Все было на мази! А потом…

– Тоже загребли в охранку?

– Не-а. Как-то ночью вертолеты без опознавательных знаков «отработали» по элеватору и молокозаводу. После этого защищать стало особо нечего.

– …И стороны пришли к взаимовыгодному соглашению?

– Точно. С остальными уже не церемонились. Четверых убили на месте. Одного в Липовке. И троих в Копа-лове.

– А как же… партизаны?

– Какие там партизаны! – буркнула Ксения. – Если где и есть – точно не у нас. Наши местные думали: раз сидят тихо – никто их не тронет. А овец режут в первую очередь!

«Верное наблюдение», – подумал я. И самое лучшее для овцы – как можно скорее отрастить волчьи клыки…

А сам-то я кто?

Метко стрелять – этого мало.

Сегодня мне опять приснился кошмар. Вроде что-то важное мелькнуло. Из настоящей моей жизни…

Я потер висок. Хоть что-то выдернуть из тумана прошлого…

Без толку.

Голова уже соображает. А память – как дырявое решето.

– …Эй, Денис, ты что, спать хочешь? – заботливо уточнил тихий голосок.

– Нет-нет… Ты давай рассказывай.

– А что рассказывать? Без крыши над головой – не жизнь. А без денег и документов – тем более. Или с голодухи загнешься. Или опять за колючку, на гуманитарную баланду… Вот я и решила остаться!

– Разумно.

– А я сразу догадалась, чем закончится… Еще с марта начала готовить здесь базу!

Я улыбнулся при слове «база». Конечно, она же с детства – по гарнизонам.

– …И кандидатуру Инютина – сразу определила. Во-первых, он мужчина, а это удобно при переноске тяжестей.

– Да уж, – согласился я.

– Во-вторых, он не пьет. И вообще серьезный и рассудительный. Хоть и сумасшедший. Ну и в-третьих… У него тоже никого нет.

– Как вам удалось сохранить все в тайне?

– А кому дело до психа? Мало ли куда он таскает старое барахло? И потом, мы в основном ночью сюда ходили… Так что к маю все было в ажуре. Когда фоминские уроды нагрянули, мы сразу и переехали.

В соседней комнате скрипнул стул.

Ксения повернула голову, вслушиваясь. Тихо объяснила:

– Сейчас «выключит» телевизор и ляжет спать.

«Новости закончились», – подумал я. Интересно, что он там видит, глядя в пустой экран? Яркие цветные сны наяву – может, это и лучше, чем знать правду?

Нет. Я еще не спятил.

Поднялся с табурета.

– Нам тоже пора… Ложись, Ксения. Завтра трудный день. И трудная ночь…

– Ты хочешь уйти будущей ночью?

– Ага. Соберемся. Обдумаем все. С Инютиным поговорим. Днем он лучше соображает.

Я шагнул к занавеске, отдернул ее. И будто споткнулся.

Передо мною стоял «серьезный и рассудительный» сумасшедший. А в руках у него был автомат.

– Ксюша, – тихо позвал я. Мысленно выругался.

– Что такое? – удивилась она.

– Ничего такого. Пустяки. Ma-аленькая проблемка…

Зрачки Инютина были устремлены куда-то в пространство. Меня он словно не замечал. Я осторожно потянулся к его автомату…

Не успел.

Инютин отступил на шаг. И вполне уверенным движением передернул затвор.

Fuck!

Ксения прошлепала босыми ногами и высунулась из-за моей спины:

– Эй, вы чего?..

Инютин повернул голову. Уставился на нас долгим взглядом.

– Дядя Андрей! – Ксения оттолкнула меня и решительно двинулась к психу.

– Бельчонок… Они придут. Скоро.

Он глянул куда-то в потолок. Я воспользовался моментом и мертвой хваткой вцепился в оружие:

– Извините…

Минуту мы боролись. Единственное, что удалось, – направить ствол вбок. То ли я слабый, то ли Инютин натренировался, заготавливая дрова.

– Отдай оружие, псих!

– Вы не понимаете! – прохрипел Инютин. – Они уже здесь!

– Идиот… – буркнул я. – Никого здесь нет!

– Вот! Слышите?

Протяжный скрип дерева.

Я облизал губы.

Чепуха… Просто ветер.

Задребезжало стекло. Мелко-мелко завибрировало… И будто холодом повеяло по спине.

Сегодня сильный ветер.

Я отпустил автомат. Чувствуя гулкие удары сердца, потянулся к керосинке…

Стоп.

Тьма не укроет.

– Ксения, одевайся, – прошептал я.

Она изумленно на меня вытаращилась. Наверное, подумала, что теперь в комнате два психа.

– Одевайся! – глухо повторил я. – Немедленно!

ГЛАВА 8

Хуже нет – кого-то уговаривать. Особенно если у тебя самого в голове – хаос отрывочных мыслей.

К счастью, девочка оказалась понятливой.

Через секунду она уже натягивала штаны.

А я… я обнаружил, что до сих пор стою в домашних тапочках.

Проклятье!

Завертел головой. И выдавил:

– Ксения…

Она сообразила:

– Там, под кроватью!

Пока девочка натягивала куртку, я извлек кроссовки и торопливо обулся. Джинсы остались висеть где-то на улице. Переодеваться уже некогда…

Что она делает?!

Дрожащими руками заталкивает в рюкзак сухари, консервы и какие-то шмотки.

Я тронул ее плечо:

– Где оружие?

Кроме «Калашникова», у нас еще должны быть трофеи.

Ксения полезла под свой матрац и вручила мне один из пистолетов. Два других рассовала по карманам куртки. Опять занялась сбором барахла.

– Некогда, Ксения!

– Что, им оставлять?!

Терпение у меня лопнуло. Я схватил ее за шкирку и потащил на улицу. Инютин, не выпуская автомат, заковылял следом.

Огонек керосинки остался позади. Мы бежали сквозь тьму безлунной ночи.

Пока глаза не привыкли, спотыкались.

Один раз я едва не навернулся о поваленный ствол. А Ксения ударилась коленом и зашипела от боли.

– Слушай, – пробормотала она на ходу, – а может, мы зря?.. Может, там нет никого?

Ветер шумел в кронах сосен. Хрустели ветки у нас под ногами. Больше никаких звуков.

Я сбавил темп.

И правда… Вдруг мы бежим от собственных страхов?

Чуть перевели дух.

Я оглянулся.

За нами пыхтит нескладная фигура. Отставший Инютин.

– Подождем, – шепнула Ксения.

– Да.

Мы остановились. Ксения достала платочек и утерла лоб. Битком набитый рюкзак она так и не бросила. Я всмотрелся во тьму. Огонька керосинки уже не различить.

– Они там, – выдохнул Инютин, когда поравнялся с нами.

– Угу, – пробурчал я.

Мы – сборище идиотов. А главный идиот – я.

Хотел поделиться этим открытием с Ксенией… И замер, вслушиваясь.

Едва уловимый свист прорезался через гул ветра. В следующий миг поверх звездного неба вырос темный, обтекаемый силуэт.

– Что там? – удивилась девочка. Я зажал ее рот ладонью.

«Шептуны» – последняя модификация «еврокоптера», – услужливо подсказала память. Они летают тихо, почти беззвучно. А слышат и видят в темноте не хуже настоящих сов. Уж я-то знаю.

Только не знаю, откуда…

– Тс-с, – прошипел я.

Но Ксения уже увидела. А Инютин застыл, как изваяние.

До вертолета метров сто. Может, и не заметят?

Три наши фигурки едва различимы сквозь кроны деревьев…

Я жил этой надеждой целых пять секунд.

Потом Инютин вскинул автомат. И дал длинную очередь в сторону «еврокоптера».

В бешеном танце мелькают звезды.

Холодный воздух становится горячим.

Сердце рвется из груди. Будто молотком стучит в висках…

Рядом отрывистое дыхание Ксении. Рюкзак я у нее забрал. И лишних десять килограммов болтаются у меня за спиной.

Мы не оглядываемся.

Выстрелы уже стихли. Патроны у Инютина кончились? Или…

Почва уходит из-под ног. Мы скатываемся на дно небольшого овражка.

– Ты в порядке? – выдыхаю я.

– Ага, – шепчет девочка.

Я осматриваюсь. Нет, здесь не отсидишься. Редкий кустарник – плохое укрытие.

Вскакиваю. Лезу вверх по склону. Ксения не отстает.

Мчимся, не разбирая дороги.

Вокруг – сосняк. Дивный и прозрачный, мать его так! По нему хорошо гулять. Но дерьмово прятаться.

Взбираемся по песчаному склону. И застываем на вершине холма.

Лес кончился.

Я облизываю сухие губы.

Луна вышла из облаков. Видимость отличная.

Впереди – болотистый луг. За ним опять редколесье.

Ксения тяжело дышит.

Куда теперь?

Она-то местная. Но, похоже, потеряла ориентацию…

У нас за спинами – едва различимый, нарастающий свист.

Бросаемся вниз по склону.

Бежать по лугу тяжело. Подошвы словно в травяную перину проваливаются. Влажно чавкает под ногами…

Как только достигаем твердой почвы – ныряем под разлапистую ель.

Темный силуэт появляется из-за крон деревьев. Он не блестит в лунном свете. Будто летающий кусок тьмы.

Мы сидим, затаив дыхание.

Минуту. Или больше…

Ксения сжимается в комочек. И даже глаза закрывает.

Свистящий гул проходит над нами. Медленно удаляется.

Вроде не заметили?

Ксения порывается встать. Понимаю, нервы на пределе… Хочется бежать без оглядки. Я поймал ее за плечо:

– Они еще рядом.

– Где-то там… должен быть овраг, – шепнула девочка, – сплошной терновник. Там можно залечь.

– Надо выждать.

Вокруг на сотню метров почти открытое пространство.

– Слушай, а почему они не стреляли? Это ж «юсовский» вертолет? Они сперва убивают, а потом разбираются…

Может, и не «юсовский». Но в главном она права. Даже в Инютина не стреляли.

– Наверное, мы им нужны целые и относительно невредимые.

Ксения притихла. Ей страшно.

Я успокаивающе сжал ее кисть:

– Мы ведь с тобой не овечки. Пускай еще попробуют взять!

Она шмыгнула носом:

– Инютина жалко.

Я поморщился:

– Если б не его дурость…

– Он не виноват, – вздохнула Ксения. – Наверное он вспомнил про Болхов…

– Тише, – я замер, чувствуя легкий озноб.

Fuck!

– Похоже, возвращаются…

– Бежим! – вскакивает девочка.

– Стой. – Я снимаю рюкзак, отдаю ей. – Дальше нам не по пути.

Она растерянно моргает:

– Денис… Не бросай меня!

– Вот глупая… – Я неловко взъерошиваю ее волосы. – Нас двое, а вертолет – один. Соображай!

Она что-то достает из кармана, сует мне в ладонь:

– Это тебе.

Граната осколочная «РГД-5». Со вставленным запалом.

– Спасибо. – Я отстраняю девчонку и легонько подталкиваю: – Давай…

Ей налево. А мне направо.

Мчимся, как зайцы, в разные стороны.

Фигурка Ксении мелькает в лунном свете.

Черт!

С рюкзаком она бегает медленнее.

А «охотник» выныривает из-за деревьев. И, будто чуя легкую добычу, поворачивает за Ксенией.

На хрена я отдал ей рюкзак!

Она еще и оглядывается. Дуреха!

Достаю пистолет. Снимаю с предохранителя и несколько раз жму спуск. Резкие, сухие выстрелы далеко разносятся над лесом.

Обтекаемое, матово-черное тело застывает в воздухе. А потом начинает двигаться в мою сторону.

Чавкает под ногами жижа. Опять болото.

Вертолет идет следом. Догадываюсь по звуку.

Девчонку оставили в покое. Это хорошо.

Плохо, что уже слишком близко. Еще чуть-чуть – и врежут «глушилкой». Или пальнут липкой сетью…

Если нельзя убежать, надо обмануть.

Я пролетел через кусты и нырнул в мелкий, заросший осокой ручей.

Хорошая попытка.

Если б они не увидели…

Увидели, твари. Зависли точно надо мной. Легкая вибрация чувствовалась сквозь воду.

Скоро у меня закончится кислород. А тогда…

Я нащупал гранату. Дернул кольцо. Отпустил предохранительный рычаг. Раз, два… И вынырнул из мутной купели.

Ветер от винтов едва не сбивает с ног. «Еврокоптер» точно передо мной. Вблизи он не кажется сплошным куском тьмы. Я вижу в мельчайших деталях матовое покрытие кабины и стволы автоматических пушек. Даже лопасти различаю, словно они вдруг замедлили вращение…

Но главное, я вижу решетку воздухозаборника турбины.

Размахиваюсь в упругом, как резина, воздухе и посылаю гранату прямо туда.

Fuck!

Почему она летит так медленно?

И не взрывается!

Я отступаю, запинаюсь о корягу и падаю на спину.

В следующий миг будто кувалдой бьет по ушам…

…Вода. Холодная вода кругом!

И нечем дышать!

Я дернулся вверх. Закашлялся, отчаянно хватая воздух.

Когда опять смог соображать, удивился. Кругом – абсолютная тишина. Звенящая…

Я понял, что ни хрена не слышу. А звенит у меня в ушах.

Тряхнул головой.

Стоп. А где же вертолет?

Оглянулся и обнаружил метрах в пятидесяти черную тушу с искореженными винтами. Она торчала из болота. В лунном свете поднимался к небу белый пар.

Словно не веря глазам, я постоял минуту. И двинулся к пригорку, на твердое и сухое место.

ГЛАВА 9

Забрался в кусты. Кое-как отжал мокрый бушлат. Опять накинул его на себя. Двинулся через лес. Здесь он был гуще, уже не тот предательский светлый сосняк.

В мокрой одежде холодно, поэтому я шел быстро. Иногда переходил на бег.

Пару раз вдалеке слышался гул обычных вертолетов. Я замирал, выжидая.

Но вертолеты удалялись.

Я повернул в том направлении, куда ушла Ксения. Полночи шагал без роздыха.

Так ее и не встретил.

К утру решил, что пора сделать привал. Только бы отыскать подходящее место…

Погода портилась. Небо затянуло тучами. Срывался мелкий дождь.

Я едва держался на ногах от усталости. Сколько протопал за ночь? Километров сорок? Может, и больше…

Хотелось упасть прямо на траву.

Вчерашним утром я б так и сделал. А сейчас… Сейчас я ковылял, спотыкаясь во тьме. И, как раненый зверь, мечтал об укромном логове.

Начало светать. Медленно, тускло… И чем выше всходило солнце, тем гуще становился туман.

Для меня не так уж плохо. С вертолета теперь точно не засекут. Если б хоть немного знал эту местность – было б вообще здорово.

Холодно. Тоскливо.

И чертов дождик усиливается… Я вертел головой, высматривая хотя бы намек на укрытие. Откуда-то из глубин памяти всплыла история: кто-то прятался… нет, даже жил в большом дупле огромного дерева… И где только такие растут?

Я поежился. Деревья вокруг совсем худосочные. И спрятаться там сумеет разве что белка…

А может, шалаш построить? Вроде тех, что я строил в детстве… Ого, вспоминаю подробности биографии. Здорово. Плохо, что нет у меня ни топорика, ни ножа. Один бесполезный «Макаров» болтается в кармане…

Черт! Мог бы сообразить, когда выбегал из дома. Нож так и остался лежать на столе… А Ксения молодец. Прихватила рюкзак. У нее-то небось все продумано. И складной ножик, и спички…

Я чихнул. Утерся грязным рукавом.

Впереди неотвратимо маячило воспаление легких. Или что похуже…

Выругался сквозь зубы. Пнул ногой ветку. Разбежался и подфутболил в сердцах крупную сосновую шишку.

Почему мне так не везет?!

Через пару шагов я едва не уперся в здоровенную копну сена.

Замер, моргая. Аккуратно обошел копну.

Впереди была река. Только узкий лужок отделял ее от леса. Плотные языки тумана стелились над водой. Дальний берег и вовсе терялся в дымке.

Я вслушался.

Тишина.

Пощупал сено. Сухое!

Не доверяя удаче, заковылял вдоль берега. Обнаружил еще два стога. А лес тянулся вдаль. И вокруг ничего подозрительного. Конечно, если не считать подозрительной скошенную траву.

Я улыбнулся.

Хватит с меня паранойи. Не Фомин же со своими уродами здесь косил!

Я напился из реки и умылся. Расковырял копну со стороны леса. Вполз в колючую, сухую сердцевину. Кое-как заделал за собой нору. Сразу стало тепло. И я провалился в крепкий сон без сновидений.