- Ты у меня прелесть, мамочка. Чтобы мы без тебя делали?
      - Подлиза.
      - Наоборот, вон, Колька говорит, что без меня ты ухаживала за ним...
      Мама Светы вопросительно смотрит на меня. Я ей подмигиваю.
      - Ну, да, - подтверждаю я вместо мамы, - вон как у меня в доме все чисто, не голодно. Впрочем, раз мы все решили, хотите, я вам чего-нибудь спою. Мне удалось разучить несколько новых арий и песен.
      - Спой.
      - А не могли бы вы подыграть?
      Светина мама садится за рояль. Я запел арию из Майской ночи. Звуки музыки вплелись в голос и как в предыдущие выступления, в разум вошел в другой мир, кругом все преобразилось и красивая украинская девушка в национальном наряде, прижалась к моей спине. Я ласкаю ее переливами голоса, нежно шепчу слова любви. Еще немного и мы взорвемся необычной страстью, слившись с окружающим миром. Но вот последний звук растворился в воздухе и я прихожу в себя. Света смотрит на меня, как на идола, восхищенными глазами, ее мама, повернула голову и положив руки на клавиши, застыла как сфинкс. Минута проходит в молчании.
      - Вы чего? - первый не выдерживаю я.
      Они приходят в себя.
      - Когда ты успел...? - проглотила слюну Света. - Когда ты ее выучил?
      - По радио слушал.
      - Трудно тебе будет в консерватории, - замечает Светина мать, - если они тебя задолбают канонами правильной музыки, может получиться не то.
      - Хотите сказать, что я неправильно пою?
      - Все правильно, но на сцене играют и поют, а ты еще к этому отдаешь сердце и душу.
      Она не стала больше ничего объяснять, встала и ушла на кухню.
      - Это прекрасно, - сказала Светка, она подошла ко мне и обняла. - Ты самый лучший, самый... самый...
      Мы поцеловались.
      Светина мама уехала в город, а я, пользуясь ее отсутствием, перебрался в Светин дом.
      Это была первая ссора. Светина мама вернулась из города с хорошими новостями. Во первых, она нашла комнату в коммунальной квартире. Ее хозяин, четыре месяца назад завербовался работать на три года в Африку. Во вторых, нашла Свете работу, лаборантом в химическом институте. Ей надо срочно явиться на оформление. И в третьих, экзамены на вечерний и заочный в университете начнутся через три дня. Довольная Светка, сразу же начала ставить ко мне свои требования, что никогда с ней не бывало.
      - Вот и хорошо. Я считаю, что Коле нечего шляться по общежитиям, можно жить со мной в комнате.
      - Постой, мне уже выделили место в общаге и зачем его терять. Через два с половиной года тебя выпрут из коммуналки и у нас не будет никакого угла. Зачем же рисковать.
      - Два года большой срок, мы за это время что-нибудь найдем.
      - А если не найдем. Лучше себя подстраховать.
      - Мне кажется, ты специально хочешь от меня оторваться и жить отдельно.
      - Нет, я стараюсь быть более реалистичным.
      - Какой это реализм, если мы будем жить раздельно. Ты просто меня не любишь.
      - Зачем ты бросаешься такими фразами?
      - А что мне еще говорить, если вместо рая в шалаше, мы получим редкие встречи...
      - Можем встречаться и чаще.
      Мне уже начинала эта полемика надоедать. Я сорвал с вешалки рубаху и стал ее одевать. Светка в свою очередь надулась и выскочила из комнаты.
      Два дня мы не встречаемся. Ко мне прибежала Светкина подруга и сообщила, что завтра Света и ее мама уезжают в город. Тоска полоснула по сердцу, так стало тошно, что хотелось выть. В этот вечер я выбрался на свежий воздух и пришел к дому Светы. На улице темно, редкие фонари горят слабым светом метров через сто, совсем не освещая мертвое пространство. У нее в окнах нет света. И вот в этой тишине я запел арию Ленского - мама.
      Дрожащий голос, кажется больше достал мою душу. Я сдерживался чтобы самому не заплакать. Вот из темноты возникла моя мать, она ласково смотрит на меня, ее губы шевелятся. Вокруг ее мерцающее, холодное сияние и именно не тепло матери, а этот холод кольнул в левой стороны груди.
      ... Мама... мама..., - слышен мой прощальный голос.
      По-прежнему на улице тихо, у Светки не горит свет. И вдруг дверь дома открылась и белая фигура метнулась ко мне. Света в одной рубашке плакала у меня на груди. На крылечке появилась еще одна белая фигура, она застыла на ступеньках.
      - Зачем, зачем ты так? - билась в слезах девушка. - Зачем ты так ушел?
      Белая фигура оторвалась от крыльца, она приблизилась к нам и протянула большой платок
      - Света, накинь на себя. Коля, я... я не могу без слез... Отведи ее к себе домой.
      Взял платок и накинул на Светку, потом обнял ее за плечи и повел к своему дому. Мы не прошли и пяти метров и тут я даже остолбенел. На дороге и на жалком тротуаре вокруг нас, стояли люди. Это были застывшие фигуры, как будто парализованные временем и кругом жуткая тишина. Мы подошли поближе, жители поселка зашевелились, медленно задвигались, освобождая нам проход и никто не произнес ни слова.
      Света уехала.
      Пришло и мое время. Я приехал в город и сразу же направился, по указанному в письме адресу, к общежитию. В небольшой комнатке две кровати. Худощавый парень с челкой на бок, сидел на одной из них и сразу же меня огорошил.
      - Так это ты, блатной?
      - Как это?
      - Ну по знакомству принятый в консерваторию, без экзаменов.
      - Если это так, то наверно я.
      - Здорово. Представляю, как тебя встретит Ашотыч.
      - А кто такой Ашотыч?
      - Это преподаватель, армянин, жутко не любит блатных. Обычно он сам формирует класс, а тут подсовывают ему тебя, да еще силком. Ох и достанется тебе на орехи.
      - Может быть.
      - Да ты не дрейфь. Располагайся. Меня звать Виктор, а тебя как?
      - Николай.
      - Вот и хорошо, Николай. Завтра вместе потопаем в консерваторию, ты пойдешь на ковер к Ашотычу, а я должен отнести ему справку от врачей.
      - Какую справку?
      - От медицинской комиссии. Тебе тоже надо это пройти.
      - А ты мне не покажешь, заодно, где я должен пройти эту комиссию?
      - Постой, у нас утром есть время, мы успеем прошвырнуться до поликлиники, а потом, в консерваторию.
      - Трудно было поступать в консерваторию?
      - Конечно. Драли по первое число. Сюда был конкурс, семь человек на одно место. Пришлось выложиться, я как им выдал арию генерала Гремина, они сразу отпали.
      - Сам то от куда?
      - Из Белоруссии, а ты?
      - Я из глубинки, вообще от сюда недалеко, всего 120 километров.
      - Значит заживем, а то я боялся, пришлют какого-нибудь... негра, майся тут с ним потом. Слушай, может мы сегодня отгрохаем вечеринку? Здесь такие девчонки, пальчики обсосешь.
      - Нет. У меня сегодня вечером визит к даме.
      - Святое дело. Баб люблю и уважаю.
      Дверь мне открыла старая, седая грымза.
      - Вам кого?
      Но сзади нее мелькнуло лицо Светки.
      - Это ко мне, Дарья Александровна. Коля, проходи.
      Светка в ярком халате, она тащит меня по длинному коридору, заваленному вещами, к обшарпанной темно-коричневой двери. Я прохожу в уютную комнатку, слева стол с буфетом, справа кровать с холодильником.
      - Ну как? - спрашивает она.
      - Нормально.
      - Я тоже так считаю.
      И тут она обнимает меня и мы целуемся.
      - Как я соскучилась по тебе.
      - Я тоже.
      - Хочешь поесть?
      - Не против бы.
      - Тогда я сейчас. Теперь работаю, поздно прихожу, еще сама не ела.
      Светка отрывается от меня и бежит к буфету.
      - Ты садись куда-нибудь. Я буду бегать и рассказывать, как устроилась на работу, в университет...
      Моя подруга выдергивает с полки кастрюлю и мчится к двери.
      - Я сейчас, на кухню...
      После ужина, я остался у нее.
      В поликлинике больше всего мне досталось от невропатолога. Эта дотошная, рыжая женщина мяла мне все косточки позвоночника, простукивала тело и царапала иглой.
      - Так говоришь, год назад лежал в больнице?
      Она листает страницы, привезенной мной мед карты.
      - Да.
      - Как тебя угораздило так ударится?
      - Там все записано.
      - А это что? Ты еще и в этом году был в больнице?
      - Пришлось.
      - И тоже с позвоночником?
      - Да.
      Женщина внимательно изучает все записи.
      - Значит так. Сейчас пойдешь в рентгеновский кабинет, сделаешь несколько снимков. Пока учись, но я тебя запишу на прием к профессору Круглову. Это примерно через несколько дней. Тебе на вахте передадут когда... Твоей спиной следует заняться всерьез.
      Сегодня я предстал перед Ашотычем. Горбоносый, седой старик со злобным взглядом, оглядывал меня с ненавистью. В классе по мимо нас еще трое человек, две пожилых женщины и один мужчина. Одна из худющих женщин сидит за пианино и тупо смотрит на название фирмы, изготовившей музыкальный инструмент.
      - Начнем, - шипит Ашотыч. - Что вы можете, молодой человек?
      Я сам немного нервничаю, но стараюсь сдержаться.
      - Я могу петь.
      - Это я догадываюсь. Все могут петь. Конкретно, хоть что-нибудь начните.
      Старик задирает голову и уже полушепотом добавляет.
      - Зиночка, пусть поет без музыки.
      Женщина за роялем кивает головой. И тут мне стало как то спокойно и прикрыв глаза я затянул про то самое горе горькое, что шлялось по белу свету. Я уже исполнял его перед Светиной мамой и та порекомендовала мне выступить с ним, если что... Чудо не покинуло меня. С первыми звуками дрожащего голоса, опять время перенесло к ободранным мужикам и полусгнившей деревеньке. Человеческая горечь потерь и неудач плывет во мне и выплескивается наружу. Этот звенящий звук тоски доводит до горла, от этого голос вибрирует и что то сдавливает грудь. Я заканчиваю без надрыва, на тихой интонации.
      Ашотыч стоит ко мне спиной и смотрит через портьеру в окно, руки за спиной нервно подрагивают. Зиночка как сидела тупо уставившись в рояль, так и сидит, только губы еще больше сжаты. Вторая женщина откровенно плакала, размазывая слезы по щекам. Мужик, сидевший рядом с ней, качал головой.
      - Что вы еще можете? - вдруг закаркал Ащотыч.
      - Можно Сольвейга?
      - Пой. Зинаида, теперь подыграй.
      И я запел. Сразу как то стало прохладно, замела метель и вдруг возникла прекрасная королева Севера, она разъезжает в санках по городу, разыскивая горячие человеческие сердца, чтобы превратить их в лед. Я не знаю перевода того, что пою, эта сцена в мозгах и передается мне вместе со звуками.
      В комнате молчание. Женщина уже не плачет, а смотрит на меня с испугом, мужик вытянул губы и о чем то думает. Зинаида держит руки на клавишах, чуть подрагивая пальцами. Один Ашотыч по-прежнему смотрит в окно, раскачиваясь с пяток на носок. Вдруг он резко повернулся и подошел к мужику.
      - Ну что? Зачем ты ко мне его привел? Зачем? Он же больной, псих, сумасшедший. Неужели ты не пронял, что это гипноз? С первыми звуками ты попал под обаяние гипноза. Его учить нельзя. Он не может быть оперным певцом, не может быть актером. Если учить правильно его петь или актерскому мастерству, то в дальнейшем это будет серенький никому не нужный статист в самом худшем хоре. Таким как он, гипнотизерам, надо сосредотачиваться, направлять мысли людей на то, что он воображает, а актером этого делать нельзя, здесь надо думать, куда шагнуть, как изогнуться, как войти в общий актерский ансамбль.
      - Но, Ашотыч, даже гипнотизерам надо правильно петь.
      - Этим ни к чему учится. Этот тип людей обладает необыкновенной памятью, музыкальным слухом. Если перед ними раскрутить пластинку с правильным классическим произведением и они тут же повторят тоже самое. Их даже не надо учить правильному дыханию при пении, организм все учел, величину звука, тембра... Я тебе могу привести пример. Доктор Вагнер в 18 веке имел в пациентах такого музыканта. Он описал этот случай. Да, это дар божий, но на сколько. Эти люди кончают жизнь либо в клинике для сумасшедших, либо гибнут.
      Мужчина разводит руками.
      - Ашотыч, но люди которые его слушают, не знают, что он обладает этим даром. Им это нравится, они потрясены. Если это правда, что ты говоришь, я сам не знаю, что с ним делать.
      - Ашотыч, - это вступила в разговор женщина. - Чтобы убедится в правильности твоей теории, нужно отправить его к медикам, пусть выяснят правда это или нет. Если это правда, мы его отчислим, если нет, то будем учить.
      - А что, верно говорит Марина, отправим к медикам, - облегченно вздыхает мужчина.
      Ашотыч махнул рукой.
      - Отправляйте. Все свободны.
      Валяюсь на койке в своей комнате в общежитии и перевариваю то, что услышал на прослушивании. Значит я совсем урод, тяжести таскать нельзя, учиться нельзя. Что же делать? В комнату врывается Светка.
      - Коля, собирайся быстрей.
      - Что ты задумала?
      - Коля, давай быстрей, некогда, потом скажу.
      Неохотно одеваюсь, Света помогает мне застегнуть рубаху.
      - Вот так. Ничего. - Она прижимается ко мне и целует. - Теперь пошли. Веди только себя паинькой.
      На улице нас ждет такси. Мы забираемся в машину и Светка командует шоферу.
      - В Вороний переулок, пожалуйста.
      - Куда мы едем? - шепотом спрашиваю я.
      - Сюрприз.
      Дверь открывает девушка с огромной копной каштановых волос. Что-то знакомое в ее лице.
      - Варя?
      - Колька.
      И тут она повисла на мне.
      - Варька, боже ты мой.
      Девушка прижалась ко мне и ласково лупит по спине.
      - Колька, черт, ни одного письма, ни одной весточки. Убить тебя мало.
      Она отрывается и отпихивает рукой, мешающие ей, волосы за спину.
      - Варя, мы тебя поздравляем, - за моей спиной голос подала Света.
      - Светочка, здравствуй, радость моя.
      Она также обнимает ее.
      - Ребята, заходите. Вы не представляете, как я рада.
      - Мы тебя поздравляем с днем рождения, - все же заканчивает Света.
      - Спасибо, дорогие. - Она толкает нас в спину. - Да идите же. У меня там гости.
      За столом сидят гости человек десять, в большинстве молодые. При виде Светы, большинство закричали приветствия. Видно ее неплохо знали. Варька представляет меня.
      - Это мой самый лучший друг. Звать его Николай, прошу любить и жаловать.
      Пожилая женщина встала из-за стола, подошла ко мне и прижала к своей груди.
      - Здравствуй, Коля. Очень соболезную в связи со смертью мамы.
      Это тетя Маша, мать Варьки. Мы ее в поселке хорошо знали.
      - Здравствуйте, тетя Маша. Я поздравляю вас с днем рождения дочки.
      - Спасибо, Коля. Идите садитесь.
      Нас рассаживают за праздничным столом и веселье продолжается. После второй рюмки, Варя поднялась со своего места.
      - Внимание, - шум стих. - Большое вам спасибо, что пришли поздравить меня, но вот Светочка мне сказала, что Коля приготовила мне особый подарок. Он подарит мне песню. Так, Коля?
      Я растеряно гляжу на Свету, та кивает головой.
      - Хорошо. - Я встал, - Я спою. Но только одну, больше не просите.
      Последнее замечание вызвало улыбку гостей. И я начал.
      -В лунном сиянье...
      И пошло, пошло, опять мои грезы ворвались в комнату. Страдание любви застывает в нашей крови, остается плачущее звучание колокольчика, разрывающее тишину надежд.
      В комнате тихо. Гости застыли в своих позах. На лице Варьки смесь восхищения и удивления. Ее мама ошалело смотрит на меня. Светка сжала пальцы до белизны. Гости тоже онемели, тишина необыкновенная, но вот кто то из них тяжело вздохнул и тут все взорвались аплодисментами.
      - Браво, - орал пьяный парень.
      Варька подошла и поцеловала в губы.
      - Коля, это самый дорогой для меня подарок. Я не ожидала. Мне Света говорила..., но такого... в первый раз слышу.
      Ближайшие гости потянулись ко мне с рюмками и поздравлениями, а мне стало вдруг грустно. Неужели я их тоже загипнотизировал?
      У Варьки продолжается веселье. Под магнитофон, часть гостей танцует, кто курит на лестнице, а я вышел на балкон и застыл, глядя на яркие звезды, в пугающей черноте небесного свода.
      - Так вот ты где? - на балкон вышла Варя. - А где Света?
      - На кухне, помогает тете Маше мыть посуду.
      - Как у тебя дела, Коля?
      - Плохо, Варя. Тот взрыв принес мне много несчастья. Мало того, что я, по- видимому, получил в подарок неизвестное будущее со своим здоровьем, но я еще скоро буду безработным.
      - Поподробней не можешь?
      - После той трагедии, я уже успел проваляться в больнице второй раз и доктор не обещает мне радужных надежд. А по поводу пения, то похоже меня скоро вышибут из консерватории.
      - Почему?
      - Преподаватели говорят, что меня учить нельзя, я от этого буду петь хуже.
      - Первый раз такое слышу.
      - Вот, бывает.
      - Света знает об этом?
      - Нет.
      - Я так и знала. Дурачок ты, Колька. Тебе надо ей все рассказать.
      - Не могу.
      - Зря.
      В балконные дверь просунулась лохматая голова.
      - Варя, с трудом тебя разыскал. Пошли танцевать.
      - Шурик, отвали, дай поговорить с другом.
      Шурик разглядывает меня, как неандертальца.
      - Ишь, какой друг. Чуть запел соловьем, так сразу лучшим стал, не то, что мы... быдло.
      - Шура, прекрати. За что ты оскорбляешь человека?
      - Я оскорбляю? Да таких... таких выскочек давить надо.
      - Пошел вон, я тебя видеть не хочу.
      Варька подходит к Шурику упирается рукой в его голову и отталкивает в, потом с грохотом захлопывает дверь.
      - Ну вот, все хорошее настроение испортил, - расстроилась она.
      - Он тебя ревнует.
      - Но нельзя же ревновать по свински.
      - Смотри, какая ночь.
      Мы уставились на звездный купол и тут небосвод прорезала светящаяся полоса и тут же погасла.
      - Звездочка, Колька, загадай желание, быстрее.
      В моем мозгу брешь, ничего хорошего в голову не пришло, но я соврал.
      - Загадал...
      - Я тоже.
      - Вот вы где? С трудом вас нашла.
      На балконе появилась Света.
      - Вот вспоминаем наш поселок, - отозвалась Варька.
      - Я ведь Шмелева и Петрова видел. Они вам большой привет передают, говорю я.
      - Как они там? - спрашивает Варька.
      - Петров уехал в Ленинград, поступает в военно-морское училище, а Шмелев в другую часть страны, будет офицером- танкистом.
      - Надо же, как мальчики выросли.
      - Коля, как ты считаешь, нам не пора? - спрашивает Света. - Мне завтра рано вставать на работу.
      - Сейчас идем.
      - Варя, извини, что так рано срываемся, но сама понимаешь..., обращается к ней Света.
      - Понимаю. Ребята, звоните и приезжайте ко мне почаще.
      - Обязательно.
      Врачиха сдержала свое слово, меня вызвали к профессору Круглову. Полный, седой мужчина сидел передо мной и рассматривал рентгеновские снимки на свет.
      - Да, батенька, в паршивую историю вы попали. Как вам угораздило так повредить позвоночник?
      - По глупости.
      - Ну понятно же, от ума такое не сделаешь. Наверно вам все же придется идти на операцию.
      - Так все плохо, профессор?
      - Плохо. Дальше может быть хуже, полная недвижимость...
      - Я догадывался.
      - Вот-вот, поэтому надо торопится, сделать все как можно быстрее. Не гарантирую, что вылечу окончательно, однако задержать процесс - задержу.
      - И когда?
      - На операцию то? Через неделю ляжете в мою клинику.
      - Я согласен.
      - Чем сейчас занимаетесь? Наверно учитесь, молодой человек?
      - Учусь в консерватории.
      - Э... кем?
      - Хочу петь.
      - А вот этого, батенька, нельзя. Петь - это, в моем понимании, работа, в которую затрачивается много внутренней энергии, а вот вам ее как раз доводить до полного истощения нельзя.
      - Но это же моя жизнь...
      - Бросьте, вы еще молоды и поэтому смело можете поменять профессию, где нет эмоций. Таких профессий полно. Постойте, постойте, я же вспомнил, так это по вашему поводу собирается комиссия, кое что там выяснить...? Мне вчера звонили об этом... Кажется всех собирают по требованию дирекции и преподавателей консерватории.
      - Да, это так.
      - Я вам не завидую, в эту комиссию пригласили меня, а я вынужден все рассказать честно.
      - Делайте как хотите профессор.
      - Ладно. Сначала на комиссию, а потом жду через неделю, за это время подумайте, кем вы хотите быть.
      - Хорошо, профессор, до свидания.
      Ну вот, все решилось пожалуй окончательно. Теперь мне куда? Везде вступительные экзамены закончились, учиться можно начинать только в следующем году. А тут еще предлагают на операцию.
      Виктор валяется на койке с мокрой тряпкой на голове.
      - Ох, ну башка болит... Надо же так надраться.
      - Узнает Ашотыч, что напился, голову оторвет.
      - Не узнает. Кстати, чего у тебя с Ашотычем? Говорят, он тебя не хочет брать к себе.
      - Правильно говорят.
      - Ну и что?
      - Похоже меня вышибают.
      Виктор срывает повязку с головы и садится на койку.
      - Не может быть? Я не слышал, как ты поешь, но ведь не зря же тебя сюда проталкивали, значит что-то есть.
      - Вот и Ашотыч говорит, что есть, но он же утверждает, что эти звуки может издавать сумасшедший.
      - Сколько у тебя времени?
      - Не понял.
      - Я спрашиваю, сколько тебя будут здесь, в общежитии, держать?
      - Не знаю. Я завтра иду на медицинскую комиссию, которая точно установит, петь мне или нет.
      - Во, до чего дошло. Колька, у меня к тебе предложение. Вот сейчас в больную башку, как кольнет и, представляешь, мысль. Скажи, ты сколько песен знаешь, какой у тебя репертуар?
      - В основном, песни из опер, есть еще итальянские, классические. Ну много песен знаю...
      - Колоссально. Если тебя от сюда все же будут выгонять, давай сделаем прощальное выступление. Понимаешь, консерватория организовывает музыкальный вечер для студентов последних курсов. Они выступают со своими сольными номерами, а мы вклинимся в программу вечера и пропустим тебя. Я со своими друзьями уговорю, кого надо и тебе выделят на сцене минут десять.
      - Не знаю, как то все неожиданно. Но ты же не слышал меня, почему же так уверенно проталкиваешь на сцену?
      - Коля, успокойся, ты можешь мне сейчас чего-нибудь спеть?
      - Чего-нибудь? Хорошо, спою.
      Я не стал ломаться и запел арию из "Продавца птиц" - "мой любимый старый дед". Опять провал памяти и яркое лето перед глазами, поют птицы и прекрасное настроение царит кругом... Окончил арию и открыл глаза. Ошеломленный Витька сидит на кровати с открытым ртом.
      - Колоссально, - только и мог хлопнуть губами он.
      В дверь застучали.
      - Только не открывай, - прошу его.
      - А вдруг...
      Витька меня не слушает, он приоткрывает дверь и шум восторга врывается в комнату.
      - Куда, - орет мой товарищ. - Назад, это была пластинка. Понимаете, такой маленький черный диск...
      Он заталкивает упрямые головы, руки и выступающие части тела за дверь, потом захлопывает ее.
      - Уф..., здорово. Мы раскрутим тебя.
      - Надо еще пройти комиссию.
      - Это уже детали.
      Про комиссию я Светке ничего не сказал. Но перед самым уходом туда, неожиданно в общежитии появилась Варька.
      - Колька, ты ведь сегодня идешь на комиссию?
      - Да.
      - Я с тобой.
      - С ума сошла. У тебя же занятия. Зачем это?
      - Я отпросилась. Подруги напишут за меня лекцию.
      - Варька, не стоит.
      - Стоит.
      Я стою перед семью членами комиссии толи докторами, толи преподавателями. Среди них только одно два знакомых лица, сам Ашотыч и профессор Круглов. За моей спиной притаилась Варька, прижавшись к стенке шкафа. Ее хотели вытурить из комнаты, но моя энергичная подружка настояла на своем.
      -Начнем, - говорит полный, седой, человек, по-видимому председатель комиссии. - И так, преподаватели консерватории, где учится студент предлагают нам определить, не проявляется ли он гипнотическое действие на окружающих при пении. Так я говорю? - он смотрит на Ашотыча,
      - Так. Я утверждаю, что это очень редкое свойство человека, при пении, подчеркиваю, при пении, затуманивать мозги людям при помощи музыкального гипноза. В мире был описан только один такой случай, и то не в нашей стране и очень давно, в 19 веке. Певец пел, а люди попадали в другой мир, он зачаровывал их своими иллюзиями, заставлял их верить, что издает самые прекрасные в мире звуки. Эти люди обладают самым мощным гипнозом, заставляя огромные толпы людей верить в свою гениальность. Я думаю, мы собрались здесь, чтобы разрушить эту иллюзию и подвести окончательную черту, учить этого студента дальше или нет.
      - У меня уже есть по этому поводу мнение, - бурчит профессор Круглов, я думаю, что сообщу вам его в конце нашего заседания.
      - Почему не сейчас? - сразу же стал наступать Ашотыч.
      - Это чисто медицинское заключение. Почему я хочу выступить в конце, да просто узнал от вас любопытнейшую вещь о гипнозе и решил ощутить это необычное явление.
      - Уважаемые, - председатель взял бразды управления в свои руки. Давайте приступим к делу. Среди нас два специалиста из института магнетизма, они привезли с собой аппаратуру и соответственно будут проверять, гипноз это или нет. Программа будет небольшая. Попросим нашего вундеркинда спеть две песни, дабы не мучить его дальше физически и приступим к дискуссии и заключению. Вас кажется звать, Николай? - я киваю головой. - Прекрасно, Николай, спойте нам что-нибудь, а товарищи физики приготовились. Давайте.
      Я запел старинную песню про солдата, царской армии, вернувшегося домой, а встретившего вместо жены похожую дочь. И конечно забыл, где я, представил, вот он несчастный, израненный солдат, стоит на пыльной дороге перед гниющей хатой и плачет горькими слезами. Последний дрожащий звук затих и осторожно разлепил веки. Все стоят неподвижно, председатель комиссии, сжал губы и хмуро смотрит на меня, профессор Круглов поднял голову к потолку и уставился в него, будь-то, выискивал изъяны, физики застыли над приборами, забыв их выключить, Ашотыч зажал уши руками и кривил губы, словно хотел расплакаться, сзади всхлипывала Варька. Только один человек, худощавый мужчина, задумчиво перебирал пальцами и, выбравшись со стула, неторопливо прошелся по паркету туда и обратно.
      - Ну как? - очнулся председатель. Все молчат. - Коллеги смелее, прошу высказывайтесь.
      - Можно я, - худощавый мужчина кончил очередную пробежку по паркету. Преподаватели студента правы, это гипноз. Я уверенно говорю об этом, только потому, что я сам гипнотизер. Мне пришлось заставить себя отсеять иллюзию представлений, навязываемую нам певцом и постараться прослушать всю песню до конца. Хорошее исполнение.
      - И это все?
      - А что вы хотели еще. Надо ему петь или не надо, я затрудняюсь сказать. Может быть при учебе у него пропадет этот дар, а может и нет. Если не пропадет, да цены нет такому парню, в концертной деятельности равных ему не будет. Иллюзия искусства, тоже величайшее искусство.
      - А что нам скажут физики?
      - Мы записали всю песню, теперь отсекли кое что, вернее, чуть поправили звук и теперь вы можете прослушать.
      - Давайте, послушаем.
      То, что я услышал, потрясло. Это не мои песни. Тонкий голос пел эмоционально грустную повесть о солдате. Голос, кажется мой, и не мой и чего-то нет... не хватает... Кончилась песня, все зашевелились.
      - День и ночь, - подвел итог председатель. - Николай, спой еще что-нибудь.
      Я не стал ломаться и запел арию из "Волшебной флейты". И тут началось невероятное. Только провалился в волшебный мир иллюзий, как он стал расплываться и тихий голос зашептал в ухо: "Будь собой... Будь собой..." Я невольно пришел в себя, пропел несколько фраз и остановился. Мои слушатели вопросительно смотрят на меня. И только огненные глаза, иллюзиониста, буравят мне кожу, прожигая ее насквозь. "Будь собой..." - твердит его голос, хотя он не разжимает рта. И тут я понял - они правы.
      - Надеюсь, вы все поняли, что произошло? - спросил председатель. Теперь вы убедились в правильности предположения преподавателей. Единственное, что мы пока не решили, учить его дальше или нет.
      - Нет, - это опять выступил профессор Круглов. - Его учить петь не будем. Ваш подопечный, мой пациент и в понедельник я положу его в свою больницу на сложную операцию. Думаю, ему после этого больше петь нельзя. Раскрывать историю болезни Николая перед всеми, я считаю не стоит.
      - Ну вот, все и решилось, - подвел итог председатель. - Благодарю, вас, коллеги. Мы решили очень сложную проблему. - Все зашевелились, кое кто удалился, председатель тоже отправился к двери, но вдруг остановился и тихо проговорил мне. - А все же я получил от ваших песен колоссальное удовольствие.
      Кто-то прикоснулся к моему плечу.
      - Пойдем, Коля.
      Это была Варька.
      Мы сидим с Варькой на скамейке в садике и едим пирожки с сосиской.
      - Поехали, сейчас, ко мне домой, - предлагает девушка.
      - Знаешь, Варька, я думаю, как все рассказать Светке.
      - Вот видишь, как получается нехорошо, надо было все-таки подготовить ее раньше, а теперь расхлебывай всю эту кашу. Придется тебе сегодня вечером объясниться с ней.
      - Я чего то не очень жажду.
      - Боишься? Хочешь, мы встретимся все вместе и ты при мне все расскажешь ей.
      - Может быть... это самый подходящий вариант.
      - Вот и договорились, а сейчас все же поехали к нам домой. Мама нас покормит, а вечером отправимся к Свете.
      Вечером мы собрались в коммунальной квартирке Светы и теперь нехотя ковыряемся в холодном, рыбьем салате.
      - Устала, как собака, - говорит Светка, - сегодня целый день таскала баллоны с хладонами.
      - Коля сегодня ходил на мед комиссию, - как бы невзначай сообщает Варька.
      - Ну и хорошо, надеюсь все в порядке. Так вот, еще надо было сидеть на лекции, а я там ничего не могла сообразить, все спать хотела.
      - У Кольки неважно со здоровьем, его кладут в больницу, - опять вклинивается Варька.
      - Что? - Света роняет вилку в салат.
      - Его кладут в больницу.
      - Господи, боже мой, что произошло?