Обыкновенные неприятности

Кукаркин Евгений
Обыкновенные неприятности

      Евгений Кукаркин
      Обыкновенные неприятности
      Написано в конце 2002 начале 2003 гг.
      - Молодой человек, проснитесь, - требовательно настаивал приятный женский голос.
      Я пытаюсь себя побороть и откликнутся на него, но тяжелые веки, придавившие глазницы, никак не приподнять.
      - Просыпайтесь, просыпайтесь, - уже сердится голос.
      Еще усилие и в узенькие щелочки глаз хлынул свет. Напротив меня медленно расплывалось белое пятно, оно приобретало все больше и больше реальные черты и вскоре появилась она. Лицо молодой рыжей женщины, все забросано конопушками, белый колпачок- шапочка небрежно придавил прическу, а губы, сияющие морковной помадой, шевелись, издавая звуки.
      - Молодец, проснулся. Хватит спать, уже третьи сутки лежишь, так и пролежни заработать можно.
      - Где я?
      - В больнице. Сейчас мы тебя покормим.
      - Почему я здесь?
      Глаза уже раскрылись полностью и я могу осмотреть помещение, где лежу. Над кроватью капельница, но ко мне трубки не подведены, а болтаются над головой. Вся комнатенка покрыта белой масляной краской. Почти у плеча, на стенке закреплен пульт, с тумблерочками и цветными лампочками.
      - Неужели ты ничего не помнишь? - встревожилась женщина. - Ты хоть знаешь, как тебя звать?
      - Знаю, Николай Федоров.
      - Ну слава богу, значит память еще не отшибло. А помнишь тот день, когда полез за яблоками?
      - Яблоками?
      И тут у меня появилось просветление. Ну да, яблоки... В тот день был яблочный Спас и наша ватага пошла чистить сады. Мы уже тряханули несколько деревьев в саду железнодорожника Якова и полезли через соседний забор к самому противному в поселке, пенсионеру Григорию, у которого росли самые плодоносные и вкусные яблоки.
      - Смотри, - шепчет Васька, мой закадычный друг, вечно чумазый с всклокоченными волосами, - здеся надпись на фанере.
      Щит прибит к столбу, но мне неинтересно терять время, я махнул рукой.
      - Ну ее, я полезу на это дерево, трясти, а вы собирайте яблоки по быстрому снизу.
      Это был прекрасный Золотой Налив, огромные, желтовато-белые яблоки, кажется сейчас лопнут от обилия сока. Я залезаю на первые крепкие сучки и, обхватив центральный ствол, тряхнул. Тяжелые яблоки с грохотом посыпались вниз. Васька на коленках собирает их в мешок, Варька, девчонка одноклассница набивает плоды за пазуху и тут что то вспыхнуло, раздался грохот и... дальше я не могу ничего вспомнить.
      - Это... я, да... Мы яблоки... ну праздник был, - лепечу несусветную чушь, боюсь сказать слово - воровал. - Друзья там еще... Васька и Варька.
      - Ну вот, теперь вижу, что все в порядке, - кивает головой женщина. Аля, - орет она, повернув голову направо, - давай сюда поесть, молодому человеку.
      Появилось еще одно добродушное лицо, толстой откормленной бабы.
      - Очнулся, соколик. Это мы сейчас, Фаина Александровна. Сейчас мы его чуток приведем в порядок.
      Та, котрую звали, Фаина Александровна, отошла и толстая женщина села на мою кровать, отчего жалобно завизжали пружины и мое туловище провалилось под небольшим углом. В ее руке, как по волшебству, появилось мокрое полотенце и вскоре мое лицо и руки были протерты им. Теперь с ложечки, как ребенка, принялись запихивать мне в рот манную кашу на молоке.
      Через два часа пришел доктор, долго щупал мое дохлое тело, прослушивал его и потом, покачав головой, сказал.
      - Везучий ты парень.
      - У меня..., ноги...
      - Ноги, как ноги, будут, конечно побаливать, сначала может быть их даже чувствовать не будешь, но потом все рассосется. Самое важное цел остался.
      - А что было, доктор?
      - Свалился ты с дерева неудачно...
      Ну точно, я же был на яблоне. Наверно Васька и Варька меня вытащили. Интересно, когда они ко мне придут.
      Днем, все меняется. Толстая Аля привозит каталку, легко как перышко перекладывает меня в нее и под противный скрип колес перевозят в общую палату. Здесь уже три человека. Одного я знаю, это дед Филипп, какой то толи троюродный, толи еще какой то родственник по линии матери и живет от нас через дом. Остальные двое рабочие с леспромхоза, сплошь перевязанные бинтами.
      - Колька, - хмыкает дед Филипп, - никак оклемался?
      - Циц, - рявкнула на него Аля, - парню еще плохо, три дня без памяти почти...
      - Оно и понятно. Я еще в первую германскую под снаряд попал, неделю глухой ходил.
      - Дурак ты, Филипп, парень еще ничего не знает...
      - Так узнает.
      - Заткнись, дед, - просит с койки один из рабочих.
      - А чего..., я ничего.
      - Коля, вот твоя койка, - Аля скидывает меня на кровать у окна, на очень чистую простынь и набрасывает одеялом. - Теперь поправляйся, если надо будет позвать сестру, на стенке пульт, нажмешь красную кнопочку и кто-нибудь придет.
      Она уходит, переваливаясь как уточка. В палате наступает тишина.
      - Дедушка, - через некоторое время спрашиваю я, - а чего я должен знать?
      - Это ты про что?
      - Так санитарка только что говорила..., а ты подтвердил.
      - А хрен знает, что эта баба хотела сказать... Лучше расскажи мне, как твои ноги?
      - Я их не чувству, они даже не шевелятся, но доктор говорил, что они отойдут...
      - Ага... Мать здесь несколько раз была, все беспокоилась, но ты без памяти лежал. Там в тумбочке у меня лимоны, для тебя оставлены...
      - А Васька приходил?
      - Васька то... Да нет, не приходил.
      День проходит скучно, рабочие переругивались друг с другом и как я понял из реплик, что их трактор свалился с крутого берега нашей речушки Курии и они еще хорошо отделались, переломав ребра. Дед травил мне глупые росказни из своей прошлой жизни.
      - Дед, - прервал я его, - а почему ты здесь?
      - Хрен его знает, старость наверно. Как хватило здеся в груди, я аж вздохнуть не мог, внучка доктора вызвала, а тот меня сразу сюда направил.
      - Болит грудь по прежнему?
      - Да нет, тяжело только что то.
      Мы помолчали и тут дед, перегнувшись с кровати, полез в тумбочку, стоящую рядом с ним.
      - Колька, - кряхтит Филипп, - смотри, что мне внучка принесла.
      Он выдергивает из тумбочки небольшой транзисторный приемник и ставит себе на грудь.
      - Здесь какие то кнопочки надо нажимать. А вот...
      Приятная музыка понеслась по комнате и нежный голос затянул: "Я люблю вас Ольга..."
      - Дед, сделай потише, - просит один из рабочих.
      - Лучше бы включил последние новости, - предлагает другой.
      - Да бес его знает, я все кручу это колесико, а он..., только одну станцию и берет, - оправдывается Филипп и действительно кроме писка морзянки и заунывного вытья ничего не слышно. - Колька, на покрути, может тебе повезет.
      Дед слезает с кровати и приносит приемник мне, потом возвращается на свою койку. Я тоже кручу колесико и, действительно, кроме одной станции ничего поймать не могу.
      - Да у нас же, дыра, - замечает один из рабочих. - В нашем поселке, чтобы заработало несколько программ нужна мощная антенна, а эта пукалка, только и может ловить какую-нибудь... В это время музыка затихла и женский голос сообщил.
      - Продолжаем музыкальный вечер, классическая музыка Европы до наших дней...
      - Ну вот, завелись, - говорит все тот же голос рабочего. - Коля, сделай его потише.
      Я делаю потише и кладу приемник на ухо.
      - Передаем отрывки из оперы Джузепе Верди "Дама с камелиями". сообщает мне женский голос из динамика.
      Утром у нас в палате переполох. Фаина Александровна и доктор трясут Филиппа.
      - Все, - безнадежно машет доктор, - зовите санитаров, пусть выносят.
      Рыжая женщина кивает головой и накидывает простынь на голову деда.
      - Отмаялся старый, - слышен голос рабочего.
      - Цыц, здесь ребенок, - говорит рыжая женщина.
      Через десять минут Фаина Александровна и какой-то помятый мужик вывезли деда на каталке из палаты. Я вытер рукой предательскую слезинку и когда опустил ее на одеяло, то задел коробку приемника.
      - Его приемник... у меня... остался у меня.
      - Ну и держи его у себя, пока кто-нибудь не спросит, - подает голос опять тот же работяга, - все равно вещь бесполезная, раз тащит только одну станцию.
      Днем пришла мама. Она работает прессовщицей торфяных брикетов на местном предприятии торфоразработки и поэтому всегда пахнет специфическим запахом горелой земли.
      - Ну как ты здесь? - мама склоняется и целует меня в лоб.
      - Все нормально. Доктор сказал, что ноги потом оживут... Я вот пытаюсь пошевелить и никак...
      - Я знаю, уже говорила с врачом. Все будет хорошо, сынок.
      - У нас дедушка Филипп сегодня умер.
      - Мир его праху, хороший был человек. Нам во время войны помогал... Можно сказать от голода спас...
      - Как там Васька? Ты не знаешь почему он ко мне не заходит?
      - Васька к тебе не придет, сынок. Уже больше никогда не придет.
      - Он на меня обиделся?
      - Нет. Твой друг скончался там в саду, когда вы трясли яблоки. На мину наступил, она и взорвалась. Сегодня его похороны.
      У меня защипало глаза и я стал протирать их кулаками.
      - Почему на мину, почему, Васька?
      - Пенсионер Григорий, чтобы не воровали яблоки, зарыл в саду мины, Васе не повезло.
      - А Варька, что с Варькой?
      - Варя здесь в больнице, только в женском отделении.
      - Я бы этого пенсионера убил, - слышен голос подслушивавшего наш разговор, рабочего. - Сволочь такая, загубил детей, гад.
      - Сами виноваты, - отвечает другой работяга, - не хрен было красть. Конечно, Гришка виноват тоже. Идиот, лучшего не придумал, как наказать ребятишек за пару яблок, раскидал мины по участку.
      - Вот такие дела, Коленька, - прискорбно заканчивает мать.
      Мне очень жаль Ваську, я не могу представить, как же я теперь без него. Бедная Варька где то может мучается от боли.
      В палату входит доктор и обращается к нам.
      - Как, вы здесь? Сообщили? - кивает матери на меня.
      - Да.
      Доктор садится на кровать и отрывает мои руки от глаз.
      - Ничего, сынок, надо вытерпеть эту боль. Самое важное, теперь тебе выкарабкаться...
      - Ваську жалко.
      - Конечно, жалко. Деда Филиппа тебе тоже жалко?
      - Да.
      - Вот видишь, какие у нас потери. Так все время в жизни, сынок, одни зарождаются, другие умирают...
      В палату врывается Фаина Александровна.
      - Доктор, срочно в шестую палату, там пациентке плохо.
      - Иду, иду. Он все переживет, - на прощание доктор проводит ладонью по плечу матери.
      После ухода матери, я, чтобы отвлечься от мысли о Ваське, включил приемник деда и положил на ухо. Приятный итальянский тенор, по видимому пел о любви.
      Через неделю в нашу палату вошло замотанное бинтами существо.
      - Коля, это я, - хрипит оно.
      - Варька?
      - Ага.
      Она садится на койку и я не могу оторваться от ее лица, настолько оно страшно в замотанных бинтах.
      - Что это у тебя с лицом?
      - После взрыва, осколки задели...
      - Шрамы будут?
      - Наверно... Один по кости головы прошел, второй щеку распорол... Оцарапана была вся. Я ведь что пришла. Меня увозят от сюда.
      - Куда?
      - В город. Маманя после этого взрыва так испугалась, что решили переехать жить в другое место. Вот и поедем к брату, там буду учиться.
      - А я чувствую, что надолго к койке буду привязан.
      - Мне тетки в палате говорили о твоей беде. Тебе с дерева швырнуло спиной на тот кол, на котором было предупреждение о минах. А пенсионера Григория судить будут, следователь приезжал, уже дело завели.
      - А нас?
      - Не будут. Маманя говорила, что нас трогать не будут.
      - Когда уедешь?
      - Вот как бинты снимут, отсюда выпишут, так и все...
      - Мне дед Филипп приемник оставил, хочешь послушать.
      Я протягиваю ей коробочку, Варька немного увеличивает звук и мы слышим концерт Моцарта. Девочка из вежливости чуть прослушала несколько пассажей, потом покрутила настройку и не поймав ничего, возвращает приемник мне.
      - Ничего больше нет... Дед Филипп тебе родственником приходился?
      - Да.
      - Маманя говорит, с его смертью, последнее поколение войны ушло. Очень плакала, дед ей в молодости лекарства какие то доставал, спас от инфекции.
      - Дед был самым добрым.
      В палате показалась сестра Аля.
      - Ну ка ты, стрекоза, - зыкнула она на Варьку, - марш к себе. Только не углядишь, уже шашни заводит...
      Девочка обижено встает и идет к двери.
      - Коля, я еще зайду к тебе...
      - Доктор идет, - сообщает мне Аля.
      Доктор входит вместе с Фаиной Александровной, у нее в руке костыли.
      - Ну как ты себя чувствуешь? - спрашивает доктор.
      - Нормально.
      - Врешь, - он бесцеремонно откидывает одеяло и, достав из кармана халата иглу водит ей по ногам. - Чувствуешь?
      - Нет.
      - Значит пора тебе их тренировать. С сегодняшнего дня к тебе будет приходить массажор, а потом вот на этих костылях будешь ковылять до туалета, - доктор кивает на Фаину Александровну. - Неужели тебе приятно лежать в кровати с уткой или горшком?
      - Нет.
      - Я тоже так думаю.
      Он забрасывает одеяло на ноги, Фаина Александровна ставит костыли рядом с тумбочкой.
      - Пора уже, парень, в школу ходить, - продолжает доктор, - занятия начались, а ты сачка давишь.
      Вечером в палате появилась симпатичная девушка и сразу подсела ко мне.
      - Это ты, Коля?
      - Я.
      - Меня звать Наташа, я буду тебя лечить, делать массаж.
      Чего она только со мной не делала и щипала, и крутила мои ноги как хотела, мотая их вверх, вниз, сгибала, разгибала и хлестала ладонями. Лежащий недалеко рабочий взвыл.
      - Наташа, ты бы хоть меня помассировала.
      - У тебя, бугая, только одно на уме...
      - Лишил этот придурок, Федька, меня последней радости спать с бабами, только и остался массаж.
      - Это кто придурок, сам такой, - огрызнулся второй рабочий.
      - Скоро вылечишься и пойдешь к своим бабам, - ухмыляется Наташа, - без массажа знаешь сколько сил накопишь.
      - Тренировка то должна быть.
      - Не порти, мальца, дурак.
      Рабочие угомонились, а Наташа встала с моей кровати.
      - Все в порядке, Коля, завтра с утра приду.
      Прошло еще две недели. Ко мне пришла прощаться Варька. Ей сняли часть бинтов с лица и видно, как розовая запятая шрама навечно застыла на щеке. Голова, еще стянута марлей.
      - Все, я выписываюсь, - сообщает она.
      - А когда уезжаешь?
      - Завтра утром.
      - Напиши мне письмо...
      - Обязательно. Я пойду, а то маманя сердится.
      Она наклонилась над кроватью и поцеловала меня в щеку.
      - Поправляйся, Коля.
      Девочка ушла и тут же один из рабочих прокомментировал.
      - Дурак ты, Колька. Надо было ее обнять, поцеловать как следует, встать на ноги и проводить до выхода.
      - Надо сначала было проводить до двери, а потом нацеловаться, поправляет другой.
      - Если бы ноги шли. Наташа все щиплет, щиплет, а они ни как...
      - А ты попробуй сам, сядь и упрись на ноги.
      Я послушался этого совета, с трудом сел на кровать и спустил ноги на пол. Все равно ничего не чувствую.
      - Давай, давай, смелее, - подначивает рабочий. - Переноси тяжесть на ноги. Если бы я мог подняться, помог бы тебе.
      Я осторожно стал перемещать, стараясь медленно оторвать вдруг потяжелевшую попу от кровати. Ноги не подвластны мне, они подломились в коленках и пришлось спиной рухнуть на одеяло. Но тут я почувствовал, что сползаю... тело все же потеряло равновесие и меня медленно тянет с кровати на пол. С отчаянием цепляюсь руками за одеяло, матрац, стараюсь затормозить движение, даже мысленно приказал ногам напрячься и тут укол боли пронзил ноги и я разжал руки. Тело с шумом рухнуло на пол.
      - Ты как, цел? - слышу голос одного из рабочих.
      - Цел.
      - Классно падал, - комментирует другой. - Придется сестру вызывать.
      Боль в ногах утихла и медленно спадает напряжение, но я вдруг почувствовал, что могу шевелиться, мои пальчики стали меня слушаться. Я хватаюсь за тумбочку и подтягиваюсь к кровати. Ноги послушно упираются в пол и вскоре я грудью свалился на кровать...
      - Они зашевелились...
      - Ну во... И слава богу. А то я думал, что ты здорово зашибся, замечает рабочий.
      - Вишь, не надо и сестру звать, - поддакивает другой.
      Но все же сестру пришлось звать, я так и не смог залезть на кровать.
      С этого момента, я стал потихонечку шевелить ногами и когда через два часа пришла Наташа делать массаж, сразу выложил.
      - Тетя Наташа, а они уже стали двигаться.
      - Молодец... Ну-ка давай посмотрим. что там у тебя... Да ты, герой... пошевели пальцами, ага.... а ногу согни... Вот умница, давай я тебе сделаю массаж и думаю пора тренировать ноги.
      С этого дня я стал быстро поправлять, сначала на двух костылях, а потом прихрамывая, только с одним, шатался по больнице и даже, одевшись потеплей, удирал на улицу.
      Через три недели за мной пришла мама и стала выписывать из больницы. На прощание доктор, долго щупал меня, а потом сказал.
      - Вот что, дорогой, по молодости все спишется, будешь плясать, прыгать, бегать, а вот потом... не знаю что будет потом и когда, но... удар по позвоночнику может сказаться в твоей жизни...
      - Это очень опасно, доктор? - спросила мама.
      - Никто предсказать не может. Вон, известный спортсмен - врач Дикуль, повредил позвоночник, но до сих пор поднимает на плечах машины. Все теперь зависит от вас, больше занимайтесь спортом, но не перенапрягайтесь.
      - В в школу когда, можно идти?
      - Да хоть завтра.
      - А костыль?
      - Что костыль? Голове он не мешает, учатся головой, а не ногами, увидев мое сморщенное лицо, доктор смилостивился. - Ладно, если пообещаешь мне, что будешь хорошо учится, я тебе выпишу бюллетень на неделю, но не больше.
      - Конечно, он будет хорошо учится, - заверещала мать. - Правда, Коля?
      Я прощаюсь с работягами, моими соседями по палате. Они уже получше себя чувствуют. Один даже сидит на кровати.
      - Прощевай, Колька.
      - Здесь дед, приемник оставил. Можно я его возьму?
      - Конечно, кому нужна ненужная вещь.
      - Ты, Колька, только бросай быстрей костыли, - вторит второй рабочий, привыкнешь, хреново будет.
      - Ладно, до свидания...
      - Прощевай.
      В школу пришел без костыля, хотя побаливала нога, но я храбро ввалился в класс и, под рев товарищей, пробрался к своей парте. Вместо Васьки моим соседом... оказалась девчонка, которую я раньше в поселке не видел. Меня долго хлопали ладонями ребята, поздравляли с возвращением, наконец класс успокоился и тут вошла учительница.
      - Как тебя звать? - тихо спрашиваю соседку.
      - Света.
      - А меня Коля. Как ты здесь очутилась?
      - Мы переехали в поселок. Папу направили сюда.
      - Николай, - тут я услышал голос учительницы. - Я рада тебя видеть, но не мог бы ты потише, мешаешь мне вести урок.
      Света оказалась нормальной девчонкой, без выпендрежа и зазнайства. Правда, почти все парни ухлестывали за ней, писали ей записочки, приставали на перемене, но она всех умело ставила на место. Однажды, после последнего урока, девочка предложила мне пойти к ней домой.
      - У меня дома такая коллекция марок, закачаешься, - хвастала она.
      - Ладно, пошли посмотрим.
      Под завистливые взгляды ребят, мы вышли из школы.
      Переехала семья Светы в дом деда Филиппа, того самого, что умер в больнице. Я вхожу в сени и не узнаю их. Здесь провели основательный ремонт, зашив стены вагонкой и выкрасив лаком. Гостиную тоже не узнать, стены ровные, покрытые обоями. Но больше всего меня потряс вид черного пианино, стоящего у окна.
      - Что это? Кто на нем играет?
      - Мама и я.
      - Сыграй что-нибудь.
      Она заколебалась.
      - Дома мама...
      - Ну и что?
      - Сейчас придираться будет, там не так взяла, здесь не ту клавишу надавила.
      - Ну сыграй..
      Светка колеблется, но все же садится за пианино и открывает крышку.
      - Что ты хочешь послушать?
      - Чего-нибудь.
      Она взяла несколько пассажей и заиграла детскую песенку про бегущих пешеходов по луже. Вдруг музыка остановилась.
      - А ты сам то петь умеешь? - спрашивает она меня.
      - Нет, но знаешь, - я заколебался, - давай попробуем, я слушал радио и запомнил несколько песен. Ты только не смейся надо мной, если что не так...
      - Хорошо, что сыграть?
      - Санта Лючие можешь?
      Она уважительно посмотрела на меня.
      - Я ее ни разу не играла. Сейчас попробуем.
      Пошли первые аккорды и тут я почувствовал волнение, по радио ее все время гнали на непонятном мне языке, зато я запомнил эти звуки почти наизусть. И вот осторожно начал...
      Первые звуки были дребезжащие робкие, потом, несмотря на медлительность Светы я потянул уверенней и ровнее. Светка играет и разинув рот смотрит на меня. Этот взгляд меня смущает и я закрыл глаза, вдруг звук стал четче и пошло, как по радио... Я открываю глаза, рядом со Светкой сидит незнакомая симпатичная женщина и уверенно берет клавиши. Хоть я и не знаю перевода слов, но песня берет меня за душу. Такое ощущение будь-то я попал в другое измерение. Исчезла комната, я один на берегу. Передо мною море, дрожащее на закате огромного красного солнца, вокруг необычное тепло и только где то сзади мягко шелестят кипарисы, вытянувшиеся до неба. Но вот пропадает последний дрожащий звук, он растворяется где то в воздухе и очарование пропадает. Я опять в комнате, женщина задумчиво гладит бортик блестящего пианино, потом оглядывается на меня, спрашивает.
      - Ты кто?
      - Николай.
      - Мама, он в школе сидит за одной партой со мной, - тараторит Светка. Пришел недавно...
      - А до этого где учился?
      - В этой же школе. Я запоздал на учебу, был в больнице.
      - Что у тебя болело?
      - Да так... Спина...
      Мне очень не хочется говорить, что я и мои друзья подорвались на мине, воруя яблоки в чужом саду. Женщину этот ответ вполне удовлетворил.
      - Кто тебя учил?
      - Чему? - растерялся я. -В школе все предметы...
      - Я не про это. Кто тебя научил петь по-итальянски?
      - Никто. Я лежал в больнице, радио слушал, все запомнил, что они там... пели...
      - И много ты запомнил таких песен?
      - Не знаю, наверно много.
      - Хорошо, что еще ты можешь спеть?
      - Ну вот эту...
      Я запел по памяти какую то песню, про Сорренто. К моему удивлению, женщина подхватила мотив и стала мне подыгрывать. Странно, но мне кажется у меня глюки. Опять я проваливаюсь в жаркий юг и стоя на перроне вокзала, прощаюсь с красивой девушкой. Умоляю ее о чем то, а та улыбается изумительной улыбкой счастливейшей женщины. Когда мы кончили, мама Светы уставилась на клавиши и молчала.
      - Ну я пойду, - неуверенно сказал я и посмотрел на Свету.
      Та тоже молчала, уставившись на меня огромными глазами так же, как и мать. Отправился к двери, но тут женщина остановила меня.
      - Стой. Ты нотную грамоту знаешь?
      - Нет.
      - Значит все песни запоминаешь?
      - Да.
      - Ладно, иди.
      Так мне марок Светка и не показала. Я поплелся домой, проклятая нога еще к тому же разнылась.
      В школе такой же бедлам, как и всегда. Светки нет и я, усевшись за партой, наблюдал, как петушатся двое моих ровесников по классу.
      - Я те голову оторву, - шипел первый силач в школе, Шурка Соколов.
      - Только попробуй, - гудит молчун Витька Петров, - дотронься.
      Ко мне повернулась девочка Аня с передней парты.
      - Вишь, что творят?
      - Чего это они?
      - Светку не поделили?
      - Как это? Это что, моя соседка?
      - Ну, да. Вчера обещала им обоим свидание вечером и не пришла ни к тому, ни к другому.
      Ребята уже начали толкаться и в воздухе запахло крепкими выражениями и дракой, но тут в класс вошла моя соседка. Девочка смело прошла между драчунами и села рядом со мной.
      - Привет, Коля.
      - Привет.
      В классе наступила тишина. Шурка подскочил к нам.
      - Свет, куда ты делась?
      - Заболела.
      - Я так и думал, - прогудел Петров и пошел к своей парте.
      - Простудилась что ли? - не унимается Шурка.
      - Пусть будет так. Слушай, Шура, у меня сегодня нет настроения говорить. Отвали пока.
      Соколов послушно поплелся к своей парте. В конце первого урока, Светка вдруг прошептала мне.
      - Ты сегодня не можешь часов в шесть вечера зайти к нам.
      - Марки будем смотреть?
      - Нет... Там увидишь. Мама очень просила.
      - Хорошо.
      У дома Светки стоит черная "Волга". Я захожу в комнату и вижу двух незнакомых пожилых людей, одетых, в непривычно для жителей поселка, черные смокинги. Оба сидят на диване и с любопытством смотрят на меня. Светина мама и сама Светка сидят на стульях за столом.
      - Можно?
      - Заходи, Коля, - кивает головой мать Светы. - Вот о нем я говорила вам, -обращается она к незнакомцам.
      - Здравствуйте, - я вошел и робко прижался спиной к дверям.
      Незнакомцы в ответ закивали головами.
      - Здравствуй.
      - Коля, - начала Светина мама, - ты меня извини, но я пригласила сюда своих друзей, чтобы они послушали как ты поешь.
      - Но я же...
      - Я тебя прошу, спой пожалуйста.
      Светка смотрит на меня молящим взглядом.
      - Хорошо.
      Все оживают.
      - Ну что же, время у нас мало, Лидуша, посмотрим, что ты нам за чудо собиралась представить, - говорит самый старший из гостей. - Валерий садись за пианино, подыграй молодому человеку.
      Мужчина подходит к пианино, задирает фалды смокинга и удобно усаживается за стул.
      - Коля, - говорит мне Лидуша, - подойди сюда, спой нам Санту, как вчера.
      Я неуверенно подхожу к пианино и стараюсь не смотреть на людей. Валерий заиграл первые аккорды, я закрыл глаза и запел... Вот оно чудо перевоплощения, я опять в какой-то теплой стране, но здесь не море, а что то похожее на церковь и страдающий бог на кресте, забыл о боли и слушает мягкие звуки плывущие от всего сердца.
      Кончилась песня, стало тихо. Я смотрю на них и не понимаю, почему они так озабоченно смотрят на меня.
      - А что ты еще можешь? - вдруг тихо спросил старший гость.
      - Много чего. Арию Ленского например, потом... Аллелую, еще много арий, только на их языках.
      - Он вчера спел мне Вернись в Сорренто, чисто по-итальянски, - говорит Светина мама.
      - И от куда вы знаете все эти арии? - не унимается гость.
      - Так по радио. Я слушал радио и выучил все песни...
      - Я узнала, - говорит Светина мама, - он несколько месяцев лежал в больнице и кроме радио там ничего не слышал.
      - Ладно, спойте, молодой человек, песню - Вернись в Сорренто.
      Опять заиграл на пианино Валерий и я начал петь... И все же со мной что то не то. С первыми звуками исчезает реальный мир, я где-то там..., в непонятных местах, где все красиво и прекрасно. Здесь все, море, катера, красивые девушки и тоска по настоящей любви. Пропали последние звуки и я просыпаюсь, вижу, что-то не то... опять молчат.
      - Я еще могу, вот эту...
      Затянул, как мне объяснило радио, отрывок из чего то, композитора со смешной фамилией - Лист. Правда там пел тонкий женский голос, но для меня это не имело значения... Робкий, переливающийся голос вел меня по аллеям парка, желтые листья клена, раскачиваясь, медленно плыли по воздуху, приближаясь к земле и только тоска разрывала сердце, может по любимому человеку, а может от одиночества... Кончил последние аккорды, переливом голоса...
      После минутного молчания, Валерий вдруг сказал первую фразу.
      - Юрий Иванович, я не нашел ни единой ошибки.
      - Не ошибках дело. Здесь какое то колдовство. Я не понимаю, что происходит, но такое ощущение будь-то мы в волшебном замке. Так нормальные люди е поют. - он как то ушел в себя т вдруг обратился к Светиной мама. - Он же даже нотной грамоты не знает. Так, Лидуша?
      - Так.
      - Вот видишь, а Листа спел на одном слухе. Я думаю что на сегодня хватит, нам еще в город возвращаться. Ты не зря сорвала нас с концерта, Лидуша, не зря...
      - Может поедите?
      - Нет, нет. Собирайся, Валерий, поехали, до города долго добираться.
      - А что же с ним? - женщина кивает на меня.
      - Его надо убирать от сюда. Как можно быстрей направить в музыкальную школу, консерваторию, куда угодно, только чтобы не гнил здесь. Сколько тебе лет? - вдруг обратился он ко мне.
      - Шестнадцать.
      - Странно. По идее голос должен изменится, а он поет как... будь-то уже переболел... Раньше пел?
      - Нет.
      - Совсем удивительно. До свидания, Лидуша. Светочка, пока, ты уж такая стала большой, красивой, видно скоро выйдешь за муж.
      - Побойся Бога, Юра, - возмутилась мать Светки.
      - Ладно, ладно. До свидания, молодой человек, думаю, что мы еще с вами встретимся.
      Гости уходят, Светина мать села на диван и задумалась. Дочка тоже присела к ней и смотрит на меня внимательным взглядом.
      - Коля, - вдруг говорит мне женщина, - тебе надо учиться музыкальной грамоте. Если хочешь, я тебе помогу. Мы будем заниматься... вот здесь... дома.
      - Я... не знаю.
      - Ну чего ты, Колька, - вступает в разговор Света, - соглашайся. Я с тобой помимо этого буду заниматься по всем школьным предметам. Ты так отстал за время болезни, что без посторонней помощи просто не осилишь программу.
      Со школой у меня действительно не все гладко, хоть и пытаюсь, но пока никак. Не от того, что тупой и память хорошая, просто не очень хочется грызть науки, к которым совсем не тянет.
      - Ну... в общем, я буду приходить.
      - Вот и отлично. Светочка, накрывай на стол, мы это дело отметим.
      В школе, после того, как я зачастил к Светке, парни стали на меня смотреть косо, а Шурка Соколов просто стал изводить, издеваться и придираться по всякому случаю. Однажды перед Новым Годом между нами возник крупный конфликт.
      - Эй, криволапый, - кривит рот Шурка, - говорят, ты сегодня танцевать будешь. Не забудь одну ногу в карман спрятать, а то она мешать будет.
      Сегодня у нас новогодний вечер. В актовом зале школы будет концерт. В огромную афишу, по настоянию Светиной мамы, занесли мою фамилию. Вот теперь этот хмырь и издевается.
      - Не беспокойся, в отличии от некоторых, которым всегда что то мешает, у меня будет все в порядке.
      - На что ты намекаешь, клизма?
      - Мальчики, - это голос Светки. И откуда она только взялась, прекратите. Не хватало вам перед концертом испортить физиономии друг другу.
      - Так и быть, я ему испорчу рожу после концерта, - хмыкает Шурка.
      - Это мы еще посмотрим, кто кому, - отвечаю я.
      Светка хватает меня за руку и тащит в коридор.
      - Прекрати, тебе надо сосредоточиться и не волноваться.
      - А чего он...
      - Тс...
      Она пальцем зажимает мне рот и как то странно смотрит на меня.
      - Ты чего?
      - Успокойся, - в коридоре показались учителя, она оторвала от лица палец. - Пошли в класс и больше ни звука.
      Зал забит жителями поселка, школьниками и гостями. Среди гостей я заметил тех мужчин, что прослушивали меня у Светы дома. Начался концерт со школьной самодеятельности. Танцевальная группа "Арго" под магнитофон станцевала на пыльной сцене свой номер, сыграл концерт Паганини на скрипке Миша Хейфец, спел пару песен школьный хор и вот объявили меня.
      - А сейчас, - говорит Маша Лаврова, ведущая концерта, - исполнит итальянскую песню Санта Лючия ученик десятого класса Николай...
      Под жидкие хлопки, Света выталкивает меня на сцену. За роялем уже копошится Светина мама. Она смотрит на меня и приветливо кивает головой. Мне страшно смотреть в зал и поэтому, как и в те разы, закрываю глаза. Пошли первые аккорды и я запел.
      Вот оно непонятное чувство, пропал зал, неслышно поскрипывание кресел, кашель и шепот детей и взрослых. Только я и голубое небо с необычно белыми облаками. Вдруг надо мной появляется необычное сияние, оно расплывается кругами и головка женщины, с накинутым платком, серьезно смотрит на меня. И вдруг она начинает исчезать и мне хочется... плакать.
      В зале бурные аплодисменты. Маша Лаврова пытается всех успокоить.
      - Тише, Коля споет вам еще. Вы не поверите, но известную песню, Алябьева Соловей, споет не женский голос, а ученик нашей школы...
      Опять аплодисменты. Я запел и почувствовал необыкновенную тишину, переливы звука радостно заполнили все пространство, запели и зазвенели в углах зала бархатными колокольчиками. Когда кончил, то увидел, что зрители сидят неподвижно, слышно только поскрипывание какого то стула, вдруг вскочил со своего места Валерий, тот что прослушивал меня у Светы и играл на пианино, он бешено забил в ладони. Вот тут зал взорвался. Долго Лаврова пыталась его успокоить и когда добилась этого сказала.
      - У нас времени мало, еще надо прослушать много участников концерта, сейчас еще одна песня, знаменитого композитора Листа, Сольвеиг...
      Опять аплодисменты и вот Светина мама начинает играть. Я опять закрываю глаза. Мне кажется это прекрасная мелодия Севера, звучит как непрерывное перемигивание радужного света в кристаллах льда. Я тяну звуки и хрупкие льдинки звенят, отдаваясь эхом в просторном гроте волшебной сказки.
      Кончились последние звуки и... опять тихо. Я открыл глаза, первые ряды почетных граждан и учителей застыли в своих позах, будь-то их приморозил холод. Ученики смотрели на меня с изумлением, словно увидели впервые. Прошла минута и какой-то маленький мальчишка, первый хлопнул в ладоши и тут зал взорвался. Я поклонился и пошел за кулисы. Светка первая встретила меня и бросилась на шею. Она уткнулась мне в плечо и я почувствовал мокроту рубашки.
      - Ты чего?
      Зал ревел. Девчонка оторвала голову и я увидел на ее глазах слезы.
      - Ничего. Иди, поклонись людям.
      Возвращаюсь на сцену и кланяюсь хлопающим зрителям. Пять раз выходил под невообразимые аплодисменты. Маша Лаврова с трудом успокоила всех и продолжила концерт. Светка увела меня в коридор.
      - Мама просила, чтобы ты никуда не уходил.
      И тут девушка меня поцеловала. Я ей робко ответил. Хлопнула в коридоре дверь, мы отпрянули друг от друга. Появилась Светина мама, с ней были ее знакомые Юрий, Валерий, пожилая женщина в нелепом наряде старых дам и старик с необычно белыми волосами.
      - Вот он, - Светина мама гордо представила меня всем.
      - Так вот вы какой, - пожилая женщина вцепилась в мою руку, - Вы чудовищно талантливы, Коля. Юра, почему он здесь? - она повернула голову к мужчинам. - Валерий, и ты, зная, что этот мальчик гниет в этой дыре, ничего не сделал, чтобы вытащить его от сюда. Что с тобой?
      - Алла Васильевна, я постараюсь его вытащить... Он скоро кончит учится в этой школе и мы поможем ему без экзаменов устроиться в каком-нибудь музыкальном учебном заведении.
      - Плохо стараешься. Георгий, - теперь поворот головы к старику, сделай что-нибудь. Ты же понимаешь, что здесь этому парню делать нечего, после десятого класса он сгниет здесь.
      - Да, Аллочка, после того, что я услышал, постараюсь ему помочь.
      - Что же это делается? Мы учим всякую серость петь, а талант должен гнить. Этому не бывать. К новому началу учебного года, я разнесу министерство культуры, а эту поганку Эльвиру доведу до истерики, поверьте, но место без вступительных экзаменов, они найдут. Только я всегда удивляюсь, почему именно я должна это делать. Вы на что?
      - Мы вас для этого и привезли сюда...
      - Ага... Хитрецы, сами не могли, так сразу тащите меня. Ладно уж, ради этого мальчика пойду на все.
      Кончился концерт, старшие понемногу начали расходится, мальчики стали сдвигать стулья к стенкам, освобождая место для танцев, а я уже имел кучу поклонниц. Часть сумасшедших девочек с нашей школы окружили меня, все выражали восторг, поздравляли, дергали и даже предлагали потанцевать. Света выбралась из этой толпы и побежала по коридору вглубь школы. Вскоре она вернулась с нашей учительницей и та принялась меня спасать.
      - Девочки, хватит, - она бесцеремонно растолкала всех. - Коля, выйди на улицу, там попрощайся с гостями, которые ради тебя приехали к нам в поселок. Кратко, я тоже хочу выразить свое отношение к тому, что услышала. Я поражена, ты достал меня до сердца, пришлось даже всплакнуть. Давай теперь иди, да оденься потеплее, а вы, красавицы, куда? Коле надо простится с гостями, а вы то причем.
      Своим крупным телом она почти останавливает разочарованную девичью толпу. Света толкает меня к выходу.
      - Скорей, они уезжают.
      На улице очень холодно. У больших глыб снежного вала, вывороченного грейдером, стояли несколько легковых машин. Я прощаюсь с каждым гостем за руку. Алла Васильевна, похлопала пальцами по моей щеке.
      - Вот что, мальчик, приезжай обязательно в город. Я жду. А вы, милочка, - обратилась тут она к Светиной маме, - сделайте все, чтобы дать ему азы музыкальной грамоты, а также подготовьте родителей, чтобы не препятствовали выезду.
      - Постараюсь, Алла Васильевна.
      - Ну и хорошо. Георгий ты где? Уже в машине? Поехали.
      Гости разъезжаются. Светина мама ежится от холода.
      - Света, ты останешься на танцах?
      - Да, мам.
      - Я, пожалуй пойду домой. Постарайся не приходить поздно.
      Женщина идет по заснеженной улице и только ее силуэт исчезает за углом дома, Светка толкнула меня в плечо.
      - Колька, может не пойдем на танцы, пошли куда-нибудь.
      Я уже получил поцелуй этой удивительной девчонки и теперь в преддверии новых событий, киваю головой.
      - Пошли, только холодно... Постой, а может ко мне, мама во вторую смену...
      - Когда она приходит?
      - В одиннадцать.
      Это был потрясающий вечер. Мы целовались на диване. Она мужественно вытерпела, когда ее крепко обнимал или мял крепкое девичье тело. Выдержала и тот момент, когда оголил ей грудь и нежно целовал ее в светлый бугорок. Встряхнулась Светка лишь тогда, когда ходики отстучали половину одиннадцатого.
      - Коля, мне пора домой. Сейчас твоя мама придет.
      - Ну еще десять минут.
      - Нет, уже очень поздно, мама рассердится и потом, я плохо выгляжу, надо еще успеть привести себя в порядок.
      Девочка решительно отталкивает меня и начинает натягивать бюстгальтер.
      Я проводил Светку до дома и пошел обратно в свою хату. Мама уже дома, она не спала, сидела за столом в горнице, в ночной рубашке, прикрывшись пледом.
      - Как вечер? - спросила она.
      - Нормально.
      - Говорят, ты сегодня удивительно пел.
      - Да, мама, но кто говорил, ты же была на работе.
      - Встретила соседку, что была на концерте. Что же нам делать дальше, сынок?
      - Ты о чем, мама?
      - Мне предлагают отправить тебя в город, учится.
      - Может так и надо...
      - Не знаю. Ты приедешь, в незнакомый город, к незнакомым людям, будешь долго ко всему привыкать...
      - Эти мужчины и женщины, что приезжали меня слушать, говорили, что мне будут предоставлены все условия.
      - Это другая жизнь, то что они говорили, на самом деле не все будет так.
      - Ты хочешь сказать, что меня не выучат ни чему?
      - Нет, я думаю, что может быть чему - нибудь и научат, но... голос может быть невечным. Наш доктор говорил мне, что в дальнейшем твое здоровье может пошатнуться, если ты не будешь соблюдать режим и беречь себя.
      - Ты что-нибудь знаешь? Что же все таки предсказал доктор?
      - Это знает только бог. Увы, доктор сделал все что мог, дальше...
      - Может мы будем надеяться на лучшее.
      - Может будем.
      - Тогда я поеду?
      - Хорошо, доживем до лета, там посмотрим.
      На следующий день у школы меня встретил Шурка Соколов.
      - Колька, привет, - поздоровался он.
      - Привет, Шура.
      - Это... Знаешь, что... Ты прости меня, за то что тогда... Ну в общем, давай мир...
      - Давай.
      Мы пожали друг другу руки.
      - Если кто к тебе теперь полезет, ты мне только намекни, я шею быстро сверну.
      - Спасибо, Шура, я и сам могу за себя постоять.
      - Все равно, если надо, помогу. Я ведь что, Светка красивая девчонка, но раз выбрала тебя, значит тому и быть.
      - Хорошо, Шура, ты сильный мужик.
      Я почувствовал, как изменила свое мнение школа обо мне. Учителя стали ласковее и добрее, у девчонок я был кумиром, у парней появилось больше зависти и уважения. Светка после этого нового года, как то стала взрослей. Она по прежнему, серьезно занималась со мной по школьной программе, но уединятся мы стали реже. Зато Светина мама драла с меня десять шкур за нотную грамоту и пожалуй, благодаря ей, я мог петь по нотам.
      - Коля, - говорила она, - у тебя божий дар не только с голосом, правильным дыханием, но с твоей памятью и слухом. Я просто поражаюсь, как ты можешь с первого раза запомнить слова и музыку.
      - Я и сам не знаю. Дед Филипп, что жил здесь раньше, говорил мне, что были в войну точно такие же случаи. Один такой, как он помнит, это было с гранатой, она разорвалась рядом с парнем. Ни осколочком не задело бедолагу, даже не контузило, зато после этого взрыва он не мог заснуть. До конца своей жизни так и не спал. Может я тоже получил какое то отклонение.
      - Может быть. Я тебе советую, как приедешь в город, сходи к врачу, пусть тебя посмотрит.
      - Хорошо.
      - А теперь пойдем дальше, ты сейчас по нотам, без музыки, спой русскую народную песнь про горе - горькое, которое шлялось по свету, - она вдруг улыбнулась мне. - На ноты. Давай.
      Я запел и почувствовал, как захватывают слова, сливаясь с чувствами и внутренней звучащей музыки. У меня самого на душе стало тоскливо и хотелось чуть ли не плакать. Я слушал сам себя и звуки лились от сердца. Песня закончилась и на последней ноте я сам чуть не прослезился. Посмотрел на Светкину мать, та отвернулась к окну и ни слова, сама Светка, разинув рот, глядела на меня неподвижным взглядом мраморной Дианы. Тишина такая, что слышно, как ходики настенных часов стонут металлом, сжимающейся и разжимающейся пружины. Но вот Светкина мама развернулась, глаза наполнены влагой.
      - Я... никогда не слышала такого... Ты вкладываешь в песню слишком сильно свою душу. С ужасом думаю..., хватит ли тебя надолго с таким исполнением...
      Очнулась Светка. Она подошла ко мне, поцеловала в щеку и выскочила из комнаты.
      - Чего это она?
      - Это знак благодарности.
      - Я могу идти домой?
      - Иди.
      Восьмого Марта меня попросили спеть на концерте в школе. Я уже было согласился, но тут моя мама попала в больницу. Она переохладилась на прессовочном участке в цеху и заболела пневмонией. Тот самый доктор, что лечил меня, не смотрел мне в глаза.
      - Ей, лучше? - спросил я.
      - Коля, я бы не хотел тебя расстраивать, но твоей маме плохо. Дело не в пневмонии, а в ее сердце. Всю жизнь она трудилась на этой фабрике, на тяжелой и грязной работе и естественно, надорвалась. Я конечно, надеюсь на лучшее...
      - Мне к ней можно?
      - Да, пройди.
      Мама лежит на койке у окна. Красное, мокрое лицо смотрело на меня безумным взглядом.
      - Валя, - бормотала она, - Валя, это ты?
      - Она не узнает тебя, - говорит мне сестра Аля, - уже без памяти почти сутки.
      - Мама, - зову ее, - мама...
      Взгляд на мгновение стал сосредоточенным.
      - Колька..., ой... Дома все... - и тут опять, язык безумия коснулся мозга, - Возьми меня Валя...
      - Кто это - Валя? - спросила Аля.
      - Это наш папа, он погиб лет десять назад.
      - Прости. Коля, ты лучше посиди в приемной, я должна ее протереть и вколоть укол. Потом тебя позову, когда ей будет получше.
      Я пошел в приемный покой, сел на диван. Стрелки на больших часах начали свой нудный перескок с деления на деление. Меня никто не звал...
      Проснулся от того, что трясли за плечо. Рядом стояла Света и ее мама.
      - Коля, пошли домой, - просит Светина мама.
      - А мама? Что с ней?
      - Мамы больше нет. Она умерла.
      Я тупо уставился в пол, сердце сжалось и слезы сами предательски потекли по щекам.
      - Я... ее могу... увидеть?
      - Нет, этого не надо. Ее уже увезли...
      Я поднялся с дивана и медленно пошел к дверям на улицу. Что же делать, мамы больше нет.
      - Может ты пойдешь к нам? - слышу голос Светиной мамы.
      - Нет, я пойду домой.
      Мы все так втроем и дошли до моего дома.
      - Мама, ты иди к себе, - вдруг говорит Света, - я посижу с Колей.
      - Хорошо.
      Дома пусто и тихо. Я сел на лавочку, даже не сняв куртки и опрокинул голову на стенку. Света пошла на кухоньку и загремела там посудой. Через минут двадцать она вышла.
      - Коля, я там тебе чай приготовила и бутерброды.
      - Спасибо.
      Света села рядом и я уронил голову к ней на колени. Она пальцами гладит мои волосы.
      - Поплачь, может тебе легче будет.
      Маму похоронили и я начал чувствовать нехватку денег. Мне не хотелось жить на иждивении семьи Светы, поэтому я пошел наниматься на работу в отдел кадров фабрики, где трудилась мама. Кадровик мне знаком, в поселке все знают друг друга. Дядя Федор курил большую изогнутую трубку и с усмешкой смотрел на меня.
      - Наниматься пришел?
      - Да.
      - Ничего не выйдет. Ты еще малолетка.
      - Но мне нужно жить дальше...
      - А... Это другое дело. Руководство фабрики решило помочь тебе. До восемнадцати лет тебе будут выплачивать деньги в сумме, по среднему от заработной платы матери, из кассы предприятия. А вот после..., если сможешь конечно, прошу, приходи на работу.
      - Как же так, - растерялся я, - ведь я же ничего не делаю...
      - Ты учись. Мне уже говорили, что замечательно поешь. До твоего появления, сюда приходило много людей, ходатайствовали за тебя. Вот и пой дальше.
      - Спасибо, дядя Федор.
      - То-то, давай вали в школу. И запомни, касса у нас работает два раза в месяц 11 и 26. В списки ты занесен.
      - До свидания.
      - Иди-иди. А то смех, работать пришел... Моя жена ревела когда он пел, целую неделю ходила как помешанная, так была под впечатлением, а я после этого его с гидрантом поставлю, торф разбивать.
      В Мае начались выпускные экзамены. Вместе со Светой мы готовимся к математике. Она сидит напротив меня и не дает мне отвлекаться.
      - Колька, сиди спокойно, не смотри в окно.
      - Света, куда же ты после школы...?
      - В педагогический.
      - Значит вместе в город поедем?
      - Не знаю. Мне же надо сдавать туда вступительные экзамены, а вдруг я провалюсь.
      - Разве музыкальное училище тебя не устраивает? Ты же хорошо играешь на пианино.
      - Нет. Я как то оценила себя по новому и поняла, что бездарь. Опять ты меня отвлекаешь, учи теорему дальше.
      В комнате наступает тишина, я добросовестно изучаю теоремы. Моя хорошая память позволяет мне это сделать быстро, почти с одного раза.
      - Света, а где ты в городе остановишься?
      Она в сердцах бросает ручку.
      - Если ты сейчас не угомонишься, я уйду в другую комнату.
      Опять по ушам бьют ходики.
      Экзамены сданы. Мы окончили школу. После получения аттестатов, я утащил Светку на берег реки, где мы выпили бутылку вина и развалившись на теплой траве, болтали все, что не придет в голову.
      - Я в Июле еду сдавать вступительные экзамены, - говорит Светка, щурясь на солнце.
      - А где устроишься жить?
      - Мама договорилась с одной из знакомых женщин в поселке, что я пока поживу у ее родственницы. Они раньше жили здесь. Может быть ты знаешь девочку, она вроде училась с тобой. Ее звали Варей.
      - Варька? Да мы же с ней вместе лежали в больнице... ну... при том событии...
      - Она тогда в саду была вместе с тобой?
      - Да.
      - Вот я к ней и поеду. Женщина уже позвонила к ним и договорились, так что раскладушку мне поставят.
      - Передай Варьке большой привет от меня.
      - Передам. А вы с Варькой... целовались?
      - Нет. У нее были хорошие отношения с Васей.
      - Это который погиб?
      - Да.
      - Сдам экзамены, мы с тобой вместе поедем в город и будем в разных общежитиях. Будешь приходить ко мне?
      - А ты, разве ты не будешь приходить ко мне?
      - Приду, дурачок, конечно приду..
      - Я забыл тебе сказать, но из города мне пришло официальное письмо, где меня приглашают на первый курс консерватории без экзаменов с предоставлением общежития.
      - Да что ты говоришь? И ты молчал все это время.
      Возмущенная Светка наваливается на меня и бьет кулачком в грудь.
      - Но мы же сдавали...
      - Ах, мы сдавали.
      Еще один больной щипок. И тут межу нами вспыхнуло какое то необычное волнение. Светка застыла на мне и медленно, медленно опустила голову, мы поцеловались, потом еще раз. Я обхватил ее плечики и прижал к себе. Мы опять поцеловались и тут я... перевернулся. Светка оказалась подо мной, на траве. Я встал на колени, запустил руки девушке под платье и стал медленно сдергивать трусы. Она помогла мне, чуть приподняв таз.
      Эти дни, были пьянящими днями любви. Мы занимались любовью в лесу, у речки, у меня дома, у нее дома. Светина мама все понимала и смотрела на нас, как на родных детей. Месяц пролетел незаметно и вот Света засобиралась в город.
      На автобусе, мы доехали до железнодорожной станции и стали ждать электричку.
      - Не вздумай только обидеть мою маму, - говорит мне она.
      - Почему я должен ее обижать?
      - Не обходи ее вниманием. Все таки заходи иногда к ней в дом.
      - Постараюсь, но заходить мне к ней придется редко. Я наверно наймусь на работу в соседний совхоз...
      - Все равно заходи.
      - Вон твоя электричка.
      Светка обняла меня и мы при всех поцеловались.
      - Приезжай быстрей, - прошу ее.
      - Как сдам экзамены, сразу же прикачу. Я же там умру без тебя.
      - Лучше не умирай...
      Электричка с противным визгом остановилась у платформы. Я помог ей закинуть чемодан в дверь.
      - Пока, буду ждать.
      Двери захлопнулись и мне показалась, что Светка чуть ли не плачет.
      Чтобы немного подзаработать денег, я устроился в бригаду по заготовке сена, целыми днями, гоняясь по полям с вилами и косой. Единственный нерабочий, свободный день, когда на улице непогода. Вот и сегодня на улице дождь, а я дома валяюсь на кровати и чувствую дикую боль в спине. Она пришла ко мне ночью, когда спал. С трудом собрался, накрыл себя плащом и поковылял под струями воды в сторону больницы.
      Доктор был свободен и принял меня сразу.
      - Ну, что у тебя?
      - Мне больно спину.
      - Ложись, - он кивает на топчан.
      С трудом валюсь на простынь и чувствую, что уже наверно не смогу встать. Доктор тщательно меня обследовал.
      - Чем ты занимался последнее время? - спросил он.
      - Работал.
      - Понимаю что работал, но меня интересует, что ты делал на работе?
      - Косил травы, собирал стога.
      - Вот теперь ясно.
      - Мне пока ничего не ясно.
      - Видишь ли, Коля, это первый звоночек. Тебе перегружаться нельзя. Физическая нагрузка подействовала на травмированный позвонок. Ты вообще не должен носить тяжести. Максимально, что ты теперь можешь поднять это четыре-пять килограмм.
      - Неужели это мне на всю жизнь?
      - Не знаю, не могу сейчас что-либо сказать, но знаю только одно, ты должен быть все время под наблюдением врачей.
      - Дайте чего-нибудь обезболивающее?
      - Дадим, сделаем пару уколов. Я думаю, мы тебя положим в больницу. Тебе нужен уход, небольшое лечение и немного отлежаться.
      - А петь я смогу?
      - Петь? Причем здесь... Конечно- конечно, петь то ты наверно сможешь. Сейчас мы тебя в палату. - он подошел к двери, приоткрыл ее и рявкнул. Фаина, каталку сюда.
      Вот черт, опять больница.
      Похоже весь поселок сразу же узнал, что я заболел. Первой прибежала Светина мать. Она подтащила стул к кровати и присела.
      - Как ты? - спросила она.
      - Нормально.
      - Зачем ты поперся работать, что тебе денег мало?
      - Мало. Надо было купить костюм, пальто, обувь, ведь в город же еду. Там все нормально одеваются. Я не хочу быть белой вороной среди них.
      - Я бы тебе сама все купила.
      - Зачем же, я все таки... мужчина.
      - Конечно. Из-за своих дурацких амбиций, чуть не загубил себя.
      - Можно попросить вас. Не сообщайте Свете, что я в больнице. Думаю к тому времени, когда она вернется, я уже буду на ногах. Пусть спокойно сдает экзамены.
      И тут она смягчилась. Наклонилась и поцеловала меня в щеку.
      - Какие же вы еще дети. Что-нибудь тебе принести?
      - Если можно и вас не затруднит. У меня дома на столе лежит небольшой радио приемник, он мне случайно достался от родственника. Принесите его мне сюда. Когда я лежал здесь раньше, он помогал мне скоротать скуку.
      - Хорошо, я сегодня же это сделаю. Побыстрей поправляйся, ты нам нужен.
      Шурка Соколов и Витька Петров приперлись с большой корзиной яблок.
      - Привет, Колян. Смотри, что мы принесли.
      - Где это свистнули?
      - Неужто не догадался. В саду у пенсионера Григория.
      Мне ли не знать этот сад. Я же там на мине подорвался. Деда Григория зимой судили и... отправили в дом престарелых. Что взять с помешавшегося старика? Сад теперь остался без присмотра.
      - Ни как Белый налив?
      - Он самый. Самый ранний сорт. Яблочки уже налились.
      Ребята плюхаются на противоположную пустую койку.
      - Мы же пришли с тобой попрощаться, - говорит Шурка Соколов.
      - Чего так?
      - Я поступаю в танковое училище, а вот Витька покатит в Ленинград, поступать в Дзержинку. Хочет быть капитаном.
      - Правильно делает. Какие же вы молодцы, ребята.
      - Ты давай быстрей поправляйся. Хорошо бы нам встретится через пять лет. Представляешь, мы приедем в Москву, в Большой театр, а там ты, будешь петь главные роли. Небось, нас даже за кулисы не пустишь...
      - Да ладно вам. Зато через сорок лет вы будете генералами и лихо меня отметелите за грехи молодости...
      - К стати о грехах... Передай большой привет Светке. Классная девочка.
      - Передам.
      Я бы еще поговорил с ребятами, но в палату ввалилась сестра Аля, толкая перед собой столик.
      - А ну, мальчики, кыш от сюда, сейчас у нас процедуры.
      Будущие генералы трусливо сбежали перед напором медицинской сестры.
      После обеда в гости пришел дядя Федя, начальник отдела кадров фабрики.
      - Николай, ты нехорошо поступаешь..., - сразу начал он, доставая из кармана свою вонючую трубку.
      - В чем дело, дядя Федор?
      - Что тебе денег было мало? Представляешь, теперь поселок бурлит, говорит, что мы загубили парня.
      - Да нет, все в порядке.
      Дядя Федор садится на стул и тут же начинает зажигать трубку. Первые клубы табачного дыма поползли к потолку.
      - Директор предприятия вызвал меня сегодня, дал нагоняй. Потребовал обеспечить нормальной стипендией на все пять лет учебы.
      - Спасибо, дядя Федор.
      - Спасибо, так просто не отделаешься. Мы хотим тебя обеспечить стипендией, а не деньгами на лекарство. Поэтому наше требование одно. Как врач говорит, чтобы не работал на тяжелых работах. Тебе бог дал голос, вот и пой. Понятно.
      На мое счастье в палату входит доктор с сестрой.
      - Это что такое? - доктор возмущенно глядит на дядю Федора. - Федор Иванович, вы же в больнице, а не кабаке. Сейчас же бросьте курить.
      - А чего я? Машинально затянулся, извините.
      Начальник отдела кадров, пальцами придавливает в трубке табак. Когда дым исчез, дядя Федор вытаскивает из кармана тряпочку, аккуратно заворачивает трубку и прячет в галифе.
      - Дымища, - ворчит врач, - сестра, откройте окна проветрите помещение. Федор Иванович, ну как же так, пришли в гости к некурящему молодому человеку и принялись его травить.
      - Все- все, я ухожу. До свидания, Николай и смотри, мы договорились...
      Уже неделю в больнице. Сегодня выписка. Сижу в кабинете врача и слушаю последние наставления.
      - В твоей беде, Коля, никто не поможет, кроме тебя. Ты должен беречь себя, не поддаваться эмоциям, не нагружать свой организм, не падать, не драться...
      - Простите, доктор, а мне любить - то девушек можно?
      - Девушек? А..., ну да-да... Можно.
      - А водку пить?
      - В разумных пределах. Курить не советую. Певцам легкие засорять нельзя. Ты меня не перебивай, слушай, что буду говорить. Зимой побольше потребляй витаминов, прямо в аптеке покупай, а летом - овощи, фрукты, больше зелени, особенно сельдерея...
      - Почему именно сельдерея?
      - Мужикам это надо для крепости. Что тебе еще посоветовать? В общем, учись и старайся поменьше валятся в больницах.
      До чего удивительные у нас в поселке люди. Все они разные, есть трудяги, лентяи, алкоголики, вообще хорошие, замечательные мужчины и женщины и все они, зная друг о друге все, дружно приходят и стараются помочь в нужную минуту человеку, попавшему в беду.
      - Спасибо, доктор.
      В доме у меня все прибрано, кругом явно не мужской порядок. Холодильник забит продуктам. Наверно постаралась Светина мама. Я отварил пельмени, заварил чай и пообедав, заваливаюсь на койку...
      Проснулся от того, что меня кто то трясет. Открываю глаза.
      - Света...
      Она сидит рядом со мной и... слезы крошечными паровозиками мчаться по ее щекам.
      - Света... Ты здесь? Ты же должна сдавать экзамены?
      - Я завалила.
      И тут она зарыдала. Я обхватил ее за плечи и притянул у себе.
      - Успокойся, с кем не бывает.
      - Но почему именно со мной?
      - Не получилось здесь, получится в другом месте, в конце концов, в следующем году поступишь.
      - Легко сказать, а если не поступлю и в следующем году?
      - Значит тебе надо поступать в другое место. Почему именно педагогический, а не университет?
      - Я туда уже опоздала...
      И опять рев. Долго ее успокаивал, пока она не затихла в моих объятиях. Ну вот, кругом одни неприятности.
      Вечером мы собрались на совет в доме Светы. Пока Светина мама, готовит нам чай на кухне, мы делимся впечатлениями, что с нами было за время разлуки.
      - Тебе Варька понравилась? - спрашиваю я.
      - Отличная девчонка. Мы с ней сразу подружились. Она все расспрашивала о тебе. Была потрясена, когда узнала, что ты поешь.
      - У нее на щеке так и остался шрамчик?
      - Остался. Конечно, это ее не красит, но от ее обаяния, все всегда в шоке. Парни прямо так к ней и льнут.
      - Она тебя куда-нибудь по музеям, театрам, водила?
      - Нет. Некогда было. Я все время готовилась к экзаменам, уже сдала литературу, физику, химию, а вот на устной математике засыпалась.
      - А Варька поступила куда-нибудь?
      - Она то, поступила. На иняз в университет. А как ты здесь? Ни с кем не загулял?
      - Нет, еще не успел.
      - Я тебе покажу, не успел.
      Она шутливо грозит кулачком.
      - Твоя мама меня опекала.
      - Мама у меня прелесть.
      В комнату входит мама Светы с подносом, на котором кружки с чаем и бутерброды.
      - Так, дети, сейчас попьем чайку.
      Разбираем кружки и поудобней рассаживаемся по стульям вокруг стола.
      - Света, так что ты предполагаешь делать дальше? - начинает серьезный разговор ее мама.
      - Я пойду работать.
      - Куда? Кто тебя возьмет без специальности?
      - Ну, не знаю, еще не решила, но куда-нибудь пойду.
      - Свете еще не поздно поступить в ВУЗ, - подсказываю я. - На вечерний и заочные факультеты можно сдать экзамены и попозже.
      - Да, но туда берут, если есть справка о работе.
      - Может ей переехать в город, там устроится на работу и учебу. Зачем терять лишний год.
      В комнатке тишина. Они обдумывают мое предложение.
      - Вообще-то заманчиво, - говорит мать. - Здесь, в поселке, можно устроится только на фабрику или продавщицей и то если есть место, а там... вполне можно устроиться. У меня друзей к городе осталось много, они помогут.
      - А жить где? - спрашивает ее Света.
      - Пожалуй, я завтра поеду в город, поговорю кое с кем и разведаю обстановку.
      - Ты у меня прелесть, мамочка. Чтобы мы без тебя делали?
      - Подлиза.
      - Наоборот, вон, Колька говорит, что без меня ты ухаживала за ним...
      Мама Светы вопросительно смотрит на меня. Я ей подмигиваю.
      - Ну, да, - подтверждаю я вместо мамы, - вон как у меня в доме все чисто, не голодно. Впрочем, раз мы все решили, хотите, я вам чего-нибудь спою. Мне удалось разучить несколько новых арий и песен.
      - Спой.
      - А не могли бы вы подыграть?
      Светина мама садится за рояль. Я запел арию из Майской ночи. Звуки музыки вплелись в голос и как в предыдущие выступления, в разум вошел в другой мир, кругом все преобразилось и красивая украинская девушка в национальном наряде, прижалась к моей спине. Я ласкаю ее переливами голоса, нежно шепчу слова любви. Еще немного и мы взорвемся необычной страстью, слившись с окружающим миром. Но вот последний звук растворился в воздухе и я прихожу в себя. Света смотрит на меня, как на идола, восхищенными глазами, ее мама, повернула голову и положив руки на клавиши, застыла как сфинкс. Минута проходит в молчании.
      - Вы чего? - первый не выдерживаю я.
      Они приходят в себя.
      - Когда ты успел...? - проглотила слюну Света. - Когда ты ее выучил?
      - По радио слушал.
      - Трудно тебе будет в консерватории, - замечает Светина мать, - если они тебя задолбают канонами правильной музыки, может получиться не то.
      - Хотите сказать, что я неправильно пою?
      - Все правильно, но на сцене играют и поют, а ты еще к этому отдаешь сердце и душу.
      Она не стала больше ничего объяснять, встала и ушла на кухню.
      - Это прекрасно, - сказала Светка, она подошла ко мне и обняла. - Ты самый лучший, самый... самый...
      Мы поцеловались.
      Светина мама уехала в город, а я, пользуясь ее отсутствием, перебрался в Светин дом.
      Это была первая ссора. Светина мама вернулась из города с хорошими новостями. Во первых, она нашла комнату в коммунальной квартире. Ее хозяин, четыре месяца назад завербовался работать на три года в Африку. Во вторых, нашла Свете работу, лаборантом в химическом институте. Ей надо срочно явиться на оформление. И в третьих, экзамены на вечерний и заочный в университете начнутся через три дня. Довольная Светка, сразу же начала ставить ко мне свои требования, что никогда с ней не бывало.
      - Вот и хорошо. Я считаю, что Коле нечего шляться по общежитиям, можно жить со мной в комнате.
      - Постой, мне уже выделили место в общаге и зачем его терять. Через два с половиной года тебя выпрут из коммуналки и у нас не будет никакого угла. Зачем же рисковать.
      - Два года большой срок, мы за это время что-нибудь найдем.
      - А если не найдем. Лучше себя подстраховать.
      - Мне кажется, ты специально хочешь от меня оторваться и жить отдельно.
      - Нет, я стараюсь быть более реалистичным.
      - Какой это реализм, если мы будем жить раздельно. Ты просто меня не любишь.
      - Зачем ты бросаешься такими фразами?
      - А что мне еще говорить, если вместо рая в шалаше, мы получим редкие встречи...
      - Можем встречаться и чаще.
      Мне уже начинала эта полемика надоедать. Я сорвал с вешалки рубаху и стал ее одевать. Светка в свою очередь надулась и выскочила из комнаты.
      Два дня мы не встречаемся. Ко мне прибежала Светкина подруга и сообщила, что завтра Света и ее мама уезжают в город. Тоска полоснула по сердцу, так стало тошно, что хотелось выть. В этот вечер я выбрался на свежий воздух и пришел к дому Светы. На улице темно, редкие фонари горят слабым светом метров через сто, совсем не освещая мертвое пространство. У нее в окнах нет света. И вот в этой тишине я запел арию Ленского - мама.
      Дрожащий голос, кажется больше достал мою душу. Я сдерживался чтобы самому не заплакать. Вот из темноты возникла моя мать, она ласково смотрит на меня, ее губы шевелятся. Вокруг ее мерцающее, холодное сияние и именно не тепло матери, а этот холод кольнул в левой стороны груди.
      ... Мама... мама..., - слышен мой прощальный голос.
      По-прежнему на улице тихо, у Светки не горит свет. И вдруг дверь дома открылась и белая фигура метнулась ко мне. Света в одной рубашке плакала у меня на груди. На крылечке появилась еще одна белая фигура, она застыла на ступеньках.
      - Зачем, зачем ты так? - билась в слезах девушка. - Зачем ты так ушел?
      Белая фигура оторвалась от крыльца, она приблизилась к нам и протянула большой платок
      - Света, накинь на себя. Коля, я... я не могу без слез... Отведи ее к себе домой.
      Взял платок и накинул на Светку, потом обнял ее за плечи и повел к своему дому. Мы не прошли и пяти метров и тут я даже остолбенел. На дороге и на жалком тротуаре вокруг нас, стояли люди. Это были застывшие фигуры, как будто парализованные временем и кругом жуткая тишина. Мы подошли поближе, жители поселка зашевелились, медленно задвигались, освобождая нам проход и никто не произнес ни слова.
      Света уехала.
      Пришло и мое время. Я приехал в город и сразу же направился, по указанному в письме адресу, к общежитию. В небольшой комнатке две кровати. Худощавый парень с челкой на бок, сидел на одной из них и сразу же меня огорошил.
      - Так это ты, блатной?
      - Как это?
      - Ну по знакомству принятый в консерваторию, без экзаменов.
      - Если это так, то наверно я.
      - Здорово. Представляю, как тебя встретит Ашотыч.
      - А кто такой Ашотыч?
      - Это преподаватель, армянин, жутко не любит блатных. Обычно он сам формирует класс, а тут подсовывают ему тебя, да еще силком. Ох и достанется тебе на орехи.
      - Может быть.
      - Да ты не дрейфь. Располагайся. Меня звать Виктор, а тебя как?
      - Николай.
      - Вот и хорошо, Николай. Завтра вместе потопаем в консерваторию, ты пойдешь на ковер к Ашотычу, а я должен отнести ему справку от врачей.
      - Какую справку?
      - От медицинской комиссии. Тебе тоже надо это пройти.
      - А ты мне не покажешь, заодно, где я должен пройти эту комиссию?
      - Постой, у нас утром есть время, мы успеем прошвырнуться до поликлиники, а потом, в консерваторию.
      - Трудно было поступать в консерваторию?
      - Конечно. Драли по первое число. Сюда был конкурс, семь человек на одно место. Пришлось выложиться, я как им выдал арию генерала Гремина, они сразу отпали.
      - Сам то от куда?
      - Из Белоруссии, а ты?
      - Я из глубинки, вообще от сюда недалеко, всего 120 километров.
      - Значит заживем, а то я боялся, пришлют какого-нибудь... негра, майся тут с ним потом. Слушай, может мы сегодня отгрохаем вечеринку? Здесь такие девчонки, пальчики обсосешь.
      - Нет. У меня сегодня вечером визит к даме.
      - Святое дело. Баб люблю и уважаю.
      Дверь мне открыла старая, седая грымза.
      - Вам кого?
      Но сзади нее мелькнуло лицо Светки.
      - Это ко мне, Дарья Александровна. Коля, проходи.
      Светка в ярком халате, она тащит меня по длинному коридору, заваленному вещами, к обшарпанной темно-коричневой двери. Я прохожу в уютную комнатку, слева стол с буфетом, справа кровать с холодильником.
      - Ну как? - спрашивает она.
      - Нормально.
      - Я тоже так считаю.
      И тут она обнимает меня и мы целуемся.
      - Как я соскучилась по тебе.
      - Я тоже.
      - Хочешь поесть?
      - Не против бы.
      - Тогда я сейчас. Теперь работаю, поздно прихожу, еще сама не ела.
      Светка отрывается от меня и бежит к буфету.
      - Ты садись куда-нибудь. Я буду бегать и рассказывать, как устроилась на работу, в университет...
      Моя подруга выдергивает с полки кастрюлю и мчится к двери.
      - Я сейчас, на кухню...
      После ужина, я остался у нее.
      В поликлинике больше всего мне досталось от невропатолога. Эта дотошная, рыжая женщина мяла мне все косточки позвоночника, простукивала тело и царапала иглой.
      - Так говоришь, год назад лежал в больнице?
      Она листает страницы, привезенной мной мед карты.
      - Да.
      - Как тебя угораздило так ударится?
      - Там все записано.
      - А это что? Ты еще и в этом году был в больнице?
      - Пришлось.
      - И тоже с позвоночником?
      - Да.
      Женщина внимательно изучает все записи.
      - Значит так. Сейчас пойдешь в рентгеновский кабинет, сделаешь несколько снимков. Пока учись, но я тебя запишу на прием к профессору Круглову. Это примерно через несколько дней. Тебе на вахте передадут когда... Твоей спиной следует заняться всерьез.
      Сегодня я предстал перед Ашотычем. Горбоносый, седой старик со злобным взглядом, оглядывал меня с ненавистью. В классе по мимо нас еще трое человек, две пожилых женщины и один мужчина. Одна из худющих женщин сидит за пианино и тупо смотрит на название фирмы, изготовившей музыкальный инструмент.
      - Начнем, - шипит Ашотыч. - Что вы можете, молодой человек?
      Я сам немного нервничаю, но стараюсь сдержаться.
      - Я могу петь.
      - Это я догадываюсь. Все могут петь. Конкретно, хоть что-нибудь начните.
      Старик задирает голову и уже полушепотом добавляет.
      - Зиночка, пусть поет без музыки.
      Женщина за роялем кивает головой. И тут мне стало как то спокойно и прикрыв глаза я затянул про то самое горе горькое, что шлялось по белу свету. Я уже исполнял его перед Светиной мамой и та порекомендовала мне выступить с ним, если что... Чудо не покинуло меня. С первыми звуками дрожащего голоса, опять время перенесло к ободранным мужикам и полусгнившей деревеньке. Человеческая горечь потерь и неудач плывет во мне и выплескивается наружу. Этот звенящий звук тоски доводит до горла, от этого голос вибрирует и что то сдавливает грудь. Я заканчиваю без надрыва, на тихой интонации.
      Ашотыч стоит ко мне спиной и смотрит через портьеру в окно, руки за спиной нервно подрагивают. Зиночка как сидела тупо уставившись в рояль, так и сидит, только губы еще больше сжаты. Вторая женщина откровенно плакала, размазывая слезы по щекам. Мужик, сидевший рядом с ней, качал головой.
      - Что вы еще можете? - вдруг закаркал Ащотыч.
      - Можно Сольвейга?
      - Пой. Зинаида, теперь подыграй.
      И я запел. Сразу как то стало прохладно, замела метель и вдруг возникла прекрасная королева Севера, она разъезжает в санках по городу, разыскивая горячие человеческие сердца, чтобы превратить их в лед. Я не знаю перевода того, что пою, эта сцена в мозгах и передается мне вместе со звуками.
      В комнате молчание. Женщина уже не плачет, а смотрит на меня с испугом, мужик вытянул губы и о чем то думает. Зинаида держит руки на клавишах, чуть подрагивая пальцами. Один Ашотыч по-прежнему смотрит в окно, раскачиваясь с пяток на носок. Вдруг он резко повернулся и подошел к мужику.
      - Ну что? Зачем ты ко мне его привел? Зачем? Он же больной, псих, сумасшедший. Неужели ты не пронял, что это гипноз? С первыми звуками ты попал под обаяние гипноза. Его учить нельзя. Он не может быть оперным певцом, не может быть актером. Если учить правильно его петь или актерскому мастерству, то в дальнейшем это будет серенький никому не нужный статист в самом худшем хоре. Таким как он, гипнотизерам, надо сосредотачиваться, направлять мысли людей на то, что он воображает, а актером этого делать нельзя, здесь надо думать, куда шагнуть, как изогнуться, как войти в общий актерский ансамбль.
      - Но, Ашотыч, даже гипнотизерам надо правильно петь.
      - Этим ни к чему учится. Этот тип людей обладает необыкновенной памятью, музыкальным слухом. Если перед ними раскрутить пластинку с правильным классическим произведением и они тут же повторят тоже самое. Их даже не надо учить правильному дыханию при пении, организм все учел, величину звука, тембра... Я тебе могу привести пример. Доктор Вагнер в 18 веке имел в пациентах такого музыканта. Он описал этот случай. Да, это дар божий, но на сколько. Эти люди кончают жизнь либо в клинике для сумасшедших, либо гибнут.
      Мужчина разводит руками.
      - Ашотыч, но люди которые его слушают, не знают, что он обладает этим даром. Им это нравится, они потрясены. Если это правда, что ты говоришь, я сам не знаю, что с ним делать.
      - Ашотыч, - это вступила в разговор женщина. - Чтобы убедится в правильности твоей теории, нужно отправить его к медикам, пусть выяснят правда это или нет. Если это правда, мы его отчислим, если нет, то будем учить.
      - А что, верно говорит Марина, отправим к медикам, - облегченно вздыхает мужчина.
      Ашотыч махнул рукой.
      - Отправляйте. Все свободны.
      Валяюсь на койке в своей комнате в общежитии и перевариваю то, что услышал на прослушивании. Значит я совсем урод, тяжести таскать нельзя, учиться нельзя. Что же делать? В комнату врывается Светка.
      - Коля, собирайся быстрей.
      - Что ты задумала?
      - Коля, давай быстрей, некогда, потом скажу.
      Неохотно одеваюсь, Света помогает мне застегнуть рубаху.
      - Вот так. Ничего. - Она прижимается ко мне и целует. - Теперь пошли. Веди только себя паинькой.
      На улице нас ждет такси. Мы забираемся в машину и Светка командует шоферу.
      - В Вороний переулок, пожалуйста.
      - Куда мы едем? - шепотом спрашиваю я.
      - Сюрприз.
      Дверь открывает девушка с огромной копной каштановых волос. Что-то знакомое в ее лице.
      - Варя?
      - Колька.
      И тут она повисла на мне.
      - Варька, боже ты мой.
      Девушка прижалась ко мне и ласково лупит по спине.
      - Колька, черт, ни одного письма, ни одной весточки. Убить тебя мало.
      Она отрывается и отпихивает рукой, мешающие ей, волосы за спину.
      - Варя, мы тебя поздравляем, - за моей спиной голос подала Света.
      - Светочка, здравствуй, радость моя.
      Она также обнимает ее.
      - Ребята, заходите. Вы не представляете, как я рада.
      - Мы тебя поздравляем с днем рождения, - все же заканчивает Света.
      - Спасибо, дорогие. - Она толкает нас в спину. - Да идите же. У меня там гости.
      За столом сидят гости человек десять, в большинстве молодые. При виде Светы, большинство закричали приветствия. Видно ее неплохо знали. Варька представляет меня.
      - Это мой самый лучший друг. Звать его Николай, прошу любить и жаловать.
      Пожилая женщина встала из-за стола, подошла ко мне и прижала к своей груди.
      - Здравствуй, Коля. Очень соболезную в связи со смертью мамы.
      Это тетя Маша, мать Варьки. Мы ее в поселке хорошо знали.
      - Здравствуйте, тетя Маша. Я поздравляю вас с днем рождения дочки.
      - Спасибо, Коля. Идите садитесь.
      Нас рассаживают за праздничным столом и веселье продолжается. После второй рюмки, Варя поднялась со своего места.
      - Внимание, - шум стих. - Большое вам спасибо, что пришли поздравить меня, но вот Светочка мне сказала, что Коля приготовила мне особый подарок. Он подарит мне песню. Так, Коля?
      Я растеряно гляжу на Свету, та кивает головой.
      - Хорошо. - Я встал, - Я спою. Но только одну, больше не просите.
      Последнее замечание вызвало улыбку гостей. И я начал.
      -В лунном сиянье...
      И пошло, пошло, опять мои грезы ворвались в комнату. Страдание любви застывает в нашей крови, остается плачущее звучание колокольчика, разрывающее тишину надежд.
      В комнате тихо. Гости застыли в своих позах. На лице Варьки смесь восхищения и удивления. Ее мама ошалело смотрит на меня. Светка сжала пальцы до белизны. Гости тоже онемели, тишина необыкновенная, но вот кто то из них тяжело вздохнул и тут все взорвались аплодисментами.
      - Браво, - орал пьяный парень.
      Варька подошла и поцеловала в губы.
      - Коля, это самый дорогой для меня подарок. Я не ожидала. Мне Света говорила..., но такого... в первый раз слышу.
      Ближайшие гости потянулись ко мне с рюмками и поздравлениями, а мне стало вдруг грустно. Неужели я их тоже загипнотизировал?
      У Варьки продолжается веселье. Под магнитофон, часть гостей танцует, кто курит на лестнице, а я вышел на балкон и застыл, глядя на яркие звезды, в пугающей черноте небесного свода.
      - Так вот ты где? - на балкон вышла Варя. - А где Света?
      - На кухне, помогает тете Маше мыть посуду.
      - Как у тебя дела, Коля?
      - Плохо, Варя. Тот взрыв принес мне много несчастья. Мало того, что я, по- видимому, получил в подарок неизвестное будущее со своим здоровьем, но я еще скоро буду безработным.
      - Поподробней не можешь?
      - После той трагедии, я уже успел проваляться в больнице второй раз и доктор не обещает мне радужных надежд. А по поводу пения, то похоже меня скоро вышибут из консерватории.
      - Почему?
      - Преподаватели говорят, что меня учить нельзя, я от этого буду петь хуже.
      - Первый раз такое слышу.
      - Вот, бывает.
      - Света знает об этом?
      - Нет.
      - Я так и знала. Дурачок ты, Колька. Тебе надо ей все рассказать.
      - Не могу.
      - Зря.
      В балконные дверь просунулась лохматая голова.
      - Варя, с трудом тебя разыскал. Пошли танцевать.
      - Шурик, отвали, дай поговорить с другом.
      Шурик разглядывает меня, как неандертальца.
      - Ишь, какой друг. Чуть запел соловьем, так сразу лучшим стал, не то, что мы... быдло.
      - Шура, прекрати. За что ты оскорбляешь человека?
      - Я оскорбляю? Да таких... таких выскочек давить надо.
      - Пошел вон, я тебя видеть не хочу.
      Варька подходит к Шурику упирается рукой в его голову и отталкивает в, потом с грохотом захлопывает дверь.
      - Ну вот, все хорошее настроение испортил, - расстроилась она.
      - Он тебя ревнует.
      - Но нельзя же ревновать по свински.
      - Смотри, какая ночь.
      Мы уставились на звездный купол и тут небосвод прорезала светящаяся полоса и тут же погасла.
      - Звездочка, Колька, загадай желание, быстрее.
      В моем мозгу брешь, ничего хорошего в голову не пришло, но я соврал.
      - Загадал...
      - Я тоже.
      - Вот вы где? С трудом вас нашла.
      На балконе появилась Света.
      - Вот вспоминаем наш поселок, - отозвалась Варька.
      - Я ведь Шмелева и Петрова видел. Они вам большой привет передают, говорю я.
      - Как они там? - спрашивает Варька.
      - Петров уехал в Ленинград, поступает в военно-морское училище, а Шмелев в другую часть страны, будет офицером- танкистом.
      - Надо же, как мальчики выросли.
      - Коля, как ты считаешь, нам не пора? - спрашивает Света. - Мне завтра рано вставать на работу.
      - Сейчас идем.
      - Варя, извини, что так рано срываемся, но сама понимаешь..., обращается к ней Света.
      - Понимаю. Ребята, звоните и приезжайте ко мне почаще.
      - Обязательно.
      Врачиха сдержала свое слово, меня вызвали к профессору Круглову. Полный, седой мужчина сидел передо мной и рассматривал рентгеновские снимки на свет.
      - Да, батенька, в паршивую историю вы попали. Как вам угораздило так повредить позвоночник?
      - По глупости.
      - Ну понятно же, от ума такое не сделаешь. Наверно вам все же придется идти на операцию.
      - Так все плохо, профессор?
      - Плохо. Дальше может быть хуже, полная недвижимость...
      - Я догадывался.
      - Вот-вот, поэтому надо торопится, сделать все как можно быстрее. Не гарантирую, что вылечу окончательно, однако задержать процесс - задержу.
      - И когда?
      - На операцию то? Через неделю ляжете в мою клинику.
      - Я согласен.
      - Чем сейчас занимаетесь? Наверно учитесь, молодой человек?
      - Учусь в консерватории.
      - Э... кем?
      - Хочу петь.
      - А вот этого, батенька, нельзя. Петь - это, в моем понимании, работа, в которую затрачивается много внутренней энергии, а вот вам ее как раз доводить до полного истощения нельзя.
      - Но это же моя жизнь...
      - Бросьте, вы еще молоды и поэтому смело можете поменять профессию, где нет эмоций. Таких профессий полно. Постойте, постойте, я же вспомнил, так это по вашему поводу собирается комиссия, кое что там выяснить...? Мне вчера звонили об этом... Кажется всех собирают по требованию дирекции и преподавателей консерватории.
      - Да, это так.
      - Я вам не завидую, в эту комиссию пригласили меня, а я вынужден все рассказать честно.
      - Делайте как хотите профессор.
      - Ладно. Сначала на комиссию, а потом жду через неделю, за это время подумайте, кем вы хотите быть.
      - Хорошо, профессор, до свидания.
      Ну вот, все решилось пожалуй окончательно. Теперь мне куда? Везде вступительные экзамены закончились, учиться можно начинать только в следующем году. А тут еще предлагают на операцию.
      Виктор валяется на койке с мокрой тряпкой на голове.
      - Ох, ну башка болит... Надо же так надраться.
      - Узнает Ашотыч, что напился, голову оторвет.
      - Не узнает. Кстати, чего у тебя с Ашотычем? Говорят, он тебя не хочет брать к себе.
      - Правильно говорят.
      - Ну и что?
      - Похоже меня вышибают.
      Виктор срывает повязку с головы и садится на койку.
      - Не может быть? Я не слышал, как ты поешь, но ведь не зря же тебя сюда проталкивали, значит что-то есть.
      - Вот и Ашотыч говорит, что есть, но он же утверждает, что эти звуки может издавать сумасшедший.
      - Сколько у тебя времени?
      - Не понял.
      - Я спрашиваю, сколько тебя будут здесь, в общежитии, держать?
      - Не знаю. Я завтра иду на медицинскую комиссию, которая точно установит, петь мне или нет.
      - Во, до чего дошло. Колька, у меня к тебе предложение. Вот сейчас в больную башку, как кольнет и, представляешь, мысль. Скажи, ты сколько песен знаешь, какой у тебя репертуар?
      - В основном, песни из опер, есть еще итальянские, классические. Ну много песен знаю...
      - Колоссально. Если тебя от сюда все же будут выгонять, давай сделаем прощальное выступление. Понимаешь, консерватория организовывает музыкальный вечер для студентов последних курсов. Они выступают со своими сольными номерами, а мы вклинимся в программу вечера и пропустим тебя. Я со своими друзьями уговорю, кого надо и тебе выделят на сцене минут десять.
      - Не знаю, как то все неожиданно. Но ты же не слышал меня, почему же так уверенно проталкиваешь на сцену?
      - Коля, успокойся, ты можешь мне сейчас чего-нибудь спеть?
      - Чего-нибудь? Хорошо, спою.
      Я не стал ломаться и запел арию из "Продавца птиц" - "мой любимый старый дед". Опять провал памяти и яркое лето перед глазами, поют птицы и прекрасное настроение царит кругом... Окончил арию и открыл глаза. Ошеломленный Витька сидит на кровати с открытым ртом.
      - Колоссально, - только и мог хлопнуть губами он.
      В дверь застучали.
      - Только не открывай, - прошу его.
      - А вдруг...
      Витька меня не слушает, он приоткрывает дверь и шум восторга врывается в комнату.
      - Куда, - орет мой товарищ. - Назад, это была пластинка. Понимаете, такой маленький черный диск...
      Он заталкивает упрямые головы, руки и выступающие части тела за дверь, потом захлопывает ее.
      - Уф..., здорово. Мы раскрутим тебя.
      - Надо еще пройти комиссию.
      - Это уже детали.
      Про комиссию я Светке ничего не сказал. Но перед самым уходом туда, неожиданно в общежитии появилась Варька.
      - Колька, ты ведь сегодня идешь на комиссию?
      - Да.
      - Я с тобой.
      - С ума сошла. У тебя же занятия. Зачем это?
      - Я отпросилась. Подруги напишут за меня лекцию.
      - Варька, не стоит.
      - Стоит.
      Я стою перед семью членами комиссии толи докторами, толи преподавателями. Среди них только одно два знакомых лица, сам Ашотыч и профессор Круглов. За моей спиной притаилась Варька, прижавшись к стенке шкафа. Ее хотели вытурить из комнаты, но моя энергичная подружка настояла на своем.
      -Начнем, - говорит полный, седой, человек, по-видимому председатель комиссии. - И так, преподаватели консерватории, где учится студент предлагают нам определить, не проявляется ли он гипнотическое действие на окружающих при пении. Так я говорю? - он смотрит на Ашотыча,
      - Так. Я утверждаю, что это очень редкое свойство человека, при пении, подчеркиваю, при пении, затуманивать мозги людям при помощи музыкального гипноза. В мире был описан только один такой случай, и то не в нашей стране и очень давно, в 19 веке. Певец пел, а люди попадали в другой мир, он зачаровывал их своими иллюзиями, заставлял их верить, что издает самые прекрасные в мире звуки. Эти люди обладают самым мощным гипнозом, заставляя огромные толпы людей верить в свою гениальность. Я думаю, мы собрались здесь, чтобы разрушить эту иллюзию и подвести окончательную черту, учить этого студента дальше или нет.
      - У меня уже есть по этому поводу мнение, - бурчит профессор Круглов, я думаю, что сообщу вам его в конце нашего заседания.
      - Почему не сейчас? - сразу же стал наступать Ашотыч.
      - Это чисто медицинское заключение. Почему я хочу выступить в конце, да просто узнал от вас любопытнейшую вещь о гипнозе и решил ощутить это необычное явление.
      - Уважаемые, - председатель взял бразды управления в свои руки. Давайте приступим к делу. Среди нас два специалиста из института магнетизма, они привезли с собой аппаратуру и соответственно будут проверять, гипноз это или нет. Программа будет небольшая. Попросим нашего вундеркинда спеть две песни, дабы не мучить его дальше физически и приступим к дискуссии и заключению. Вас кажется звать, Николай? - я киваю головой. - Прекрасно, Николай, спойте нам что-нибудь, а товарищи физики приготовились. Давайте.
      Я запел старинную песню про солдата, царской армии, вернувшегося домой, а встретившего вместо жены похожую дочь. И конечно забыл, где я, представил, вот он несчастный, израненный солдат, стоит на пыльной дороге перед гниющей хатой и плачет горькими слезами. Последний дрожащий звук затих и осторожно разлепил веки. Все стоят неподвижно, председатель комиссии, сжал губы и хмуро смотрит на меня, профессор Круглов поднял голову к потолку и уставился в него, будь-то, выискивал изъяны, физики застыли над приборами, забыв их выключить, Ашотыч зажал уши руками и кривил губы, словно хотел расплакаться, сзади всхлипывала Варька. Только один человек, худощавый мужчина, задумчиво перебирал пальцами и, выбравшись со стула, неторопливо прошелся по паркету туда и обратно.
      - Ну как? - очнулся председатель. Все молчат. - Коллеги смелее, прошу высказывайтесь.
      - Можно я, - худощавый мужчина кончил очередную пробежку по паркету. Преподаватели студента правы, это гипноз. Я уверенно говорю об этом, только потому, что я сам гипнотизер. Мне пришлось заставить себя отсеять иллюзию представлений, навязываемую нам певцом и постараться прослушать всю песню до конца. Хорошее исполнение.
      - И это все?
      - А что вы хотели еще. Надо ему петь или не надо, я затрудняюсь сказать. Может быть при учебе у него пропадет этот дар, а может и нет. Если не пропадет, да цены нет такому парню, в концертной деятельности равных ему не будет. Иллюзия искусства, тоже величайшее искусство.
      - А что нам скажут физики?
      - Мы записали всю песню, теперь отсекли кое что, вернее, чуть поправили звук и теперь вы можете прослушать.
      - Давайте, послушаем.
      То, что я услышал, потрясло. Это не мои песни. Тонкий голос пел эмоционально грустную повесть о солдате. Голос, кажется мой, и не мой и чего-то нет... не хватает... Кончилась песня, все зашевелились.
      - День и ночь, - подвел итог председатель. - Николай, спой еще что-нибудь.
      Я не стал ломаться и запел арию из "Волшебной флейты". И тут началось невероятное. Только провалился в волшебный мир иллюзий, как он стал расплываться и тихий голос зашептал в ухо: "Будь собой... Будь собой..." Я невольно пришел в себя, пропел несколько фраз и остановился. Мои слушатели вопросительно смотрят на меня. И только огненные глаза, иллюзиониста, буравят мне кожу, прожигая ее насквозь. "Будь собой..." - твердит его голос, хотя он не разжимает рта. И тут я понял - они правы.
      - Надеюсь, вы все поняли, что произошло? - спросил председатель. Теперь вы убедились в правильности предположения преподавателей. Единственное, что мы пока не решили, учить его дальше или нет.
      - Нет, - это опять выступил профессор Круглов. - Его учить петь не будем. Ваш подопечный, мой пациент и в понедельник я положу его в свою больницу на сложную операцию. Думаю, ему после этого больше петь нельзя. Раскрывать историю болезни Николая перед всеми, я считаю не стоит.
      - Ну вот, все и решилось, - подвел итог председатель. - Благодарю, вас, коллеги. Мы решили очень сложную проблему. - Все зашевелились, кое кто удалился, председатель тоже отправился к двери, но вдруг остановился и тихо проговорил мне. - А все же я получил от ваших песен колоссальное удовольствие.
      Кто-то прикоснулся к моему плечу.
      - Пойдем, Коля.
      Это была Варька.
      Мы сидим с Варькой на скамейке в садике и едим пирожки с сосиской.
      - Поехали, сейчас, ко мне домой, - предлагает девушка.
      - Знаешь, Варька, я думаю, как все рассказать Светке.
      - Вот видишь, как получается нехорошо, надо было все-таки подготовить ее раньше, а теперь расхлебывай всю эту кашу. Придется тебе сегодня вечером объясниться с ней.
      - Я чего то не очень жажду.
      - Боишься? Хочешь, мы встретимся все вместе и ты при мне все расскажешь ей.
      - Может быть... это самый подходящий вариант.
      - Вот и договорились, а сейчас все же поехали к нам домой. Мама нас покормит, а вечером отправимся к Свете.
      Вечером мы собрались в коммунальной квартирке Светы и теперь нехотя ковыряемся в холодном, рыбьем салате.
      - Устала, как собака, - говорит Светка, - сегодня целый день таскала баллоны с хладонами.
      - Коля сегодня ходил на мед комиссию, - как бы невзначай сообщает Варька.
      - Ну и хорошо, надеюсь все в порядке. Так вот, еще надо было сидеть на лекции, а я там ничего не могла сообразить, все спать хотела.
      - У Кольки неважно со здоровьем, его кладут в больницу, - опять вклинивается Варька.
      - Что? - Света роняет вилку в салат.
      - Его кладут в больницу.
      - Господи, боже мой, что произошло?
      - Света, я больше никогда не буду петь, - наконец подал голос я.
      - Не может быть? - шепотом говорит девушка.
      За столом наступила тишина.
      - Да может мне кто-нибудь сказать, что происходит? - вдруг взрывается Светка.
      Мы с Варькой переглядываемся и та берет на себя инициативу.
      - В общем, сегодня на мед комиссии, профессор предложил Коле лечь на операцию позвоночника. Он же сделал заключение, что теперь ему нельзя петь. Похоже, что Колю из консерватории отчислят.
      Светка тупо смотрит в стену и молчит. Наконец она зашевелила губами.
      - И когда кладут?
      - В понедельник.
      - Надолго?
      - Наверно надолго. Коле делают операцию на позвоночнике и похоже не одну.
      - Это все тот... взрыв в саду...?
      - Да.
      И тут Светка заплакала. Варя подошла к ней и прижала голову к своему животу.
      - Все будет хорошо, Светочка.
      В этот день я не остался у Светы, она захотела пережить все в одиночестве. Проводил Варю домой и уехал в свое общежитие.
      Витька действительно договорился с организаторами концерта о постановке моей программы. На этот мой прощальный вечер, я пригласил всех друзей. Варька прикатила в окружении десятка девушек и парней. Почему то не пришла только Света. В консерватории, благодаря болтливости Витьки , все узнали об моем несчастье и, собравшиеся студенты и преподаватели, дружески приветствовали меня на сцене. И вот я запел: "Вернись, одно твое лишь слово - вернись..." Нет, волшебство моего искусства не пропало, зареванное лицо Светки склонилось над моей головой, нежный поцелуй прощания ощутили губы.
      Зрители бешено аплодировали. Я начинаю вторую песню, а Светки в зале все нет...
      После концерта Варя уговорила меня позвонить Свете. Я набрал номер телефона.
      - Але, - ответил хриплый голос женщины.
      - Свету позвать можно?
      - А Светы дома нет. Она уехала к маме на несколько дней.
      - Постойте -постойте, но она же работает, учится.
      - Я не знаю, уехала и все.
      Трубка брошена
      - Ну, что? - теребит меня, стоящая рядом Варька.
      - Она уехала в поселок.
      - Вот как... Может, что-то дома там произошло?
      - А вдруг, ничего...
      Она помолчала.
      - Ты пел потрясающе, дольше всех и лучше всех. Даже все выпускники признали это.
      Я качаю головой и не могу сказать в ответ ничего, комок горечи застрял в горле.
      Три дня прошли, как во сне, по моему я отсыпался и не реагировал на телефонные звонки или стук в дверь. Витька умышленно удрал из комнаты и меня все эти дни не тревожил. В понедельник собрался и отправился в больницу на лечение.
      После операции, отлеживаюсь в палате. В помещении две койки. На одной лежу я, на другой такого же возраста парень, только он здесь после автомобильной аварии. Мы лежим голова к голове, что позволяет, при нашем немощном положении, негромко перебрасываться фразами.
      - Валя, а как ты ее встретил? - спрашиваю я.
      - Случайно, поступал в этом году в институт и вот после первой сдачи экзамена, решил немного подкрепиться. ... Пошел в студенческую столовую, а она там. Подсел за ее столик, а девчонка в это время пила кофе с пирожком. Волосы у нее длинные светлые, глаза, как фары, выглядит, словно королева. Слово за слово, поговорили немного, я узнал, что она приезжая, живет у подруги. Так и начался наш роман.
      - А как вы расстались?
      - Мы, малость запустили подготовку к экзаменам. Сам понимаешь, все некогда было. Представь, приходит она ко мне домой, математику готовить, да при виде нее у меня все мысли в потолок уходят. Какая математика? Так три дня в постели и провалялись, но мне то повезло. Пришел на экзамен, билет... первый. Первый-то я знал, до десятого билеты знал и ответил, а ей не повезло. Завалила математику и от расстройства уехала к родителям.
      - Так больше ее и не увидел?
      - Почему не увидел? Недавно встретились. Позвонила ко мне домой, я опять пригласил к себе.
      В палате появляется сестра.
      - Ну как, красавцы, готовы к приему посетителей?
      - Готовы, -за меня отвечает Валька.
      В палату входит Варя и толстая женщина. Рядом со мной на стул опускается Варька. Толстая женщина садится на кровать у ног Вали.
      - Привет, Коля? - Валя прикладывается своими губами к щеке.
      - Привет.
      - Как дела?
      - Сделали первую операцию. Теперь надо ждать, чтобы все зажило и организм окреп, тогда сделают вторую.
      - Врач-то, что говорит?
      - Как всегда, что я молодец. У тебя какие новости?
      - Света вернулась.
      - Ну и что?
      - Ты крепись... Она предала тебя.
      В груди что -то защипало. Одно несчастье цепляет другое.
      - Я... выдержу...
      Ее ладонь опустилась мне на голову.
      - Я знаю, ты сильный.
      Мы замолчали, а этот момент толстая женщина, сидящая рядом с моим соседом торопливо говорила.
      - Ты, Валечка, не переживай, сломанную машину, к сожалению отремонтировать нельзя. Папа обещал купить тебе новую. С милицией все улажено, прав отнимать не будут.
      - Ко мне кто-нибудь звонил?
      - Звонила какая-то девушка, я ей сказала, что ты здесь.
      - Больше она ничего не передала?
      - Нет.
      - Я хочу тебя обрадовать, - говорит мне Варя. - Помнишь, ты последний раз выступал на концерте... Там была запись. Все четыре песни записали. Эта кассета досталась и мне...
      - А там... Ну, в общем... сохранилось все...?
      - Ты хочешь сказать... иллюзия или... гипноз. По моему, да. Я не могла отличить от того, что ты пел на сцене. Здесь кассету все равно проиграть нельзя, аппаратуры нет, но когда ты вылечишься, мы ее проиграем.
      - Это здорово.
      - Может тебе чего-нибудь принести, там фрукты..., почитать?
      - Варя, если сможешь, достань где-нибудь маленький приемник, ну такой, чтобы другим не мешал. Я тебе деньги дам...
      - О чем ты? Такой приемничек я тебе достану, ни каких денег не надо.
      - Спасибо тебе, Варя.
      - Ничего, с каждым может случится такое. Я ведь тоже в твоих страданиях каким-то боком задета.
      Когда Варька уходит и палата освобождается от посетителей, Валька мне говорит.
      - Я немного разглядел твою подругу. Классная девица, но у меня такое ощущение, что я ее где-то видел..., а может быть и слышал.
      - Этого не может быть. Всех своих друзей она мне показала и тебя здесь не признала.
      - Это точно. Все равно, что-то знакомое.
      - А почему тебя не пришла навестить подруга?
      - Не знаю, видно еще не знает, что со мной произошло.
      - Ты ее телефон - то знаешь?
      - Знаю.
      - Так попросил бы кого-нибудь, чтобы позвонили.
      - Не хочу мать ввязывать в это дело, еще глупость какую-нибудь скажет, а сестер и других лежачих, не хочу просить, зачем посторонних вмешивать в свою жизнь. Вот буду вставать, сам позвоню.
      - Чего тянуть, в следующий раз придет Варя попроси ее позвонить. Поверь, эта девушка никому ничего не скажет.
      - Ты ей доверяешь?
      - А как же.
      - Тогда может быть попрошу.
      Варя принесла маленький приемник с микрофоном в ухо. Я включил его и в палату ворвались звуки современного шлягера Пугачевой.
      - Потише, - просит Варя.
      - Спасибо, Варя. Ты не могла бы помочь моему товарищу по несчастью. Это Валя, он мой сосед. Тоже, бедняга, не шевелится. Ему надо позвонить по телефону к любимой девушке, сказать, что он здесь.
      - Конечно, конечно. Валя, - она отодвигается к моему соседу, - так что там у вас? Давайте номер, я позвоню.
      - Там в столике - говорит Валя, - в записной книжке вложена бумажка с номером. Возьмите ее перепишите.
      Варя копается в тумбочке соседа, находит красную записную книжку и выдергивает из не торчащую записку. Вытаскивает из сумочки свою ручку и обрывок бумаги.
      - Ой...
      - Что такое?
      - Ручка не пишет. Я ее сейчас. Ну, вот.
      Записная книжка с запиской возвращаются на место.
      Через неделю я почувствовал себя хуже. Ноги и нижнюю часть тела полностью парализовало. Профессор крутит снимки у глаз, перебирает анализы.
      - А ты у нас молодцом...
      - Профессор, это уже все?
      - Не болтай ерунды.
      - Я и не болтаю. Не хочу быть Островским.
      - Ты еще молодой, ведь еще восемнадцати нет, правда.
      - Мне семнадцать.
      - Вот видишь, должен организм справиться.
      - Он уже не справиться. Значит второй операции не будет и я останусь недвижим?
      - Ты должен окрепнуть.
      - Лучше бы я утонул в ванне, чем пролеживал еще несколько лет на койке.
      Он не смотрит мне в глаза.
      - Я надеюсь на лучшее.
      Профессор уходит, надо мной нависает голова Вальки, он уже может перемещаться по кровати.
      - Я все слышал, старик.
      - Плохо мое дело, Валька.
      - Догадываюсь.
      - Скажи мне честно, Валя, твой отец все тебе может достать.
      - Конечно.
      - Наклонись.
      Он склоняет голову и я шепчу ему в ухо.
      - Пусть он достанет мне яда...
      Голова отшатывается от меня.
      - Да ты что?
      - Дурак, ты Валька, мысленно влезь в мою шкуру.
      Парень перебирается на свою кровать и затихает.
      Пришла Варька долго мне рассказывала о своих делах, потом осторожно спрашивает.
      - Ну, что сказал профессор? Я поздно пришла и не могла с ним поговорить.
      - Что я молодцом.
      - Вот видишь, как хорошо.
      Валька, прослушивающий наш разговор, неожиданно подал голос.
      - Варя, ты звонила моей подруге?
      - Звонила. Твоя подруга пообещала зайти к тебе попозже, не сегодня, нет, примерно, на следующей неделе.
      - Ты ей рассказала, что со мной?
      - Да.
      - А она что?
      - Сейчас она малость приболела, поэтому не может прийти.
      - Понятно.
      Варя придвинулась ко мне.
      - Хочешь, я тебе еще достану маленький магнитофон, дискет у меня куча.
      - Спасибо, мне и приемника хватает.
      Когда Варя уходит, я зову моего соседа.
      - Валя, подтянись сюда.
      Он подбирается к голове.
      - Ты не забыл о моей просьбе?
      - Нет, но я ее не буду выполнять.
      - Прошу тебя, все же выполни побыстрей, я чувствую, мне не кажется, моя левая рука не шевелится.
      Он отшатнулся.
      - Врешь.
      - Нет.
      Через два дня в палате небольшая паника, у меня полностью отнялись руки, я парализован. Профессор хмуро прощупывает и царапает меня.
      - Чувствуешь чего-нибудь?
      - Нет.
      Он молча набрасывает одеяло и собирается уходить.
      - Профессор, это уже все?
      - Не говори глупости. Мы еще поборемся. Я решил, что тебя в общей палате держать нельзя, поэтому через пол часа, после обхода, предоставим тебе персональную.
      - Но я не хочу.
      - Сам посуди, за тобой сейчас нужен специальный уход, чтобы не трепать нервы выздоравливающим, нет смысла держать тебя вместе с ними.
      Вот так, хоть плачь. Только все сестры и врачи исчезли, рядом очутился Валька.
      - Коля, я расскажу отцу о твоей беде.
      - Спасибо, Валя.
      Меня перевозят в отдельную палату. По моей просьбе, сестра включает приемник и звуки вальса Штрауса наполнили комнатку. Теперь один. Господи, спаси.
      На следующий день пришла Варька. Ее глаза мокры от слез.
      - Я говорила с профессором Кругловым...
      - Ну и что?
      - Он говорит, что есть надежда на выздоровление.
      - Конечно есть. Давай пока не будем об этом. Скажи мне честно, Валькина подруга, это Светка?
      - Нет... Как ты догадался?
      - Он мне сам о ней рассказал. Валька не знает, что я с ней знаком. Светка то нам заливала, что вечерами учится, а на самом деле, она по прежнему крутила с ним любовь.
      - Забудь ее. Когда я с ней говорила последний раз, то поняла, что ей нужен был перспективный муж. Ты имел большое будущее и этим ее завоевал.
      - Как же так? Ты говоришь я ее завоевал, а приехав в этот город сдавать экзамены, она завязала роман с другим.
      - Света очень прагматичная девушка, она просчитала на много ходов вперед, если что, есть запасной вариант. Большинство девиц обычно поступает так.
      - Сволочи эти девицы.
      - Может быть.
      - Светка точно придет сюда в больницу?
      - Придет.
      - А ты ей рассказала, что я здесь?
      - Рассказала.
      - Так она ко мне зайдет?
      - Не знаю.
      Вошла сестра и, открыв окно, сказала Варьке.
      - Извините, мы сейчас отвезем больного на анализы.
      - Да, конечно. До свидания Коля, я приду к тебе через два дня.
      - Приходи.
      После обеда в палате появился незнакомый, огромный мужчина в накинутом белом халате.
      - Так значит ты и есть, Николай?
      - Да я.
      - А я Валин отец. Он мне рассказал обо всех твоих бедах. Я пришел сюда, посмотрел твою медицинскую карточку и понял, что сынок мне не врал.
      - Я просил Валю, чтобы вы помогли мне.
      - Ты уверен, что это нужно?
      - Уверен. Павка Корчагин для меня не пример. Гнить за живо много лет, это ужасно. Скоро пропадет речь, мне подведут массу питательных трубок и биологический обрубок будет валятся до конца дней на койке.
      - Откуда ты знаешь?
      - У меня было много времени почитать и разобраться в этом.
      - Хорошо, я помогу тебе.
      - Когда, сейчас? Прошу вас, сделайте это сейчас, каждый день промедления грозит последующими неприятностями.
      Валькин отец берет стул и подпираем им ручку двери, потом подходит к столику тумбочки, наливает из графина воду в стакан и, вытащив из кармана пакетик, разрывает его. Желтоватый порошок засыпается в воду. Мужчина осторожно размешивает смесь ложечкой.
      - Сейчас мы тебя посадим.
      Крепкие руки подтягивают меня на спинку кровати. Стакан подносится к губам.
      - Пей.
      Я глотаю жидкость и чуть-чуть чувствую ее горечь. Выпиваю стакан до конца. Мужчина сдергивает меня на койку и заботливо накрывает одеялом.
      - Теперь постарайся заснуть. Пока.
      Валькин отец запихивает стакан с ложечкой в карман, подходит к двери, отбрасывает стул и чуть ее приоткрыв, заглядывает в коридор. Потом он исчезает, я один.
      Мысли мои напряжены, полная сумятится в голове. Но вот самое важное проскальзывает и как плакат зависает перед глазами. По настоящему страдает только тот, кто не видит выхода из тяжелой ситуации. Это не пытки, не боль, не разлука с любимыми, это тупик, когда невозможно действовать и бороться. Я начинаю чувствовать, как меня мутит. Все больше и больше кружится голова, возникают какие-то дикие перепады с памятью и вдруг... Это конец...