Евгений Кукаркин
      Мне приказал ОН.
      Написано в 1998 г. Политический триллер.
      Январь 1942года.
      Я уныло стою посреди кабинета. Передо мной, сжав губы и свирепо глядя на меня, стоит полковник, наш начальник школы.
      - Так рассказывай, чего язык проглотил, - зловеще говорит он. - Что произошло вчера вечером?
      - ... Пошли в увольнение...
      - Да знаю, черт возьми. Где вы нарвались на патруль?
      - На улице Осиновской...
      - Ну и что?
      - Разошлись...
      - Так, - тянет полковник. - Так ты понимаешь чем это пахнет в военное время? Вы оказали сопротивление патрулю и в результате один из них попал в госпиталь. Вас же под трибунал загонят...
      - Я выполнял ваше распоряжение, - наконец выдавил я.
      - Мое? - полковник с изумлением рассматривает меня. - Какое распоряжение?
      - Охранять Свищева и не допускать, чтобы он попадал в переделки...
      Теперь начальник школы раскрыл рот, что то хотел сказать, но... подошел к своему креслу и сел в него.
      - Может я тебя еще просил калечить людей, при этом, или оказывать сопротивление властям? - уже спокойно говорит он.
      - Нет. Но я понял это еще и так... Свищев не должен попадать ни в какие переделки...
      Полковник молчит и изучает мое лицо, потом вздохнув говорит.
      - Хорошо. Иди. Позови сюда ХруСвищева.
      Лешка - подлец, стоит улыбаясь в коридоре.
      - Ну что там тебе наговорил, старик?
      - Сейчас узнаешь. Он просил тебя зайти.
      - Не боись, Серега. Пробьемся.
      Лешка по барски похлопал меня по плечу и пошел к двери.
      Еще в Ноябре 1941 года, когда над Москвой и страной нависла смертельная опасность от наступающих гитлеровских орд, Лешка, сын известных в стране родителей, был направлен своим папашей в Ейск в офицерскую артиллерийскую школу. Он прибыл с опозданием на целый месяц и сразу показал всем свой заносчивый характер и вздорный норов. Преподаватели его явно побаивались, курсанты сторонились и лишь подленькие среди них, заискивающе старались потереться о пояс славы нового курсанта. Лешка отставал по всем предметам, особенно по математике. Будь здесь простой смертный, который бы не разбирался в этой основной дисциплине, его бы выперли на фронт в два счета, а ему все сошло с рук. Его терпели, сначала прикрепили отличника, но после того как он его чуть не избил в туалете, махнули рукой. В Декабре грозный отец проконтролировал по телефону, как ведет себя сын и пообещал ему, что если он не возьмется за ум, то штрафбата ему не миновать. Теперь Лешка мучался сам и вместе с ним мучались десятки прикрепленных к нему преподавателей.
      Декабрь 1941 года
      Он сам себе выбрал товарища. В то время среди парней уважением пользовались сильные и здоровые ребята. Я был среди таких. Рост около 194 сантиметров, ноги 46 размера, штангу весом 100 килограмм отжимал раз десять. Вот на меня Лешка и обратил внимание.
      Однажды в субботу он подошел ко мне.
      - Тебя кажется звать Сергеем?
      - Кажется, да.
      Он не смутился на мой вызывающий тон.
      - Слушай, ты мне не поможешь? Я иду в увольнение в город, а батя заодно попросил отнести полковые книги в местную библиотеку. Мне просто все не унести.
      - У меня наказание, мне увольнительную не дадут.
      Старшина не любил меня за медлительность и придирался по всякому поводу. Вот и вчера он не мог успокоиться по поводу плохо застеленной кровати и после того, когда я что то буркнул в ответ, матрац скинул и лишил увольнения на эту неделю.
      - Это ерунда. Я сейчас все улажу, увольнительная тебе обеспечена.
      Действительно через пятнадцать минут меня позвал в канцелярию писарь Васька, по кличке Кот.
      - Тебе батя приказал оформить увольнительную.
      Он протягивает бумажку. Я посмотрел и чуть не ахнул. Мне дали двое суток.
      На дворе морозище, я одеваю шинельку, а Лешка под нее еще натянул теплую мамину цигейку. Берем по пачке книг и идем в город. Через пол часа я замерз, а Лешка разрумянился и пер по тропинкам, как лось. Наконец то добрались до места. Хотя в нашей казарме холодновато, а в бане мы даже замерзаем из-за экономии городских властей, в библиотеке очень тепло и полно электрического света.
      - Лешка пришел, - визжит одна из девчонок за деревянным барьером.
      Несколько девичьих фигур метнулось к нам. Они тормошат моего товарища.
      - Девчата, я вам привел замечательного парня. Во какой, - он пальцем показывает на меня. - Его звать Сережа.
      Несколько ладошек протянулось ко мне.
      - Ира.
      - Тася.
      - Галя.
      Откуда он только заимел столько знакомых, - мысленно удивился я.
      - Так, девочки, куда мы сегодня двинем? - продолжает Лешка.
      - Может к Тасе... Таська, ты как? - спросила Ира.
      - Наверно можно, мама на работе, сегодня домой не придет.
      - Тогда, Галя, вот деньги и давай. Ты знаешь куда...
      Полноватая девушка с улыбкой берет у Лешки пачку деньг.
      - Ладно, все сделаю. Вы забросьте книги вот сюда за прилавок. Тася, одевайся, пока без тебя справимся. Проводи гостей до дома.
      Дома у Таси холодно и от этого очень неуютно. Лешка, по-хозяйски, скинул шинель и принялся колдовать над печкой.
      - Сергей, - кричит он, - пойди наколи дров. Тася, дай ему топор и покажи какие дрова надо раздолбать.
      На дворе полно частных полениц. Тасина, стоит в углу, прикрыв разрушающийся угол дома. Действительно, это еще не расколотые чурбаны. Я скидываю шинельку и начинаю бороться с морозом и массой не колотого дерева. Тася не уходит, она стоит рядом и с любопытством наблюдает, как я размахиваю топором.
      - Ты чего в дом не идешь? - удивляюсь я.
      - Там Лешка... Еще лапаться будет.
      - Замерзнешь.
      - Я тебе помогу.
      Она собирает поленья и аккуратно складывает у стеночки, вновь закрывая оголившиеся гнилые доски.
      - Не растащат другие...?
      - Нет..., - даже пугается она, - здесь все свои. У нас не тащат.
      Во дворе появляется Галя, нагруженная сверками.
      - Тася, помоги...
      - Слава богу, хоть кто то пришел. Пошли, Галочка.
      Тася берет у нее тяжелую сумку и они скрываются в парадной.
      Я освободился через пол часа и с большой вязанкой дров ввалился в квартиру. Комната уже нагрелась от раскаленной печки. Лешка разделся до рубахи и развалился на диване, Тася и Галя колдовали на кухне, вынося аппетитные блюда закусок.
      - Ну ты даешь..., - восхищается мной Лешка, - весь месячный запас дров у Таськи изрубил. Подбрось заодно полешко в печку, а то все что здесь было, закончились...
      Через пол часа стол был накрыт, появились две мутные бутылки самогона и тут ворвалась в квартиру Ира.
      - Ура! Наши долбанули фашистов, отогнав их к Истре. Там по радио сообщили... столько взяли их в плен, а побили то, побили... еще больше.
      - Надо за это выпить, - орет Алешка.
      Мы садимся за стол и началось...
      После третьей рюмки самогонки, я стал тупеть, перед глазами поплыло лицо Таси..., а дальше... Дальше ничего не помню.
      Проснулся с головной болью. Лежу на кровати почти раздетый, рядом посапывает Тася. Лешка совсем голый на раскинутом диване, в окружении, так же без одежды, Гали и Иры.
      Так начались наши совместные походы в увольнение по городку и другим местам. У Лешки постоянные пристанища были в разных местах города и, как всегда, здесь были завязаны женщины. То мы уходили на квартиру по улице Безименской к красивой жене фронтового офицера, Алле Васильевне, у которой были сестры беженки из Украины, то шли на проспект Ленина к местной продавщице хлебного магазина, которая, пользуясь полуголодным временем, завела у себя небольшой притончик с молодыми девушками. Иногда Лешка шел на случайные встречи даже с некрасивыми женщинами и мне приходилось, спать у дверей и слушать охи..., вздохи... и их любовную чушь. Сначала я не очень охотно ходил с Лешкой, но перед Новым Годом меня пригласил к себе в кабинет начальник училища. Он был не один, рядом сидел начальник спецотдела капитан Волков.
      - Курсант Марков, я хотел бы поговорить с вами по поводу курсанта Свищева, - начал полковник.
      - ???
      - Вы прекрасно знаете, что Свищев сын известных в стране родителей и всегда находится под пристальным вниманием окружающих людей и естественно недоброжелателей и... врагов. Я не оговорился... наших врагов. Нам хотелось бы, чтобы вы по прежнему были вместе с Свищевым и взяли над ним покровительство...
      - Это над Лешкой то?
      - Да, над ним, над Свищевым, - поправил тот. - Вы должны всегда быть с ним и все события держать под контролем. Должны охранять его и не позволять ему вляпаться в грязные истории.
      - Разве я должен?
      - Это приказ, - вдруг жестко сказал капитан Волков. - Приказ народного комиссара внутренних дел.
      Сердце у меня сжалось. Докатился.
      - Желательно, чтобы вы докладывали нам иногда, куда Свищев ходит и что делает, - уже спокойно закончил капитан.
      - Слушаюсь, - уныло ответил я.
      - Вот и хорошо, - поспешно закончил начальник школы. - О нашем разговоре никому ни слова. Можете идти, курсант Марков.
      Январь 1942года
      У Лешки всегда были деньги. Их ему каждый месяц присылала мать. В то время самым ценным был паек и население привыкло к хроническому безденежью. Деньги были только на черном рынке, где можно было на них купить все.
      В тот день, мы, получив увольнительную, посетили актерку Клавочку и чтобы не светится на рынке, послали туда соседку Клавочки, Зину, купить выпивку и жратву. Все было по прежнему, пьянка, голые женщины, головная боль и спешка, чтобы вовремя возвратиться в казармы.
      На улице Осиновской мы нарвались на патруль. Старлей, начальник патруля, со счастливой улыбкой манил нас пальцем к себе.
      - Товарищи курсанты, подойдите сюда.
      И тут на Лешку напал кураж.
      - Иди ты в...
      Он выругался и демонстративно пошел в другую сторону. Офицер подпрыгнул даже от этих слов.
      - Остановить, - заорал он, - на гауптвахту обоих.
      Двое молодых солдат, с повязками "патруль" и длинными Мосинскими винтовками, бросились к нам и только один из них схватил Лешку за рукав, он развернулся и всадил кулаком ему в лицо. Солдат охнул и повалился в сугроб, выронив винтовку. Старлей выдернул пистолет и направил на него.
      - Не шевелись. Ручки..., ручки вверх.
      Он не обращает на меня внимание, так как уверен, что второй патрульный меня не выпустит из своих объятий. У Лешки чуть растерянный вид, он стоит как парализованный под дулом пистолета и не шевелится. Офицер медленно приближается к нему. И тут я вспомнил о приказе наркома. Ужас придал мне силы. Я схватил правой рукой за воротник шинели, стоящего за мной патрульного и присев перебросил его, как перышко, через свое плечо. Он грохнулся под ноги старлею, нелепо вогнав штык в сугроб, тот от неожиданности подпрыгнул и я ударил его кулаком в висок.
      - Бежим.
      Лешка очнулся от оцепенения и бросился бежать по улице. Лежащий в сугробе солдат пришел в себя и стал подниматься, пытаясь подтянуть винтовку. Я ногой двинул ему в голову, тело отлетело еще дальше от оружия и он затих.
      Мы прибежали в школу вовремя.
      В камере холодно и чтобы согреться мы лежим прижавшись друг к другу на нарах.
      - Я тебе говорил, что все будет как надо, - бормочет в воротник Лешка.
      - Чуть под трибунал не угодили...
      - Не посмеют. Батя не позволит, чтобы позорили его фамилию.
      Загремели запоры на двери, мы оторвали головы от соломы.
      - Поднимайтесь, горе курсанты, - в дверях стоит часовой. - Вас приказано вернуть в школу.
      - Чего-нибудь произошло? Нам скосили срок?
      - Комиссия приехала, принимать экзамены. На фронт всех отправляют.
      - Ура! - орет Лешка.
      Он выпрыгивает с нар и дубасит меня в плечо.
      - Слышишь, Серега, на фронт.
      Передо мной сидят несколько старших офицеров. Это так называемая комиссия: двое фронтовиков из местного госпиталя, одна тусклая физиономия военного, из НКВД, капитан Волков, наш начальник спецотдела и председатель, усталый лысый полковник. Сбоку сидит с папками начальник училища и представляет каждого курсанта.
      - Курсант Марков Сергей Павлович, родился в 1924 году в семье военнослужащего. Окончил 7 классов школы и проучился год в ФЗУ. Поступил на машиностроительный завод в Иркутске, откуда и призван в армию. Отец погиб в 1926 году в Туркменистане, мать живет в Иркутске. Прошел обучение в нашей школе по полной программе, по всем предметам оценка - хорошо. Командование школы рекомендует курсанта Маркова к присвоение офицерского звания лейтенант.
      Комиссия рассматривает мою папку и первый вопрос задает военный из НКВД.
      - Должен ли младший командир докладывать в соответствующие органы о неправильных действиях своего командира или его политических взглядах, направленных против деятельности партии и правительства?
      - Должен.
      - Смогли бы вы расстрелять такого подлеца?
      - Смог.
      - Что вы можете сказать о своем командире взвода, старшем лейтенанте Коркия.
      - По-моему, хорошей командир.
      - Вы с несколькими курсантами были в курилке 14 Декабря, где старший лейтенант Коркия излагал свои взгляды на эту войну. Почему вы не доложили капитану Волкову обо всех высказываниях своего командира?
      - А разве там было что то такое?
      - Было. Не прикидывайтесь идиотом. Вот что сказал при вас Коркия, читаю: "Эта война будет долгой и обойдется нам морем крови..." Это разве не панические высказывания.
      - Не знаю.
      Я явно растерян. Но тут выступил капитан Волков.
      - Курсант Марков давно помогает органам.
      Он передает ему какую то бумажку.
      - Это меняет дело. Куда его?
      Капитан Волков что то зашептал на ухо полковнику. Тот сразу выпрямился и стал кивать головой, потом повернулся к настырному НКВДешнику.
      - Его направляют на Юго-западный фронт. Вот распоряжение самого...
      Тот читает бумажку, потом кивает головой.
      - Курсант Марков, приказом главкома вам присваивается звание лейтенант, - торжественно говорит председатель комиссии. - Поздравляю.
      Мне пожимают руки, но я не чувствую восторга, как оплеванный, ухожу из кабинета.
      Лешку тоже отправляют на Юго-западный фронт. Он уже где-то достал кубики и нацепил их на форму.
      - Надо отпраздновать, как ты думаешь?
      - Неплохо бы.
      Лешка убегает в канцелярию. Через две минуты он выходит расстроенный.
      - Увольнительные отменены. Там сейчас такой ажиотаж... Но я что-нибудь придумаю.
      Придумать он уже ничего не мог. Меня и его через час вызвали к начальнику школы, где полковник вручил нам предписание.
      - Товарищи лейтенанты, сегодня же отправляйтесь к месту назначения.
      - А можно..., - пытается что то сказать Лешка.
      - Нет. Ничего нельзя. Время очень сложное, офицеров в полках не хватает. Срочно отправляйтесь к новому месту службы. Вам дается четверо суток, чтобы добраться до штаба армии.
      Нам после такой речи, осталось отдать честь и пойти собирать шмотки.
      Лешка, есть Лешка. Он не мог не обойти всех своих красоток в городе и не попрощаться с ними. Первую мы навестили жену офицера Аллу Васильевну.
      - Лешенька, вот не ожидала, - запричитала та в дверях. - Ты бы хоть предупредил...
      - Где девочки?
      Лешка пытался проскочить мимо могучей груди женщины, но та крепко заперла своим торсом проем.
      - Понимаешь, Лешенька, мы тебя не ждали. Твое время в выходной день.
      Тут до Лешки доходит.
      - Ах, ты б... Да я тебя с...
      Он с кулаками пытается набросится на нее, но Алла Васильевна одним взмахом руки опрокидывает его на лестничную площадку.
      - Сережа, дай ей с...
      Но дверь быстро захлопывается. Я ногой разношу ее нижнюю часть и груда планок вываливается на площадку. За дверью вой и крики.
      - Ну ее к бесу, - успокаивается Лешка, - пошли от сюда, а то эта дура патруль вызовет, вони не оберешься.
      В библиотеке по прежнему тепло и уютно. Девчонки радостно приветствуют нас.
      - Мы пришли попрощаться с вами, - сразу огорошил их Лешка, - едем на фронт.
      - Ой, - вскрикивает Ира.
      - Как же так? - удивляется Тася.
      - Надеюсь, мы организуем отвальную, - предлагает Галя.
      - Конечно, - оживает Лешка, - Галя, вот деньги, организуй жратву, пожалуйста.
      Лешка запихивает ей в карманчик на груди, пачку денег.
      - Давайте соберемся у меня, - это голос Таси.
      - Леша, - я пытаюсь остановить его, - нам дали мало времени, мы должны через четверо суток быть в части.
      - А, ерунда. Сутки раньше, сутки позже. Фронт теперь не убежит. Не боись, Серега. Все будет в порядке. Ну так, разбегаемся, девочки. Галя, вперед на базар, Ира, закрывай библиотеку, а мы с Тасенькой, пойдем
      нагреем квартиру.
      Все заметались. Тася ведет нас к себе домой. Она демонстративно оттолкнула Лешку, пытавшего обхватить ее за талию, и взяла меня под руку.
      - Неужели так и расстанемся совсем...? - спрашиваю я.
      - Почему совсем, я тебе буду писать, если хочешь.
      - Напиши.
      Она плотней прижалась ко мне и замолчала.
      В доме Таси бедлам. Мы уже объелись и все пьяные. Лешка утащил Ирку и Галю в спальню. Тася медленно раздевается передо мной.
      - Ты меня будешь помнить? - спрашивает она.
      - Я же сказал, буду. У тебя фотокарточка есть?
      - Есть. Но это потом.
      Она остается в комбинации и идет ко мне, на диван. Ее холодные губы прикасаются к моей щеке. Я через тонкую ткань чувствую грудь и голое тело. Тася почти наваливается на меня, опрокинув на подушки. Теперь я забываю о фронте и то, что должен быть в пути.
      - Лешка, мы опаздываем.
      Я трясу бесчувственное тело. Голые девицы спят рядом, бесстыдно скинув с себя простыни.
      - Сейчас...
      Он опять сопит носом. Я поднимаю его с кровати и несу под кран. Холодная вода неприятно щекочет тело. Лешка пытается вырваться из моих рук, но я крепко его держу и поливаю.
      - Отпусти, - успокаивается Лешка, - Я сейчас. Который час?
      - Около пяти.
      - Хорошо. Одеваюсь.
      Возле стола стоит Тася, в комбинации с натянутой поверху юбкой. Она собирает еду.
      - Ты чего?
      - Я приготовлю поесть вам в дорогу...
      Я тепло прощаюсь с Тасей, целую ее в губы.
      - Может разбудить остальных? - спрашивает Лешку Тася.
      - А ну их. Пусть спят. Пошли, Серега. Прощай, Тася.
      Он хлопает ее по плечу.
      - Прощай. Живите, мальчики...
      В жуткой темноте города, по каким то узким тропам, пробитым в снегу, зигзагами и обходами, чтобы не нарваться на патрули, мы бежали на станцию и кажется не зря. На путях стоял состав с какой то пехотной частью, отправляющейся на запад. Нам разрешили поехать с ним.
      Все равно опоздали к месту назначения. Под Купянском находился штаб армии, который мы с трудом отыскали, затратив на это уйму времени. В это время бои на фронте носили местный характер и потрепанная армия понемножку получала пополнение в живой силе и технике. В штабе армии почему то было не до нас и зам командующего артиллерией без всякой морали, выписал нам направление в дивизию, сказав, что там разберутся. От Купянска на санях мы за половину суток прибыли к месту назначения.
      В рубленной избе жарко. Нас принимал начальник штаба дивизии, полковник Бессмертнов, который рассмотрев наши бумаги, психанул. Особенно он разошелся почему то в отношении меня.
      - Где вы шатались целых двое суток? - ревел седоватый полковник обратившись ко мне, как- будь то рядом нет Лешки, хотя тот стоит рядом и нежится от теплоты печки. - Блядствуйте, распутничайте, в штрафбат захотелось?
      - Задержка в пути, - оправдывался я.
      - Молокосос. Эта задержка, может для вас кончится плачевно.
      - Прошу меня не оскорблять. Я офицер Красной Армии и готов отвечать за свои проступки в соответствии с уставом.
      Полковник застыл. Глаза из бешеных превратились в вполне нормальные. Голос сразу упал на пол тона.
      - Хм... Однако... Ладно... Мы с вами еще поговорим. А вы, Свищев, разве не понимаете, чем каждое опоздание может для вас кончиться?
      - Так точно, понимаю. Простите нас, товарищ полковник. Только что вырвались со школьной скамьи и так, чуть расслабились в дороге.
      Полковник внимательно изучает Лешкино лицо.
      - Хорошо. Я уже договорился с командиром полка, он сейчас в медсанбате и вас принять не сможет, оба направляетесь в первую батарею. Вы, - он вдруг резко повернулся ко мне, - командиром второго взвода. А вот... вы, - его взгляд задумчиво плавал по Лешкиной стриженной голове, - вы...
      - Разрешите нам вместе, - просит Лешка.
      - Отставить... Пойдете командиром взвода артиллерийской разведки.
      - Есть, - радостно отвечает Лешка.
      - Тогда отправляйтесь на свои места сейчас. Там у сараев старшина Гладких принимает припасы, он как раз отправляется в ту сторону куда вам надо, пусть вас прихватит.
      Лешка первый срывается с места, я спокойно разворачиваюсь и иду за ним.
      - Лейтенант Марков, - слышу в спину, - задержитесь на минуту.
      Я остаюсь с полковником один на один.
      - Скажите, Марков, что вас связывает с лейтенантом Свищевым?
      Я мнусь, но потом решаю, будь что будет, даже если я выскажусь, то дальше фронта не пошлют.
      - Мне еще в школе было приказано оберегать курсанта Свищева... Не позволять ему попадаться в различные истории.
      - Вот оно что. И кто же это приказал?
      - Начальник школы и наш капитан из спецотдела.
      - А я то подумал, что за идиотская шифровка пришла по поводу вас из Москвы. Теперь все ясно.
      - Мне же не ясно, продолжать оберегать лейтенанта Свищева или нет? Вы же нас разделили.
      - Ишь ты какое слово придумал "оберегать". Давай-ка, дружок, поставим точки над "И". Ты будешь служишь, как положено служить офицеру Красной Армии, а при появлении в своем расположении лейтенанта Свищева, исполняешь предписанные тебе указания, то есть будешь оберегать его.
      - Не значит ли это, что лейтенант Свищев должен все время обитаться в расположении моего взвода.
      - Идите, лейтенант Марков, выполняйте что вам положено. Будет Свищев у вас или не будет, вы служите честно.
      Март 1942 года
      У меня две гаубицы 1939 года. Еще два по штату так и не дошли до расположения дивизии. Мы все время в напряжении, бесконечные дневные перестрелки и борьба за самый выгодный кусок земли не позволяет расслабится. Расчеты орудий слаженные и уже прошли декабрьскую стужу 1941 года. Мартовское потепление все принимают как манну небесную и тепло солнца вытаскивает даже ленивых на свет божий. У меня денщик, сухой и длинный как тростинка Паша Смирнов из под Ростова. Этого бедолагу пожалел замполит полка и вытащил из окопов, чтобы заниматься обслуживанием офицера. Сегодня Паша сделал мне кусок жареной конины, из убитой вчера лошади, и я, усевшись на поваленное дерево, вяло жую жесткое мясо, подставляя лицо теплым лучам солнца.
      - Товарищ лейтенант, - обращается Паша, - не лучше ли вернутся в блиндаж? Немец дурак, у него все по расписанию, сейчас должон нас потревожить, бросит куда попало снаряд, а вдруг...
      - Не каркай...
      Но вот знакомый вой снаряда, заставляет меня свалится на дно ровика.
      На шинель сыпется еще не оттаявшая земля, и мелкие осколки камней.
      - Испортил жратву, - ругаюсь я, пытаясь вытрясти мелкие крошки из миски и пальцем очищаю куски грязи от недоеденного мяса .
      На передовой начинается бедлам. Трещат пулеметы, слышен грохот орудий. Пока телефон молчит и мы ждем, чем закончится эта потасовка.
      У меня на каждое орудие по четыре снаряда. Скупердяи снабженцы выделяют по ящику или двум, снарядов в неделю.
      Через четверть часа все затихает и солдаты выползают из своих нор под солнечные лучи.
      - Привет, Серега.
      На позицию пришел Лешка. За ним идет преданный, как собака, денщик Корявко, сибирский мужик с тупыми как у бычка глазами. Лешка навеселе и где только, черт, достает спиртное, не понятно.
      - Привет, Леша. Чего нового?
      - А ничего. Батяня звонил. Мать простудилась малость. Ругал, что ни одного письма домой не послал, она даже не знала, что я уехал на фронт.
      - А чего не послал?
      - Все некогда.
      Лешка глупо хохочет.
      - Чего ржешь то?
      - Да, ничего. Он все расстраивался, что мать по незнанию деньги послала в Ейск, в училище и очень опасался, что они теперь не вернуться, пропадут... Ха.. ха...ха.... Выпить хочешь?
      - Нет.
      - А я хочу. Ей, Корявый, - Лешка небрежно пнул денщика, - чего там у тебя есть горячительное? Гони сюда.
      Солдат подобострастно роется в вещмешке и достает уже распечатанную бутылку "Московской". Лешка выдирает пробку и лихо опрокидывает часть содержимого в рот, потом без стеснения выдергивает у меня из миски кусок конины и начинает его жевать.
      - Жесткая, скотина...
      - Ты не очень то, сейчас сюда кто-нибудь из начальства заявиться. Каждое утро, когда не стреляют, оно всегда здесь.
      - А... пошли они...
      Я накаркал. По тропинке в снегу, к батарее плетется с очередной проверкой политрук. Мужик противный и занудливый, он с самого начала встречи, почему то решил меня опекать и моя батарея стала всегда постоянным объектом его обследования. Лешка же политрука терпеть не мог, у него были свои причины. Он считал, что тот за ним следит и капает начальству...
      - Здравствуйте, товарищи офицеры.
      Я не успел сказать слова приветствия, пока старался сбалансировать миску с кониной на бревне, Лешка поторопился...
      - Привет, Вася.
      Политрук недовольно кривит губы и смотрит на него.
      - Опять, напился.
      - Ни в одном глазу, но как только тебя увижу, так ты всегда у меня двоишься. Один Вася стоит рядом с Серегой, а другой вон там...
      Лешка махнул рукой в сторону немца.
      - Лейтенант Свищев, вы ведете себя недостойно. На вас смотрят солдаты и сержанты, вы... вы... пьяны.
      - Иди ты, дорогой, в жопу...
      У политрука от ужаса покраснело и взмокло лицо.
      - Я вынужден доложить...
      - Катись от сюда, пока я тебе не въехал в харю...
      Политрук срывается и рысцой бежит в сторону штаба.
      - Ох, и будет же тебе на орехи, - говорю я Лешке. - Ну какого черта, ты все время лезешь на рожон? Сейчас завертится каша... Ты бы лучше, выспался. Иди в мой блиндаж...
      - Нет, я посижу здесь. Эй, лапоть, - это обращение к своему денщику, садись рядом, чего глазами шлепаешь...
      Он валится на бревно, моя миска от сотрясения все же валится в снег. Паша возмущенно машет руками. Денщик Корявко осторожно садиться на ствол дерева подальше.
      - Ты Тасе письмо написал?
      - Написал.
      - А я никому. Чего писать то. Что здесь баб нет? В госпитале такие цыпочки, только пальчики оближешь. А в банно- прачечном отряде, такая Танечка, просто ягодка, попочка у... Я ее в котле тискал...
      - Кажется, на горизонте наш командир полка. С ним идет политрук и два солдата с винтовками. Похоже по твою душу.
      Мы видим, как к нам по тропинке движется, цепочкой по ранжиру, группа военных.
      - Ну, политрук, ну, сволота. Я ему все же устрою...
      Вся группа подходит к нам, мы вскакиваем с бревна и приводим себя в порядок.
      - Лейтенант Свищев, в чем дело? Вы опять напились? - грозно нахмурив лоб, говорит полковник.
      - Никак нет. Вечером, передо сном принял свои положенные сто грамм, а утром еще не завтракал, вот запах и остался. Политрук Харьян, как всегда не разобрался...
      Лешка хорошо собрался и все говорит без запинки.
      - Что значит не разобрался? А ну, дыхни...
      Хрущев набирает полные легкие и запах перегара наполняет почти всю позицию.
      - Все понятно. Под арест его.
      Лешку уводят в тыл, в его собственный блиндаж, под охраной солдат. Сзади понуро плетется денщик.
      В течении двух дней, к нам неожиданно стали подвозить снаряды и вскоре мы получили их, двойную норму. В штабе мне вручили цели, добытые разведчиками. Все поняли, что скоро будет наступление.
      Лешка пришел на позицию под вечер и не один. Две девушки в военной форме поддерживали его с обеих сторон. Сзади плелся сибиряк Корявко с огромным мешком за плечами.
      - Лешка? Ты же...
      - Тсс... Меня освободили на следующий день. Полковник душка, поговорил со мной и отпустил. У тебя блиндаж свободный? Мы к тебе в гости. Познакомься. Это Вера, это Светочка. Девочек по моей просьбе отпустили из госпиталя.
      Девочки с интересом оглядывали меня. Кажется Вера, самая худая, осторожно протянула тонкую руку.
      - Здравствуйте. Какой вы огромный.
      - Еще какой, - хвастается Лешка, - быка валит. На него специальную гимнастерку и штаны шили. Говорят, в учебке, он почти месяц в строю без формы ходил. Так, Серега?
      Я осторожно жму девушке руку.
      - Так, так. Паша, где ты там?
      Плащ палатка, изображающая дверь в мой блиндаж, раздвинулась и появилась голова денщика.
      - Принимай гостей, Паша.
      - Енто, мы счас. Я за водой только...
      Паша вылетает из блиндажа с большим чайником и несется в сторону ручья. Я приглашаю гостей в свое жилище. Внутри тепло, две самодельных лампы сделанных из гильз с протянутым через узкую щель фитилем, сносно освещают помещение. Слева и справа нары, посредине стол.
      - Корявый, - орет Лешка, - давай все на стол.
      Он небрежно скидывает грязную посуду и отодвигает мои документы на край досок. Его денщик вытаскивает две бутылки водки, хлеб, сало, котелок соленых огурцов и две толстых селедки. Пока Корявко готовит еду, Лешка заталкивает Веру на нары.
      - Ты все спрашивала, где фронт? Вот он.
      - Как это? А где окопы, фашисты...?
      - Это... чуть впереди.
      В блиндаж влетает мой Паша с чайником в руке и тут же в углу настраивает примус. Я присаживаюсь на другие нары, Света пристраивается рядом.
      - Ребятки, начнем.
      Лешка разливает водку по железным кружкам.
      - За наше наступление, за победу.
      Вера, закрыв глаза, с отвращением пьет водку и оторвав кружку, спешно хватает огурец и начинает есть.