Снимок вошел в зажимы. Свет в статоскопе мигнул и зажегся.

Опытный глаз Филипса уловил неясную линию в соответствующей зоне. — Думаю, ты права. — Через лист с отверстием он более тщательно изучил снимок. Без сомнения, на этой пленке присутствует такое же необычное изменение плотности, какое он видел на снимке Лизы Марино. Разница только в том, что здесь оно менее ярко выражено и не столь обширно.

Стараясь сдержать возбуждение, Мартин включил компьютер Майклза.

Набрав имя, он повернулся к Дениз и спросил, на что сейчас жалуется пациентка. Дениз рассказала о затруднениях при чтении, сопровождаемых потерей сознания. Филипс ввел информацию и переместился к лазерному принтеру. Когда загорелся красный глазок, он вставил край пленки. Со щелчком заработала машинка на выходе. «Спасибо. Можно вздремнуть.»

Пока они ждали, Дениз рассказала Мартину все известное ей о Линн Энн Лукас, но больше всего ему было важно то, что пациентка жива и находится в кабинете неотложной помощи.

Как только принтер оборвал свое стремительное стаккато, Филипс оторвал бумагу. Он стал читать, а Дениз смотрела через его плечо.

— Потрясающе! — закричал Филипс, окончив чтение. — Компьютер явно согласен с твоим мнением. И он помнит, что видел такое же изменение плотности на снимке Лизы Марино, а кроме того, он просит сказать ему, что собой представляет это изменение плотности. Чертовски потрясающая штука.

Машина хочет обучаться! Это так по-человечески, что пугает меня. Остается только, чтобы она захотела пожениться с томографическим компьютером и уйти в отпуск на все лето.

— Пожениться? — рассмеялась Зенгер.

Филипс отмахнулся. — Административные болячки. Не заводи меня.

Зови эту Линн Энн Лукас сюда, и давай сделаем томограммы и рентгеновские снимки, которые не получились с Лизой Марино.

— Понимаешь, уже поздновато. Лаборант в томографическом в десять выключает установку и уходит. Придется его вызывать. Так ли уж необходимо сделать это все сегодня?

Филипс посмотрел на часы. Десять тридцать. — Ты права. Но эту пациентку нельзя терять. Я прослежу, чтобы ее оставили хотя бы на ночь.

Дениз пошла с Мартином в Неотложную и привела его прямо в один из больших лечебных кабинетов. Жестом пригласив его в правый угол, она отодвинула занавеску, отделяющую небольшой уголок для обследований. Линн Энн Лукас подняла на них воспаленные глаза. Она сидела у стола, навалившись на него и положив голову на руку.

Прежде чем Дениз смогла представить Филипса, включился ее аппарат индивидуального вызова, и она предоставила Мартину самому разговаривать с Линн Энн. Ему стало совершенно ясно, что женщина измучена. Он дружелюбно улыбнулся ей и спросил, не согласится ли она переночевать здесь, чтобы утром можно было сделать некоторые специальные снимки. Линн Энн ответила, что ей все равно, лишь бы ее забрали из кабинета неотложной помощи и дали возможность поспать. Филипс ласково сжал ее руку и пообещал все устроить.

У стола регистраторов Филипсу пришлось действовать, как в отделе уцененных товаров — толкаться, кричать и даже стучать по столу ладонью, чтобы привлечь внимание одной из замотанных регистраторов. Он спросил, кто ведет пациентку Линн Энн Лукас. Сверившись с журналом, она сообщила, что это доктор Уэйн Томас, он сейчас в комнате 7 занимается пациентом, у которого произошел удар.

Войдя, Филипс оказался в центре суматохи, связанной с остановкой сердца. Пациент был тучным мужчиной, растекшимся по столу, как блин.

Бородатый чернокожий мужчина, как Филипс вскоре узнал, доктор Томас, стоя на стуле, делал пациенту непрямой массаж сердца. При каждом нажатии руки доктора Томаса исчезали в складках жира. По другую сторону от пациента один из стажеров держал дефибриллятор, наблюдая за экраном кардиомонитора. У головы пациента женщина-анестезиолог с помощью дыхательного мешка производила вентиляцию легких, координируя свои действия с доктором Томасом.

— Стойте! — произнес стажер с дефибриллятором.

Все отошли, и он поместил лопатки на проводящую смазку, нанесенную в зоне трудно различимой грудной клетки пациента. После нажатия кнопки сверху от переднего грудного отведения по груди пациента пошел ток, вызвавший беспорядочные движения. Пациент бессильно размахивал конечностями, напоминая пытающегося взлететь толстого цыпленка.

Анестезиолог сразу же стала опять помогать дыханию. На экране монитора произошли изменения, появились слабые, но регулярные сокращения.

— У меня хорошие каротидные пульсации, — сообщила анестезиолог, нажимавшая рукой на шею пациента сбоку.

— Хорошо, — откликнулся стажер с дефибриллятором. Он не отводил глаз от монитора и с появлением первого эктопического желудочкового пика скомандовал:

— Семьдесят пять миллиграммов лидокаина!

Филипс подошел к Томасу и похлопал его по ноге. Стажер слез со стула и отступил назад, продолжая смотреть на стол.

— Ваша пациентка Линн Энн Лукас, — произнес Филипс. — На ее снимке есть интересные детали в затылочной области и немного впереди.

— Я рад, что вы обнаружили что-то. Интуиция подсказывает мне, что у нее что-то не так, но я не знаю, что.

— Пока не могу предложить диагноз. Мне хотелось бы завтра сделать дополнительные снимки. Нельзя ли оставить ее на ночь?

— Конечно. Я бы с удовольствием, но без хотя бы предварительного диагноза ребята меня заклюют.

— Допустим, множественный склероз?

Томас погладил бороду. — Множественный склероз. Это уж через край.

— А что, есть какие-либо аргументы против множественного склероза?

— Нет. Но и в пользу него тоже не много.

— Ну, может быть, очень ранняя стадия.

— Возможно, но множественный склероз обычно диагностируется позже, когда становятся заметны его характерные особенности.

— Так в этом же и суть. Мы предлагаем этот диагноз раньше, а не позже.

— Ну хорошо, но в приемной записке я особо отмечу, что диагноз предложен Радиологией.

— Будьте любезны. Только обязательно в списке назначений запишите на завтра компьютерную аксиальную томографию и политомографию. Я это внесу в план Радиологии.

Возвратившись к столу, чтобы взять на Линн Энн Лукас карту Неотложной и госпитальную карту, Филипс попал в довольно длинную очередь.

Взяв обе карты, он сел в пустынной комнате отдыха.

Вначале он прочел записи докторов Хаггенса и Томаса. Ничего интересного. Он посмотрел на обложку. По цветовым кодам на краях страниц он установил, что имеется запись радиологов. Филипс открыл карту на этой странице и прочел описание снимка черепа в одиннадцатилетнем возрасте после падения на роликовых коньках. Описание составлял стажер, которого он знал.

Тот пришел на несколько лет позже Филипса и сейчас находился в Хьюстоне.

Снимок был признан нормальным.

Пролистав карту в обратном направлении, Филипс прочел сделанные за последние два года записи об амбулаторном лечении инфекции верхних дыхательных путей. Он просмотрел также записи о нескольких посещениях клиники гинекологии, при которых отмечался немного атипичный мазок. Филипсу пришлось признать, что записи эти не так информативны, как хотелось бы, потому что со времени работы в составе младшего врачебного персонала он на удивление многое забыл из терапии. С 1969 по 1970 год записей в карте не было.

Прежде чем вернуться в кабинет, Филипс отдал карту в регистратуру Неотложной. Азарт исследователя пробудил в нем новую энергию, он шагал через две ступеньки. После разочарования с Марино появление Лукас представлялось тем более ценным. Войдя в кабинет, он снял с полки пыльный учебник терапии и нашел множественный склероз.

Как он помнил, диагностика заболевания была косвенной.

Лабораторные исследования четкого подтверждения не давали — только вскрытие. Филипсу вновь представилась очевидная и колоссальная ценность радиологического диагностирования. Он продолжил чтение, отметив, что в число классических проявлений болезни входят расстройства зрения и дисфункция мочевого пузыря. Прочтя первые два предложения следующего параграфа, Филипс остановился. Он вернулся назад и прочел их вслух:

"В первые годы заболевания диагноз может быть ненадежен.

Окончательному диагнозу могут помешать длительные латентные периоды между незначительным первым симптомом, который может даже ускользнуть от внимания медиков, и последующим развитием более характерных проявлений."

Филипс схватил аппарат и набрал домашний номер Майклза. При наличии чувствительного радиологического средства диагностики можно избежать задержки с окончательным диагнозом.

Лишь после того, как телефон начал звонить, Филипс посмотрел на часы. Он был потрясен, узнав, что уже больше одиннадцати. В этот момент трубку сняла Элеонора, жена Майклза; Филипс никогда ее не видел. Он сразу же пустился в длительные извинения за поздний звонок, хотя по голосу нельзя было сказать, что она спала. Элеонора заверила его, что они никогда не ложатся раньше полуночи, и передала трубку мужу.

Узнав, что Мартин все еще находится в своем кабинете, Майклз посмеялся над, как он выразился, его мальчишеским энтузиазмом.

— Я был занят, — пояснил Филипс. — Выпил чашечку кофе, немного поел и вздремнул.

— Не позволяй всем читать эти распечатки, — сказал Майклз, снова рассмеявшись. — Я запрограммировал и похабные предложения.

Дальше Филипс взволнованно рассказал Майклзу, что нашел в Неотложной еще одну пациентку — Линн Энн Лукас — с тем же необычным изменением плотности, которую он наблюдал на снимке Марино. Он сообщил, что не смог сделать новых снимков Марино, но утром собирается сделать определяющие снимки. Мартин добавил, что компьютер просил указать, что означают необычные изменения плотности. — Чертова штуковина хочет познавать!

— Запомни, — вставил Майклз, — у программы тот же подход к радиологии, что и у тебя. Она использует именно твои методы.

— Да, но она уже меня превзошла. Она уловила это изменение плотности, когда я его не видел. Если она использует мои методы, то как это объяснить?

— Очень просто. Компьютер накладывает на изображение сетку размером 256 на 256 ячеек, в которых степень плотности может меняться от нуля до двухсот. Когда мы проверяли тебя, ты смог различить только плотности от нуля до пятидесяти. Ясно, что машина более чувствительна.

— Извини за глупый вопрос.

— А ты гонял программу на старых снимках черепа?

— Нет, — признался Филипс, — сейчас хочу приступить.

— Ну, не надо решать все за одну ночь. Эйнштейн так не поступал.

Почему бы не подождать до утра?

— Заткнись, — беззлобно парировал Мартин и положил трубку.

Зная госпитальный номер Линн Энн Лукас, Филипс относительно легко нашел конверт с ее снимками. В нем были только два недавних снимка грудной клетки и ряд снимков черепа, сделанных после падения на роликовых коньках, когда ей было одиннадцать. Он вложил один из старых боковых снимков черепа в статоскоп рядом со снимком, сделанным в этот вечер. Сравнив их, Филипс убедился, что необычное изменение плотности развилось после одиннадцати лет. Для полной уверенности Филипс ввел один из старых снимков в компьютер.

Результат совпал.

Филипс вложил старые снимки Линн Энн обратно в конверт и добавил сверху новые. Конверт он положил на стол, где, он знал, Хелен их не тронет.

Пока не будет проведено новое обследование Линн Энн, с ней больше делать нечего.

И что же дальше? Время позднее, но он слишком возбужден, чтобы идти спать, и потом, хотелось бы дождаться Дениз. Она, пожалуй, придет, когда закончит свои дела. Он собирался уже воспользоваться системой индивидуального вызова, но передумал.

Мартин решил использовать это время на получение старых снимков черепа из архива. Почему бы не начать процесс проверки компьютерной программы? На случай если Дениз придет раньше него, он прикрепил к двери записку: «Я в центральной Радиологии».

На одном из терминалов центрального госпитального компьютера он с большими усилиями напечатал, что ему требуется распечатка имен и номеров всех пациентов, которым за последние десять лет делались снимки черепа.

Закончив, он нажал кнопку ввода и повернулся лицом к выходному принтеру.

Пришлось немного подождать. Потом машина стала извергать бумагу со страшной скоростью. Когда она наконец остановилась, у Филипса в руках оказался список из тысяч имен. От одного только вида этого списка у него потемнело в глазах.

Невзирая на это, он отыскал Рэнди Джекобса, который работал по вечерам и занимался раскладкой дневных снимков и подбором снимков на следующий день. В дневное время он обучался фармакологии, великолепно играл на флейте и отличался большой жизнерадостностью. Филипс ценил его как умного, энергичного и деловитого работника.

Для начала, Мартин велел Рэнди подобрать снимки по первой странице списка. Это около шестидесяти пациентов. Проявив свою обычную сноровку, тот уже через двадцать минут положил на проектор Филипса два десятка боковых снимков черепа. Но Филипс не стал пропускать снимки через компьютер, как просил Майклз. Не в силах избавиться от искушения поискать такие же изменения плотности, какие обнаружились на снимках Марино и Лукас, он стал тщательно их рассматривать. Он взял тот же лист с отверстием и, перемещая проекции, начал поочередно изучать снимки. Филипс проработал около половины снимков, когда появилась Дениз.

— Несмотря на все эти умные слова о желании оставить клиническую радиологию, ты все же сидишь здесь и рассматриваешь снимки, хотя уже почти полночь.

— Немного глупо, — признал Мартин, откидываясь на стуле и потирая глаза согнутыми пальцами, — но мне подобрали эти старые снимки, поэтому я решил проверить, нет ли чего-то подобного Лукас и Марино.

Дениз подошла сзади и помассировала ему шею. Лицо его выглядело усталым.

— Нашел что-нибудь?

— Нет пока. Но я просмотрел только с десяток.

— А ты не ограничил область поиска?

— В каком смысле?

— Ну, ты знаешь двух пациентов. В обоих случаях это женщины, обе обратились недавно и обеим около двадцати.

Филипс бросил взгляд на протянувшийся по экрану ряд снимков и что-то проворчал. Таким образом он признавал правоту Дениз, не говоря об этом прямо. Как он сам до этого не додумался?

Она пошла с ним к главному компьютерному терминалу, ведя непрерывный рассказ о трудном вечере в Неотложной. Слушая вполуха, Филипс ввел запрос. Он запросил имена и номера пациенток в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет, которым делались снимки черепа в течение последних двух лет. Выходной принтер ожил и выдал всего одну строчку. В ней говорилось, что банк данных не рассчитан на отбор снимков черепа по признаку пола. Филипс скорректировал свой запрос. Заработав снова, принтер тарахтел с бешеной скоростью, но недолго. В списке было только сто три имени. В результате беглого просмотра выяснилось, что чуть меньше половины из них — женщины.

Рэнди новый список пришелся по душе. По его словам, первый оказал на него деморализующее влияние. Они подождали, и он принес семь конвертов, сказав, что для начала этого хватит, а он пока подберет остальные.

Возвратившись в кабинет, Мартин признал, что устал и что усталость начинает ослаблять его энтузиазм. Бросив снимки перед проектором, он обнял Дениз и прижал к себе. Голова его опустилась к ней на плечо. Она обхватила его руками чуть ниже лопаток. Некоторое время они стояли так, молча держа друг друга в объятиях.

Потом Дениз посмотрела ему в лицо и откинула со лба его светлые волосы. Он не открывал глаз.

— Может быть, на сегодня все?

— Это мысль. — Филипс открыл глаза. — Почему бы нам не зайти ко мне? Я все еще не пришел в себя, мне нужно поговорить.

— Поговорить?

— О чем угодно.

— К сожалению, меня наверняка опять вызовут в госпиталь.

Филипс жил в многоквартирном доме, называемом Тауэрс, который был построен Медицинским центром и примыкал к госпиталю. Хотя создатели вложили в него очень мало фантазии, он был нов, надежен и чрезвычайно удобен. Дом располагался у реки, и из квартиры Мартина открывался вид на нее. А старый дом, где жила Дениз, стоял на тесной боковой улочке. Из окон ее квартиры на третьем этаже был виден только всегда темный узкий колодец между домами.

Мартин напомнил, что от его квартиры до госпиталя не дальше, чем от дежурной комнаты в помещении медсестер, где Дениз располагалась, и втрое ближе, чем от ее собственной квартиры. — Вызовут, так вызовут.

Она заколебалась. Встречаться во время ее дежурства — это что-то новое, кроме того, Дениз боялась, что развитие их связи приведет к необходимости принять решение.

— Может быть, — произнесла она. — Только сначала дай мне сходить в Неотложную и проверить, не назревает ли там что-нибудь.

Ожидая ее, он стал вставлять некоторые из новых снимков в статоскоп. Уже вставив три снимка, он вгляделся в самый первый. И тут он, вскочив, уткнулся в снимок носом. Еще один случай! Те же крапинки, начинающиеся в самой задней части мозга и распространяющиеся вперед. Филипс посмотрел на конверт. Кэтрин Коллинз, двадцать один год. Наклеенное на конверт машинописное описание снимка в клинической информации упоминает припадки.

Взяв снимок Кэтрин Коллинз к компьютеру, он вложил его в сканер.

Затем он схватил остальные четыре конверта и извлек из каждого снимок черепа. Он начал вставлять их в статоскоп, но раньше чем рука его отпустила первый, он уже почувствовал, что нашел еще один пример. Глаза его стали очень восприимчивы к этим слабым изменениям. Элен Маккарти, двадцать два года, клинические данные: головные боли, нарушения зрения и слабость в правых конечностях. Остальные снимки были без отклонений.

Взяв из конверта Элен Маккарти два боковых снимка черепа, сделанных под немного разными углами, Филипс включил стереостатоскоп. Глядя в объектив, он вообще лишь с большим трудом различил какие-то крапинки. Те, что он видел, казались придуманными: они располагались в коре мозга, а не глубже, в нервных волокнах белого вещества. Эта информация его несколько встревожила. Поражения, связанные с множественным склерозом, обычно располагались в белом веществе мозга. Оторвав распечатку, Филипс стал читать ее. Вверху страницы стояло «СПАСИБО», относящееся к моменту, когда была вставлена пленка. Затем шло имя девушки и вымышленный номер телефона.

Еще одна шутка Майклза.

В самом сообщении было то, чего Филипс ожидал. Давалось описание изменений плотности и, как в случае с Линн Энн Лукас, компьютер вновь задавал вопрос о значимости незапрограммированных отклонений.

Почти одновременно Дениз возвратилась из Неотложной и Рэнди принес еще пятнадцать конвертов. Филипс влепил Дениз звучный поцелуй. Он сообщил ей, что, благодаря ее предложению, нашел еще два примера, в обоих случаях — молодые женщины. Мартин взял у Рэнди новые снимки и готов был приступить к ним, но Дениз положила руку ему на плечо.

— В Неотложной сейчас тихо. А через час — кто знает?

Филипс вздохнул. Он чувствовал себя, как ребенок, которому велят на ночь расстаться с новой игрушкой. Он с неохотой отложил конверты и велел Рэнди отобрать снимки по второму списку и сложить на его стол. А потом, если останется время, можно начать подбирать снимки из основного списка и складывать их у задней стены, за рабочим столом. Вспомнив вдруг, он попросил Рэнди связаться с регистратурой и организовать присылку госпитальных карт Кэтри Коллинз и Элен Маккарти в его кабинет.

Оглядев комнату, Мартин сказал:

— Такое впечатление, что я что-то забыл.

— Себя, — ответила Дениз с раздражением. — Ты здесь уже восемнадцать часов. Пошли отсюда к чертям.

Так как Тауэрс являлся частью Медицинского центра, он был соединен с госпиталем хорошо освещенным и окрашенным в приятные тона переходом на уровне подвального этажа. Там же были проложены электрические и тепловые магистрали, скрытые в потолке за звукоизоляционными плитками.

Взявшись за руки, Мартин и Дениз прошли сначала под старым медицинским институтом, потом под новым. Потом они миновали разветвление тоннелей, ведущих к Бреннеровскому педиатрическому госпиталю и Голдмановскому институту психиатрии. Тауэрс находился в конце тоннеля и представлял собой нынешний предел безудержного прорастания медицинского центра в тело окружающего района. По лестнице можно было подняться прямо в нижний вестибюль этого многоквартирного дома. Охранник за пуленепробиваемым стеклом узнал Филипса и отпер дистанционно управляемый замок.

Шикарный Тауэрс был населен в основном докторами медицины и другими специалистами из медицинского центра. Здесь обитали еще несколько профессоров из университета, но, как правило, квартплату считали довольно высокой. Проживавшие здесь врачи были большей частью разведены, зато постоянно росло число молодых турок с карьеристски настроенными женами.

Детей здесь почти не было, их можно было видеть только по выходным, когда наступала папина очередь заниматься ими. Мартин знал также о довольно большом количестве психиатров и замечал немало выпивших.

Мартин относился к числу разведенных. Он развелся четыре года назад после шести лет беспросветной супружеской жизни в пригороде. Подобно большинству своих коллег, Мартин женился в годы своего стажерства — это была своего рода реакция на трудности научной карьеры. Жену звали Ширли, он любил ее, по крайней мере, считал, что любит. Он был потрясен, когда она вдруг ушла от него. К счастью, детей у них не было. Следствием развода явилась депрессия, для преодоления которой он старался еще больше времени проводить на работе, если только это было возможно. С течением времени он смог отнестись к этим событиям с необходимым беспристрастием и осознать происшедшее. Филипс был женат на медицине, а его жена находилась в роли любовницы. Для своего ухода Ширли выбрала тот год, когда его назначили помощником заведующего Неврологии, поскольку именно тогда она окончательно поняла его систему ценностей. До своего назначения он оправдывал перед женой семидесятичасовую рабочую неделю стремлением стать помощником заведующего. Заняв эту должность, он стал оправдывать это тем, что он начальник. Ширли нашла выход, которого Филипс не видел. Она не захотела быть замужем и в одиночестве, поэтому она ушла.

— Ты пришел к какому-то заключению по поводу отсутствия мозга у Марино? — спросила Дениз, возвращая Мартина в настоящее.

— Нет. Но в этом наверняка замешан Маннергейм.

Они ждали лифта под громадной безвкусной люстрой. Под ногами был темно-оранжевый ковер с переплетением золотых колец.

— Ты не собираешься что-то предпринять по этому поводу?

— Я не знаю, что делать. Конечно, хотелось бы узнать, зачем его изъяли.

Самым чудесным в квартире Филипса был вид на реку и изящный изгиб моста. В остальном это было самое непримечательное жилище. Филипс переехал в одночасье. Он договорился об аренде квартиры по телефону, а чтобы обставить ее, нанял прокатную фирму. И вот что получилось: кушетка, пара приставных столиков, низкий столик и пара стульев в гостиной, обеденный уголок в кухне, кровать в комплекте со столиком в спальне. Не бог весть что, но это только временно. Филипсу как-то не приходило в голову, что он здесь живет уже четыре года.

Мартин не был любителем выпить, но сегодня ему хотелось расслабиться, и он налил немного виски со льдом. Из вежливости он подержал бутылку перед Дениз, но она, как и предполагалось, покачала головой. Она употребляла только вино или, изредка, джин с тоником, и конечно не на дежурстве. Вместо этого она налила себе в высокий стакан апельсинового сока из холодильника.

В гостиной Дениз слушала словесные излияния Филипса, рассчитывая, что он скоро иссякнет. Ее сейчас совершенно не интересовали разговоры об исследованиях или исчезнувших мозгах. Она вспоминала его признание в нежных чувствах. Возможность того, что это было серьезно, волновала ее и позволяла признать и свои собственные чувства.

— Жизнь удивительна, — говорил в это время Мартин. — Всего за один день столько необыкновенных поворотов!

— Ты о чем это? — подала голос Дениз, надеясь, что он заговорит об их отношениях.

— Еще вчера мне и в голову не приходило, что мы так близко подошли к созданию программы чтения снимков. Если так пойдет...

В бешенстве она вскочила, рывком подняла его на ноги и, ухватив за подол рубашки, принялась убеждать его сделать передышку и забыть про госпиталь. Глядя снизу вверх в его ошеломленное лицо, она дразняще улыбнулась, чтобы рассеять неловкость.

Филипс согласился, что у него действительно очень натянуты нервы, и решил для улучшения состояния быстренько принять душ. Она имела в виду несколько не то, но он уговорил составить ему компанию в ванной. Она смотрела на него через стенку душа с матовым и узорным стеклами. Он изгибался и поворачивался под струей воды, и причудливые изломы и скругления придавали его очертаниям странный эротический вид.

Пока Мартин под шум воды пытался продолжать разговор, Дениз спокойно потягивала апельсиновый сок. Она не различала ни единого слова, но ее это вполне устраивало. Ей сейчас больше нравилось смотреть, а не слушать. Она ощущала нарастающую волну чувства, которая наполняла ее теплотой.

Закончив, Мартин выключил воду, захватил полотенце и вышел из душа. Он все еще продолжал разговор о компьютерах и докторах, от которого ее уже мутило. Обозлившись, она вырвала полотенце и стала тереть ему спину.

Потом она повернула его лицом к себе.

— Сделай одолжение, — как бы в гневе, прервала она, — заткнись.

Схватив за руку, она вытащила его из ванной. Пораженный этой внезапной вспышкой, он спокойно дал отвести себя в полутемную спальню. Там, на виду у тихой реки и парящего над ней моста, она закинула руки ему на шею и вложила всю свою страсть в поцелуй.

Мартин без промедления ответил ей. Но он не успел еще раздеть ее, как комнату наполнил настойчивый сигнал вызова. Какое-то мгновение они еще держали друг друга в объятиях, пытаясь избежать неизбежного и наслаждаясь своей близостью. Им обоим без слов было ясно, что отношения их поднялись на новую ступень.

Без двадцати три городская машина скорой помощи остановилась у приемного покоя Медицинского центра. Там уже стояли две такие машины, и вновь прибывшая двигалась между ними задним ходом, пока не уперлась бампером в резиновую окантовку. Двигатель зачихал и умолк; водитель и пассажир вышли из машины. Прикрываясь согнутыми руками от нудного апрельского дождя, они двинулись рысцой и вскочили на площадку. Более худой из них открыл заднюю дверь машины. Второй, поздоровее, протянул руку и вытащил пустые носилки. В отличие от других машин скорой помощи, в этой пострадавших не было. Она приехала, чтобы принять пациента. Случай не такой уж редкий.

Приехавшие подняли носилки за оба конца, и ножки носилок опустились вниз. Носилки сразу преобразились в узкую, но вполне годную к использованию каталку. Они прошли через автоматически раздвигающиеся двери отделения неотложной помощи и, не глядя по сторонам, свернули в главный коридор и поднялись в лифте на четырнадцатый этаж, в западную Неврологию. В эту смену на этаже дежурили две сестры и пять ассистентов, но одна из сестер и трое ассистентов ушли на перерыв, поэтому старшей была сестра миссис Клодин Арнетт. Ей-то худой и предъявил документы на пациентку.

Предстоял перевод в отдельную палату Нью-Йоркского медицинского центра, где у ее врача было забронировано место.

Миссис Арнетт проверила бумаги, вполголоса выругалась, поскольку только что заполнила приемный бланк, и расписалась. Она велела Марии Гонзалес проводить прибывших в комнату 1420 и вновь занялась проверкой наличия наркотических средств, чтобы успеть закончить до своего перерыва.

Даже при убавленном освещении она заметила, что у водителя удивительно зеленые глаза.

Мария Гонзалес отворила дверь комнаты 1420 и попробовала разбудить Линн Энн. Это было нелегко. Она пояснила санитарам, что по телефону поступило указание дать пациентке двойную дозу снотворного и, в связи с возможностью приступа, фенобарбитал. Ей ответили, что это не имеет значения, пододвинули носилки и расстелили одеяла. Плавным отработанным движением они подняли пациентку и уложили в одеяла. Линн Энн Лукас так и не проснулась.

Мужчины поблагодарили Марию, которая уже начала менять белье на постели Линн Энн. Они вышли с носилками в коридор. Миссис Арнетт не подняла глаз, когда они миновали сестринский пост и вошли в лифт. Час спустя машина скорой помощи отъехала от Медицинского центра. Включать сирену или световую сигнализацию не требовалось. Машина была пуста.