Ночные костры

— Да, но угрозу представляли не какие-то злодеи и убийцы, а я сам. Я увидел, как один папский посланник ущипнул служанку моей матери, и поставил ему под скамейку свечу.

— Зажженную?

— Ну разумеется! Какой прок от незажженной свечи?

— Вы были ужасным ребенком, милорд. Но уже в столь нежном возрасте вы защищали женщин, — добавила она.

— И надо сказать, что в нежном возрасте у меня было столь же нежное мягкое место. Оно сильно болело после того, как меня наказали. Я ожидал, что женщина, за которую я отомстил, проявит ко мне хоть каплю снисхождения.

Но, увы, именно она и потребовала, чтобы меня вывели из комнаты и выпороли. — Он засмеялся. — В тот день мне пришлось несладко. Зато я, сам того не ведая, избежал клерикального будущего с помощью похотливого папского посла и аппетитной попки служанки. Сам король Генрих заявил, что священнослужителя из меня не получится.

Он положил руку ей на живот и погладил мягкую шерстяную ткань платья.

— Когда у нас родятся сыновья, я сомневаюсь, что кто-то из них проявит склонность к религии. Вы согласны растить воинов, Алиса?

Ее смех оборвался.

— Я молю Бога, милорд, чтобы мы с вами не разлучились раньше, чем у нас родятся сыновья.

— Кто же нас разлучит?

— Раймон…

Он сжал жену в крепких объятиях, жадно ища губами ее губы.

— Никто не посмеет сказать против вас даже слова. И никто — ни живой, ни мертвый — не отнимет вас у меня. Поверьте мне, Алиса!

Горящие голубые глаза Раймона Фортебраса не оставляли сомнения в том, что он готов защищать ее ценой собственной жизни.

— Я вам верю, — ответила Алиса.

«Всемогущий Господь! — мысленно взмолилась она. — Огради этого человека от наших врагов! И живых, и мертвых!»

Раймон коснулся кружевного выреза ее платья.

— Пергамент упал на пол, — медленно прошептала Алиса. Он положил ее руки на свою черную рубаху.

— Так давайте отправим туда же нашу одежду, — прошептал он. — Я вдруг понял, что до восхода луны не смогу написать ни строчки.

Раймон смотрел на лежавший перед ним чистый лист пергамента.

— Вопрос о наших землях и сокровищах королевы с каждым днем становится все более запутанным.

— Он никогда не был простым, — пробормотала Алиса, которая сидела напротив полуголого мужа, закутавшись в свой теплый домашний халат.

Он взял перо и обмакнул в чернильницу.

— Да, это верно. И усложнился, когда вы утаили от меня правду.

Алиса твердо встретила его взгляд.

— Я собиралась вернуться к вам с сокровищами королевы. И остаться с вами, если бы вы этого захотели.

Он написал всего одну строчку.

— Но вы не доверились мне, не рассказали всю правду.

— Я должна была думать не только о себе, Раймон. Ведь нас было трое. Я знаю… мы все знаем, что бывает с убийцами и с теми, кто им пособничает. Их приговаривают к повешению. Ночью приходят ведьмы и откусывают им руки. А что остается, висит до тех пор, пока не сгниет.

Раймон долго смотрел на нее непроницаемым взглядом.

— Я не хочу, чтобы вы говорили про виселицу, — наконец сказал он.

Алиса первая отвела глаза.

— Это вас пугает?

— Это пугает вас. Я вижу, вам надо выпить, Алиса.

— Мне сейчас не до шуток.

Он нашел бутылку с бренди возле камина и щедро плеснул ей в серебряный кубок.

— Насчет бренди я никогда не шучу, Алиса. Выпейте.

— Нет, спасибо, — отказалась она. Уж если речь зашла об убийстве и виселице, ей нужна ясная голова.

— Выпейте, я вас прошу.

Алиса поднесла кубок к губам, но пить не стала.

— Вы думали, что я силой привезу вас в Данхевет и отдам под суд, обвинив в убийстве? Вас, Эмму и кузнеца?

— Вы же терпеть не можете кровопролитие. Вы сами мне это сказали, Раймон, неужели забыли? В морстонской церкви, когда я призналась вам, что я не девушка, вы ответили, что это маленький грех, не сравнимый с убийством. Что с вас хватило зверств Палестины. Его губы слегка искривились.

— Вы приехали сюда, — продолжала она, — чтобы зажить мирной жизнью. Подальше от кровавых бранных полей. Если бы дело касалось только моей судьбы, я бы, может, и рискнула рассказать вам всю правду и навлечь на себя ваше отвращение. Но мне надо было думать об Эмме. Она ни в чем не виновата, Раймон. Она только помогала мне скрыть следы. Это убийство целиком на моей совести. Я взяла лопату…

— Ради Бога, Алиса! Сядьте и помолчите.

Ее сердце опять гулко застучало под ребрами. Раймон протянул руку и выровнял кубок, который она держала дрожащими пальцами.

— Вы полагаете, я — или кто-то еще — счел бы грехом то, что вы совершили в ту ночь? Подумайте, Алиса. Вооруженный рыцарь угрожал двум женщинам и безоружному слуге. Если бы вы поехали в Шильштон и рассказали отцу Грегори…

— То он написал бы принцу Иоанну, — продолжила за мужа Алиса. — Де Рансон поддерживал принца Иоанна. Он дал это понять перед тем, как…

— Что именно сказал де Рансон?

— Он сказал — принц Иоанн не удивится, узнав о том, что мы прятали золото королевы. Иоанн догадывается, что его мать укрывает от него богатства.

Раймон вздохнул:

— Разумеется, вдовствующая королева не дает ему золота. Если бы у Иоанна хватило денег на наемную армию, то его брат, вернувшись из плена, уже не нашел бы своего королевства. Это ни для кого не секрет, Алиса. Многие английские землевладельцы считают разумным подпитывать Иоанна деньгами: если король Ричард не вернется, то они будут в милости у нового короля. У принца Иоанна сотни таких благодетелей. И де Рансон был одним из них.

— Поставьте себя на мое место. Если бы речь шла о вашей жизни и жизнях двух ваших людей… вы рискнули бы кому-нибудь довериться? Со временем слух мог дойти до Данхевета и людей принца Иоанна… Раймон подался вперед.

— Нет, я бы не стал рисковать. Но я бы ни за что не подумал, что муж может отдать свою жену и ее людей под суд, обвинив их в убийстве.

— Вы ненавидите кровопролитие и измену, Раймон, а я совершила и то и другое. — Она поднесла кубок к губам и сделала большой глоток. Бренди обожгло горло. В глазах тоже защипало.

Поморгав, Алиса увидела, что он улыбается.

— Мы с вами, миледи, воспитаем отличных сыновей.

— И когда вы дадите им в руки первые деревянные мечи, вы расскажете им, какая кровожадная у них мать.

— Может быть. — Он взял кубок у нее из рук и поставил его рядом с пергаментным свитком. — Мы должны выработать план. Больше не будем говорить о сыновьях, мадам, — до тех пор, пока не придумаем, что нам делать дальше.

Его глаза уже не были темными. Они сияли в свете камина — точно так же, как в их первую брачную ночь: лазурно-голубые, мерцающие золотистыми искорками.

Алис застыла.

— Золото… — проговорила она, — что вы собираетесь делать с теми монетами, которые отложили на поездку в Виндзор?

— Вы не хотите купить себе новые платья, чтобы предстать в них перед королевой?

— Но денег слишком много, Раймон. Как вы ими распорядитесь? Это огромная сумма. Я видела лицо Неверса.

Раймон опять принялся писать на пергаменте.

— Пусть Неверс думает, что мы будем тратить эти деньги на дворцовые туалеты. — Он поднял голову и улыбнулся. — Именно так мы и поступим с частью золота.

— А куда пойдет остальное? Он пожал плечами:

— Нам могут понадобиться деньги, чтобы уехать из Англии.

— Из-за де Рансона?

— Возможно. Но он нам теперь не угрожает, Алиса. Если он жив, то ему придется скрываться еще несколько лет. Учитывая историю его семьи, де Рансон не посмеет выйти из своего укрытия. Если король Ричард узнает, что он хотел украсть имущество королевы Элеаноры и перерезать горло ее фрейлине из Пуатье…

— Какая история? Его отец в числе многих нормандцев восстал против короля Генриха. Он был не одинок, да и случилось это очень давно…

Раймон покачал головой:

— Вы не знаете продолжения? Старый лорд Джеффри де Рансон восстал против Ричарда в Нормандии. Его сводный брат, ваш первый помещик Харольд де Рансон, получил эти земли с условием, что его сын никогда не вернется ни в Нормандию, ни в поместье его старшего брата в Тайлекурте. Если наследник де Рансона-старшего разозлит короля Ричарда, его не спасет даже принц Иоанн. Неужели ваши родители не знали, что в последние годы де Рансонам приходилось жить с большой оглядкой?

Признаки в самом деле были, но Алиса их не распознала. Однажды Неверс отправился к принцу Иоанну с ежегодной данью из Кернстоу, но на реке было половодье, и ему пришлось вернуться. Тогда старый лорд де Рансон побагровел от гнева и долго распекал своего управляющего. А когда набирали войска для отправки в Палестину, де Рансон-младший проявил чрезмерное рвение и послал королю Ричарду больше пехотинцев, чем тот просил. Зато своих хорошо обученных солдат оставил дома — стеречь Кернстоу.

— Нет, — сказала Алиса, — мои родители ничего об этом не знали. Но моя мать вообще мало что знала про войну и восстания, если не считать того сражения, в котором погиб мой отец. А ее второй муж…

— Ваш отчим Уильям?

— Да. Он никогда не был при дворе и еще меньше матери знал о распрях великих лордов.

— Будь он в курсе всех дел, он мог бы оспорить действия Харольда де Рансона, когда тот послал в Палестину необученных морстонских фермеров вместо собственной армии.

Раймон склонился над недописанным письмом. Алиса села и обхватила голову руками.

— Если де Рансон так боится короля, то сейчас он, должно быть, прячется и выжидает, вернется ли Ричард из плена.

— Или лежит мертвый в земле. Алиса содрогнулась.

— Его труп пропал.

— Ваш кузнец мог унести труп и спрятать в другом месте — там, где его никто не найдет.

— С какой стати? Раймон нахмурился:

— Возможно, он испугался, что вы обвините его в убийстве, и решил на всякий случай замести следы. Вырыв сухой колодец, судебные исполнители не нашли бы там никакого трупа и отпустили бы Ханда на свободу.

— Я никогда бы не… Ханд знал, что я никогда бы не обвинила его…

Раймон посмотрел на нее, прищурив глаза.

— Вы не доверяете собственному мужу, Алиса, и при этом ждете безоговорочного доверия от своего крепостного. Видимо, он боялся, что вы когда-нибудь расскажете о смерти де Рансона и свалите всю вину на него.

Алиса полагала, что Ханд в панике удрал из Морстона, преисполненный ужаса от увиденного в ту ночь. Но ей никогда и в голову не приходило, что кузнец мог испугаться совсем другого: что она обвинит его в смерти де Рансона.

— Боже милосердный… — прошептала она.

— А если де Рансон не умер в ту ночь и зашевелился после того, как вы с Эммой ушли, оставив Ханда в амбаре, хватило бы вашему кузнецу смелости прикончить де Рансона?

— Убить его? Нет. Ханд — добрый парень. Он не способен на убийство.

Раймон прикрывал свою челюсть широкой ладонью, но Алиса все же увидела улыбку под его пальцами.

— Значит, Ханд не так жесток, как моя кровожадная жена.

— Это не смешно, Раймон.

Он стер улыбку с лица, но глаза его засияли еще ярче.

— Когда-нибудь, Алиса, когда минует опасность, мы с вами вспомним ту ночь, и вы тоже улыбнетесь. Я вам обещаю.

Когда минует опасность…

— Вы думаете, де Рансон жив?

Из глаз Раймона исчезли веселые огоньки. Он пожал плечами:

— Если этот змей жив, то он наверняка ждет, когда падет король Ричард и на его трон взойдет Иоанн. Тогда де Рансон вернется сюда и заявит права на эти земли. Мы должны быть к этому готовы. — Он провел рукой по волосам жены и заглянул ей в глаза.

— Значит, пока жив король Ричард, нам ничто не грозит? Раймон вздохнул:

— Еще как грозит, Алиса. Иоанн и его сторонники — желторотые птенцы в сравнении со старой свирепой львицей.

— Королевой Элеанорой?

— Когда она увидит, как мало золота и драгоценностей мы привезли, она придет в ярость.

— Эмма говорит, в шкатулке больше ничего не было, когда моя мать привезла ее из Солсбери.

Раймон кивнул:

— Знаю. Я верю Эмме и вам. Но вдовствующая королева стара, у нее могут быть нелады с памятью. Она ждет, что я привезу ей великие богатства из ее морстонского тайника. По ее словам, их должно хватить на то, чтобы вызволить Ричарда из плена. — Он указал на пергаментный свиток: — Я пишу письмо отцу, Алиса. Прошу его предоставить нам убежище, если королева Элеанора обвинит нас в измене.

— В измене?

— Да, ибо препятствовать сбору выкупа за короля Ричарда — это измена.

— Нас могут обвинить…

— Наше будущее, Алиса, в руках старухи, которая волнуется за своего пленного сына и, возможно, страдает расстройством памяти.

— А если мы скажем, что не нашли шкатулку?

— Тогда она поручит это кому-нибудь другому. Морстон разрушат до основания и переберут все щепочки. Нам ничего не остается, как только взять то немногое, что мы нашли, и отвезти королеве в Виндзор. Но мы не уедем до первого августа — до тех пор, пока за границу не поступят первые деньги для выкупа. К тому времени мои братья будут готовы нам помочь.

— А как же Кернстоу? Ваши земли?

— Я могу их потерять. Но есть и другие земли, Алиса, которые нуждаются в сильном рыцаре. Место для нас найдется.

— Однако не в Англии?

— Смотря как закончится для нас это дело. Если плохо, то в Англию мы уже не вернемся — никогда.

Глава 14

Через два дня после праздника Ален из Пилата и его младший двоюродный брат Эрик поспешно попрощались со служанкой Бидой и отправились в Нормандию. В сумке под новой рубахой Эрика лежали письма Раймона де Базена к отцу, лорду Ренульфу, и старшему сыну Ренульфа и наследнику Базенского поместья Иво.

Что касалось ответа отца, то здесь у Раймона не было сомнений. Он также не сомневался, что брат Иво поможет ему, если он вдруг лишится непрошеного доверия королевы. Единственное, что его волновало, — это как рассчитать время. Он должен появиться в Виндзоре не слишком поздно, чтобы королева ни в чем его не заподозрила, но и не слишком рано, чтобы его родственники успели воспользоваться своим влиянием при дворе и обеспечить защиту его жене.

В те недели, что ждал возвращения Эрика, Раймон дважды порывался уехать из Кернстоу вместе с Алисой и оставшимися восемью солдатами. Если скакать без отдыха, то за три дня можно добраться до дальнего побережья и отплыть в Нормандию. Но каждый раз Раймон отказывался от этой мысли. Если до Элеаноры дойдет хоть один слушок, если кто-то из ее придворных шепнет, что видел лорда Раймона де Базена едущим к южным портам, королева может заподозрить измену.

Нет, безопаснее было дождаться, когда ему обеспечат прикрытие, а потом взять проклятые побрякушки, отвезти их беспечной хозяйке и молить Бога, чтобы за долгие годы память королевы Элеаноры не преумножила драгоценности в количестве и размере.

Он не будет утомлять королеву рассказами о предательстве Харольда де Рансона. Этот вопрос не для королевских судей. Раймон уладит его сам, какими бы опасными ни были последствия. Когда он зарубит своим мечом бывшего владельца Кернстоу, многие подумают, что он сделал это, дабы сохранить свои земли. Если повезет, ему удастся бежать вместе с Алисой, а если нет — что ж, возможно, ему придется заплатить за жизнь де Рансона собственной жизнью.

Ожидая вестей из Нормандии, Раймон молил Бога, чтобы де Рансон был уже мертв.

На третий день после праздника Раймон уехал из Кернстоу до рассвета и вернулся после полудня вместе с Хьюго Жербре и молодым солдатом Гаретом. За ними в тяжелой морстонской повозке на мешке с шерстью сидела Эмма де Роше. Рядом с ней виднелись четыре сундука с одеждой.

Жербре спрыгнул с лошади и с явным облегчением оглядел крепость Кернстоу.

— Ну вот, это подходящее жилье для благородного рыцаря. — Он обернулся и увидел Алису, выходившую из кладовой. — Прошу прощения, леди Алиса, но моим старым костям не пришлась по вкусу холодная морстонская развалюха, продуваемая всеми ветрами. Пусть там живет кто-нибудь помоложе.

— Смотри осторожнее, — предупредил Раймон, стоявший у него за спиной. — У моей жены крутой нрав. Если она рассердится, то ты прямо сейчас отправишься обратно, на побережье, даже не отведав тех блюд, которые будут сегодня на вечернем пиру.

— На пиру? О Господи, как же я соскучился по вкусной еде! Эти морстонские ведьмы… еще раз простите, миледи… не умеют готовить, даже если дать им хорошие продукты. Да вот, извольте видеть: не далее как на прошлой неделе я принес им из леса, что к северу от полей, жирного молодого оленя. И они его испортили! Порезали мясо и приготовили, как баранину: отварили вместе с крупой и своими проклятыми горькими кореньями. Получилась просто мясная похлебка! Спрашивается, что им стоило поджарить оленину да приготовить хороший соус… — Он замолчал и прищурился на низкое утреннее солнце. — Ба, а это кто ж такой? Неужто тот самый тощий постреленок, которого я на днях проводил из Морстона?

Уот захихикал и смахнул крошки со своей новой рубахи.

— Вам здесь понравится, сэр Хьюго. Кухня очень большая, там работают три женщины и два поваренка. Каждый день что-то новенькое. А сами они такие чистые! Мод — приятная девушка, она всегда дает хлеб, когда ни попросишь, а…

Раймон прервал болтовню Уота:

— Ну вот ты и приехал, Хьюго. Ты управишься здесь, пока мы будем в Виндзоре? Держи часовых на постах, следи за порядком на полях, а в оставшееся время наверстывай то, чего недополучил в Морстоне.

Уот набрал в легкие воздуха и опять затараторил:

— Вчера вечером была свинина и остатки прошлогодних сушеных яблок. А теперь, когда готовы платья для леди Алисы, будет еще лучше. Мод и Биде не придется шить днем, и они смогут весь день проводить на кухне. Они и сейчас там, готовят вам праздничный ужин…

Раймон отвернулся от мальчика и взял Алису за руку.

— Хьюго согласился присмотреть за Кернстоу в наше отсутствие. Гарет возьмет на себя Морстон, он вернется туда завтра. А мы с вами отправимся в Виндзор, когда придет время.

На ласковом утреннем солнышке, под добрыми взглядами Уота, Хьюго и Уильяма, ощущая в своей руке теплую руку мужа, Алиса никак не могла испытывать страха.

На ладони Раймона лежал кинжал с тонким клинком и маленькой резной рукояткой — как раз для женщины.

— Возьмите. — Он убрал кинжал в жесткие кожаные ножны и вложил его в руки Алисы.

— Такими пользуются придворные дамы? Мне кажется, он слишком длинный для столового ножа.

— Да. Носят их в рукаве или на поясе под дорожным плащом. Это не столовый нож, Алиса.

У Раймона был мрачный и озабоченный взгляд с тех пор, как он привез Хьюго из Морстона. После первых радостных мгновений встречи даже Жербре впал в необычную задумчивость.

— Я чувствую, что-то случилось, — сказала Алиса. — Скажите мне, в чем дело?

— Нам надо соблюдать осторожность. Она улыбнулась:

— Если мы с вами о чем-то договорились с самого первого дня нашей свадьбы, Раймон, так это о том, что нам надо соблюдать осторожность.

Он продолжал хмуриться.

— Скажите мне, что случилось! — повторила она. — Обещаю, что не убегу с воплями в терновые заросли. Это уже пройденный этап. Надеюсь.

Его губы сложились в подобие улыбки.

— На болото вы в любом случае не убежите, Алиса. Одну я вас никуда не отпущу. — Он отстранил ее от себя на расстояние вытянутой руки. — Сегодня утром в Морстоне отец Ансельм был со мной весьма разговорчив. Я попытался объяснить ему, что этой осенью свободные морстонцы и невольники получат возможность выбора: либо остаться на прежнем месте, либо переехать в Кернстоу. Он понял меня и начал перечислять тех, кто, по его мнению, захочет уехать, и тех, кто уже уехал. Среди последних был Ханд, кузнец. Отец Ансельм сообщил мне, что Ханд покинул Морстон два года назад, летом. Вместе с де Рансоном. Алиса села.

— Это невозможно.

— Но так утверждает ваш священник.

— Отец Ансельм знал, что Ханд мечтал научиться делать рыцарские доспехи. Когда он пропал после… после той ночи… святой отец стал распространять слух о том, что де Рансон предложил Ханду поехать в Палестину с армией короля Ричарда. Нам с Эммой легенда отца Ансельма была только на руку, потому что она объясняла таинственное исчезновение кузнеца, взволновавшее морстонцев.

— Он сказал мне, Алиса, что своими глазами видел, как Ханд уезжал из Морстона два года назад, в праздничную летнюю ночь.

— Он никогда мне этого не говорил.

— Сегодня утром он спросил, не видел ли я в палестинской армии короля Ричарда оружейного мастера или кузнеца, по приметам похожего на Ханда. Я стал задавать вопросы. Слов он не слышал, но видел мои жесты. Священник рассказал мне, что в ту ночь, два года назад, его разбудил факельный свет под окном.

Алиса резко втянула в себя воздух.

— Это единственный способ его разбудить, ведь шума он не воспринимает. А когда под окном горит факел, он чувствует свет и выглядывает, думая, что настало утро.

— Ну так вот, в ту ночь он проснулся еще до рассвета и увидел Ханда. Кузнец проехал на коне мимо его дома, с факелом в руке. Он вел в поводу вьючную лошадь с упряжью де Рансона, тяжело нагруженную для путешествия.

— Лошади! Мы с Эммой искали их на другое утро, но так и не нашли. Решили, что они побрели обратно в Кернстоу, и боялись, что начнутся расспросы. Но Неверс никогда про них не вспоминал.

— Если в ту ночь де Рансон замышлял тайно на вас напасть, то он должен был оставить своих лошадей — скаковую и вьючную — за воротами Морстона. — Раймон положил руку Алисе на плечо. — Я думаю, он остался жив, Алиса, и взял себе в помощники кузнеца. Он пообещал ему… тогда он мог пообещать все, что угодно, и сказал, где найти лошадей, чтобы вывезти его из крепости.

— Но на следующее утро могила была закопана, а сверху на разровненной земле лежали пустые мешки. Ханд все сделал так, как мы ему велели.

— Если де Рансон выжил в ту ночь и был не так сильно ранен, чтобы потерять сознание, у него наверняка хватило ума понять, что его попытка забрать сокровища будет рассматриваться как измена. Ему казалось, что на дне колодца лежит половина того золота, которое потеряла в Пуатье армия короля Генриха. Он попросил Ханда закопать ложную могилу, а сам затаился и стал ждать, какие слухи пойдут из Морстона, вероятно, не слишком огорчаясь оттого, что ему так и не пришлось посетить Святую землю. — Губы Раймона скривились в холодной усмешке. — В этом вопросе негодяй проявил завидную смекалку.

— Да, но куда же он подевался? Вы думаете, что все эти месяцы его укрывал принц Иоанн?

— Даже принц не предоставил бы убежище человеку, который угрожал дочери верной фрейлины королевы Элеаноры.

— Тогда где он может быть, если он до сих пор жив? Слабая улыбка исчезла с лица Раймона. Он покрутил в пальцах подол новой сорочки Алисы.

— Вы не устали от всех этих вопросов, жена? Не предпочли бы узнать, что сарацинские дамы носят под своими шелковыми платьями?

Алиса остановила ищущую руку мужа.

— Я предпочла бы услышать ответ на свой вопрос, Раймон. Он вздохнул:

— Возможно, этот мерзавец потом умер от полученных ран. А скорее всего он лежит в земле далеко отсюда, а Ханд просто побоялся к вам вернуться. — Голос Раймона стал очень серьезным. — Если мы не перестанем про него говорить, жена, то над нами будет висеть его тень. У меня есть одно хорошее правило, Алиса: я не допускаю в свою спальню призраков побежденных врагов. И прошу вас последовать моему примеру.

— В таком случае прошу прощения.

Раймон обнял жену, заключив ее в теплое убежище своих рук.

— Вам не надо было приезжать сюда, — тихо проговорила она.

— И жениться на вас? — спросил он с укором.

— Да, и жениться на мне. Если это дело не закончится добром, вы потеряете свое честное имя и будете жить в изгнании.

— Там, где летом тепло и человеку не надо нанимать торговое судно, чтобы раздобыть вино к своему столу? Я уже говорил вам, миледи, что это для меня совсем не трудно, если вы будете рядом.

Алиса улыбнулась и, заморгав, сдержала слезы.

— Я буду с вами, мой дорогой муж.

— Тогда вам следует знать, моя дорогая жена, что именно сарацинские дамы носят под своими шелковыми платьями.

Она взяла его руку и снова положила себе на бедро.

— Расскажите, Раймон.

Он собрал в горсть тонкую льняную ткань ее сорочки.

— Лучше покажу.

Когда он к ней прикоснулся, она забыла все свои тревоги и до конца этой летней ночи больше не думала о будущем.

Даже в июльскую жару в спальнях Кернстоу было прохладно: серые, покрытые мхом стены не давали комнатам перегреваться. Эмма, которая с радостью покинула холодный морстонский замок, жила в большой комнате вместе с Бидой и Мод. Днем все три женщины сидели на солнышке под западными бойницами и шили дворцовые наряды для леди Алисы, а ночью спали на тюфяках вдоль стен. Никто из них не хотел ложиться на кровать покойного лорда де Рансона. Правда, служанки не догадывались, что у старой Эммы, острой на язычок и придирчивой, есть особые причины избегать этого широкого ложа. Они думали, что лорд Раймон и леди Алиса переберутся сюда спать зимой, когда выпадет снег.

Тем временем Раймон де Базен и его жена проводили все ночи в своей опочивальне. Когда наступали мягкие летние сумерки и три женщины устраивались на своих лежанках в западной спальне, они еще долго слышали, как господин и госпожа переговариваются за толстой дубовой дверью. Теперь эта дверь оставалась закрыта с заката и до рассвета.

После глупой выходки Алисы на Иванов день муж не водил ее на реку и не искал с факелом уютного местечка, где бы они могли скоротать теплые часы ранней летней ночи. Как-то вечером Мод улизнула из крепости, чтобы встретиться во дворе с каретником. Парочка решила выйти за ворота, но часовые (после Иванова дня они дежурили по трое) заметили их и набросились в темноте. Испуганного Аларика повалили на землю и отпустили, только когда принесли факелы и увидели, кто это.

Лорд Раймон поднялся с постели и строго допросил обоих, несмотря на смущенные уверения Мод, что они хотели только на минутку выйти из крепости и взглянуть на реку. Он кратко отчитал провинившихся и повторил свои последние распоряжения: никто не должен входить в стены крепости от заката до рассвета. Если Мод и ее краснолицему каретнику еще раз захочется полюбоваться ночной рекой, сказал он, они должны выйти за ворота еще до темноты и гулять до тех пор, пока не взойдет солнце. Ибо крепостные ворота ночью закрыты для всех.

Молодой Уот, наслушавшись жалоб на кухне, пришел к лорду Фортебрасу и с детской непосредственностью пересказал ему все претензии молодых служанок, которым теперь нельзя выйти со своими любовниками в поле. Лорд Раймон засмеялся, леди Алиса тоже улыбнулась, но приказ остался в силе.

Крепостные ворота закрывали на ночь и охраняли до рассвета.

Поздно вечером первого августа, в праздник урожая, Раймона и его жену разбудил громкий стук часового. Солдат крикнул через дверь, что вернулись люди лорда Фортебраса. Они стоят за крепостной оградой и ждут, когда господин разрешит отпереть ворота.

Раймон натянул штаны и рубаху, схватил меч и снял засов с двери.

Алиса села на постели.

— Зачем вам меч? Разве это не Ален и Эрик вернулись из Нормандии?

— Вполне возможно.

Она надела халат и сунула руки в просторные мягкие рукава.

— У вас есть сомнения?

— Оставайтесь здесь. Я приду и расскажу вам все новости.

— Вы встревожены. — В лунном свете Алиса отыскала свои туфли и подошла к двери. Раймон коснулся ее щеки.

— Не встревожен, а насторожен. Мне надо убедиться, что они одни.

— А если нет?

— Они должны быть одни. А если нет, значит, они привезли мне подкрепление из отцовского гарнизона. Или…

— Или что?

— Или их заметили королевские воины. А может, люди Иоанна. А может, и те и другие.

— Они бы сказали об этом прямо сейчас, до того как вы откроете ворота.

Раймон слабо улыбнулся:

— Плантагенеты, как никто другой, умеют подчинять себе людей.

Алиса нахмурилась:

— Разумеется. Ведь это они заставили вас на мне жениться.

Увидев ее недовольство, Раймон засмеялся и с удовольствием похлопал ее по ягодицам.

— Они заставили меня приехать сюда, жена, но они не заставляли меня желать вас сверх разумного. Это я делаю добровольно, Алиса.

В дверь опять забарабанили. Вслед за своим широкоплечим мужем Алиса спустилась по узкой винтовой лестнице, пересекла безлюдный зал и остановилась во дворе. Тем временем Раймон поднялся на смотровую вышку и окликнул стоявших внизу.

Через минуту ворота распахнулись и во двор въехали рысью две замызганные лошади, на спинах которых сидели рыцари в темных одеждах. Животные прямиком направились к корытам с водой, стоявшим перед конюшней. Эрик и Ален, не узнаваемые под слоем дорожной пыли и грязи, прошагали на затекших ногах в сопровождении своего высокого и статного господина в главный зал крепости, чтобы тоже утолить жажду.

Когда Алиса вернулась из кухни с кувшином эля, оба воина сняли капюшоны и достали из-под рубах мешочки с письмами.

— Спасибо, леди Алиса, — сказал Эрик и приник жадными губами к кубку, который она ему налила.

Напившись, он с улыбкой поднял голову и вытер лицо рукавом.

— Вас видели? — спросил Раймон, понизив голос.

— Только в Дувре. Мы плыли в одной лодке с гонцом королевы. Он задавал вопросы.

Раймон выругался.

— Что вы ему сказали?

— Что вы желаете известить отца и брата о своей счастливой женитьбе и о своих новых землях, а заодно испросить их благословения на этот брак.

— Он вам поверил? Не спросил, почему вы так торопитесь?

— Нет, милорд.

Тишину нарушило очередное ругательство.

— Королевскую почту развозят не простаки. Этот человек наверняка что-нибудь заподозрил.

Ален отмахнулся:

— Я сомневаюсь в этом, милорд. Посыльный всю дорогу трещал как сорока. Он вез письмо Хьюберту Уолтеру, который сейчас в Кане, с требованием прибыть к королеве.

Раймон приподнял бровь.

— Если этот посыльный не научится держать язык за зубами, он не продержится долго на службе у королевы Элеаноры. Что еще он сказал?