Глава 7

Решительным шагом вахтмастер вышел из люка. Вонь, грохот и непривычный вид закругленных стен станционного ангара ошеломили его до остолбенения, как удар. Эти, там, за кордоном СТАСИСа…, это ж даже не люди!

Но тело его продолжало двигаться, пока перед ним не вырос кто-то цветущий и представительный.

– Капитан-лейтенант Хагет? Я Шиллиго Магнас, начальник станции. Это – директор отдела безопасности и расследований Гитто Оттен.

Хагет щелкнул каблуками.

– Итак, джентльмены?

Церемоний он терпеть не мог. Потеря времени.

– Ситуация статична. Тревеллер отведен в ангар и заперт согласно указаниям. Наложены печати СТАСИСа, установлен карантин. Не было утечки даже электронного шепота. Для продолжения процедуры ждали вашего прибытия.

– Удовлетворительно. Военачальник будет доволен. Что ж, осмотрим этот тревеллер, который извергает мифических созданий.

– Мифических, капитан-лейтенант?

– Легендарных и вымерших, если вам угодно. Зондирование показало, что в спасательном модуле был оборотень-крекелен.

– Но это….

– Совершенно точно. Невозможно. Сейчас солдаты обследуют Шолот Варагону. Скоро мы найдем эту штуку и посмотрим, насколько она настоящая.

При этом вахтмастер продолжал осматривать ангар, страдая все от того же неуюта. Он слишком долго не покидал палубы «Джемины-7». И забыл, каким смешением рас стал за это время космос Канона.

Начальник станции заметил его недовольство, но истолковал не правильно.

– Извините нам это замешательство и толпу, капитан-лейтенант. Ваших людей мы видим так редко, что из-за любопытства у нас тут в ангарах просто хаос.

Третий вахтмастер позволил себе сухой смешок.

– Дипломатично сказано, начальник станции. Служба движения поставила курьерский бот «Джеми-ны-7» за четыре стоянки от шолотского тревеллера. Путь был короче, чем проходил вахтмастер в зале наблюдателей к своему рабочему месту. Он даже не успел собраться.

Горловина поставленного на карантин ангара была должным образом опечатана и охранялась. До ушей вахтмастера донеслись разговоры зевак:

– Кучка чертовых зомби.

– Как ты думаешь, если такой улыбнется, у него рожа треснет?

Вахтмастер взглянул на говорившего. Тот вспыхнул, потерял интерес и поспешно удалился.

Директор СТАСИСа положил коммуникатор в гнездо.

– Они собираются открывать.

Заурчали машины. Агенты СТАСИСа взяли оружие на изготовку. Люки корабля вздрогнули. Отсек экипажа шолотского тревеллера открылся.

Вахтмастер уверенно шагнул внутрь.

Офицеров корабля била дрожь. Вместе с ними ждал еще какой-то тощий краснолицый пассажир. Шитье платья выдавало его высокое положение в Доме Шолот.

Вперед выступил коротышка, протягивая руку, на которую Хагет не обратил внимания.

– Капитан-лейтенант Хагет? Я – командир корабля шкипер Тиммербах.

– Рад познакомиться, – кивнул Хагет. И посмотрел через головы экипажа вдоль узкого коридора пассажирского отсека, где столпились пассажиры. – Все здесь?

– За исключением двух негуманоидов, которым нужна особая среда.

– Хватит этого фарса! Я требую немедленно прекратить это абсурдное задержание!

Вахтмастер даже не поглядел на штатского.

– Этот не прошел тест на правильное отношение, – сказал он ближайшему из группы разведки и безопасности. – Позаботьтесь, чтобы его выпустили последним.

– Есть, сэр!

– Ах ты…, да ты знаешь, кто я такой?

– Нет. Кто вы такой – в высшей степени несущественно.

– А ты бы лучше поинтересовался, черт тебя возьми! Я Ханел Шолот, член директората Дома Шолот!

Шкипер Тиммербах, потея, краснея и дрожа, пытался успокоить представителя своего владельца.

Вахтмастер бросил, оборачиваясь:

– СТАСИС, после проверки директора задержите его в качестве важного свидетеля. Если его отношение не изменится к лучшему, мы переведем его на «Джемину-7».

Отношение Шолота изменилось к лучшему немедленно. Даже самый невежественный функционер, впервые спускающийся вниз и не знающий обычаев Паутины, хорошо понимал, что не надо попадать на корабль-Страж, если хочешь еще когда-нибудь ощутить под ногами землю.

«Искатель славы» был точной копией любого другого тревеллера. Кораблестроители Дома Магеллан строили только три основных типа кораблей: толстые сухогрузы-хаулеры, более обычные с виду грузопассажирские тревеллеры и похожие на яхты вояджеры для богатых. Все корабли одного класса выглядели одинаково.

Жуть, которую увидел третий вахтмастер при инспекции пассажирских отсеков, была выдающейся. Тиммербах его предупредил, что на борту «Искателя славы» есть два чужака, севших на Атлантском Рубеже. И все же….

Это было похоже на свальный грех с участием гигантских гидр и морских звезд на куче выпотрошенных внутренностей. Какая-то разновидность колонии, симбиотического разума. Оно было метанодышащее, что объясняло, почему его не представили при инспекции пассажиров.

Омерзение.

Какое может быть оправдание, что подобная тварь свободно разгуливает? К чему катится Канон?

По контрасту, второй чужак был как сияющее золото и глядел из угла своей каюты почти естественно. Вахтмастер его не узнал. Впечатление было смутное. Но документы в порядке.

Что-то было в нем успокаивающее. Вахтмастер провел минуту в его присутствии, и его охватил покой, оставило любопытство. Он шагнул прочь, не задав ни одного вопроса.

Разведка и безопасность прошли по тревеллеру, не пропуская ни миллиметра. Все данные из всех банков были разобраны и проверены, и проверены снова. Ничего не обнаружилось. Шолотский тревеллер не был виновен ни в каких нарушениях. Разве что можно было придраться к невнимательности. Секреты если и были, то лишь в умах пассажиров и команды.

Их тоже, конечно, просмотрели, за исключением чужаков, для которых на станции не было нужных зондов. Ханела Шолота подвергли допросу три раза, и вахтмастер вежливо извинялся, объясняя такое пристрастие тем, что оборотень выбрал в качестве маски ребенка из Дома Шолот.

Ханел Шолот был настолько же глуп, насколько крекелен умен. Он полностью поверил маскировке.

На борту преступного умысла не обнаружилось. Вахтмастера это не удивило. Он и не ожидал найти ничего полезного.

Что-то, может быть, всплывет, когда «Джемина-7» переварит все данные.

Глава 8

Панцирь глянул на солдат, вздрогнул и глубоко вздохнул. Холодными пальцами давно забытых призраков прошел по всему его телу страх. Он тут же сам себя одернул – бояться было нечего. Документы подлинные. Страх остался с тех времен, когда приходилось рисковать по-другому.

Но очень много прошло времени с тех пор, как он последний раз встречался с презрением и подозрительностью солдат Канона – его нервы уже долго не подвергались испытанию. «Хватку теряешь», – сказал он себе мысленно и заставил себя двинуться вперед, пока его нерешительность не привлекла внимания.

Предупрежденные о его приходе часовые едва глянули на пропуск на эскалатор в Верхний Город. Возле лифта в Высший Город они были куда как бдительнее. Гарнизон не очень волновало, если террористы доберутся до Верхнего Города. Но священных особ Высшего следовало защищать всеми доступными силами.

Однако и часовые в лифте не могли найти повода его не пустить. В конце концов, у него был приказ от лорда Аскенасри.

Солдаты не оставляли места случайностям. Один поехал с ним, там ждали еще двое. Его посадили в бронированный транспортер – скорее тюрьму для сидящего внутри, чем защиту от нападения снаружи. Фантастических шпилей Высшего Города он не увидел – наполовину состоящая из силового поля конструкция переливалась радугами. Не увидел он и совершенных обитателей промытых небесными ветрами улиц. Он видел только металлические переборки и лицо солдата Канона, чей разговор состоял из фыркания и бурчания.

Машина взвыла и остановилась. Спутник Панциря не пошевелился. Панцирь тоже остался сидеть, пока не опустилась задняя панель и старуха, чей голос был смутно ему знаком, не предложила выходить. Он оказался на залитом солнцем заднем дворике. Вид на Высший Город загораживали высокие стены.

– Ты – Лона?

Давно он не был в Высшем Городе.

– Я Карла. Лона – это была моя мать.

И в самом деле давно. Он даже забыл, что владыки Канона – те, которые умеют опередить своих врагов, – омолаживают только себя, но не тех, кто им служит.

Когда он последний раз был в Высшем Городе Мерод Скене, этой женщины могло еще не быть на свете.

Худосочное тело лорда Аскенасри было похоже на искривленную сморщенную клюку, а кожа его так почернела, что отливала индигово-синим. Дышать ему помогали металлические пальцы машины. Возраст своего расцвета он миновал еще в прошлый раз, когда Панцирь здесь был, но тогда он был вполне здоров и силен и распоряжался собой и окружающими.

В комнате больного был еще один человек. Он стоял в сторонке, черты его лица скрывал капюшон просторной рясы, кисти сложенных на груди рук прятались в рукава. Врач из Дома Троквей, один из безымянных, в той же мере священник, что и врач, столь же предвестник неизбежного, сколь и носитель надежды. Под его бесстрастным взглядом Панцирю стало неуютно.

Этот врач, о котором Панцирь думал в мужском роде, мог с тем же успехом быть и женщиной или не быть человеком вообще. На глаз это было не увидать.

Комнату пропитывала атмосфера увядания. Здесь терпеливо ожидал, отдыхая, величайший убийца – время, и присутствие его было неотвратимо. Мириады чародеев Дома Троквей сдерживали его так долго, как и представить себе не могут торопливые дети Нижнего Города, но постепенно тянулись его щупальца сквозь щели непроницаемых стен, и неотвратимо вгрызались клыки в стареющую плоть. Даже богатым и сильным не избежать неизбежного.

Панцирь вспомнил Аскенасри веселым юнцом, шляющимся в трущобах Нижнего Города с шалопаями-сверстниками, накапливающего долг, с которым сейчас ему давалась возможность расплатиться. Всех его приятелей давно уже нет. Из своей породы он остался один – как и Панцирь.

Веки старца разлепились щелочками. Глаза смотрели на Панциря без видимого чувства или интереса.

– Я пришел.

Ответ Аскенасри донесся из машины-усилителя горлового шепота:

– Ты выбрал время.

Слова его вырывались шелестом и треском, перебиваемые тихим кашлем:

– Я приходил раньше.

– По моему настоянию. И отказался от платы за службу. Это был старый спор, и Панцирь не клюнул на приманку. Пусть человек уйдет во тьму, не поняв, что он не мог никому отказать в помощи в ту далекую ночь. Древнему не нужен лязг схлестнувшихся философских сабель.

– Я пришел теперь.

– Чтобы получить? Наконец?

– Да.

– Что это? Пропуск? Кредит? Документы?

– Нет. Я хочу, чтобы ты спас молодых и горячих дураков от последствий их собственной глупости. Как я спас других молодых дураков когда-то.

Аскенасри смотрел тем серо-стальным взглядом, который когда-то так пугал людей.

– В Мерод Скене прибыл крекелен. Он принес старый слух о бунте. Нашлись уши, чтобы его услышать. И сейчас есть руки, готовые заварить революцию.

– Крекеленов истребили, когда я был еще щенком.

– Крекелен прибыл. Я его видел. Аскенасри не стал спорить.

– Где сейчас этот пресловутый монстр?

– На борту шолотского тревеллера «Искатель славы», идущего к П. Джексонике-3. В Шолот Варагону.

Из старых серых глаз ушла последняя тень сомнения.

– Чего ты хочешь?

– На этот раз они зовутся Конкордом. У них обычный план – захватить Высший Город, а карательное приземление предупредить, захватив арсенал гарнизона. Доводам разума они недоступны. В корабли-Стражи не верят. Я хочу, чтобы ты шепнул нужные слова в нужные уши. Их нужно опередить, пока не пришел Страж.

– Какой Страж?

– Тот, что придет, когда крекелен попытается высадиться на П. Джексонике. Шолот Варагона под Запретом.

– Это все, чего ты требуешь?

– Этого достаточно. Жизни за жизни.

– У меня теперь уже нет власти.

– Когда ты говоришь, лорд, люди все еще слушают.

– Тебя удивила бы их глухота.

– Вряд ли. Глухота вашей расы к разуму перестала удивлять меня куда раньше, чем ты был рожден. Пусть гарнизон проведет демонстрацию силы. Пусть окружат известных подстрекателей. Пусть опустят тяжелый сапог. Пусть поднимется вой. Лишь бы прекратилось безумие. Тогда, когда Страж уйдет, Мерод Скене по-прежнему будет существовать.

Старик не отвечал. Глаза его закрылись. Панцирь побоялся, что все было зря. Он кинул призывный взгляд на Троквея….

Врач не шевельнулся. Панцирь успокоился. Убийца еще не приблизился – иначе маг уже был бы в работе. В борьбе со смертью Дом Троквей не знал полумер.

Глаза лорда открылись. Улыбнувшись, он с трудом выговорил:

– Что могу – сделаю. Чтобы расплатиться с тобой, поскольку мне плевать, что будет с Нижним Городом.

– Это я знал раньше, чем пришел сюда. Твои побуждения не играют роли, если ты сделаешь дело.

Панцирь слегка поклонился, добавил просительный жест скрещенных пальцев, которого ожидал Троквей, и вышел, пятясь, из комнаты.

Врач приблизился, будто плывя, и заглянул в глаза пациента.

Карла отвела Панциря к транспортеру. Солдаты усадили его в машину. На обратном пути он тоже не увидел Высшего Города.

Глава 9

У вахтмастера мышцы шеи и плеч свело от напряжения в узлы. Ему страшно хотелось принять еще порцию релаксанта, но было нельзя. Тогда он отупеет.

Юридические формальности Зала Решений подавляли. Вахтмастер надеялся, что судьи не найдут повода его допрашивать.

Зал Решений открыли впервые за много десятилетий. Обожествленные сошли с экранов и приняли вид голографических масок.

В отсеке свидетелей, кроме вахтмастера, были еще крекелен (выжатый досуха группой разведки и расследования и неподвижный, как картофелина), солдатка, которая его поймала, командир ее батальона, несколько граждан Нижнего Города Шолот Варагоны, шкипер Тиммербах, Магнас и директор Оттен. Лицом к ним на одиноком приподнятом троне восседала аватара Обожествленного Кола Мармигуса, формального повелителя «Джемины-7». Истинной же властью обладали Диктаты, чьи два трона стояли ниже трона Мармигуса по обе его стороны. Главная функция Мармигуса состояла в наблюдении за ежегодными выборами этой пары, которая правила Стражем.

Что существенно, один из тронов Диктатов был пуст. Ханавер Стрейт предпочел занять место Военачальника – на центральном из трех тронов ниже тронов Диктатов. Он явно не желал придерживаться объективности Диктата.

Ряды тронов по обе стороны Зала были заняты Обожествленными. В этот раз третий вахтмастер впервые увидел их всех вместе.

Сколько их! Сотни и сотни…. Да, за тысячелетие было время для множества обожествлений.

Взгляд третьего встретился с глазами солдатки, которая изловила крекелена. Она пребывала в смущении и скованности.

Церемония в честь властителей окончилась. Обожествленный Кол Мармигус встал с места.

– На нас тут свалилась куча хлопот. Давайте побыстрее с этим разберемся, чтобы перейти к более веселым делам.

Вахтмастер был шокирован. Мармигус и при жизни был развязен и непочтителен, но в официальном расследовании необходимо соблюдать достоинство!

– Во-первых, разберемся с крекеленом. Закон здесь недвусмыслен. Эти чертовы твари признаны бесполезными. Единственное, что мы можем сделать, – ликвидировать его. Однако Военачальник подал прошение оставить его в живых. Ему, быть может, удастся использовать крекелена против тех, кто его выпустил. Есть возражения? Нет? Военачальник, забери свою скотинку.

Сила Ханавера Стрейта была велика. Его выбрали Диктатом еще при жизни, и сварливые Обожествленные тогда даже не пикнули.

– Второй вопрос. Куда девать шолотский тревеллер «Искатель славы»? Разведка и расследование вкупе со СТАСИСом не могут состряпать дело, чтобы его задержать. Шкипер просил о снятии карантина.

Третий вахтмастер рывком стал по стойке «смирно», щелкнул каблуками и выбросил кулак в воздух.

– Капитан-лейтенант Хагет? Военачальник снизошел.

– Обожествленные сэры! Признавая, что не обнаружено ничего конкретного, я тем не менее желаю высказать настоятельное мнение, что на борту тревеллера есть что-то очень подозрительное.

Тиммербах выругался.

Военачальник обратил к третьему вахтмастеру благосклонную улыбку.

Интуиция его не подвела.

Остальные же глянули на него так, будто он был подсадной уткой Военного экипажа.

– Что именно вас беспокоит, капитан-лейтенант? Негуманоиды?

– Да, сэр.

– Разве документы у них не в порядке?

– Те, что есть, – безупречны. Но их чертовски мало.

– Именно так! Спасибо, капитан-лейтенант.

Военачальник продолжал говорить, но третий вахтмастер его уже не слышал. Отсек свидетелей накрыло, как подушка, молчание.

Тиммербах продолжал костерить судьбу вообще и никого конкретно.

Казалось, что Военачальник что-то бесстрастно утверждает вопреки сопротивлению Обожествленных. В этом зрелище не было смысла. В электронном мире споры решаются за пикосекунды.

Правда дошла до него, когда двое типов из службы безопасности корабля вошли в зону молчания забрать крекелена. Военачальник и Обожествленные, крекелен и свидетели – все это было лишь частью представления для медленных биологических умов. Если хоть кто-то из экипажей смотрел.

– Сэр?

– Да?

Сердце нырнуло вниз. Еще несколько типов из службы безопасности.

– Военачальник хотел бы видеть вас у себя в каюте. Не будете ли так добры проследовать за нами?

Глава 10

Симон Трегессер оттолкнулся, проехал в своей закрытой персональной гравитационной капсуле через весь обширный информационный центр генерального штаба и повис в воздухе за спиной Лупо Провика. Он увеличил разрешение своих искусственных глаз, но все равно не мог понять, что заинтересовало стратега.

– Свежие данные, Лупо?

В чертах Провика, когда он повернулся, мелькнул намек на крайнее раздражение, но тут же его плоское лицо в обрамлении имбирного цвета волос приняло обычное безмятежное выражение. Этого человека выдавали только серо-голубые глаза, твердые, как алмазные буры.

– Только что сошла новая орудийная платформа. Мы начали качать разведданные.

И без званий и титулов. Лупо не произносил их никогда. Ни от кого другого Симон бы этого не потерпел. Но преданность Лупо не надо было вынуждать или оплачивать монетой террора. Провик был с ним всю жизнь. Провик задумал тот гамбит, которым Симон избавился от отца – тирана и садиста. Провик нашел те тонкие ловушки в планах Валерены, которые просмотрел его собственный гений. Как телохранитель Провик ошибся только однажды. И это никогда не прощающий Симон ему простил.

Он не понимал Лупо Провика, но охотно использовал и даже любил его – на свой странный манер. Лупо был таким храбрым, беспощадным, бессовестным и талантливым, каким воображал себя Симон Трегессер. И он не представлял угрозы. В защите он один раз допустил промах. В нападении пока что был непобедим.

Более всего Симон ценил тот факт, что Лупо не боится кораблей-Стражей. Такое мало о ком можно было сказать.

– Что-нибудь интересное?

– Все стандартно. Выглядит как древний Страж. Ничего, на что стоило бы обращать внимание.

Провик пытался создать модель передвижения Стражей. После многих лет работы он мог предположить местонахождение шести из них с вероятностью половина на половину.

Трегессер, слегка разочарованный, отплыл в сторону. По дороге выругался в адрес бота компьютерных техников-хтраэльцев.

Чужаки! Всюду чужаки Извне! Главный штаб ими просто кишит. Но невозможно найти людей, у которых хватило бы духу попробовать свои силы против Стражей. Сила духа и решительность! Вот рецепт для достижения невозможного.

По краю сознания скользнула неопределенная мысль. Сколько из этих чудищ – агенты, передающие информацию другим Домам и Вовне? Наверное, большинство. Но не важно. Это дело Лупо.

Провик смотрел вслед отплывающему хозяину. Он больше не испытывал чувства раздражения. И вообще никаких чувств. Симон Трегессер – это устройство, маска, инструмент, средство, которым осуществляет Лупо Провик свою волю над той вселенной, которая управляется языками и руками повелителей великих Домов. Симон Трегессер пользуется его преданностью и защитой, пока разделяет страсть к строительству империи.