Глава 4

Остаток дня Белл провела в размышлениях о Джоне. Она рано легла спать, надеясь, что крепкий и продолжительный сон поможет ей прийти к решению. Но сон долго ускользал от нее, и, когда Белл наконец погрузилась в дремоту, образ Джона настойчиво заполнял собой все ее грезы.

На следующее утро она проснулась позже, чем обычно, но когда спустилась к завтраку, то обнаружила, что Алекс и Эмма вновь задержались в постели. Белл была не в настроении придумывать себе развлечения, поэтому быстро расправилась с завтраком и решила выйти прогуляться.

Взглянув на свои ноги, Белл сочла ботинки достаточно крепкими для пешей прогулки и выскользнула на улицу, оставив у Норвуда записку для своих кузенов. Осенний воздух этим утром был свежим, но не холодным, и Белл порадовалась тому, что не надела плащ. Шагая по тропе, она вдруг обнаружила, что направляется на восток — прямо к поместью Джона Блэквуда.

Белл застонала: ей следовало предвидеть, что такое случится. Она остановилась, пытаясь заставить себя повернуть на запад, на север, юг, северо-восток — куда угодно, лишь бы не на восток. Однако ноги отказались повиноваться ей, и она побрела вперед, стараясь оправдать свою выходку нелепой причиной: ей известно, как добраться до Блондвуд-Мэнора по большаку, а напрямик, через лес, туда, наверное, и нет дороги.

Белл задумалась. Поместье называлось как угодно, только не Блондвуд-Мэнор. Но даже ради спасения собственной жизни она не смогла бы припомнить его название. Белл потрясла головой и зашагала дальше.

Через час она пожалела о том, что отправилась в путь пешком. До границ владений Алекса предстояло пройти не менее двух миль, и, судя по вчерашним словам Джона, от границ поместья до его дома расстояние составляло тоже пару миль. Башмаки Белл оказались не настолько удобными, как она надеялась, и в душу к ней закралось страшное подозрение, что на правой пятке постепенно вспухает волдырь.

Она попыталась сдержать раздражение, вызванное болью, но наконец сдалась и с громким стоном признала поражение перед мозолью. Присев на корточки, девушка провела по траве ладонью, проверяя, сухая ли она. Утренняя роса уже испарилась, и потому Белл без опасений уселась на землю, расшнуровала ботинок и стащила его. Она уже собиралась продолжить прогулку, когда вспомнила, что на ней любимые чулки. Со вздохом Белл приподняла юбку и стащила правый чулок.

Находясь на расстоянии десяти ярдов, Джон не мог поверить своим глазам. Белл вновь бродила по его владениям! Он уже намеревался заявить о своем присутствии, когда Белл вдруг что-то пробормотала, а затем уселась на землю, презрев все правила приличия.

Заинтригованный, Джон скрылся за деревом. За неожиданным поступком Белл последовала гораздо более соблазнительная сцена, чем он смел надеяться. Стащив ботинок, Белл подняла юбки выше колен, открыв его взгляду вызывающую искушение пару стройных ножек. Джон чуть не застонал. В обществе, в котором считалось неприличным обнажать даже щиколотки, подобное зрелище вряд ли назвали бы просто пикантным.

Джон знал, что ему не следует подглядывать. Но стоя за деревом и наблюдая, как Белл стаскивает чулок, он не мог придумать лучшего выхода. Окликнув Белл, он только смутит ее. Лучше, если она никогда не узнает, что он стал свидетелем ее смелой выходки. Джон полагал, что истинному джентльмену хватило бы мужества повернуться к ней спиной, но он уже давно сделал вывод, что мужчины, гордо называющие себя джентльменами, на поверку не всегда оказывались таковыми.

Он никак не мог отвести от нее глаз. Невинность лишь придавала Белл большую соблазнительность, какой лишены профессиональные актрисы. Непреднамеренный стриптиз выглядел еще более чувственным потому, что Белл снимала чулок с мучительной медлительностью — ей, по-видимому, нравилось прикосновение шелка к гладкой коже.

Когда же с чулком было покончено — с точки зрения Джона, это случилось слишком быстро, — Белл вновь забормотала что-то себе под нос. Он улыбнулся. Ему еще не встречался человек, который бы так часто беседовал сам с собой — особенно в столь резком тоне.

Поднявшись, Белл несколько раз оглядела себя, пока ее взгляд не упал на бант, украшающий платье. Она крепко привязала чулок к банту, нагнулась и подобрала с земли ботинок. Джон чуть не рассмеялся, когда она вновь забормотала, поглядывая на ботинок, как на маленькое, но назойливое существо — видимо, девушка только сейчас поняла, что могла бы просто засунуть чулок в ботинок.

Джон услышал ее громкий вздох, а затем Белл пожала плечами и побрела прочь. Джон удивленно приподнял бровь, поняв, что она не возвращается домой, а направляется прямо к его имению. В полном одиночестве. Вероятно, этой дерзкой девчонке не хватило ума серьезно отнестись к его предостережению. А ему-то казалось, что днем раньше он напугал ее. Бог свидетель, он перепугался сам.

Но Джон не мог сдержать улыбку, потому что в одном ботинке Белл хромала почти так же заметно, как он сам.

Быстро повернувшись, Джон направился в глубину леса. После ранения он с рвением фанатика давал нагрузку поврежденной ноге, и в результате научился ходить довольно быстро — почти так же быстро, как человек с двумя здоровыми ногами. Правда, от такого переутомления нога начинала немилосердно ныть.

Но теперь, пробираясь между деревьями, он не думал о последствиях. Прежде всего ему требовалось пересечь лес и перехватить Белл на подступах к Блетчфорд-Мэнору — так, чтобы она не догадалась, что за ней наблюдали.

Джон помнил, что впереди тропа делает поворот, и потому прошел сквозь лес наискосок, проклиная каждое поваленное дерево, через которое теперь был не в состоянии перепрыгнуть. Наконец, когда он вышел на тропу полумилей ближе к дому, колено ныло, а его самого пошатывало от усталости. Положив руки на бедра, Джон на минуту остановился, чтобы перевести дух. Боль простреливала ногу до ступни, любая попытка выпрямиться становилась мукой. Морщась, он растирал колено, пока острая боль не притупилась.

Он поднялся и обнаружил, что успел вовремя. Белл как раз появилась из-за поворота тропы, хромая еще сильнее. Джон поспешно шагнул в ее сторону, делая вид, что все утро прогуливался по тропе.

Белл не сразу заметила его, потому что шла, уставившись в землю и старательно обходя мелкие камешки, которые ранили ее нежную ступню. Между ними оставалось всего десять футов, когда Белл услышала звук чужих шагов. Вскинув голову, она увидела приближающегося Джона. На его лице играла загадочная улыбка — как будто он знал о Белл что-то такое, о чем она и не подозревает.

— Доброе утро, лорд Блэквуд, — произнесла она, складывая губы в улыбку, которая, как надеялась Белл, была чем-то сродни улыбке самого Джона. Но тут же признала свое поражение: у Белл никогда не бывало тайн, а кроме того, приветливый возглас плохо сочетался с загадочной усмешкой.

Не догадываясь о сумятице в голове Белл, Джон кивнул.

— Полагаю, вам не терпится узнать, что привело меня вновь в ваши владения.

Джон вопросительно приподнял бровь.

— Разумеется, я помню, что это ваши владения, — попыталась выкрутиться Белл, — но сегодня утром, выйдя из Уэстонберта, я просто пошла на восток. Не знаю, почему я так сделала, но оказалось, что восточная граница проходит намного ближе к дому, чем остальные. А поскольку я люблю длинные прогулки, вполне естественно, что я пересекла эту границу, но не подумала, что вы будете возражать, — Белл вдруг замолчала. Она болтала чепуху — это было непохоже на нее, и она с досадой нахмурилась.

— Я не против, — просто отозвался Джон.

— В самом деле? Отлично. — На ее лице появилась смущенная улыбка.

Джон ответил ей тоже улыбкой — одной из тех, что могли бы поведать о многом, не будь его глаза столь непроницаемыми.

— А вы не особенно разговорчивы, — заметила Белл.

— Не вижу в этом необходимости. Вы на редкость удачно поддерживаете разговор за двоих.

Белл обиделась.

— Выслушивать такие замечания неприятно. — Она подняла голову. Бархатистые карие глаза Джона, обычно непроницаемые, светились насмешкой. Белл вздохнула. — Но они справедливы. Видите ли, обычно я не бываю такой болтливой.

— В самом деле?

— Да. Думаю, ваша молчаливость заставила меня разговориться.

— Ах вот как! Значит, переложим вину на мои плечи?

Белл окинула лукавым взором его плечи, вспомнив, что раньше они показались ей не очень широкими.

— По-моему, они вполне способны выдержать такую ношу.

Джон улыбнулся — улыбнулся искренне, что случалось с ним нечасто. Он вдруг порадовался тому, что сегодня надел один из своих лучших сюртуков — обычно для утренних прогулок он обходился старыми. Но не прошло и секунды, как его рассердила собственная суетность.

— Это новая мода? — спросил он, указывая на ботинок в ее руке.

— Я натерла мозоль, — пояснила Белл, приподнимая подол платья на несколько дюймов — поступок был рискованным, но она не подумала об этом. В такой нелепой беседе принятые правила этикета казались неуместными.

К удивлению Белл, Джон опустился на колено и прикоснулся ладонями к ее ноге.

— Не возражаете, если я осмотрю ее? — спросил он.

Белл непроизвольно отдернула ногу.

— По-моему, это ни к чему, — быстро отозвалась она. Одно дело — осматривать ногу, но совсем другое — прикасаться к ней.

— Не упрямьтесь, Белл. Если нарыв воспалится, вам станет не до скромности.

Белл заморгала, более чем изумленная столь дерзким обращением к ней по имени.

— Откуда вы узнали, что меня зовут Белл? — наконец выговорила она.

— От Эшбурна, — отозвался Джон, осматривая пальцы ее ноги. — Кстати, где у вас мозоль?

— На пятке, — сообщила Белл и покорно повернулась к нему спиной.

Джон присвистнул.

— Вот так волдырь! Вам следовало бы обзавестись более удобной обувью для долгих прогулок.

— Я просто вышла пройтись, а для долгих прогулок у меня есть ботинки получше. Одеваясь сегодня утром, я и не помышляла о прогулке, а потом мне не захотелось идти переобуваться. — Белл раздраженно вздохнула. И зачем это она оправдывается перед ним, да еще так беспорядочно и многословно?

Джон встал, вытащил из кармана белоснежный носовой платок и взял Белл за руку.

— Неподалеку отсюда есть пруд. Там можно промыть ранку.

Белл опустила юбки.

— По-моему, не стоит беспокоиться, Джон.

Услышав намеренное обращение по имени, Джон ощутил, как по его телу прокатилась теплая волна, и порадовался тому, что сделал первый шаг и назвал Белл по имени, не спрашивая ее позволения. Он решил, что ему нравится эта леди Арабелла, несмотря на ее благородное происхождение. Он не припоминал, когда прежде улыбался так часто. Белл была умна и забавна, правда, чересчур красива, чтобы чувствовать себя спокойным в ее обществе, но Джон не сомневался, что он научится сдерживать свое влечение к ней.

Однако она отличалась поразительной беспечностью по отношению к самой себе, об этом свидетельствовали ее отказ от очков, готовая лопнуть мозоль и склонность к одиноким прогулкам. Очевидно, кому-то следовало воззвать к ее здравому смыслу. Поскольку поблизости не было никого другого, Джон решил взять эту задачу на себя и зашагал к пруду, почти волоча Белл за собой.

— Зачем же, Джо-о-о-н! — протестующе протянула она.

— Бе-е-елл! — удачно передразнил он.

— Я вполне способна сама позаботиться о себе, — заявила Белл, прибавляя шагу, чтобы не отставать. Для человека со столь заметной хромотой Джон двигался на удивление быстро.

— А по-моему, как раз на это вы не способны — иначе у вас на носу давно сидели бы очки.

Белл так решительно остановилась, что Джон удивленно обернулся к ней.

— Очки нужны мне только для чтения, — сообщила она.

— Приятно слышать, что вы признались хотя бы в этом.

— Я уже думала, что вы начинаете мне нравиться, но теперь понимаю: я ошиблась.

— Я по-прежнему вам нравлюсь, — заверил Джон и зашагал к пруду, не отпуская ее руки.

— Нет, не нравитесь!

— Нет, нравлюсь.

— Нет, не… впрочем, может быть, вы правы, — смирилась она. — Но по-моему, вы ведете себя слишком дерзко.

— А по-моему, у вас на пятке — огромная мозоль. Так что прекратите ворчать.

— Я и не…

— Нет, вы именно ворчали.

Она со вздохом сдалась и позволила отвести себя к пруду. У пруда она уселась на траву неподалеку от берега, пока Джон спустился к воде и намочил платок.

— Он, случайно, не грязный? — поинтересовалась Белл.

— Мой платок или пруд?

— И то, и другое!

Джон вернулся к ней и показал белоснежный квадратик ткани.

— Он безукоризненно чист.

Белл вздохнула при виде его решимости промыть ее мозоль, и выставила босую ногу из-под юбки.

— Так не годится, — заявил Джон.

— Почему же?

— Вам придется лечь на живот.

— Ни за что! — выпалила Белл.

Джон склонил голову набок.

— Насколько я понимаю, — задумчиво произнес он, — у нас имеется два выхода.

Он надолго замолчал, и Белл была вынуждена спросить:

— У нас?

— Да. Либо вы перевернетесь на живот — так, чтобы я смог промыть вашу мозоль, либо мне придется лечь на спину — так, чтобы видеть вашу пятку. Разумеется, для этого мне понадобится сунуть голову вам под юбки, и эта идея представляется мне настолько интригующей…

— Довольно, — перебила Белл и легла на живот.

Взяв платок, Джон осторожно приложил его к ранке, удаляя уже запекшуюся кровь. Прикосновения были очень болезненными, но Белл чувствовала, что ее целитель действует с умелой осторожностью, и потому молчала. Однако, когда Джон извлек из кармана нож, она решила, что лучше не молчать.

— Ах! — К сожалению, первое вырвавшееся у нее слово оказалось не особенно вразумительным.

Джон был явно удивлен.

— Что-нибудь не так?

— Что вы хотите делать ножом?

Джон терпеливо улыбнулся.

— Всего-навсего проткнуть волдырь. Так кожа быстрее высохнет.

Судя по его словам, он знал, что делает, но Белл считала, что не может так просто согласиться.

— А зачем нужно, чтобы кожа высохла?

— Тогда мозоль быстрее заживет. Мертвая кожа отвалится, а нежный слой под ней затвердеет. Разве прежде вы никогда не натирали мозолей?

— Такие — нет, — призналась Белл. — Обычно мне не приходится так помногу ходить. Я привыкла ездить верхом.

— А как насчет танцев?

— При чем тут танцы? — удивилась Белл.

— Не сомневаюсь, что в Лондоне вы часто бываете на балах и тому подобных светских развлечениях. Должно быть, вам приходится целые ночи проводить на ногах.

— Я всегда надеваю удобную обувь, — отозвалась Белл. — Может быть, все-таки обойдемся без ножа?

— Не беспокойтесь, — заверил он, — мне приходилось заниматься ранами гораздо хуже этой.

— На войне? — осторожно поинтересовалась Белл.

Его глаза потемнели.

— Да.

— Могу себе представить — вам и в самом деле доводилось видеть раны куда страшнее волдырей, — негромко произнесла она.

— Представьте себе, да.

Белл понимала, что ей следует прекратить расспросы: очевидно, у Джона остались болезненные воспоминания о войне, но любопытство пересилило благоразумие.

— Разве не для этого существуют врачи и фельдшеры?

Последовало многозначительное молчание. Белл ощутила прикосновение к ноге его ладоней, когда острие ножа прорвало волдырь, и лишь потом Джон ответил:

— Иногда помощь врачей и фельдшеров бывает недоступна, и тогда приходится делать все возможное, что подскажет рассудок. А потом молиться, — его голос стал ровным и бесстрастным, — даже если уже утратил веру в Бога.

Белл с трудом сглотнула. Она подумывала сказать что-нибудь утешительное, но не находила слов, так как даже вообразить не могла ужасов войны.

Джон вновь обтер ее пятку влажным платком.

— Это должно помочь, — он поднялся и протянул Белл руку, но она не обратила на нее внимания, перекатилась на спину и уселась на поросшем травой холмике. Джон неловко стоял рядом, пока Белл не похлопала по траве рядом с собой. Этот жест смутил Джона.

— Прошу вас, садитесь, — произнесла она. — Я не кусаюсь.

Джон сел.

— Надо ли перевязывать пятку? — спросила Белл, наклоняясь, чтобы посмотреть на работу Джона.

— Нет, если только вы не пожелаете надеть еще одну пару тесных ботинок. Без повязки мозоль заживет быстрее.

Белл продолжала изучать собственную пятку, стараясь сохранять на лице скромное выражение.

— Полагаю, в окрестностях Уэстонберта можно встретить немало босых людей, но мне, наверное, неприлично — вы не находите? — Она вскинула голову, одарив Джона сияющей улыбкой.

Джон вздрогнул, как от удара, — воздействие ее улыбки оказалось слишком ощутимым. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отвести взгляд от ее губ, но, едва Джон взглянул в глаза Белл, он понял, что ему не следовало делать этого, ибо от них невозможно было оторваться. Ее взгляд, казалось, прикасался к нему. Джона била дрожь.

Белл нервно облизнула губы.

— Почему вы так смотрите на меня?

— Как это «так»? — прошептал Джон, почти не понимая, что говорит.

— Вы как будто… будто… — она запнулась, не вполне уверенная, что именно выражает его взгляд. Внезапно Белл осенило, и ее глаза расширились от удивления. — Как будто вы меня боитесь.

Джон ощутил приступ головокружения. Боялся ли он ее? Опасался ли ее способности нарушить драгоценное внутреннее равновесие, которого ему удалось добиться совсем недавно? Возможно, но бояться ему следовало самого себя. И своих желаний…

Он прикрыл глаза, и перед ним вдруг появилось непрошеное видение Спенсер над Аной. Нет, обойтись так с Белл он не хотел.

Он должен взять себя в руки. Оттолкнуть ее. Джон заморгал, вдруг припомнив вопрос Белл о том, уместно ли будет вернуться к дому Эшбурна босиком.

— По-моему, особа, находящаяся в родственных отношениях с герцогом, может позволить себе что угодно, — резковатым тоном наконец отозвался Джон.

Белл отстранилась, слегка уязвленная его резкостью.

— Да, вы правы, — подтвердила она, надменно вздернув подбородок.

Джон понял, что сморозил глупость, но не стал извиняться: будет лучше, если Белл сочтет его невоспитанным мужланом.