Белл заворочалась, и Джон немедленно придвинулся к ней.

— Перестань, — простонала она.

— Что перестать, любимая?

— Перестань!

Склонившись, он осторожно взял Белл за плечи.

— Тебе снится дурной сон.

Боже милостивый, как больно ему было видеть Белл в таком состоянии! Ее щеки лихорадочно пылали, а простыни стали влажными от пота. Он попытался отвести волосы со лба Белл, но она оттолкнула его руку. Джон пожалел, что не умеет обращаться со шпильками и волосами. Ей было бы гораздо удобнее, если бы густые пряди не лезли в глаза.

— Огонь, — простонала Белл.

— Здесь нет огня, кроме как в камине.

— Слишком жарко.

Джон торопливо выжал полотенце.

— Нет, нет, перестань! — Белл вдруг с криком села на постели.

— Ложись, дорогая.

Джон начал вытирать пот с ее тела, надеясь, что ей станет прохладнее.

Широко открыв глаза, Белл смотрела на него невидящим взглядом.

— Нет, перестань! — вскрикнула она, отбрасывая его руки. — Не трогай меня! Слишком горячо.

— Я только хотел…

— Что, черт возьми, здесь происходит? — в комнату ворвалась Кэролайн.

— Она бредит, — объяснил Джон, накрывая Белл одеялом.

— Но она так кричала…

— Говорю вам, у нее начался бред, — повторил Джон, пытаясь удержать бьющееся тело Белл. — Есть ли в доме лауданум? Надо успокоить ее. — Он вздохнул, вдруг вспомнив, что разговаривает с тещей. — Прошу прощения, леди Уорт, я только…

Она прервала его.

— Понимаю. Я поищу лауданум.

Белл начала яростно отбиваться, лихорадка удвоила ее силы. Конечно, она не могла быть соперницей Джону, мускулы которого закалили долгие годы воинской службы.

— Проснись же, черт побери! — вскрикнул он. — Если ты очнешься, огонь исчезнет!

Но Белл молча продолжала ожесточенно отбиваться от него.

Джон не отступал.

— Белл, — умолял он, — успокойся!

— Убирайся отсюда! — закричала Белл.

Кэролайн выбрала этот весьма неподходящий момент, чтобы войти в комнату с флаконом лауданума.

— Что вы с ней делаете?

Джон ответил вопросом на вопрос:

— Где лауданум?

Кэролайн налила снадобье в стакан и протянула Джону.

— Выпей, Белл, — мягко попросил Джон, пытаясь усадить ее и успокоить.

Он поднес стакан к ее губам. — Выпей хоть немного.

Глаза Белл устремились на что-то за спиной Джона, и она вновь закричала, схватилась обеими руками за голову, выбив стакан из рук Джона.

— Дайте-ка я попробую, — предложила Кэролайн, — подержите ее. — Она прижала стакан к губам дочери и заставила ее сделать глоток.

Через несколько минут Белл успокоилась, и ее мать и муж смогли облегченно вздохнуть.

— Тс-с, — убаюкивающе шептал Джон, — теперь поспи. Кошмары кончились.

Отдыхай, дорогая.

Кэролайн отвела густые пряди волос от лица Белл.

— Надо устроить ее поудобнее.

Джон отошел к туалетному столику и вернулся, вертя в руках непонятную вещицу.

— Вот эта штуковина для волос — вы не могли бы убрать их с ее лица?

Кэролайн улыбнулась.

— Это называется заколка, Джон. — Она собрала волосы Белл и закрепила их на макушке. — Вы уверены, что не хотите подремать немного?

— Не могу, — хрипло отозвался Джон.

Кэролайн сочувственно кивнула.

— Тогда я отправляюсь спать. К утру вы совсем устанете, и вам понадобится помощь. — Она шагнула к двери.

— Спасибо вам, — вдруг произнес Джон.

— Она же моя дочь.

Джон глотнул, вспоминая, что, когда он болел, мать никогда не подходила к его постели.

— Это мне следует благодарить вас, — продолжала Кэролайн.

Джон удивленно поднял голову, вопросительно уставившись на даму.

— За что?

— За то, что вы любите ее, — большего я не могу желать. — С этими словами она покинула комнату.

Вскоре Белл погрузилась в глубокий сон. Джон передвинул ее на другую половину постели, где простыни оставались сухими, наклонился и поцеловал в висок.

— Борись, — умоляюще прошептал он, — ты справишься.

Отойдя к креслу, Джон упал в него. Должно быть, он задремал, потому что, когда в следующий раз открыл глаза, уже близился рассвет, едва заметный среди проливного дождя. Погода не подавала никаких признаков улучшения, гроза не собиралась затихать. Джон долго смотрел в окно, пытаясь отыскать в мрачном городском пейзаже хоть малейший повод для оптимизма. Неожиданно ему пришло в голову сделать то, чего не делал много лет.

Он начал молиться.

Ни состояние Белл, ни погода не улучшались еще несколько дней. Джон не отходил от жены, заставляя ее время от времени выпить воды или бульона, предлагая лауданум, когда она впадала в истерику. К концу третьего дня Джон понял, что Белл грозит смертельная опасность, если лихорадка вскоре не прекратится. Она уже несколько дней не ела, исхудав до неузнаваемости. В последний раз обтирая ее влажным полотенцем, Джон заметил, как выступают у нее ребра.

Врач приходил каждый день, но помощи от его визитов было немного. Надо лишь ждать и молиться, убеждал он родственников Белл.

Пытаясь подавить тревогу, Джон коснулся ее лба. Казалось, она совершенно не замечает его присутствия. В сущности, она не воспринимала ничего, кроме кошмаров, теснящихся в ее воспаленном мозгу. Начиная ухаживать за Белл, Джон был спокойным и решительным, но теперь его силы были на исходе. За эти три дня он почти не спал и ел немногим больше самой Белл. Его глаза покраснели, лицо осунулось, и зеркало подсказывало, что он выглядит не лучше больной.

Его охватило отчаяние. Что делать, если Белл не поправится? Несколько раз во время своих бдении он ронял голову на скрещенные руки, не вытирая текущих по лицу слез. Джон не представлял себе, сможет ли он жить, если Белл умрет.

Нахмурившись, он прошел к постели и вытянулся рядом с Белл. Она лежала неподвижно, но Джон уловил едва заметную перемену в ее состоянии. Эта неподвижность казалась неестественной, дыхание стало неглубоким и редким. Страх железной лапой вцепился в сердце Джона, и он схватил Белл за плечи.

— Неужели ты решила сдаться? — хрипло закричал он.

Голова Белл склонилась набок, и она тихонько застонала.

— Черт побери, не смей сдаваться! — Джон встряхнул ее сильнее.

Его голос доносился до Белл издалека, словно из длинного, невероятно длинного туннеля. Она узнала голос Джона, но не могла понять, почему он оказался рядом, в ее спальне. Он был явно рассержен. Неужели он рассердился на нее? Белл вздохнула. Она устала, слишком устала, чтобы бороться с рассерженным мужчиной.

— Ты слышишь меня, Белл? — настаивал Джон. — Я никогда не прощу тебе, если ты сдашься.

Белл поморщилась, почувствовав, как Джон сжимает ее плечи. Ей хотелось застонать от боли, но не хватало сил. Почему бы ему не оставить ее в покое? Ей хотелось только спать. Еще никогда Белл не ощущала такой усталости. Она была готова свернуться клубочком и погрузиться в вечный сон. Собравшись с силами, она сумела выговорить:

— Пусти меня.

— Белл! — воскликнул Джон. — Белл, ты меня слышишь?

«Конечно, слышу», — раздраженно подумала Белл.

— Пусти меня, — чуть громче повторила она и заворочалась, прячась под одеяла. Может, Джон перестанет трясти ее, если она нырнет поглубже. Если бы ей только удалось заснуть!

Джон чувствовал, как угасает ее воля, несмотря на слабую попытку говорить. Ему приходилось видеть такое выражение на лицах людей, погибающих от ран, — не у тех счастливцев, которые умирали на поле боя, а у бедняг, неделями ведущих безуспешную борьбу с жаром и заражением. Наблюдать, как Белл медленно, не сопротивляясь, уходит из жизни, было выше его сил. В нем закипала ярость человека, не умеющего отступать.

— Черт побери, Белл! — зло крикнул он. — Ты не имеешь права умирать!

Это несправедливо! Если ты оставишь меня одного, я навсегда возненавижу тебя — ты этого хочешь?

Он отчаянно вглядывался в лицо Белл, надеясь заметить в нем признак ее ответного негодования, но так ничего и не увидел. Не помня себя от горя и отчаяния, он подхватил Белл на руки и говорил, говорил, говорил…

— Белл, без тебя мне не на что надеяться. — Он помедлил, усмиряя дрожь. — Я хочу видеть твою улыбку, Белл, счастливую улыбку, хочу смотреть в твои синие глаза, сияющие добротой. Хочу видеть, — как ты читаешь и смеешься, глядя в книгу. Я так хочу, чтобы ты была счастлива. Прости, что я не принял твою любовь, я исправлюсь, обещаю тебе. И если ты в своей безграничной доброте и мудрости сочтешь меня достойным любви, тогда… ну, тогда, полагаю, я еще не настолько безнадежен. Господи, Белл, — со сдавленным всхлипом повторял он, — держись, прошу тебя, держись, если не ради меня, то хотя бы ради своих родителей. Ведь они так любят тебя. Разве ты хочешь причинить им боль? Вспомни, сколько книг ты еще не успела прочитать. Клянусь, я достану тебе следующий том Байрона, если его запретят продавать в дамских книжных лавках. Тебе еще предстоит так много сделать, любимая. Не уходи!

Белл оставалась неподвижной, ее дыхание было едва уловимо.

— Белл, умоляю тебя, — повторял он, — не покидай меня, не надо, я люблю тебя. Я не смогу жить, если ты умрешь. Господи, как я тебя люблю! — Его голос сорвался. Едва ли осознавая бесплодность своих усилий, Джон прерывисто вздохнул и положил Белл на постель.

Он нежно укрыл ее одеялами и, коснувшись губами ее уха, прошептал:

— Я люблю тебя, Белл. Навсегда запомни это.

Он вышел из комнаты, молясь, чтобы это «навсегда» продлилось хотя бы на час.

Спустя несколько часов Белл ощутила, как приятное тепло пронизывает ее тело. Забавно, ее ноги мерзли все время, даже когда остальное тело словно сгорало в пламени. Но теперь они были теплыми, даже розоватыми от тепла. Белл задумалась о том, можно ли почувствовать цвет кожи, и решила, что можно, во всяком случае, у нее было такое ощущение.

Розовым казалось и все ее тело. Розовым, уютным и немного усталым, но в целом ей было приятно. Впервые за… Белл нахмурилась, размышляя, сколько же времени она провела в постели.

Ей с трудом удалось сесть, и, удивляясь своей слабости, Белл огляделась. Она вновь оказалась дома, в той комнате, где они с Джоном провели первую брачную ночь. Когда же она вернулась сюда? В памяти у нее сохранились лишь дождь и ветер. И еще борьба — напряженная борьба с Джоном. Она вздохнула, ощутив тяжкую усталость. Белл уже не заботило, желает ли Джон слышать от нее слова любви. Она будет поступать так, как сочтет нужным. Вес, что теперь требуется, — покончить с Джорджем Спенсером и вернуться в Банфорд-Мэнор.

Банфорд-Мэнор? Нет, поместье называется иначе.

Черт, она никак не могла запомнить это название. Белл склонила голову набок — больно. Согнула пальцы — больно. Пошевелила пальцами ног и застонала. Все тело нестерпимо ныло.

Пока она сидела, проверяя дееспособность частей тела, дверная ручка повернулась и в комнату вошел Джон. Он успел умыться и наскоро перекусить. И теперь ему стало страшно: вдруг в его отсутствие Белл отказалась от борьбы за жизнь.

К своему великому изумлению, он увидел, что предмет его отчаянного беспокойства сидит, пожимая плечами, двигая ими вверх и вниз.

— Привет, Джон, — слабым голосом поздоровалась Белл. — Как называется твое поместье в Оксфордшире?

Джон был настолько потрясен этим нелепым вопросом, что ему понадобилось несколько минут, чтобы ответить:

— Блетчфорд-Мэнор.

— Отвратительное название, — отозвалась Белл, состроив гримасу. Она зевнула: долгий разговор отнял у нее немало сил.

— Я… я собирался сменить, это название.

— Отлично, и не медли с этим. Такое название тебе не подходит. И мне тоже. — Белл вновь зевнула и улеглась. — А теперь прошу меня простить, я слишком устала. Пожалуй, я посплю немного.

В голове Джона пронеслись воспоминания о том, как бесчисленное множество раз он умолял ее очнуться. Поражаясь самому себе, он кивнул.

— Да, — тихо подтвердил он. — Тебе надо поспать. — Он ошеломленно опустился в кресло, в котором провел столько тревожных часов. Лихорадка отступила! Невероятная, радостная, удивительная новость: лихорадка отступила. Кризис миновал. Джон изумлялся силе чувств, нахлынувших на него. Наконец-то его молитвы были услышаны!

А потом произошло нечто странное: непривычное, теплое ощущение возникло где-то близ его сердца и начало расти.

Он спас ей жизнь.

Джон чувствовал, как спадает с его плеч огромная тяжесть. Это ощущение было реальным, почти физическим.

Он спас Белл жизнь.

В комнате прозвучал голос: «Ты прощен».

Джон быстро взглянул на Белл. Она, по-видимому, ничего не слышала. Странно… Голос показался Джону довольно громким — женский голос, напоминающий голос Аны.

Ана… Закрыв глаза, Джон впервые за пять лет не смог представить ее лицо.

Неужели он наконец-то искупил свой грех? А может, его и не приговаривали к вечным мукам, как он считал?

Джон оглянулся на Белл. Она всегда верила в него.

Он чувствовал себя гораздо сильнее рядом с ней — возможно, подобное происходило и с самой Белл. Вместе они были способны вступить в борьбу со злейшим врагом и победить. Белл выжила, и ему не грозит так ужасавшее его одиночество.

Безумная улыбка исказила его лицо, и он разразился хохотом. Все напряжение предшествующих дней вылилось в этот странный, хриплый смех.

Белл повернулась и открыла глаза. Даже не видя лица Джона, она могла представить себе, как он измучен. Джон медленно повернул голову и взглянул на нее. Его карие глаза переполняли чувства, которым Белл не могла подобрать названия. Не смутившись, она продолжала рассматривать его: глаза Джона ввалились, подбородок зарос щетиной. Обычно густые и блестящие волосы потускнели. Нахмурившись, Белл протянула руку и сжала его ладонь.

— Ты ужасно выглядишь, — заметила она.

Прошло несколько минут, прежде чем Джон сумел ответить.

— О Белл! — хрипло пробормотал он. — Зато ты выглядишь чудесно!

Спустя пару дней Белл стало значительно лучше. Слабость еще сохранилась, но аппетит вернулся к ней, к тому же ее развлекали то и дело появляющиеся гости.

Целый день она не видела Джона. Едва убедившись, что Белл больше не грозит опасность, он сам слег от переутомления. Кэролайн время от времени сообщала Белл о его состоянии, но ее отчеты не отличались разнообразием. Чаще всего она повторяла:

— Он еще спит.

Наконец на третий день после кризиса муж Белл вошел к ней в комнату с робкой улыбкой на лице.

— А я уже отчаялась вновь увидеть тебя, — приветствовала его Белл.

Джон подошел к постели.

— Боюсь, я слишком долго спал.

— Да, мне говорили, — потянувшись, она коснулась его щеки. — Как приятно видеть тебя!

Джон улыбнулся.

— А ты вымыла голову.

— Что? — Белл заложила за ухо блестящий локон. — Ах да. Это было необходимо. Джон, я…

— Белл, я… — эти слова у них вылетели одновременно. — Говори первая.

— Нет, лучше ты.

— Говори, я настаиваю.

— Это просто глупо, — возмутилась Белл. — В конце концов мы женаты, но это волнение…

— Зачем тебе волноваться?

— Из-за Спенсера. — Это имя несколько секунд словно висело в воздухе, прежде чем Белл продолжила: — Нам надо избавиться от него. Ты еще не рассказал о нем родителям?

— Нет. Я предоставляю сделать это тебе.

— Мне не хочется ничего говорить. Они только расстроятся.

— Ну, как хочешь.

— Ты уже обдумал план?

— Нет. Пока ты болела… — он судорожно глотнул — одного воспоминания хватало, чтобы воскресить в нем ужас. — Пока ты болела, я думал лишь о тебе. А потом отсыпался.

— Ну что же, зато я успела обо всем подумать.

Джон вскинул голову.

— По-моему, надо встретиться с ним на балу у Тамбли, — заявила Белл.

— Это невозможно.

— Мама настаивает, чтобы мы появились там. Она хочет воспользоваться случаем и представить нас в обществе.

— Белл, там будет столько народу! Как же я смогу следить за тобой, когда…

— Вот эта толпа и защитит нас. Алекс, Эмма и Данфорд смогут держаться поблизости, не возбуждая подозрений.

— Я запрещаю тебе…

— Почему бы тебе прежде не подумать? Мы встретимся с ним вдвоем.

По-моему, мы вдвоем… на многое способны, — Белл облизнула губы, запнувшись на последних словах.

— Ну хорошо, — согласился Джон — отчасти потому, что желал переменить тему, но больше всего потому, что вид кончика ее языка, проводящего по губам, лишил его способности рассуждать здраво.

Белл накрыла его руку ладонью.

— Спасибо тебе за заботу.

— Белл, я люблю тебя, — выпалил Джон.

— Знаю, — улыбнулась она. — И я тоже тебя люблю.

Джон поднес ее руку к губам и страстно поцеловал.

— Мне по-прежнему трудно в это поверить, но… — увидев, что Белл собралась возразить, он мягко остановил ее, приложив палец к губам, — … но оказалось, что эти слова доставляют мне огромную радость. Я и не думал, что такое счастье возможно.

— О Джон!

— Ты помогла мне простить себя — это случилось, когда я понял, что спас тебе жизнь. — Он помедлил в растерянности, до сих пор не в силах поверить в чудо ее выздоровления. — Именно тогда я все узнал.

— Что ты узнал?

— Что я расквитался с долгом — жизнь за жизнь. Я не смог спасти Ану, зато спас тебя.

— Джон, — мягко возразила Белл, — спасением моей жизни не поправишь того, что случилось в Испании.

Он недоуменно взглянул на жену.

— Да и незачем что-либо поправлять. Когда ты только поймешь, что ни в чем не виноват? Ты пять лет мучаешься угрызениями совести за чужой поступок.

Джон пристально вгляделся в ее блестящие синие глаза и впервые понял: слова Белл не лишены смысла.

Она пожала Джону руку.

— Возможно, истина лежит где-то посредине, — наконец заметил он. Да, я должен был защитить ее, но не сумел. Но я не насиловал ее. — Он покачал головой и повторил окрепшим голосом: — Это сделал не я.

— Теперь твое сердце свободно.

— Нет, — возразил Джон. — Оно принадлежит тебе.