Кучинский А.В.
      Тюремная энциклопедия
      ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
      Законы пишутся людьми. Они же, люди, и преступают эти законы, и так, видимо, будет продолжаться до конца времен. Только Никита X. мог пообещать ошарашенным согражданам, что они, мол, скоро увидят последнего жулика (бойкие киношники, кстати, слепили по случаю фильм "Последний жулик").
      Нет, не исчезли... Ни в застойные, ни в перестроенные времена - не исчезнут и теперь, во времена разгула свободы (свободного разгула) и беспредельных возможностей (всевозможного беспредела).
      Судимостями, задержаниями, вытрезвителями "охвачено" нынче едва ли не все население страны. Милиционер на улице встречается чаще фонарного столба; водителя автомашины подстерегает притаившийся в кустах гаишник; к подвыпившему на свадьбе гражданину подкрадывается из-за угла "козлик" ПМГ... Наученный горьким опытом законопослушный гражданин спешит перейти на другую сторону улицы при виде милицейского наряда, помахивающего "дубинаторами"; вид автоматчика в подземном переходе вызывает боль в сердце и легкость в ногах. Это всего лишь кончики щупальцев гигантской правоохранительной системы, возлегающей в российских пространствах. Органы чувств ее - в кабинетах дознавателей и сыскарей, пищеварительные органы - в бесчисленных тюрьмах и лагерях всех режимов.
      Кого только не переваривает тюрьма и зона!.. Впрочем, кого-то и действительно не может переварить. За решеткой и колючкой можно встретить и профессора, и буквально неграмотного мужика, инженера и рабочего, карманника и медвежатника, мошенника и грабителя. Кому тюрьма, а кому мать родна... Один и за десять лет срока не может адаптироваться, войти целиком в ритм неволи; другой уже в КПЗ чувствует себя как рыба в воде.
      Неприятием тюрьмы и зоны страдают в основном так называемые "интеллигентные" люди, севшие за махинации, по их мнению, вполне законные - без крови и взламывания сейфов, без отмычек и финских ножей. Именно эта часть зековского населения (меньшая часть!) видит в окружающем большинстве только "уголовников", отказывая им в праве на общение; отказывая себе в постижении так называемых "понятий" тюрьмы и зоны, на которых построена вся общественная и личная жизнь.
      В этой книге сделана попытка информировать читателя о том, что его ждет, если он, к примеру, не стерпит кабацкого оскорбления и ответит на него по большому счету. Придется немного посидеть - вот и предлагаем вам ознакомиться с подробностями быта и основополагающими принципами тюремно-зоновского бытия.
      Читателю предлагается антология знаменитых побегов, которые могли бы войти (если уже не вошли) в "золотой фонд" преступного мира. На земном шаре не существует тюрем и прочих мест лишения свободы, которые не знали бы дерзких побегов и не менее дерзких попыток к бегству.
      Штурмы тюремных стен, захваты заложников, подкопы, перелеты на самодельных агрегатах, коварные подмены и переодевания - все это ждет читателя в данной книге.
      Основной совет вы прочтете немедленно, в предисловии - дабы он не затерялся где-нибудь между строк этой книги.
      Основной совет
      Люди, с которыми вам (не дай Бог, конечно) придется сталкиваться в тюрьме и зоне, уже осуждены земным народным судом, приговорены им, справедливым, к разным срокам наказания. Постарайтесь не судить их второй раз; разглядите в них себе подобных; постарайтесь постичь сложные и простые одновременно "понятия"; оцените окружающий вас мир неволи как модель потустороннего общества; устраивайте быт уже в тюремной камере тем легче будет все забыть.
      Автор
      Часть первая
      "ОТ ЗВОНКА ДО ЗВОНКА"
      ЗАДЕРЖАНИЕ, АРЕСТ
      Вряд ли найдется в пределах России хотя бы один человек, в той или иной форме не сталкивавшийся с органами правопорядка (милицией), прокуратурой, судом. Впрочем, едва ли найдется и семья, в которой бы "никто никогда не сидел". С 1917 года раскрутилась карательная машина "нового строя" и не может остановиться до сих пор. Образы "колодников" и "каторжан в цепях" давно уже померкли перед страшными тенями жертв Соловков, Беломорканала, Магнитки, Колымы. А зловещие фигуры Ягоды, Ежова, Берии, "железного Шелепина", Семичастного, Щелокова, Андропова начисто перекрывают идиллические равнозначные фигуры прошлого - от князя Ромодановского до рядового начальника контрразведки деникинской армии.
      Начиная с 1961 года (принятие нового Уголовного Кодекса) "верхушечный беспредел" сменился беспределом средних и низовых звеньев. Печально знаменитая 206 статья УК (хулиганка), по аналогу которой в царское время пороли розгами или держали до утра "в холодной", всосала в систему исправительно-трудовых учреждений многие тысячи перепуганных и удивленных граждан. Семейные конфликты стали заканчиваться "отсидкой"; злостные алиментщики, после первого же срока, начинали обрастать иными "судимостями"; "тунеядка" (209), "нарушение паспортного режима" (196) - не счесть статей, поставлявших рабсилу в ИТК всех режимов.
      Нынешний Уголовный кодекс по многим статьям предоставляет возможность заплатить штраф (ну, какие-нибудь жалкие 100 минимальных окладов), а если не в состоянии заплатить, то можешь (и должен) отправиться по этапу в места "не столь отдаленные". К тому же гораздо больше стало поводов у "органов" для задержания гражданина - будь то отсутствие документов или наличие "толстой сумки" с "челночной" мануфактурой; присовокупим к этому "нетрезвый вид" - существует тенденция к задержанию граждан именно по "виду", а не по "состоянию".
      Мягкая форма
      Собственно задержание может производиться в мягкой и в жесткой форме. Ничего не подозревающий подследственный гражданин с подпиской о невыезде может быть "отправлен в ИВС (КПЗ)" - в случае, если он совершил преступление, за которое законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше одного года. (См. "Приложение".) Это основания, а поводы всегда найдутся. Если вы не являетесь по повесткам (которые часто просто бросаются в почтовый ящик), исчезаете даже на короткий период из поля зрения следственных органов, продолжаете вести обычный образ жизни например, кутите в ресторанах, раскатываете по городу на машине, встречаетесь с нежелательными (по мнению следствия) людьми, то вполне можете вместо подписки о невыезде получить наручники на запястья; из кабинета следователя вас уведут конвойные милиционеры. Останется лишь удивляться резкой перемене жизни: казалось ведь, так мирно беседовали с таким милым человеком, ничто не предвещало туч над головой. Это мягкая форма.
      Жесткая форма
      Задержанию в жесткой форме вы можете подвергнуться в любом месте: в квартире, в ресторане, на вокзале, на улице, в метро.
      Обычно работники милиции, козырнув, просят предъявить документы. Рекомендуем не возмущаться: именно с возмущения "гражданина" начинается применение "жесткой формы" задержания. Возмущение (в зависимости от характера задерживаемого) может перерасти в "сопротивление работникам милиции (печально известная 191 статья бывшего УК - ныне ст. 317, 318, 319); оторванные форменные пуговицы (или, упаси Боже, погон) могут послужить достаточным основанием для возбуждения уголовного дела, возникшего в общем-то на пустом месте, при полном отсутствии каких-либо преступных мотивов.
      Задержание, арест относятся к так называемым мерам пресечения. Они применяются в отношении обвиняемого, а в исключительных случаях - в отношении подозреваемого в совершении преступления. Правда, закон не расшифровывает "исключительные случаи", оставляя это право за "исполнителем" - милицейским "опером", следователем или судом.
      Не давайте поводов
      В общем, не давайте поводов для изменения меры пресечения с "лучшей" на "худшую"; помните, что, находясь на свободе во время следствия, вы гражданин одного мира; момент вашего препровождения в подвал (чаще всего) ИВС (КПЗ) - момент перехода в другой мир, в котором еще предстоит адаптироваться, избавиться от депрессии, привести в порядок разбежавшиеся мысли, упорядочить собственную логику и заново выработать сценарий ответов на вопросы следствия. А ведь несомненно, что в 90% случаев следствию намного выгодней (особенно в отношении впервые попавшихся) мера пресечения в форме ареста. Гражданин находится в полной, безраздельной власти "органов"; уже сам выход на допрос кажется ему переменой к лучшему: из темной камеры КПЗ - в светлое помещение с привинченной к полу табуреточкой...
      Психологические меры воздействия доводят человека эмоционального до нужной кондиции в очень короткие сроки. Впрочем, к "толстокожему" могут применить и физические меры. Это беззаконие на вполне законных основаниях ("хотел бежать", "хулиганские действия", "сопротивление работникам ИВС", "замахнулся на дознавателя" и т. д. и т. п.). Могут просто "отоварить" коваными сапогами по определенным местам тела (добейся потом "экспертизы"!); могут сделать "ласточку" (привязать или пристегнуть наручниками запястья рук к ступням ног - за спиной); может быть, не везде это делают, и уж конечно нет на этот счет никаких инструкций МВД, кроме запрещающих; но все же, все же...
      Во всяком городе свои милицейские "традиции"; легенды о них передаются из уст в уста и надолго оседают в народной памяти. Короче: жаловаться будешь после, а здоровье потеряешь нынче...
      Если гражданин уверен в своей невиновности, то лучшее, что он может сделать, - это не давать вообще никаких показаний до задержания и без адвоката. (См. "Приложение".)
      Причем мотивы отказа необходимо занести в протокол допроса: это поможет удержать ретивых "работников" от возможной фабрикации материалов дела.
      Не бери лишнего
      Выдержать достаточно долгий путь борьбы за собственную свободу (имея в виду полную невиновность) может не всякий. Справедливости тяжело добиться в ограниченных кубометрах тюремной или иной камеры. Часто следствие предлагает, теряя доказательства по основному делу, взять "на себя" что-нибудь помельче. Мотивируется это "деловое предложение" просто: сидишь, дурак, задыхаешься в камере, того гляди - туберкулез или что похуже... А мы тебе гарантируем "двушку" (два года); ты ведь уже почти год отсидел? Еще один год - на одной ноге отстоишь. А на зоне - свежий воздух, санчасть, постель почище, помещение попросторней...
      Удивительно, но находятся "граждане", принимающие подобные предложения! Впрочем, при нынешней многонаселенности тюрем и отсутствии всяких санитарных норм и средств беспредел тюремщиков и самих зеков - это закономерно...
      Дубинки
      Хотелось бы, в дополнение, сказать несколько слов о дубинках. В незабвенных "оттепельных" шестидесятых разрешили было милиции пользоваться дубинками в соответствии с законом; милиционеры так резво взялись за дело, что дубинки пришлось отнять. Мотивировали, правда, якобы усмиренным хулиганьем, но по зонам-то чуть ли не каждый второй по 206-й чалился!
      В области почек дубинка оставляет огромный кровоподтек, со временем чернеющий. Пользуются дубинками все "бойцы" многотысячной правоохранительной армии; впрочем, и рядовой гражданин может приобрести это чудо поздней перестройки в любом коммерческом ларьке.
      "Вы арестованы!"
      Итак, вежливо улыбнувшись, следователь прокуратуры говорит вам: "На основании статьи... Уголовно-процессуального кодекса России и в целях обеспечения нормальной работы следствия вынужден задержать вас с препровождением в изолятор временного содержания Н-ского УВД". Нажимается кнопочка, входит милиционер, и с этой минуты вы начинаете переставлять ноги по ступеням, ведущим вниз.
      КПЗ (ИВС)
      Название ИВС (изолятор временного содержания) не прижилось в зековском обиходе, как и, например, СИЗО (следственный изолятор) - как называли "тюрьмой", так и по сей день называют. ИВС (КПЗ) - это несколько камер при отделении милиции. В эти камеры и помещаются все задержанные и арестованные, а также пятнадцатисуточники. Иногда тут же "вытрезвляются" до утра подобранные ПМГ пьяницы, а чаще всего - просто выпившие люди, неосторожно покачнувшиеся в свете милицейских фар.
      Внутреннее устройство
      Половину, а то и две трети камеры занимает "спальное место" в виде сколоченного из досок прямоугольного, от стены до стены, порога. "Место" это густо покрыто надписями, рисунками, а также шахматно-шашечными полями, ячейками для игры в нарды и в "шиш-беш". Фигурки, шашки и "зары" (кубики) лепятся из пайкового хлеба. Часто в щелях между досками можно найти спички, "чинарики", а то и "мойки" (бритвенные лезвия), заботливо оставленные для братвы предыдущими арестантами.
      Дверь в камеру железная, стандартно-тюремная (кормушка, волчок), те же засовы. Справа или слева от двери "параша" (бачок с крышкой для естественных отправлений), но нынче почти везде "параши" сменились чугунным "очком" - тут же и кран для умывания. Окон чаще всего нет, или они укупорены чередующимися слоями жести с мелкими дырочками. Никакой свет не проникает в это довольно мрачное помещение - царит полумрак, подсвечиваемый лишь тусклой лампочкой из зарешеченного окошка над дверью. Часов ни у кого нет; определить время можно лишь при передаче дежурства караульными или при раздаче скудной пищи, состоящей из чая, каши из загадочных злаков и сверхжидкого супа (баланды).
      ОБЫСК (ШМОН)
      Что взять с собой?
      Если за вами "пришли" домой или если вы, отправляясь на очередной допрос, уверены в аресте, то не грех собрать подходящий для арестантской жизни "сидор" (просто мешок).
      В этом качестве лучше всего подходит, скажем, чехол от одноместной брезентовой палатки: он достаточно вместителен, и не имеет запрещенного металла - "молний", пряжек, крючков; затягивается коротким шнуром.
      Туда можно втиснуть две пары теплого белья, несколько трусов и маек, побольше носовых платков, темную (одноцветную) рубаху потеплее (байковую), кружку, ложку деревянную, спичек побольше, табачку (сигарет) побольше, конверты, бумагу, карандаш, чай, простую еду - хлеб, масло, колбасу, сало и т. п.
      Рюкзачок стал "сидором"
      Автор этих строк в свое время явился на допрос к следователю прокуратуры в полной уверенности, что будет отпущен вчистую, как говорится. Но пришел не пустой, а с рюкзачком: собирался после дачи показаний на загородную рыбалку. Рюкзачок через полчаса после допроса получил название "сидор", ибо содержал в себе почти полный комплект разрешенных предметов и доступной пищи; не помешали и двадцать пачек "Примы"; топорик, правда, пришлось сдать на шмоне, а с ним походный мини-примус, работающий на сухом спирте. Эх, вспоминал я этот примус: какая все же для чифира нужная вещь!
      К тому же один из милиционеров КПЗ проявил определенное милосердие: сам открывал банку тушенки из "сидора" - бывшего рюкзачка и подавал ее в обеденной миске. Мы делили этот достойный "грев" со стариком Худяковым, бывшим старшиной-торпедистом, кавалером двух орденов Славы, попавшим на свой новый, пятый или шестой срок отсидки после войны...
      Можно еще "заныкать", "закурковать" (спрятать) нечто запрещенное заранее, но это делают люди бывалые, не зарекающиеся от тюрьмы: им советы эти не новы; первоходочники же, как правило, и сидеть в общем-то не собирались...
      Лекарства брать не нужно: отберут. По заключению врача могут позволить лишь очки; будут давать что-то астматикам; диабетики, может быть, смогут выхлопотать поддержку в виде инсулина; короче, надеяться на медицину могут лишь так называемые "хроники" (и это везде - от ИВС (КПЗ) до самой зоны).
      Шмон в КПЗ - это еще не шмон
      Обыск (шмон) в КПЗ сводится чаще всего к изъятию запрещенных предметов, к которым относится все колющее, режущее и затягивающееся (ремни, галстуки, шнурки).
      Деньги проносят и в тюрьму, но тут каждый старается сам кто во что горазд, хотя много и апробированных способов. Но, к сожалению, все апробированные способы давно известны опытным шмональщикам в тюрьме, на этот счет инструктируются солдаты ВВ.
      Многое зависит и от личности обыскиваемого, потому что делатели шмона - опытные психологи (аналогично, скажем, и таможенники со стажем), по движению глаз и неосторожным нервным движениям вас вычислят в первые же минуты и тогда уж "тряхнут" до внутренностей.
      Хорошие сигареты вряд ли доедут с вами до тюрьмы. В КПЗ вам будут выдавать из ваших пачек по пять или десять (везде свои порядки) сигарет в день, а в день отправки "на тюрьму" выяснится, что вы за неделю скурили, все пять блоков своего "Мальборо" или "Винстона".
      Поэтому будьте попроще: "Прима" и "Беломорканал" менее интересны работникам КПЗ, и у вас больше шансов появиться в тюремной камере с хорошим запасом курева.
      Вообще, довольно странный подход у органов к определению запрещенных предметов; но если вспомнить, что не во всякой столовой на воле подаются вилки или, упаси Бог, ножи... Вилки, конечно, ни в КПЗ, ни в тюрьме ни к чему: ими просто нечего есть... Часто уже именно в КПЗ ощущается какой-то особый вкус пищи, особый запах жиров (если таковые вообще прибавлены) - лечебно-технического свойства. Хлеб почему-то все зеки называют "спецвыпечкой"; действительно, какой-то "спец" есть и в хлебе: его достаточно трудно проглотить, если он свежий, и почти невозможно разжевать, если он чуть зачерствел.
      Шмон (обыск) в КПЗ как бы предваряет длинную вереницу тюремных и лагерных шмонов, предстоящих будущему заключенному. Многих вводит в заблуждение его поверхностность; в будущем тюрьма неприятно удивит.
      НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ
      "Уболтать" мента
      Если вы живете в маленьком городе или арестованы и помещены в КПЗ в "своем районе", то шансы договориться с работниками КПЗ или даже со следователем - повышаются, "договориться" - имею в виду передачу забытых вещей, еды, курева или организацию вполне законного свидания с родственниками.
      Караульным милиционером может оказаться приятель приятеля, племянник жены брата - да мало ли кто еще! Поэтому бывалые люди пользуются этим, особенно стараются "полосатики", идущие на "особняк" (об этом позже); когда открывается "кормушка" в камере КПЗ, такой хитроумный зек уже сидит на корточках возле нее и тут же начинает "убалтывать" мента:
      "Послушай, командир, что-то мне лицо твое знакомо? Ты не с улицы Тимирязева?" "Да, с Тимирязева", - отвечает "командир". "Точно! - якобы радуется зек. - Ты Вани Бякина племяш!"
      "Нет, я Тони Шерлушовой сын".
      "Ты? Тонькин сын? Ништяк, командир! Мы с ней в девятом классе за одной партой сидели..."
      Ну и так далее.
      Дальше следует или попадание - или промах. При промахе милиционер начинает понимать, что его "внаглую" колпашат; он начинает грубить и в ответ получает полновесный "отлай", в котором все известные нецензурные выражения кажутся дамским набором из лексики придворного этикета. Причем говорится все это тем же тихим голосом и завершается довольно успокоительно: "Извини, командир, погорячился, нервы никуда, сам знаешь... Не бери в голову..."
      Цель такого "убалтывания" ясна при "попадании": Тонькин сын неохотно, но все же соглашается сделать какое-нибудь доброе дело для "одноклассника" матери: позвонить, передать, принести... Впрочем, и без "убалтывания" настоящих знакомцев хватает... Конечно же по делу ничего передавать нельзя: органы не дремлют. Для караульного же передача записки (малявы) по делу означает голимую статью и минимум - позорное увольнение из рядов доблестной милиции.
      Давление извне
      Именно в КПЗ легко оказывается психологическое давление на подследственного-первоходку. К примеру, в камеру заглядывает милиционер и говорит первоходочнику:
      "Слышь, эй, ты! Сидоров! Там двое приехали с управы - сейчас будут "колоть" тебя! Ты семнадцатого февраля где был?"
      "В пивбаре, на Абрикосовой, пиво пил..."
      "Ну, вот! А там в восемь вечера гражданина какого-то "замочили".
      "Кормушка" захлопывается перед носом у вскочившего Сидорова, который остается "сам на сам" со своими нервными размышлениями о 17 февраля и о мифическом гражданине. Хорошо, если в камере найдутся добросердечные бывалые люди, успокоят, скажут: "Гонит (врет) мент, на понты хотят взять, пугают". Ведь через полчаса Сидорова могут дернуть на допрос по основному делу, а голова его будет забита мыслями о совершенно постороннем и скорее всего выдуманном убийстве.
      Веселые люди
      Легко переносится отсидка в КПЗ, если в компании сокамерников есть веселый человек, не "гонщик" (болтун), а хороший рассказчик, мастер прикола (смешного рассказа или поступка).
      В 1984 году со мной в одной камере КПЗ ждал этапа "на тюрьму" некто Дима П., в общем-то взрослый уже мужик, сидевший раза четыре за разное... На третий день пребывания в "хате" он вдруг вскочил с "лежбища", застучал в "кормушку". Минут через десять "кормушка" открылась.
      "Чего надо?"
      "Командир, дай карандаш или ручку, гумагу (бумагу) тоже дай! Совесть замучила, хочу повиниться! Следак-то мой тута?
      "Тута... Сейчас принесу бумагу, ручку..."
      Через пять минут Дима уже рьяно что-то строчил на белом листе в полумраке, не обращая внимания на неодобрительные взгляды сокамерников. Отдав "гумагу" милиционеру, он снова улегся, сложив под головой руки.
      Через минут пятнадцать "кормушка" снова открылась:
      "Ты что ж, гад, на дурку косишь, что ли?"
      "Ты че, командир, кто косит? Я всю правду изложил!" - встрепенулся Дима, подскочил к двери.
      "А что ж ты пишешь тут, гондон! "Сознаюсь, что был вовлечен в шайку Ульяновым... он же Ленин... перевозили антисоветскую газету "Искра", героин, кокаин... Заправлял у них также Коля Бауман, еще Яков какой-то... где живут - не помню..." Ты че пишешь, а?"
      В "хате" уже стоял дикий хохот.
      Дело кончилось благополучно, а ведь, если подумать, могли, конечно, крутнуть по 190-1-й... Не крутнули. Дима-то был чернушник из чернушников, вечная 147-я статья (мошенничество) тогдашнего УК. Уж никак к нему не липла "антисоветчина" 190-1-й статьи.
      Тяжелые люди
      Плохо дело, если в камере находится человек, во что бы то ни стало решивший покончить счеты с жизнью. Его попытки, пусть даже (и чаще всего) неудачные, вгоняют остальное население камеры во всеобщую депрессию, озлобление. Вскрытые вены давно уже не помогают никому: вскрывайся! В "кормушку" заглянули: "Ну что, литр вытек уже? Хорошо! Сейчас в "Скорую" звякнем..."
      Не лучше, если кто-то "косит" (симулирует) с благой целью "отмазаться" от срока через психушку. Некоторые пьют из отхожего места воду, мочатся на окружающих и т. п. Настоящий псих и то поприятней... Если статья не "тяжелая", то, конечно, есть возможность "свалить" через принудительное лечение в обычном дурдоме. Но "тяжелая" статья - это "спецбольница", учреждение "тюремного типа", с выродками санитарами, уколами неизвестными препаратами и жестким, "беспредельным" режимом.
      КПЗ - недолгий срок, редко более десяти суток. В один прекрасный день начинают греметь засовы всех камер; на улице слышен глухой лай сторожевых овчарок и гудение автомобильных двигателей; матерятся солдаты и прапора. Это приехали специальные машины - "автозаки", это этап "на тюрьму"; сейчас отдадут мешки, и все поедут навстречу к еще одной (не последней) новой жизни.
      Прежде чем мы запрыгнем в железную коробку автозака, сопровождаемые щелканьем овчарочьих зубов и подгоняемые прикладами и кулаками конвоя, обратим внимание на тех, с кем нам придется делить в течение продолжительного времени тяготы тюремной и лагерной жизни. На ком же, собственно, тюрьма держится?
      Кто сидит?
      В незабвенные годы "застоя" основную массу заключенных составляли так называемые "бытовики", т. е. совершившие преступления "в быту": один пырнул ножом соседа после третьего стакана водки; другой застал жену с хахалем и зарубил обоих топором, прихватив до кучи проклятую тещу; третий "забыл" про алименты и, к удивлению своему, неожиданно очутился с годом срока в ИТК общего режима; колхозники вынесли из колхозного амбара пару мешков комбикорма (выносили уже не раз и попали под "месячник борьбы с несунами" (показательный процесс); нервный гражданин оказал сопротивление работникам милиции (а всего-то и хотели: паспорт посмотреть) - получи три года!..
      Колхозные поля, городские танцплощадки и дискотеки, рестораны и заводские цеха - основные поставщики рабочей силы во все управления ИТУ, в эти комбинаты по переработке человеческого материала в преступный.
      Попадались и выродки, вроде Феди У., ходившего мастурбировать на детские сеансы в кинотеатры родного города, или Валентина С., изнасиловавшего собственную десятилетнюю дочь; таких были единицы, и часто они не доживали даже до тюрьмы (СИЗО), не говоря уже о зоне.
      Столетний полицай
      И уж совсем редкими гостями в тюрьмах были убийцы-маньяки, нынче расплодившиеся по России, как кролики в Австралии. Иногда вдруг обнаруживались бывшие полицаи и каратели.
      В 1977 году в Симферополе проходил показательный процесс по делу двоих таких. Они содержались в одиночных камерах смертников; когда нашу камеру выводили на прогулку, автор этих строк уговорил "пупкаря" и заглянул в "волчок" одной из камер. По помещению 4 на 4 кв.м выгуливал себя, шаркая огромными войлочными тапками, тщедушный и, показалось, столетний старикашка. Голова его тряслась. В одной руке он держал пластиковую тарелочку, а в другой - такую же ложку. Тарелка тряслась вместе с рукой, и роба старикашки была забрызгана баландой.
      "Сколько ему дали?" - спросил я пупкаря.
      "А, вышак! Кассацию написал - отказали, теперь помиловку (прошение о помиловании) отправил... Откажут..."
      "Хозяйственники"
      Сравнительно большое число обитателей тюремных камер составляли так называемые "хозяйственники", т.е. арестованные за хищения или взятки. (Слово "коррупция" употреблялось тогда лишь в адрес американских сенаторов, итальянской мафии и акул тамошнего бизнеса.)
      Суммы, проходившие по этим делам, впечатляли рядовых граждан, живших от зарплаты к зарплате в стабильном советском обществе. 10 тысяч рублей, 40 тысяч, 50 тысяч - такие деньги подводили обвиняемых под "расстрельные" статьи; впрочем, чаще они отделывались "десятками" и "пятнашками" в ИТК усиленного режима. Они не были "тузами" теневой экономики, просто оказались в один прекрасный день у некоей трещины или дыры, в которую сами собой сыпались незаконные (с точки зрения тогдашней системы) доходы.
      Когда в сети ОБХСС попадался крупный "сазан" (вроде бывшего директора Елисеевского гастронома в Москве Соколова), то дело раскручивалось в рекордно короткие сроки (2-3 месяца) и, как правило, оканчивалось смертельным приговором. - Тем "хозяйственникам", которые не имели поддержки "с воли", достаточно тяжело было переносить условия лишения свободы: слишком уж контрастировала утерянная жизнь с вновь обретенной. Удовлетворение всевозрастающих потребностей сменялось вынужденным ограничением потребностей даже самых необходимых, "умственный труд" сменялся "тяжким физическим", а всеобщее уважение, замешанное на зависти, равнодушием, а то и презрением окружающих сокамерников, солагерников. Драма часто оборачивалась трагедией (см. главу "...Иные").
      Новые и старые люди
      Нынче контингент пребывающих в местах лишения свободы конечно же изменился... Хулиганы сменились рядовыми бандитами и рэкетирами, "хозяйственники" - горе-бизнесменами. "Бытовиков" меньше не стало; все так же рубят топорами изменивших жен и нагрубивших собутыльников по всей матушке-России.
      Крадут же у хозяев приватизированной экономики ничуть не меньше, чем у былого застойного государства. Конечно, у хозяина красть опасней - он может обойтись и без милиции, своими силами, но... кто не рискует, тот не пьет...
      Потому-то и переполнены сверх всякой нормы ИВС (КПЗ), СИЗО (тюрьмы), ИТК (зоны, лагеря) всех режимов. Меньше стало лишь бомжей, которые в былые годы сидели все поголовно, хоть и в разное время. Да они и сами садились - отдохнуть от голодной и холодной жизни. Теперь бомжи если и сидят, то лишь за преступление, так сказать, в чистом виде: кража, грабеж, мошенничество, убийство и т.д. и т.п.
      В тюрьме и зоне все заключенные делятся по "мастям" (об этом мы расскажем в одной из последующих глав). Но если обходиться без "мастей", то теоретически можно было бы разделить зековский народ на три основных типа:
      1) кто "стремился" в тюрьму (вольно или невольно);
      2) кто сел по "обстоятельствам";
      3) невинно осужденные.
      В качестве иллюстрации в следующей дополнительной главе мы расскажем о нескольких реальных лицах, отбывавших в разное время разные сроки наказания. А после этого вновь перейдем к подробному описанию путешествия - из кабинета следователя прокуратуры к вратам "шлюза" зоны.
      Побеги
      Бутырские хроники
      В 1996 году в день выборов президента России из застенков московской Бутырки исчезла молодая девушка, которая до этого смиренно ожидала суда. Знаменитый следственный изолятор N 2, имеющий 225-летнюю историю и особый статус (тюрьма охраняется еще и как памятник архитектуры N 531), знает лишь четыре случая побега и одну попытку.
      Первые два имели место еще в разгар монархии. Третий задокументировали в декабре 1992 года. Тогда из Бутырки, через крышу тюремного двора удачно скрылись двое зеков, уже приговоренных к сроку. Покинув прогулочную площадку, они незаметно достигли контрольно-пропускного пункта мебельной фабрики, которая примыкала к тюрьме, и так же незаметно миновали контролеров. Администрация Бутырки была настолько шокирована этой выходкой, что подняла на ноги все оперативно-розыскные структуры Москвы. Спустя несколько дней один из беглецов уже ехал в "воронке" обратно в тюрьму. Чуть дольше гулял его напарник. 17 апреля 1994 года СИЗО N 2 вновь был поднят по тревоге. В шесть утра двое головорезов, получивших длительные сроки за разбой, ухитрились спрятаться в хозяйственном дворе, среди стройматериалов. Обнаружив недостачу в рядах узников, охрана бросилась обыскивать обширные владения Бутырки. В 7. 15 утра зеков вытащили с хоздвора и определили в карцер.
      И, наконец, четвертый побег, один из самых удачных и самых удивительных. При нынешнем обилии контрольных средств, телекамер и прочих электронных наворотов покинуть тюрьму обычным путем, то есть через коридоры, "предбанники", а тем более ворота, почти невозможно. После январских событий 1994 года, когда охрану питерских "Крестов" подло обманул убийца Данилин, подобным аферам должен был прийти конец. Но так и не пришел. Из женского корпуса (краткая справка: из восьми тысяч обитателей Бутырки каждый десятый - женщина) под конвоем вышла двадцатишестилетняя Светлана Сорокина, имевшая небогатую уголовную биографию, но яркую внешность, которая, видимо, и сыграла главную роль.