И по сей день сновидение кажется человеку явлением таинственным. И Типы восприятия во время сна со сновидениями слишком разнообразны, чтобы судить о них однозначно. Сны бывают яркими и тусклыми, осмысленными и пустыми, цветными и черно-белыми. Более того, сны могут быть «вещими», наделять знаниями, могут вводить в заблуждение или принимать форму откровенной фантастики.
      До того как Карлос Кастанеда опубликовал свои сообщения о толтекской дисциплине, никто не рассматривал сновидение как способ восприятия — со своим типом внимания, со своими специфическими искажениями и тем комплексом проблем, который свойственен любому режиму восприятия внешнего мира. Естествоиспытатели склонялись к тому, что сновидение по природе своей бессмысленно и только отражает некие психофизиологические процессы в организме сновидца. К этому, по сути, сводятся идеи, например, Хобсона и Маккарли (1977) о том, что образы сновидения — всего лишь интерпретация беспорядочных разрядов нервной энергии, накопившейся в клетках нижнего мозга, или популярные среди психоаналитиков взгляды на сновидение как образную разрядку накопившихся психических напряжений в области бессознательного, исполняющую роль естественной психогигиены. Иные исследователи приписывали снам творческую функцию. Их точка зрения, в общем, сводится к тому, что в процессе сновидения накопленная информация рассортировывается, организуется определенным образом, благодаря чему во сне становятся явными некоторые скрытые закономерности или взаимосвязи. Таким образом в сновидении разрешаются проблемы, поставленные наяву.
      Мистический взгляд на сновидение был всегда почти что прямо противоположным. Здесь, наоборот, полагали, что именно в сновидении "душа освобождается от телесных покровов" и хотя бы мельком имеет возможность взглянуть на истинное положение дел в царстве потустороннего, Царстве Истины. Утонченные метафизики находили в сновидении путь к "мистическому союзу с бытием", "воспоминание своей истинной природы", а ориенталисты искали здесь тропинку к Нирване или самадхи.
      И тот и другой подход до сих пор остается только домыслами, гипотезами и надеждами.
      Зато с древнейших времен известна связь между идеями сна и смерти. М. Элиаде упоминает, что в греческой мифологии Сон и Смерть, Гипнос и Танатос — два брата-близнеца. Конечно, Элиаде говорит о мифологии, но дело в том, что подобная мифология ведет свое начало из самой бездны времен, с тех самых пор, как человеческий тональ приобрел свои первичные очертания.
      Во сне мы всегда покидаем мир привычного восприятия и реагирования, во сне умирает наше эго, и об этом не мог не догадываться примитивный человек на заре цивилизации, когда еще само слово эго было невозможным.
      Мы знаем, что толтекское знание дает объяснительную модель для такого положения дел. Точка сборки в сновидении смещается, а вместе с ней смещается весь комплекс привычных реакций, идей, представлений о себе — дневное «я» словно бы умирает. И страх смерти — главный консервирующий сигнал тоналя — прекращает сновидение, не позволяет ему стать осознанным, не дает ему превратиться в полноценный режим восприятия. Любой "выход из тела" обычного человека пугает, любая осознанность сна страшит его, потому что там он не находит целого комплекса привычных черт самого себя. С одной стороны, ему как воспринимающей единице открыто слишком много, с другой — от него как от стереотипного существа, к которому он привык за долгие жизни в социуме, осталось слишком мало.
      Какое дело нам до мифов тысячелетней давности! Смерть предстает всякий раз ощутимо и явно, и для этого не надо изучать антропологию — достаточно войти в осознанное сновидение. Хотя история человеческого отношения к сновидению дает богатую пищу для размышлений.
      С одной стороны, Высшая Сила (как бы ее ни называли представители разных религий) дает человеку шанс «пробудиться», обрести знание, память, бессмертие и свободу. С другой — сам факт "пробуждения во сне" отравлен фундаментальным страхом смерти. Ибо что есть "пробуждение во сне"? Для нашего тоналя это, помимо всего перечисленного выше, "освобождение от физического тела". Иными словами, переход в мир иной, в обитель мертвых — пусть блаженных и знающих, но уже не живых в том смысле, как мы привыкли это понимать. Вот корень иллюзии. Вот — основная преграда, бессознательное препятствие, построенное нами самими, чтобы удержать себя в рамках монотонного мира. Одна часть нашей психики все время норовит «сбежать», «освободиться», зато другая — темная, тяжелая и инертная — стремится пребывать в покое: она ищет лекарства и упражнения, панацеи любого рода, лишь бы сохранить тело в нынешнем его виде — как можно дольше, желательно вечно.
      Вокруг этой темы разворачивается целая драма, куда более серьезная и напряженная, чем любые изыски нашего — в общем-то, довольно примитивного — воображения. Авторы романов ужасов и кровавой беллетристики содрогнулись бы, проникнув в эту вечно потаенную и завораживающе-убийственную область.
      Человек мечется между двумя бессознательными страстями — он не хочет умирать и он не хочет жить. Обычный сон всегда дарит нам временное, сиюминутное разрешение этого безумного конфликта.
      Ночная греза — это хитрая тропинка, по которой можно хоть пару минут погулять почти каждую ночь, испытывая удовлетворение от невозможного состояния не-жизни и не-смерти. Недаром люди, которым, долгие годы в силу физиологических расстройств не снятся сны, которые они способны запомнить, жалуются на нескончаемое утомление, на общую затрудненность как физической, так и психологической жизни.
      Выражаясь метафорически, сон — это ангел смерти, который в последнюю секунду пожалел нас и не убил насовсем. Он оставил нам память о своих призрачных, промежуточных царствах, где нет ничего и есть все, а потом удалился до следующего сновидения.
      Миф требует от нас хотя бы иногда воздерживаться от сна. Вспомните историю Гильгамеша, который не добился бессмертия только потому, что не смог бодрствовать шесть дней и шесть ночей. Таких примеров антропологи могут привести огромное множество. Оставаться бодрствующим, пишет Элиаде — знаток всемирной мифологии и мировых религий, — значит "обладать в полной мере своим сознанием, присутствовать в мире духа".
      Но что это означает на самом деле?
      Опираясь на толтекское знание, мы вправе предположить, что человек был от века обеспокоен не проблемой сна как такового, а проблемой "утраты осознанности". Изначально сон для высших млекопитающих был простой реакцией на смену дня и ночи, и единственной его функцией было — восстановление сил и пребывание в состоянии "естественного анабиоза", пока не взойдет Солнце, чтобы начать новый день, содержанием которого была охота на других живых существ, или поедание растительности, или размножение. Иными словами, это был вынужденный «простой» организма. Ночь — не лучшее время для биологической активности существ, имеющих развитую нервную систему. Однако есть и другие существа, для которых ночь — время активности и охоты. Системой охраны спящего животного, судя по всему, и было состояние сновидения. То есть, с одной стороны, животное спит и сохраняет (восстанавливает) силы, с другой — оно достаточно бдительно, чтобы быстро отреагировать на изменение среды или приближение естественного врага.
      Легко догадаться, что речь идет о простом, природном смещении точки сборки. Большая часть восприятия сфокусирована на внутреннем состоянии организма, но какая-то (пусть очень малая) — одновременно следит за тем, что происходит вокруг.
      Думаю, только для человека сновидение ассоциируется со смертью. Просто потому, что только человек обладает ярко выраженным дневным «я» и всерьез беспокоится о его сохранности (ведь он социален, от него ждут определенного поведения, у него есть о6раз себя — куда деться от этой маски!). Человек, утративший свое "социальное лицо", — мертвый человек.
      Обратная, «высокая» сторона этого же по сути процесса — переход н чуть ли не сверхчеловеческое состояние. По крайней мере в то состояние, где возможна связь с духами, силами, магическое управление обстоятельствами и внешней природой. Это «сновидение» шаманов. Они не «умирают» для своего социума, они становятся над ним. Фактически, эти люди — правители своего племени, народа, этноса. Но и здесь мы находим специфическую символику "социальной смерти" — практически во всех культурах Земли шаманы (или жрецы), принимая решения за свой народ и управляя им, ничего не требуют для себя. Они выше — и этим все сказано.
      Царь, возжелавший больше дани или больше наложниц, ни у кого не вызовет удивления. Он — человек мира, воплощенная материальная власть. Он хочет войны — будет война. И т. д.
      Шаман (или жрец) стоит так высоко, что не имеет права требовать от своего народа материальных благ. Он — воплощенная не-земная Сила, он не-социален в общепринятом понимании. Потому что он вошел, в сновидение полностью, а значит, перестал быть социальным существом. Он — всего лишь ретранслятор, ему прощаются ошибки в интерпретациях, но не прощаются претензии на реальную власть и реальное, богатство.
      Судьба толтекского сновидящего во многом повторяет судьбу шамана, священника, жреца. Несмотря на то, что организация социума за последние тысячелетия радикально изменилась, он остается по ту сторону мира. Соплеменники бессознательно полагают, что ему и без того, слишком много дано — жизнь после жизни, знание выше любого рационализма, власть над непостижимыми аспектами бытия. Он — живой мертвец, он — победивший смерть. Сновидящий бодрствует и сохраняет свое сознание там, где обычный человек впадает в паралич и беспамятство.
      Путь сновидящего — постепенный переход из одного состояний бытия в другое. Каждый переход (в глазах «нормальных» людей) — смерть. А сновидец продолжает жить и даже рассказывать о своих по хождениях в областях, недоступных «живому», т. е. стереотипному, социальному существу.
      Толтекская мыслительная парадигма внятно разъясняет, почему сновидцу становятся доступны иные миры, иные способности и силы, почему он обретает знание, для которого цивилизация "нашего мир даже не сочинила слов. (Во-первых, само явление осознанного сновидения нарушает нормальное "описание мира", во-вторых, оно никогда н становилось массовым настолько, чтобы эту призрачную, переменчивую область оформлять человеческим языком.).
      Современная нейрофизиология в процессе изучения сновидений от века считавшихся царством невербализуемых образов, попыталась было решить вопрос механистически. После того как была обнаружена функциональная асимметрия головного мозга, сновидения автоматически приписали бурной деятельности правого полушария. Это казалось логичным — действительно, наяву доминирует левое (вербальнологическое) полушарие, во сне — правое (наглядно-образное).
      Однако все оказалось не так просто.
      Например, Кастанеда сообщает, что во время сновидения точка сборки погружается вглубь и влево — выходит, что энергетическое тело человека зеркально отражает активность физического или Кастанеда нафантазировал. Однако уже во второй половине 90-х годоов (т. е. намного позже, чем были написаны все основные кастанедовские труды) выяснилось, что именно левое полушарие ответственно за проникновение сновидящего в осознанное сновидение.
      Так, В. Л. Голубев и Е. А. Корабельникова, исследуя психофизиологию сна, относительно недавно подтвердили это положение в клинических условиях. В частности, они сообщили следующее:
      "Проблема межполушарных взаимодействий во сне до настоящего времени остается дискутабельной. Целью нашей работы являлось исследование особенностей характера сновидений у здоровых и у больных при невротических расстройствах в зависимости от профиля межполушарной асимметрии. Обследованы 78 больных с невротическими расстройствами и 25 здоровых с использованием клинического и параклинического методов исследования, методики исследования профиля межполушарной асимметрии, метода экспертной оценки сновидений.
      Отличительными особенностями сновидений здоровых испытуемых с преимущественно левым профилем асимметрии являются их большая яркость, информационность, образность и эмоциональность. Специфическими чертами сновидений испытуемых с преимущественно левым профилем асимметрии, общими как для здоровых, так и для больных с невротическими расстройствами, по нашим данным, являются также меньшая представленность фактора новизны и частое возникновение редких феноменов, таких, как симптом "уже виденного в бодрствовании", реалистичность, «смешанные» (накладывающиеся) сновидения, продолжение сновидения при повторном засыпании, частая смена лиц и места действия. К другим особенностям сновидений испытуемых с левым профилем асимметрии, которые выявляются только при неврозах, относится достоверно большая представленность феноменов люцидности (осознанности) и "сновидения в сновидении". Полученные результаты, с одной стороны, могут указывать на сохранение функциональной специфики полушарий во время сна, с другой — дают основание для предположения о различном вкладе правого и левого полушария в организацию сновиденческого процесса".
      Нас, конечно, в первую очередь интересует феномен «люцидности» (осознанности). Смещение психоэнергетической активности влево во время осознанного сновидения, очевидно, должно иметь место постоянно. По сути, это вторжение тоналя с его вербально-логическим аппаратом, его инвентаризационным списком в области, где прежде пребывали только аморфные и не запоминаемые впечатления.
      С точки зрения толтекского знания, это почти то же самое, что сказать "точка сборки сместилась влево". Ибо что, как не точка сборк, превращает бессмысленный поток неопределенных впечатлений «картинку», в целостный мир, с которым можно работать, где действия последовательны и запоминаемы, где вы можете узнать объект, запомнить его, а потом назвать или описать?
      Европейский подход к осознанным сновидениям сосредоточился на этом уровне. Все техники, которые предлагают нашему читателю европейские или американские исследователи осознанных сновидений построены на простейшем принципе переноса контроля и улучшении памяти. Благодаря этим методам можно «летать» и запоминать свои приключения. Практически никто не рассматривает сновидение как энергетическое состояние, имеющее основной целью укрепление и развитие реальных силовых взаимосвязей с теми областями восприятия, которые могут открыться в сновидении.
      В. Громов ("Осознанные сновидения") рассматривает сновидение именно с этой типичной для европейского ума точки зрения:
      "Что бы вы ни делали в состоянии бодрствования, ваш мозг активно обрабатывает сенсорную информацию, поступающую из окружающего мира.
      Наряду с информацией, заложенной в вашей памяти, она являет сырьем для строительства модели мира. Эта модель точно отражает ваши взаимоотношения с ним до тех пор, пока вы активно бодрствуете.
      При пассивном бодрствовании внимание перемещается с внешней информации на внутреннюю. Ваше мышление до известной степени обретает независимость от внешних воздействий, мысли начинают блуждать, и вы как бы спите наяву. Какая-то часть вашего мозга моделирует не реальный, окружающий вас мир, а мир потенциальный. В то же время имеющаяся у вас упрощенная модель внешнего мира в любо время (например, при возникновении опасности) может переключить на себя ваше внимание.
      Во время сна из внешнего мира поступает так мало сенсорной информации, что вы перестаете его сознательно моделировать. Когда спящий мозг активизируется в достаточной степени, в вашем сознании возникает модель мира, которая обычно не зависит от происходящего вокруг вас. Мы называем это сном. Спящий мозг не всегда создает подробную модель мира. Иногда кажется, что он лишь пытается сосредоточиться и почти не действует. Различия в психической активности во время сна в значительной степени зависят 6~,состояния мозга спящего".
      Конечно, если мы учтем, что спящий мозг при моделировании сновидческого пространства на 98–99 % опирается на собственные идеи, не встречающие подкрепления в виде сенсорных сигналов снаружи, то перед нами действительно предстает довольно убогая картина.
      И все же — даже у самого неопытного сновидца остается 1–2 процента реальных сигналов извне, которые могут указать путь к более эффективному восприятию в осознанном сновидении.
      Начинается все, безусловно, с пробуждения внимания сновидения во сне. Это — лишь начало. Однако европейцы сосредоточились именно на этом аспекте. Дальнейшее их просто не интересовало. Погруженность в психоаналитическую концепцию сновидения сделало европейско-американских исследователей пассивными и безвольными — интересующая их «пробужденность» ограничивалась навыками внимательного наблюдения и качественного запоминания продукции собственного бессознательного.
      С энергетической точки зрения точка сборки начинает функционировать в новой позиции более-менее полноценно, если сохранит связь возбужденных осознанием эманаций с тем районом кокона, где она находилась изначально. Иными словами, должна сохраниться преемственность осознаваемых гештальтов восприятия между первым вниманием и вниманием сновидения.
      Толтекская техника добивается этого эффекта "осознанием момента засыпания" — это непосредственный способ, он прямо направлен на Удержание энергетической активности в определенной зоне энергетического тела.
      Европейцы находят такой способ, видимо, слишком абстрактным и трудоемким. Поскольку их не интересует конечная цель толтекской дисциплины — слияние первого и второго внимания, — они прибегают к различным способом «воспоминания» про то, что в данный момент видят сон. Например, уже упомянутый Громов, ссылаясь на О.Фокса, предлагает непрерывно проводить «тестирование» воспринимаемой реальности:
      "Одним из аспектов умственной деятельности является "тестирование реальности" для определения того, откуда мы получаем информацию: из внутреннего или из внешнего мира. Оливер Фокс, назвавший эту систему оценки "критическим даром", считает, что во время обычного сна она «спит». По его мнению, этот дар — главное условие для: достижения осознанности во сне.
      Необходимо разбудить, — пишет Фокс, — критический дар, в основном бездействующий во сне, и тогда станут проявляться различные степени активности. Предположим, что во сне я оказался в кафе. За соседним столиком сидит леди очень приятной наружности, за исключением того, что у нее четыре глаза. Примеры степеней активности критического дара в данном случае следующие:
      1. В обычном сновидении я вообще не обратил бы внимания на этот казус. Но пробуждающийся критический дар дает мне почувствовать, что с этой леди что-то не так. Внезапно я понимаю, что именно: "Конечно же, ведь у нее четыре глаза!"
      2. Во сне я испытываю легкое удивление: "Как странно, у этой девушки четыре глаза! Это ей не идет". Но тут же я могу заметить: "Бедняжка, она сломала нос! Как это произошло?"
      3. Критический дар пробуждается еще более, и четыре глаза теперь воспринимаются как аномалия. Однако должных выводов еще не делается. Я восклицаю: "Ничего себе!", а затем разубеждаю себя: "Должно; быть, в городе какое-то необычное шоу или цирк". Таким образом, я нахожусь на грани понимания причин происходящего, но не могу сделать решающий шаг.
      4. Мой критический дар полностью проснулся, и это объяснение меня уже не удовлетворяет. Я продолжаю цепочку своих умозаключений "Но таких номеров никогда не было! Женщина с четырьмя глазами это невозможно! Это сон!"
      Задача состоит в том, чтобы активизировать критический дар непосредственно перед сном, с тем чтобы во сне он помог объяснить или иную странную ситуацию.
      Недавно Поль Толи, основываясь на результатах десятилетних исследований с участием свыше двухсот испытуемых, разработал несколько техник вхождения в осознанное сновидение. Он считает, что одним из эффективных методов достижения осознанности (особенно у начинающих) является выработка критического отношения к состоянию своего сознания.
      Этого можно достичь, задавая себе в состоянии бодрствования вопрос "Сплю я или нет?", причем делать это нужно не менее пятидесяти раз в день, а также в каждой ситуации, похожей на сон. Последнее важно потому, что в осознанных сновидениях критический вопрос обычно задается в ситуациях, аналогичных тем, в которых он задается днем".
      Как видите, речь идет, в основном, о формировании определенного настроения и тренировке памяти. Как показывают многочисленные опыты, эти методы могут быть действительно эффективны. И все же не настолько эффективны, как должны быть, если исходить из основной гипотезы их авторов.
      Применение этих техник смущает исследователей необъяснимыми колебаниями в отношении результативности. Иногда длительные и упорные попытки достичь сновидения таким образом вовсе не приводят к успеху. В других же случаях их эффективность, после яркого и вдохновляющего всплеска осознанности в сновидениях, по непонятным причинам снижается практически до нуля.
      То же самое можно наблюдать и при использовании технических устройств, вроде «Новадрим» и ему подобных. Вся эта техника может спровоцировать серию осознанных сновидений, после чего их частота пойдет на убыль. Порой встречается феномен "неяркой осознанности". Сновидец получает тусклые и однообразные впечатления от пребывания в сновидении несмотря на то, что его внимание работает полноценно. В результате случается, что сама мысль об осознанном сновидении, поначалу столь вдохновляющая, становится неприятной и утомительной.
      Очевидно, что сам подход к развитию внимания сновидения в европейских и американских техниках — либо отражает неверные представления о сновидении, либо страдает неполнотой.
      И это легко заметить: данные концепции не учитывают самый важный аспект осознанного сновидения — аспект энергетический.
      Мы можем научить свое внимание действовать определенным образом во время сна со сновидениями или можем заставить его «включиться» (с помощью технических устройств, вроде прибора "Новадрим"). Но мы не в состоянии управлять интенсивностью внимания сновидения, поскольку это вопрос наличия или отсутствия у нас определенной энергии.