Глава 15

В отличие от Тревы Кей Эл не желал понимать намеков. В первый раз он позвонил Мэдди в субботу после похорон.

— Ты должна хотя бы иногда разговаривать со мной, — заявил Кей Эл, как только Мэдди взяла трубку. — Не вздумай нажать на рычаг. Я сразу перезвоню.

— Кей Эл, я же говорила, что нам нельзя встречаться, — ответила Мэдди. Она так устала оборонять свою крепость, что едва удерживалась от крика. — Моя мать устраивает уличные бои напротив банка, защищая мою репутацию, и я по крайней мере хочу сделать так, чтобы ей было что защищать.

— Я слышал об этом, — признался Кей Эл. — Я сказал ей, что буду горд в следующий раз подержать ее пальто.

— Что значит, ты ей сказал? — спросила Мэдди. — Чем вы занимались?

— Я пригласил твою мать на ленч, — ответил Кей Эл — Между прочим, она славная женщина. Очень беспокоится о тебе. Говорит, ты ни с кем не общаешься.

— Я занята, — сказала Мэдди. — В понедельник у меня начинаются занятия в школе, и я должна готовиться. Я занята.

— Трева тоже занята, но у нее находится время на разговоры, а у тебя, по ее словам, нет, — возразил Кей Эл. — Что с тобой происходит?

— Ничего особенного, — прошипела Мэдди. — Твой дядя думает, что я убила своего мужа, и разъезжает по городу, задавая вопросы, которые заставляют людей думать точно так же. Моя дочь бродит по дому с лицом дряхлой леди, пытаясь примириться с мыслью о том, что ее отец умер, и весь город хочет, чтобы я бросила свои дела и занялась сплетнями. Я не собираюсь сплетничать. Я сама превратилась в сплетню. И поэтому я сейчас же кладу трубку. Прощай.

— Еще два слова, — попросил Кей Эл, но Мэдди все же дала отбой, лишь только для того, чтобы минуту спустя вновь взять трубку и услышать его голос. — Ладно, я все понял, — произнес он, как только Мэдди ответила. — Ты не желаешь со мной разговаривать. Может быть, Эм захочет? Позови ее к телефону.

— Нет, — отрезала Мэдди, и Кей Эл сказал:

— Я буду звонить до тех пор, пока не услышу голос Эм. Давай ее сюда.

Эм уже стояла в дверях, бледная и молчаливая, и Мэдди сказала ей, прикрыв рукой микрофон:

— Это Кей Эл. Он хочет поговорить с тобой, но ты не обязана этого делать.

— Я поговорю, — ответила Эм, протягивая руку. Она взяла аппарат и распустила телефонный провод, направляясь к лестнице, чтобы усесться на ступеньку. — Это я, — услышала Мэдди ее голос. Потом Эм заговорила тише и беседовала с Кей Элом добрых полчаса.

Отныне Кей Эл звонил ежедневно. Поначалу Мэдди бросала трубку, но он звонил опять, и в конце концов Эм научилась поспевать к аппарату первой. Мэдди уступила и предоставила им полную свободу телефонного общения. Все, что облегчало жизнь дочери, казалось Мэдди благом. Даже беседы с Кей Элом.

В воскресенье приехала мать, робкая и поникшая. Мэдди оставила на ее попечение Эм и отправилась навестить бабку.

— Я уже в курсе, — сообщила Люсиль, как только Мэдди появилась в ее комнате. — Закрой поплотнее эту чертову дверь. Выполнив просьбу, Мэдди уселась рядом со старухой.

— Здесь слишком темно, — заворчала она, и Мэдди, поднявшись на ноги, наполовину раздвинула шторы. — А теперь рассказывай, как ты это сделала.

— Сделала что? — спросила Мэдди, рухнув в кресло подле кровати.

— Ты ведь убила этого мерзавца, не так ли? — отозвалась бабка, подавшись вперед. — Говорят, ты пустила в ход таблетки. Прямо как я. Ты принесла шоколад?

Мэдди как раз собиралась отдать бабке гостинец. Услышав это «прямо как я», она на мгновение замерла, но потом по инерции все же вынула из сумки коробку и протянула старухе.

— Я не убивала его, — сказала она.

— Ты можешь мне довериться, ведь я твоя бабушка. — Люси сорвала красную ленточку и крышку коробки. — А еще я слышала, будто ты застрелила его, и хочу узнать, где тут правда, а где ложь. — Она выхватила из коробки шоколадную черепашку и впилась в нее зубами.

— Я не убивала его, — повторила Мэдди. — Как дела у Микки?

— Продолжает бегать за женщинами, — ответила бабка и выплюнула орешек. — Перестань увиливать от вопросов. Как ты это сделала?

— Я ничего не делала, — сказала Мэдди. — Мне никто не верит, но я не убивала.

Бабка взглянула на нее с явным презрением:

— А я убила.

— Бабушка, — заговорила Мэдди. — Я знаю, ты любишь привлекать к себе внимание, но это не лучший способ добиться…

— Послушай, глупышка, — перебила ее Люсиль. — В нашей богадельне любой знает, как я разделалась с Баком. Об этом знал весь город, точно так же как сейчас все знают о том, что ты убила своего мужа. — Бабка отхватила еще один кусок шоколада, обсосала его, погоняв во рту, и выплюнула очередной орешек.

Мэдди решила уступить. В конце концов, она ничем не рисковала — разве что суд наберет присяжных в доме призрения.

— Что ж, прекрасно, — сказала она. — Ты убила мужа. Прими мои поздравления. Ты умная девочка, но и я тоже была не промах. — Старуха отложила в сторону обгрызенную черепашку и вынула из коробки сливочную помадку. — Это было непредумышленное убийство. — Она замолчала, уставилась в пространство и добавила: — Во всяком случае, мне так кажется.

— Бабушка…

— Бак постоянно лупил меня, как твой муж — тебя. — Люсиль нахмурилась, жуя помадку и припоминая. — Он портил мою внешность. Когда Бак сломал мне нос, доктору пришлось приложить немало усилий, чтобы его восстановить. Он спросил меня, что случилось, и когда я рассказала, что Бак меня избивает, он прописал мне успокоительные пилюли.

— Он прописал их тебе? — спросила Мэдди удивленно. Бабка кивнула.

— Ага. Чтобы я не действовала Баку на нервы. — Она ухмыльнулась. — Но Бак продолжал буйствовать, и я начала подбрасывать таблетки ему в пиво, когда он возвращался домой. Выпив пару банок, он засыпал, будто младенец, и у нас в семье надолго воцарялся мир.

Мэдди кивнула, слишком заинтригованная, чтобы прерывать рассказ.

— В один прекрасный день, — продолжала Люсиль, копаясь в коробке и выискивая следующую конфету, — из автомагазина позвонил твой дедушка. Он сказал, что Бака уволили за драку и он направляется домой, злой, как сотня чертей.

— Кто позвонил? Дедушка? — спросила Мэдди. — Значит, вы уже тогда были знакомы?

— Не перебивай. — Бабка впилась зубами в очередную помадку и снова заговорила, чавкая набитым ртом: — Я положила в пиво сразу две таблетки, и все же Бак успел съездить мне по физиономии, прежде чем я подсунула ему банку. Потом он выпил пиво, и я положила в следующую порцию еще две таблетки, потому что не хотела, чтобы мой нос опять превратился в лепешку. Бак уселся у радиоприемника послушать музыку и заснул, да так и не проснулся. — Люси улыбнулась своим воспоминаниям. — Откуда мне было знать, что у этого подонка слабое сердце?

Какой ужас! Убийство на бытовой почве уверенно входило в семейные традиции. Только этого ей не хватало.

— Славная история, — сказала Мэдди в тщетной попытке перевести разговор в безопасное русло.

— Это не история, а чистая правда, об этом даже писали в газетах. — Люсиль опять заулыбалась. — В городе прекрасно знали, что произошло, но шериф поведал газетчикам о сердечном приступе, и они тиснули его слова.

— Тиснули его слова? — переспросила Мэдди, хмуро взирая на бабку. — Что-то я не понимаю.

— Наш город готов оказать поддержку всякому, кто сам себе помогает, — ответила Люсиль. Мэдди прежде не слышала, чтобы бабка говорила таким рассудительным тоном. — Хотя Бак лупил меня, я не поднимала шума, не тревожила окружающих. И когда дело зашло слишком далеко, я опять-таки без лишнего шума позаботилась о Баке, а город позаботился обо мне. Фрог-Пойнт и о тебе позаботится, не сомневайся. Тогда мне помог Рейбен Хенли, а теперь его сын поможет тебе. Он защитит тебя.

— Я не хочу, чтобы он меня защищал, — возразила Мэдди. — Я хочу, чтобы он нашел настоящего убийцу. Я хочу, чтобы люди узнали истину.

Старуха отрицательно покачала головой.

— Истина — это твои взаимоотношения с окружающими, — сказала она. — Надо отдать тебе должное, Мэдди, ты всегда честно выполняла свои обязанности перед городом. Ты никогда не отличалась особым умом и фантазией, но ты всегда была примерной супругой и матерью, хорошей дочерью и учителем. Это тебе зачтется.

Мэдди похолодела. Бабка была права: Фрог-Пойнт вполне мог встать на ее защиту, вынеся обвинительный вердикт без наказания.

— Этого мало, — сказала она. — Я не могу позволить Эм думать, что я убила ее отца. К тому же я должна позаботиться о своей матери.

Люсиль выпрямилась в постели и наставила на Мэдди палец.

— А теперь выслушай меня, — потребовала она. — Все это не имеет никакого значения. Главное — выжить. Не забывай, Мэдлин: ты рождена одинокой, в одиночестве и умрешь. А между этими событиями ты существуешь, заключая соглашения с другими людьми. Если ты выполнишь свои обязательства перед городом, и твоя мать, и твоя дочь будут в порядке.

Бабка схватила замусоленную черепашку и снова улеглась на подушки.

Терпение Мэдди лопнуло.

— Извини, но я спешу, — сказала она, поднимаясь. — Мне пора возвращаться к Эм.

— Сядь, — приказала Люсиль. — Расскажи мне о том мужчине, с которым ты провела ночь в своей постели.

— Не могу, — ответила Мэдди, пробираясь к выходу. — Мне надо к Эм.

Люсиль перестала жевать.

— Хочешь стать похожей на свою мамашу? Замкнуться в своем гнездышке наедине с ребенком и прогнать от себя мужчину, который домогается тебя? Господи, кого я произвела на свет? Сплошные зануды. — Она вперила в Мэдди горящий взгляд. — Я никогда ничего не боялась, как вы. Я принимала любовников, и плевать мне было на соседей. И вот, пожалуйста. Ты и твоя мамаша. Трусливые дурочки.

Мэдди нахмурилась.

— Какой мужчина? — спросила она. — У моей матери нет никаких мужчин.

— В свое время за ней увивался хозяин кегельбана, — фыркнув, сообщила бабка. — Парень так себе, да все же лучше, чем ничего. Но только не для твоей матери. Она сказала, что ей всю жизнь приходилось замаливать мои грехи, и она не желает тебе такой судьбы. — На лице старухи отразилась боль, которая тут же сменилась обычной брюзгливой гримасой. — Можно подумать, я не заботилась о ней и была для нее позором. — Люсиль посмотрела на Мэдди из-под набухших век. — Бояться жить — вот единственное, чего нужно стыдиться, но твоя мать только и делала, что боялась. Что за жизнь у нее была, я тебя спрашиваю?

— Не такая уж плохая у нее была жизнь, — ответила Мэдди, вспоминая последние события. — Тихая и скромная, никто тебе не лжет, никто не распускает о тебе сплетен…

Старуха фыркнула снова.

— Никто тебя не любит, никто не пытается заставить тебя смеяться и радоваться жизни, — подхватила она и, задрав подбородок, горделиво посмотрела на Мэдди. — У меня было восемь мужиков, и я не жалею ни об одном из них. По городу ходили слухи, но мне было плевать.

— Ты изменяла дедушке? — ошеломленно спросила Мэдди.

— Он спал со мной, когда я еще была замужем за Баком, — ответила бабка, и в ее голосе не прозвучало ни ноты раскаяния. — Чего же он ожидал от меня? Что я начну жизнь с чистой страницы? — Она рассмеялась. — По крайней мере в моей жизни были любовь и страсть, о которых твоя благовоспитанная матушка не могла и мечтать. — Люсиль вновь посмотрела на Мэдди и продолжала: — Я рассчитывала на тебя, но ты оказалась такой же недотепой, как твоя мать. Два сапога пара.

— Я не верю тебе… — заговорила Мэдди, но бабка ее тут же перебила:

— Скотт, вот как его звали. Сэм Скотт!

Мэдди вспомнила, как Сэм Скотт вышел на крыльцо кегельбана в ту ночь, когда она искала Брента. «Я услышал звук машины вашей матери», — сказал тогда Сэм. Неужели он и был тем человеком, от которого отказалась ее мать? Неужели он все эти тридцать лет продолжал любить Марту? Способен ли Кей Эл на такой поступок? Эта мысль казалась Мэдди невыносимой. Ей хотелось уйти отсюда, забыть о бабке с ее ложью. Во всяком случае, мать утверждала, что Люсиль лжет.

Мэдди повернулась к двери, не обращая больше внимания на ворчание старухи, и в тот же миг вспомнила об ожерелье из стеклянных бус, которое принесла с собой.

— Хочешь, я подарю тебе ожерелье? — спросила она, снимая нитку с шеи и протягивая ее Люсиль.

— На кой черт мне сдалась эта дешевка? — Бабка отложила коробку в сторону, глядя на Мэдди. — Кто я, по-твоему? Нищенка? Не нужны мне твои бусы. Сядь и расскажи мне о мужчине, с которым ты встречаешься.

— Извини, бабушка, но мне пора возвращаться. — Мэдди сунула ожерелье в карман джинсов. — Эм сейчас очень плохо, и я должна идти.

— Неужели ты не можешь посидеть и поговорить со мной? — заныла старуха. — Ведь я того и гляди помру.

— Прощай, бабушка, — ответила Мэдди и выскочила в коридор. Не успела она шагнуть прочь, как изнутри в дверь ударилось что-то тяжелое. Похоже, бабка швырнула в дверь ее коробку с конфетами.

Вернувшись домой, Мэдди уже хотела приступить к матери с расспросами, но выражение лица миссис Мартиндейл ясно говорило, что вряд ли ей придется по вкусу вопрос о том, спала ли она с Сэмом Скоттом. В ответ следует ожидать лишь очередной лекции о бабушке Люсиль и ее выдумках. У Мэдди хватало своих забот, поэтому она уселась к накрытому столу, напустив на себя любезно-неприступный вид. Наконец мать оставила попытки расшевелить ее и уехала восвояси. Следующая неделя прошла точно так же — ив школе, и дома Мэдди держалась вежливо и отчужденно. Сколь бы серой и безрадостной ни казалась такая жизнь, Мэдди чувствовала себя намного лучше прежнего и была совершенно уверена в том, что сумеет приспособиться к такому существованию. На все остальное у нее попросту не хватило бы сил. Окружающие доставляли ей одни неприятности, и Мэдди нужно было хотя бы на время оградить себя от излишних переживаний.

Но, храбро улыбаясь, она чувствовала, как ее душу терзает боль одиночества.

Глава 16

Две недели, миновавшие со дня похорон, оказались для Кей Эла ничуть не менее трудным испытанием, чем для Мэдди.

Хуже всего было то, что Мэдди отказывалась разговаривать не только с ним, но и вообще с кем бы то ни было. Ее мать хотя и казалась озабоченной, держалась в стороне. Во время ленча с Кей Элом она была любезна и вежлива, но не пожелала обсуждать с ним поведение своей дочери. Кей Эл подумал, что если бы его ребенок отказался с ним общаться, он говорил бы об этом с любым, кто согласится его выслушать; но миссис Мартиндейл предпочитала помалкивать.

— Я благодарна вам за то, что вы оставили Мэдлин в покое, — сказала она. — Город и без того переполнен слухами о похоронах.

Кей Эл хотел заметить, что главным затруднением является не избыток, а недостаток информации — во всяком случае, от Мэдлин, — но, заметив в глазах ее матери упрямый огонек и вспоминая о стычке с Хелен напротив банка, решил отступиться. Миссис Мартиндейл делала все, что могла, хотя и по-своему.

Кей Эл предпочел иные пути.

Он съездил к Хауи и Треве, но не продвинулся ни на шаг.

— Эгей, Кей Эл! — воскликнул Хауи, когда Кей Эл остановился подле гаража Бассетов. — Я уже собирался звонить тебе. Ты еще не отказался от мысли о постройке дома?

— Разумеется, нет, — ответил Кей Эл, выбираясь из «мустанга». — Кендэйс проталкивает мое заявление с просьбой о кредите, и деньги поступят на мой счет не позднее конца месяца. Почему это я должен отказываться от дома?

— Ну, я подумал, что если вы с Мэдди расстались…

— Нет, мы не расстались, — ответил Кей Эл. — Просто мы вынуждены некоторое время держаться поодаль друг от друга. Как поживает Трева?

— Отлично, — без особой радости отозвался Хауи. — Она сейчас дома.

— Ты не возражаешь, если я загляну на минутку? — спросил Кей Эл. — Я хотел бы задать ей пару вопросов.

Хауи кивнул. Кей Эл постучался и вошел внутрь, не дожидаясь приглашения.

Трева, склонившись над объемистой кастрюлей, готовила еду. От пара ее кудрявце светлые волосы завивались в забавные колечки.

Кей Эл принюхался.

— Куриный суп? — спросил он, переполошив Треву до такой степени, что она уронила ложку в кастрюлю.

— Господи, Кей Эл, — произнесла Трева, отпрянув. — Ты испугал меня до смерти. — Она заглянула в кастрюлю и добавила: — Ну вот, теперь придется как-то доставать эту чертову железку.

— Я сам, — сказал он и взял в руки нож, лежавший у разделочной доски.

— Нет, это не годится. — Трева выдвинула буфетный ящик и протянула ему черпак на длинной ручке. — Вот тебе удочка. Желаю доброго улова.

— Ну, что новенького? — спросил Кей Эл, шаря черпаком по дну и прислушиваясь вполуха, не звякнет ли ложка о стенку кастрюли. — Как твои дела?

— Нормально, — осторожно ответила Трева. — А что?

Зацепив ложку черпаком, Кей Эл вытянул ее на поверхность.

— Ты разговариваешь, с Мэдди? — спросил он.

— Изредка. — Трева проворно схватила ложку. — Ай! Какая горячая!

— Тебя это удивило? — Кей Эл отхлебнул бульона из черпака. — Отличная жратва, — похвалил он. — А я и не знал, что ты так стряпаешь.

— Отвези суп Анне, — сказала Трева, отворачиваясь от раскаленной плиты. — У нас его залейся.

— Возить Анне еду — то же самое, что являться во Фрог-Пойнт со своими сплетнями, — заметил Кей Эл. — Пустое и оскорбительное занятие… А почему ты не разговариваешь с Мэдди?

— Потому что она не желает разговаривать со мной, — ответила Трева, закрывая кастрюлю крышкой. — Я подумала, что Мэдди нужно некоторое время, чтобы прийти в себя, и решила оставить ее в покое. — Она вперила в Кей Эла непроницаемый взгляд, говоривший: «Это мои последние слова, и я от них не отступлюсь», — но при этом ее лицо оставалось несчастным, сердитым и виноватым, и Кей Элу захотелось вытянуть из нее правду. Однако ему было достаточно забот о Мэдди и Эм; к тому же Хауи вряд ли одобрил бы попытку устроить его жене допрос с пристрастием.

— Мэдди не разговаривает и со мной тоже, — сказал Кей Эл. — Я начинаю беспокоиться.

— У нее все будет хорошо, — ответила Трева. — У Мэдди Мартиндейл всегда все хорошо.

На этом их беседа закончилась, и Кей Эл принялся за своего ближайшего родственника.

Как-то вечером после ужина он, должно быть, уже в тысячный раз сказал дяде:

— Генри, ты ведь не веришь, что она это сделала.

Генри сидел с газетой, делая вид, будто читает.

— Хочешь услышать полный список улик, которые свидетельствуют против нее? — сердито проворчал он наконец.

— Нет, — сказал Кей Эл. — Но я вижу, что ты до сих пор не арестовал ее. Значит, у тебя не все сходится.

— Да, у меня есть сомнения, — признался Генри, — и я пытаюсь их разрешить. Тем не менее Мэдди по-прежнему кажется мне самым вероятным подозреваемым.

— И все же сомнения остаются, — напирал Кей Эл.

— Мне не хватает орудия убийства, — ответил Генри. — К тому же кое-кто из свидетелей может врать. — Он взял газету и вновь углубился в чтение.

Кей Элу нестерпимо захотелось вырвать газету из рук дяди, но он понимал, что ничего этим не добьется.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Ничего, — ответил Генри из-за газеты.

— Генри… — начал Кей Эл, и Генри опустил газету.

— Люди, которых я привлек к расследованию, сидят по домам и никуда не денутся, — сообщил он. — Я приглядываю за ними, наблюдаю. Пройдет время, кто-нибудь занервничает и проболтается. Но даже если Мэдди виновна, ей не грозит ничего страшного, ведь никому и в голову не придет сомневаться, что ее вынудили совершить убийство. Мы сделаем все, чтобы она получила незначительное наказание, а потом позаботимся о ней и о ее дочке. Так что тебе не о чем беспокоиться.

Дядюшка вновь приподнял газету, но Кей Эл потянул ее вниз.

— Генри, — не унимался он, — сажать в кутузку невиновных людей — не твой стиль.

— Кей Эл, — ответил Генри, — будь добр, убери свои чертовы лапы от моей газеты.

Кей Эл уступил и разжал пальцы.

Но больше он не уступал никому и ни в чем. Он ежедневно звонил Мэдди, чтобы услышать ее голос и несколько минут спустя поболтать с Эм, расспросить, как у нее дела в школе («Все в порядке», — говорила Эм, но судя по ее голосу, она хотела сказать: «Хуже не бывает»), потолковать о Фебе, заставить девочку улыбнуться (а в последние дни даже засмеяться) и попросить ее быть повнимательней к матери.

— Вы к нам приедете? — спросила Эм в конце недели, и у Кей Эла перехватило горло.

— Пока нет, милая, — с трудом произнес он. — Но я буду звонить тебе каждый день.

Он был терпелив и понимал, что Мэдди нужно время, чтобы прийти в себя. Рано или поздно ей придется встретиться с ним, даже если она всего лишь откроет ему дверь, чтобы он мог увидеться с Эм.

Первые две недели после похорон Эм провела словно в кошмаре. Порой она просыпалась, потревоженная снами об отце, и эти сновидения бывали такими живыми, что ей казалось, будто бы сном были похороны. Потом она возвращалась к ужасной реальности и плакала. Это были самые страшные дни, потому что у нее не оставалось ни мгновения, чтобы побыть счастливой. Иной раз Эм просто просыпалась и лежала в постели, недоумевая, зачем им с матерью вообще теперь вставать с кровати. Ей нечего было делать, нельзя было даже поговорить с Мэл, которая так старалась быть чуткой и внимательной, что беседа с ней превращалась в сущее мучение. Разговаривать с мамой вообще было бессмысленно, потому что мама постоянно лгала. Она сказала Эм, что, как только они пойдут в школу, все сразу наладится, но стало лишь еще хуже. На матери не было лица, но всякий раз, когда Эм спрашивала, как она себя чувствует, мать отвечала, что все прекрасно, и это тоже была ложь.

Школа тоже оказалась ложью. Окружающие делали вид, будто бы все в порядке, но каждый знал, что это не так. Учителя были вежливы и тактичны и бросали на нее взгляды, полные искренней жалости. Дети взирали на Эм, словно на животное в зоопарке. Она держалась особняком, разговаривая только с Мэл, да и то лишь от случая к случаю. А после обеда в четверг они и с Мэл перестали разговаривать. В тот день, как только они распечатали пакеты с молоком, Мэл сказала:

— Ребята говорят, что твоего папу застрелили. Это правда?

Эм и сама слышала нечто подобное. В первый раз ее чуть не стошнило, а теперь она поднялась из-за стола и двинулась прочь, ответив:

— Нет, не правда.

— Эм, прости, — заныла Мэл, но Эм не остановилась, а в пятницу уселась обедать одна. Она была готова на все, лишь бы ни с кем не разговаривать.

Чуть позже выяснилось, что Эм не сделала домашнее задание по арифметике, и когда математичка сказала: «Ничего страшного, Эм», — ей захотелось закричать: «Это не потому, что у меня умер папа, просто я забыла!» Но она промолчала. Вздумай она крикнуть такое, все решили бы, что у нее поехала крыша.

Ей и в самом деле все чаще хотелось кричать.

Выбравшись из школьного автобуса, Эм вошла в дом. Здесь царила тишина — ни телефонных звонков, ни разговоров, только Феба бросилась ей навстречу. Эм вывела ее на улицу, а пять минут спустя на дорожку вырулил автомобиль из проката, который пригнал им Кей Эл. Это мать вернулась из школы. Она вылезла из машины, словно дряхлая старуха, но, завидя Эм, помахала рукой и улыбнулась. Это была жуткая улыбка. Такой улыбке не поверил бы никто. Дождавшись, когда мать скроется в доме, Эм кликнула Фебу, вошла в кухню и уселась за стол, положив руки перед собой, чтобы они не тряслись.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она матери, но та посмотрела на нее так, словно видела впервые.

— Чего тебе, милая?

— Мне нужно поговорить с тобой, — повторила Эм, стараясь придать своему голосу твердость, хотя у нее внутри все дрожало. — Мэл сказала, что папу застрелили. Она сказала, что папа умер, потому что кто-то выстрелил в него из пистолета.

Мать рухнула в кресло напротив и закрыла глаза.

— Эм, я уже говорила тебе, что это был несчастный случай. Я говорила тебе…

— Я хочу знать все, — сквозь зубы процедила Эм, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. — Скажи мне правду.

— Это был случайный выстрел, — ответила мать, избегая встречаться глазами с дочерью, и Эм почувствовала дурноту. «Еще одна ложь». — Я уже говорила тебе, что это несчастный случай. Папе не было больно, он даже ничего не почувствовал. Я не сказала тебе, тютому что не хотела, чтобы ты об этом думала.

«Еще одна ложь, и еще одна». От злости Эм затошнило, и она испугалась. Если они с мамой поссорятся, кто станет заботиться о ней? Мама продолжала лгать, и Эм снова захотелось крикнуть: «Скажи мне правду!», — но что-то ей помешало, и она спросила лишь:

— Кто это сделал?

— Не знаю, — усталым голосом ответила мать, но теперь было похоже, что она наконец сказала правду. — Расследование ведет шериф Генри. Он делает все возможное, — мать подняла глаза, и в этот миг у нее было такое лицо, что Эм пожалела, что заставила ее говорить, — но еще не выяснил, кто застрелил папу.

— Я хочу, чтобы ты всегда говорила мне правду, — сказала Эм. — Я хочу знать все, что знаешь ты.

При этих словах Мэдди чуть не подпрыгнула в кресле, но тут же покачала головой.

— Я ничего не знаю, крошка, — ответила она.

— Ладно. — Эм поднялась из-за стола. Она понимала, что нужно обнять маму, чтобы ей стало лучше, но почему-то не могла. — Ладно, — повторила она и вышла из кухни, раздираемая злостью и горем. Даже Феба, трусившая следом, не могла ее утешить.

Только около четырех часов Мэдди заметила исчезновение Эм. Она позвала дочь, собираясь спросить, что та хочет на ужин, но не получила ответа. Когда Мэдди вышла на задний дворик, там не было ни Эм, ни ее велосипеда, ни Фебы.

«Ничего страшного», — сказала себе Мэдди и торопливо осмотрела дом, удивляясь пропаже велосипеда. Потом она еще раз обошла двор, заглянула в гараж и остановилась в самом центре двора, уговаривая себя не паниковать.

«Кому позвонить? Звонить в полицию — это уж слишком. Хотя… Ну а если Эм уехала к бабушке, к Мэл, к кому-нибудь еще?»

— Мэдди, что случилось?

Мэдди сосредоточенно взглянула на Глорию, которая близоруко щурилась из-за забора.

— Ты не видела Эм? Она была здесь буквально минуту назад.

— Нет, — ответила Глория, приближаясь к Мэдди вдоль забора. — Нет, не видела. А что, она потерялась?

— Что ты говоришь, Глория! — Мэдди замахала на соседку руками и ретировалась на свое крыльцо. — Нет, конечно. Просто Эм ушла, не сказав мне, и за это ей будет хорошая трепка.

— Ее могли похитить, — сообщила Глория. — По телевизору только и говорят, что о похищении детей.

— Но уж не в нашем городе. — Мэдди открыла сетчатую дверь, больше не притворяясь вежливой. — Нет, ее не похитили. — Она отпустила дверь, которая с грохотом захлопнулась у нее за спиной, и на мгновение задержалась в кухне, чтобы справиться с испугом.

Нет, Эм не похитили. Наверное, она засиделась у Мэл.

— Трева? — спросила Мэдди, как только в доме Бассетов взяли трубку.

— Что случилось? — отозвалась Трева. — Почему у тебя такой голос? Что произошло?

— Ты не видела Эм?

— О Господи. — Трева отвернулась от трубки, и ее голос зазвучал тише: — Мэл! Ты не видела Эм?

Мэдди напряженно прислушивалась к едва слышным звукам, доносившимся из телефона, но разговор Тревы с Мэл оказался слишком коротким, чтобы она успела уловить хоть слово.

— Нет, Мэл не видела ее, — сказала наконец Трева. — Она говорит, последнюю неделю Эм была тише воды, и все решили оставить ее в покое. Когда Мэл пыталась ее разговорить, Эм только смотрела на нее и молчала.

— Ох… — Мэдди с трудом отогнала от себя кошмарное видение: Эм смотрит на похитителя или убийцу и молчит. — Ладно, может быть, все в порядке. Может, Эм уехала к моей матери. Я позвоню туда. Не волнуйся.

— Если ее там нет, мы ее разыщем, — сказала Трева. — Имея три машины, мы можем прочесать весь город. Жду твоего звонка.

Разговор с матерью не принес Мэдди облегчения.

— Куда она запропастилась? Боже мой, Мэдди, твоя дочь может забраться куда угодно! Почему она сбежала из дома? Что ты ей сделала?

— Послушай, мама, — заговорила Мэдди, собирая волю в кулак и втискивая этот кулак между своими губами и телефонной трубкой. — Мне нужна твоя помощь, а ты закатываешь истерику. Если Эм нет дома, значит, она взяла Фебу и укатила на прогулку. Я собираюсь отправиться на поиски, и прошу тебя не выходить из дома на тот случай, если Эм заглянет к тебе.

— Я немедленно звоню шерифу Генри, — отрезала миссис Мартиндейл. — Должен же кто-то найти ребенка.

Мэдди швырнула трубку на аппарат и задумалась. Куда могла поехать Эм, если не к бабушке и не к Мэл? Только не в школу — за минувшую неделю она натерпелась там предостаточно. В торговый центр? В банк, где так много красивых печатей? Или?..

Отбросив пустопорожние размышления, Мэдди схватила сумочку и, сев в машину, отправилась в центр города, медленно проезжая по улицам и внимательно разглядывая тротуары. В «Ревко» Эм не оказалось, зато там была Шейла. Услышав, как Мэдди расспрашивает кассиршу Сюзан, не появлялась ли здесь Эм, она пообещала доставить девочку домой, если встретит ее по пути.

То же самое пообещала Кендэйс.

— Какой кошмар, — сказала она. — Твоя дочь такая славная малышка. Я расспрошу остальных кассиров, но когда Эм заглядывает к нам в банк, она всегда подходит ко мне.

Не видели Эм и в ресторане «Бургер кинг»; продавцы в кафе-мороженом ее тоже не заметили. Мэдди поехала в строительную компанию, но Кристи сказала:

— Я не видела Эм со дня похорон. Если она здесь объявится, я непременно вам позвоню.

Мэдди вышла на улицу, села в машину и уронила голову на руки, вцепившись в рулевое колесо.

Этого не могло, не должно было случиться. Между Мэдди и Господом был негласный договор, о котором она до сих пор не догадывалась, и все-таки это был настоящий нерушимый договор. Мэдди стойко терпела ниспосланные им испытания в обмен на благополучие дочери. Нет, что-то не так.