Солги мне

 — Эм сдвинула очки на переносицу и внимательно изучила пачку. Не обнаружив там жучков, она взяла печенье и впилась в него зубами. Печенье оказалось несвежее и жесткое, но, как ни говори, это был «Орион» без жучков, что в домике на дереве являлось настоящим лакомством. На улице поднялся ветер; он проникал внутрь сквозь окошко и через щели между досками. Три соорудил этот домик в первые годы увлечения плотницким ремеслом. Щели в стенах придавали домику особое очарование. Любой дурак сколотил бы доски вплотную друг к другу, и только Три хватило мозгов устроить кондиционирование.

— Ага, из-за травы, — подтвердила Мэл. Проглотив печенье и достав еще одно, она слизнула сахарную глазурь. — Папа пришел домой и сказал… — Мэл заговорила грубым низким голосом, покачивая головой: — «Боже мой, Трева, летом в школе каникулы, тебе нечего делать, и ты еще хочешь, чтобы я стриг газон после рабочего дня?» — Мэл опять изменила голос и затараторила визгливым контральто: — «Не хватало только, чтобы я свалилась на чертовой лужайке с сердечным приступом. Хочешь, чтобы газон был подстрижен, — стриги сам!»

— Они что, с ума сошли? — спросила Эм, донельзя заинтригованная.

— Не-а. — Мэл опустилась на подушки рядом с подругой, сунула в рот половинку печенья и продолжала говорить с набитым черными крошками ртом: — Они быстро выдохлись, поворчали друг на друга, потом понесли какую-то чепуху, а уж потом занялись этим.

— Какую чепуху? — спросила Эм, моргая.

— Ну вот, к примеру, мама говорит: «Ладно, черт с тобой, я согласна стричь траву, согласна пыхтеть, сопеть и потеть весь день напролет, но только потому, что ночью такое бывает слишком редко». А папа ей: «Бог с ней, с травой, трава может подождать, но ваши обвинения, мадам, заслуживают самого серьезного внимания». А мама отвечает: «Ну, не знаю, лужайка действительно слишком заросла», и тогда папа хватает ее за руки и говорит: «Пройдемте в мой кабинет и все это обсудим». И мама начинает смеяться, и они удаляются в спальню и приступают к делу. — Мэл проглотила вторую половинку печенья. — Я хотела подслушать у двери, но Три взял меня за ухо…

— И что он сказал? — улыбаясь, спросила Эм.

— Сказал, что если я буду подслушивать такие вещи, это может остановить мой рост, и если я вырасту карлицей, то только по собственной вине. А потом повел меня на улицу и купил мне мороженое.

Эм вздохнула:

— Обожаю Три.

— Если хочешь, он будет и твоим братом тоже, — предложила Мэл. — Так из-за чего воюют твои предки?

Эм отложила огрызок печенья и сказала:

— Они не воюют. Они даже не ругаются. Даже не разговаривают. — И после минутного напряженного раздумья добавила: — По-моему, они даже не делают это.

Мэл помотала головой.

— Откуда тебе знать? Может быть, они хитрят и ждут, пока ты уснешь. Твои родители взрослые люди, а мои — настоящие дети. — При этих словах Мэл задрала подбородок, и Эм опять улыбнулась, позабыв о своих тревогах, — очень уж Мэл была похожа на свою мать. Но Мэл не была бы собой, когда бы тут же не вернулась к обсуждаемым событиям. — Если твои родители не ссорятся, что же они делают? — спросила она.

— Они вообще ничего не делают. — Эм старательно рылась в памяти, отыскивая слова, доступные пониманию подруги. — Папа играет в кегли, копается во дворе и ездит на работу. Мама хлопочет по дому, готовится к началу учебного года, болтает по телефону с бабушкой и твоей мамой, ездит в дом престарелых навестить нашу ненормальную прабабушку… и все это они делают по отдельности! — Эм поправила очки и продолжала, хмуро глядя на Мэл: — Как будто все в порядке, а на самом деле хуже некуда. Сегодня моя мама была такая грустная. Не знаю, из-за чего, но мне показалось, что она чем-то очень расстроена.

Мэл выпрямилась.

— Значит, они не обнимаются, не шутят, не делают вид, будто ссорятся? И не смеются после этого?

Эм попыталась представить себе родителей, которые делают все то, о чем упомянула Мэл. Как славно иметь родителей, которые смеются, но Эм об этом даже не мечтала. Мама порой смеялась вместе с ней или с тетей Тревой, но только не с папой. А когда смеялся папа, Эм и вообще не могла припомнить.

— Нет, — сказала она. — Никогда.

На лице Мэл появилось рассудительное выражение.

— Наверное, они собрались разводиться.

— Нет! — крикнула Эм, отшвыривая пачку «Ориона» и чувствуя, как запершило в горле. — Нет, они не хотят разводиться! Они даже не ругаются!

— Ладно, оставайся жить у нас, — предложила Мэл. — Моя мама тебя любит, и папа тоже. Будешь моей сестрой.

— Они не собираются разводиться, — упрямо повторила Эм.

Мэл уставилась в пространство и глубоко задумалась. Эм с надеждой наблюдала за подругой, напоминая себе, что в их компании Мэл была поставщиком идей — вдруг ей удастся что-нибудь придумать, и все будет хорошо.

— Надо проследить за ними, — сказала наконец Мэл.

— Нет, — отрезала Эм. Мэл была выдумщицей, но ее предложения порой не лезли ни в какие ворота, поэтому последнее слово всегда оставалось за Эм. Мэл оставила мысль о слежке и опять погрузилась в раздумья.

— Вот что! — воскликнула она через некоторое время. — Сегодня ты переночуешь у меня, а твои родители смогут побыть наедине. Моя мама говорит, что это не раз спасало нашу семью. Обычно она спихивает меня бабке, и как-то раз я незаметно подслушала их разговор. Она сказала бабушке: «Спасибо, Ирма, надеюсь, это поможет твоему сыну сохранить семью».

— Я уже столько раз ночевала у тебя, — заметила Эм. — Я только и делаю, что торчу у вас в доме.

— Ты оставалась у меня после того, как в последний раз поцапались твои предки? — не отставала Мэл.

Эм задумалась, припоминая. Настоящая ссора в семье началась неделю назад. Родители, как и прежде, не разговаривали и не смеялись, но только на этой неделе Эм впервые почувствовала холод и напряжение, воцарившееся между ними. Впрочем, до нынешнего дня это ее не тревожило. До тех самых пор, когда она увидела лицо матери, вернувшейся в дом после уборки машины.

— Ни разу, — ответила она. — С тех пор ни разу.

Мэл вскочила на ноги и бросилась к лестнице:

— Пойдем. Надо спросить разрешения.

В конце концов Мэдди поняла, что приходить к Треве не стоило. Заправив шестую кастрюлю маникотти горой свеженатертого пармезана, которого хватило бы, чтобы усыпать все улицы и дворы Фрог-Пойнта, Трева вдруг загорелась идеей обшарить вещи Брента, чтобы найти улики.

— Нет, — сказала Мэдди. — Ни за что. Мы не станем копаться в его шмотках.

— Почему это? — Трева уселась напротив, от всей души радуясь своему плану. — Мы можем найти какую-нибудь вещь, которая подскажет нам, что происходит. Например, письма, предметы.

— Письма? — Мэдди бросила на подругу недоверчивый взгляд. — Брента не заставишь записать хотя бы номер телефона, а ты собралась искать любовные письма.

— Ну, тогда что-нибудь еще. Где он будет сегодня вечером?

Мэдди задумалась, припоминая, какой нынче день. Ага, четверг.

— Сегодня Брент играет в кегли со своим папашей.

Трева просияла, и Мэдди почувствовала тревогу. Очень уж легкомысленно подруга отнеслась к ее неприятностям.

— Замечательно! Сегодня вечером устроим шмон. У меня есть и другая идея. — Трева наклонилась вперед. — По-моему, ты должна изменить Бренту, чтобы сквитаться с ним. И я даже знаю, с кем ты это сделаешь. Помнишь парня, похожего на черного ворона, он еще бегал за тобой в старших классах и постоянно с кем-нибудь дрался? А вообще-то он был ничего, хотя и взбалмошный какой-то. Помнишь?

— Нет. — Мэдди посмотрела на Треву и увидела, что обмануть подругу ей не удалось.

— Конечно, помнишь. У него были такие огромные глаза и дряхлый автомобиль с задним сиденьем размером с вашу гостиную. — Трева сделала паузу для пущего эффекта и произнесла: — Кей Эл Старджес.

Мэдди подперла руками подбородок, показывая всем видом, что слова Тревы ее не интересуют.

— Помню, но смутно, — сказала она.

— Так вот, я встретила его вместе с Шейлой Бэнкхед у полицейского участка. Он выглядит намного лучше прежнего. У него пропали эти птичьи ухватки, зато он по-прежнему живчик, что в тридцать восемь даже привлекательно.

— Семь.

— Что?

— Ему тридцать семь. Он на год младше нас с тобой. Но какое отношение Кей Эл Старджес имеет к моему разводу с Брентом?

Ну вот, пожалуйста. На сей раз произнести это слово оказалось гораздо проще.

— Я уже сказала. Тебе нужно поквитаться с Брентом. Первым делом ты должна ему изменить.

— С Кей Элом Старджесом? — Мэдди от души рассмеялась.

Некоторое время Трева терпеливо ждала, потом спросила:

— Почему бы и нет?

Мэдди умолкла и посмотрела ей в глаза:

— Потому что я не наступаю дважды на одни и те же грабли.

— Так ты трахалась со Старджесом?

Хлопнула задняя дверь дома, и ворвавшаяся в кухню Мэл закричала:

— Мама! Разреши нам…

— Вон отсюда! — Трева даже не повернула головы. Дождавшись, когда дверь захлопнется, она подалась к Мэдди: — Так это правда? И ты ничего не сказала мне?

— Как-то не пришлось к слову. — Мэдди потерла рукой лоб, заставляя себя не углубляться в воспоминания о вечере, проведенном на заднем сиденье машины Кей Эла.

Трева все не унималась:

— Вот это да! Мне казалось, ты не в силах скрывать от меня свои тайны хотя бы двадцать минут, а уж тем более — двадцать лет. Неужели даже твоя матушка не пронюхала?

— Слава Всевышнему, нет. — Мэдди вздрогнула от одного предположения, что такое могло случиться. — Я никому ничего не сказала. Ты только представь, что началось бы, если бы это выплыло наружу?

— И заметь, он тоже держал язык за зубами, — подхватила Трева. — Не сомневаюсь, что для этого ему пришлось проявить немалую выдержку.

— Я никогда об этом не думала, — удивленно протянула Мэдди. — Очень любезно с его стороны. — Она замолчала, припоминая мысли, которые тогда бродили у нее в голове. — Пару недель я была сама не своя, страшно переживала, но менструация наступила в срок, и сразу произошло столько всего, что я думать забыла о своих тревогах. Как раз был конец учебного года, и вдруг вы с Хауи женитесь — вот суматоха-то началась! А потом мы окончили школу, и я поступила в колледж. Кей Эл навсегда уехал из города; я даже потихоньку забыла о нем и не вспоминала вплоть до нынешнего дня. Он сказал, что ему надо поговорить с Брентом.

— С Брентом? О чем?

Мэдди захлопала ресницами.

— Видишь ли, я у него не спрашивала. Мне это было неинтересно. — Она глубоко вздохнула и наконец задала мучивший ее вопрос: — Трева, ты должна сказать мне правду. Неужели все вокруг уже знают об этом? Неужели я, как всегда, все узнаю последней? Боюсь, я не смогу…

В дверь просунулась голова Эм, и Мэдди заставила себя улыбнуться.

— Привет, крошка, — сказала она.

— Привет. — Эм вошла в кухню и облокотилась о стол. Мэдди заметила на лице дочери напряженную гримасу. — Тетя Трева, можно я останусь у вас на ночь? Мы с Мэл хотим сравнить наши школьные списки, может быть, мы купим что-нибудь на двоих и сэкономим деньги.

— Какая ты бережливая, — отозвалась Трева, не отрывая глаз от Мэдди. — Конечно, оставайся.

— Класс! — Эм скользнула к двери, и женщины услышали, как она кричит: — Мэл! Ура!

— Вы никуда не собирались пойти вечером? — поинтересовалась Мэдди. — Я вовсе не хочу вешать Эм тебе на шею.

— Все в порядке, — Трева явно не возражала. — Чтобы закатить Бренту хороший скандал, ты должна остаться с ним наедине. Если я не смогу посидеть с девочками, за ними присмотрит Три. Сейчас дети — наименьшее из наших затруднений.

— Наоборот, Эм — моя главная головная боль, — возразила Мэдди, откидываясь на спинку кресла. — Порой мне снятся кошмары, в которых Эм узнает то, что уже известно всем вокруг.

— Откуда мне знать, что известно другим? Я могу говорить только за себя, — отрезала Трева. — И если ты хочешь получить ответ на свой вопрос, вот он: до сих пор я понятия не имела об изменах твоего мужа. — Трева положила ладонь поверх руки Мэдди. — Забудь на секунду об Эм. Чего бы ты хотела, если бы в этой истории не была замешана твоя дочь?

— Думаю, в таком случае я ушла бы от Брента, — сказала Мэдди. — Разумеется, если забыть еще и о моей матери, и о городе, который увидит первый развод в истории семейства Мартиндейлов, о родителях Брента, которые на меня насядут… Да и сам он вряд ли будет сидеть сложа руки — в прошлый раз Брент сопротивлялся как лев. А еще…

Трева сжала ее пальцы.

— Неужели ты не можешь хотя бы секунду не думать об окружающих? Чего хочешь ты, ты лично? Мэдди даже растерялась.

— Не знаю. — Она попыталась сосредоточиться. — Наверное, мне бы захотелось остаться в полном одиночестве. Думаю, мне бы это очень понравилось. Делать что в голову взбредет и плевать на то, что думают соседи. Это было бы чудесно. — Мэдди выпрямилась, и Трева отняла руку. — Помнишь о моей фантазии насчет банка и прогулки голышом? У меня была и другая мечта — оказаться на пустынном острове с огромным запасом шоколада и книг. Мэдди Мартиндейл наедине с коробками шоколадной карамели и полным собранием сочинений всех авторов на свете. И никаких тебе соседей.

— Я тоже думала о чем-то в этом роде, — сообщила Трева. — Только в моих мечтах фигурируют шоколадки и Гаррисон Форд. И в один прекрасный день мне приходит мысль: «На кой черт мне сдался этот Гаррисон Форд? Если бы не он, я бы могла забыть об изнурительной гимнастике».

— А мне хватило бы одиночества, — сказала Мэдди. — Только я, и никого кроме. На веки вечные.

— Ну нет. — Трева вздернула брови. — Максимум две недели, а потом я бы потребовала вернуть мне мою семью. Даже Хауи, каким бы болваном он ни был.

— А я бы хотела навсегда, — сказала Мэдди и поерзала в кресле. — Но вряд ли смогла бы, потому что умерла бы без Эм. Впрочем, все это пустые фантазии. Я обречена жить в этом городе. У меня есть мать и дочь, о которых я должна заботиться, и я обещала Бренту до конца своих дней делить с ним радость и печаль, так что забудем о необитаемых островах. — Она покачала головой и добавила: — Я сама не знаю, чего хочу. Наверное, мне следует подумать о том, что я могу.

— Ты можешь развестись, — напомнила Трева. — Бросить его.

— А если Брент не изменяет мне и всему этому найдется какое-то другое объяснение? Ведь в жизни случается всякое.

Трева закатила глаза.

— Отлично. Коли так, поговори с ним, но только не сиди, действуй!

«Поговорить с ним. Сказать ему: „Брент, я ухожу от тебя. Забираю Эм и ухожу“. Последние пять лет ее жизни исчезли, словно их и не бывало. Мэдди вновь окунулась в прошлое, и это прошлое показалось ей настоящим кошмаром. Она почувствовала, как тяжелеют ее веки. Нет, она не заплачет. Она не станет сидеть на кухне лучшей подруги, вызывая жалость к своей персоне. Мэдди вскочила, желая только одного — убежать, пока из ее глаз не хлынули слезы.

— Ты права. Я так и сделаю. Но теперь мне пора идти.

— Как хочешь, — сказала Трева. — Поговорим потом. Ты в порядке?

— Лучше не бывает, — отозвалась Мэдди и поспешно отправилась искать свою дочь.

Стояла невыносимая жара. Пока Мэдди шагала по Линден-стрит, ведя Эм домой, ей казалось, что воздух буквально придавливает ее к земле. За минувшие годы Мэдди прошла по Линден-стрит не меньше миллиона раз. Когда-то она жила с матерью в старом желтом коттедже в двух кварталах от Тревы, а Трева жила там же, где жила сейчас с Хауи — в доме, доставшемся ей от родителей, которые переехали в район кондоминиумов у реки. Сколько раз Мэдди, задыхаясь, мчалась по Линден-стрит к Треве, переполненная замыслами и свежими новостями, сколько раз ездила в школу и на свидания с Брентом, который купил ей дом на Линден-стрит, потому что Мэдди любила эту улицу и хотела жить неподалеку от Тревы… с Брентом, который когда-то умел быть любезным и неотразимым, а теперь изменял ей.

«Ты вправду ненавидишь Брента?» — спросила себя Мэдди. Бывает так, что любишь человека и одновременно ненавидишь его; однажды Мэдди уже чувствовала к Бренту нечто подобное — после происшествия с Бет. Но теперь она ощущала лишь гнев, ярость, озлобление. В ее душе не осталось любви, которая могла бы перебороть иные чувства. К своему ужасу, Мэдди вдруг поняла, что она не в силах сдержать слезы. Испугавшись, что Эм увидит ее заплаканное лицо, она воскликнула: «А ну, кто быстрее доберется до машины?» — и, преодолев бегом последний квартал, без сил повалилась на водительское кресло своего «сивика», задыхаясь, но уже не плача.

Минуту спустя в машину влезла Эм. Она захлопнула за собой дверцу и сказала:

— Это нечестно. Ты обошла меня на старте. А куда мы поедем? Почему не в папиной машине? Она ведь лучше.

«Потому что я никогда и ни за что не сяду больше в его машину».

Мэдди завела мотор и ответила:

— Моя машина не хуже. Мы поедем искать папочку.

Эм тут же утихла.

— Ладно, — только и сказала девочка.

Мэдди поймала ее взгляд и улыбнулась, изо всех сил напрягая мускулы лица, заставляя его делать то, чего ему никак не хотелось делать.

— Мы спросим его, что он хочет на обед.

— Ладно, — повторила Эм, по-прежнему настороженно глядя на мать.

Мэдди вывела автомобиль на улицу, и Эм тут же опустилась пониже, чтобы никто не заметил ее сидящей в этой дряхлой колымаге. Мэдди же считала свой «сивик» одной из немногих побед, которых она добилась за время супружеской жизни. Вспомнив об этом, она судорожно стиснула руль. Брент долго уговаривал Мэдди сдать «сивик» в обмен на новую машину, которую он хотел ей купить, и как-то раз даже вызвал тягач, чтобы тот увез старушку на свалку; но в самую последнюю минуту Мэдди бросилась плашмя на капот, и водителю тягача пришлось уехать ни с чем. «Я люблю эту машину, — заявила Мэдди. — Я купила ее на собственные деньги. Она никогда не ломается, и я чувствую ее всей душой. Чтобы изучить машину не хуже, чем я знаю свой „сивик“, требуются годы. Я хочу, чтобы меня похоронили в моей машине». Брент перестал уговаривать Мэдди, он только посмотрел на жену так, будто у нее поехала крыша.

Должно быть, именно потому он и завел любовницу: к этому его подвиг стыд за машину Мэдди — стыд, который лишь усугубляло ее слабоумие.

Он изменяет ей. Даже если забыть все, что сказала Трева, иного объяснения нет и быть не может. И не зря Трева закатывала глаза. У Брента появилась любовница.

Мэдди миновала автозаправку и покатила по центральному району города навстречу мужу и бесславному концу супружеской жизни, слушая по радио «Бродяг» и стараясь забыть о своих горестях. Знакомые улыбались и махали ей рукой; Мэдди улыбалась и махала в ответ, ловя на себе одобрительные взгляды. Ее любили в городе. В глазах сограждан она была Прелестью и Умницей. Какая это мука — служить идеалом захолустного городка; но Мэдди была тем, чем была, и, может быть, это составляло основную часть ее существа. Ей в голову пришла ужасная мысль: что, если она столь яростно сопротивляется желанию развестись только оттого, что развод — удел дурных женщин? Глупо. Впрочем, не совсем. Не будь она Прелестью и Умницей, Мэдди и сама не знала бы, существует ли она на самом деле.

Она попыталась занять себя более приятными мыслями. В конце лета Фрог-Пойнт был особенно красив. Его улицы словно пологом укутывали кроны старых вязов и дубов с густой листвой. Ветви деревьев смыкались над головой, и Мэдди ехала в их пятнистой тени, чувствуя себя защищенной от невзгод. Корни могучих гигантов приподнимали серые бетонные плиты тротуаров, превращая их в потрескавшиеся замшелые волны. Когда-то, еще девчонками, Мэдди и Трева воображали, что это высокие горы, катались по их склонам на роликовых коньках и играли в «классы». А теперь Эм с Мэл занимались тем же самым, не ведая зловещих опасностей, которые подстерегают маленьких детей в больших городах. При всех своих недостатках — а их не счесть — Фрог-Пойнт был родным домом. Всю жизнь он держал Мэдди в своих теплых мягких объятиях, заботливо следя за каждым ее шагом. Если бы не Брент, жизнь во Фрог-Пойнте была бы вовсе не так уж и плоха. Даже с Брентом она чувствовала себя здесь вполне сносно. Она была неотделима от этого городка.

«Бродяги» умолкли, и из динамиков полилась «Полуночная прогулка» в исполнении Пэтси Клайн. Все ее песни неизменно были посвящены несчастной любви, и Мэдди находила в этом некое утешение; уж если даже такая женщина, как Пэтси, столь глупо ведет себя с мужчинами, то Мэдди вполне могла считать, что для нее еще не все потеряно.

В зеркальце заднего обзора, стремительно увеличиваясь в размерах, появился старинный бежевый «датсун». Его водитель притормозил буквально в последнюю секунду, едва не поддав под зад автомобилю Мэдди. «Датсун» был еще древнее ее «сивика» и выглядел таким дряхлым, что можно было подумать, будто бы на нем гонял сам Кей Эл в дни своей былой славы. Мэдди припомнила, каким он был тогда — дерзким, полным нервной энергии, — и ей на секунду захотелось вернуться в те времена, когда она еще не натворила непоправимых ошибок, когда еще могла предпочесть Кей Эла Старджеса Бренту. Но тогда у нее не появилась бы Эм, а Эм перевешивала любые соображения. Мэдди выбросила из головы Кей Эла и прочие воспоминания, в то время как ее автомобиль продолжал катить к конторе мужа.

Однако «датсун» вновь напомнил о себе яростным скрежетом тормозов. Он нагнал Мэдди и вновь лишь чудом успел затормозить, едва не разнеся ей багажник.

— Что ты делаешь, черт побери? — воскликнула Мэдди, глядя в зеркальце. «Датсун» отвалил в сторону и нырнул в переулок, демонстрируя презрение к медлительному «сивику». Но разве кому-нибудь захочется мчаться во весь опор навстречу катастрофе, особенно если рядом сидит твой ребенок? Мэдди глубоко вздохнула. Эм ждали суровые испытания, и это было хуже всего. Она никогда не простит Брента за то, что он причинил боль дочери, которая так его любит.

Но Мэдди не собиралась прощать Бренту и тех страданий, которые он причинил ей самой. Проезжая по прохладным тенистым улицам, она дала полную волю своему гневу. Брент опять выставил ее дурой; если она его бросит, ей придется терпеть унизительное сочувствие города, не имея возможности ответить тем же. Трева была права: она обязана найти способ отомстить Бренту. И тут перед мысленным взором Мэдди появился Кей Эл, стоящий на крыльце ее дома, широкоплечий, сильный, улыбчивый. Превратившись во взрослого мужчину, он стал чертовски хорош.

Ну нет. Ни за что. У Мэдди и так хватало забот. Даже если забыть о том, что супружеская неверность — это плохо, совершить измену во Фрог-Пойнте означало породить лавину самых невероятных слухов, из которых потом можно составить целый телесериал.

И тем не менее размышления о мести были приятны. Мэдди вдруг осознала, что она с удовольствием ошеломила бы город, показав себя Противной Девчонкой — если уж не на деле, то хотя бы в мыслях.

Теперь по радио передавали песню Ребы Макинтайр. Мэдди свернула за угол и тут же затормозила, едва не наехав на крохотного пестрого щенка. Тот сидел на самой середине дорожной полосы, не обращая на машину ни малейшего внимания.

— Я не тороплюсь, — сказала Мэдди щенку, а Эм тут же рассмеялась.

Потом девочка умолкла и повернулась к матери, поблескивая из-за стекол очков широко распахнутыми невинными глазами.

— Готова спорить, эта собачка бездомная, — сказала она. — Давай возьмем ее с собой.

Мэдди посмотрела поверх руля, разглядывая щенка. На нем был красный ошейник с табличкой.

— Это домашний щенок, Эм, — ответила она. — Вероятно, возвращается к своему хозяину.

— Тогда мы могли бы купить другого щенка, взять его в дом, а значит, совершить добрый поступок, — предложила Эм.

Мэдди откинулась назад. Наконец ей стала ясна причина сегодняшнего ангельского поведения дочери.

— Давай выкладывай, что у тебя на уме, — велела она. Эм приподнялась на сиденье, чтобы казаться выше.

— Я хочу собаку, — сказала она. — Я хорошо себя вела. И у меня скоро день рождения.

— Ты родилась в январе, — напомнила Мэдди.

— Я так и знала, что ты это скажешь, — запричитала Эм. — Но нам же на самом деле нужна собака. Очень, очень нужна.

— Ты просто насмотрелась фильмов, — попыталась укротить дочь Мэдди. — Имей в виду, Эм, держать собаку не так-то легко. Ты должна ухаживать за ней, кормить…

— Я знаю! — воскликнула девочка с таким торжеством, что Мэдди поняла: Эм действительно знает. Перегнувшись через спинку сиденья, Эм вытащила пачку библиотечных книг. — Вот, я все изучила, — гордо заявила она.

Мэдди посмотрела на обложки. «Собака в доме», «Полный курс собаководства», «Кинология», «Собачья диета». И это было далеко не все — на коленях у Эм лежало еще несколько книг.

— Я уже прочла их, даже самые трудные, — сообщила девочка, — и знаю, как заботиться о щенке. Прошу тебя, мамочка!

Голова Мэдди была забита более насущными делами, и первым ее желанием было сказать «нет»; но Эм так настойчива… К тому же Брент наверняка взбесится, увидев дома собаку. Это соображение решило дело. Помимо прочего, щенок помог бы Эм пережить тяжелые времена, если бы родители действительно решили развестись.

Эм смотрела на мать с таким видом, будто от ответа зависела ее жизнь.

— Ладно, — сказала Мэдди. — После встречи с папой заедем в приют для бездомных животных.

— Ура! — Эм запрыгала на сиденье.

— Но только если ты будешь сама ухаживать…

— Буду! Буду! Обещаю, мамочка! Я все знаю, все умею! — Эм продолжала подпрыгивать, а ее рот растянулся до ушей.

Щенок на дороге перестал чесаться и зевнул; Эм вновь рассмеялась. Мир на секунду вновь стал прекрасен и удивителен. «Может быть, не стоит ехать в компанию к Бренту, — подумала Мэдди. — Может, лучше прямо сейчас отправиться за собакой. Или даже остаться здесь, на дороге».

Она посмотрела в зеркальце и увидела дряхлый «датсун», который на полной скорости выруливал из-за угла.

Мэдди повернулась, чтобы предупредить Эм, но ее голос перекрыли визг шин, скрежет тормозов и душераздирающий стон мнущегося металла. Что-то толкнуло ее в спину, ее голова метнулась вперед, а сиденье — назад, радиоприемник умолк, а потом затылок Мэдди безвольно вмялся в подголовник за ее спиной.

Глава 3

— Эм, — пробормотала Мэдди, когда все вокруг замерло на месте.

Эм, пристегнутая ремнем и потому невредимая, сидела в кресле, широко распахнув глаза.

— Я в порядке, мама, — сказала она.

— Ты уверена? У тебя не повреждена шея? — У самой Мэдди шея мучительно болела.

— Да нет, все нормально. Ну и ну. Он таки врезался в нас.

Мэдди с усилием вытолкнула дверцу, и на асфальт посыпались кусочки металла. Чувствуя головокружение, она вылезла из машины. Все вокруг казалось чересчур ярким и вместе с тем нечетким, смазанным. Мэдди осторожно двинулась в обход машины к «датсуну». Под ногами хрустели осколки стекла. Радиоприемник кричал что-то грубое и неприличное, и Мэдди пожалела, что не может ответить тем же. Малейшее усилие причиняло ей невыносимые страдания.

Водитель «датсуна» сидел за рулем, держась руками за голову и постанывая. Мэдди наклонилась к нему, желая убедиться, что тот цел. Это был школьник, худосочный бледный светловолосый мальчишка. Мэдди знала его в лицо, но имени не помнила.

— Ты в порядке? — спросила она. — Ты ударился головой? Ты был пристегнут ремнем?

— Моя машина… Я здорово в вас вляпался… Разнес машину вдребезги…

— Твой приемник работает. — «Поганец ты этакий», — добавила про себя Мэдди. Злость, распиравшая ее весь день, едва не выплеснулась наружу, и она чуть было не заорала на мальчишку, но вовремя вспомнила, что он тоже пострадал в аварии и нет никакого смысла еще усугублять положение бедняги, даже если он — законченный болван. Взять того же Кей Эла Старджеса. Жертвами его лихачества неизменно оказывались ограждения да придорожные канавы, но люди — никогда.

Мальчишка вновь застонал, упорно пряча глаза. Мэдди выпрямилась и пошла осмотреть свой автомобиль.

«Сивик» погиб безвозвратно. Его багажник вмяло в салон, и теперь он находился на месте заднего сиденья. При всем своем невежестве в области автомобильной техники Мэдди понимала, что никому не удастся выправить ее машину — уж очень она была стара.

Нет, все-таки надо было накричать на сопляка. Он дважды чуть не поддал ей под зад, и посмотрите, чем все это закончилось.

— Вот это да, — сказала Эм, когда наконец выбралась наружу.

«Моя машина…»

— Значит, теперь мы купим новую? — спросила Эм.

— Как вы думаете, ваша страховка покроет убытки? — осведомился неудачливый водитель, подойдя ближе.

Мэдди повернулась и взглянула на него. «Убить тебя мало», — подумала она и побрела к «сивику», осторожно переставляя ноги.

Мальчишка потащился следом, и в этот миг подъехала полицейская машина.

Мэдди уселась в «сивик» и прижалась лбом к рулевому колесу. Патрульный, молодой человек, проваливший лет пять назад экзамены в ее классе прикладных искусств, спросил права Мэдди, и Эм выудила их из перчаточного ящика. Полицейский держался вежливо, но он задавал слишком много вопросов, и Мэдди сбилась с толку. Потом он спросил, как она себя чувствует.

— Я хотела, чтобы меня похоронили в этой машине, — устало ответила Мэдди, и патрульный тут же связался со «Скорой помощью», сообщив о том, что у пострадавшей, вероятно, сотрясение мозга.

Брент, высокий, загорелый, внушительный и уверенный в себе, дожидался Мэдди в приемном покое.

— Я позабочусь обо всем, — заявил он и, отвернувшись, спокойным голосом заговорил с юным врачом и еще более молоденькой медсестрой.

«Я ненавижу тебя», — хотела сказать Мэдди, но подумала, что говорить об этом в присутствии Эм было бы неблагоразумно.

В кабинете воняло дезинфекцией и спиртом, а лекарства, которые дали Мэдди, оставляли во рту металлический привкус. Мэдди замерзла, смотровой стол казался ей слишком высоким, она хотела домой, но Брент все еще разговаривал с медиками.

От нечего делать Мэдди стала разглядывать мужа. Интересно, способен ли Брент увлечь другую женщину? Он уже начинал полнеть, но все еще был красив, словно молодой крупный бычок. Темная прядь волос, вечно падающая ему на глаза. Непокорный вихор, торчащий на макушке. Ямочки на щеках. Нахальная улыбка. Ублюдок. Брент двинулся к ней, расправив плечи, и медсестра с интересом посмотрела ему вслед. Он приблизился к Мэдди вплотную, и она отодвинулась.