Человек жадно чавкал, поглощая металлическую спинку кровати, и не замечал Дмитрия Дмитриевича. Он оторвался от своего занятия с таким видом, словно сказал себе: "Ну, этого мне достаточно..." Выпрямившись, он неверной походкой приблизился к письменному столу и, оторвав медные ручки от ящиков, также отправил их в рот.
      - Хочу медь! Медь! - тихо сказал он.
      - Вы что? Что вы делаете? Вы голодны? - растерянно спросил Дмитрии Дмитриевич. Человек не обернулся.
      - Да, - проговорил он. - Да, я голоден. Я голоден, и мне очень многого не хватает. Мне не хватает кадмия и ниобия, вольфрама и сурьмы, мне многого не хватает!
      - На чем же вы будете спать? Вы же испортили кровать...
      Человек не ответил.
      - А картина? А осциллограф?..
      - Мне нужен был кадмий. Кадмий содержался в красных пятнах этой материи... - Он говорил как во сне и тихонько покачивался на -прямых ногах.
      Дмитрий Дмитриевич помолчал. Видимо, у Человека снова был странный приступ оцепенения, свидетелем которого Дмитрию Дмитриевичу приходилось быть уже не один раз.
      - Одевайтесь, - нерешительно сказал Дмитрий Дмитриевич. - Одевайтесь и идемте... Человек обернулся и вдруг ожил.
      - Куда? - спросил он, одним движением надевая гимнастерку.
      Дмитрий Дмитриевич обратил внимание на то, что латунных пуговиц с пятиконечными звездочками на ней уже не было.
      - Вы не думайте, что я этим питаюсь, - сказал Человек, поймав взгляд Дмитрия Дмитриевича, устремленный на пучки ниток в тех местах, где были пришиты пуговицы. - Мне это нужно. Мне не хватает ниобия и вольфрама, кадмия и...
      - Понятно, - прервал его Дмитрий Дмитриевич. - А мне сейчас нужно, чтобы вы отправились вместе со мной к одному моему приятелю.
      - К нему домой?
      - Нет, в лабораторию.
      - В лабораторию! Это интересно... В ваших лабораториях хранятся самые различные вещества. Я смогу там получить медь и вольфрам?
      - Сколько угодно. Я постараюсь попросить моего приятеля... Если вы ему понравитесь...
      - Он настоящий ученый? Может быть, как ваш Пшеничный?
      - Да, настоящий, и я думаю, что вы ему понравитесь, если только не начнете с того, что сожрете какой-нибудь важный прибор.
      - Нет, нет, меня не интересуют приборы, мне нужно вещество.
      Дмитрий Дмитриевич уже почти не сомневался в том, что перед ним нечеловек...
      Аркадий Владимирович ждал их, и, когда они выписывали пропуск и препирались по поводу того, что на временном удостоверении Человека не было фотокарточки, он сошел вниз и помог уговорить служащего, выписывающего пропуска.
      Он окинул Человека небрежным и равнодушным взглядом и повел гостей по коридору. Вскоре они вышли на галерею, которая тянулась вдоль стены огромного зала на уровне второго этажа. Галерея была затянута металлической сеткой с крупными ячейками. Посередине зала испытывался гигантский трансформатор величиной в пятиэтажный дом, и между блестящими шарами, диаметром в несколько метров, проскакивала искусственная молния, сопровождаемая могучими громовыми раскатами, похожими на пушечные выстрелы.
      Поведение Человека стало странным. Его походка изменилась, он шел, чеканя шаг, с полузакрытыми глазами, и каждый разряд сопровождался болезненным подергиванием его лица. Казалось, блеск и грохот разрядов причиняют ему невероятную боль.
      - Это защита? - спросил Дмитрий Дмитриевич, показывая на сетку.
      Аркадий Владимирович кивнул.
      - Скорее отсюда, скорее, - негромко сказал Человек.
      - Ему нехорошо... - прошептал Аркадий Владимирович.
      Галерея окончилась, и Человек устремился в открытую дверь нового коридора. Он обогнал и Аркадия Владимировича, и Дмитрия Дмитриевича.
      - Нам налево! - крикнул Аркадий Владимирович.
      Он стал очень сосредоточенным, и Дмитрий Дмитриевич понял, что его равнодушие к человеку было напускным.
      - Я кое-что придумал, - успел шепнуть Аркадий Владимирович на ухо Михантьеву. (Они задержались у дверей лаборатории.) - Ты обратил внимание на его поведение в экранизированной галерее и на его реакцию на электрические разряды? Где ты его откопал?
      Дмитрий Дмитриевич только усмехнулся в ответ.
      Они вошли в лабораторию, где восемь инженеров и техников собирали макет какой-то очень сложной установки, от которой тянулись пучки проводов.
      Провода расходились по всей комнате и присоединялись к черным коробкам измерительных приборов, блестящими стальными прищепками - "крокодильчиками" цеплялись за обнаженные клеммы осциллографов. Трое инженеров сидели в стороне и что-то вычерчивали, нетерпеливо и напряженно наморщив лбы. На Человека никто не взглянул, никто не поднял головы.
      - Вы посидите за этим столом, - сказал Человеку Аркадий Владимирович, вот вам стопка журналов. А мы немного побеседуем с Дмитрием Дмитриевичем.
      - Не забудьте, - сказал Человек, - про медь и вольфрам. - Что?
      - Нет, нет, я не забуду, - торопливо ответил Дмитрий Дмитриевич.
      - О чем вы будете разговаривать? - вдруг забеспокоился Человек.
      - Это касается семьи, семьи Аркадия Владимировича, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
      - Семья? Это комбинация из ближайших родственников?
      - Да, да, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Комбинация...
      Аркадий Владимирович открыл дверь своей рабочей комнаты и, обернувшись, впервые внимательно взглянул на Человека.
      - Я удивляюсь тебе, Дмитрий! - сказал Аркадий Владимирович, когда они остались одни. - Удивляюсь! Ты что, с ума сошел?! Да как же ты можешь такое событие держать в тайне? Я не хочу ему показывать, насколько я заинтересовался... Это же посланец какого-то другого мира! Ты это. знаешь?
      - Боюсь, что тут сложнее... Аркадий! У меня очень серьезное подозрение, что он вообще нечеловек, что это робот, автомат.
      Аркадий Владимирович нетерпеливо махнул рукой.
      - Я тоже подумал это, когда увидел, как он реагирует на разряды в нашем зале испытаний... Но у него совершенно человеческая мимика... И как ты смеешь секретничать? Ты совершаешь преступление! Да это и вообще небезопасно!.. И какие у тебя данные, что он не принадлежит к живой природе, что он создан искусственно?
      Дмитрий Дмитриевич вынул из кармана пиджака рентгенограмму, полученную от Геннадия Матвеевича вчера вечером, и рассказал ее историю.
      - И, кроме того, - сказал он, - сегодня утром он повел себя совсем уже откровенно. Учинил полный разгром в моей комнате, изгрыз спинку кровати, на которую мы его укладывали спать, а сейчас требует - слышишь? - требует меди...
      - Я слышал... Не давать! Не давать ни в коем случае!.. Неслыханно! Аркадий Владимирович зашагал по комнате, потирая руки. - Да, да, это может быть очень опасно. Позже ты мне все подробно расскажешь, а сейчас... Ни в коем случае не давать ему того, что он просит. Он может такое учинить... Он, видимо, хочет изготовить еще пару себе подобных-.
      - Я тоже об этом подумал. Но до сих пор он вел себя очень и очень покладисто. И я еще .не хотел бы... изменять к нему отношение... Нужно было бы привлечь, теперь уже по настоящему, медиков, устроить консилиум...
      - Что ты говоришь! Какая там медицина, какие консилиумы? - свирепо сказал Аркадий Владимирович. - Я немедленно созваниваюсь с самыми крупными специалистами по автоматике и кибернетике. Мы сможем к завтрашнему утру составить такой "ансамбль" из шести-семи докторов наук, что из твоего Человека все вытрясем: мы разденем его, понимаешь? И это нужно делать немедленно. Он, может быть, против своей воли будет источником громадных открытий. Я сейчас припоминаю свое ощущение в тот момент, когда я пожал ему руку. Это не рука человека! О чем тут говорить...
      - Скажи, Аркадий, но, может быть, у него все-таки земное происхождение?
      - Что? О нет, это совершенно исключено. Здесь результат не земной науки... Такой автомат мы сможем сделать только через сто - двести лет... Это разведчик! Понимаешь? Разведчик-автомат!
      - И все-таки я и сегодня сомневаюсь, человек это или робот, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - Пленку эту не я снимал.
      - Нет, не думаю... На рентгенограмме явно технические детали... Вот что, Димка, сейчас мы разберемся. Есть мысль. Ты ни во что не вмешивайся, я сейчас тебя проведу в нашу экранную камеру, где мы испытываем генераторы.
      - Но я там помещусь? - спросил Дмитрий Дмитриевич.
      - Это целая комната. Под полом железный лист, стены из латунной сетки, причем двойной, дверь также обита сеткой. Стоит только войти в такую комнату, закрыть дверь - и все... Ни одна радиоволна не выйдет наружу, ни одно электромагнитное колебание... Все тщательно пропаяно. Я не помню, сколько килограммов олова ухлопал на нее...
      - Не до конца понимаю... Что наружу не выйдет?
      - Не только из экранной камеры, но и в камеру... Никакая радиоволна туда не проникнет. - Аркадий Владимирович в волнений заметался по комнате. - Идем, Димка, потом все поймешь! Только ты делай вид, что что-то делаешь...
      - Я все-таки не понимаю, для чего все это? Для чего экранная камера, для чего...
      - Вот для чего: если это автомат, робот, то у этого автомата должен быть... есть хозяин! Он кем-то управляется.,. А управлять им можно только излучениями, по радио или еще как-нибудь. И ты, конечно, знаешь, что любое излучение, способное пройти безвоздушное пространство, обязательно по своей природе должно быть электромагнитным... Это радиоволны! Вот чем он связан со своим господином, создателем...
      - Я замечал, - тихо сказал Дмитрий Дмитриевич, - что он странно затягивает ответы. Спросишь его - он помолчит и только тогда отвечает. Правда, сейчас ответы следуют сравнительно быстро, но раньше он чуть ли не по нескольку минут молчал... Я относил это за счет того, что он не совсем освоил наш язык...
      - Затягивал ответы? - переспросил Аркадий Владимирович. - А сейчас уже не затягивает? Это очень о многом говорит... Он мог в паузах ждать приказаний. Да, да...
      - Теперь я понимаю, для чего тебе нужна экранная камера. - Дмитрий Дмитриевич вскочил со стула. С шуршанием рассыпались рулоны чертежей, которые он задел плечом: - Теперь-то я понял! Ты введешь его в экранную камеру, закроешь дверь...
      - И отсеку его от приказаний его хозяина! Он превратится в то, что он есть, - в бессловесный автомат! Но только он не должен ни о чем догадываться! А завтра я жду твоего звонка, вечером приведу всех, кого знаю и кому верю, в боевую готовность. Да мы с него шкуру снимем! А тебе имени нет! Ведь с ним опасно, ужасно опасно: мы еще не знаем, какой камень он держит за пазухой!
      - Об этом я как-то не думаю... Вряд ли может быть так, что техника становится лучше, а люди хуже.
      - Люди? Все вместе они идут к совершенству, а негодяй может всегда найтись. И сколько раз тебе говорить: дело не в технике, а в тех, кто владеет техникой. В сорок первом году техника у немцев была первоклассная, но это не мешало Гитлеру быть дегенератом, а эсэсовцам - убийцами.,.
      - Аркадий, но, может быть, мы зря подозреваем его в чем-то плохом? Ведь он... Ведь я еще не рассказал тебе, какие он чудесные вещи принес нам...
      - Ты извини меня, Дмитрий, но я сразу же почувствовал к нему антипатию... Обещаю тебе, что, если он окажется человеком, живым человеком, постараюсь изменить свое мнение. Одно то, что он, если он автомат, скрывает это, уже о многом говорит. Но у тебя были еще причины...
      - Да, были... Я хотел рассказать о нем, но нужно было все твердо установить, проверить, доказать. Ведь найдутся и такие, которые скажут: "Что? Человек из другого мира? Хватит сказки рассказывать, нечего нас мистифицировать..." Мы вместе с Человеком пытались было поднять шум по поводу одного изобретения, но без доказательств, ясных, непререкаемых, наглядных, нас и слушать никто не захотел.
      - Ты не хотел упустить открытия? Может быть, ты не согласен с тем, что я предлагаю предпринять более решительные действия да еще привлекаю ворох людей со стороны?..
      Дмитрий Дмитриевич нетерпеливо щелкнул пальцами.
      - Какая чушь! Ерунда, его уже видели и врачи, и многие другие... Давай приступать. Где она у тебя, эта экранная камера?
      Они вышли из кабинета и увидели, что вокруг Человека столпились все инженеры лаборатории И пытаются что-то у него отнять.
      - Ар-аркадий Вла-владимирович, - сказал, сильно заикаясь, пожилой инженер. - Это какой-то странный по-посетитель! Он попросил у меня раскаленный па-паяльник, вытащил из паяльника совершенно раскаленное жало и... и отправил его себе в рот!
      - Жало, конечно, медное, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
      - Ну, а какое же еще, - сказал Аркадии Владимирович.
      - Слушайте, при чем здесь... - Пожилой инженер растерянно поглядел на них,
      - Мне нужна медь, - сказал Человек. - А вы мне даете журналы за прошлое тысячелетие!
      - Вы получите! Сейчас вы все получите! - Аркадий Владимирович повернулся к Дмитрию Дмитриевичу и, толкнув его в сторону обитой дерматином узенькой двери, сказал: - Иди, Дмитрий, иди...
      Дмитрий Дмитриевич вошел, в камеру. Там было прохладно, холод металлических листов, которыми был устлан пол, не смягчался ни линолеумом, ни дорожкой. Дмитрий Дмитриевич прошел к длинному столику и сел перед осциллографом. Окна экранной камеры были затянуты двойной яично-желтой латунной сеткой. Камеру, по-видимому, оборудовали наспех и не предусмотрели, что открыть затянутую сеткой форточку будет нельзя. Поэтому в камере было душно.
      - Да, Антон Иванович, - донесся до ушей Дмитрия Дмитриевича голос Аркадия Владимировича, - прошу вас, сейчас же пойдите на склад, скажите, что я сегодня же все оформлю, и принесите оттуда полосу листовой меди.
      - Чистой, - сказал Человек.
      - Да, конечно, рафинированной меди.
      "Не нравится это мне, - думал Дмитрий Дмитриевич. рассеянно поворачивая ручку осциллографа. - Не нравится мне, что Человек так откровенен, так не скрывает того, что он не человек. Или, может быть, где-то во Вселенной живет раса, которая питается металлами? А если нет? Кто знает, может быть, мы накануне каких-то событий... Аркадий прав, нужно спешить!"
      - Мы очень благодарны вам, - зазвенел напряженный голос Аркадия Владимировича (он говорил торжественно и четко). - Мы очень благодарны вам, что вы согласились посетить нашу лабораторию. Мы снабдим вас всем, что вам нужно для вашего здоровья. Но мы слышали от Дмитрия Дмитриевича, что вы просто сокровищница науки будущего, новых идей. Возможно, что вы разбираетесь в автоматике и в телевидении... - Аркадий Владимирович, придерживая Человека за локоть, прохаживался с ним в проходе между столиками.
      - Конечно, - ответил Человек. - Я смотрел ваши журналы, вот эти. Меня удивляет, что вы не применили память при передаче движущихся объектов в телевидении... Нужно передавать только изменения, которые возникают от кадра к кадру... А то, что не меняется, остается в покое, пусть хранит память, искусственная память...
      Они шаг за шагом подходили к экранной камере, из которой нетерпеливо выглядывал Дмитрий Дмитриевич. Аркадий Владимирович вошел в камеру первым. Человек перешагнул ее порог и сразу же метнулся назад, но Аркадий Владимирович быстро захлопнул дверь. Человек остановился на полуслове и забормотал:
      - Что?.. Что?.. Что?..
      Человек преобразился. Он раскинул руки и стал носиться по комнате, ощупывая сетку. Выражение его лица стало безвольным, тупым. Вся его фигура выражала растерянность.
      - Его руки - антенна! - сказал Аркадий Владимирович. - А! Забегал!
      - Но что с ним происходит? - прошептал Дмитрий Дмитриевич.
      - Не слышу, - говорил Человек, ощупывая сетку. - Я не слышу...
      - Кого? Кого вы не слышите? - спросил Аркадий Владимирович. - Подойдите сюда!
      - Не подчиняюсь, - резко ответил Человек. - Я ничего не знаю... Нет сигналов, почему нет сигналов? У меня все в порядке, все работает, почему нет сигналов?
      - Что вы можете делать самостоятельно? - спросил Аркадий Владимирович.
      - Выполнять приказы, видеть, запоминать, двигаться.
      - А если я прикажу вам, мне вы подчинитесь?
      - Нет, - ответил Человек.
      - Что нужно, чтобы вы подчинились мне?
      - Нужно иметь шлем... Нельзя, нельзя подчиняться... Если связь прервана, нужно искать связь, связь искать...
      - Кажется, теперь я кое-что понимаю, - проговорил Дмитрий-Дмитриевич. - Я его таким не видел... Видел, но тогда .он был гораздо спокойнее...
      А Человек метался по камере, цепляясь ногтями, взобрался на потолок, по стене соскользнул вниз и повторял бесконечно, упорно:
      - Связь, связь, связь... Искать, искать, искать...
      - Он повторяет слова инструкции, которая в нем заложена, - сказал Аркадий Владимирович.
      - Если связи нет, нужно пробиваться вверх, - сказал Человек.
      В его руках вдруг оказался длинный оранжевый прут. Человек взмахнул им, и Дмитрий Дмитриевич едва успел отскочить в сторону. Человек проткнул потолок, кисть его руки вначале медленно, потом все быстрее и быстрее начала вращаться. Тонкая белая пыль штукатурки наполнила камеру
      - Нужно кончать, - сказал Аркадий Владимирович, как только прут Человека углубился в потолок.
      - Это ловушка! - закричал Человек. - Это ловушка! - Его лицо снова стало осмысленным. - Сетка! Сетка!
      Аркадий Владимирович быстро открыл дверь экранной камеры. Человек выдернул прут и выскочил первым. Его руки - это было ясно видно - дрожали крупной, частой, совсем человеческой нервной дрожью.
      - Я не ожидал от вас, Дмитрий Дмитриевич, - сказал он. - Не ожидал... После того как я вам столько принес... - Человек согнул прут, еще и еще, с удивлением ощупал его конец и неуловимо быстрым движением спрятал оранжевый жгут в рукаве гимнастерки. - Идемте, Дмитрий Дмитриевич. - Человек первым шагнул из лаборатории.
      - Неприятно получилось, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - И опять нет полной уверенности в том, что это автомат.
      - Полная уверенность, - ответил Аркадий Владимирович. - Полная! И теперь мне ясно, почему он стал отвечать быстрее... Димка, его хозяин приближается к Земле! Понимаешь?! Пока он был далеко, радиоволне или какому-то другому излучению нужно было большое время, чтобы донести к его господину твой вопрос и принести ответ или приказание... Завтра к вечеру мы всё устроим... Но ты будь осторожен...
      - Аркадий Владимирович! - раздался вдруг женский голос. - Георгий Степанович на вас сердится. Что это вам вздумалось без предупреждения наш пол сверлить?
      - Пол? - удивился Аркадий Владимирович.
      - Да, пол. Мы сидим, ничего не подозреваем, и вдруг прямо посередине комнаты появляется вот эта штука. Я как испугалась, как закричу, а Георгий Степанович не растерялся - как стукнет молотком! Еще немного, и нам прибор испортили бы... - С этими словами лаборантка протянула Аркадию Владимировичу оранжевую полоску металла длиной сантиметров в двадцать.
      - Да это же его шпага, шпага Человека, он ей потолок сверлил! - сказал Дмитрий Дмитриевич.
      - Ну да, лаборатория, в которой работает эта девушка, как раз над экранной камерой!
      - Дайте мне это, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - У меня мелькнула мысль: мы, кажется, сейчас точно сможем установить, откуда он взялся... - Дмитрий Дмитриевич выхватил из рук Аркадия Владимировича обломок прута и, засовывая его на ходу в карман, бросился догонять Человека.
      Человек был уже в проходной и молча рвал дверь, которую вахтерша заперла на задвижку.
      - Пропустите их! - крикнул Аркадий Владимирович, сбежав по лестнице. - Вот их пропуска, я их отметил...
      Человек выскочил на улицу. Взяв Дмитрия Дмитриевича за локоть тем же движением, каким за несколько минут до этого его держал Аркадий Владимирович, он, четко выговаривая слова, сказал:
      - Вы хотите знать, кто я? Вы, Дмитрий Дмитриевич, скоро узнаете все, но только вы один.
      "АХ, НА МЕРКУРИИ ВЫ НЕ БЫЛИ?"
      Молодежь нетерпелива. Она торопится и смотрит только вперед. "Потерять год? - говорит семнадцатилетний. - Что вы! Нужно столько сделать, изобрести, создать... Стать писателем, ученым, артистом, строителем, и на все, на всю жизнь, отводится еще какой-нибудь десяток лет, старость-то начинается с тридцати!"
      Так думал и Коля, сидя за тяжелым лабораторным столом в ожидании экзаменатора рядом со своим новым приятелем, Сергеем Кайгородским.
      Люди в походе сживаются. Каждый должен помогать товарищу по походу, иначе всем не дойти до цели, а цель - общая. Чем меньше людей, тем труднее идти. Казалось бы, что на конкурсном экзамене совсем другое. Казалось бы, чем больше в группе "двоек", тем лучше, тем ты, Коля, или ты, Сергей, ближе к лабораториям института, ближе к великим открытиям. И тем не менее конкурсные экзамены не разделили, а спаяли группу. Особенно сдружился Коля с Сергеем. После экзаменов они бродили по улицам и делились планами на будущее.
      С Виталием Коля не виделся - тот "откололся" сразу же на сочинении. Виталий получил "двойку" и больше на экзамены не пришел.
      - Зайду в институт тридцатого августа, заберу документы... На списки студентов посмотрю; Николай Ростиков будет в списках... может быть. - Виталий, сощурившись, проглотил комок в горле.
      - Ничего, Виталька, - ответил ему Коля. - Поступишь через год, а я тебе все буду рассказывать, буду помогать. Да еще неизвестно, сдам ли я...
      Но подошел экзамен по химии, и Коля получил "пять", прибавив балл к своей вечной "четверке". За химией - немецкий язык, по которому Коля получил "три". Еще одна "пятерка", и он в институте! У Сергея было точно такое же положение: его "пятерка" по немецкому оказалась таким же неожиданным подарком, как и Колина "пятерка" по химии.
      И вот последний экзамен - физика. (Это было как раз в то утро, когда Михантьев повел Человека в лабораторию Аркадия Владимировича.) Основательно пощипанная и уставшая группа расселась в аудитории. За окнами высились учебные корпуса института, похожие на поставленные на ребро серые кирпичи, к которым прикрепили десятки высоких труб. Ясное солнце глядело в аудиторию, освещая неизвестно как попавший в институт совсем домашний граненый графин, изготовленный, видимо, из очень хорошего стекла.
      Было известно, что экзаменатор, молодой аспирант, любит ставить в тупик мудреными вопросами о самых простых вещах и в предыдущей группе озадачил всех, спросив, какая папироса больше весит, зажженная или целая. Коля, разглядывая графин, отметил про себя, что радужные блики на потолке и стенах аудитории могут пригодиться как пример дисперсии света на стекле графина.
      Экзаменатор очинил карандаш и вызвал Колю, Сергея и еще двух ребят. Они получили билеты и уселись за соседними столиками. Через несколько минут они с головой погрузились в вопросы...
      Что билет? Билет - это просто. Сейчас нужно было найти именно те детали, указав на которые, можно надеяться на "пятерку".
      Однако, чем глубже Коля вдумывался в содержание первого вопроса, тем больше его захватывало ощущение какой-то пустоты. Вопрос, показавшийся вначале простым, касался устройства плоского конденсатора, однако он не вызвал никаких воспоминаний, не вызвал ничего, о чем стоило бы говорить. Коля, закусив карандаш, мучительно старался вспомнить формулу, по которой определялась емкость плоского конденсатора. "Емкость, емкость, емкость, - взывал мысленно Коля. - В числителе площадь пластин, а внизу? Внизу - расстояние между ними, потом почему-то четыре "пи" и еще что-то..." Но что - он не помнил. А Сергей уже был у доски и, разделив ее на две части, стал готовиться к ответу.
      Дверь заскрипела. Коля поднял голову и увидел человека небольшого роста в синем беретике. Коля не поверил своим глазам. Этого еще не хватало! С достоинством оглядываясь, к столу экзаменатора подходил Евгений Леонович.
      Экзаменатор, увидев Евгения Леоновича, вскочил и вышел ему навстречу.
      - Здравствуйте, Евгений Леонович, - сказал он. - Вы что же, экзаменоваться?
      Евгений Леонович рассмеялся блеющим смешком.
      - Прошло, прошло, знаете ли, мое время! Я с удовольствием проэкзаменовался бы, с удовольствием... Разрешите послушать, о чем вам сегодня будут рассказывать? Я очень интересуюсь нашей сменой, очень.
      Он присел к столу и стал перемешивать билеты; он складывал из них домики, тасовал их, и те, кто еще не получил билета, не могли оторваться от его толстеньких ручек и удивительно изогнутого большого пальца. Палец был толстым, с широким ногтем, и Евгений Леонович его изгибал так, как будто палец был сделан из ваты.
      "Да ведь в числителе стоит эпсилон! - чуть не закричал Коля. - Не в знаменателе, а в числителе, диэлектрическая постоянная среды, помещенной между обкладками конденсатора!" Как ни странно, но вспомнить ему помог палец Евгения Леоновича, имевший отдаленное сходство с завитком буквы "эпсилон". "Ну, а теперь ему бы уйти, ну зачем он здесь?"
      - У кого вы сейчас? - говорил между тем Евгений Леонович аспиранту.
      Они перешли на шепот, но Коля, повернувшись вполоборота (чтобы Евгений Леонович его не узнал), помимо воли, услышал обрывок разговора.
      - Так вас потянула структура металлов, не захотели заниматься спектрами? говорил между тем Евгении Леонович. - Но в связи с экзаменами вы, вероятно, забросили исследовательскую работу?
      - Да... здесь очень трудно, - сказал аспирант. - Ребята устали, у каждого за плечами по четыре сложных экзамена... Очень напряженная атмосфера. Она и мне передается, и я вместе с ними переживаю.
      - Но мне кажется, что эти разговоры о том, что сейчас трудно поступить в вуз, делают свое дело. Подают заявления более разбитные, а не более знающие.
      - Нет, сдают хорошо, готовятся серьезно и отвечают отлично. Я уже четвертую группу пропускаю по физике, и, знаете ли, очень трудно иногда выбирать.
      - Ну, это уж не так сложно. Я могу вам помочь.
      - Но ведь вы не за этим пришли, - сказал аспирант.
      - Я?.. Да... Нет, не только, я просто... Меня интересует... Ну, словом, смена смене идет, не так ли? Вот что я вам посоветую. Переведите экзамен в несколько другую плоскость. Выведите опрос за пределы билета, из плоскости формальных знаний... Смотрите на учащихся с точки зрения более полного комплекса данных, данных будущего исследователя. Наблюдательность, осторожность в выводах, находчивость, смелость в отношении обобщений и тому подобное. Это даст в ваши руки более обширные возможности в отношении отбора. Не то, в конце концов, важно, что пишет экзаменуемый, а как он пишет, как он думает, как морщит лоб... Вот, например, мальчик... - Евгений Леонович указал глазами на Сергея. - Он совершенно не подходит, я нисколько не сомневаюсь, что не подходит. Обратите внимание, он решает задачу, но лоб его чист, никакая мысль его не волнует.. Я вас понимаю, вы еще молодой экзаменатор, но вот такие детали говорят о многом, очень о многом.
      - Кайгородский, - сказал экзаменатор, - вы готовы?
      - Да, - ответил Сергей, - готов.
      Евгений Леонович налил из графина стакан воды и отпил несколько глотков. Коле страшно захотелось пить. Может быть, если бы не было Евгения Леоновича, он подошел бы к столу и попросил разрешения напиться. Но сейчас это было невозможно. Евгений Леонович его, вероятно, сразу же узнал бы. Коля перешел к задаче о разрывающейся в воздухе гранате и, быстро получив ответ, удивился и испугался. Он стал еще и еще раз перечитывать задачу, опасаясь подвоха.
      - Ну, Кайгородский, отвечайте.
      Сергей рассказал о законах электролиза, об опыте, который доказывал существование в металле свободных электронов, начертил схему телескопа, показал решение своей задачи.
      - Как видите, - вполголоса сказал аспирант Евгению Леоновичу, - все в порядке. У меня нет никаких замечаний. Конечно, я могу его спрашивать еще и еще, но только о таких вещах, которые он знать не обязан, о которых он узнает только со временем.
      - Позвольте, я применю свой метод, - предложил Евгений Леонович.
      - Хорошо, - немного растерянно сказал аспирант. Сергей насторожился, мелкие юношеские морщинки разбежались по его лицу, кожа на лбу сжалась гармошкой. Аспирант ободряюще ему улыбнулся.
      - Напишите... Ну что бы вам дать попроще... - сказал Евгений Леонович. Не знаю, не знаю... Ну, хотя бы формулу для определения емкости группы конденсаторов, соединенных последовательно.
      Сергей, повернувшись к доске, стал писать, а Евгений Леонович, не отрывая от него взгляда, протянул руку и нащупал графин. Он повернул графин на сто восемьдесят градусов, подставив солнечному свету другой его бок. Цветные блики, разбросанные стеклянными гранями, скользнули по Колиному лицу. Коля подумал; "Что это он затеял с графином и почему он не уходит?"
      - Благодарю вас, - сказал Евгений Леонович Сергею, а тот уже вывел формулу, привел ее к общему знаменателю и сейчас переворачивал полученную им нескладную дробь. - Благодарю вас... Но еще не совсем, не совсем... Прошу вас, подойдите к столу. Вот посмотрите, пожалуйста, на графин... Мы можем считать его симметричным, хотя на его поверхности есть грани. Так не объясните ли мне одно физическое явление... Вот, кстати, все лучи, пройдя сквозь графин, собрались в одной точке. Не совсем, конечно, в одной, но с должной степенью приближения... Так вот, почему собрались?
      - Так графин-то цилиндрический, в него налита вода, он как увеличительное стекло, как линза...
      - Да?.. Превосходно, превосходно. Но это простои вопрос, не так ли? А вот вам другая задача... Предупреждаю, предупреждаю. - Евгений Леонович, забывшись, говорил теперь громко, он был увлечен. - Предупреждаю, она потребует от вас мобилизации всех ваших знаний - молекулярная физика, процессы лучепоглощения, все, все... Так вот, с точки зрения физики, какая сторона графина, вот этого, должна быть больше нагрета: та, которая обращена к солнцу, или противоположная?
      - Конечно, - ответил Сергей, не задумываясь. - Конечно, та, что обращена к солнцу.
      - Да?
      - Мне кажется... Ну конечно, та, что к солнцу...
      - Да?..
      - Ну как же иначе? Стекло очень сильно поглощает лучи, вода также...
      - Проще всего проверить...